*
Сугуру казалось, что он сейчас умрет — тело болело так сильно, будто он по случайности упал в работающую дереводробилку, и та превратила кость и плоть в неаппетитное мессиво. Мужчине было больно шевелить руками и ногами (одно радовало — полукровка все еще их чувствовал), было больно дышать (в глотке жгло и першило, а плотно перетянутая грудная клетка отзывалась резким спазмом, если охотник делал глубокий вдох), было больно двигать глазами (Гето разомкнул веки и тут же зажмурился обратно из-за беспощадно яркого белого света), было больно даже думать (от малейшего напряжения у священника сдавливало виски и резало лоб). Расфокусированный мутный взгляд медленно, чертовски медленно обвел стену впереди от одного угла до другого, уперся в закрытую дверь. Планировка комнаты была Сугуру не знакома, и он понял, что находился не в больничном крыле Сёко. Охотник вновь прикрыл глаза и стал по кусочкам воскрешать в своей памяти минувшие события: он сошелся в схватке с Кендзяку и убил проклятого кровососа, потом попытался выбраться из церкви, но отключился из-за травм и кровопотери и потому что надышался угарным газом. Еще и этот странный сон про самурая Тайра. Тем не менее, раз Гето все еще жив, значит послушники успели вытащить брюнета наружу до того, как он задохнулся бы или сгорел. Скорее всего служители прихода отца Маттео решили не рисковать — на то, чтобы преодолеть расстояние от Окаямы до Токио, им пришлось бы потратить несколько часов — и отвезли святого отца в ближайшую к ним больницу. Это многое объясняло, и Сугуру тихо и расслабленно выдохнул, чувствуя тянущую боль во всем теле. По-хорошему надо бы позвонить Иери и попросить ее приехать в Окаяму, чтобы она как можно скорее поставила полукровку на ноги. Охотник шевельнул пальцами, спихнул с них какой-то небольшой прибор и тут же об этом пожалел, потому что кардиомонитор у постели мужчины, перестав получать информацию о состоянии организма, развизжался вытянувшейся в линию кривой пульса. В коридоре достаточно быстро раздались торопливые шаги, а через пару секунд на пороге появилась обеспокоенная медсестра. — О, Будда милостивый, вы пришли в себя. Прошу вас, не делайте так больше, — женщина подошла ближе, нацепила датчик обратно на руку священника. — Как себя чувствуете? Вас что-то беспокоит? — Как долго я был без сознания? — Сугуру сам испугался своего сухого хриплого голоса. — Почти двенадцать часов, — медсестра взглянула на записи о пациенте в карте у подножья постели. — Где я? Я все еще в Окаяме? — Прошу вас, берегите силы, скоро прибудут целители из Киото. К сожалению, многие врачи нашей больницы эвакуировались в безопасные регионы, но мы сделали все, что могли, чтобы вам помочь. У вас множественные ушибы и перелом ребра, а еще пришлось наложить швы на лоб. Мы провели дезинтоксикацию организма, и какое-то время вас еще будут беспокоить головные боли и слабость, но если будете соблюдать предписания доктора, то скоро пойдете на поправку. — Где… Где Годжо Сатору? Он поступал к вам? — Гето затаил дыхание, одновременно и готовый и не готовый услышать ответ. — Я проверю записи о поступивших за последние несколько часов пациентах, — женщина неуверенно поджала губы. — Отдыхайте, как только приедут из Киото, мы направим их к вам. Вам что-нибудь нужно? — Позвоните в токийский колледж охотников, скажите директору, что я здесь и мне нужна Сёко. И что моя миссия прошла успешно. Я продиктую номер. Как только за медсестрой закрылась дверь, а палата наполнилась благостной тишиной, прерываемой только равномерным писком кардиомонитора, Сугуру длинно выдохнул, поджал пересохшие и растрескавшиеся губы. Наверное стоило попросить вколоть ему убойную дозу обезболивающего, чтобы не задерживать дыхание и не покрываться испариной при малейшем неверном движении, или понадеяться, что женщина окажется неглупой и сама догадается принести лекарство. Положение, в котором оказался Гето, совершенно его не устраивало: во-первых, он очнулся в незнакомом месте, в неизвестно какой части города, отрезанный от внешнего мира, благо хоть есть возможность передать информацию Яге через стойку регистрации больницы; во-вторых, он ранен и вряд ли далеко уковыляет, даже если сумеет выбраться из палаты; в-третьих, полукровка понятия не имел, в каком состоянии находился Годжо, и это тревожило его куда сильнее, чем дезориентация на местности или невозможность безболезненно принять сидячее положение. Что если Сукуна и на этот раз не дал себя одолеть? Сатору дважды ускользал из лап смерти исключительно благодаря извращенному великодушию чудовища — вдруг на этом милость Рёмена иссякла, и вампир не оставил от противника и мокрого места? Мертвецкий холод сковал тело охотника, удушливо пощекотал мужчину где-то у горла. Мысль, что их теплое прощание у колледжа было последним, влетела в сознание Гето, как осколочная граната в крошечную пустую комнату, где от нее негде спрятаться. Кривая пульса на мониторе тревожно дернулась и участилась, выдавая волнение Сугуру. А дети! Боже, что с детьми? Защитили ли их Чосо и Кусакабе? Успели ли они выбраться из Окаямы? Дверь палаты тихо открылась, прерывая злобные и тревожные размышления полукровки и переключая внимание брюнета на посетителя. Это был один из послушников, отправившихся с Гето на миссию. Юноша изо всех сил сдерживал зевок и жмурился, пытаясь взбодриться и сбросить с себя остатки сна — наверняка его растолкала медсестра, чтобы сообщить, что святой отец пришел в сознание. Послушник приблизился к койке Сугуру, спешно поклонился, и охотник тоскливо улыбнулся, вспомнив, что какое-то время назад точно так же околачивался в палате отца Маттео после его госпитализации во время пожара. Интересно, как там дела у настоятеля? Нужно будет попросить братьев связаться с Джунпеем, оставленным приглядывать за Бьяджини, и передать, что план сработал. — Слава Господу, вы очнулись. Наши молитвы были услышаны. — Где остальные? — прохрипел полукровка, заставив послушника чуть вздрогнуть. — Пожалуйста, берегите силы, святой отец! Братья сейчас в зале ожидания, они будут рады услышать, что с вами все в порядке. — юноша перекрестился. — Как я выбрался? — Это все ваши… демоны, — послушник нервно потеребил себя за край рубашки, как-то странно побледнел. — Когда начался пожар, многие из братьев побоялись приближаться, ну, вы понимаете, приход отца Маттео… Это так страшно! Пока мы спорили, стоит ли снимать печать и проверять, что творится в самой церкви, кто-то начал биться изнутри об двери, да так сильно, будто с разбегу. Мы решили, что это пытается сбежать вампир, на которого вы охотились, но потом… Отец мой Всевышний, что-то стало выламывать двери, просто отрывало от них куски! Мы разглядели только несколько длинных лап, как у какого-то жука или паука, я не совсем уверен, и кучу желтых глаз, боже, они пялились прямо из пролома. Тварь кричала, чтобы мы выпустили «ее господина», и тогда братья предположили, что, скорее всего, речь идет о вас. Господи, вы едва не погибли из-за нашей нерешительности. — Вы поступили правильно. Я ведь сам велел не отпирать приход до рассвета, — Сугуру на мгновение прикрыл глаза. — Вы молодцы, сработали, как надо. Возвращайтесь в Токио и сообщите отцу Маттео хорошие новости, я еще задержусь здесь ненадолго. — Я попрошу, чтобы кто-нибудь из братьев остался и присмотрел за вами! Разговор их прервала уже знакомая полукровке медсестра, которая с озадаченным лицом вычитывала что-то в своем планшете. Женщине удалось дозвониться до директора Яги, и тот, выслушав собеседницу, вывалил в ответ такой поток информации, что ей пришлось хватать ручку и спешно записывать за охотником, чтобы ничего не упустить. Бывший наставник похвалил Гето за чистую работу и просил передать, что студенты благополучно доехали до столицы и сейчас отлеживались в лазарете. Из-за того, что у Фушигуро неправильно начали срастаться кости фаланг, Иери пришлось заново ломать первокурснику пальцы, срезать пораженные некрозом участки плоти и ускорять даром крови регенерацию клеток, но целительнице удалось сохранить конечности мальчика, и какое-то время Мегуми пробудет в больничном крыле. Сама Сёко, как только закончит залечивать более-менее серьезные травмы юных полукровок, рванет на станцию и прибудет в Окаяму ближайшим рейсом поезда. Еще Яга велел сообщить, как обстояли дела у Годжо, потому что в колледж тот не вернулся, а связаться с кем-то из группы, отправившейся зачищать парк Кораку-эн, мужчине пока не удалось. Звонкая, как колокольчик фурин, надежда затрепыхалась в груди Сугуру — если бы Сатору погиб, охотники уже сообщили бы об этом руководителю и Совету, а раз сам Яга пребывал в неведении, значит был шанс, что альбинос жив. Возможно ранен и впал в анабиоз, как это было с ним после инцидента в Сибуе, но жив! Гето оставалось только молить Всевышнего о милости.*
Иори Утахиме, преподаватель киотского колледжа, смотрела на священника с нескрываемым раздражением, нервно постукивая себя пальцами по плечу. Директор Гакугандзи назначил охотницу сопровождать делегацию полукровок-целителей, выехавших в Окаяму для оказания оперативной медицинской помощи, и заодно привезти своих студентов (живых и мертвых) домой. Будучи учениками, Иори и Гето редко контактировали друг с другом, периодически сталкиваясь на совместных миссиях по зачистке гнезд низших, а после выпуска и вовсе перестали видеться, что, впрочем, устраивало и Сугуру и Утахиме. Нельзя было сказать, что полукровки дружили, напротив, еще юнцом будущий священник часто подшучивал над девушкой и пугал до визга и грязных ругательств, подбрасывая ей в сумку или цепляя на складки хакама мелких духов. Сёко, к которой Иори бегала жаловаться на выходки ее однокурсника, хищно ухмылялась и предлагала Сугуру прекратить вести себя, как уебок, и пригласить уже Утахиме на свидание, на что брюнет не менее широко улыбался и отвечал, что «киотские девчонки не в его вкусе». — Можно было вообще не приходить, ты только наше время тратишь, — буркнула охотница, быстро взглянув на то, как целитель одними кончиками пальцев блуждал по рукам мужчины, сводя энергией ссадины и порезы. Несмотря на уверения, что процесс затягивания ран не займет много времени, Гето запретил трогать его переломы и швы и велел ограничиться лишь гематомами и ушибами. — Ты что, обиделась, Иори? — полукровка насмешливо сощурился. — Прости, но копаться в своих внутренностях я позволю только Сёко, она меня знает вдоль и поперек. Не ставлю под сомнение талант киотских полукровок, но ей я доверяю чуть больше. — Я думала, что возраст и сан сделают из тебя нормального человека, а ты как был придурком, так и остался. — Приятно знать, что годы меня не портят. — Пошел ты, Гето, — Утахиме фыркнула и отвернулась от собеседника, уставилась куда-то перед собой и какое-то время молчала. — Я боялась, что наших студентов вернут по частям. Тяжелые выдались месяцы, да? — Не то слово, — устало ответил Сугуру, двинув исцеленной рукой и отметив, что теперь ему не так больно шевелить пальцами, — но теперь все закончилось. — Ну что там? — охотница окликнула целителя, и тот дал понять, что сделал все, что мог. — Наконец-то можно уйти отсюда. Передавай привет Сёко. — Сама передашь, она скоро приедет.*
Первое что сделала Иери, когда пересекла порог палаты священника — швырнула сумку на стул для посетителей (та пролетела мимо и шлепнулась на пол) и коршуном рухнула на бывшего сокурсника, ткнувшись лицом ему в макушку. От взрыва боли у Гето выступили слезы и перехватило дыхание, и охотник спешно начал спихивать подругу с себя. Женщина, узнав от Яги о состоянии Сугуру, успела схватить лишь сумку, где у нее были сигареты, деньги и недоеденный сэндвич, помчалась покупать билет на поезд и прибыла в Окаяму спустя почти пять часов после звонка из больницы. Обычно спокойная и в чем-то даже флегматичная, Сёко влетела в холл, как призрак, грубо перебила какого-то посетителя, прильнувшего к стойке регистрации, выяснила, в какой палате держали Сугуру, и так же шустро шмыгнула в нужный коридор, оставив медперсонал переглядываться и пожимать плечами. — Ты идиот, блять, наглухо отбитый мудак, — чеканя каждое слово, сказала Сёко, чуть отстраняясь от брюнета, но продолжая крепко держать за плечи. — Ты сделал это, ты все-таки это сделал. Будда милостивый, посмотри на себя, ты похож на выпотрошенную креветку. — Поверь, до прихода Иори с ее целителем я выглядел еще хуже. — И ты не дал ему нормально обработать раны? — Я ждал тебя, — Сугуру самодовольно улыбнулся. — Больной придурок! Иери не спрашивала ни о чем — ни как Гето добрался до префектуры, ни как ему удалось победить Кендзяку, ни о его самочувствии и желании выговориться и порефлексировать. Полукровке обо всем в красках и деталях рассказали травмы священника, над которыми, засучив рукава, женщина принялась колдовать с точностью ювелира. Сёко чувствовала, как от ее касаний смыкались края трещин в сломанном ребре, как они покрывались новым слоем клеток, как вправлялись на место сдвинутые отростки. Сугуру шумно дышал через нос, поджимая посеревшие губы, но молчал и не просил целительницу остановиться или действовать чуть мягче. Один только раз охотник дернулся, перехватив запястье Иери, когда та потянулась к бинтам на его лбу, и велел не трогать швы — пусть хоть что-то останется у святого отца на память о самой страшной в его жизни битве и о самой важной для него победе. Победе, которую он вырвал у Кендзяку с мясом и брызгами крови, ради которой готов был умереть и забрать противника с собой в ревущее пламя. Подобно старейшинам Совета, Гето готов был носить этот шрам с гордостью и величием, будто корону. — Закончила? Я могу встать? — И куда это ты собрался? — Сёко удивленно изогнула бровь. — Искать Сатору, я не видел его с того самого момента, как мы уехали из Токио, — Сугуру осторожно поерзал по постели, убедился, что может сесть (затянувшаяся кость все еще пульсировала глухой болью, но уже не причиняла мужчине дискомфорт), свесил на пол босые стопы. — Принеси мои вещи, они, наверное, где-то у медсестер. — Сколько ты уже в сознании? — равнодушно парировала Иери. — Твой организм все еще слаб, и ты свалишься, не дойдя до порога. Будь хорошим мальчиком, лежи и не двигайся, другие охотники отыщут Годжо и без тебя. Если он жив. — Он жив, — на долю секунды хрипота в голосе полукровки окрасилась кровью и черной сталью. — Не смей хоронить Сатору. Либо помоги встать, либо катись отсюда. — Повежливей, Сугуру, я ведь могу и заново тебе ребра сломать, — целительница усмехнулась и подняла с пола сумку, вытащила из нее пачку сигарет. — Ты посиди пока. Пойдем искать твоего кровососа, когда вернусь, — Сёко толкнула дверь и тут же отскочила в сторону, пропуская мимо себя стремительный белый вихрь. — Прелестно, сам нашелся. Ладно, выкурю две. Не шалите сильно, вы в больнице. В прибрежно-лазоревых радужках чистокровного бушевал настоящий торнадо: тысячелетний страх, едкая паника, кричащее отчаяние, рокочущая надежда — и искрящаяся радость. Сатору был с головы до ног перепачкан кровью и присохшей грязью, закутан в чью-то широкую, не подходящую ему по размеру куртку, но Гето не обратил на это никакого внимания, загипнотизированный ослепительным блеском широко распахнутых глаз. Альбинос сорвался с места, как хищный зверь, выследивший, наконец, свою жертву, врезался в священника, едва не опрокинув его на постель, принялся в исступлении трогать руками лицо и плечи Сугуру, зарываться пальцами в спутанные волосы, тыкаться носом, как слепой новорожденный котенок, мужчине в щеки, раз за разом повторяя имя Сугуру, пока оно не слилось в какой-то нечленораздельный звук, в громкий горячий шепот, пробирающий до мурашек. От вампира пахло въедливой гарью и потом, хрустящим льдом и адреналином, а еще чем-то сладким, щекочущим ноздри. Гето разлепил мокрые ресницы и только теперь, оказавшись от Годжо на расстоянии дыхания, заметил хаотичную паутину белых перекрестий шрамов на светлом юношеском лице и дрожащих когтистых руках. Мелкие порезы исчезали прямо на глазах, вытягиваясь в тонкую линию и как будто утопая под слоем кожи, а те, что были шире и глубже, регенерировали медленно и лениво, точно нехотя. Полукровка не без труда сглотнул напичканный иглами острый ком в горле, не желая даже представлять, как выглядел кровопийца, когда только получил эти жуткие ранения. — Мой бог, Сатору… Истинный порывисто сгреб брюнета в объятия и прижал к себе так сильно, будто хотел слиться с ним в неделимое целое, впился в Гето крепким поцелуем (нежить прильнула к Сугуру так быстро, что тот не успел среагировать и вздрогнул, когда край острого клыка проехался ему по нижней губе). Альбинос целовался, как в последний раз, больно, влажно, жадно и упоенно, не давая полукровке вдохнуть, не позволяя отстраниться. Таким поцелуем можно было убивать, и, казалось, Сатору уверенно к этому шел, продолжая стискивать Гето в железной хватке рук. Сдавленная грудная клетка настойчиво напоминала хозяину о себе, грозя вот-вот треснуть вновь и свести все старания Сёко на нет, и охотник начал ерзать в попытках протиснуть ладони между их плотно сдвинутыми телами и оттолкнуть пылкого Годжо подальше. Юноша, почувствовав сопротивление, мягко разорвал поцелуй, прихватив напоследок нижнюю губу Сугуру, и удивленно заморгал, увидев, что тот морщился. — Но ведь ты сказал целовать, не спрашивая. — Да я не поэтому. Ребро… — просипел в ответ священник, втягивая легкими воздух и заходясь в кашле, стоило только Сатору отшатнуться, выставив перед собой руки. — Где ты был? — Кажется я отключился, когда выбрался в парк. Меня подобрали вампиры из разведывательной группы старика Зенина и притащили в свое убежище. Я ушел искать тебя сразу, как только очнулся. Сугуру, я победил! Я убил его. Сукуна мертв. Больше Японии ничто не угрожает! И я смог соединить Синюю и Красного, представляешь! Мне столько нужно тебе рассказать! — Я знал, что ты справишься. Ты — сильнейший, Сатору. — Твое лицо… — ослепленный и переполненный эмоциями, альбинос только сейчас заметил перебинтованную голову собеседника. Помрачнев, как свинцовое брюхо тучи, Годжо стиснул кулаки. — Что эта тварь сделала с тобой? — Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, — полукровка устало улыбнулся. — Кендзяку больше нет. — Он сильно тебя ранил? Выпей моей крови, скорее. — Успокойся, Сатору, — мужчина накрыл ладонью протянутое в его сторону покрытое шрамами запястье. — Сёко уже подлатала меня. А это, — Гето указал на свой лоб, — пусть останется, чтобы я всегда помнил, ради кого бился с самим Дьяволом. — Сугуру… — Тише, ни слова больше, — святой отец потянул альбиноса за руку, приглашая сесть рядом на постель и обнял чистокровного за плечи. — Я боялся, что уже не увижу тебя. — Я с тобой и никуда не уйду. Поедем домой вместе? — Сатору аккуратно приобнял Сугуру в ответ, ткнувшись лбом тому в шею. — С удовольствием.*
Зал совещания встретил охотников шелестящим перешептыванием вместо привычного дребезжащего шума и надрывных криков главы клана Зенин. Последний сидел на своем месте, сложив руки на груди и взирая на присутствующих с горделивой насмешкой во взгляде; Наои рядом с Наобито не наблюдалось — вероятно старый кровосос посчитал, что повод, по которому собрался Совет, слишком серьезен, чтобы на нем присутствовал неопытный желторотый птенец, и оставил сына в резиденции. Заметив появление делегации столичного колледжа в лицах директора Яги, Гето, Годжо и Чосо, высший добродушно (оказывается, Зенин и так умел!) фыркнул и едва заметно кивнул головой в знак приветствия. Норитоши, приложив руку к заживающему боку, поднялся с кресла и поклонился вошедшим, ненадолго задержал взгляд на Чосо, который медленно обводил глазами помещение; последний раз он присутствовал здесь после того, как его схватили в Сибуе, и это был не самый приятный момент в жизни вампира. Глава Камо настоял, чтобы руководитель токийских полукровок привез потомка Норитоси с собой на собрание Совета, потому что Чосо, как и большинство членов сообщества кровопийц, не только не остался в стороне, но и внес большой вклад в победу над Рёменом и его сообщниками. Сугуру почувствовал, как ладонь альбиноса накрыла его покоящиеся на подлокотнике кресла пальцы, и быстро скосил взгляд в сторону бывшего наставника. Тот, приспустив очки, недовольно сверкнул глазами, одним только выражением лица приказывая мужчинам прекратить распускать руки. Вернувшись из Окаямы в колледж и доложив об успешном исходе миссии, брюнет вдруг поднялся, приблизился к столу Яги и честно признался ему, что состоит с Сатору в отношениях и впредь во все командировки будет брать нежить с собой. Масамичи долго молчал, глядя на полукровку поверх очков, а потом разразился оглушительным, приправленным отборными ругательствами, воплем, снеся священника и истинного лавиной своей жгучей ауры за пределы кабинета и швырнув вдогонку настольную лампу, которая влетела в дверной косяк и разломалась на две части. Сугуру после этого с неделю пытался вновь заговорить с Ягой, но тот агрессивно закрывался от охотника энергетикой и молча проходил мимо. Только в вечер перед собранием Совета мужчина вызвал Гето к себе и сказал, что если заметит их с Сатору обжимающимися на территории учебного заведения — отрубит обоим головы и сожжет трупы прямо на тренировочном поле. А если эти «два ублюдка» вздумают хоть как-то проявлять свои чувства на виду у старейшин и глав вампирских кланов, тем более сотрет в порошок, а после выпустит себе кишки, потому что не переживет такого позора. Сугуру в ответ уважительно поклонился Яге, обещая, что не даст никому повода бросить тень на репутацию колледжа. Пусть разговор с охотником был тяжелым и неприятным, Гето все равно почувствовал, как у него с души упала одна из глыб; от второй полукровка освободится только после того, как исповедается отцу Маттео. Мужчина быстро высвободил руку из-под ладони Сатору и натянул на губы извиняющуюся улыбку. — Приветствую всех вас, — Тенген, как и прежде отгороженная ширмой, заговорила, и в комнате наступила тишина. — Сегодня мы собрались по радостному поводу — Рёмен Сукуна наконец-то убит и больше не угрожает жителям нашей страны. Долгие месяцы страха и тирании закончились, и мы можем спать спокойно. Да, со смертью Сукуны эра вампиров не прекратила своего существования, и охотникам предстоит еще много работы по уничтожению низших и привлечению новоявленных высших к сотрудничеству, но теперь дело пойдет куда легче. — Звучит так, словно это не очень-то вас и устраивает, — не удержался от ядовитого комментария Наобито. — Вы поняли, что я имела в виду, Зенин-сан, не придирайтесь к словам. — Да что бы вы, охотники, без нас делали? Со скуки бы сдохли, вот что с вами стало бы. — И люди и вампиры понесли большие потери, к тому же придется заниматься восстановлением разрушенных территорий, на это уйдет много времени и ресурсов, — подал голос один из старейшин. — В ближайшее время в Окаяме пройдут операции по расчистке руин и эвакуации пострадавших, но мы надеемся, что число новых жертв среди мирного населения будет минимальным. — Кабинет министров от лица императора выразил благодарность за спасение жителей Японии, — вклинилась в разговор еще одна старая охотница (у нее отсутствовала левая рука). — Это, несомненно, величайшая победа в истории человечества. — Ну не такая уж она и величайшая, как будто до сегодняшнего дня никто ни с кем больше не сражался, — Зенин в очередной раз закатил глаза. — Предлагаю не затягивать нашу встречу, впереди еще много работы, — Тенген переключила внимание присутствующих на себя. — Я жду подробные отчеты от руководителей охотников и глав кланов, они будут направлены непосредственно в кабинет императора. А теперь перейдем к главному. От лица старейшин я предлагаю включить кандидатуры высокорангового охотника Гето Сугуру и чистокровного вампира Годжо Сатору в состав Совета. Именно они были теми, кто уничтожил Сукуну и его приспешников, а значит заслужили почет и признание. — Щенок Годжо и так получит свое место в Совете как глава клана, — Наобито недовольно повел плечом. — Разумеется, после церемонии назначения, это не обсуждается. — Я благодарен вам за предложение, но я отказываюсь, — Яга окинул священника таким недоуменным и злобным взглядом, что если бы им можно было убить, Сугуру уже дергался бы в агонии. — Сугуру, ты чего? — альбинос удивленно похлопал бесцветными ресницами. — Я отказываюсь, — уверенно повторил брюнет. — Это ваш выбор, Гето-сама, — голос предводительницы старейшин был ровен, и нельзя было понять, какие эмоции в этот момент испытывала женщина. — Надеюсь, что однажды вы передумаете. — Есть еще кое-что, что мы должны здесь обсудить, — Норитоши поднялся с кресла. — Вскрылись обстоятельства, которые пролили свет на события, касающиеся прошлого клана Камо. Мы все уже знаем, что мой предок и отец Чосо, покойный глава Камо Норитоси, был оклеветан, — высший взглянул на вампира, опустившегося на стул поодаль от полукровок. Тот встрепенулся и выпрямился. До сей поры Чосо продолжали держать в неведении о судьбе его отца, опасаясь неадекватной реакции со стороны юноши. — Все мерзости, в которых его обвиняли, творились чужими руками, но теперь ублюдок, ответственный за это, мертв, а память моего предка чиста. Я требую снять с Чосо подозрения в пособничестве Кендзяку и Рёмену, он действовал по незнанию и под давлением последних, и выпустить его из-под стражи. — Это… Это правда? — высший зажмурился и тряхнул головой, точно убеждая самого себя, что ему не послышалось. — Отец не делал… этого? — Как глава клана я приложу все усилия, чтобы имя Камо Норитоси вписали обратно в семейные хроники и почитали наравне с другими предками. Ты можешь вернуться в семью Камо, если хочешь. Это и твой дом тоже. Чосо не ответил Норитоши, низко опустив голову и замерев, точно статуя. Сугуру кожей ощущал исходившее от кровососа волнение, тревожно скачущее, клубящееся и вихрящееся, плотное и липкое. Оно тяжелым плащом опускалось на и без того сгорбленные плечи нежити и смыкалось непроницаемым коконом. Несомненно, все услышанное ударило по высшему огромным молотом весом со скалу, размазало тонким слоем и оставило медленно, по кусочкам, собираться обратно. Еще пару суток назад Чосо считался преступником, которого колледж держал при себе в качестве заложника и козла отпущения (пусть и формально), а теперь нежить приглашали в клан, которым больше ста лет назад руководил его родитель. Резкие перемены носили маски палачей, злорадно выбивающих стул из-под ног приговоренных к повешению, и сейчас Чосо был одним из них. Гето хотел было шепнуть Сатору, чтобы тот вывел кровососа из совещательного зала и помог прийти в себя, однако высший сам вдруг вскочил на ноги и покинул помещение, тенью выскользнув в коридор. — Ублюдок, сбежал! — тут же зарычал Наобито, полыхнув красными глазами. — Нет, он просто снаружи стоит, — Годжо чуть склонил голову набок, будто к чему-то прислушиваясь, — я чувствую его ауру. — Чосо понадобится время, чтобы осознать и принять это, — Норитоши тяжело выдохнул, — но теперь он под моей протекцией и всю ответственность за его действия беру на себя. Перестаньте его преследовать. — Обсудим это чуть позже, — деликатно перевела тему Тенген. — Если еще остались вопросы, которые мы должны рассмотреть прямо сейчас, говорите. Если нет, предлагаю закончить собрание. Нам всем нужно отдохнуть, похоронить мертвых и отпраздновать победу. Несогласных с предложением охотницы в зале не нашлось.*
Двор резиденции клана Зенин был наполнен переливчатыми звуками зимней ночи, морозной, хрустящей подмерзшей снежной коркой. Со стороны дома доносились приглушенные стенами разговоры, которые казались Сатору назойливым белым шумом. Под крышу поместья Наобито стекались высшие, приглашенные мужчиной на церемонию приветствия нового члена вампирского сообщества — одетые в дорогие и пестрые кимоно, кровососы пересекали длинный двор, чуть кланялись, обмениваясь с Годжо приветствиями, не без любопытства окидывали его с головы до ног пристальными взглядами, а после скрывались за раздвигаемыми прислугой сёдзи, держа путь в главный зал. Альбинос чувствовал себя неуютно, все дальше и дальше уходя от входных дверей, все ниже и ниже опуская голову и пряча лазурные глаза. Его разглядывали, как заморскую диковину, одну из тех, что постоянно привозил с собой из-за океана Норитоси, когда был еще жив, как дорогущее украшение, сплошь усыпанное блестящими каменьями — или как что-то уродливое настолько, что вызывало не ужас и отвращение, а интерес и желание дотронуться, убедиться, что оно живое, а не искусная подделка. Зенин обещал, что Сатору можно будет уйти сразу, как только церемония закончится, и нежить с тревогой и глухой надеждой ждала, когда этот момент, наконец, настанет. Сатору нервно ходил туда-сюда по крыльцу, теребя пояс кимоно. Ледяная аура чистокровного беспокойно металась вокруг хозяина, точно юркий белый лис, кусая юношу морозцем за кончики пальцев, а когда Сугуру подошел ближе, она перекинулась и на священника, принялась бодаться и карабкаться внутрь рукавов. Охотник легко отодвинул от себя чужую энергию электрическим всполохом, положил ладонь на плечо альбиноса, заставив того вздрогнуть. В умоляющем взгляде Годжо отчетливо читалось желание сбежать из резиденции рода Зенин, сверкая пятками, отчего полукровка не сдержал тихого смешка. Надо же, а ведь это он, Гето, должен был переживать до трясущихся поджилок и предобморочного состояния, все-таки Сугуру был единственным человеком, кому разрешили присутствовать на церемонии принятия Сатору поста главы своего клана. Истинный устроил Наобито настоящий бойкот, когда тот в первый раз отказал юноше в его просьбе пригласить на мероприятие охотника, и намеренно игнорировал все, что так или иначе касалось грядущей церемонии. Дело грозило обернуться большими проблемами, и Зенину пришлось уступить наглому отпрыску Юудэя, пообещав позднее отыграться на Годжо за все столетия терпения, потраченного на его «сраную семейку». В ту секунду вампир самодовольно сиял, как метеор, свободно несущийся по простыне неба, а теперь стоял перед Сугуру, вжав белую голову в плечи. — Я не хочу туда идти. — Не будь ребенком, Сатору, это лишь формальности, — брюнет сжал плечо собеседника. — Просто сделай все, о чем тебя попросит Зенин-сан, и мы уедем. Меня тоже, знаешь ли, не радует перспектива быть окруженным парой десятков высших, даже если знаю, что они не посмеют на меня напасть. — Я не уверен, что готов, — прошелестел Годжо, накрыв запястье мужчины ладонью. — Я совершенно не знаю, как быть главой клана. — Ты научишься, в любом случае, первое время можешь рассчитывать на помощь Зенинов и Камо. — Будь рядом со мной, хорошо? Ты же не оставишь меня? — Никогда. Тихо прошелестев тканью кимоно, Годжо обвил длинными руками шею Сугуру и прошелся кончиком носа по его скуле, согрел дыханием похолодевшую от зимнего воздуха щеку. Несмотря на то, что охотник каждый раз одергивал альбиноса, когда того одолевало неистовое желание начать лапать Гето у всех на виду, Сатору все равно продолжал идти на поводу у своего тактильного голода, украдкой поглаживая священника по запястью или бодая лбом между лопаток, чем раздражал директора Ягу и вызывал все более подозрительные взгляды со стороны студентов, а Оккоцу первые несколько дней после возвращения из Окаямы и вовсе краснел до кончиков ушей, когда видел мужчин вдвоем, извинялся и как можно скорее убегал. Улыбнувшись собственным мыслям, полукровка погладил вампира по спине, спускаясь ниже, к талии, на мгновение задержал ладонь на чужой пояснице. Шрамы от порезов на теле Годжо уже сошли, точно их никогда и не было; остались лишь те, под которыми прятались дополнительные пары глаз. Сугуру с пытливостью ученого разглядывал новые глаза на лице Сатору, пока те лениво моргали, бегали из стороны в сторону, подмигивали и сверкали багровыми переливами. Шестиглазый кровосос одновременно и пугал Гето и вызывал у мужчины неподдельный интерес, заставляя, точно ребенка, задерживать дыхание при виде чего-то необычного. Истинный тогда быстро устал, потому что не до конца оправился от травм, прикрыл веки и привалился к плечу священника, чуть слышно пожаловавшись ему на головную боль. — Пойдем, Сатору, пора, — полукровка шепнул юноше куда-то в платиновый висок. — Чем раньше начнут, тем быстрее закончат. — Спасибо, что пришел, Сугуру. — Ты буквально приволок меня сюда! — Годжо в ответ лишь виновато улыбнулся.*
Под множеством пристальных рубиновых взоров Гето ощущал себя полевой мышью, оказавшейся на голой открытой местности под небом, полным голодных ястребов. Никто из высших не посмел бы оскорбить хозяина дома, напав на полукровку прямо во время церемонии (тем более он тоже был гостем, получившим приглашение от Наобито), но на душе охотника все равно было неспокойно. Сугуру старался держаться как можно ближе к хозяйскому месту, где расположились глава дома и юный Камо, неспешно покачивающий в ладони наполовину пустую пиалу с кровью, чтобы в случае чего успеть укрыться за спинами Норитоши и Зенина — вряд ли кто-то отважится набрасываться на самих вампирских лидеров. За спиной отца, находясь от него на почтительном расстоянии, с мрачным лицом замер Наоя. Сугуру как-то стал свидетелем шумного и веселого разговора: собравшись в палате Фушигуро, студенты бурно обсуждали, как Маки, приехавшая в родной дом, чтобы поставить урну с прахом Май в семейный склеп, от души врезала отпрыску Наобито по лицу, да так сильно, что у него заплыл глаз. Юджи и Панда тогда хохотали громче всех, а в груди священника стало так тепло, что он сам не заметил, как расплылся в широкой улыбке. Покинув позже больничное крыло, куда он приходил, чтобы Иери проверила, как заживает шов на лбу, Сугуру позвонил отцу Маттео и попросил наставника связаться с настоятелем из Токусимы и вернуть домой Нанако и Мимико. Кровососы, мужчины и женщины, обменивались красноречивыми взглядами, о чем-то шептались за спиной священника, и тот незамедлительно принялся перебирать пальцами бусины четок, чтобы сконцентрироваться и отвлечься от дурных подозрений, витавших над Гето, как стайка мотыльков у фонарной лампочки. Наобито, быстро перебросившись с Камо короткими фразами, убрал на подставку свою чашу, поднялся с колен и вышел в центр зала, пресекая скользящие сквозняком шорохи и тихий смех. Норитоши последовал примеру старшего товарища и тоже встал, но остался стоять на месте. Наоя встрепенулся, хотел было податься вперед, к отцу, но вовремя остановился и вновь натянул на лицо скучающее недовольное выражение. — Рад видеть вас всех живыми, — Зенин привычно усмехнулся, осматривая толпу. — Это были охренеть какие тяжелые дни, но теперь все закончилось. Не забудьте помолиться за погибших братьев и сестер, память о них будет жить в нас вечно. Но я созвал вас сегодня не для того, чтобы скорбеть, на это у нас будет еще чертова куча времени, — высший поднял руку и небрежно махнул в сторону входных дверей, приказывая слугам открыть их и впустить в зал Сатору, который все это время стоял снаружи. — Подойди, сопляк, преклони колени перед старшим. Годжо на негнущихся ногах прошел через толпу, стиснув руки в кулаки и почти не моргая, взволнованно тараща алые глаза. Он как будто сразу уменьшился в размерах, словно ребенок, закутавшийся без спросу в огромную отцовскую юкату, думая, что будет выглядеть взрослее и солиднее. Приблизившись к Наобито, юноша, как ему и велели, опустился на колени, уважительно поклонился в пол, а затем выпрямил спину и окаменел в напряжении. Брюнет заметил, как пол вокруг места, где сидел чистокровный, покрылся тонким жемчужным инеем — и с трудом сдержался, чтобы не начать улыбаться. О, Всевышний, и это сильнейший вампир, одолевший тысячелетнего кровожадного монстра! Годжо мог быть силен, как держащий небо Атлант, мог быть опасным хищником, который голыми руками вырывал из груди сердца, мог быть равным просветленному Будде, но сейчас он был похож на хрупкого мальчугана, случайно вклинившегося в разговор взрослых и не знавшего, как себя вести. Альбиноса хотелось обнять и приласкать, уговорами убедить, что никто из присутствующих не желал ему зла, а потому незачем так испуганно пялиться в пол перед собой и пытаться когтями проткнуть самому себе ладони. — Каждый из вас знает о трагедии клана Годжо, а кто-то, так же, как и я, были лично знакомы с его главой, Годжо Юудэем, — продолжил высший, наблюдая за тем, как по лицам гостей пробежала тень сожалений. — Вы помните и Камо Норитоси, этого чокнутого болвана. Мы потеряли их обоих из-за того, что ебаная тварь по имени Кендзяку решил, что у него достаточно крепкие яйца, чтобы бросить всем нам вызов! Но вот этот святоша, — Наобито ткнул пальцем в охотника, — показал мудиле, где его место и отомстил за оба клана. Жаль, конечно, что я лично не прокусил Кендзяку глотку, но, по крайней мере, я буду спать спокойно, зная, что он сдох. Все эти двести лет меня держали за идиота и, честно говоря, я предпочел бы и дальше жить в неведении, потому что правда слишком… болезненная. Твой отец был полным придурком, помешанным на чести и достоинстве, и знал бы ты, как сильно мне порой хотелось набить ему морду, — Сугуру заметил, как Сатору поджал губы и раздул от негодования ноздри. — Но это исключительно мое мнение, потому что я знал его лучше, чем все здесь собравшиеся. Сообщество вампиров всегда будет помнить Годжо Юудэя как справедливого и великодушного главу своего клана, как настоящего самурая, для которого слово «честь» не было пустым звуком, как любящего отца и строгого наставника, умевшего слушать и слышать каждого своего подчиненного. Я помню день, когда твой дед передал Годжо бразды правления семьей, он точно так же сидел перед ним, бледный, как кусок тофу, но с гордо расправленными плечами и горящим взглядом. Я уже тогда понял, что с ним придется несладко, просто так Юудэю в пасть положить палец не удастся, но я рад, что не ошибся в своих суждениях. Гордись своим отцом, Годжо, как он гордился бы тобой. Наобито замолчал, повернувшись спиной к Сатору, а лицом — к небольшому алтарю позади хозяйского места, который Сугуру не сразу заметил, как вошел в зал. На буцудане среди цветов и свечей, прямо перед золотой статуэткой Будды стояли три деревянные памятные таблички. Приглядевшись, священник различил вырезанные на них иероглифы с именами родителей истинного, а еще главы клана Камо, Норитоси. Полукровка перекрестился и сложил в молитвенном жесте руки, обратившись к Господу с просьбой подарить несчастным душам погибших страшной смертью высших покой. Альбинос продолжал сидеть, прикрыв глаза и поджав дрожащие губы; слова Зенина заново вскрыли только-только затянувшиеся раны на тоскующей по семье душе младшего Годжо, заставили глухую обиду и скорбь юноши выбраться наружу через сорвавшиеся вниз на ткань кимоно крупные капли слез. Наобито оглядел алтарь задумчивым взглядом, пересекся глазами с главой Камо, и тот кивнул в ответ. Мужчина вздохнул и развернулся обратно к гостям. — Юудэй уже представлял тебя сообществу вампиров, когда ты был еще тупым глазастым свертком, но тебя двести лет считали мертвым, а с тех пор сменилось немало поколений высших, так что будет не лишним представить тебя заново, — Зенин сцепил руки за спиной и приблизился к альбиносу. — Назови свое имя, чтобы каждый здесь его услышал и запомнил. — Годжо Сатору, — кровосос в упор уставился на возвышавшегося над ним мужчину. — Отныне ты брат наш, — Наобито равнодушно произнес церемонные приветственные слова, повторяемые им из десятилетия в десятилетие, из века в век. — Сиди на месте, щенок! Мы еще не закончили. Это, сука, должно было произойти не так, и не я должен говорить эти слова, но пусть хоть один из твоих предков посмеет потом плюнуть мне на том свете за это в рожу, — нежить порывисто, в несколько широких шагов метнулась к буцудану, схватила что-то возле таблички старшего Годжо и вернулась к Сатору. — Я, глава клана Зенин, от имени твоего отца, Годжо Юудэя, и всего рода крови Сугавары Митидзанэ отдаю тебе право встать во главе рода Годжо. Будь мудрым и веди свой клан к процветанию. Не смей позорить память своих предков, сраный сопляк, иначе я лично выбью из тебя все дерьмо, — высший быстро протянул юноше длинный тонкий футляр. — Это не настоящий веер Юудэя, тот давным-давно выцвел и рассыпался, но это его точная копия, даже потертости на пластинах сделали такие же. Это единственное, что сохранилось у Зенинов от твоей семьи. — Спасибо, — только и сумел ответить Сатору, прижав подарок к груди и низко поклонившись Наобито. — Все, достаточно! Мы праздновать собрались, а не сопли распускать, будь мужиком, ты теперь глава клана! — вампир отмахнулся от собеседника и громко велел прислуге нести чаши с кровью для гостей. — Сгинь с моих глаз и не появляйся до следующей недели. Я вообще рассчитывал не видеть рядом с собой никого из Годжо ближайшие лет четыреста. — Обещаю, что это будут самые долгие четыреста лет в твоей жизни, старик, — дрожащая улыбка родилась на губах альбиноса, когда тот поднялся с колен. — Тебе придется учить меня, как правильно руководить кланом. — Пошел ты нахер, мне Наои по самую селезенку хватает, — Наобито фыркнул, бросив молниеносный ястребиный взгляд на сына. — Пусть с тобой Камо нянчится. — На самом деле мне и самому не помешал бы совет старшего, Зенин-сан, — мягко присоединился к разговору Норитоши, мимолетом коснувшись локтя Годжо в знак поддержки. — Из нас троих вы самый опытный и мудрый. — Не раньше, чем на следующей неделе. Валите отсюда оба, я планирую отлично провести время, но не в вашей компании, — Зенин усмехнулся, потянув себя за длинный седой ус, отодвинул стоящего перед ним Сатору в сторону и присоединился к зашумевшей толпе высших. — Не знаю, что должно произойти, чтобы он перестал быть таким грубияном, — Камо покачал головой, провожая кровопийцу взглядом. — Но тогда это будет уже не чертов старик, — насмешливо сморщил нос чистокровный и крепче стиснул в ладони футляр с веером. — Он все это время хранил его, даже велел сделать копию… — Зенин-сан уважал твоего отца, надеюсь, что и моего предка он уважал тоже. Просто он никогда не переступит через свою гордость и не признается в этом. Я рад, что клан Годжо вернулся к нам. Обращайся, если понадобится помощь. — Для меня будет честью руководить вампирским сообществом вместе с семьями Камо и Зенин, — Сатору отвесил уважительный поклон Норитоши, затем извинился и выскочил из зала, утащив за собой двинувшегося в его сторону Сугуру. Альбинос выбежал во внутренний двор, прямо под падающий снег, который сверкал от сияния зажженных ламп и фонарей и легко раскачивался из стороны в сторону, точно в причудливом танце, резко развернулся и вжался в священника, уронив голову ему на плечо, пощекотав пушистыми белыми ресницами кожу шеи. Полукровке, опешившему от стремительных действий Годжо, понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что произошло, а затем начать привычно поглаживать юношу по спине, проходя пальцами вдоль позвоночника. Мокрые хлопья таяли на обнаженных запястьях мужчин, стекали холодными каплями за шиворот и оседали блестящей россыпью на волосах, но Сугуру и Сатору не замечали разгулявшейся стихии вокруг них, полностью поглощенные друг другом. Вампир что-то едва слышно шептал, проглатывая слова, а охотник и не пытался вслушиваться, молча продолжая гладить Годжо по лопаткам, чтобы не спугнуть момент. Их спокойные дни начнутся еще не скоро: нежити придется посещать собрания Совета, где он будет спорить с Наобито и учиться тонкостям взаимодействия со старейшинами и обществом полукровок в целом, думать над тем, где набирать новых членов своего клана и что делать с развалинами старого семейного поместья, а Гето в это время будет, как обычно, пропадать на заданиях по истреблению низших и обучать студентов, потому что многие охотники-преподаватели погибли в сражениях с Сукуной, а оставлять молодняк без внимания никак нельзя. А еще ему предстоит долгий разговор с отцом Маттео. Скорее всего пожилой настоятель будет шокирован откровением Сугуру, возможно прогонит его и запретит приближаться к приходу, разочаруется в полукровке настолько, что до конца своих дней не захочет больше с ним разговаривать, но брюнет твердо решил исповедоваться Бьяджини и не обманывать своего уважаемого наставника, ставшего для Гето вторым отцом. После этого Сугуру, скорее всего, придется подать прошение епископу, чтобы тот запретил ему священнослужение, но то предстоит брюнету позже, когда солнце очнется от крепкого сна, поэтому охотник прикрыл глаза, прерывая поток собственных тяжелых мыслей, и оставил на щеке вампира долгий ласковый поцелуй. — Мне теперь стоит называть тебя Годжо-сан? — Сатору! Для тебя я Сатору, — пробурчал в ответ альбинос. — Я облажался там, да? — Ты держался молодцом, я горжусь тобой, — полукровка аккуратно взъерошил пальцами затылок юноши, стряхивая с него снег. — Сугуру, ты должен быть членом моего клана. Ты, Оккоцу — я хочу, чтобы вы стали моей семьей. У меня никого нет, и пока я не пойму, как быть хорошим главой, я никого больше не приму, — Годжо отстранился от собеседника, заглядывая тому в глаза. — Не отказывайся, пожалуйста. — Это серьезное предложение, ты уверен, что это необходимо? — Пожалуйста, Сугуру! — Дай мне время подумать. Ну что за лицо, Сатору? — мужчина подцепил пальцем подбородок понурившегося альбиноса, заставляя того возвратить на Гето взгляд. — Я ведь не ответил отказом. Просто… Мне действительно нужно хорошо обдумать твое предложение. Это большая ответственность, и я должен быть готов помочь тебе нести бремя правления кланом. Я не хочу быть бесполезной обузой, понимаешь? — Только не заставляй меня долго ждать, ладно? — Годжо накрыл руку Сугуру ладонями и поднес к губам, чтобы согреть костяшки пальцев мужчины теплым дыханием. — Пару-тройку дней потерпишь? — Ничего не обещаю, — кровосос смешливо сверкнул аквамариновыми глазами и взглянул в вышину ночного неба, вдруг громко воскликнул, ткнув вверх пальцем. — Эй, гляди, там что-то движется! Может, это те самые Ткачиха и Волопас, про которых мне матушка в детстве рассказывала? Она сказала, что их видит только тот, кто встретил человека, предназначенного ему волей богов. Значит это была моя судьба — прождать двести лет, чтобы отыскать своего нареченного. — Теперь я понимаю, почему из всех возможных женихов твоя мать выбрала именно главу Годжо. Кажется быть чертовски обаятельным — это у вас в крови, — усмехнулся Сугуру, заставляя Сатору смущенно фыркать. — Не смейся надо мной! — И не думал. Ты удивителен, Годжо Сатору, этим мне и нравишься. — А мне нравишься ты! Очень нравишься, Сугуру, — альбинос потерся щекой о пальцы Гето, как щенок, выпрашивающий ласку, и довольно засиял необъятно глубокой синевой своих ярких глаз. Святой отец ответил юноше молчаливой, но теплой, как крошечный огонек, улыбкой. Чувствуя, как его сердце до самых краев наполнилось любовью, полукровка мысленно обратился к Всевышнему и поблагодарил за то, что он послал Сугуру свое самое чистое и искреннее, по-детски наивное и верное до самоотверженности кровавое благословение.