***
Чонгук, сидя на кровати, обнимает Локи. Тот тихо поскуливает, чувствуя тяжёлое состояние своего хозяина. Гук сидит здесь и плачет уже довольно давно, у него болят глаза, нос заложен и в висках стучит от напряжения. Но остановиться он не в силах. Он так и не вернулся в кухню. Ушёл сразу в корпус, чтобы больше ничего не произошло. Или, если бы и произошло, то не по его вине. Где все остальные, Чонгук понятия не имеет. Скорее всего, уже все знают о том, что произошло в кухне, о беременности Моники, о срыве Клауса, о драке. Обо всём. Чонгук хотел как лучше, а вышло просто ужасно. — Гук-и? — Чонгук резко поднимает голову, слыша голос Моники, — как ты? Девушка проходит внутрь, закрывая дверь и садясь на кровать. Чонгук тут же подсаживается к ней ближе, крепко обнимая и утыкаясь в плечо. Плачет, содрогаясь в рыданиях. Моника на это только тяжело вздыхает, обнимая его в ответ и поглаживая по волосам. Ждёт, пока мальчик успокоится. — Я-я всё испортил… — Чонгук в который раз всхлипывает, виня себя и прокручивая в голове слова Тэхёна. Тот не сказал, что Гук виноват, но своими неосторожными словами подтолкнул Чонгука к такому выводу. Поэтому Гук за то время, что сидел здесь, уже успел обвинить себя во всех бедах. — Вряд ли ты виноват в том, что происходит, — Моника, конечно, старается переубедить, но слова Кима так просто из головы Чонгука не уйдут, — это уже взрослые проблемы, ты здесь ни при чём. А Чонгук не верит. Потому что от него одни проблемы. Потому что его сны не приносят ничего хорошего. Если так подумать, то это действительно так. Единственное хорошее, что было во снах Гука — это встреча с Тэхёном. И та изначально была его личным кошмаром. Остальные сны в последнее время приносят только боль и неприятности. Виноват ли в этом Чонгук? Если Тэхён считает так, значит, наверное, он прав… Гук долго сидит в объятиях Моники, совершенно не зная, что ему делать и что говорить. Тэхён ушёл в неизвестном направлении, но должен вернуться. Что тот сделает — не понятно. Будет злиться? Кричать? Может, ударит? Не важно. Чонгук внезапно ощущает острую нехватку его рядом. Сегодняшний день должен был пройти совершенно не так. Он должен был быть радостным, а не таким… — Ты рада, что у тебя будет ребёночек? — Чонгук не поднимает голову. Спрашивает на свой страх, потому что если и Моника не хотела ребёнка, то какой смысл во снах Чонгука? Они и впрямь не приносят ничего хорошего. А Моника сама в замешательстве. Сказать, что она рада — значит, солгать. Ребёнок это не просто, это ответственность и обязанности. Это не шутка. Тем более в лагере, где нет никаких условий. Учитывая прошлый опыт Уильямс, ей иметь дело с детьми вообще противопоказано. Вина за то, что случилось с Паскалем, до сих пор разъедает. — Знаешь, это очень неожиданно… — Ты не рада, да? — Чонгук громко шмыгает, жмурясь и чувствуя новый поток слёз. Льёт их, не стесняясь. — Чонгук, — Моника осторожно поднимает его лицо, вытирая слёзы, — не думай об этом, ладно? Это не твоя проблема, и ты ни в чём не виноват. Проблема. Вот, как называет Моника то, что произошло. Чонгук выцепляет только это, снова всхлипывая и отворачиваясь. Валится на кровать, утыкаясь в подушку и глуша рыдания в ней. Моника только гладит его по влажным от пота волосам, смотря в одну точку. Потому что для неё это действительно проблема. И либо она от неё избавится, либо это перестанет быть проблемой.***
Тэхён приходит к вечеру. Только тогда, когда агрессия совсем немного утихает. Откуда она берётся, он и сам не знает. Она переполняет его в такие моменты. Просто затмевает разум, пробуждая самое тёмное в его душе. Это необъяснимо, но Тэхён в такие периоды почти себя не контролирует. Единственное, что хорошо получается — это разрушать всё и причинять боль другим. Ким не привык разбираться в своих поступках, не привык копаться в голове и анализировать. Этот выбор не для него. И менять что-то крайне сложно. Даже сейчас, когда, казалось бы, злость должна была утихнуть, в нём копится этот яд. Тэхён отчасти поэтому и ушёл — впервые за последние несколько лет он не хотел причинять боль невинному. Раньше было плевать. Сейчас — стоит только увидеть зарёванного маленького Чонгука, так внутри начинает разъедать чувство вины и сожаления. Тэхён, идя к корпусу, чувствует на себе взгляды. Знает, что лагерные уже распустили кучу грязных слухов. Ему в принципе плевать, но иногда это просто вымораживает и только добавляет больше дров в пожар ярости и гнева. У комнаты Тэхён стоит недолго. Набирает в грудь побольше воздуха, снова пытаясь отогнать остаточную агрессию. Выдыхает, расстёгивая куртку. И только потом входит. Знает, что ждёт его за дверью. Точнее, кто. Заплаканный, маленький, ужасно грустный, с чёрными глазами и красным носом. Тот, кто всю его злость сносит, никогда не пытаясь задеть в ответ. И от этого ещё хуже. Ким понимает, что виноват — в словах и поступках — вот только сделать с этим что-то сложно. Одного знания мало. Он никогда не боролся с этим состоянием, поэтому что делать сейчас — не ясно. Он понимает, что Чонгук ни в чём не виноват. Но, чёрт возьми, узнавать новости из его снов — это напрягает. Особенно неизбежные новости. Слишком неожиданно, местами неприятно. А если новости ещё и плохие — сразу просыпается та самая агрессия. Прямо как сегодня. Ким банально не контролировал это. Странно, что на новость о своей возможной смерти он отреагировал совсем иначе, но… Кажется, перспектива стать отцом пугает его гораздо больше. Ким заходит внутрь, закрывая дверь и подходя к своей кровати. Молчит, не собираясь поднимать тему. Уж лучше молчать, чтобы не наговорить лишнего. Разговаривать всё ещё чертовски сложно. Почти что невозможно. Особенно когда он сам виноват во многом — Тэхёну привычнее молчать и разбираться во всём поступками. Или не разбираться вовсе, выбирая наиболее простой путь. Чонгук лежит на своём месте, поглаживая Локи по шерсти и шмыгая носом. Поднимает на Кима глаза, выглядя при этом очень виновато. Смотрит, как побитый щенок. Снова. — П-прости… — извиняется, заикаясь. Всё ещё считает себя виноватым. И проблема в том, что самый важный человек в его жизни в этом его не переубеждает. — Забудь, — Тэхён даже не оборачивается, снимая куртку и стягивая толстовку. Учит Чонгука избавляться от проблем путём игнорирования. По-другому почти не умеет, — притворись, что ничего не было, — Ким и сам часто так делает. — Н-но как же ре-ребёночек? — Чонгук так вопросы решать не умеет и не хочет. Ему нужно другое. — Тебя это не касается. Меня тоже, поэтому вопрос закрыт, — отрицает почти сразу, не желая разбираться. Чонгуку это непонятно и больно слышать. Он ведь ожидал совсем другого… — Н-но он же твой… — Я сказал, что вопрос закрыт, Чонгук, — оборачивается, хмуро глядя на Гука, — не вмешивайся, и тогда всё будет хорошо, — Ким надевает другую толстовку, не испачканную в крови и пыли, — я скоро буду, жди здесь. Уходит, не оборачиваясь и даже не пытаясь успокоить Чонгука. Даже не попросил обработать ему мелкие ранки и порезы. Гуку ничего не остаётся — только обнимать Бона и Локи и ждать. Тэхёну под руку сейчас лучше не лезть, он знает. Помнит. Если Ким злой, лучше даже не разговаривать. Чонгук помнит, как старался даже дышать тише, когда они с Кимом вдвоём жили в лесу… Ужасное время. Гук так не хочет, чтобы оно снова вернулось. Тэхён идёт к Монике. Им надо поговорить. По крайней мере, узнать, совпадают ли их мнения на этот счёт. Ким видел, в каком шоке была Уильямс. Видел это отчаяние в её глазах. И даже знает, с чем оно связано. Болезненное прошлое её не оставляет, поэтому Тэхён почти уверен, что их решение в этой проблеме будет одинаковым. — Моника? — он заходит в кухню с чёрного хода без стука. Знает, что Уильямс здесь. Знает, что она одна. Идёт напрямую к её комнате, заходя внутрь и закрывая за собой дверь. Лишние уши им не нужны. И без того сегодня их было слишком много. — Зачем пришёл? — Моника, ожидаемо, одна. Она встаёт с кровати, на которой лежала, борясь с приступом тошноты. Теперь хотя бы понятно, почему они её терзали. — А ты хотела бегать после утренней сцены? — Ким смотрит прямо в глаза девушке, получая такой же взгляд в ответ. Они словно сражаются глазами. — Напомнить тебе, что это ты ушёл в неизвестном направлении, а не я? — Моника хмыкает, не собираясь просто так терпеть слова Кима, — уже дважды, кстати, — напоминает о произошедшем несколько месяцев назад, когда Тэхён ушёл, ничего не сказав. Бросил и её, и Чимина. — Предлагаю решить проблему и не возвращаться к этому больше никогда, — Ким игнорирует намёк на прошлое и его метод решения проблем, — сейчас я здесь, значит, мы можем договориться и убрать… — Я хочу его оставить. Тэхён хмыкает на эти слова, нервно толкая язык в щёку. Скалится, окидывая Монику тёмным взглядом. К такому решению от неё он готов не был. Потому что это портит все его планы, которые он уже успел выстроить, пока был в лесу и шёл сюда. И ребёнок туда никак не входит. Особенно от него. — Совсем идиотка? — он неотрывно смотрит на Монику, пытаясь разглядеть хотя бы намёк на здравый смысл, — ты чё ребёнку-то дашь в лагере? И вообще в этом мире? Думаешь, на своей любви вывезешь всё? Он же тебя возненавидит. — Если тебе он не нужен, это не означает, что он не нужен мне, — Моника упрямо складывает руки на груди, закрываясь от Тэхёна. Она ждала подобного, но в глубине души надеялась на то, что Ким примет другое решение. Глупо, конечно. Тэхён совсем не тот человек, который может стать хорошим отцом. Но Моника всё равно надеялась. Хваталась за последнюю возможность, не желая отпускать всё просто так. Любила и всё ещё любит. Как её сердце выбрало такого человека, как Ким, она не понимает. Но чувствам не прикажешь. — Мне? Мелкий и вечно орущий? Эта обуза? — Тэхён снова хмыкает, вздёргивая брови. Всем своим видом показывает отвращение и равнодушие, — не нужен, верно. И вообще, откуда мне знать, что ребёнок мой? Может, ты не только с Немцем и со мной спала? — Не заговаривайся, Ким, — Уильямс непроизвольно повышает голос, со злостью и обидой глядя на мужчину, — то, что я совершила ошибку и поступила опрометчиво с тобой, не значит, что я раздвигаю ноги перед каждым. — Опрометчиво? — Тэхён кривит губы, — я тебя в койку не тащил. Сама виновата. Причём, пришла ко мне ты не раз. Немец не удовлетворял? — Опрометчиво было спать с тобой, считая тебя мужчиной, — Моника устала молчать. Устала идти на поводу у того, кто её ни во что не ставит. Устала ошибаться и предавать близких людей. Саму себя устала предавать. Устала от ложной надежды, устала от постоянной недосказанности и чувства вины, — видимо, я действительно идиотка, раз не разглядела в тебе труса и подлеца. Что, так боишься взять на себя ответственность? Напомнить, что участвовала в процессе не только я? И если бы ты не ушёл несколько месяцев назад, ничего бы не случилось! — она всё ещё помнит ночь, когда тихо призналась в чувствах. Помнит, что это осталось без ответа. Помнит одинокое утро, а после такие же одинокие и разбитые вечера, — если ты трус, пихающий вину на чужие плечи, это не значит, что я делаю то же самое! Какая вообще тебе разница, если ребёнок не твой? Оставлю или нет, это будет мой выбор… — Моника щурится, разглядывая откровенно злого Тэхёна. Тому правда о нём явно не нравится. Поэтому он перебивает, не давая больше Монике и слова сказать. — Просто печально будет после смотреть на то, как ты угробишь ещё одного ребёнка. Слова режут. До такой степени, что Моника почти что застывает на месте. Дыхание перехватывает мгновенно. Сердце невольно сжимается, в горле возникает ком. Противный, тяжёлый и просто-напросто перекрывающий кислород. Моника ждала чего угодно, но не того, что кто-то обвинит её в смерти сына. Ей хватает её собственных пожирающих каждый день мыслей. Она из них вырваться не может уже который год. И слова Тэхёна буквально добивают, переворачивая всё внутри. Ломают то, что она пыталась сохранить. — Пошёл вон, — Моника произносит сквозь стиснутые зубы, глядя куда-то сквозь стену. Ким на это только хмыкает, дёргая ручку двери и после хлопая ею. А Моника, оставшись одна, хватается за сердце, позволяя горьким слезам вылиться наружу. Падает на кровать, глуша крики в подушке. Её шаткий мир рухнул подобно карточному домику. Все усилия, все попытки и мольбы напрасны. Хватило буквально нескольких фраз Тэхёна, чтобы напомнить, кто она и почему ей не стоит заводить детей. Не уберегла. Не спасла. Не смогла помочь. Вина её не оставляет, а Тэхён прекрасно знает, куда бить. Так, чтобы довести до дрожи и уничтожить.