*
Территория токийского колледжа охотников, еще несколько дней назад напоминавшая бурлящее людское море, потихоньку пустела — гражданские с незначительными травмами вроде ссадин, синяков и неглубоких порезов вернулись в свои дома уже через несколько часов после того, как закончилось собрание охотников в спортивном зале. Те, чьи ранения оказались серьезнее, остались на какое-то время на попечении у Иери Сёко, но и их встречалось всё меньше; люди спешили возвратиться к родным, успокоить свои встревоженные сердца и ощутить, наконец, тепло любимых рук. Единственным местом в колледже, где всё еще витал тяжелый дух смерти и скорби, был дальний тренировочный павильон, в котором находились тела погибших. Ежедневно к охотникам приходили заплаканные, убитые горем японцы, до последнего надеявшиеся, что им почудилось и это не их братья, супруги и дети указаны в ориентировках как погибшие. Кто-то действительно ошибался, их восковые лица на доли секунды разглаживались и как будто наполнялись живым цветом, но только на мгновение, потому что вслед за облегчением людей настигало осознание, что теперь им вновь придется пребывать в неведении о судьбе своих пропавших. А кому-то везло меньше, и они падали на колени рядом с холодными, начинающими покрываться трупными пятнами и гнить телами, раскрывая в беззвучном крике рот или заливаясь слезами. Трупы, за которыми не приходили больше трех дней, увозили в городские морги, чтобы те не начали распространять вонь разложения, а списки пропавших без вести всё продолжали расти. Сугуру, прокручивая в голове варианты, как убедить Ягу-сенсея подключиться к обучению Годжо Сатору всем премудростям профессии охотника на нежить, едва не промчался мимо Итадори Юджи, замершего у входа в подземный комплекс, где когда-то держали альбиноса, а сейчас — Чосо. Высшего заперли в самой дальней и самой маленькой камере и приставили охрану, сменявшую друг друга каждые несколько часов. Директор колледжа не запретил приносить вампиру донорскую кровь, чтобы тот не слетел с катушек от голода, но всякий раз, когда наступало время кормежки, охотники вооружались, как на битву. Наставляя на Чосо пистолеты и клинки, полукровки заставляли высшего отходить в угол и находиться там до тех пор, пока все не покинут комнату, только после этого кровососу разрешалось брать оставленный на полу у решетки пакет с кровью. Масамичи предупредил охотников о способностях Чосо, дав разрешение уничтожить высшего на месте, если тот воспользуется даром, чтобы сбежать, но мужчина вел себя покладисто, исполняя все приказы и не пререкаясь со своими тюремщиками. — Ты что здесь забыл? — негромко заговорил Гето, приблизившись к студенту, который замер в нерешительности, охваченный глубокими раздумьями. — А! Гето-сама, это вы… Вы меня напугали. — Юджи улыбнулся, запустив пятерню себе в волосы. Трещины на лице и теле полукровки уже практически исчезли, стерли следы жестокого сражения, едва не выбившего из подростка дух. — А я это… решил прогуляться! Иери-сан сказала, что мне можно двигаться, но в меру, потому что вот эта дыра еще не до конца затянулась. — Итадори ткнул себя пальцем в живот, там, где у него находилась печень. — Ты не умеешь врать, Юджи. — Священник снисходительно усмехнулся краем рта, и его юный собеседник сник, начал с виноватым видом теребить наклеенный на щеку широкий пластырь. — Ты хочешь с ним поговорить? — Да, — честно ответил первокурсник. — Ну, и сказать спасибо за то, что не добил. И, наверное, извиниться. — За что? — Сугуру удивленно захлопал глазами. Слова Итадори застали его врасплох. — Понимаете, на станции, когда я думал, что мне конец, я применил на нем свою новую способность. Ну, ту, которая воспоминания переписывает. Я еще на Тодо ее первый раз использовал, вы ведь помните? Конечно Гето помнил о том странном инциденте, произошедшем во время встречи студентов колледжей охотников. Аой, полукровка с хорошо развитым даром телекинеза, едва не сделал из Итадори отбивную (Яга потом высказал Гакугандзи всё, что он думал о нем и его заведомо нечестной жеребьевке), но избитый мальчик, не так давно научившийся превращать свою кожу в броню, вдруг воспользовался способностью, которая ранее никак себя не проявляла, и здорово покопался в мозгах громилы. Когда директор позвонил деду Итадори и рассказал об этом, Васукэ только развел руками и ответил, что до того дня в роду Юджи переписыванием воспоминаний никто не промышлял и, скорее всего, этот беспрецедентный случай связан с тем, что у подростка пробуждались способности, которые могли быть у самого прародителя, Рёмена Сукуны. По возвращении в Токио младший Итадори вновь и вновь пытался заставить новый дар проявить себя и подчиниться своему хозяину, но все попытки были безрезультатны. — Что ты хочешь этим сказать? — настороженно протянул Сугуру, начиная подозревать, к чему вел Юджи. — Кажется, мне удалось сделать это снова. С ним. — Студент кивнул головой в сторону темницы. — Возможно, я перестарался, прямо самую малость, но теперь он думает, что мы родственники, ну, кузены. Как-то так. — Ты что, шутишь? Боже, ты не шутишь. — Я не знал, что все так получится! — Итадори замахал перед собой руками, потом принялся чесать затылок и нервно переступать с ноги на ногу. — Поэтому я хочу с ним поговорить. — Думаешь, Чосо поверит? Ты буквально ему мозги перепрограммировал. Хотя надо сказать, что именно благодаря твоему финту ушами у нас теперь есть живой источник информации и мы более-менее знаем, где искать Сукуну и его прихвостней. — Теперь я не знаю, что чувствую сильнее: гордость за то, что принес охотникам пользу, или еще больший стыд за то, что победил, потому что сжульничал. — Иногда, чтобы выиграть войну, приходится быть жуликом… — Сугуру пожал плечами. — Ахейцы не смогли бы захватить Трою, если бы не их уловка с деревянным конем. Ты поступил так, как подсказал твой внутренний голос, и это был отличный план, Юджи, ты молодец. Пожалуй, нужно было подослать к Сукуне тебя вместо Сатору. Ты бы внушил этому чудовищу, что все мы — его старые друзья, и бойня закончилась бы, даже не начавшись. — Охотник попытался отшутиться, но быстро понял, что это была неудачная идея, потому что Итадори, нервно хихикнув, вдруг испуганно округлил глаза. — В-вы же пошутили, Гето-сама? — Так ты хочешь спуститься вниз и поговорить с Чосо? — Священник быстро сменил тему. — Но меня не пропустят, Яга-сенсей охрану поставил… — Пропустят, я с тобой пойду. Караульные с затаенным подозрением осмотрели первогодку, спустившегося в темницу вслед за высокоранговым, но всё же пропустили обоих к камерам, решив спихнуть всю ответственность на Гето; он сам привел мальчика к высшему, вот с него и будет спрос, если вампир рискнет напасть. Взгляд Сугуру не мог не устремиться к пустой камере, в которой держали Сатору — внутри нее, на полу, всё еще валялись журналы, которые альбинос раскидал в бешенстве во время их встречи перед первым появлением Годжо перед Советом. Теперь Сугуру замечал, какой всё же неуютной и угнетающей была эта каменная коробка, закрывающая путь наружу толстыми прутьями решетки, серебром выжигающей кожу при контакте с ней. Вспоминая, как Годжо лежал, свернувшись на футоне у стены под тихо шелестящими сдерживающими амулетами над ним, священник испытывал обгладывающее до костей чувство стыда. Но то были необходимые меры для защиты колледжа от возможной опасности, ведь Сатору мог и не согласиться сотрудничать с охотниками. А теперь это в прошлом, чистокровный заслужил доверие общества и больше не вернется в подземный комплекс. Гето заставил себя отвернуться от камеры и пойти дальше, вглубь помещения. Чосо сидел на полу, прислонившись к стене, вытянув ноги и закрыв глаза, будто погрузившись в дрему. Ему уже приносили пакет с порцией крови, и теперь тот, выпитый досуха, лежал у двери камеры. Охотники часто заходили внутрь комнаты, поэтому мужчина не обращал на полукровок внимания, пока с ним не заговаривали, молча наблюдая за перемещениями тюремщиков и развлекая себя тем, что запоминал отличительные черты внешности каждого из посетителей. Раз в два или три дня к Чосо приходил сам директор токийского колледжа, задавал одни и те же по содержанию, но отличающиеся по формулировкам вопросы, на которые кровосос отвечал односложно и одинаково: «да», «нет», «не знаю» или повторял всё то, что уже рассказывал Тенген, отчего Яга чаще всего уходил раздраженный или погруженный в мрачные раздумья. Вампир мгновенно распахнул глаза, когда ощутил приближение двух уже знакомых аур. Одна из них напирала с уверенностью средневекового рыцаря-копьеносца, недружелюбно кусая электрическими разрядами, а вторая, заметно слабее, билась в размеренном ритме, точно метроном или рефери, хлопками ладони по рингу ведущий счет пребывания бойца в нокдауне. Чосо, просветлев лицом, придвинулся к решетке, коснувшись ее пальцами и тут же одернув — это был первый раз, когда он видел Итадори с той самой минуты, как его в Сибуе схватили охотники. Темные, с едва заметным фиолетовым отливом, измененные радужки высшего задержались на фигуре священника, вставшего за спиной Юджи, точно телохранитель. Чосо чуть склонил голову набок, всем видом показывая Сугуру, что нет необходимости в конвое, ведь он не тронет подростка и пальцем, на что брюнет только прищурился в ответ. — П-привет? Чосо, да? В общем, ну, тут такое дело… — Полукровка замялся, не зная, как сложить разбредающиеся в его голове слова в связную адекватную речь. — Как ты тут? — Обо мне не беспокойся, брат, главное, что ты в порядке, — едва ли не с благоговением ответил вампир, теряя всякий интерес к персоне Сугуру и полностью переключаясь на Итадори. — Прости, что напал на тебя, я был не в себе. Поверь, я никогда не причинил бы тебе вреда, это всё чертова Арису! Это был ее план настроить нас друг против друга. Как твои раны? Сильно болят? — Не то чтобы, на мне все быстро заживает. — Юджи ткнул себя пальцем в щеку, покрытую бледной паутинкой затягивающихся сколов. — Но мне пока не разрешают возобновить тренировки. — Юджи, брат, ты должен больше отдыхать и восстанавливаться. Для нас сейчас самое главное это поставить тебя на ноги. — Но я не… — Пожалуйста, проследи за тем, чтобы Юджи не переутомлялся. — Эти слова предназначались уже Сугуру, которому с каждой минутой всë сильнее казалось, что он попал в какой-то сюрреалистичный сон, в чью-то воспаленную фантазию. То, с какой заботой высший, еще с неделю назад пытавшийся убить их с Сатору на станции, относился к полукровке, которого никогда до этого не встречал, выбивало из-под ног Гето почву и заставляло сомневаться в трезвости собственного разума. «Ну а сам-то?» — запоздало пролетело где-то в затылочной части черепной коробки охотника, но он спешно отмахнулся от этой мысли, не позволив ей перерасти из мимолетной в назойливую. — Об этом я и хотел с тобой поговорить. Чосо, я… — Итадори шумно втянул носом воздух, собираясь с силами. — Мы с тобой не… — Вы с ним не сможете часто видеться, потому что Яга-сенсей запретил всякие контакты, пока колледж не будет уверен в том, что тебе можно полностью доверять, — закончил за мальчика Гето, и тот так и застыл с открытым ртом и хлопая глазами. — Гето-сама, что вы… — Разве не об этом ты хотел поговорить со своим «братом», Юджи? — Сугуру посмотрел на первокурсника пытливым взглядом, надеясь, что тот сообразит подыграть ему. — Вообще-то нет, я… — Как и ожидалось, юноша не уловил намека, совсем растерявшись и засуетившись на месте. — Прости, Итадори, но у колледжа есть свой шкурный интерес в том, чтобы удерживать Чосо за решеткой. Если он будет отказываться сотрудничать, боюсь, у тебя не будет возможности видеться с «братом», а сам он долго еще не выйдет наружу. — Святой отец приблизился к камере. — Ты должен понимать, что если твои сообщники узнают о твоем пленении, то не явятся вызволять тебя. Им выгоднее будет считать тебя предателем и при любом удобном моменте убить. Так что тебе нет смысла возвращаться к ним, Чосо, если хочешь жить и дальше. — Мне плевать, я здесь для того, чтобы оберегать Юджи. — Тогда в твоих же интересах стать для охотников другом. — Сугуру улыбнулся светлой евангелической улыбкой, но в его потемневших глазах Чосо мог видеть яростно ревущее пламя преисподней. — У меня есть предложение. Помнишь вампира, который был со мной на станции? Так вот, ему недостает навыков в управлении своими силами, точнее, в их пробуждении. А так как никто из охотников не разбирается в специфике развития дара именно у кровопийц, я подумал, что ты будешь полезен. Если согласишься научить Сатору всему, что должен уметь вампир, я постараюсь убедить Ягу-сенсея выпустить тебя из клетки и тогда ты сможешь больше времени проводить с Итадори. Что скажешь? — Гето-сама, так нельзя! — Юджи встревожено потянул мужчину за руку. — Это может быть опасно! — Мы поговорим об этом снаружи, — строго ответил брюнет, пресекая все дальнейшие разговоры. — Ты сдержишь свое слово, охотник? — Голос Чосо был глухим и подавленным, словно высший оказался на перепутье, где выбирать дорогу нужно было с предельной осторожностью. — Клянусь Всевышним, и пусть он поразит меня на месте, если я солгу. — Договорились. Удовлетворенный ответом, Сугуру кивнул, крепко ухватил Итадори за плечо и увел за собой в коридор. Подросток хотел было сказать что-то напоследок Чосо, но священник быстро вытолкал полукровку из помещения, пресекая его намерения, и расслабился только после того, как они вышли на свежий воздух и застыли на пороге подземного комплекса. Засунув руки в карманы, Гето покосился на Юджи, который вперился взглядом себе под ноги, потирая локоть и переваривая произошедшее. Судя по растерянному виду, Итадори определенно не понимал, как сложить два и два и увидеть целостную картину развертывающегося перед ним мира. — Гето-сама, зачем вы это сделали? Почему вы помешали мне сказать правду? Чосо ведь так и будет думать, что мы братья. Это же ложь. — Всё, что я сказал там, внизу, не было ложью. Я действительно хочу, чтобы Чосо помог Сатору стать сильнее и лучше подготовиться к следующему сражению с Сукуной. У колледжа и в самом деле недостаточно знаний, чтобы обучить Годжо самостоятельно. К тому же любая помощь будет нам сейчас не лишней, даже если она будет исходить от вампира. Пусть лучше Чосо думает, что защищает свою семью, чем воюет против нас и будет убит. Это называется милосердие, Юджи. — И всё равно это обман, — тоскливо выдохнул юноша. — «Вся война основана на обмане». Я не стал бы прибегать к таким грязным методам в мирное время, но сейчас мы должны хвататься за любую возможность, которая поможет нам одолеть Рёмена. Я поговорю с Ягой-сенсеем насчет Чосо. Раз уж один раз мне удалось убедить его, что от вампира будет польза, то сделать это снова труда не составит.*
Сугуру облажался, если не по всем фронтам сразу, то по большей их части. Выслушав долгий, хорошо отрепетированный монолог высокорангового охотника о том, почему они должны сию же минуту взять Сатору в оборот, посадить за ученический стол в кабинете для занятий и разом выдать ему всю теоретическую базу объемом в четыре учебных года, а потом отправить наращивать мускулатуру и махать дзё и катаной, Яга-сенсей ненадолго задумался и издал хмыканье, граничащее где-то между «ты чокнутый, это невозможно» и «звучит вполне реализуемо». Незаметно выдохнув, Гето предложил разделить учительские обязанности между самим директором и другими высокоранговыми. Так, Яга, как самый опытный охотник, мог поделиться с Годжо всей информацией, касающейся жизнедеятельности чудовищ, а остальные истребители кровопийц обучили бы чистокровного боевым техникам, чтобы альбинос знал от каждого стиля хотя бы понемногу и имел преимущество в рукопашном бою. Святой отец жирно намекнул бывшему наставнику, что Сатору легко адаптируется и на лету схватывает информацию, так что проблем с его обучением возникнуть не должно. Откинувшись на спинку кресла, Масамичи задумчиво возвел глаза к потолку, начал медленно поглаживать себя по подбородку, время от времени прищуриваясь, потом застыл на пару мгновений и всё же согласно кивнул, поддерживая предложение Сугуру. Чувствуя прилив вдохновения и уверенности, брюнет перешел к самой трудной части разговора — к роли Чосо в становлении Сатору сильнейшим из вампиров. По мере того, как Гето в красках расписывал плюсы взаимодействия высшего и Годжо, директор Яга становился всё мрачнее и злее, а в какой-то момент и вовсе хлопнул кулаком по столу, отталкивая священника потоком своей энергии. — Ты совсем охренел, Гето?! Собрался устроить здесь вампирский детский сад? Меня и так настораживает то, с каким рвением ты собираешь вокруг себя кровососов, ты будто кучка дерьма, привлекающая мух! Можешь об этом забыть, я не позволю этой ублюдской твари выйти даже за пределы камеры! — Может, тогда вы научите Сатору правильно использовать свой вампирский дар, какой бы он там ни был? — Охотник не остался в долгу, мигом ощерившись на собеседника. — Сукуна, возможно, уже половину Канагавы сожрал, а всё, что Годжо умеет, это махать, сука, дорожным знаком! — Сугуру перекрестился, крепко зажмурившись от злости. — Вы знаете, как пробуждать вампирские способности? Я вот не знаю, а научить Сатору призывать духов при всем желании не смогу, потому что у него нет к этому расположенности. А Чосо сможет помочь, потому что он сам вампир и, как мы поняли из его рассказа об отце, самостоятельно развил свой дар крови. — Я вдолблю в голову Годжо всё, что он должен знать о нежити, а ты и другие охотники научите его сражаться и правильно держать в руках оружие. Чосо остается в камере, и не смей больше заводить об этом разговор, — холодно и безапелляционно выдал Яга в ответ на тираду священника. — Можешь идти и начинать возиться с Годжо прямо сейчас. — Я заставлю вас передумать, — прошипел сквозь зубы Гето, угрожающе хлопнув обеими ладонями по столу директора и выскочив из кабинета.*
— А куда мы идем? — Скоро увидишь. Сатору заинтересованно склонил набок голову, держа над макушкой плотный зонт, ставший извечным его спутником на время дневных променадов по территории колледжа. Покидать свое новое обиталище, пока вовсю светило солнце, Годжо не мог, а потому довольствовался шастаньем по периметру учебного заведения в компании Оккоцу или Итадори, а иногда зависал в медблоке у Сёко и ждал, когда Сугуру выспится после очередной ночной смены. Пару раз чистокровный выбирался вместе со священником в город на полуночное дежурство и с неисчерпаемой тоскливой виной в глазах смотрел на устроенный Сукуной погром, который охотники и органы местной власти так пока и не устранили, бросив все силы на эвакуацию гражданских в безопасные зоны, укрытые барьерами Тенген. Вампир брел среди покосившихся и разрушенных зданий, бывших когда-то магазинами и ресторанчиками (большая их часть была уничтожена духами Гето, которых тот вызвал на бой с Рёменом), пинал носками ботинок крупные куски закоптившихся мутных стекол, всматривался в разбитый и как будто взрытый огромным кротом асфальт. Сибуя превратилась в беззвучное кладбище сожженных и смятых автомобилей, медленно покачивающихся электропроводов, рекламных постеров, оборванных и развевающихся, точно флаг давно забытого корабля, разбившегося среди скал, прогнившего и обросшего ракушками. Несмотря на то, что район был благополучно зачищен от низших, он по-прежнему был временно закрыт для горожан как всё еще представляющий опасность. Сатору смотрел на подсохшие и побуревшие следы крови на стенах и стеклянных дверях метро, провожал взглядами проносившиеся по улицам обрывки чьей-то одежды, а однажды и вовсе замер в ступоре, увидев на дороге в паре метров от себя детский сандалик. Сугуру пришлось спешно уводить Годжо на другую улицу, крестясь и молясь про себя о загубленных невинных душах. Пусть Сукуна и его сообщники не предпринимали масштабных вылазок, которые завершились бы массовыми убийствами жителей префектуры Канагава, в колледж регулярно поступали сведения о пропажах людей и гибели охотников, рьяно искавших убежище древнего чистокровного. Тварь, видимо успевшая адаптироваться к условиям нового мира, по-змеиному искусно обходила ловушки и по-звериному жестоко расправлялась с преследователями, оставляя после себя реки дымящейся крови. Охотники, выдвигавшиеся за своими собратьями после потери связи с ними и настигавшие поля сражений, находили только изуродованные останки. Кого-то Рёмен милосердно, если, конечно, это можно было назвать милосердием, убивал на месте, прокусывая глотки и вырывая из них куски (сквозь неровные рваные края ран виднелись омытые кровью шейные позвонки, раздробленные крепкими клыками, а у кого-то голова и вовсе была либо свернута на идеальные сто восемьдесят градусов, либо оторвана и соединялась с телом только длинным тонким лоскутом остывшей кожи), а кого-то превращал в жуткое анатомическое пособие, вывернутое белесыми кишками наружу и прошивающее черную небесную высь оголенными клетками-ребрами. Кто-то валялся, нашинкованный на ровные куски, как кочан капусты, попавший под нож профессионального шеф-повара, обладателя мишленовских звезд, а кого-то с трудом можно было опознать в нечто скрюченном, обугленном до черноты. Один из таких отчетов был направлен Яге, и вскоре студенты токийского колледжа узнали, что во время последней стычки с Сукуной погибла Май Зенин, сестра-близнец Маки. Девушка выехала в Окаяму по заданию Совета вместе с группой киотских охотников, но откололась от них сразу после того, как ей позвонил Наоя, сын Наобито Зенина, и в своей привычной едкой манере сказал, что Маки «нехило отхватила» во время бойни в Сибуе и, скорее всего, не выживет. Май приняла решение вернуться в Токио, а по пути заехала в Канагаву, где с местными охотниками столкнулась с Рёменом. Зачатые от высшего вампира Оги Зенина, девочки уже при рождении были по-разному приняты именитым кланом. И если Май, перенявшую дар проклятой крови, более-менее терпели, то Маки избегали и унижали, как когда-то и ее двоюродного брата Тодзи. Несмотря на это, девочки всегда старались держаться вместе, помогая друг другу и по-своему противостоя нахальным, самовлюбленным родственникам-кровопийцам. Гранд-каньон пролег между сестрами в тот момент, когда Май, согласно условиям договора, собрались отдать на обучение в Киото, а Маки — выслать из резиденции клана на остров Кюсю, где у Зенинов располагалось летнее поместье. Девушка взбунтовалась против своего отца и Наобито и самовольно ушла из семейства, поступив в токийский колледж охотников. Это стало поводом для крупной ссоры, после которой близнецы оборвали все связи друг с другом, а при случайных встречах либо делали вид, что незнакомы, либо ругались. Пусть Маки храбрилась, говоря, что переплюнет сестрицу в мастерстве охоты на нежить и вообще поставит весь клан Зенин на колени, сокурсники полукровки чувствовали, что в глубине души она уважала и всё еще любила Май. Юта, Тоге и Панда, знавшие свою однокурсницу лучше остальных, мрачно переглядывались, словно догадываясь, как отреагирует Маки на смерть сестры, когда придет в себя и услышит об этом. И неизвестно, кому лучше будет сообщить юной Зенин прискорбные новости: ее друзьям или руководству колледжа. — Куда мы все-таки идем? — нетерпеливо спросил Сатору, когда Гето подвел его к одному из павильонов, находящихся за зданием колледжа. — Это наша оружейная. — Сугуру кинул взгляд на спутника через плечо, быстро приблизился к сёдзи и раздвинул их, пропуская внутрь яркий свет. Годжо оставил сложенный зонтик у порога, чтобы тот не мешался, медленно вошел внутрь и осмотрелся с энтузиазмом человека, совершенно далекого от искусства, но которого заставили пойти на выставку какого-нибудь современного художника. Помещение было большим и хорошо освещенным, вдоль стен стояли аккуратные стеллажи с разложенным на полках холодным оружием, начиная от маленьких сюрикенов и кунай и заканчивая клинками сай. К шкафам примыкали стойки с нагинатами, витрины с кастетами и нунчаками, у входной двери ровным рядом стояли тренировочные дзё и боккэны. Пройдя еще немного вперед и не задержавшись ни на чем взглядом, вампир приблизился к огнестрельному оружию. На длинном столе, сверкая отполированными поверхностями и хорошо смазанными деталями, лежали Глоки и Беретты (альбинос коснулся рукояти пистолета, мельком скользнул алыми глазами по Сугуру, потому что запомнил, как выглядело оружие, которое охотник таскал с собой на поясе), несколько ружей и дробовиков. Последним, в силу того, что Сатору видел их впервые, всё же удалось привлечь внимание чистокровного, он даже попросил Гето показать, как правильно прицеливаться, но, как только тяжелое ружье опустилось в руки Годжо, тот недовольно сморщился, немного покачал орудие, точно ребенка, а потом без всякой задней мысли повернулся к охотнику, наставляя на него дуло. Сугуру нервно дернулся, выставил перед собой руки и, стараясь не повышать голос, потребовал положить ружье на стол. Сатору, которого реакция собеседника испугала не меньше, мгновенно отбросил от себя огнестрел и на всякий случай отошел подальше. Выдохнув, священник положил ружье на прежнее место и объяснил, что нельзя направлять оружие на людей, даже если кажется, что оно не заряжено. Технику безопасности еще никто не отменял. Годжо заметно сник, начиная чувствовать себя неуютно в окружении всех этих пестрых, странных и опасных приспособлений и то и дело посматривая в сторону выхода. На мгновение задумавшись, святой отец вдруг щелкнул пальцами, а после поманил вампира за собой. На еще одном длинном столе у задних сёдзи мужчины обнаружили несколько деревянных подставок, на которых покоились катаны, вложенные в черные ножны. Это были самые обыкновенные мечи, без хитрых узоров на плетеных рукоятях, в чем-то даже невзрачные, но строгие и по-японски изящные. Сугуру, заметив блеск узнавания в глазах спутника, тихо отошел в сторону, чтобы не мешать юноше заново открывать для себя уже знакомое оружие. Сатору испытывал смешанные впечатления от увиденного. С одной стороны, в его груди всколыхнулось обжигающее пламя ностальгии по временам, когда отец заставлял его тренироваться с катаной едва ли не всю ночь, а потом самолично проверял, усвоил ли отпрыск прием, беря свой меч и устраивая бой, а с другой… С другой, эти катаны совсем не были похожи на ту, которой обладал Годжо Юудэй. Она была выкована лучшим кузнецом Эдо, с расписной гравированной цубой, изображавшей сражение двух драконов из-за ветки царственной сакуры, с оплеткой из шелковой тесьмы на рукояти и ярко-красным сагэо на лакированных ножнах. Будучи ребенком, Сатору с благоговением смотрел на отцовскую катану, мечтая однажды получить ее в подарок и заложить за пояс, как настоящий самурай. Сохранилась ли она до настоящих времен или сгинула в небытие вместе со своим хозяином, будто преданный пес? — Ты говорил, что отец учил тебя сражению на мечах. Возможно, какой-нибудь из них придется тебе по вкусу? Оккоцу, кстати, тоже выбрал в качестве оружия катану, вы могли бы заниматься вместе, — ненавязчиво подал голос Гето. — Это было так давно. — Альбинос посмотрел на собственные руки. — Наверняка я уже позабыл всё, чему меня учили. — Это легко проверить, тебе достаточно лишь взять катану в руки. Уверен, твое тело до сих пор помнит, как правильно наносить удары и обороняться. Попробуешь? — Ты так думаешь? — Сатору с тенью неверия посмотрел на мужчину. — Что-то мне подсказывает, что твой отец вложил немало сил и упорства в то, чтобы воспитать тебя воином. Он ведь был самурай, я прав? Расскажи о нем. Какие у него были способности? — Отец был искусным воином, самым талантливым во всем Эдо. — Годжо печально улыбнулся, медленно, скрупулезно и нежно воскрешая по крупицам образ главы клана в своем сознании. — Ну, по крайней мере, таким он был в моих глазах. Его катана порхала, словно стая бабочек, свистела, точно ветер, у противников не было ни шанса увернуться. Ты и сам видел, как мы, вампиры, быстро передвигаемся — отец за несколько секунд мог перерезать небольшое войско. Я никогда не достиг бы его уровня, даже если бы тренировался до последнего вздоха. — Я думаю, что ты сильно недооцениваешь свои возможности. — Сугуру несогласно мотнул головой, отчего его челка плавно качнулась из стороны в сторону. — Тебя обучал настоящий самурай, а это точно не сравнится ни с одной современной программой тренировок в кэндо. Я бы хотел посмотреть на то, как ты сражаешься мечом. Годжо нечленораздельно хмыкнул, быстро отворачиваясь от священника, как будто тот сказал что-то смущающее. Всё же альбинос бессовестно лукавил, умалчивая о том, что благодаря наставлениям отца он уже к шестнадцати годам стал мастером кэндзюцу и получил свою собственную катану, изготовленную на заказ, с резными снежинками на гарде и украшенную белыми шелковыми шнурками. И тем не менее к личному мечу Сатору не испытывал тех трепетных чувств, которые просыпались в нем при виде оружия Юудэя — так хотелось подрастающему вампиру стать наследником катаны строгого главы рода. Наверняка и его меч уже давно перестал существовать, рассыпавшись за двести лет ржавой пылью где-нибудь под толщей земли. — А ты помнишь, какой у него был дар крови? — Как-то раз отец отвел меня за пределы города, в ближайшие леса, чтобы показать свою способность. Он сказал, что такая есть и у меня и что с возрастом я смогу ею овладеть. — Годжо задумался. — Как бы объяснить, чтобы ты понял… В общем, когда отец применял свой дар, его руки начинали светиться ярко-синими всполохами искр, а всё вокруг разрушалось и как будто тянулось к его пальцам. Он мог вырывать из-под ног огромные куски земли и заставлять предметы двигаться. О, вспомнил! Однажды он использовал дар во время дождя, и, представь себе, капли замерли в воздухе! Потом они начали вытягиваться в линии, приблизились к отцу, и он взорвал их, столько брызг было. Только у меня никак не получалось повторить это. Отец говорил, что ему самому понадобилось почти четыре года, чтобы в совершенстве овладеть «Синей» — это он так в шутку свою способность называл. — Я думал, что чистокровные вампиры быстрее, чем высшие, раскрывают свои навыки. — Сугуру сложил руки на груди. — Видимо, я, как вы там говорите… бракованный, — недовольно фыркнул Сатору. — Не думаю, что это с тобой что-то не так. Наверное, дар чистой крови просто слишком могущественен, чтобы овладеть им сходу. — Сукуну это не убедит перестать убивать людей и подождать, пока я научусь быть полноценным истинным. Священник поджал губы, не зная, чем крыть это беспощадное в своей правдивости замечание. Не дожидаясь от охотника ответа, Годжо лениво прошелся вдоль стола с катанами, то ли делая вид, что рассматривает оружейную, то ли в самом деле изучая аскетичное убранство помещения. Вампир остановился у очередного шкафа, взял в руки стилет, похожий на тот, которым пользовался на миссиях Сугуру. — Только не трогай лезвие, оно, — брюнета перебило болезненное шипение со стороны альбиноса, — покрыто серебром. — То не трогай, это не хватай, туда не лезь, — Сатору раздраженно швырнул оружие на полку. — Совсем как в детстве. — Сатору, можно тебя еще кое о чем спросить? — мягко начал охотник, пытаясь в первую очередь понять для самого себя, действительно ли он хочет услышать ответ на свой вопрос. — Валяй, чего уж тут. — Что ты помнишь о Норитоси Камо? Он был главой клана в то время, когда ты родился. — Ну, он был странный. — Вампир пожал плечами. — Всегда говорил о каких-то книгах, много путешествовал, привозил с собой странные штуки с большой земли. В общем, немного сумасшедший, но безобидный. По крайней мере, мне он казался именно таким. Отцу не нравилось, что потом Камо стал часто приходить в наш дом, но ведь он был главой одного из больших кланов, его нельзя было просто так прогнать. Помню, что Норитоси постоянно спрашивал о моих успехах в овладении способностями, иногда подсказывал, как лучше распределять энергию и как научиться ощущать в себе следы проявления дара. Последний раз он был в нашем доме где-то за три недели до того, как меня запечатали. Отец всё это время пропадал то в клановой библиотеке, то в сокровищнице. Там хранились всякие артефакты и драгоценности рода Годжо. А еще там был боевой веер матушки, который ей отец подарил. Сугуру, может, хоть что-нибудь из этого сохранилось? — Всё, что удалось спасти из поместья после трагедии, сейчас либо хранится в национальном музее Японии, либо находится в архиве колледжа. Можем вместе проверить, но не надейся отыскать что-то ценное. Помнишь что-нибудь еще? — Я нечасто контактировал с Норитоси Камо, в основном он приходил к отцу по клановым вопросам, а я в это не лез. Но с ним определенно было что-то не в порядке. У него аура была странная, как будто ненастоящая, не могу объяснить почему. Извини, больше сказать нечего. — Спасибо, ты и так достаточно рассказал. — А почему ты спрашиваешь? Ты что-то выяснил? — Сатору заинтересованно приблизился. — Пока нет, но, думаю, это поможет нам приблизиться к разгадке гибели твоей семьи. — Гето потеребил кончиками пальцев глянцевую поверхность серьги. — Эй, кстати, а где твой крест? Ты же всегда его с собой носишь, — вдруг сощурился Годжо, резко меняя тему разговора и сканируя глазами кисти рук собеседника. — Сукуна испортил. Долгая история, позже расскажу. Всё нормально, не смотри на меня так, пострадали только четки. Ну так что, попробуешь пару раз катаной махнуть? — Давай вечером? А то солнце так ярко светит… — уклончиво ответил кровосос, отводя в сторону искрящийся лукавством взгляд, и Сугуру усмехнулся в ответ. — И если ты ответишь на мой вопрос! — У нас что, перекрестный допрос? — Нет. — По Сатору было видно, что он не понимал, что значит «перекрестный допрос», но интуитивно догадался, что стоит ответить отрицательно. — Просто ты обо мне уже многое знаешь, а я о тебе — практически ничего. — И что же ты хочешь узнать? — Гето незаметно прикусил изнутри щеку, надеясь, что вампир не задаст какой-нибудь слишком уж скабрезный или личный вопрос. — Почему ты все-таки решил стать католическим священником? Если тебя так тянуло к религии, ты мог пойти в буддистские монахи. — Годжо весь обратился в слух и уставился на охотника немигающим взглядом. Все-таки выбрал тяжелую артиллерию. Сугуру ощутил, как вдоль его позвоночника легкой щекоткой порхнули мурашки и замерли где-то у затылка. Альбинос мог поинтересоваться семьей святого отца, попросить мужчину вспомнить какой-нибудь забавный случай из детства или юношества, в конце концов, спросить о любимом цвете, напитке или музыкальном исполнителе, но Годжо предпочел ворваться на полной скорости в самое интимное и тщательно оберегаемое, ударить в слабое место брони и взять Бастилию гетовской души. Настоящую причину обращения брюнета к христианству знал только сам Сугуру, его родители и отец Маттео, который устроил охотнику, тогда еще выпускнику-послушнику, целое испытание веры и терпения, в ходе которого юноша открылся духовному наставнику и получил от итальянца свою первую похвалу. Продолжая покусывать себя за щеку, святой отец мысленно взвешивал все «за» и «против». С одной стороны, Сатору справедливо заметил, что в то время как он сам ведал о себе и своем прошлом в деталях, Сугуру избегал отвечать взаимностью, что было невежливо — Годжо доверял охотнику, а тот продолжал быть темной лошадкой. С другой стороны, к чему было загружать чистокровного ненужной информацией, которая никоим образом не относилась к их общему делу? — Ладно, можешь не отвечать, вижу, что не хочешь. Зря я спросил. — Вампир как можно беззаботнее махнул рукой, делая вид, что не огорчился. — Нет, я просто думал, с чего начать. — Брюнет выдохнул, собираясь с мыслями, и решил, что второго такого шанса поговорить по душам у них с Сатору может просто не представиться. — Второй курс обучения в колледже выдался для меня, скажем так, не самым легким. Вместе с остальными охотниками я принимал участие в миссии по устранению Фушигуро Тодзи, и это был гребанный кошмар. Он по силе был равен высшему вампиру и расшвыривал нас, как котят. Тодзи тогда здорово нагнул мою самооценку, а еще едва не вскрыл клинками грудную клетку, я думал, что не выживу. До сих пор шрамы остались. — Гето коснулся ладонью груди, обтянутой черной тканью рубашки. — Кроме того, еще до облавы на Фушигуро кое-что произошло, и это нехило ударило по мне, но я сейчас не могу об этом рассказать, прости. В общем, после того, как Тодзи был убит, а я более-менее восстановился, я нехило так загнался на тему того, что должен быть сильнее, чтобы защитить как можно больше людей, и в целом задумался о человеческой жестокости. Но добил меня звонок из больницы — родители ехали поздно вечером домой, а какой-то придурок вылетел на встречную, не включив фары. Отец выкрутил руль, и их машина съехала в кювет, сбив ограждение. Священник замолчал, до боли вцепившись пальцами в собственные руки. В тот момент он готов был сойти с ума, съехав вниз по стене и чуть не выронив трубку. Иджичи, по просьбе Яги Масамичи, к которому юноша обратился в первую очередь, доставил Сугуру в больницу, но полукровка быстро вернулся, бледный и взъерошенный, и взмолился, чтобы координатор отвез его туда, куда попросит. — В ту же ночь я приехал в церковь, которую мы с мамой посещали, когда я был ребенком. Не знаю, что щелкнуло тогда у меня в голове, но, стоило мне увидеть закрытые двери операционной, куда увезли родителей, я как будто отключился, потому что когда вновь обрел способность здраво мыслить, то обнаружил себя на скамье в приходе. Возле меня стоял священник и пытался выяснить, нужна ли мне какая-нибудь помощь, а я разревелся. Битва с Тодзи, авария, личные загоны — всё это разом накрыло меня, как волной, и мне просто нужно было выговориться, но всё, что я мог делать, это плакать и что-то мычать. Мне принесли стакан воды, и когда я немного успокоился, то рассказал священнику, что мои мама и папа попали в аварию. Тогда он предложил мне вместе помолиться за них. Я вообще ни одной христианской молитвы тогда не знал и не понимал, как правильно креститься, я же до этого только в буддистских храмах был, а с мамой мы лишь хор и проповеди послушать приходили. Я думал, что святой отец, если об этом узнает, выгонит меня из церкви, но он показал, как нужно перекреститься, и сказал, что это неважно, что я не знаю священных текстов, главное вложить в свою молитву всю искренность, и тогда Бог меня услышит. Сейчас это звучит напыщенно и клишированно, но тогда я поклялся Всевышнему, что если он спасет моих родителей, то я стану ему служить. Думаю, о дальнейшем мне говорить не стоит, ты сам все понял. — Сугуру улыбнулся, разводя в стороны руки. — Авария на самом деле была не такая уж серьезная, папа отделался переломом руки, у мамы было сотрясение мозга средней тяжести, а у меня просто был дикий стресс. Наверное, высшие силы решили таким образом помочь мне оправиться от травмирующих событий и взять себя в руки. Но я не жалею о своем выборе. — Ого, — только и сумел ответить Сатору, сраженный чужим откровением, словно огромный Голиаф, поверженный юным Давидом. — Я удовлетворил твой интерес? — Сугуру, ты… Ты такой сильный. И телом, и душой. Спасибо, что рассказал. — Впечатленный вампир дернулся вперед, намереваясь то ли обнять охотника, то ли пожать ему руку, но в последний момент стушевался и лишь улыбнулся. — Ну… пожалуйста? — Голос Гето дал слабину и хрипло сорвался, отчего священник смущенно отвел взгляд и принялся теребить мочку уха, пытаясь унять внезапно пустившееся в веселую тарантеллу сердцебиение. От слов Годжо Сугуру стало по-весеннему тепло и в то же время праведно страшно.*
Когда мужчины покинули оружейную (Сатору первым делом ловко раскрыл над головой зонт, будто артист на сцене) и уже успели отойти от нее на приличное расстояние, священник заметил, что в их сторону быстрым шагом двигался Яга Масамичи, держа в руках какие-то листы бумаги. Охотник насторожился, предполагая, что наставнику пришел очередной неутешительный отчет из Канагавы или Окаямы или вообще приказ Совета о немедленной атаке на Сукуну, но директор не спешил разражаться эмоциональной бранью, которая только подтвердила бы опасения Сугуру, напротив, охотник был довольно спокоен и собран, точно вышел на прогулку во время обеденного перерыва. — Гето уже сказал тебе, что я буду тебя обучать? — сходу спросил Яга, обращаясь к Сатору. — Как раз собирался, — ответил брюнет, стараясь звучать как можно прохладнее, ведь с последнего их спора мужчины так и не нашли точек примирения. — Прекрасно, сюрприз не испортил. Пройдемся, леди? — Директор насмешливо фыркнул, наблюдая за тем, как вцепившийся в ручку зонта Годжо недовольно надулся. — Полагаю, ты пойдешь вслед за нами, Гето? Я не сожру твоего подопечного. — Мне так будет спокойнее. — К нашему счастью, в национальном музее истории Японии сохранились некоторые сведения о твоем предке, Сугаваре. — Яга тряхнул зажатыми в пальцах листами, в которых угадывались распечатанные копии оцифрованных свитков и других письменных памятников прошлого. — Конечно, тут о нем сказано очень утрированно и преувеличенно, как это обычно бывает, но уже по этим строкам можно судить о силе Митидзанэ. Вот тут написано, что «от одного мановения его руки возгоралось все сливовым огнем», полагаю, тут речь о цвете пламени, хотя я не уверен, что такой существует в природе. Вот здесь сказано, что своей аурой он мог замораживать насмерть целые войска. А в этих строках говорится, будто Сугавара был шестиглазым, и это не фигуральное выражение. Интересно, он на самом деле мог ими видеть или это что-то вроде атавизма? — У Сукуны две пары глаз, — задумчиво выдохнул Годжо, прислушиваясь к собеседнику. — Мне что, тоже придется стать таким? — Кто знает, может, ты уникальный и у тебя будет не шесть, а восемь глаз? А потом ты начнешь метать паутину, как Питер Паркер, или отрастишь лапки. — Яга откровенно подтрунивал над чистокровным, который с растерянным видом смотрел то на него, то на Сугуру. — В любом случае, это пока что единственный наш ориентир и мы должны выяснить, какие из способностей Сугавары передались тебе. Надеюсь, это не только глазная мутация, иначе наши дела плохи. — Я и без этого справлюсь. — Сатору, обидевшийся на охотника за его шутки, демонстративно отвернулся. — Да? Хорошо, нападай. Давай, покажи, что умеешь. — Яга Масамичи отдал бумаги священнику, отошел на некоторое расстояние от вампира и встал в боевую стойку, на полном серьезе ожидая атаки. Альбинос удивленно взглянул на Гето, а тот пожал плечами в ответ, но отговаривать спутника не стал. Приглядевшись к противнику, Годжо снисходительно фыркнул, мол, так и быть, только не нужно потом жаловаться, отдал зонт Сугуру, чуть поморщившись от солнечного тепла, мгновенно лизнувшего его светлую кожу, немного походил из стороны в сторону, точно выбирая, откуда будет удобнее атаковать, а потом резко сорвался с места. Выбросив перед собой когтистые руки, Сатору намеревался несильно царапнуть директора по лицу, чтобы потом с важным видом проходить мимо охотника и самодовольно улыбаться, любуясь его разукрашенной физиономией. Яга отреагировал быстро, четко и сурово — ушел от выпада, заломил истинному руки за спину, а затем перебросил через себя, роняя на землю. Священник поморщился, как будто вместе с вампиром ощутил тупую боль от удара; мужчина понимал, что бывший наставник не будет церемониться с новоиспеченным учеником, ведь и с его курсом он никогда не сюсюкался. Масамичи протянул ладонь Сатору, предлагая помощь, но юноша, агрессивно сопя, сам поднялся на ноги. — А теперь скажи, в чем была твоя ошибка. — В том, что позволил опрокинуть себя? — В том, что позволил мне увидеть твои слабые места. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, где ты открылся и насколько устойчива или нет твоя поза. Бой — это не только беспорядочное размахивание кулаками, это еще и умение защищаться. Я слышал, что тебя обучали владению мечом, ты же не только рубить катаной тренировался? — Яга посерьезнел, а его голос стал твердым. — Нет, отец еще показывал, как отражать удары противника и закрываться от них. — Годжо, до которого определенно что-то стало доходить, зарылся пальцами себе в волосы и задумчиво взъерошил их. — В рукопашном сражении всё то же самое. Слушай меня внимательно. Охотники, включая Гето, обучат тебя боевым искусствам и владению оружием, а я расскажу все, что известно о нашем враге, о его преимуществах и слабостях. Раз мы не знаем, как сделать из тебя настоящего чистокровного вампира, мы сделаем из тебя охотника, а уже потом будем молиться Будде, чтобы до тебя самого как-нибудь доперло, как разбудить свои охренительные способности. С этой минуты разрешаю тебе называть меня Яга-сенсей. Ты всё понял, Годжо? — Не знал, что вы способны на такие пафосные речи, — усмехнулся Сугуру, но уже беззлобно. — И я всё еще уверен, что нам необходимо привлечь к делу Чосо. — Он не выйдет из камеры. Но ты можешь водить к нему своего кровососа, пусть занимаются совместными медитациями через решетку. — Директор отмахнулся от бывшего ученика. — А я говорил, что заставлю вас передумать. — Я не передумал. За мной, Годжо, нам нужно многое наверстать.