Мальчики не плачут

      Ёсан вернулся в школу уже на следующей неделе. Прогуливать уроки и дальше не хотелось — успеваемость юноши всё так же оставалась для него на первом месте, и он надеялся, что пять пропущенных учебных дней не сильно усугубят ситуацию. Хотя, даже находясь в своём коротком своеобразном «отпуске», Кан исправно выполнял все домашние занятия — трудностей возникнуть не должно было. Но Ёсан соврал бы, сказав, что только это интересовало его в скором возвращении на учёбу. Ведь, на самом-то деле, нежелание посещать несколько дней школу появилось вовсе не из-за учебной нагрузки, с которой он всегда находил в себе силы справляться — действительно стрессовым фактором являлись как раз чёртовы издевательства, от которых он слишком устал, чтобы и дальше продолжать как ни в чём не бывало приходить на занятия. Наверное, именно та, последняя встреча с одноклассниками в школьном туалете стала для Ёсана неким пределом, каплей, переполнившей чашу его терпения, стимулом для какого-то морального истощения, которое, рано или поздно, но должно было случиться. Однако, после их недавнего разговора с Минги, Ёсану стало не на шутку интересно: неужели всё и вправду может наладиться? Что будет ждать его по возвращении в школу?.. А тот день, когда Минги так неожиданно явился к нему домой, оказался поистине переломным моментом в их отношениях — моментом, который позволил взглянуть на Сона совершенно с другой стороны, новым взглядом, под новым углом. Тогда они провели вместе ещё не один час, сидя на полу в гостиной и открывая друг другу свои души, рассказывая о своих жизнях, потаённых мыслях и заветных мечтах… Но помимо тягостных и печальных тем они обсуждали и кое-что другое, более приятное и отвлечённое. Подумать только — Минги любит писать стихи! Правда, как бы Ёсан ни просил рассказать хотя бы одно, тот смущённо отнекивался, говоря, что по памяти не сможет, а блокнот с собой не брал, но Кану казалось, что тот попросту стесняется — ведь об этом таланте не знает никто из его окружения, не считая отца, который таких увлечений явно не одобряет. Но Минги пообещал, что когда-нибудь обязательно прочитает ему что-то из своих стихотворений… Ёсан пообещал, что будет ждать. А ещё Минги уговорил Ёсана притащить его блокнот с рисунками, и потом подолгу рассматривал каждый, аккуратно перелистывая тонкие странички и задавая всевозможные вопросы. А Ёсан впервые видел, чтобы кому-то было так интересно слушать о его увлечении, рассматривать его работы, которые до уровня профессиональных художников ещё сильно не дотягивали, но Минги разглядывал каждый рисунок с таким неподдельным восхищением, что Ёсан даже смущался немного… Признаться честно, он практически не удивился, узнав о том, что эти пару недель с ним общался вовсе не Чонхо, а Сон Минги. Конечно, сначала он немного переживал, ведь к общению с этим неизвестным «Чонхо» очень привык, и в последнее время только эти непринуждённые переписки, иногда продолжавшиеся до самого рассвета, были единственным, что помогало скрасить тоскливые серые будни и отвлечься от проблем реального мира. Но ведь по ту сторону экрана с ним общался никакой не Чонхо. И это не Чонхо заставлял его чувствовать себя так хорошо и спокойно, просто переписываясь с ним, это не Чонхо каждый день желал доброго утра и ночи, не Чонхо волновался из-за того, что Ёсан не ест по утрам, не Чонхо рассказывал о стихах, делился с ним своими секретами и выслушивал его проблемы. Всё это делал Минги. Влюблённый и отчаявшийся Минги, который очень хотел оказаться ближе, которому хотелось обыкновенного, хотя бы дружеского общения с Ёсаном. Минги, который ясно осознавал, что подойти к нему с этой целью в школе или написать сообщение от своего настоящего имени — непременно значило бы грубый отказ Ёсана. Но даже с первого дня их общения ответ на вопрос, кем же является этот таинственный парнишка из сети и откуда он взялся, лежал у Ёсана прямо перед глазами. Цифры «0908» в никнейме «Чонхо» стояли совсем не случайно: это девятое августа — день рождения Минги. В профиле у Сона предусмотрительно не было аватарки, а когда Ёсан как бы невзначай упоминал, что хотел бы увидеть его фотографии, тот либо говорил, что стесняется показывать свою внешность, либо и вовсе переводил разговор на другую тему — не подозрительно ли? Минги не присылал фотографий, не записывал голосовых сообщений, не говорил, в какой именно учится школе. Но почему-то Ёсан не придавал этому особого значения, хотя, если бы призадумался об этих нюансах чуть раньше, возможно, уже тогда начал бы обо всём догадываться. Более весомые подозрения закрадывались в голову тогда, когда «Чонхо» будто понимал его с полуслова, слишком точно догадывался о каких-то деталях, знать которые никак не мог. Изредка Ёсану казалось, что его собеседник словно знает его в реальности, но и в эти мысли он не углублялся. А потом это полюбившееся ему «Санни», которым его назвал не кто иной, как Минги... Это быть совпадением уж точно не могло, верно? И к Ёсану наконец пришло полное понимание. Но, к его же удивлению, это не вызвало у Кана должного разочарования, как могло бы произойти, узнай он обо всём этом раньше — до того, как сам бы начал замечать эти странности в общении с таинственным интернет-другом, до того, как Минги рассказал бы ему всю правду. А ещё Ёсан, как ни странно, вовсе не ощущал себя обманутым — потому что в тех переписках Минги был с ним откровенен и честен во всём, что касалось его жизни, был самим собой, делился тем, чем ни с кем больше не делился, показывал искренность и заботу, которую доверял только Ёсану, а выдуманное имя являлось единственным, что скрывало его личность. И общаясь с ним вот так, наедине, в реальной жизни, без всяких масок, без взаимной вражды, Ёсан испытывал то же самое, что и во время того общения по сети: какое-то необъяснимое и по-родному приятное спокойствие, неподдельный интерес, душевный комфорт в этом маленьком, тёплом и уютном мирке, где они находились только вдвоём… А ведь некоторое время назад Ёсан и подумать не мог, что однажды испытает нечто подобное рядом с другим человеком. А особенно рядом с Минги. Кану казалось, что он знакомится с ним заново. Но теперь уже явно не с тем Минги, которого успел всем сердцем возненавидеть… Это был другой Минги. Настоящий. Тот, ненавидеть которого ему вовсе не хотелось. А переписки никуда не исчезли. Они продолжили общаться так, как и прежде. Правда, теперь в никнейме Сона вместо имени Чонхо — стояло его собственное, но, если честно, Ёсан не ощущал никакой разницы. И ему это очень нравилось. В школе всё, кажется, тоже начинало налаживаться, хотя, на самом деле, Ёсан ещё не был полностью в этом уверен и не хотел загадывать наперёд, очень боясь обнадёжить самого себя и снова разочароваться в жизни. Ведь с начала новой недели, то есть с его возвращения на учёбу, прошло всего два дня, но пока всё и вправду было более-менее тихо. Как ни странно, ни Уён, ни Хонджун никаких поползновений в его сторону не совершали. Поглядывали искоса, о чём-то между собой переговаривались, но к Ёсану пока не приближались — и то хорошо. А может быть, этому поспособствовал Минги, который пообещал Ёсану разобраться с издевательствами? Кан очень надеялся, что это в самом деле так, и что Минги, который очень хотел исправиться, больше его не разочарует… Конечно, не всё было так гладко, ведь помимо Хонджуна и Уёна неприятелей у Ёсана имелась едва ли не целая школа. Но в отличие от этих двоих, действия остальных обычно не заходили дальше простых оскорблений и подшучиваний: неприятно, конечно, но после пережитого — вполне терпимо... По крайней мере, если Минги серьёзно намерен самостоятельно со всем разобраться, это, наверное, не так уж и быстро, да и что там вообще задумал Минги, Ёсан пока не знал. Но отсутствие внимания со стороны Кима и Чона уже очень радовало. Единственным, что не давало Ёсану полного покоя, оставались истинные чувства Минги. Сон влюблён в него. И если честно… Кан всё никак не мог перестать об этом думать. Теперь он наконец понимал, что значили все эти странные поступки с его стороны, которым было так сложно найти объяснение, все эти немногословные взгляды, эта несвойственная Минги скромность, когда они находились наедине, эти неумелые жесты заботы и знаки внимания, когда, например, тот интересовался его состоянием, специально отдал ему свою толстовку, отыскал для него новый свитер, купил любимый шоколад, пришёл к нему, чтобы узнать о причине прогулов, увидеть лично, убедиться, что с тем всё в порядке… Расскажи Ёсану кто-нибудь о влюблённости Минги недели так три назад, он бы лишь от души посмеялся, не поверив бы ни единому слову. Но сейчас, складывая все последние события воедино, он больше ни в чём не сомневался. Только вот что он чувствовал сам, Кан не знал. Он думал, что от его растоптанной любви не останется и следа, что тогда Минги просто смял её вместе с той валентинкой, но Ёсан бы обманул самого себя, сказав, что именно так и было, и что Минги больше не вызывал у него абсолютно никаких чувств. Ведь что-то глубоко внутри всё ещё трепетало слабым, не потушенным до конца огоньком, а росточки юношеской любви не были вырваны с корнем, всё так же оставаясь теплиться в сердце Ёсана, как бы он ни пытался от них избавиться. Как бы ни пытался заглушить это ненавистью… Всё это казалось ещё слишком сложным и запутанным. Он не хотел спешить и уж тем более уверенно отвечать Минги взаимностью — Ёсану нужно было немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах, убедиться в них наверняка, а если они всё же есть, морально подготовиться к тому, чтобы сказать о них Минги. Ведь Ёсан банально боялся — боялся обжечься снова после неудачного и весьма болезненного опыта, хоть и подсознательно понимал, что больше это не должно было повториться. И кажется, эта его привычка подолгу зависать в собственных мыслях, порой ничего вокруг себя не замечая, однажды точно до добра не доведёт — он чуть не врезался в медбрата Юнхо прямо на лестничном пролёте, спускаясь к шкафчикам на первый этаж. — О, Ёсани! Давно тебя не видел, — бодро приветствует мужчина, держа в одной руке стаканчик с кофе, которое чудом не пролилось от этого столкновения. — Куда так торопишься? — Извините! — юноша быстро кланяется, поправляя лямку рюкзака на плече. — Уроки закончились, я за вещами и домой… — Всё хорошо, — Юнхо мягко улыбается и прячет руку в карман белого халата. — Но под ноги всё же смотри… Ещё с лестницы навернуться не хватало! Как, кстати, твоя голова? Ёсан не сразу улавливает суть вопроса, но спустя секунду до него доходит, что тот имеет в виду. — А-а… С головой порядок, — он неловко усмехается, вспоминая о неудачном приземлении из-за подножки Хонджуна. — А как дела с одноклассниками? — участливо интересуется Юнхо. — Последние два дня без происшествий, — отвечает Ёсан, неуверенно пожимая плечами. Хотел бы он сказать, что всё, вроде бы, начинает налаживаться, но знал бы он это наверняка… — Это ведь хорошо. Надеюсь, так всё и останется… — Юнхо задумчиво вздыхает, почти неощутимо похлопывая младшего по плечу. — Но если вдруг понадобится моя помощь, и не только медицинская, ты обращайся. — Лучше бы она всё-таки больше не понадобилась, господин Чон… — с улыбкой отмечает Ёсан. — И это верно, — подхватывает мысль Юнхо. — Ладно, что ж, не буду задерживать, беги домой. И осторожнее! Они быстро прощаются, и господин Чон поднимается дальше, попивая свой кофе, а Ёсан, посмотрев тому вслед пару секунд, сбегает с оставшихся ступенек, подумывая о том, что именно таким и должен быть настоящий врач. Таким, как этот чудо-медбрат, который всегда ко всем добр и готов помочь каждому без исключения, будь то школьный хулиган или жертва подросткового буллинга. Юнхо порой напоминал доброго и заботливого старшего брата, и, если честно, Ёсан понятия не имеет, что бы без него делал. Наверное, окончательно бы слетел с катушек, не будь у него взрослого и мудрого Юнхо, который в своё время оказался единственным понимающим человеком из его окружения. Который и ушибы лечил, и с душевной болью неплохо справлялся… Ёсан открывает ключом свой шкафчик, доставая толстовку, чтобы надеть её поверх футболки, ведь погода на улице теплом и солнцем особо не радовала: весна начиналась с почти ежедневных дождей. Накидывая на голову капюшон, коротко оценивает своё отражение в зеркальце, висящем на внутренней стороне дверцы. Теперь — никаких радужных свитеров. Хоть и подарок Минги хотелось куда-то надеть… Но точно не в школу. Интересно, где был сам Минги: уроки закончились, а его поблизости не видно, может быть, задержался где-то? Не сказать, что теперь они активно и как ни в чём не бывало общались в школе, ведь, как-никак, это могло бы показаться очень странным, если ещё несколько недель назад они с Минги открыто друг друга «ненавидели». Но и скрываться ото всех они, вроде как, не планировали: спокойно здоровались, прощались, иногда о чём-то болтали, и всё-таки оставались на некой дистанции — но это в школе. Выходя за пределы её территории, оба без лишних глаз и ушей могли вместе идти до дома Ёсана, потому что теперь Минги взялся его провожать. И разговаривать могли, как хотели и о чём хотели, не делая вид, что им друг на друга абсолютно всё равно. И Ёсан не мог не согласиться с тем, что ему это очень нравилось. Он решает подождать Минги на улице, желательно, уже за воротами, и выходит из школы прямиком под мелкий дождик, сразу поглаживая себя руками по плечам — прохладно. Наверное, стоило взять с собой что-то более тёплое, к тому же, уроки сегодня заканчиваются позднее обычного, а к вечеру всегда холодает. — И зонт не взял… — бурчит себе под нос, проверяя содержимое рюкзака. Лучше подождёт прямо здесь, у школы — тут хотя бы крыша, под ней точно не промокнет. А там уже и Минги выйдет… И Ёсан очень надеется, что, если у того имеется с собой зонт, он с ним великодушно поделится. Усмехаясь со своей же мысли (ведь как это Минги может не поделиться с ним зонтиком?), Кан прислоняется спиной к прохладной бетонной стене, грея руки, успевшие немного замёрзнуть, в карманах чёрной толстовки. Дождь начинал моросить всё сильнее, вероятно, собираясь вскоре превратиться в очередной ливень, к которым город постепенно привыкал, но Ёсан всё ещё надеялся, что погода их пожалеет — хотя бы до того момента, пока они с Минги не дойдут до своих домов. Из школы то и дело выходили толпы учеников, но во дворе никто надолго не задерживался, сразу раскрывая зонты и поскорее расходясь кто куда, даже не обращая внимания на Ёсана, укромно притаившегося под крышей крыльца. Откуда-то сбоку слышалось чьё-то копошение и негромкие разговоры — наверное, кто-то опять курит за углом школы… Телефон в кармане издаёт короткую вибрацию. Ёсан не спеша достаёт его, но увидев сообщения на экране блокировки, неосознанно улыбается краешком губ. MinGi_0908 Санни, я возвращал книгу в библиотеку. Выйду через пару минут! Получать сообщения от Минги — ощущается точно так же, как получать их от «Чонхо», но только теперь Ёсан не строит в своей голове никаких возможных образов парня, которого никогда не видел в жизни, потому что наконец прекрасно знает, кем этот парень вообще является. Он считал хорошим человеком некоего Чонхо, но этим хорошим человеком всё это время был Минги, настоящий Минги, которого от Чонхо отличает лишь одно имя и то, что Ёсан каждый день может видеть его в реальной жизни… Эта ситуация до сих пор немного удивляла, но Кан быстро привыкал. Ведь, на в самом деле, в их общении почти ничего не изменилось. Даже наоборот — стало чуточку лучше… Ёсан, недолго думая, принимается печатать ответ, чтобы сказать Минги, что ждёт его в школьном дворе, но телефон как назло выскальзывает из руки. Только вот не по вине Ёсана, потому что кто-то очень некрасиво подкрался сзади, резко заломив руки ему за спиной — он попросту не успел сориентироваться и удержать телефон в ладони. Ну неужели… опять? — Опасно педикам стоять в такое время в одиночестве, — звучит сверху противный голос, которого, как кажется Ёсану, он ранее не слышал. И он был уверен: это явно не Хонджун и не Уён. Он тут же поднимает голову, видя перед собой малознакомого, кучерявого и полного парня, который был точно не из его класса. Ёсан даже имени его не знал, вспоминая, что только изредка видел этого типа в школьных коридорах, стоящего сейчас с совершенно несуразной для его внешнего вида самоуверенностью и сжимая сигарету между зубов. Сзади Ёсана сдерживал кто-то другой, тоже плохо знакомый ему парень, а неподалёку перетаптывался с ноги на ногу третий, наверняка из этой же компании, но остающийся пока в стороне. Это, наверное, те самые парни, что курили за школой… Но Ёсан, если честно, вовсе не был готов к тому, что те обратят на него внимание, да и просто уже не рассчитывал, что сегодняшний день может закончиться подобным образом. Хотя, каким таким образом он заканчивается, ещё не очень-то понятно, ведь что именно эти типы собираются делать, Ёсан не знает. Догадывается, конечно, но как же, чёрт возьми, всё это не вовремя… Как же не хочется снова оказаться побитым и униженным, а особенно тогда, когда всё начало постепенно успокаиваться. По крайней мере, так казалось Ёсану… Но может быть, он всё-таки себя обнадёжил? Может, всё-таки поспешил с выводами? — Слушайте, — Ёсан совсем не весело усмехается, и голос его звучит гораздо смелее, чем он ожидал. — Вам самим не надоело ещё? Просто отпустите меня и не тратьте ни своё, ни моё время… — Думаешь, так легко отделаться выйдет? — нахально посмеивается кучерявый, вытаскивая сигарету и выдыхая табачный дым прямо Кану в лицо. — А на такое, знаешь ли, грех время не потратить, как там тебя… — толстяк призадумался, вспоминая имя Ёсана. — Да педик его зовут, — хохотнул под ухо тот, кто заламывал ему руки за спиной. Они же сами его толком не знают, доверяя лишь одним грязным слухам и даже не пытаясь понять, кем на самом деле является человек и правдивы ли эти слухи вообще. Ну насколько же омерзительно, жестоко и глупо. И Ёсана вся эта ситуация уже не столько пугает, сколько просто забавляет — ведь его «обидчики» даже внешне не казались устрашающими, только изображая из себя таких «крутых и страшных», но на деле абсолютно ничего из себя не представляющие. И вызывающие уж точно не страх, а, скорее, обыкновенное насмешливое презрение, которое Ёсан всё же решил удержать при себе, не провоцируя тех на применение физической силы. Всё-таки, даже такие забавные и нестрашные типы умеют драться — здесь много ума не надо. Но Ёсану вовсе не хотелось возвращаться домой с разукрашенным лицом или травмированными конечностями, поэтому вопрос, как без последствий выбраться из неожиданной передряги, всё ещё оставался открытым. А раз уж мирные переговоры этих идиотов не интересуют… значит, стоит попробовать что-то более внушительное. Ёсан пользуется моментом, когда все трое отвлечены на какую-то свою тупую пошлую шуточку, резко ударяет ногой назад, в колено худощавого парня, удерживающего его руки за спиной, и тот злостно вскрикивает от внезапной боли, ожидаемо ослабевая хватку и позволяя Ёсану ловко из неё вырваться. Он тут же бежит прочь, почти добегая до лежащего на влажном асфальте телефона, отлетевшего к самым ступенькам крыльца, но на самом деле не успевает пробежать даже полметра — парни оказываются не медленнее его, моментально хватая под руки с обеих сторон, теперь уже вдвоём, и волоча его сразу за угол школы под тихие возмущения и бесполезные дёрганья в попытках вырваться. — Ты доигрался! — толстяк с худощавым небрежно бросают его прямо на асфальт, но Ёсан успевает выставить руки вперёд, тут же стирая кожу ладоней в кровь, когда проезжается ими по твёрдому асфальтовому покрытию. — Проучим его, пацаны, — кучерявый тушит сигарету подошвой ботинка, но сам марать руки, кажется, не собирается, оставаясь на своём месте. И очень выразительно смотрит на третьего их приятеля, самого молчаливого, но выглядещего гораздо спортивнее и крепче этих двоих. Вот, значит, кто у этих придурков ответственен за «физические наказания». Но Ёсан настроен куда более рискованнее, чем могло показаться на первый взгляд — сегодня он избить себя не позволит. Поднимается на ноги, краем глаза замечая свежие протёртости на джинсах в районе коленок от болезненного приземления, разворачивается на своих противников, сразу принимая боевую стойку и поднимая кулаки перед собой — раз сбежать варианта нет, придётся самообороняться. И хоть в драках Ёсан далеко не профи, выбора сейчас особого не было, как и в целом плана дальнейших действий — оставалось положиться только на себя и, возможно, на очень маловероятную благосклонность судьбы. А ведь там же ещё Минги должен выйти… Станет ли он его искать? Не подумает ли, что Ёсан ушёл без него? «Силач» тем временем стремительно надвигался на Кана, сплёвывая себе под ноги и закатывая рукава ветровки — Ёсан непроизвольно начал пятиться мелкими шажочками назад, успевая в считанные секунды сравнить их силы и прикинуть, как и куда надо бить этого громилу, который юношу превосходил и в весе, и в росте, и — особенно — в мышечной массе. И всё-таки, вариант просто сбежать был бы самым безопасным и подходящим в случае Ёсана, да только бежать ему некуда, потому что за спиной — высокий школьный забор, а впереди — разъярённый тяжеловес, уже поровнявшийся с Каном и замахнувшийся большим кулаком, чтобы отлично вписаться им прямо Ёсану в щёку или даже в нос и точно его разбить, и вообще-то, Ёсан не любитель материться, но… Блять. Резкий и даже по звуку кажущийся очень мощным удар прозвучал где-то совсем близко, правда, Ёсан, зажмурившийся и даже присевший на корточки, прикрыв голову руками и надеясь таким образом хоть на пару секунд оттянуть этот момент расправы над собой, будто бы не почувствовал боли — или не «будто», а в самом деле не почувствовал, потому что силач либо действительно промахнулся благодаря тому, что Ёсан вовремя увернулся, либо… Либо бил вовсе не силач. И вовсе не Ёсана. Наверное, сегодня судьба всё-таки решила над ним сжалиться и проявила ту самую благосклонность, на которую Ёсан в глубине души так надеялся. Ибо чем ещё объяснить то, что на помощь так молниеносно подоспел не кто иной, как Сон Минги, схвативший парня за ворот куртки и ударивший его раньше, чем тот сделал бы то же самое с Ёсаном? Юноша на дрожащих ногах поднимается с корточек, не веря своим глазам, потому что перед ним, в самом деле, находился настоящий Минги, который, крепко удерживая соперника за куртку одной рукой, другой от души начищал ему морду, заставляя давиться того собственными слезами и кровью. — Втроём на одного нападать решили? — Минги толкает парня на землю, и тот обессиленно валится с ног, сразу пытаясь отползти на локтях подальше от Сона. — М-Минги? — кучерявый испуганно сглатывает, пятясь назад и даже не пытаясь помочь встать на ноги своему побитому товарищу. — А т-ты чего это?.. Это же… п-педик… Но Минги явно не собирается ничего комментировать и отвечать ни на какие вопросы: эти трое ему так же малознакомы, как и Ёсану, но думают, что Минги должен поддержать их идею поиздеваться над Каном. Только вот не тут-то было. В один шаг Минги пересекает дистанцию между ними, хватая толстяка за ухо, от чего тот противно визжит, и тянет его таким образом прямо к Ёсану, заставляя Кана лишь переводить взгляд с одного на второго и совершенно недоумённо хлопать ресницами. — Извиняйся. Минги произносит одно-единственное слово, да с такой стальной требовательностью в голосе, скручивая ухо парнишки сильнее, что даже Ёсану становится немного не по себе. — И-извин-ни, — едва ли не плача, повинуется кучерявый. — Ещё раз, — более агеессивно требует Минги, а Кану кажется, что Сон это ухо толстяку оторвёт скоро. — Его зовут Ёсан. — И-извини, Ёсан! — дрожащим от страха голосом выкрикивает тот, взглянув на блондина глазами, полными слёз и ужаса. — Ладно, ладно, извиняю!.. — торопливо и даже немного взволнованно произносит Ёсан, потому что такой решительный настрой Минги проучить его обидчиков откровенно настораживал, и Кан попросту опасался, что тот зайдёт слишком далеко. — И ещё кое-что, — Минги вдруг разворачивает кучерявого лицом к себе, быстро замахивается и проезжается кулаком по его щеке, заставляя свалиться на колени и протяжно завопить. — А третий, блять, где?.. Минги оборачивается назад, но от третьего, худощавого парня не остаётся и следа — в ужасе тот срывается с места и сбегает от своей участи раньше, чем Минги и его успевает заставить отплатить за содеянное извинениями перед Ёсаном и целостностью своего лица. — Минги!.. — Кан подбегает к Сону, хватая его за локоть, чтобы сдержать от возможного порыва рвануть за последней жертвой. — Хватит, ладно? Они уже достаточно получили по заслугам… На самом деле, Ёсан немного побаивался, как бы Минги их вообще не поубивал с этой своей неудержимой агрессией… Сон оборачивается к нему, глядя на парня сверху вниз и как-то тяжко дыша, кончиком языка поддевает колечко пирсинга в нижней губе, о чём-то сосредоточенно думая, и даже в вечернем полумраке Ёсану было хорошо видно, какая неистовая буря эмоций отражалась в глазах Минги и как он был напряжён и взволнован. Но, кажется, с заявлением Ёсана тот был согласен и готов был его послушаться, а поэтому гнаться за последним парнем из компании обидчиков не стал, как и добавлять сверху тем двоим, что уже хорошенько от него получили. И наверное, сегодня Ёсан впервые увидел Минги таким разозлённым, мстительным и внушающим нешуточную опасность. Но при этом впервые ощутил себя так… защищённо? Ведь за Ёсана ещё никто никогда не заступался. Никто за него не дрался. Никто не пытался помочь… — Ещё раз я увижу кого-то из вас рядом с ним, — обращается к парням Минги, всё ещё удерживаемый за рукав Ёсаном, но и не пытаясь вырваться, — И дело вы будете иметь не только со мной, но и с моими парнями. Было совершенно очевидно — Минги имел в виду Чон Уёна и Ким Хонджуна, и Ёсан снова округлил в удивлении глаза, взглянув на него так, будто сам в эти слова не верил, потому что ну как «парни Минги» могут помогать ему разобраться с обидчиками Ёсана, когда сами же ими являются? А может, это как-то связано с тем, что Хонджун и Уён перестали к нему приближаться? Может, Минги и в самом деле как-то на это повлиял? Или сказал это лишь с целью запугать? Кажется, у Ёсана образовалось к нему немало вопросов, и он решительно был настроен задать их все. Но это — позже. А сейчас бы уйти поскорее отсюда… — Да поняли мы, поняли!.. — отзывается снизу кучерявый, прикладывая ладонь к травмированной кулаком Минги щеке и проверяя целостность своей челюсти. — Очень надеюсь, что повторять больше не придётся, — подытоживает Минги, незаметно ни для кого берёт Ёсана за руку и ведёт прочь из этого места, выходя вместе с ним в школьный двор. — И да, кстати… — останавливается, доставая что-то из кармана: — Твой телефон. Валялся прямо у школы. Вроде бы не разбился… — Спасибо… — тихо благодарит Ёсан, забирая смартфон из руки Минги. — И не только за телефон. Ты меня очень выручил… — Не стоит благодарить, — Минги недолго смотрит в то самое место за школой, откуда на шатающихся ногах вышли двое парней, но, завидев ещё не ушедшего со школьного двора Минги, боязливо обошли его стороной. — Эти придурки заслужили… Ёсан, провожая тех взглядом, оценил результат помощи Минги: у одного разбиты нос и губа, у второго травмирована челюсть, третий вообще убежал в неизвестном направлении, но зато ни к Минги, ни к Ёсану эти трое приближаться теперь точно не осмелятся… Но когда он снова смотрит на Сона, то понимает, что пострадали от драки не только парни — у Минги на щеке под глазом красовалась мелкая свежая ранка. — А это откуда?.. — Ёсан тянется рукой к чужому лицу, но одёргивает самого себя, ведь касаться щеки Минги было бы сейчас явно не к месту. — А, это… Тот тип, что тебя ударить собирался, — объясняет Минги, дотрагиваясь до ранки пальцами. — Не сразу понял, с кем дело имеет, втащил на автомате, как только я приблизился. Но это так, ерунда… — Не трогай грязными руками, — просит Ёсан с долей возмущения. — Завтра синяк появится, наверное… — Сто пудов, — соглашается Минги и добродушно улыбается с этого милого беспокойства Ёсана, но самого его, кажется, мало волнует наличие пусть и небольшой, но всё же травмы. И неужели это он минут пять назад дрался за Ёсана так, словно всех его обидчиков готов был безжалостно уничтожить? — Дождь пошёл… — Ёсан поднимает голову к тёмному небу, с которого на нос ему упала крупная дождевая капля, и запоздало вспоминает про зонт, о котором хотел спросить у Минги, но… Этого не потребовалось. Потому что большой прозрачный зонт Минги тут же раскрывается над их головами без лишних просьб, мгновенно укрывая парней от усиливающегося весеннего дождя. Ёсан не знает, почему, но в этот момент ему хочется улыбнуться — и он улыбается, просто так, без весомых причин, так искренне и тепло, ощущая, как трепетно взмахнули лёгкими крылышками на время уснувшие бабочки в его животе, которым, кажется, всё-таки предстояло вскоре проснуться… И Минги, глядя на эту улыбку совершенно очарованно, ощущает то же самое.

* * *

      Всё-таки, отпустить Минги домой вот так, не отблагодарив толком за помощь, Ёсан не мог. И хоть тот не уставал повторять, что Ёсан ему ничего не должен, что эта помощь — обязанность и желание Минги, которые ему ничего не стоят и за которые он уж точно не просит никаких благодарностей, Ёсан всё равно пригласил его к себе на чай. Но, наверное, он просто не хотел признавать самому себе, что дело было не только в этом. И что Кан не столько хотел угостить Минги чаем, сколько просто… побыть ещё немножко рядом, с чувством этого тепла и комфорта, единственным источником которого в последние дни является только Минги. А ещё эта дурацкая ранка на его щеке… Так и просила одним своим видом, чтобы кто-то позаботился о её состоянии. И Ёсану очень хотелось взять это на себя. — А у тебя есть кто-то дома? — Мама будет работать ещё два часа, так что не беспокойся… — Санни… Мне всё ещё неудобно, — честно признаётся Минги, складывая зонт, когда они заходят к Ёсану домой. — Мне тоже неудобно, что ты схлопотал за меня по лицу, — Кан стягивает с ног кеды, конечно, по привычке не развязывая шнурки, и снимает успевшую намокнуть толстовку, оставаясь в сухой и чистой футболке. — Сейчас будем лечить боевые ранения! — Ты на коленки свои посмотри… — Минги медленно разувается, всё ещё чувствуя себя немного неловко в доме Ёсана, и указывает головой на его протёртые джинсы, недовольно качая головой: — Где ты так умудрился? Ёсан опускает взгляд туда же, оценивая весьма плачевное состояние своих джинсов. — Они толкнули меня, я упал неудачно… — отвечает, слегка пожимая плечами, мол, что поделать уже? — Вот уроды… А с ладонями что? — Минги, сняв с себя обувь, подходит ближе, осторожно беря ладони Ёсана в свои руки, и рассматривает свежие ссадинки, с сожалением поджимая губы. — Тоже из-за падения… Это ерунда, — Ёсан ощущает тепло румянца на своих щеках, смущённо опускает глаза, потому что уверен — если посмотрит сейчас на Минги, пока тот его руки в своих держит, то за глупых бабочек в своём животе точно не ручается. Да что же это с тобой происходит, Кан Ёсан?.. — Надо помыть и обработать, — Минги, наверное, тоже немного смущается, осторожно отпуская раненые ладони Ёсана, и чешет затылок, взгляд отводя куда-то в сторону. Но на помощь приходит вовремя выбежавшая из комнаты Боми, разбавляя неловкую атмосферу задорным тявканьем, которым встречает уже знакомого ей гостя, принимаясь активно скакать вокруг Минги. А пока тот отвлекается на полюбившуюся ему собачку, приветствуя её не менее дружелюбно, Ёсан незаметно ускальзывает в кухню, давая себе несколько секунд на передышку — непонятно только, от чего. А руки после невесомого прикосновения Минги словно горели… Промыв ладони под тёплой водой там же, на кухне, Ёсан жмурится и беззвучно визжит от щиплящей боли, думая, что их и вправду не помешало бы обработать, и решает обязательно сделать это попозже. А пока что включает чайник с набранной в него водой, оставляя его кипятиться, и достаёт из шкафа две кружки — те самые, парные, с героями мультика «Лило и Стич». Но, наверное, одного только чая будет недостаточно… Они провели в школе почти весь день, и сейчас — самое время подкрепиться: Ёсан не знает, что насчёт Минги, но сам он определённо точно проголодался. Впрочем, уже через пять минут он достаёт из микроволновки одну большую тарелку с кусочками домашней пиццы, приготовленной вчера мамой, и ставит её на поднос к двум кружкам чая, из которых предварительно вытаскивает чайные пакетики. Осторожно, чтобы ничего не разлить и не уронить, приносит в гостиную и ставит на журнальный столик, а после достаёт из кухонного шкафичка и аптечку, которую приносит туда же. — Пицца?.. — спрашивает Минги, переводя взгляд с тарелки на Ёсана, усевшегося рядом с ним на ковёр. — Пицца, — отвечает он, открывая аптечку. — И не вздумай отказываться, я по глазам вижу, какой ты голодный. Минги тихо смеётся, обнимая собачку, которая в этот раз спать и пропускать всё «веселье» точно не собиралась. И ситуация уж больно знакомая: они снова сидят на полу в гостиной дома Ёсана, рядом — неугомонная Боми, которая наверняка теперь будет неотъемлемым участником каждой их такой встречи, две кружки согревающего чая, одну из которых, со Стичем, Ёсан уже будто машинально протягивает Минги, и дождь, долгий и проливной мартовский дождь, отбивающий неведомую мелодию по крышам домов и оконным стёклам. Кан надеется, что сегодня обойдётся хотя бы без грозы, которой боится Минги… — Ладно, ты меня раскусил, — признаётся Сон. — Я безумно проголодался. — Это просто замечательно, но-о… — протягивает Ёсан, копошась среди аккуратно разложенных лекарственных средств в белой коробке, и наконец что-то находит. — Сначала дай сюда свою щёку. Минги вдруг взирает на него не то с растерянностью, не то с удивлением, хотя, казалось бы, что такого необычного сказал Ёсан? Но от секундного осознания того, что он сейчас будет делать, Соном вновь овладевает чёртово стеснение, которое так любит приходить к нему в самые неожиданные моменты и заставлять смущаться с каких-то глупостей, словно ребёнка. Хотя, наверное, Ёсан сейчас тоже ощущал что-то подобное… Ну же, Минги, соберись!.. Ёсан смачивает ватный диск раствором хлоргексидина, осторожно прикасается им к щеке парня, слегка склонившегося к нему, чтобы Кану было удобнее, и тихо шипит от резкой боли, зажмуривая глаза. Но, если честно, Минги будто теряется в собственных ощущениях — потому что не понимает, больно ему или приятно, хочется ли ему отвернуться или, наоборот, прильнуть к руке Ёсана ближе, лишь бы он её не убирал, лишь бы не прекращал обрабатывать эту чёртову ранку… Минги раньше никто не обрабатывал раны. Никто вообще об этих ранах не волновался, если они по каким-то причинам у него появлялись. А Ёсан этой ваткой ведёт по коже, так нежно, едва касаясь, делает это так сосредоточенно, словно у Минги не какая-то ранка несчастная, которую сам бы он точно оставил без внимания, а настоящее ранение, требующее незамедлительной помощи заботливого Ёсана. Другой рукой Кан бессознательно придерживает Минги за вторую щёку, заставляя смотреть прямо на себя и не шевелиться, а когда их взгляды в таком положении ожидаемо пересекаются, задерживаясь друг на друге определённо дольше положенного, лицо у Минги вспыхивает едва заметным персиковым румянцем, обжигающим щёки... Но, чего уж греха таить, Ёсан ему в самообладании почти не уступает: тут же взгляд опускает, смотря куда угодно, но только не в глаза Минги, дышит тихо-тихо, чтобы внутренней дрожи не выдать, и губы как-то нервно поджимает, чем невольно привлекает к ним внимание Минги. И смущается ещё сильнее — тот смотрит теперь не в глаза, а на губы, и Ёсан уже совсем не уверен, что это попросту не сведёт его с ума. — В-всё… — почти шепчет, использованную ватку убирая, но второй рукой всё так же придерживает Минги за лицо. Расстояние между лицами — несколько жалких сантиметров, на коже от этой близости ощущается дыхание Ёсана, а Кан под подушечками пальцев, касающихся щеки Минги, чувствует лёгкий жар, спеша руку убрать, пока не стало слишком поздно. Но поздно — для чего?.. — Спасибо… — Минги звучит ничуть не громче, едва не переходя на такой же полушёпот, глаза свои от Ёсана поспешно отводит, пока сердце за рёбрами совершает сумасшедшие кульбиты. — Можно?.. Ёсан не совсем понимает, почему и для чего Минги спрашивает разрешения, потому что соображать сейчас получается очень плохо, а участившееся сердцебиение в этой тишине кажется слишком громким, непонятно, правда, чьё именно — его, Ёсана, или Минги, хотя, очевидно, что сердца у обоих наружу рвутся одинаково сильно. А смысл этого короткого «Можно?» доходит до Ёсана тогда, когда Минги повторяет его недавнее действие, смачивая антисептиком новый ватный диск. Берёт ладонь Кана в свою руку, осторожно поворачивая к себе внутренней стороной, принимается его ссадинки протирать аккуратно, кожу поглаживая большим пальцем. Ёсан наблюдает за ним совершенно заворожённо, не отрывая взгляда, даже дыхание затаив, пока Минги нежно ладошку обрабатывает, не оставляя без внимания ни один её миллиметр. Дует легонько, когда Ёсан шипит и ойкает от неприятных щиплящих ощущений, и поглядывает на него, изредка отвлекаясь от своего занятия, проверяя, не слишком ли ему больно… Не зря Ёсан думал, что бабочек своих контролировать скоро не сможет — ведь те внутри него уже творили что-то безумное, то вверх взлетая, то в танце кружась, трепетали так сладостно и волнительно, глупые, глупые бабочки!.. А в сердце, кажется, всё сильнее разгорался тот слабый огонёк, который когда-то не удалось потушить до конца, но Ёсан подумывает о том, что даже если бы потушил — тот всё равно вспыхнул бы заново. Потому что невозможно — этому огоньку не вспыхнуть, когда Минги так бережно ладони держит, осторожно ранки залечивает, очень стараясь не сделать больнее, нежно кожи касается, заставляя приятно пылать после каждого прикосновения. Потому что невозможно — в такого Минги не влюбиться заново… — Ну вот, Санни… Так гораздо лучше, — тот заканчивает возиться с ладонями Ёсана, дует напоследок, убеждаясь, что щиплет уже не так сильно, но руки сразу не убирает, продолжает держать, поглаживая. А Ёсан и сам убирать их не спешит. Ладоням в руках Минги хорошо слишком… — Больно?.. — Нет… Сейчас — нет. Минги скромно улыбается, понимая, что Ёсана такое положение более чем устраивает, голову опускает, немного смущаясь, и ладони чужие гладит, пока на столике остывает нетронутый чай. — Мы, кажется, забыли про еду, — усмехается Минги, а Боми, непонятно когда успевшая запрыгнуть на кресло, поддерживающе тявкает, напоминая парням о несъеденном ужине. — И как мы только могли? — ответно подшучивает Ёсан, всё-таки убирая осторожно свои руки, как бы сильно обоим ни хотелось продлить это ещё хоть на пару минуток. Он быстро складывает все медицинские принадлежности обратно в аптечку, стараясь спрятать задержавшийся на щеках розоватый румянец и неуместную, но очень довольную улыбку за прядками светлых волос, но прежде чем убрать коробку, достаёт из неё напоследок кое-что ещё. Пластырь с маленьким сердечком посередине аккуратно приклеивается к ранке на щеке Минги, и Ёсан, разгладив кончики двумя пальцами, чтобы не появилось некрасивых складок, мысленно умиляется результатом проделанной работы. — Теперь — точно всё, — подытоживает он, убирая аптечку на диван позади них. — Хотя, не помешало бы ещё лёд приложить, чтобы отёка не было… — Лёд я сам потом приложу, доктор Ёсан! — уверяет его Минги, уж очень проголодавшийся для того, чтобы стерпеть ещё одну процедуру, и пододвигается ближе к журнальному столику. Ёсан смеётся с голодного Минги, с милого пластыря на его щеке, но всё-таки соглашается, что с лечением ран на сегодня покончено — самое время поужинать. Вместе.