Одиннадцать лет назад
— Остин! — Моника, сидя на унитазе в одежде, держит в дрожащих руках тест, показывающий две полоски. И, чёрт, она не знает, что делать, — Остин! — Что там? — парень заглядывает в ванную комнату, чуть приоткрыв дверь. — Я беременна… — Моника поднимает на него полные слёз глаза и протягивает тест, чтобы парень убедился. Вот только, что делать, тот тоже вряд ли знает. Потому что Монике всего шестнадцать. А Остину Уильямс — её парню — девятнадцать. И это попахивает чем-то не особо законным. Да и вообще, забеременеть в таком возрасте Моника точно не планировала. Она вообще ничего не планировала. Они с Остином в принципе не так уж и часто занимались сексом. Они не так давно вместе, хотя и знают друг друга не один год. — Если родится мальчик, давай назовём Паскаль? — Остин садится перед ней на колени, беря дрожащие ладони девушки в свои. — Ты с ума сошёл? — Моника громко всхлипывает, но Остин тут же обнимает её, прижимая к себе, — ну какой ребёнок? — Наш ребёнок, — он гладит её по коротким волосам, хотя и у самого руки трясутся, — я знаю, что это звучит безумно, но давай оставим? — А учёба? Мне в колледж поступать, — она всхлипывает громче, — а ситуация эта тупая в мире с белоглазыми? Их же всё больше! Даже выйти многие боятся, ты же видел… Мне страшно… — Я знаю, знаю, — парень берёт её лицо в свои ладони, вытирая слёзы, — мне тоже страшно, Ники. Очень страшно. Но вдруг это наш единственный шанс? Я обещаю, я никогда не брошу тебя и ребёнка. Никогда. Я буду рядом всегда, Ники. А аборт сейчас делать едва ли не опаснее со всей этой ситуацией. Ситуация ухудшается, это правда. Уже несколько лет прошло, как появились странные белоглазые существа со скользкими щупальцами. И их всё больше. Люди становятся агрессивнее, атмосфера накаляется с каждым днём. Всем страшно. Некоторые места закрываются, что-то работает в штатном режиме, кто-то спешно покидает страны, где тварей замечено больше. Все надеются, что это скоро закончится, но всё только нарастает. Колледж, в который хотела поступать Моника, находится в соседнем городе. Но не факт, что он всё ещё будет открыт… Монике хотелось бы верить, что всё закончится хорошо, но у неё мало что хорошего было в жизни. Мама умерла, когда ей было семь, отца постоянно нет дома. Он приходит, когда хочет, уходит, когда вздумается, может ударить, пьёт. Где он берёт алкоголь в такое время, Моника не знает… Но это полный набор хренового родителя. Моника устала от этого. Поэтому и живёт с Остином — тот позвал её к себе, когда ей только исполнилось шестнадцать. И это единственное, что было хорошего в её жизни за последнее время. Остин работает — бьёт татуировки. Качественно и не очень дорого. Он и Монике несколько сделал, ещё когда они не встречались. У него тоже большая часть тела забита. И забита красиво, не вразброс. Монике он обещал сделать также, те, которые она выберет. Они знают друг друга едва ли не с детства, так что Моника переехала от тирана-отца к парню без сомнений. И только потом у них случился первый раз, причём Моника сама хотела. Остин ни к чему не принуждал. А беременность… Это вышло случайно, поэтому сейчас она в полном замешательстве. Как в таком мире она вырастит ребёнка? Они с Остином. Остин прав, это может быть единственный шанс, но дико страшно. Что, если всё падёт крахом? Или ситуация в мире станет ещё хуже? Или Остина призовут? Вариантов развития событий множество, и Моника почему-то зацикливается только на плохих. — Мне нужно подумать и всё взвесить, ладно? — она чуть отстраняется от парня, а тот заботливо вытирает ей слёзы. — Конечно. Просто знай, что я рядом, ладно? И плевать я хотел на ситуацию в мире. Потому что у меня свой мир, — он целует Монику в лоб, а та смаргивает крупные слёзы, млея от его слов и нежности. Остин всегда к ней был добр…***
— Паскаль, беги к папе! — Моника кричит в комнату, после чего оттуда выбегает малыш, шлёпая босыми ножками по полу. — Папа! — Остин подхватывает мальчика на руки, целуя в нежные щёки и колясь щетиной, отчего малыш смеётся, — ада ты инёшься? — У меня к тебе тот же вопрос, — Моника, улыбаясь, смотрит на мужа и сына, — когда ты вернешься? Остина призвали. И дома он бывает крайне редко, как и другие мужчины, которых забрали. В городах катастрофический дефицит всего. Все производства встают, некоторые города захватывают белоглазые. Связь почти не работает. С каждым днём ситуация становится хуже. И это ужасно, очень давит на нервы и нагнетает. Но у Моники есть два счастья в её жизни. Остин, с которым они всё же успели расписаться, и их маленькое солнышко, их Паскаль. Моника не смогла отказаться от ребёнка, пусть и в такой отвратительной ситуации. Отказаться от него было сложнее. И теперь она не представляет свою жизнь без него. Не представляет, что было бы, если бы её мальчик не будил её по утрам, не лепетал на своём языке что-то, не капризничал иногда… Паскаль её вытягивает из всех дурных мыслей. Ради него жить хочется. — Я бы с радостью вернулся к вам и остался бы навсегда, но пока не получится, — Остин проходит в квартиру и сажает Паскаля на диван. Сам садится рядом, вздыхая, — Паскаль, покажешь папе свои игрушки? — мальчик с радостью кивает, слезая с дивана и убегая в другую комнату. А Моника понимает. Сейчас будет серьёзный разговор, — Ники, собери вещи, ладно? — Остин поворачивается на неё и знает, что девушка его понимает. — Всё плохо? — Ужасно, — Остин не станет скрывать правду от любимой. Кто знает, может, они видятся в последний раз? Он хочет, чтобы его семья была в безопасности в случае чего, — люди уходят за города, собираются группами. Я отвезу вас туда, пока машина ещё на ходу, — транспорт глохнет, топлива нет, всё заканчивается, — люди называют такие сборища лагерями. Не самое лучшее место, но там хотя бы есть еда и вода. — И надолго? — Моника прогоняет слёзы, сглатывая комок. Каждый день они надеются, что всё закончится. И каждый день их надежды рушатся. — Я не знаю. Мне жаль, что всё так выходит, Ники, — Остин поднимается с места, подходя к девушке и обнимая её. Прижимает к себе крепко, словно в последний раз, — я бы хотел быть рядом всегда… — Ты не виноват, — Моника всё же плачет, утыкаясь лбом в плечо Остина. Она скучает по нему дико. И по спокойной жизни тоже. Она не поступила в колледж. Никто не поступил. Колледжа больше нет. Тот город захватили белоглазые, и Монике с Остином и новорождённым Паскалем уже тогда пришлось начать ездить с места на место, выбирая то, где поспокойнее. Остин делал для них всё, лишь бы было безопасно, была еда и вода. До тех пор, пока его не забрали. Тогда многих забирали насильно, Моника с ним даже попрощаться не успела. К счастью, Остин иногда приезжает. Не говорит, как ему это удаётся, но приезжает. Спокойной жизнью даже и не пахнет. О ней теперь можно только мечтать. Однако многие получают такую жизнь, уходя к тварям. Моника может таких понять, осуждать она не станет. Она, может, тоже ушла бы, если бы осталась одна на руках с малышом. Ради Паскаля бы отдала свою кровь. Но сейчас есть другой вариант. Моника не знает, что ждёт их в лагере, никто не знает. Это что-то новое. Скорее всего, там будет тяжелее, ведь придётся усердно работать и снова одной следить за Паскалем. Но она согласна. У неё нет больше выбора. Остин будет приезжать. А едой и водой там обеспечат. Это не такой уж и плохой выход из их положения. Скорее всего, там много тех, кто бежит из городов. Особенно учитывая то, что город в любой момент могут захватить…***
— Ты надолго в этот раз? — Моника гладит Остина по колючей щеке, лёжа с ним в одной кровати. Он приехал ночью. Пятилетний Паскаль уже спал. Они уже несколько лет переходят из лагеря в лагерь. И снова ищут то, что поспокойнее. Вот только таких мест уже не остаётся. Твари заполоняют всё, не оставляя людям выбора. Лагерь тоже не самое лучшее место, но хоть что-то. Люди сами выращивают растения и овощи. У кого-то остались домашние животные, которые приносят молоко и яйца. Вода есть в речках, которые ещё не пересохли и не загрязнились. — Я не знаю, Ники… — Остин сгребает её в объятия, словно боясь отпускать. Зарывается куда-то в шею и тяжело дышит, — я хочу сбежать оттуда и навсегда остаться с вами, — Моника чувствует влагу на своей коже, понимая, что Остин плачет. Это впервые за столько времени, обычно Остин всегда старался казаться сильным. Но Моника не станет его осуждать за слёзы. Никогда, — я так устал… Моника гладит его по волосам, прекрасно понимая. Остин видит гораздо больше, чем она. Он постоянно сталкивается со смертью, постоянно видит белоглазых, постоянно пытается помочь семье. Остин устал быть сильным, но рядом с Моникой он может показать то, что скрывает от других за суровым лицом.***
Остин больше не возвращается. Моника слышала, что военные совершали нападения на города с воздуха, но все оказались провальными. Никто из солдат не вернулся. И Остин вместе с ними. И с этого момента мир Моники рушится. Потому что после она теряет и Паскаля. — У него жар, слышишь? — Моника пытается докричаться до лагерного лекаря, но её и слушать не желают, — мне нужны лекарства! — Нет у нас лекарств больше! Нет! — только злой мужской крик в ответ. Лекарства давно кончились. В лагере давно не было поставок, да и неоткуда уже делать поставки, — ты думаешь, я бы не дал твоему сыну лекарства?! Их нет! Склад пустой! — Так придумай что-нибудь! — Моника срывает голос в крике, рыдая навзрыд и не выдерживая больше напряжения. Паскаль заболел. Подхватил простуду несколько дней назад. И с каждым днём ему становится хуже. Он бредит, говорит, что видит папу, плачет. Он горит и просит папу забрать его. А Моника не может этого выдержать. Она не вынесет, если потеряет ещё и Паскаля. Это слишком. Она скорее отдаст свою жизнь, чем позволит Паскалю умереть. Он ведь ребёнок ещё… Моника возвращается в свою комнату, сразу подходя к сыну. Тот снова плачет и бредит. Девушка кладёт руку ему на голову, кусая губу, чтобы не разрыдаться вновь. Она уже обтирала мальчика холодными тряпками, она поила его горячими отварами, которые смогла приготовить, но этого мало. Болезнь уносит жизнь её мальчика у неё на глазах. Паскаля постоянно лихорадит и сотрясает спазмами. — Солнышко, мама тебя очень любит, — она целует его в лоб, смахивая слёзы ладонями, — слышишь? Мама рядом… Она снова принимается обтирать его холодными тряпками. Снова поит отваром, снова пытается сбить температуру. Но ничего не помогает. Паскалю к ночи становится только хуже. И никто не помогает. Моника один на один с этим, потому что у всех полно своих проблем. И это отвратительно. Лекарь заходил только раз и сказал, что ночь будет решающей. Но это было всё, что он произнёс. Даже слов поддержки не прозвучало из его уст. И ночь действительно была решающей. Когда Моника просыпается, мальчик уже не дышит. Папа забрал его в лучший мир, а Монику оставил в этом сером и ужасном. Вопль боли Моники, наверное, слышали во всём лагере.Сейчас
— Вы бы с ним подружились, — Моника это уже едва ли не шепчет, стирая горячие слёзы с лица, — Паскаль был бы чуть младше тебя, Гук-и, — она гладит мальчика по голове, надеясь, что ужасная история не повторится. Иначе смысла жить вообще не будет. Как она выжила тогда и не сошла с ума, она не понимает… Тэхён знал, что у Моники был муж. Знал, что был ребёнок. Но Моника об этом никогда не распространялась. Не рассказывала, что с ними случилось, а Ким и не спрашивал. Девушка никогда ни с кем не делилась так откровенно, как сейчас, когда думает, что её никто не слышит. Ким, стоя за дверью, вздыхает и тут же разворачивается, направляясь к выходу из корпуса. Ему нужно покурить. В последнее время он слишком восприимчив к чужой боли. Вивьен приходит через несколько минут, заставая Кима с окурком в руке. Проходит мимо, даже не глядя в его сторону. А Ким идёт за ней почти сразу. Ему нужно знать, что с Чонгуком, и как долго ещё продлится это состояние. За пацаном, скорее всего, нужно будет следить сутками, пока он будет болеть. И Ким этим займётся. А на складе пока посидит Ильсан. Или ещё кто-нибудь, кто разбирается. Потому что доверить пацана в таком состоянии он никому не может. Только Монике, но та занята на кухне. Ким заходит в комнату, мельком глядя на Уильямс. И у неё на лице ни следа от того состояния, которое, очевидно, было несколько минут назад. Она, как всегда, стоит с излюбленным безэмоциональным выражением лица. Даже нотки беспокойства не проскальзывают. Хотя Ким уверен, ту едва ли не трясёт от страха. И теперь он даже знает, почему. За её напускным спокойствием и безразличием сейчас прячется буря. — У нас есть несколько уколов жаропонижающего, — Вивьен достаёт шприцы. И их, и лекарства принёс в лагерь сам Чонгук, но пока сильной потребности в них не было. Они экономили. Но теперь это необходимость, — ему станет легче, но нужно будет за ним смотреть и менять компрессы. — Я буду тут, — Ким произносит это, ни капли не сомневаясь. Монике лучше не сталкиваться с подобным во второй раз. Тем более, что это комната Тэхёна, да и он от Чонгука ни на шаг не отойдёт, — ещё что-то? — Завтра утром зайду. Если ситуация не улучшится, поставлю ещё укол. Ким терпеливо ждёт, пока Гуку поставят укол. А ещё видит эмоции Моники. Не на лице. Всё говорят глаза. Лицо Уильямс держать умеет, но как же всё выдают её глаза. Вряд ли она сможет спать этой ночью. Ким почти уверен, что она либо постарается забыться с Немцем, либо придёт сюда. Возможно, тоже забыться, а может просто убедиться, что с мальчиком всё в порядке. Вивьен уходит. Тэхён тут же опускается на кровать, прикладывая ладонь к голове Чонгука. Мальчишка реально горит. Как он ещё держался всю дорогу, Ким не понимает. Да ещё и не самую простую дорогу — лес это не шутки. — Он говорил про волков, — Моника садится на соседнюю кровать, внимательно глядя на Гука, — это правда? — Выкормил четверых, выдрессировал, спас от смерти. А несколько дней назад одного подстрелил Ильсан. Случайно, — Тэхён рассказывает Монике всё, потому что ей можно верить. Она историю Чона против пацана использовать никогда не будет, в этом можно быть уверенным, — и его переклинило, до этого нормально всё было. — Бедный… — Моника вздыхает, сглатывая всё тот же противный комок. Ей нужно держаться, — принести воды в тазу и тряпку? Тэхён только кивает, уже зная, что Моника не пойдёт к Немцу. Останется. Должна. Не сможет она провести ночь там, зная, что Гуку здесь так плохо. Да и в принципе, Немец не в курсе ситуации, поэтому всё понять не сможет. Так и происходит. Уильямс возвращается. Сначала просто ставит тазик рядом с кроватью, на которой лежит Чонгук. Потом сама прикладывает тряпку к его лбу. А после ложится на соседнюю кровать, уставшая и сонная. Следит за тем, что делает Ким, а ещё прислушивается к звукам — ей важно следить за дыханием Чонгука, важно слышать его, пусть и такое тяжёлое. В середине ночи она чувствует, как кто-то ложится рядом. Резко оборачивается, едва ли не подскакивая на кровати, но её тут же тянут обратно. — Спи, — шёпот Тэхёна громко звучит в тишине комнаты, а Моника только шипит на него, чувствуя чужую ладонь на своей талии. — Какого чёрта ты забыл здесь? — Мне же нужно где-то спать, Мони, — Тэхён укладывается на подушке рядом, тесно прижимаясь к Монике. Кровать узкая, рассчитана на одного, — а вы заняли обе кровати… — Пол свободен, — Моника всё ещё недовольна, но чужую руку не скидывает. Так и теплее значительно… — Как будто тебе впервые делить со мной одну кровать, — Тэхён утягивает её на подушку, удобнее устраиваясь и прикрывая глаза. Он действительно устал. — Я с Немцем, Ким, — Моника смотрит в стену, напоминая себе самой об этом. — Я помню. Я ничего и не делаю, только хочу спать, — голос хриплый и уставший, Уильямс слышит. Расслабляется, позволяя мужчине обнять себя крепче. Снова напоминает себе, что это всего лишь сон в одной кровати. Не больше. Она с другим человеком, с которым пытается построить отношения. И черту не перейдёт. Хватило того, что произошло тогда, когда Ким только вернулся в лагерь. Вот только долгий поцелуй в шею и чужое горячее дыхание заставляют сердце биться быстрее, а дыхание сбиться. Так, как этого не бывает ни с кем.