* * *
Ёсан не знал точно, во сколько мама вернулась домой этой ночью, однако, спустившись рано утром и застав женщину спящей на диване в гостиной на первом этаже, предположил, что пришла она явно после двух часов ночи, ведь как раз до этого времени не спал он сам, и допоздна находился дома один. На матери была та же одежда, в которой она и уезжала, даже ботильоны на свешенных с дивана ногах остались нетронутыми, будто их и не планировали снимать, или просто уже не могли из-за сильной усталости или… опьянения. На спинке дивана небрежно висело пальто — по-видимому, единственный элемент верхней одежды, который ей хватило сил снять. Ощущения эта картина вызывала не самые приятные. Юноша, сонно протирая глаза и зевая, стараясь не тревожить крепко спящую мать, повесил женское пальто на его законное место в шкафу, аккуратно снял с неё ботинки на шпильках, ставя их к остальной обуви в прихожей, взял тонкий плед с соседнего кресла и накрыл им маму, правда, делая это без какого-либо чувства сыновней заботы и ласки. Случайно уловив носом запах перегара, тихо хмыкнул своей же подтверждённой догадке: она не трезва. Хотя, чего стоило ожидать, зная, что женщина уезжает на встречу с подругой вечером и скорее всего вернётся за полночь? Повеселились они явно на славу. А вот Боми, в отличие от матери, уже вовсю бодрствовала: на кухне слышался быстрый топот маленьких лапок, и Ёсан, с любовью усмехнувшись, потрепал мягкую золотистую шёрстку, припоминая себе, что нужно насыпать в миску новую порцию корма и поменять воду. То, что он, впрочем, исправно делает каждый день, ведь Боми — одно из немногих (если вообще не единственное) существ на этом свете, к которому парень так привязан и которого считает своим настоящим другом. Обыкновенный уход за собачкой и любовь, пожалуй, самое малое, что мог бы сделать Ёсан для своего питомца, только вот сама Боми в большем и не нуждается… Телефон в кармане пижамных штанов издал короткую вибрацию, пока Ёсан, наполнив миску, сидел на корточках в кухне и задумчиво поглаживал завтракающую собачку. Кажется, с этим едва слышным сигналом вздрогнул и он сам, вспоминая то, почему он вообще лёг спать так поздно этой ночью… Рука потянулась за телефоном быстрее, чем Ёсан успел подумать о том, действительно ли это сообщение от его нового знакомого, а не какое-нибудь другое уведомление. Но думать и не пришлось: это был Чонхо. Он всё-таки ему написал… JongHo_0908 Доброе утро, проснулся уже? Кан читает одну-единственную строчку с панели уведомлений, мягко улыбаясь и пока не переходя в само приложение, чтобы ответить своему собеседнику. Ёсану кажется, он слишком эмоционально реагирует на сообщения от человека, которого так мало знает… Нормально ли это? В порядке ли вещей так тянуться к тому, кто просто подарил тебе капельку внимания и помог каких-то пару часов не чувствовать себя одиноким? Вряд ли. Однако, даже если и так, Ёсана мало это волнует. Он просто хочет продолжать дружить с Чонхо и каждый день видеть его сообщения, а позже, быть может, и не только сообщения, а самогó его: если они продолжат так хорошо общаться, почему бы им не встретиться в реальной жизни? Юноша будто одёргивает себя на этой мысли, думая, что не стоит пока загадывать наперёд. Думая, что вообще не стоит так много думать. Kang_Yeo Доброе утро ☼︎ Проснулся Kang_Yeo Как раз хотел написать… JongHo_0908 А я опередил :) JongHo_0908 Ты ел? Ёсан хлопает глазами, глядя на этот вопрос, который почему-то кажется ему странным. Зачем Чонхо знать это? JongHo_0908 Нужно обязательно поесть с утра. Или это… обыкновенная забота? Kang_Yeo Я обычно не завтракаю Меня немного тошнит по утрам :( JongHo_0908 Эй, так дело не пойдёт! Поешь, пожалуйста, Санни. JongHo_0908 И вообще-то, это ненормально, ты обращался к врачу? Ёсан встаёт на ноги, потупив взгляд в экран телефона. Ему так непривычно ощущать, что кому-то не всё равно на такие мелочи, на которые даже самому Кану бывает обычно всё равно, хоть они и касаются его здоровья. Чонхо и вправду волнуется за него? Или просто из вежливости всё это говорит? Ох, Ёсан, наверное, никогда не прекратит искать подвоха в таких пустяковых действиях по отношению к нему. Даже вчерашняя недолгая перепалка с Минги до сих пор оставляет некоторые вопросы к поведению Сона, к его интересу о состоянии Ёсана, который, наверное, тоже можно было бы расценить как обычное человеческое волнение за чьё-то самочувствие… Но опять же таки — не в случае с Сон Минги. Опять же таки — не по отношению к Кан Ёсану. Это была всего лишь просьба учителя. JongHo_0908 Ты где? Ёсан отвлекается от забурливших в голове мыслей, возвращаясь к переписке. Он и в самом деле слишком много думает. Kang_Yeo Прости! Я задумался ._. Ответ приходит не сразу, будто Чонхо около двадцати секунд думал, что же ему написать. Ещё чуть-чуть, и Ёсан бы точно начал считать, что сказал какую-то глупость и Чонхо просто не знает, как на такое ответить. Но… JongHo_0908 Ты милый Но он отвечает, и Ёсан был совсем не готов к тому, что это его смутит. Как ребёнка, как маленькую девочку, у которой щёчки краснеют, когда рядом проходит понравившийся мальчик. Сердце словно пропускает удар. «Пропускает удар»… Это знакомое чувство. Жаль, что обычно он ощущает его только благодаря Минги. А Чонхо, пожалуй, первый, кто двумя обычными словами сделал это чувство приятным, а не болезненным. Kang_Yeo Сам такой, понял? ;) JongHo_0908 Хахах, я бы поспорил. Но ты так и не ответил на вопрос! Kang_Yeo Нет, я не был у врача, это просто ерунда. Не стоит беспокоиться! Kang_Yeo Ты тоже не забудь покушать. JongHo_0908 Во-первых, это не ерунда, во-вторых, покушать не забуду, а в-третьих… не могу «не беспокоиться». Ёсан, наверное, просто дурак. Иначе как объяснить то, что он, чёрт возьми, действительно краснеет? Kang_Yeo Ты убедил меня позавтракать, Чонхо-я… JongHo_0908 Было бы отлично, если бы я убедил тебя и к врачу сходить Kang_Yeo Не люблю врачей. И так частенько у них бываю… Ёсан осознаёт, что написать о таком было не самой лучшей идеей только после того, как нажимает на значок «Отправить», и весьма неоднозначное сообщение мгновенно оказывается в чате. И вправду — дурак… Kang_Yeo Я, наверное, пойду собираться. Быстро печатает и отправляет, собираясь ещё пожелать Чонхо удачного дня и успеть выйти из переписки до того, как у Чхве появится новый вопрос, а он, как показала эта недолгая утренняя переписка, появиться должен. Но Ёсану пока совершенно не хочется рассказывать парню об этой стороне своей жизни. О буллинге, о причине его начала, и о том, что врачи, которых он чаще всего посещает, это школьный медбрат Юнхо да травматолог в больнице. Что, если Чонхо это просто оттолкнёт? Как он относится к таким вещам? Не посчитает ли он Ёсана жалким, не станет ли, как и другие, презрительно обзывать «педиком»?.. Чонхо не похож на человека, который может издеваться над людьми или эти издевательства поддерживать — он кажется добрым, заботливым и милым. Но они ещё не доходили до столь откровенных тем, чтобы Ёсан был уверен в этом парне на все сто процентов и мог без зазрения совести поделиться своими проблемами… Ему не хочется врать, не хочется что-то скрывать, но он ещё немного подождёт. Может быть, затронет эти темы, чтобы узнать Чонхо получше. Но рассказывать обо всём просто так не станет. Это слишком опасно и неразумно. Он не хочет потерять человека, который может стать ему другом…* * *
На перемене в школьном коридоре как всегда шумно и людно. Минги стоит у шкафчиков, упираясь в прохладный металл спиной и сунув руку в карман широких рваных джинсов, пока Хонджун роется в своём шкафчике, к дверце которого с внутренней стороны прикреплены какие-то магнитики и фотокарточки любимых рок-групп, а внутри царит полнейший беспорядок — неаккуратно сложенные учебники, скомканная спортивная куртка, старый баскетбольный мяч, диски с играми, журналы для взрослых и много чего другого, чего там быть вообще не должно. Неудивительно, что Ким сам иногда не может найти здесь что-то нужное. — Наконец-то, — Хонджун победно улыбается подобно чеширскому коту, добывая из этого хаоса едва не потерянную пачку сигарет. — Запасные сиги? — безразлично уточняет Минги, лишь немного поднимая брови. — Ага, свои дома забыл сегодня, — Ким хлопает себя по карманам, пытаясь нащупать наличие ещё чего-то потерянного. — Да блять, зажигалку тоже! У тебя есть? Но Минги не отвечает, снова уткнувшись в экран телефона. Отросшие жёлто-красные прядки свисают со лба прямо на глаза Сона, пока тот увлечённо печатает что-то одной рукой, не вытаскивая вторую из кармана, а Хонджун раздражённо кривит губы, пиная друга в плечо кулаком. — Да что? — возмущается Минги, немного повысив тон голоса, когда лёгкий удар парня всё же отвлекает его от гаджета. — Ты глухой, или да? Заебал всё утро туда втыкать, — агрессивно выражается парень, но Минги на это никак не реагирует — к вспыльчивости парня он давно уже привык. За столько-то лет дружбы… — Зажигалка есть, я спрашиваю? — требовательно повторяет Хонджун, захлопывая дверцу шкафчика с характерным громким звуком и быстро закрывая его на ключ. — Есть. — Пошли за школу. — Не хочу, — отказывается Минги, даже не смотря на него: взгляд снова неотрывно прикован к телефону. — Ты с дубу рухнул? От сиг отказываешься? — не на шутку удивляется Ким, опять пиная парня в плечо. — Да что у тебя там?! — Ничего интересного, блять, — равнодушно, но с лёгким раздражением отвечает Минги, отводя руку с телефоном немного в сторону, когда слишком любопытный Хонджун лезет через плечо, пытаясь заглянуть в чужой экран. — Ты переписываешься? — Ким успевает заметить открытый чат, но разглядеть большего не позволяет Минги, который нехотя блокирует смартфон и кладёт его в карман серой толстовки. — С кем?! — Да отвали, Джун! Всё тебе знать надо? — Именно, — отвечает, как что-то само собой разумеющееся, складывая руки на груди. — Ни с кем. Просто знакомой отвечал, — запоздало поясняет Минги, незаинтересованно наблюдая за потоком школьников в коридоре. — Знакомой? Дай угадаю… Это та грудастая красотка, что чуть не отсосала тебе на вечеринке у Уёна? — бестактно громко произносит Хонджун и заливается издевательским смехом, вновь с силой хлопая по плечу Минги, смотрящего на него, как на последнего придурка. — Как там её… — Боже, забудь об этом, — округляет глаза Сон, удивляясь тому, что друг не забыл об этом неловком инциденте, ведь на той вечеринке они были пьяные в стельку и с трудом смогли вспомнить хоть что-то о прошедшей ночи в доме Уёна на следующее утро. — Тебе покурить надо? — переводит тему, не желая обсуждать личные переписки, и достаёт из надетой на плечо сумки зажигалку, бросая её тому в руки: — Возьми уже и не действуй мне на нервы… — Да ладно тебе, — усмехается Хонджун, но зажигалку всё же ловит, кладя в одну руку с пачкой сигарет. — Чё напряжённый такой?.. — Настроения нет. — Курить не пойдёшь? — Нет, сказал же. Минги сегодня сам на себя не похож. Хотя, бывает у него иногда такое — из весёлого плохиша, что обеими руками и ногами за любой движ, он будто бы «разряжается», теряя весь свой пыл и энергию и становясь непривычно пассивным и апатичным. Хонджуну в такие моменты кажется, что на душе у Минги лежит что-то тяжёлое, что он постоянно носит в себе, никогда не доставая наружу и не показывая окружающим. Сон часто о чём-то думает: о чём-то своём, будто бы очень личном, глубоком, по-настоящему волнующем его, но Киму никогда не удавалось узнать, о чём именно. В этом плане Минги точно огромная ледяная глыба, неприступная каменная крепость, ни единой душе не позволяющая заглянуть внутрь своего сердца. Кто знает: возможно, вся эта внешняя суровость, уверенность, дерзость и сила — лишь надёжная, привычная уже всем оболочка Минги, некая маска, с годами приросшая к его облику настолько, что никогда не догадаешься, что за ней может скрываться что-то более настоящее. Только вот сам парень никогда не делится чем-то таким откровенным с Хонджуном. А тот и не спрашивает, понимая, что лезть в это просто нет смысла. — Зачем ты это сделал? — спросил вдруг Минги, прерывая ненадолго наступившее молчание. Хонджун почему-то не спешил уходить курить на улицу, оставаясь стоять с другом, так же, как и он, прислонившись спиной к шкафчикам и бесцельно наблюдая за учениками в широком школьном коридоре. Вопрос Минги до него доходит не сразу: — Что именно? — поворачивает на него голову. — Подножку ему подставил. Хонджун на секунду хмурится, вспоминая, кому это «ему», а быстро вспомнив, хмурится уже от мысли о том, почему Минги вообще задаёт этот вопрос: — Педику, что ли? — Я же говорил: Кана без моего ведома не трогать. — Чего, блять? — насмешливо выплёвывает Ким и поднимает брови. — Ты когда это в защитники педиков заделался? Я что-то пропустил? — Не неси этот бред, — резко обрывает Минги. — Я вообще не это имею в виду. Просто когда хотите поиздеваться… предупреждайте. — А-а… — протягивает тот, начиная понимать, о чём идёт речь. — Не хочешь, чтобы мы без тебя «веселились»? Не дрейфь, Кан весь в твоём распоряжении — мучай его сколько влезет. Мы с Уёном не претендуем, — ухахатываясь, поднимает руки, словно в жесте отступления. — Придурок… — лишь произносит Минги, в очередной раз раздражаясь с этой дурацкой способности Кима переделывать всё так, как ему вздумается. Минги же вообще не это хотел сказать! Наверное… — Он только твой мальчик для битья. А мы так… развлекаемся иногда, — рассуждает Хонджун, доставая из пачки тонкую сигарету. — Уж больно я жадный, когда моих мальчиков для битья трогают без спроса. Хонджун сначала смеётся со странной, не сразу понятой шутки Минги, но через пару секунд недоумённо поднимает на Сона взгляд, чуть не роняя на пол только вытащенную из упаковки сигарету, когда видит, что сам парень смеяться даже и не думает. Это он так мастерски держит лицо, или слова о «его мальчике» были… серьёзны? — Смешно пошутил, — с сарказмом хвалит Хонджун, немного неловко отводя взгляд от каменного выражения лица Минги, думая, что и мысли, и весь этот диалог в целом заходят не совсем в правильное русло. — Ладно, я покурю пойду, а ты дальше втыкай в свою мобилу. Сон ничего не отвечает, лишь коротко кивнув напоследок. На самом-то деле, он только рад был бы сейчас остаться один, без слишком шумного и любопытного друга, на расспросы которого у парня сейчас нет ни сил, ни желания. Да и отвечать на них ему, в общем-то, нечего. Слишком личное для кого-то не слишком близкого, кого-то, вроде Хонджуна. Они хоть и знают друг друга с начальной школы, а всё-таки Минги никогда не воспринимал их дружбу всерьёз. Есть такие друзья, с которыми ты можешь весело проводить время, напиваться до потери памяти, танцевать до потери пульса, курить чёрт знает что и зависать чёрт знает где всю ночь напролёт, убегая на всех парах от своих проблем и тревог и на время забывая о реальном мире под воздействием алкоголя, позволяя себе эту недолгую эйфорию и ощущение полной беззаботности. Такие друзья у Минги есть — да каждый второй в этой чёртовой школе. Но нет тех друзей, которых бы он интересовал, как человек, как личность со своим внутренним миром и душой, со своими мыслями, увлечениями и мечтами. Даже не друзей — хотя бы просто друга. Одного, но верного, настоящего. Такого у него никогда не было. И Минги солжёт, если скажет, что ему не хочется таких взаимоотношений с кем-то… Глубоких и высоких, с пониманием, поддержкой и абсолютным доверием. Но в его жизни таким вещам и понятиям в целом попросту нет места. Он всего этого не достоин. — Ги! — раздаётся вдруг совсем рядом радостно-удивлённый голос Хонджуна. Опять. Недолго продлились минутки его драгоценного спокойствия. — Прикинь, там наш педик пришёл. А я-то думал, он сегодня сюда не заявится, — Ким упирается вытянутой рукой в шкафчики, становясь сбоку от Минги и с недобрым удовольствием наблюдая за Ёсаном, неспеша идущим по многолюдному коридору. Кажется, покурить Хонджун так и не успел, застав появление в школе Кана и сразу бросившись обратно к другу, чтобы поделиться столь… «радостной» новостью. А Минги уводит бесстрастный взгляд в ту же сторону и видит его. Светлые и чуть отросшие, но аккуратно лежащие волосы, большеватый в размере свитер в чёрно-радужную полоску с длинными рукавами, почти закрывающими небольшого размера ладони. К рюкзаку прицеплены яркие значки, в руке — заранее вытащенные учебник с тетрадью для предстоящего урока и блокнот для рисования, который Ёсан везде и всегда носит с собой: Минги знает. Школьники наблюдают за каждым его шагом, кто-то в открытую тыкает пальцами, кто-то уже не сдерживается от не самых доброжелательных приветствий в сторону Ёсана. Но тот в ответ — ноль эмоций. Абсолютно никакой реакции. И при этом он не выглядит морально уставшим и обессиленным. Он выглядит… привыкшим. Будто бы находится уже в своей привычной среде, там, где всё до боли хорошо знакомо и ничего больше не может задеть или сделать больнее, а каждое брошенное в спину оскорбление заранее предугадано и давно выучено наизусть. Укол вины в собственное сердце. Кажется, уже сотый, а то и тысячный с того момента, когда Минги так жестоко, хоть и вынужденно, разбил этому мальчику сердце и искалечил его жизнь своими же руками. Он медленно и неслышно вдыхает носом воздух, пока Хонджун рядом о чём-то весело рассуждает. — Видали, кто припёрся? — неожиданно откуда-то из толпы к парням плавной тенью выскальзывает Чон Уён, складывая руки на груди и со злорадной ухмылочкой наблюдая за Ёсаном, который, не обращая ни на кого даже капельку внимания, спокойно открывает ключом свой шкафчик. — Гляньте-ка, строит из себя хер пойми кого, прям ледяная принцесса… Не зазнался ли наш педик? — Похоже на то, — хохотнув, соглашается Хонджун, сжимая кончик так и не зажжённой сигареты между зубов. — Кажись, не получал давно. Надо бы это исправить. — Вы долбанутые, — подытоживает Минги, устало прикрывая глаза рукой, как родитель, чьи непослушные дети снова затевают какую-то глупую шалость. — Это ты долбанутый! — несдержанно огрызается Хонджун. — Что с тобой стало, блять? Ещё немного, и я всерьёз начну думать, что ты его защищаешь. — Хон прав, — Уён смотрит на Сона, пристально заглядывая в глаза и чуть склоняя голову вбок. — То рюкзак Кану приносишь, то на нас из-за несчастной подножки наезжаешь. Решил вдруг искупить свои грехи? Тебе напомнить, кто всё это начал? — Да не защищаю я его, придурки, — раздражается Минги. И хоть для всех (даже для самого Минги) прозвучало это совершенно неубедительно, ещё и при отсутствии последующего объяснения своего действительно странного поведения, — Сон просто не знал, что ему ещё сказать в своё оправдание, потому что сказать… будто бы и нечего? По крайней мере, этим двум… — Может, ты сам в голубые ряды заделался? — без смеха, скорее с едва уловимой, предупреждающей угрозой в голосе добавляет Чон. — Замолкни. И Уён замолкает — в ту же секунду. Потому что одного этого резкого, одичавшего и наполненного злостью взгляда, одного этого слова из уст Минги более чем достаточно, чтобы понять: это не просто просьба — предупреждение. Ещё более угрожающее и в полной мере дающее всем понять, что продолжать данную тему не стоит, пока Сон от ярости не слетел с катушек. И Уён, и Хонджун уже давно были в курсе того, как остро Минги реагирует на что-либо, касающееся гомосексуальной ориентации. Точнее, на то, когда эту ориентацию каким-либо образом, пусть даже случайно, ставят рядом с ним самим, когда пытаются пошутить на эту тему или просто совершенно невзаимосвязано употребляют слово «гей» в одном предложении с его именем. Сказать, что Минги это в считанные мгновения может вывести из себя — не сказать ничего. Для него эта тема как особое табу, на котором стоит строжайший запрет; как ярко-красная мулета в руках матадора для свирепого быка, или как мельчайшая раскалённая искра, способная разгореться в сильнейший пожар и заставить Минги вспыхнуть подобно огню. Никто не понимал, почему парень реагирует на это так эмоционально: дело не раз доходило до драк. Даже Хонджун и Уён, два его закадычных друга, которые никакого уважения к однополой любви не имели и являлись стопроцентными гомофобами, относились к этому если и не мягче, то точно нейтральнее — по крайней мере, не бросались, как дикие, набивать морду тому, кто озвучит что-то о нетрадиционных отношениях в разговоре. Минги же точно с ума сходит при одном безобидном упоминании. Здесь было что-то сильнее обычной гомофобии. Быть может, болезненный личный опыт, детская травма — неизвестно. Однако очевидно то, что ненависть не может прорасти так глубоко без весомых на то причин. Причины Минги для окружающих так и останутся неразгаданными… Неудивительно, что и буллинг над Ёсаном начался благодаря ему. Всего лишь один слух, выдуманный или подтверждённый, запущенный случайно или намеренно — неважно, — и вся школа обернулась против этого парня, негласно объявив его новым посмешищем, с которым можно делать всё, что вздумается. Такие подростки — самые жестокие обидчики. Потому что морально они ещё дети, не осознающие до конца последствия своих поступков, не понимающие и не принимающие того, что некоторые люди могут от них чем-то отличаться, и что эти отличия не всегда будут им приятны. И хоть школьные издевательства были во все времена, сейчас дети не столько пытаются выяснить взаимоотношения путём таких разборок, сколько просто показать свою силу, превосходство и умение унизить. На сегодняшний день буллинг — ещё и отличный способ самоутвердиться за счёт других, продемонстрировать свою «крутость» перед сверстниками через унижения более слабых и уязвимых. Всё это, увы, является бесспорной и беспощадной правдой нашей жизни. Правдой, от которой никуда не сбежать, и которую пока нельзя изменить. — Вы как хотите, — говорит Уён, — а я планирую сегодня как следует развлечься. — Ты что задумал? — интересуется Хонджун, прищуривая глаза и растягивая уголки губ в коварной улыбке — не хватает только ладони друг от друга потереть, чтобы идеально завершить этот образ хитрого чеширского кота. — Заманите его в туалет после третьего урока… На большом перерыве. Придумайте что-то, чтоб прибежал. — Ён-а, он уже не тот наивный мальчик, который поверит любому слову и даст собой воспользоваться, — озвучивает весьма разумную мысль Ким, тогда как Минги так и стоит со спрятанными в карманы джинсов руками, не принимая особого участия в этом обсуждении. — Проще уж силой его туда затащить… — Значит, затáщите, — просто пожимает плечами Уён, мол, раз предлагаешь, значит, сам и выполняй. — Мать твою, Минги, почему всё это говорю я? Куда пропал твой энтузиазм? — Настроения нет. — Ну, вот и отличный способ поднять его, — с ухмылкой подмигивает Чон. — И только попробуй слиться, иначе мы точно начнём думать, что ты в защитники педиков подался. — Ён-а прав, — заявляет Хонджун, провожая проходящего мимо них Ёсана оценивающим взглядом. — Да и ты ж сам возмущался, что мы с «твоим мальчиком» без тебя веселимся. — Каким ещё мальчиком? Что за бред? — презрительно посмеиваясь, уточняет Уён, пропустивший эту часть столь «увлекательного» диалога. А Минги готов буквально вспыхнуть и слиться с цветом своих же волос, ведь Хонджун опять переделывает всё на свой лад, придавая неправильно подобранному выражению о мальчике для битья совсем не тот смысл. — Короче, Ги, — заключает Хонджун, не удостаивая Уёна лишними объяснениями. — Приводишь Ёсана в туалет на большой перемене, ясно? И плевать мы хотели, какое у тебя там настроение. Пора тебе уже выпустить пар. Хонджун произнёс это так, словно их с Уёном предложение поиздеваться над Ёсаном Минги должен рассматривать, как щедрый жест дружеской заботы. Сону хочется в ответ на всё это откровенно рассмеяться и послать этих недо-друзей на три всем известные буквы, да только он не спешит, задумываясь о том, что его поведение и вправду может вызвать ненужные подозрения и слухи, которых он так старательно избегал все эти годы и чего ни в коем случае нельзя допустить. Хонджуну он, конечно, соврал, ссылаясь на «плохое настроение» и всю ту прочую хрень о предупреждениях перед издевательствами, которая, он уверен, и без того звучала совсем не правдоподобно — врать Минги умеет плохо. Однако ему ничего больше не остаётся: Сон не может, не должен делиться теми личными проблемами, которые и влияют целиком и полностью на его нынешнее состояние и нежелание «веселиться» за новым избиением Кана. Не должен делиться ни с кем, ни с одной душой, чтобы не разрушить то, что он выстраивал всё это время собственными руками — свой безупречный образ несомненного гомофоба, чистейшего натурала, которого интересуют исключительно лица женского пола, образ бесстрашного и уверенного в себе парня, который абсолютно никак не связан с чёртовым Кан Ёсаном, признавшимся когда-то ему в любви; парня, на которого никогда не должно лечь ни одного подозрения и не распространиться ни единого грязного слуха. Образ, который Минги выстраивал собственными руками — руками, избивающими того, в кого он был влюблён со средней школы, превращая свою любовь в ненастоящую ненависть…* * *
И всё-таки, удивительные вещи иногда происходят в нашей жизни: встречаешь кого-то совершенно случайно, непреднамеренно, ещё не зная, что эта встреча в итоге может оказаться судьбоносной, и что случайности не так уж и случайны, как может показаться на первый взгляд. Ёсану его знакомство с Чонхо кажется именно таким. Случайным, но в то же время будто бы и нет. Будто бы он не просто так был послан в его одинокую, тоскливую и серую жизнь, а для того, чтобы сделать её чуточку ярче. Хотя бы чуточку… С того момента, как ему написал Чонхо, не прошло ещё даже суток! Но почему впечатление такое, словно с Чонхо они знакомы гораздо дольше?.. И как это вообще работает? Как устроены эти странные законы Вселенной, которая так любит сводить тех, кому друг с другом, казалось бы, совсем не по пути? А ещё интереснее Ёсану знать, как работает его собственное сердце — почему от некоторых слов Чонхо оно будто стучать быстрее начинает? И становится в нём так тепло… Как было когда-то при влюблённости в Минги. Ох, эти знакомые чувства, чувства зарождающейся симпатии уже не просто как к собеседнику, а как к человеку, как к парню, загоняют Кана в весьма противоречивое состояние: он словно меж двух огней. И при чём один из этих огней кажется ему очень и очень притягательным: там замечательный Чонхо, греющие душу переписки, таинственный образ парня по ту сторону экрана, которого так хочется увидеть в живую, и даже не просто увидеть — коснуться, взять за руку, обнять. Другое же пламя притягательным вовсе не кажется — ведь состоит из здравого смысла и холодного рассудка, который так и кричит Ёсану о том, что все эти эмоции являются не более, чем обыкновенной радостью от появления хорошего человека в жизни, и что нельзя, абсолютно точно нельзя думать о Чонхо как о ком-то большем, чем просто друге. По крайней мере, сейчас, когда прошло ещё так мало времени. А Ёсан где-то посередине. Ни к первому, ни ко второму огню приближаться пока не хочется — оба могут обжечь. Утром он, пусть и не очень красиво, убежал от возможных вопросов Чонхо о врачах, принявшись собираться в школу, но Чхве будто сам понял, что это не самая подходящая тема для разговоров. Расспрашивать не стал, пожелав Кану хорошего дня и успехов в учёбе. Но вопреки тому, что после этого негласного прощания на день они оба, наверное, должны были отправиться по своим делам и не общаться как минимум до полудня — они всё равно продолжили болтать! Первым уроком у Ёсана была литература, которую учитель Мин проводил, мягко говоря, на «отвали»: можно было безнаказанно переписываться, пользуясь безразличием преподавателя и на всякий случай прячась за вертикально поставленным учебником. Чонхо рассказывал, что тоже учится в школе, но с учёбой имеет небольшие трудности — из-за своей неусидчивости и иногда даже лени. Ёсан же тихонько смеялся и отвечал, что сам учится хорошо, ведь учёба, если не единственная, то одна из немногих вещей в его жизни, за которые он так крепко держится, планируя закончить школу с отличием и без сложностей поступить в университет. Чонхо интересовался, почему Ёсан так грезит о скором выпуске и поступлении в другом городе. А тот пока не спешил признаваться в том, что мечтает съехать от родной матери и наконец-то сбежать от буллинга в школе… Отвечал что-то вроде «Даже не знаю» и быстро менял тему. И снова улыбался, видя новые сообщения. На втором и третьем уроках переписываться было сложнее: более серьёзные предметы, более строгие преподаватели. Однако Кан как-то умудрялся отвечать Чонхо, не решаясь нормально сказать о небольшом неудобстве и прекращать переписку. Минги, наблюдающий за этим с соседней парты, открыто усмехался — Ёсан переводил на него недоумевающий взгляд и вскидывал брови. И чего этот придурок смотрит? Сам вон в телефоне тайком сидит, пока учитель не видит. Минги сегодня вообще на удивление тихий. В коридоре перед уроками молча стоял у шкафчиков, пока Уён с Хонджуном открыто рассматривали и наверняка обсуждали Ёсана — чего стоили одни их громкие усмешки и оценивающие взгляды, которых почему-то не наблюдалось у Минги. Хотя, такие затишья перед бурей уже бывали: ни к чему хорошему они не приводили. Кану от этой мысли становится немного… не по себе. Впрочем-то, юноша был готов к тому, что с утра всё внимание будет приковано к нему. Вчерашнее позорное падение, пусть и послужившее причиной лёгкого сотрясения мозга, непременно должно было стать очередным поводом для насмешек. Ёсан это прекрасно знал и уже, если честно, даже не реагировал — устал. Проще смириться и научиться терпеть. JongHo_0908 Я отвлекаю тебя от урока? Kang_Yeo Нет-нет Звонок уже через пару минут JongHo_0908 О, отлично У меня, кстати, тоже Kang_Yeo Ура! JongHo_0908 Хахах У вас тоже большой перерыв после третьего? Kang_Yeo Угу JongHo_0908 Что будешь делать? Kang_Yeo В планах болтать с тобой всю перемену… Если ты не против, конечно :) JongHo_0908 Только за, Санни Может, ты поешь в столовой? Kang_Yeo Зачем? JongHo_0908 Ты смешной. Чтобы не быть голодным, конечно же Kang_Yeo Но я пока не голоден, Чонхо-я Ёсан обманывает. За четыре часа он успел немного проголодаться, ведь утром, хоть и планировал позавтракать по наставлению Чонхо, так и не смог запихнуть в себя ничего больше шоколадного батончика и чашки кофе. Kang_Yeo А почему… тебя это волнует? JongHo_0908 Оу… Тебе это неприятно? Kang_Yeo Нет, ты чего? Не думай так! Просто непривычно, что кто-то интересуется такими мелочами JongHo_0908 Я тебя понимаю. У меня вот совсем нет людей, которым интересны подробности моего состояния… Kang_Yeo Правда?.. Ёсан искренне удивляется. Он как-то и не думал, что у Чонхо могут быть проблемы, так похожие на его собственные… Kang_Yeo Но ты же такой прекрасный человек. Как такое возможно? :( JongHo_0908 Думаю, насчёт «прекрасного» ты сильно преувеличиваешь, Санни Kang_Yeo Ни капельки Я на самом деле так считаю Из коридора раздаётся долгожданный звонок, оповещающий об окончании бесконечно долгого урока и начале большой перемены. Одноклассники молниеносно вскакивают со своих мест, точно ждали этого момента целую вечность, и, хватая рюкзаки, мчатся к выходу из кабинета, образуя в дверях непроходимое столпотворение. Ёсан особо не торопится: всё равно в коридоре сейчас начнётся вакханалия. Он неспеша складывает учебные принадлежности в сумку, думая о том, что лучше отправиться на свою излюбленную лестницу, по которой никто не ходит — ту самую, где он обычно рисует в одиночестве, садясь прямо на ступеньки. Там можно будет и поболтать с Чонхо. У них есть целых полчаса драгоценного времени… Немного подождав, пока толпа в дверном проёме расступится, Ёсан одним из последних покидает класс, сразу направляясь в противоположную сторону коридора, к дальней лестнице, где почти никого нет — идеально. По пути туда он просматривает новое сообщение в чате с Чонхо: тот написал, что у него тоже закончился урок, и вышел из сети минуту назад. Ёсан начинает быстро печатать новое предложение, толком не смотря под ноги и думая, что сейчас Чонхо снова вернётся к нему, получив оповещение об ответе Кана. И наверное, юноша был слишком погружён в свои мысли, чтобы вовремя заметить, что за его спиной, соблюдая дистанцию в несколько шагов, всё это время шёл Минги, намеренно вышедший из кабинета вслед за ним. Ёсан вздрагивает — не столько от страха, сколько от неожиданности, — когда чувствует на предплечье крепкую хватку до боли знакомой руки в полумраке пустого коридора, и когда его резко дёргают в сторону мужского туалета, заталкивая внутрь и не давая даже секунды на осознание происходящего.