«Я сделаю из тебя человека»

       «Мой дорогой старинный дружок, надо набраться мужества не встречаться больше со мной и не разговаривать…Если любите меня хоть немного, сделайте это ради меня, ради той, которая никогда вас не забудет, мой дорогой Рауль. А главное, никогда больше не приходите в мою гримерную.

Ваша маленькая Кристина»

      Вернувшись в Париж, Кристина не могла собраться с силами. Она наскоро отправила письмо Раулю, дав понять, что желания общаться с ним нет, но и обижать мальчика она не хотела. Поездка вымотала ее, поэтому двое суток она провела в своей комнате, размышляя о событиях в опере.       Жозеф Буке… он правда сам покончил с собой? Или ему помог Призрак? Что произошло между ними? Конечно, он рассказывал много небылиц, но и доля правды была в его словах. Призрак прятался в стенах, лицо его было ужасно, поэтому он прятал его; высокий, очень высокий рост, сокрытый под одеждой, которая была ему явно не по размеру: рубаха висела на нем, словно на скелете.       Безразмерная рубаха…скрытое лицо… похоже, он и правда сопровождал Кристину от самой оперы, скрываясь под шляпой кучера. Кристина улыбалась в своей постели, обнимая подушку. Ей будто снова двадцать один, когда ее любовь имела непомерную силу, направленную в…       Рука, которую девушка не беспокоила эти два дня, начала зудеть. Воспоминания били ключом, ногти сами направились на болезненные рубцы, раздирая их. Она не обращала внимание на подушку, на простынь, на одеяло, что сменили свой белоснежный оттенок на кровавую линию.       На душе было неспокойно, слезы лились ручьем, соленая вода пропитала подушку, которая отдавала прохладу слез в открытую рану. Протрезвев от наступившего внезапно зуда, Кристина оглядела кровать: она почти вся была красная… наспех забинтовав руку, она собрала белье и попыталась отстирать кровь. Вода была холодная, девушке не нравился холод. Ей было больно, но боль была не такая, как от горячей воды — терялась чувствительность, ей это не нравилось. От боли она хотела почувствовать хоть что-то, кроме боли душевной, но ледяная вода только сильнее отрезвляла и кидала в омут боли прошлого.       Вечер прошел нервно, после этого инцидента Кристина не покидала комнату матушки, она сидела в ее ногах и вязала. Спицы вдавливала в пальцы, ниткой царапала кожу, монотонное занятие отвлекало. — Дорогая, с тобой все хорошо? У тебя печальный вид…— холодная рука мадам коснулась ее кисти, которая покраснела от острых краев спиц, — поведай, что тебя тревожит. — О матушка… я переживаю за своего учителя. Мой ангел музыки был со мной на могиле отца, но я боюсь, что его мог увидеть виконт… Помнишь Рауля? Он везде ходит за мной, признается в любви и даже слушать не хочет. — Кристина отложила спицы, понимая, что вот-вот они окажутся у нее в предплечье. — Тот милый мальчик? Мне казалось, вы хорошо проводили время вместе, вы так мило держались за руки, когда слушали скрипку мистера Даае. — Между нами кое-что произошло тогда, поэтому у меня нет желания общаться с ним. Давай отложим эту тему, я не хочу вспоминать. — Голос дрожал, она еле сдерживала слезы. — Хорошо, дорогая, если ты так хочешь, — она невесомо поцеловала дочку в висок и легла обратно на подушки, — спокойной ночи, пусть к тебе придет твой Ангел музыки.       С этими словами Кристина пожелала спокойной ночи и вышла из комнаты, сдерживая улыбку. Постельное белье было еще чуть влажное от воды, поэтому она решила разгладить его утюгом.       Жар от тяжелого предмета исходил приятный, она решила сделать еще одну глупость: горячий конец утюга прошелся по руке, спрятанной бинтами. Поднялся неприятный запах, поэтому Кристина наскоро раскрыла окна, впуская свежий, но очень холодный, воздух. Прикусив губу, Кристина еще раз провела утюгом по руке. Боль обжигала сквозь ткань.       Ночью сон не шел, она не выпила ни молока, ни какаю, которые привыкла пить на ночь. Она не хотела сейчас выходить из комнаты, вдруг кто заметит странный запах. Ворочаясь в постели, Кристина накрыла голову подушкой, сокращая количество кислорода в ее организме. Слегка помутненное сознание провалилось в бездну. «10 лет — Папочка, а когда мама вернётся? — золотые волосы были завязаны в косы и закреплены тканной бабочкой. — Скоро, моя дорогая, скоро, — папаша Даае стер упавшую на щеку слезу и отвернулся. — она, видимо, еще работает. — Четыре года прошло, папочка, где она работает? — Она работает с Ангелами, моя дорогая… — «Воскрешение Лазаря» разливалось по всему двору, соседи смотрели на девочку печально, что-то говорили о том, как ей будет тяжело без матери, кидали сочувствующие взгляды и уходили, перекрестившись. — Папочка, почему ты плачешь? — маленькие ручки вытирали слезы, которые не удавалось более контролировать. — Ничего, Кристина, все хорошо, моя дорогая… — Тебе грустно? — Нет, я очень счастлив, детка, — мужчина отложил скрипку, поцеловал ребенка в лоб и крепко ее обнял. — я счастлив, что у меня такая хорошая дочь»       Следующее утро прошло как обычно: горячая вода, грязные бинты, кофе и путь до оперы. Кристина хотела поскорее увидеться со своим учителем. Два дня она не слышала его голоса, это изводило ее. Только нежный тенор учителя позволял вздохнуть полной грудью и отпустить мысли прочь.       Без четверти восемь, она ускорила шаг и оказалась в гримерной комнате ровно в восемь, минута в минуту. Кристина не могла спокойно выровнять дыхание, поэтому с трудом упала в кресло. — Ангел, ты здесь? — очень удачно под ее рукой оказался стакан воды. Она знала, что это он позаботился о ее состоянии. — Да, дорогая Кристина, я здесь, — мелодичный голос, казалось, проник в душу девушки. Она смогла спокойно вздохнуть и прикрыла глаза. — как ты себя чувствуешь? Как прошла поездка? — Будто ты не знаешь, — она чуть усмехнулась, улыбка озарила всю комнату, — спасибо, что был со мной. Твоя скрипка скрасила мое одиночество, ее плач еще эхом следовал за мной. — Рад слышать, дитя мое. — Его через зеркало сверлил ее взгляд, улыбка не сходила с лица. — Тебя что-то тревожит? У тебя растерянный вид. — Я хочу увидеть тебя, мой ангел.       Если бы она видела его перед собой, решила бы, что он сейчас упадет в обморок. Даже через зеркало она услышала его ускоренное дыхание, сердце билось очень быстро. Кристина подошла к стеклу и коснулась рукой зеркальной глади, чувствуя, что по ту сторону учитель также держит руку в этом самом месте. — Ты этого хочешь? — Хочу, очень хочу! — Ну… — голос его дрожал, было видно, что он нервничает. — после выступления я встречу тебя, если ты так того желаешь. А пока займемся уроками.       Кристина покружилась, обняв себя за плечи, ее смех поднял настроение мужчине, поэтому он лишь погодя начал урок: — Директора не послушали меня, на партию Маргариты они опять поставили Карлотту. Зато тебе я смог отбить роль Зибеля, твоя харизма и несравненный талант поразят всех. Даже Маргарита не сравнится с тобой! А теперь приступим!       Она отчетливо различала его настроение, в роли учителя он был объективен, оставляя лишние комплименты и восхищенные комментарии роли ангела. Некоторые замечания делали Кристине больно, однако она понимала, что все они не беспочвенны. Голова кружилась, урок близился к концу. Два часа упражнений и контроля дыхания забрали оставшуюся энергию. — Отдыхайте, душа моя, вечером вы будете блистать. Выпейте воды, вы должны набраться сил. — Спасибо, мой ангел, — она держала руки на груди, пытаясь скорректировать дыхание. На столе опять оказалась вода, появление которой Кристина не заметила сначала. Удивительно, как, не выходя за пределы зеркала, ее учитель умудрялся замечать такие детали, как пустой стакан воды и незаметно исправлять это. — я с нетерпением жду сегодняшнего вечера. — Я тоже… работа на небе требует моего непосредственного внимания, увы, мне придется покинуть вас, мною запланированы дела, не терпящие отлагательств. До вечера, Кристина! — До вечера… — девушка вытянула руку в сторону зеркала, словно пытаясь что-то удержать.       За дверью были какие-то шорохи, разговоры директоров, перешептывания балерин. Вдруг она услышала голос графа, который шел под руку, видимо, с Сорелли: — О моя дорогая, вы как всегда великолепны. Пожалуйста, не откажите мне в дерзости пригласить вас на ужин. Мое сердце трепещет от одной только мысли о том, что такая благородная и благочестивая дама проведет вечер без моей персоны. — Филипп, — девушка смеялась, — ты же знаешь, что я никогда не откажу тебе.       Волна паники смыла с лица Кристины спокойствие, пустота комнаты начала давить. Этот голос внушал ей ужас, слезы наполнили глаза, скатываясь по щекам. Воспоминания душили, она не могла поверить, что опять слышит этот голос. Хотя конечно, где был Рауль, там был и его старший брат, глупо было рассчитывать на то, что он не найдет крошку Лотти.       Руку царапать нельзя, здесь нет ванны, белая рубашка не смогла бы скрыть кровь, а испорченный реквизит стоил дорого. Поэтому Кристина в панике кусала пальцы, подавляя судорожные вздохи. «Не думай, не думай, не думай, не думай, НЕ ДУМАЙ»       В этот момент послышался яростный крик мадам Жири. Уж этот голос смог подавить истерику, слезы остановились, а внимание было направлено в дверь: - ПРИЗРАК ВАМ ЗА ВСЕ ЗАПЛАТИТ, БЕРЕГИТЕСЬ, НЕ СНОСИТЬ ВАМ ГОЛОВ!       Кристина начала судорожно смеяться, ее так забавляло, когда и как вспоминали о Призраке Оперы. Он всегда был в центре внимания, ничего не делая. Рабочий упал с лестницы? Это Призрак! Летающая голова без тела? Вот это точно определенно был Призрак! Хотя Кристина знала, что летающая голова - это крысолов со своим фонарем, она сама однажды наткнулась на него. Еще час после того события она не могла остановить звонкий смех, причину которого не могла объяснить своим подругам, которые решили, что это тоже проклятие Призрака Оперы. Такое заявление только сильнее раззадорило девушку.       Она еще некоторое время смеялась со слезами на глазах, не чувствуя под собой реальности. Но даже успокоившись, легкая дрожь продолжала колотить грудь и отдавать прохладой в спину. С тревогой, не отпускающей ни на минуту, Кристина переоделась и направилась в сторону сцены. Музыка наполняла все здание, сразу же вернулось хорошее настроение, ни о каких Филиппах и Раулях думать не хотелось. Голова занята лишь Ангелом. На Кристину то и дело оборачивались рабочие, о чем-то перешептываясь, что-то говоря про Карлотту, потерянного Цезаря и бездарных директоров.       Выступление: студенты, горожане, солдаты, юные девушки и почтенные матроны весело кружат перед кабачком, на вывеске которого - божественный Бахус.       Кристина Даае была очаровательна в роли юноши. Ее молодость и задумчивая прелесть покоряли с первого взгляда. Девушка чувствовала себя уверенно в мужском обличии, она бы с удовольствием носила эту одежду в свободное от работы время.       Кристина закончила петь, и в этот момент по сцене прошла Маргарита. Карлотта нравилась Кристине, она восхищалась испанской дивой. Такой задор чувствовался в этой женщине, столько энергии било ключом, ей точно никто не угрожал — внешний вид уже внушал ужас, обескураженный ее харизмой мужчина сразу забывал, о чем хотел говорить. Однако при всем своем мастерстве Карлотта не могла вернуть то, что было у Кристины: страсть и тяга к жизни. Как описывал эту женщину учитель, она «не имела ни души, ни сердца. Это был всего-навсего инструмент! Правда, инструмент чудесный, но пустой».       После антракта она увидела в ложе печального Рауля, что сжимал ее письмо и чуть ли не рыдал, и Филиппа, который прожигал ее ненавистным взглядом, что-то бормоча в губы. «Ну и плутовка» различила Кристина.       Все заметили странную дрожь девушки, она звучала не так уверенно, не так кристально чисто, как обычно. Что-то, неведомо что, приглушало, отягощало ее пение… В нем чувствовался страх. Виконт закрыл лицо руками, он плакал.       Уверенная в себе Карлотта отдалась роли целиком — со страстью, восторгом и упоением. Игра ее не знала ни удержу, ни стыдливости. То была уже не Маргарита, то была Кармен. Тем не менее разразилась буря аплодисментов, и дуэт с Фаустом, казалось, предвещал ей новый успех, но тут произошло вдруг что-то невероятное…       …Зал поднялся в едином порыве…в своей ложе оба директора не могут сдержать крика ужаса… зрители и зрительницы переглядываются, словно спрашивая друг у друга разъяснения столь неожиданного явления. Кристина тоже была в замешательстве, она с ужасом закрывала рот.       Из уст Карлотты выскочила…       …Жаба!       В зале нарастал шум, дива не могла вымолвить и слова.       Послышался сдавленный голос Ришара: — Ну что же вы! Продолжайте!       Продолжать она не могла. Попытавшись снова взять стих, из ее уст выскочила жаба. Кристина услышала лишь учителя из ложи: — Она поет сегодня так, что даже люстра того гляди не выдержит!       И действительно не выдержала. Двести тысяч килограммов упали в центр зала, поднялся шум, люди разбегались. Кристина в панике выглядывала своего учителя, она хотела пойти в толпу, он обещал, что придет, будет ждать ее! В попытках разглядеть Голос среди погибших и раненых, она решила, что учитель будет ждать ее в комнате. Она бежала, зовя ангела. Закрывшись в гримерной, она со слезами умоляла его, если он еще жив, дать знать о себе. Голос молчал, зато внезапно послышалось чудесное нескончаемое стенание. Плачь скрипки отца, поднимающий веки Лазарь, снова увидевший свет. — Я есмь воскресение и жизнь: верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Иди! Иди и веруй в меня! — Я верю! — Голова кружилась, картина реальности перестала иметь очертания. Кристина тянулась к Голосу, она тянулась к нему руками. Зеркало внезапно исчезло. Удивительно резко девушка обнаружила себя в черном длинном коридоре. В страхе темноты она закричала, отчего смолкла скрипка. — Ангел! Ангел, где ты?! — Кристина хваталась за стены, она не знала, куда смотреть. В этот момент на ее запястье легла рука, девушка попыталась выбиться из хватки. Ей было страшно, незнакомец ничего не говорил. Внезапно она оказалась на его руках, не чувствуя под ногами земли.       На ее губы легла очень худая рука. Кристина положила руки на грудь и спину мужчины, заметив, что одежда висела на нем, как на скелете. Она все поняла. — Ангел, это ты?       Скрытое под маской лицо кивнуло, мужчина продолжал нести ее. Тогда паника отпустила Кристину, она положила кудрявую голову на плечо учителя и расслабилась. — Не молчите, пожалуйста. Я слышала только ваш голос все эти долгие месяцы, мне тяжело не слышать вас. — Хорошо, моя дорогая. Что ты хочешь узнать? — Куда мы идем? — Она говорила почти шепотом, дыхание опаляло шею учителя. От него веяло смертью… — Ко мне домой. Это и твой дом тоже. Ничего не бойся. — Теперь я не боюсь, — Кристина сильнее обхватила шею ее Ангела. Впервые она чувствовала то самое спокойствие, которое дарила церковь остальным парижанам. Точно ангел нес ее на своих руках, — как вас зовут? — Эрик. Просто Эрик. — он говорил холодно, однако руки его нежно держали ноги и спину девушки, словно фарфор находился в руках. Настолько хрупкий, что неправильно вздохнешь, и он раскрошится в пыль. — Эрик… — будто попробовав это имя на вкус, Кристина уснула прямо в его руках.       Путь через нижние этажи оперы длился долго, дойдя до Цезаря, Эрик опустил на него девушку, которая от смены положения раскрыла глаза. — Так вот, куда пропал Цезарь, — она слегка улыбнулась, погладила коня по гриве и взглянула на учителя. — он не жалует чужих, как вам удалось вывести его? — Я тот, кто растил Цезаря еще с первого появления того в опере. Меня никто не видел, зато он был моим лучшим и единственным собеседником. — Как это печально… — Не стоит грустить, моя дорогая, — он повел лошадь в сторону берега, поглядывая на Кристину, он следил, чтобы та не упала, — теперь нам не мешает стена. Так, здесь нужно быть осторожнее.       Эрик снял ее с коня и посадил в лодку, угостив в награду Цезаря чем-то хрустящим. Она странно оглядывалась по сторонам, держась за сидение. Ее пугало спокойствие, с которым мужчина вел лодку, он будто шел по небу. Настолько плавно они преодолевали водную гладь, что Кристина перестала беспокоиться за безопасность попутчика. Доплыв до берега, Эрик снова понес ее на руках, будто не ощущая веса. Внезапно они оказались в центре гостиной. Слишком резко это произошло, Кристина не могла понять, в какой момент они покинули голубого свечения озеро и оказались в…этом месте. Комната была мрачная, однако весь дизайн перебивало огромное количество цветов, повязанных нелепыми полосатыми лентами. Девушка разглядывала их, пока не оказалась на полу, глядя на темную фигуру. — Вам ничего не угрожает, Кристина.       Она поднесла руки к лицу, она хотела снять маску. Эрик резко отошел, выглядывающие за тканью глаза сузились в страхе. — Вам ничего не угрожает до тех пор, пока вы не тронете маску! — он взял ее за запястья и усадил на диван, а сам разместился у ног. Кристина начала плакать, она и мечтать не могла о том, что ее учитель решится предстать перед ней вот так, не прячась за зеркалом. Однако он все равно прятался, эта маска скрывала его. — Это правда, Кристина!.. Я не ангел, не гений, не призрак… Я — Эрик! — О, я знаю, мой дорогой! — Кристина поглаживала его волосы, она улыбалась. Она давно не была так счастлива.       Эрик поднял на нее свой взгляд, подорвался, схватил арфу и начал петь. Романс Дездемоны. Музыка проникала в самую душу, разум девушки помутился. Она хотела встать, коснуться своего ангела, его голос был точно небесный дар, ангелы ликовали, слушая эту мелодию. Но все стихло, Кристина уснула. Она слишком устала сегодня, силы оставили бедную девушку.       Нежные и сильные руки перенесли ее в спальню, оставив до утра в тишине.       Впервые сон был спокоен, она улыбалась. Ночь прошла без происшествий, Кристина даже не просыпалась от кошмаров. Первый раз она спала настолько крепко, что не заметила, как на столе кто-то что-то писал, шуршание бумаги и скорый стук каблуков.       Проснувшись, Кристина обнаружила себя в маленькой комнате в стиле Луи-Филиппа. Удивительно, как такой обычный дом мог располагаться под всей оперой. Проведя рукой по лицу, она окончательно убедилась, что все это не сон. Кристина обнаружила ванную комнату, довольно комфортабельную: горячей и холодной воды было сколько угодно. Спокойно умывшись, Кристина вспомнила про руку, которая, удивительно, впервые не зудила. Но бинты все равно нужно было снять, поэтому девушка аккуратно убрала ткань, промыла руку и спрятала ту под рубашкой Зибеля.       Вернувшись в комнату, Кристина заметила на комоде записку, написанную красными чернилами:       «Дорогая Кристина, у вас нет оснований беспокоиться о своей судьбе. В целом мире у вас нет более надежного друга, чем я. В настоящий момент вы одна в жилище, которое принадлежит вам. Я отправился по магазинам, чтобы принести белье, которое может вам понадобиться.»       Тихий стук три раза в стену оторвал девушку от раздумий, перед ней стоял Эрик, нагруженный картонами и пакетами, которые начал раскладывать на кровати. — Удивительно, как в такое позднее время вы еще не закончили приводить себя в порядок, моя дорогая, сейчас уже два часа пополудни. Я настрою часы в вашей комнате на нужное время, а пока даю вам полчаса, чтобы собраться.       Неприятно урчал живот, поэтому Эрик, смущенный данным звуком, вышел из комнаты. Кристина раскрыла один из пакетов, откуда на нее смотрело светло-желтое платье. Именно его она и надела. Удивительно, как легко дышится без повязок корсета, платье точно было домашнее.       Вновь представ перед Эриком, она не сводила взгляд с маски. Он прокашлялся и начал речь: — Дорогая Кристина, у меня на вас планы. Я хочу продолжить давать вам уроки, вас ждёт большое будущее, мой ангел. Я, безусловно, люблю вас, но буду говорить об этом только в том случае, если вы позволите. Оставшееся же время мы будем заниматься музыкой. — голос его был твердый, хотя едва слышимая нотка смущения бросалась во внимание девушки. — Что вы имеете в виду под оставшимся временем? — Пять дней. — А после я буду свободна? — Вы будете свободны, Кристина, ибо по прошествии пяти дней научитесь не бояться меня и время от времени согласитесь навещать бедного Эрика!       Он плакал, Кристина увидела на подбородке за тканью шелковой маски две серебряных бусины. Она хотела утешить бедного Эрика, направила к нему руки, однако он молча указал на стол в центре комнаты и помог ей сесть к обеду.       Несколько раков, крыло курицы и вино придало ей сил. Вино девушке понравилось, на что мужчина напротив сказал: — Токайское. Я его привез из кенигсбергских погребов, куда некогда захаживал Фальстаф. — Какой вы национальности? Не указывает ли ваше имя, Эрик, на скандинавское происхождение? — У меня нет ни имени, ни родины. Это имя я выбрал случайно. — Вы ничего не ели, не хотите кусочек? Раки получились очень вкусными, я только в детстве такие ела. — Рад слышать, я сам их готовил. Но спасибо, я не голоден.       Эрик встал и протянул ей руку, приглашая посмотреть дом. Рука была очень худая, холодная и слегка влажная. Желтоватый цвет кожи подтвердил догадку о том, что именно он был в зале во время прощального бала. Кристина с радостью приняла приглашение, пытаясь согреть холодные пальцы в своей ладони. — Вот моя спальня. Тут много любопытного, не хотите ли взглянуть?       Кристина прошла вперед учителя, который следил за ее реакцией. Черные обои, мрачная мебель, посреди комнаты стоял балдахин с красными шелковыми занавесями, а под ним - открытый гроб.       Девушка прикрыла рот и с криком отошла от него. — Я сплю в нем. В жизни ко всему нужно привыкать, даже к вечности. — Какой ужас. Лучше спать на сухой соломе, нежели в гробу… — она отвернулась от этой картины и подошла к клавишам органа, на пюпитре которого обнаружила ноты. С разрешения, она прочитала название: «Торжествующий Дон Жуан». — Вы спали на соломе, раз утверждаете так? — Я много где ночевала, и на соломе в том числе. Какой красивый мотив… — Кристина читала ноты, ведя пальцами по красным чернилам. — Спасибо, иногда я сочиняю. Эту работу я начал двадцать лет назад. Когда она будет закончена, я возьму ее с собой в этот гроб и больше не проснусь. — В таком случае надо работать как можно реже, — она поставила ноты обратно, повернувшись к учителю. — Иногда я работаю по пятнадцать дней и пятнадцать ночей кряду и тогда живу только музыкой, а потом отдыхаю годы. — Не могли бы вы что-нибудь сыграть мне из вашего «Торжествующего Дон Жуана»? — Кристина подошла ближе к учителю и взяла того за руку. — Никогда не просите меня об этом. Этот «Дон Жуан» написан не на слова Лоренцо да Понте, и вдохновляло его не вино, не любовные интрижки и не порок, который в конце понес заслуженную Божью кару. Если хотите, я сыграю вам Моцарта, он заставит вас пролить прекрасные слезы и вызовет добропорядочные раздумья. А мой «Дон Жуан», Кристина, обжигает, хотя его и не испепелил небесный огонь! — Огонь - то, что может воззвать меня к небесам. Поэтому несколько ожогов будут лучшим проявлением любви господа… — прошептала Кристина. Эрика смутили данные слова, поэтому он сделал вид, что не слышал. Видимо, он думал, что девушка еще не познала тот огонь, который лился из его музыки. — Видите ли, Кристина, существует музыка до того ужасная, что она пожирает тех, кто с ней соприкасается. К счастью, вы еще не приобщились к такой музыке, иначе утратили бы свои свежие краски, и вас не узнали бы по возвращении в Париж. Будем петь оперу, Кристина Даае! — О, знали бы вы, сколько раз я тратила свои свежие краски, однако только музыка и ваш голос возвращали меня обратно на небеса. — Вы явно не понимаете, о чем говорите! — Эрик уже начинал злиться. Он начал дуэт из «Отелло», игнорируя попытки Кристины достучаться до него. Кристина слушала его голос, опять завороженная следовала за ним. Она хотела увидеть лицо маэстро, тянулась к нему…       Но, вовремя одернув себя, положила руки на его плечи. Эрик дрожал, он тянулся к ее ласке, словно котенок. Горячие руки Кристины покрывали шею мужчины, они словно обжигали его холодную кожу. Случайно коснувшись маски, музыка стихла, Эрик следил за руками, что так опасно лежали около ткани. — Почему вы не хотите показать мне себя?       Он резко отпрянул от нее и положил руки на лицо, переживая о возможности уронить маску. — Вы никогда не увидите лицо Эрика! Ибо у него нет лица! — Я видела вас. — твёрдо сказала девушка и подошла к учителю, взяв его ладони в свои маленькие ручки. — Там, на балу, я видела вас. Я поняла, что это вы, поэтому смотрела только на вас. Ваша улыбка была самая яркая звезда на этом пиршестве… — Ах видели, значит?! — Эрик схватился за края ткани и сорвал их с лица. — Ну так смотрите! Самая яркая звезда? Так смотри, Кристина, она твоя!       Кристина не шелохнулась. Конечно, ее напугало отсутствие носа, но таких людей она видела в далекой деревушке за границей Швеции, когда странствовала в поисках крова. Спокойное выражение лица выбило Эрика из колеи, он хотел продолжить кричать, но резко упал на пол и спрятал свое лицо в ткани платья. — Ты только из-за этого так сильно переживал, мой дорогой Эрик? — после этих слов спина мужчины начала дрожать, было слышно, как он плачет. — У тебя больная кожа, мой дорогой… — Это не кожа! Это проклятие Эрика! Я с рождения такой! — в этот момент он одним движением поднялся на ноги, нервно перебрасывая взгляд от тьмы гостиной к голубым глазам, отсвет от камина словно заставил их светиться. — Нет, мой ангел… — она взяла его лицо в свои ладони, рассматривая его с разных сторон, — она у тебя очень сухая и желтая, даже глаза чуть отдают желтизной. И хотя радужка твоих глаз золотая, склера тоже имеет такой оттенок. Я видела такое раньше, это лечится. — Что? — мужчина был напуган. По щекам продолжали течь слезы. — О Кристина, Эрик не заслуживает твоей ласки, он не человек. — Человек, еще какой. У вас болит печень? Легкие? — он отрицательно помахал головой. — Нос, конечно, не вернуть, но меня он совсем не пугает. Вы будете учить меня музыке, а я тем временем сделаю из тебя человека, эта ужасающая худоба исчезнет вместе с желтизной. — Неужели вы верите, что можете исправить такого паука, как я? — Не исправить, мой дорогой. Вернуть миру ангела, который спрятался от всех в ад. — Кристина села за орган, читая ноты «Дон Жуана». Она знает, как звучит эта мелодия, отец научил девушку нотной грамоте за три года до своей смерти. По щеке потекли слезы. — Умоляю, сыграйте, маэстро, — она улыбнулась, приглашая учителя к инструменту. — Не сейчас, мой ангел…не сейчас…