ванильные розы

К счастью Джеймса, Ларс не противодействовал ему, когда он спозаранку забежал на кухню и отрезал два куска ржаного хлеба. — Знаешь ли, не каждый может так прийти и позволить себе порезать хлеб, — заметил Ларс, начищавший ложки. — Моя самая лакомая закуска, я аж язык проглатываю, — частично Джеймс покривил душой, бухнувшись поодаль Ларса, чтобы протереть хлебный нож. — Джеймс, у нас муки в обрез. Попридержи свой волчий аппетит до окончания Весеннего Карнавала, — Ларс звякнул ложкой по нагруднику Джеймса, дзинь. — Да, да. Не петушись, Ларс. Спасибо, — Джеймс завернул ломтики в салфетку, которую содрал у Ларса, и на сегодняшний день попрощался с хозяином таверны. Он проделал путь к замку, один раз остановившись, когда служанка попросила его поднести мешок с землей. Парень быстро постучался в дверь Кирка, когда солнце целиком взошло над горизонтом. Тоненькие линии оранжевого света выглядывали из-под тяжелых штор холла. — Извините, мой принц? — тишком поинтересовался он, не понимая, спит ли тот сейчас или нет, так как за дверью была полная тишина. — Одну секундочку, — зазвучал голос Кирка после удара его сердца. Джеймс слышал шарканье ручкой по пергаменту, легкий треск, и ругань. Кирк что-то измышлял. Кажись, порвал бумажку. — Входи, — позвал он, тяжко выдохнув. Джеймс открыл дверь, под ней сгрудилось несколько обрывков бумаги. Кирк откинулся назад. Его глаза закрыты, а голова скачивается со спинки стула. — С вами всё в порядке, мой принц? — Да, буду цел. Я встал с постели вместе с мелодией, что прожигала мой рассудок, и побежал её переписывать, — Кирк соскользнул с кресла, чтобы пересесть на край кровати. — Мелодия удачно переписалась, если я правильно помню. — Я выполнил ваше поручение, — Джеймс приподнял укутанный в толщу салфеток хлеб. — Ваш ржаной хлеб. Глаза Кирка посветлели. Утреннее солнце окрасило его радужную оболочку в золото. — Правда? Благодарю! Когда Джеймс передавал салфетку, их пальцы потерлись. Не дольше одного мгновения, даже Кирк этого не приметил, но Джеймс оттянул руку, ощущая, будто он плавится как лава. — Ах, это та же самая рецептура, — улыбающийся Кирк поднес нос ближе к буханке. — Просто божественно, огромное тебе спасибо. Я немного поел за завтраком ради него. А, тут два ломтика, — подчеркнул он. — Один тебе? — Нет, мм, Кирк, оба для вас, — утончил Джеймс. Его лицо горело. Он сделал шаг назад, оперевшись своим плечом о двери. — Благодарю, благодарю тебя, Джеймс. Этот хлеб будет моей полдней закуской, — сказал Кирк и откусил плотный кусок выпечки не по мерке принца. Джеймс разглядывал пласты деревянного пола. Его учили, что смотреть на дворян во время приема пищи являлось крайне дурным тоном, в частности в их личных покоях. Кирк должен был быть об этом также осведомлен, но когда они оставались вместе, все правила, которые вталкивали ему, оттеснялись на другой план. Черт, даже сам Кирк еще не снял пижаму. Кирк прыгнул обратно за стол заглаживать трещину на пергаменте. — У меня есть предчувствие, что в этой партитуре чего-то не хватает, — вздохнул он, рефлективно постукивая кончиком пера по стеклянной баночке из-под чернил. — Мне оставить вас, чтобы дать вам личного пространства? — осведомился Джеймс. Кирк заставил его замолчать взмахом руки. — Нет, нет. Побудь тут. Твоё присутствие пригодится. Вместо ответа Джеймс побагровел. Он не имел понятия, как Кирку пригодится его бытие, однако что-то после слов принца, казалось, озарило его. Кирк вернулся к пергаменту, и Джеймс дал себе осмотреться вокруг. Комната Кирка, при всем к нему уважении, надвигала чувства угнетения. Его комната не была грязной, о нет, но яркий контраст между стеной из брусчатки и цветущим замком повергал в немалый шок. Его простыни и шторы были белыми, пол был сделан из кедра и перекрыт на вид устаревшим ковром. Самым темным цветом в его комнате оставался черный цвет. Им был перекрашен столбик кровати, соединенный с потолком, и основы ламп. Однако завешанный украшениями комод сиял радужными цветами. Розы тоже цепляли своей расцветкой. Вот ради чего Кирк поручил ему собрать букет — для некоторых брызгов по однотипному коричневому и серому тону. Это дает ему понять и то, почему тот постоянно держит окна открытыми. Кирк в пол слова напевал композицию собственного сочинения, меж его пальцев крутилась перьевая ручка. Он застопорился, на мгновение засунул колпачок ручки в зубы и что-то написал, продолжая мурлыкать себе под нос. Джеймс нервничал. Это было ни плохо, ни хорошо, он просто… ощущал себя не в своей тарелке из-за голоса Кирка и ветра, идущего из окна. Словно бы укоренившейся здесь умиротворение он нарушал своим пытливым взглядом и угрожающей стойкой. Может, ему стоит послушать Кирка и снять доспехи. Нет, ни в коем случае. За такую пренебрежительность обещается мизерное вознаграждение, если оно вообще есть. — Тут по-прежнему чего-то не хватает, — тихо разжалобился Кирк. — Я слышу в голове две гармонии, одна ниже по тональности второй. Они перемешиваются между собой… Джеймс открыл рот, дабы подбодрить Кирка, либо выразить своё изумление о его умении переносить песни из своей головы на бумагу, о его гении читать и писать музыку как на втором родном языке… Но его непозволительно нагло осекли твердым стуком в дверь, на которую он опирался. — Кирк Хэммет! — слух Джеймса пронзил приказной, женский голос. Не служанка, как в прошлый раз. Кто-то более с высоким авторитетом. Джеймс задубенел, дыхание застряло у него в горле. — … Слушаю вас, ваше Величество, — ответил Кирк, поколебавшись лишь на первом слоге. — Обед убрали со стола уже час назад. Заседание Владыки продлится дольше предположенного времени. Джеймс молился каждому из всех богов, чтобы доспехи не подвели его шумом. Их и Королеву Запада ограничивала лишь дверь Кирка и один полуметр. Он наглухо закрыл глаза и стал реже дышать, авось она не расслышит, насколько громко его сердце бьет по ребрам. — Да, ваше Величество, — ответил ей Кирк. Он рассеянно облизал губы, метаясь взглядом от Джеймса к двери. — На этом всё, увидимся через пару часов, — после этого послышался щелчок удаляющихся в тишину шагов. Оба парня оставался в закоренелом положении, пока не убедились, что она была в не зоне слышимости, после чего Кирк в волнительном облегчении закрыл лицо руками. Джеймс порывисто выдохнул. — Боже, помилуй, — прошептал он. — Обычно она отправляет служанок. Она сама никогда не приходит в этот холл, — возбужденно вскинув руки в воздух, крикнул шепотом Кирк. — Черт бы ее побрал, моё сердце… — он издал хриплый смех. — Я так сильно не пугался с тех пор, как сошелся лбом с Принцем Востока. Не находя себе покоя, Джеймс отшатнулся от двери к центру комнаты. Теперь стояние у двери подходило под категорию опасливых затей, и поскольку в комнате Кирка нельзя было размахнуться на широкую ногу, Джеймс подумал, что занял собой чересчур много места. — Джеймс, встань вон сюда, — Кирк отвел ему место у стола, и Джеймс, сжавшись, поменял своё расположение, встав ближе к принцу. От него веяло ароматом роз. Кирк обратно включился в прочтение партитуры собственного сочинения, вопреки царившему в помещении удушливому антуражу. Когда он нажал пером на бумагу, металлический кончик целиком оторвался, второй раз за тридцать секунд бросив Джеймса в колотун. — Дьявол, — чертыхнулся Кирк. Чернила из пера покапали на руку. — Сегодня все идет наперекосяк, — он поднялся и пролез мимо Джеймса, чтобы схватить железную колбу с комода и промыть над окном свои руки. К стулу он вернулся без ручки, с синеватыми разводами на ладонях. — Должны отмыться после более тщательной чистки. А, прошу прощение, испугал. — Что вы, мой принц, не утруждайте себя, — произнес Джеймс. Лучше пуская перо придет в негодность, нежели Королева нагрянет. — Ты выглядишь довольно озабоченно, — приметил Кирк, прищурившись. — Твои волосы пошли врассыпную. Джеймс робко пригладил свою волнистую копну волос, в то время как Кирк, в поиске идентичного пера, пошел рыться по шкафчику. — Хотелось бы мне иметь другой цвет чернил, — буркнул он. — Синий уже замучил. Джеймс исподтишка поглядел на партитуру Кирка. По его предположению точки являлись нотами, соединенными вверху длинной черточкой. Ему удалось насчитать пять линий, на которых те были размещены, но некоторые символы выходили за пределы пяти линией, а еще некоторые были расположены посередине. — Пока я набросал, что смог, — сказал Кирк. — Требуется еще время, но это мне не помеха. — Мой принц, это сочинение кажется не для обычного обывателя, — промямлил Джеймс. — Ваш композиторский дар, равносильно как игра на музыкальном инструменте производят на меня сильное впечатление. Кирк расплылся в улыбке. — Благодарю тебя за такие сердечные слова, Джеймс, — он потянулся за лютней на кровати и положил ту на колени. — Давай проверим, совпадет ли моя голова с бумагой. Он с нежностью начал перебирать струны, отвечающие за октавный бас. Все случившиеся инциденты и терки рассеялись туманом во встающем солнце. Вопреки тому, что в песне не требовалось наращивать темп, Джеймс, замерев дыхание, следил, как Кирк почти безупречно обыграл на пике песни сразу три струны гармоний. В его произведении было нечто сердцещипательное. Возможно сам инструмент дополнял песню своим тоскливым мотивом, но игра, сдавливая ключицы, проникала вглубь его сердца. Для неподготовленного слуха Джеймса произведение показалось высшим музыкальным пилотажем. В памяти всплыли птицы на вечернем поле боя. На месте птиц могло быть что угодно, важно, что оно имело то специфичное ощущение, когда начинается баталия и вся живность бросается наутек, и в тихие ночи на перевале или после нескольких дней выжидания он озирается на ночное небо и вдали слышен слабый щебет. В эти минуты ты вцепляешься в ощущение покоя. Песня закончилась. Кирк глянул на него своими глазами цвета кофе. — Я бы признался, что все было так, как замышлялось. — Ваша песня навела меня на мысль о птичьей трели ночью, — сказал Джеймс. — О звездах. — Звезды, — повторил Кирк. — Очаровательно. Мне нравится. Кто бы подумал, музыка глубоко тронула Джеймса. Не дольше чем на одним миг на него штурмовала ложная зависть и проницательное отношение к собственному неумению по сию пору проникаться этакой красотой. — Ты в порядке, Джеймс? — спросил Кирк, спустив его обратно наземь. — Ты выглядишь вдумчивым. — А, извините, мой принц. Я просто слишком много размышляю, — Джеймс согнал удрученное выражение на своём лице. — О чем же? — Кирк побуждал его на ответ, забросив лютню на кровати и повернув стул, чтобы видеть Джеймса. — Что тебя тревожит? — Нет, меня ничего не тревожит. Скорее… я разочарован, что шел по жизни, не осознавая благословения, кое преподносит музыка, и тем самым… вы простите меня за мои слова, но я очень завидую вашему мастерству. Кирк осклабился. — Знаешь, ты пришел к очень прекрасному умозаключению. Мы на раз и два можем исправить данное недоразумение. Джеймс вжал голову в плечи. — И как? — Я обучу тебя игре на лютне. Все очень просто. При иных обстоятельствах Джеймс бы тактично ответил отказом. Рациональная часть его рассудка привела на ум образ безудержной Королевы и шлепки с руганью, которые он получит, случись ему попасться в комнате принца. Потому он должен постараться выстроить расстояние с ним, чтобы преуменьшить вероятность встречи с гильотиной. Но его сердце и душа, и взгляды Кирка, обращенные на него… право на них у него было преуменьшено. — Правда? — негромко спросил Джеймс. — Кончено, мой рыцарь, — ответил Кирк, и Джеймс повернулся к штукатурке. — Давай выделим на это целое утро, поскольку мне надо вскоре быть готовым. Завтра ты свободен? — Боюсь, что нет. Я курирую молодых солдат на завтрашнем занятии по железным мечам. В этом случае послезавтра? — В сухом остатке через два дня. Отлично, в то же время, — улыбнулся Кирк и на таком расстоянии Джеймс не могу не заприметить поразительно длинные ресницы принца. Он сглотнул, щеки розовели от такого душевного подъема. — Я покину вас, мой п- Кирк, чтобы вы смогли пообедать. — Благодарствую, Джеймс, — поблагодарил его Кирк, пока он, приотворив дверь, тщательно проверил наличие посторонних лиц. — До встречи! — Пока-пока, — торопливо перекинул он, и лишь стоя на лестнице, осознал сказанное. Нет, нет, нет. Служанки, надо надеяться, не увидят дымок, исходящий из его ушей от собственной стыдобы. Два дня. Прожить всего-то два дня. Дай Бог мне сил.