Шесть лет назад
Уходить на обход с мужиками и без брата было ошибкой. Вивьен понимает это, когда один из них прижимает её к стволу дерева, а другой лезет руками под одежду, почти разрывая её. Третий зажимает рот, хотя Вивьен и крикнуть не может. Она буквально в шоке, может только плакать и чувствовать прикосновения. Мерзкие, грязные, отвратительные, словно оставляющие на коже не сходящие ожоги. Они въедаются, отпечатываются в памяти. Как и едкие смешки мужчин. Их гадкий смех, их грубая кожа, их резкие слова, их сальные взгляды. Всё. Всё это сплетается в один ком, звон в ушах и мутную пелену перед глазами. Звать на помощь бесполезно. Лагерь далеко, брата нет рядом, когда он вернётся — и вернётся ли вообще — не понятно. А её личное сопротивление быстро сходит на нет. Потому что она ничего не может против нескольких мужчин. Это заранее было ужасной идеей. Вивьен пошла с ними только потому, что считала их нормальными. Она не раз ходила с ними на обходы, не раз приходилось дежурить вместе около костра по ночам. Но никогда никто из них не делал ничего подобного. Даже подозрений не вызывал. Вивьен всегда была спокойна, уходя с ними. Никогда бы и не подумала, что эти мужчины способны на такую низость и мерзость. Как она возвращается в лагерь, Вивьен не помнит. Помнит, что очнулась в лесу, когда уже никого не было рядом. Помнит, что попыталась прийти в себя и привести себя в порядок. Помнит, как ушла сначала к реке, чтобы ледяной водой смыть с кожи всю грязь и чужие прикосновения. Помнит, как убивалась у себя в комнате, глотая слёзы и вырывая волосы на голове. Беззвучно плакала, лишь бы никто не услышал и не увидел. На утро тех мужчин в лагере уже не было. Куда они ушли, никто так и не узнал. А у Вивьен из-за их мерзкого поступка буквально рухнул весь мир. Ей жить не хотелось, не то что выходить куда-то и обращать на что-либо внимание. Особенно на чужие проблемы и трагедии. В соседней комнате в ту ночь умер мальчик. Паскаль, кажется. Вивьен не сильно интересовалась девушкой, которая не так давно пришла с малолетним сыном. А на утро Вивьен и подавно не узнаёт, что там произошло. Потому что пытается собрать себя по раздробленным кусочкам. На вопли девушки, которая видит своего мёртвого сына, она не реагирует. Потому что сама внутри умирает. Через несколько дней они с той девушкой сталкиваются в коридоре. Беглый взгляд друг другу в глаза ничего не даёт. Только увидеть, насколько они обе пусты внутри. Увидеть и разойтись, даже не кивнув друг другу. Им не до любезностей и, кажется, обе это понимают. Чужой болью несёт за километр. Поэтому каждый её обходит, чтобы не испачкаться ещё больше. Своей по горло хватает. У Вивьен всё сливается в один кошмар. Каждую ночь одно и то же, один и тот же сон, одни и те же руки, глаза, прикосновения. Каждое утро она себя заново собирает в единое целое и идёт работать. На сей раз в лазарете. Попросили помогать, а ей всё равно нужно хоть что-то делать. Учится на ходу, перенимая хоть что-то полезное от лекаря. День сурка да и только. Спустя месяц возвращается брат, которому Вивьен после очередного жуткого кошмара признаётся во всём. Открывает свою боль, совсем не зная, что в соседней комнате сейчас пусто. Девушка, вышедшая покурить ночью, всё слышит. Но никогда никому ничего не расскажет. Чужая боль — не её секрет и не её проблема. Она этой болью сыта. А спустя ещё месяц очевидные признаки беременности дают о себе знать. Вивиан ищет для сестры того, кто избавит от проблемы быстро и без свидетелей. И находит. Вивьен уходит на несколько дней, после возвращаясь в тот же лагерь. И больше не имеет связей с мужчинами, а от брата практически не отходит. Потому что снова пережить подобное она не сможет.Сейчас
— Как ты узнала, что я была беременна и уходила на аборт? И вообще про ситуацию, — об этом знал только Вивиан и женщина которая проводила процедуру. К ней многие ходили, несмотря на то, что это было опасно для жизни. Некоторые не выживали, теряя слишком много крови. Вивьен повезло. Хотя, это сложно назвать везением… — Видела твоё состояние, токсикоз, — Моника, пусть тогда и не замечала почти ничего, но это помнит, — а ещё слышала, как ты говорила с Вивианом. Ночью, когда он вернулся… Мне жаль, — Моника произносит это негромко, боясь задеть. — В любом случае, уже ничего не исправить, — Вивьен покусывает губы, не желая снова окунаться в прошлое. Ей тоже хватило, — мне тоже жаль. Его ведь звали Паскаль, да? — в тихом голосе искренность и понимание. Моника молча кивает, поджимая губы. Они с Вивьен действительно всё это время делали вид, будто впервые видят друг друга. Возможно, зря. Не хотели признаваться в прошлой боли, не хотели показывать этого. Не хотели вспоминать то, что их сломало, и подтверждать то, что кто-то из них был свидетелем чужого горя. — И всё же, где и кто? — Уильямс возвращается к своему вопросу, ради которого и пришла сюда. — Я не знаю, есть ли там кто-то сейчас, — Вивьен отвечает честно. Она никогда больше не интересовалась той женщиной, которая помогает избавиться девушкам от нежелательной беременности, — в тот раз её нашёл Вивиан. Я не знаю, занимается ли ещё кто-то… этим. — Узнать не сможешь? Может, Вивиан знает? — Я спрошу. Но ты уверена? — Лансере смотрит в глаза напротив, прекрасно видя страх и неуверенность. У неё было также. Сомнения постоянно мучали, хотелось развернуться и уйти, но в итоге она всё же решилась, — не будешь жалеть об этом? — А ты жалеешь? Вивьен лишь ведёт плечами, сама не зная ответ на свой вопрос. Она его часто себе задавала. Однако ответа так и не получила. Саму себя часто винит, но однозначного ответа всё равно нет. Местами жалеет, ведь у неё мог бы быть ребёнок, а иногда рада, что его нет. Потому что в этом мире детям явно не место. — Я бы не смогла вырастить ребёнка от насильников. Не смогла бы его полюбить, несмотря на то, что он не виноват, — и это было главной причиной, почему Вивьен решилась тогда. Появись он по согласию, было бы намного проще, — одно я знаю точно. Если бы он и был, я бы ушла к белоглазым. Моника понимающе кивает. Она над этим уже думала. Не раз. Уйти и больше не вернуться, оборвав все связи. Её в лагере, по сути, больше ничего не держит. И никто. Только если Чонгук. Но тот не оставит Тэхёна. Не сможет без него, слишком привязан. А Моника привязана к Чонгуку по понятным причинам… — Предлагаешь мне так сделать? — Твой выбор. Пусть он и от Кима, но это как второй шанс после Паскаля, не думаешь? — Моника вздыхает. И об этом она думала. Но всё слишком сложно. — Я смотрю, уже все знают, чей этот ребёнок, да? — Ильсан — самая большая сплетница в нашем лагере, — Вивьен закатывает глаза, вспоминая, как увлечённо Ильсан рассказывал лагерным о произошедшем в столовой. Мерзко. — Это точно, — не согласиться с этим нельзя, потому что после появления Ильсана сплетни начали расти в геометрической прогрессии, — осуждаешь? — спрашивает совсем не про Ильсана. Про себя, внимательно глядя на лицо Вивьен. — С чего бы мне? Лагерь точно не для детей, а выиграть в войне с тварями шансы минимальны. — Не веришь в людей? — вопрос с издёвкой, потому что в людей уже давно никто не верит. — А ты? Вера в людей теряется каждый день. Особенно после того, как эти же люди ломают других — более слабых. Вера в человечность исчезает очень быстро, если пожить в лагере какое-то время. Не сразу, конечно, и попытаться исправить что-то можно. Просто всегда найдутся те, кто захочет доломать уже сломанное. За столько лет войны все начинают понимать одно — самые страшные монстры это люди. — Верю только в Чонгука, — Моника хмыкает, вспоминая единственного, кто не способен причинить боль другому. У мальчика и в мыслях подобного никогда бы не возникло. — Я спрошу у Вивиана про ту женщину, — Вивьен больше не тянет с ответом. Узнать про это в принципе не сложно, — просто подумай, прежде чем решить… Ты не виновата в его смерти. Моника больно кусает губу, отворачиваясь от Вивьен, которая так внезапно оказывает ей поддержку. Это странно. Необычно. У лагерных так не принято. Пусть и спустя столько лет, но это всё же важно. Услышать хоть от кого-то, что Моника не виновата в смерти сына. Все винили, а она саму себя — ещё больше. — Как и ты в том, что с тобой случилось, — это не просто обмен любезностями, это искренность. Пусть и спустя шесть лет. Моника уходит, чувствуя непонятное облегчение после разговора. Им обеим это было важно. Глупо было притворяться незнакомыми, пытаясь скрыть правду. Глупо было считать, что они справятся сами. До сих пор не смогли, хоть и стараются изо всех сил. Моника всё ещё винит себя во всём и жутко боится родить второго ребёнка. Боится, что судьба Паскаля повторится. А Вивьен, пусть и начала отношения с Намджуном, но дальше сна в одной кровати они не ушли. Обнажаться Вивьен до сих пор некомфортно. Однако Намджун не торопит, всё понимая. Он единственный мужчина после брата, с кем она чувствует безопасность и может расслабиться…***
Чонгук играется с Локи, сидя на кровати. Волчонок давно проснулся и разбудил Гука, скуля ему на ухо, облизывая шершавым языком щёки и покусывая их. Игрался. Так просыпаться Чонгуку нравится. Не нравится только то, что соседняя кровать пуста. Тэхён вечером не вернулся, а идти его искать Гук не осмелился. Так и уснул, не дождавшись возвращения мужчины. Ким заглянул только утром, сказав, что уходит на весь день с мужиками на охоту. Чонгука в этот раз брать не стал… Гук не обижается, он всё понимает. Понимает, что Тэхён злится, что не хочет срываться на нём, не хочет ещё больше ссориться. Чонгук, пусть и понимает, но без Кима дико одиноко. И чувство вины разъедает. Тэхён его не обвинял, но косвенно задел. И теперь Чонгук снова варится в собственных мыслях, думая, как от этого избавиться. К вечеру он выходит с Локи на улицу. Впервые за это время. Локи можно и даже нужно начинать ходить по лагерю и исследовать новую для него территорию, пусть лапка ещё и не до конца зажила. Чонгук за ним присмотрит и защитит в случае чего. Хотя он искренне надеется на то, что этого не придётся делать. На заднем дворе просторно, поэтому Гук идёт туда. Он сможет поиграть там с Локи, его не тронут. Его волчонок многим нравится. Поэтому Чонгук рассчитывает на то, что всё будет хорошо. Тэхён и мужики до сих пор не вернулись с охоты, но уже скоро должны. Гук надеется, что дождётся мужчину в этот раз и хотя бы спросит у того, как прошёл день. Он скучает… — Чонгук? — Гук вздрагивает от неожиданности и оборачивается на голос, видя Ильсана, идущего к нему. Тот не уходил на охоту вместе со всеми, оставался, — привет. — П-привет, — Чонгук помнит наставления Кима про Ильсана. Помнит, что с ним лучше не связываться, но не ответить — это слишком невежливо. Гук так не делает. — Как дела, сынок? Непривычное обращение очень странно оседает на душе. Чонгуку никогда никто так не говорил, это необычно и ново. Смущает, правда, что это говорит Ильсан — человек, которого Гук практически не знает. И он не нравится Тэхёну, а это уже показатель. Лично для Чонгука. Он не особо понимает смысл слова «скользкий», но раз Ким так говорит, значит, так и есть… — Д-да нормально… — что отвечать Ильсану, Гук не знает. Напрягается неосознанно, опуская голову и следя за Локи. — Не бойся меня, эй, — Ильсан присаживается на корточки, поддевая подбородок мальчишки пальцами и заставляя смотреть на себя, — я не обижаю маленьких мальчиков, которые так похожи на меня. Чонгук поджимает губы, совершенно не зная, что делать. Ильсан ему улыбается, даже подмигивает. А после достаёт из кармана шоколад — такой же, какой они нашли у него, когда были в лесу. Он протягивает его Чонгуку, кивая на свою ладонь. Убеждает взять. А Гук теряется — он совершенно не разбирается в людях, поэтому как реагировать, тоже не знает. С одной стороны Тэхён говорил ему не общаться с Ильсаном, а с другой — мужчина ведь не делает ничего плохого… — Спасибо, — негромко произносит Гук, забирая шоколад и пряча в карман. — У меня ещё есть. Хочешь — отдам потом, — Ильсан снова ему подмигивает, а после отходит к небольшой скамейке, опускаясь туда. — Н-не стоит, — Гук вежливо отказывается, пусть и любит сладости, — м-можно отдать другим детям… — На всех не хватит, а ты мой сын. Как думаешь, кого я выберу? — Гук жмёт плечами, внимательно глядя на мужчину. Он немного сбит с толку словами и поведением Ильсана, — тебя, Чонгук. Я понимаю, что мы с тобой только встретились, и я уделяю тебе не так много времени, но ты мой родной и единственный сын. Знаешь, почему я к тебе не подхожу? — Почему? — Гук делает шаг вперёд, заинтересовавшись в теме. Всё-таки, Ильсан — его родной отец. И Чонгук испытывает непонятные эмоции, общаясь с ним. Его тянет к нему, хочется поговорить и многое спросить. Чонгук всегда мечтал его найти. И маму — тоже. Он тянется к нему осторожно, с толикой недоверия, совсем не зная, на что могут быть способны люди. — Потому что рядом с тобой всегда крутится один злой Цербер, который боится, что я причиню тебе вред, — намекает на Тэхёна, а Гук это понимает. Потому что никто другой рядом с ним не проводит столько времени, — поверь, я пытался, но мне не дают. А я хочу общаться с тобой, как отец с сыном. Ты не против, м? — Тэхён не Цербер, — сразу защищает, потому что знает — Ким может быть добрым. Просто не всегда, — но я н-не против, наверное… Чонгук соглашается, немного подумав. Ильсан сейчас действительно не выглядит злым или агрессивным, «скользким», как говорит Тэхён. У Гука снова противоречивые эмоции и мысли. Но отказ будет значить то, что Чонгук никогда не узнает ни про него, ни про свою маму. Дедушка ничего не рассказывал, а спросить больше не у кого. Шанс только один. — Только у меня одно условие, хорошо? — Какое? — Иди сюда, — Гук подходит к нему, садясь на скамейку рядом. Ильсан переходит почти на шёпот, — поклянёмся на мизинцах, что про наше общение пока что никто не узнает, м? Особенно Тэхён. — А-а зачем и как? — про мизинцы Чонгук никогда не слышал, но звучит, в целом, интересно. Правда, почему никто не должен знать, он не понимает. — Понимаешь, если Тэхён и некоторые люди узнают про это, они будут думать, что я тебя обижаю. И я не смогу рассказать тебе про твою прекрасную маму, которую я любил, про твою бабушку, про то, как мы с тобой похожи, про сны, которые ты видишь, понимаешь? — Ильсан знает, какие темы интересны мальчишке. Знает, на что надавить так, чтобы заставить Чонгука быть с ним и скрывать это от других, — а ты ведь хочешь про это узнать, так? — Хочу, — Чонгук отвечает честно, как и всегда. Поэтому не противится тому, что Ильсан берёт его мизинец своим и переплетает их. Выглядит даже забавно. — Всё, теперь это наша тайна. — Мужской секретик, да? — Чонгук ассоциирует эту тайну с секретиками, которые ему говорил Тэхён. Почти то же самое, поэтому держать в секрете такие вещи Гук может, это не сложно. — Да, именно так, — Ильсан ухмыляется, понимая, что мальчик заинтересован. И это ему на руку, — пока у нас есть время, можешь задать мне один вопрос. А потом надо будет разойтись так, чтобы Тэхён ничего не узнал. Как шпионам. Мы потом ему скажем, что мы с тобой очень даже хорошие друзья, — заманивает игрой, а Чонгук слишком наивен, чтобы распознать в словах Ильсана что-то нехорошее. — Х-хорошо, — Гук улыбается уголком губы, искренне надеясь на то, что Ильсан не имеет злых намерений, — скажи, а-а можно остановить сны? — Вещие? — Гук кивает, бросая взгляд на Локи. Тот пытается бегать, осторожно наступая на лапку. Ему нравится, Чонгук это видит и непроизвольно улыбается, — их не остановить. Беспокоишься из-за них? — Я не хочу больше их видеть, — Чонгук поджимает губы, вспоминая все слова Тэхёна о его снах. Они на него очень влияют. Киму изначально его сны казались глупыми, а после произошедшего Гук вообще жалеет, что видит их. Это больше не особенность, это его личные кошмары, усложняющие жизнь, — п-почему их не остановить? — Потому что это не от тебя зависит, Чонгук-а, — Ильсан тоже хотел от них избавиться. Увы, — но иногда они помогают. — Мне — нет, — Гук дует губы, складывая руки на груди. Если раньше он не обращал на сны такого внимания, и они действительно казались ему чем-то хорошим, то сейчас всё по-другому, — лучше бы я их и не видел никогда. Ильсан негромко смеётся, понимая пацана в этом. Ему ещё повезло, что нет головных болей и постоянной крови из носа, хотя и та пацана мучает изредка. Но иначе бы мальчишка совсем взвыл. Особенно после случая с Тэхёном — Ильсан слышал всё с самого начала. И после видел из окна, как Ким отнёсся к пацану, оттолкнув его. И это самое удачное время, чтобы заполучить внимание мальчишки. Он уходит через несколько минут, оставляя Чонгука с Локи. А Гук подтягивает ноги на скамью, укладывая подбородок на колени. Обнимает себя, глядя в небо. Уже темнеет и пасмурно, а мужики так и не вернулись — ему это не нравится. Потому что он совершенно не знает, как там Тэхён. Беспокоится и скучает. — Чё сидишь тут? — знакомый голос вызывает на лице улыбку. Гук вскидывается, поднимая голову и глядя на Тэхёна. Тот идёт прямо к нему, а после опускается на скамейку. На то же место, где сидел Ильсан. — Я тебя ждал. И Локи гуляет, — Гук кивает в сторону волчонка, который бежит к ним. — Окей всё? — спрашивает, внимательно глядя на мальчишку и не противясь тому, что Локи вертится около его ног, трётся и тянет зубами штанину. — Да, всё хорошо, — Чонгук двигается чуть ближе к Киму, рассчитывая на ласку. И получает её — Тэхён укладывает руку ему на плечи, зная, что игнорирование пацана ничего хорошего не принесёт, — ты… не злишься? — Нет, всё окей. Чонгук на эти слова только прижимается к нему плотнее, обнимая поперёк живота и вздыхая. Делает это, пока Ким не злится. Потому что очень скоро в лагерь придёт беда, а это затишье перед бурей закончится. Грянет гром, который даст трещину в их мире. И Гук хочет насладиться последними крохами внимания, которые даёт ему Ким. Потому что после их не будет.***
Буря приходит утром. Двое людей останавливаются у ворот лагеря, попадая в поле зрения дежурных. Женщина и мужчина без ноги, на спине которого рация. Их знают в этом лагере, они должны были прийти с группой Тэхёна больше месяца назад. Некоторые уже думали, что те не выжили. Но это не так. Николь и Юнги, наконец-то, приходят в пункт назначения.