ванильные розы

Как только потеплело, Джеймс начал обратный отсчет. Недели сократились до дней, которое соответственно до будоражащих голову часов. В канун Карнавала Джеймс и Ларс, завалившись по уши в пекарне, запекали сотни и тысячи фруктовых пирогов, украшенных лепестками ромашек. Еще они помололи розмарин для жареной свинины и проверили, чтобы все кеги были исправны и полны пива. Ларс сворачивал чайные пакетики с гибискусом, в то время, как Джеймс просеивал пироги через угли, чтобы те за ночь не потеряли тепло. Карнавал должен стартовать на рассвете следующего утра, и по традиции, продолжится всю неделю. Огни не погаснут, забегаловки будут держать открытыми свои двери и день, и ночь. В связи с продлением праздника, Джеймс уже смекнул, насколько грандиозным этим годом предполагается сея торжество. Он наконец-то сможет законно выпить, вместо того, чтобы шкетом слоняться меж трактирщиков. — Жду не дождусь праздника, — сказал Ларс. — Я не участвовал в подобных мероприятиях уже как пять лет. — Я тоже об этом думал, — упомянул Джеймс, поставив поднос на прилавок. — Пойдем, выпьем по кружечке. — Я так думаю, что буду работать, — ответил тот. — Однако не откажусь, если ты принесешь сюда две кружки пива. Джеймс издал смешок. — Мне пора идти, — он смирял своё волнение. — Мне… надо выполнить еще одно поручение. Но Ларс наклонил голову, показав всезнающую ухмылку. Он увидел его насквозь. — Поручение? Джеймс стушевался. — Ага, поручение. — Мда, — Ларс продолжил ухмыляться. — Не это ли твоё поручение женщина поручила… — Не женщина, нет, — рыкнул парень. — Ларс. — Ты красный как свёкла, — выводил его из себя Ларс. — Но как вам угодно, Сэр Джеймс. — Я говорил, что все тебе изъясню, — пробормотал Джеймс. — Ты же понимаешь. Дай мне… Пять дней. — Дай мне недельку? По рукам? — Как у тебя все шито-крыто, — закатил глаза Ларс. — Лучше тебе рассказать, Джеймс. Иначе я вышвырну тебя из Жребия быстрее, чем ты разольешь пиво. — Успокойся, — ехидно обнадежил его Джеймс, развернувшись, чтобы покинуть пекарню. — Все встанет на свои места. — Несомненно, Джеймс. Давай, давай, проваливай выполнять своё поручение, — ответил Ларс. Джеймс даже не обернулся назад, вышел и поспешил к замку. Он умышленно задержался у Ларса, ибо ждал, пока город утихомириться перед празднованием и он сможет ходить вдоль замка без напряга. Треща доспехами, парень поднялся на третий этаж так, чтобы оставить ковер внешне нетронутым. К его счастью, на третьем этаже стояла пустынная тишина. Одна шелковая штора была отодвинута назад, из-за чего на темный холл проливался лунный свет, как у сломанной плотины, и освещал пурпурные ковры (оказывается те пурпурные?) и портреты в рамах из золота. Джеймс поднимался по знакомому коридору. Сердце трепыхается в его груди, приблизившись к нужной двери. — Кирк? — деликатно прошептал он. Было не желательно, чтобы его голос резонировал в тишине. Ответа на шепот не последовало, к его смущению. Он бросил торопливый взгляд на темный холл, надеясь, что его никто не услышал. Он испытал свою удачу вновь. — Кирк? Мой принц? Месяц и один день прошел с последнего дня, когда Джеймс видел его. Тягучий месяц и один день, без звуков лютни, но с развлечениями и весенним уютом. Ни в какую не желая возвращаться в свою каморку, он потряс дверную ручку. Естественно, дверь никто не запирал. Быстро, чтоб не быть пойманным за руку, он проник в комнату и бесшумно прикрыл дверь. Комната освещалась лишь за счет настольной лампы, отбросив на стены черные тени. Окно все еще никто закрыл, и легкий ветерок кружил шторами. Поначалу Джеймс не видел принца, выискивая его рассеянную улыбку по комнате. К сердцу кралась немочь при мысли, что его тут может не быть. Однако его глаза наконец опустились на кровать, где кончики черных кудрей торчали из-под простыни. Крик спал крепким сном, обернувшись горой одеял. Все его тело скрывалось под стеганным одеялом, запутанным в районе ног, оставив видимыми только волосы. У Джеймса перехватило дыхание. Внезапно его покинула смелость. Сегодня неверный день? Кирк не ожидал его прихода? Ему не положено тут быть? Нет, я точно знаю, что он говорил о кануне Карнавала, подумал парень. Точно. Возможно, вылетело из памяти. Кирк не демонстрировал ни одного признака движения. Джеймс почувствовал подавленность, и немедля влепил сам себе за подобное внушение. В его комнате не было календаря — каким чудотворным способом ему прикажешь следить за временем? Он уже находился в комнате принца без его ведома, и так многим пожертвовав. Наплевав на логику, орущую на него, он принял сторону эгоизма, потому что собрался растормошить принца. Нельзя больше ждать. Он попытался еще раз. — Кирк? Дохлый номер. Но потом Кирк издал тихий звук и подвигался под покрывалом. — Мой принц? Одеяло медленно стянули вниз и за ним показалось сонливое лицо принца. Он лежал на боку и смотрел на Джеймса одним глазом, перед которым все расплывалось. На мгновение из легких Джеймса высосало весь воздух, как при ударе в живот. Лампа с трудом озаряла черты его лица. Какие они необыкновенные, какие нежные. Густые ресницы противостоят белой подушке, а губы сопоставимы со стеклом, вобравшим в себя вишневый цвет… В свету его глаза казались близки к янтарно-коричневому оттенку, утопляющих Джеймса в приторном меду. Господи Боже, как же он прекрасен. На этой секунде, казалось, Кирк полностью пробудился ото сна, скинув с себя одеяла и прыгнув на ноги. — Елки-палки! — ахнул Кирк, уцепившись за волосы. — О горе! Я все спутал! Ох, Джеймс, мне так стыдно перед тобой! — Мой принц, — произнес напуганный Джеймс. — Не извиняйтесь. Я могу уйти, коль… — Нет-нет, ни в коем случае, — прервал тот, внезапно показавшись перед Джеймсом и захватил его руки. — Этой ночью я как никогда радостен. Я мог запутаться в числах, ибо ожидал тебя завтрашней ночью. Прошу, оставайся, я не пошлю тебя назад. Как долго ты здесь был? Все внезапные мысли покинули голову Джеймса, не только по причине приятного прикосновения и близости, но из-за наводящего дурмана ванили, подушек и Кирка, поразившего Джеймса силою в тысячу солнц. Он промолвил, что ждал относительно недолго, посмаковав на языке аромат. — Славно. Ох, как же подло я бы чувствовал себя, заставив тебя прождать всю ночь. Спасибо, что разбудил меня. У нас есть кое-какие планы, — на удивление Джеймса, Кирк отошел к зеркалу, стараясь подправить малозаметный вихор. — Планы? — выдавил из себя Джеймс. Кирк в очередной раз подмигнул ему в зеркале. — Да, планы. Я проведу тебя до моего любимого места в замке. Я хоть и ограничен в передвижении, но слуги знают, что я неконфликтный, — ухмыльнулся он. Джеймс поймал на его лице капельку баловства. Шанс быть пойманными среди ночи был значительно низок, да, однако все остальное тоже было значительно тише. Джеймс во своими доспехами мог навести лишнего шума в мирных коридорах. Вот почему, когда Джеймс открыл дверь для Кирка, думая, что тот проведет их, он поразился принцу, подошедшему к столу. Скинув все бумажки на кровать, чтобы залезть на стол, он просунул своё тело через оконную раму. — Мой принц! — шикнул Джеймс на Кирка, который встал на незаметный выступ и пропал из его поля зрения. — Следуй за мной, Джеймс! — сказал он с улыбкой. — Кирк! — что толку, принц удалился. Ну-ну, у меня же нет другого выбора, правда ведь? Джеймс на слепо переместился с плюшевого кресла к столу, жмурясь, когда металлические ботинки гремели о деревянный пол. Окно было узкими. Джеймсу потребовалось извернуться так, чтобы высунуть наружу плечи. Поодаль него стоял Кирк и постукивал ногой по краю выступа. — Давай-ка, мой рыцарь. Разозлившись на скачок пульса при такой опасной высоте, Джеймс неуклюже встал на узкий выступ. Дрожа, он выпрямился и ударился головой об нижнюю сторону крыши. Кирк прыснул со смеху и указал пальцем за спину Джеймса. — Мы шли оттуда. Ты ведешь, так что следуй за кругом выступа. — Куда мы идем, мой принц? — поинтересовался раздраженный Джеймс. Выступ был непростительно мал для его наплечников, еле-еле хватало места развернуться. — Это слишком опасная затея! — Увидишь, — сзади ухмыльнулся Кирк. Джеймс нетвердой походкой обошел край, задыхаясь лишь от одного взгляда на крутой спуск под собой. — Вниз не смотри, — шепотом проинструктировал Кирк. Выступ резко закончился, дальше растянулся немаленький разрыв между началом крыши и тем местом, где они стояли. Джеймс поглядел на крышку, после на Кирка, и заново на крышу. — Ваше любимое место — крыша? Кирк, улыбаясь, прикусил губу. — Верно. Технически он не выходил за пределы замка. Технически. Джеймс проглотил смешок при узрении пустынного проточного отверстия. Он рывком перепрыгнул на крышу. Его ботинок зацепился за окончание крыши и он едва ли не скатился вниз по дранке. Определенно самый позорный способ, как закончить свой век. Он твердо оперся на крышу, бессознательно предложив Кирку хвататься за руку. Он даже не соображал, что делал. Удивленное выражение на лице Кирка поменялось, щеки покрылись легким румянцем. Он бережно схватил предложенную руку, сгорая от тепла. И внезапно Кирк полностью взял его в охапку. Носом притронувшись к изгибу шеи Джеймса, принц тоже перескочил на крышу. На краткий миг Джеймс поклялся, что отправится к своим праотцам, пока его не оттащили к самой высокой вершине склона. Утопленные лунным светом, под ними вертелись их тени. — Тут есть удобное местечко, прямо напротив этого шпиля, куда я хожу отдыхать. Иногда я приношу с собой лютню, иногда ежедневник, — объяснял Кирк, ведя туда за собой Джеймса. То был плоский выступ, схоже прямоугольной комнате, торчащей из под наклонной крыши. — Только птицы меня здесь навещают, теперь еще и ты. Он плюхнулся, свесив ноги с крыши. Его рука похлопала рядом с собой. — Садись. Тут спокойно. Джеймс словно бы вязнул: и в пространстве пятнистого ночного свода и в медовых глазах Кирка. Насторожившись, он занял место на плоскости. Кирк придвинулся к нему так близко, что их плечи почти дотронулись. Джеймс лишь надеялся, что Кирк не будет слышать его громкое сердцебиение об грудную клетку. — Месяц и день, — пробормотал Кирк. Джеймс растерянно посмотрел на него, но Кирк уже направил на него свой взор, держа на коленях руки. — Месяц и день, — повторил Джеймс, быстро покрывшись румянцем. По неизвестной причине, лунный свет шел Кирку к лицу, освещая его черты столь же красиво, как и садовые луга. — Слишком долго, — сказал Кирк, нежно улыбнувшись. Джеймс заставил себя отвести взгляд. — Как прошла подготовка к Карнавалу? Джеймс закивал. — Просто замечательно. Я считаю, что на первые пару дней мы всем обеспечены. Ларс и я много и упорно готовили на кухне. Люди приносили собственные изделия, но большая часть его рук дело. Ларса так или иначе финансировала королевская семья. — Ты готовил? Это и понятно, — хмыкнул Кирк, слегка толкнув Джеймса в наплечник. — Ты сладко пахнешь. — Сладко? — опешил он. — Да, как… фрукт. Фруктовенько. Пахнешь яблоками и лимонами. Парень не знал, куда деваться. — Ага-а, мы сегодня пекли пироги с фруктовой начинкой. Я даже не заметил, что аромат закрепился за мной. — Сказочный запах. Расскажи мне, что сегодня вы еще делали? — Ну, я доставил много букетов. Посадил такое же количество цветов и устроил рыцарский турнир. — О, все же сделал! — обрадовался Кирк. — Благодарю тебя! Сам будешь участвовать, верно? Джеймс выдавил полуулыбку. — Как бы да. Будет странно, если нет. Было тяжело держать концентрацию, пока на него смотрел Кирк, разжигая в его нутре красное пламя. Что Кирк видел такого, чего он явно не видел? Он сделал хладнокровный вид, но стало нестерпимо, когда он почувствовал в своих волосах чужой палец, накручивавший одну из его прядей. Его тело безотчетно сжалось. Из-за прикосновения его сердце выпрыгнуло из груди. Это было нежданно, но очень и очень странно и приветливо. Кирк должно быть подметил его напряженность, ибо отстранился. — Извини. Мне не продолжать? — Нет, это… — Джеймс выдержал паузу, пытавшись запихнуть своё сердце обратно в грудную клетку. — Я… не уверен. Я к подобному… не привык. Кирк задумался. — Так могу? Джеймс сглотнул. Позорный жар расползся на его лице. — … Можете. По началу одна, а затем уже две руки пробегались по его волосам, касаясь подстриженными ногтями темечка. Джеймс прижимал голову к груди насколько низко, насколько мог, медленно превращаясь в лужу. Плавясь в руках Кирка как каленое железо. — Обычно я советую сделать стрижку, чтобы подравнять кончики, — отметил Кирк, говоря тихим голосом у уха Джеймса. — Но я до чертиков люблю твои волосы. Было бы грешно тебе избавиться от них. Люблю. Слово полетело в Джеймса как одиночная стрела, расколовшая его сердце ровно посередине. — Ни у кого в замке нет таких же золотистых волос, как у тебя. Они чем-то напоминают волосы Ульриха — те похожи на корень имбиря. Но не такие же желтые как у нарциссов, не такие богатые как у заходящего солнца. — Спасибо, мой принц, — не сумев скрыть колебания, пролепетал Джеймс. Кирк долгий период времени чесал его голову, щепетливо выпутывая из волос комки, словно одно неверное движение могло пошатнуть Джеймса точно так же как и стекло. Он оглаживал его темечко, опустившись до шейного изгиба, накручивая объемные пряди вокруг кончиков палец. Джеймс уже подумал, что на фоне жужжащих издалека цикад заснет, до безмятежности убаюканный лаской Кирка. — Джеймс, посмотри на меня, — попросил Кирк. Парень перевернулся, ожидая, что Кирк либо смахнет его челку, либо уберет назад волосы. Он не ожидал, что Кирк не даст ему двигаться, безмятежно изучая его черты лица, как партитуру. Его глаза штудировали Джеймса, поставившего себя на место нависающего над левым глазом шедевра искусства. — Что вы делаете, мой принц? — прошептал Джеймс. Кирк не вооруженным глазом мог видеть его алые щеки в лунном свете. Те никак не скрыть. — Я… — оступился Кирк. Одна из его рук все еще была в волосах Джеймса. — Прости меня за мою доставучесть, я лишь хочу изучить твои шрамы. Джеймс замер. Его грудь ломалась под напряжением. — Изучить мои шрамы? — Да. Они придают тебе привлекательность. — улыбнулся тот. — С тех пор, как мы познакомились, я не смог порядком оценить их. То ли свет был тусклый, то ли твои волосы каждый раз препятствовали моему обзору. Джеймс понял, что его голова скоро рванет. Кирк обозревал с таким упорством, что он правда задумался о своем изъяне. Но это же был Кирк, и он смотрел на Джеймса без малейшего злого умысла. Это повергло его рассыпаться, словно дому из песка. — Мм… — немного растерянно начал Кирк. — Могу ли я… их потрогать? Голова Джеймса страшно загудела. — З-зачем вам? — Мне всегда хотелось, — сказал он, но неожиданно обдумал формулировку своей мысли. — Теперь… подожди, это не то, что я задумал сказать. Нет, нет, не так, — он закатился нервозным смехом. — Мне бы лишь… хотелось. Прости за вторжение в твоё личное пространство. Джеймс думал, способно ли его сердце биться еще чаще, а его грудная клетка сжиматься еще болезненнее. Кирк убрал руки с его волос и снова положил на колени. Потеря ласки чуть не вызвала в Джеймсе желание вновь прильнуть к нему. Принц с послушным видом ждал, что он ответить, как будто задавал подобные вопросы ежедневно. Видать не понимал, что только что пустил в Джеймса пушечное ядро. — Ладно, — голос едва ли не померк в ночи. — Ладно. Ни того ни с сего Кирк просиял, аккуратно потянувшись и убрав за ухо Джеймса волосы, и… Он обхватил Джеймсу челюсть, прижав теплую ладонь к щеке. Так например, когда любуясь, восхищаются дорогому фарфору, Кирк также восхищенно пробегался подушечкой по первому шраму, вверх, вниз и вдоль следующего. Затем он притронулся к переносице и мешку под глазом. С какой трепетностью он касался его разорванного века, его лба и подбородка. Джеймсу было тяжело дышать. Кирк коснулся сплетенного шрамами креста, сосредотачиваясь на нем как на портрете, что писал. Всего было слишком за много. Его охватили муки совести. Его принц с таким почтением приголубливал шрамы — его пережитки кошмарного прошлого сродни золотым швам… Облик Кирка рассеялся перед ним. Сердце разбилось. — Ох, Джеймс, — зашептал Кирк. Тон его голоса стал настойчивым. — Ты в порядке? Что случилось? Что я сделал не так? Джеймс быстро отвернулся и вытер глаза. — Ничего, мой принц, — прохрипел он. Колючая проволока затянула ему горло. — Все в порядке. Увидели, что хотели? — Джеймс. Болезненно кусая губу, его глаза вновь встретились с пристальным взглядом принца. Взгляд единовременно сшивал и безжалостно разрывал его сердце. — Что случилось? Окровавленные воспоминания пронеслись перед глазами. Коробка, в которую он их запер, начала раскрываться. Джеймс разом помнил все и ничего, но подавлять их, прикидываясь невежеством, было бесполезно. Он знал: те еще вернуться, рано или поздно цапнут его, но не сейчас же, не за день до самого светлого дня в году. — Война, — ответил он. Так просто. — Верно, война. Это то я понимаю, — сказал Кирк. — Но Джеймс… ты несешь на себе столь много вины, что это разбивает мне сердце. Я даже вообразить себе не могу, что ты на ней видел. Джеймс закачал головой. — Как много на моих руках крови. — Пожалуйста, — стал шептать Кирк. — Что случилось? — Не-не могу, Кирк, — бормотал под нос Джеймс, царапая тыльную сторону ладони. — Боюсь, я опорочу вас. — Опорочь, это не имеет значения для меня. Он чувствовал, как сжимается желудок. — Мой принц, я понес убытки, чтобы этого вам не делать. — Ты не заслуживаешь страдать в одиночестве. — Но я рыцарь. Рыцарь. Что бы я не совершил, все во имя моего королевства. Чего вам заботится об обычных рыцарских порядках? — С чего мне забоится о тебе? Почему я так зачарованно жду те дни, которые мы проведем вместе? Потому что ты мой друг. Костяшки принца прошлись по тыльной части руки Джеймса. Отрекшись, он проявит неуважение. Он слишком долго знаком с Кирком, чтобы думать о нем как-то иначе и притворяться, словно его рабочее обязательство не обернулось чем-то запертым. Друг. — Как друг, я хочу одолжить тебя своё время. Да, я знаю, что был слеп. Ты знал, что до нашей встречи, я думал, что все было оправдано? — спросил Кирк. — Оправдано? — Я считал, все крутиться вокруг меня. Да, я проводил разговоры с Восточными чинами. Да, помог восстановить их города. По моему мнению, правда была на моей стороне, и пока я не сожалел о совершенных поступках, обычный народ был предназначен моему самоудовлетворению, своего рода эгоистическому примирению, чтобы не обращать внимание на мою роль в бесцельной войне. — Джеймс, рыцарь мой, как много людей погибло за эти четыре года? — Семьсот тридцать, — невнятно отозвался он. — Из тысячи пятисот пятидесяти, — произнес Кирк. — И после это мы провозгласили победу. — Не было победы, — пробурчал Джеймс. — Больше семисот тридцати людей пало в этой дурацкой, жалкой войне. Они не отпразднуют с нами этот Карнавал. Этих семьсот людей я не потрудился обречь. — Здесь нет ничьей вины, Джеймс, — вставил Кирк. — Ты не можешь корить себя в разрушающей силе войны… — Кирк, я их РЫЦАРЬ! — сорвался он. Эхо отскочило вдоль стен города. — Я виноват. Моим роком было служить этому Государству и защищать его, посему я не могу не чувствовать собственной безответственности. — Джеймс. — Вы можете себе представить, как выглядели матеря, спрашивающие о своих сыновьях, когда мы вернулись обратно? И я им рассказывал, как их тела извратили, разорвали на куски пушечным ядром, заживо зажарили в горячем масле, или безбожно выпотрошили. Я не служил, не защитил. Я не спас от смерти сотни восточных солдат, которые погибли на моих злосчастных руках. Их семьям пришлось слышать то же самое. — Джеймс. — Кирк, я устал. Боже милостивый, как же я устал, — прохрипел он. В его горле забился нервный спазм. Вслед за этим Кирк положил на его руку свою руку. Частица воспоминания, прятавшейся в самой глубокой части коробки, вырвалась наружу. Ту он подавлял так яростно, что она поблекла по краям, но осталась ярко-красного цвета. — И… его я подвел. Его я должен был защитить любой ценой. Кирк слегка накренил голову, подбодрив его на разговор. Джеймс обрывисто выдохнул. — Он был моим другом, братом. Прошел посвящение на год раньше меня. Нас очень сильно будоражила перспектива повоевать, пуститься на военное поле с размахивающимися мечами. — То случилось в первом бою. В самом первом, когда нас еще заслали на север. В лагере затеялся беспорядок. Я не различал собрата и недруга. И он бился с кем-то. С кем-то сильнее его. Я мог бы прыгнуть около него и вызволить. — Я видел, как через его живот прошел палаш. Птица запела в ночном небе где-то в стенах замка. — В ту ночь я впервые убил. Я держал его у груди, а он умирал на моих руках. Кирк выводил круги внутри его ладони. Через время он задал вопрос: — Как его звали? — … Не помню. В нем что-то сломалось. Пятилетней давности коробка из чувств вышла из его глаз, выползла из глубин души, разорвав тело в клочья. Кирк без лишних слов прислонил его к своему воротнику. Казалось, милости принца не было видно границ, но её не хватило, и он снова погрузился в собственные страдания. Война лишила их всего чего могла, тотчас забыв покойников, и втолкнула в их голову идею об победе, пока они по привычке убивали друг друга по команде своих королей. Как бы он хотел переложить вину на Призрачного Владыку каждой частичкой своего тела. Хотел бы обвинить кого-то другого в пролитой крови: зло, тирана, дьявола. Но кто размахивал мечом, если не он? Ему было тошно от себя. Руки окрасились кровью тех ребят, которые могли быть его братьями. Он должен был закалить своё сердце на поле боя, но изогнутые швы, сдерживающее его, гнили износившись. И было больно, ой как больно. Тем не менее Кирк, подобно корнями ивы, обвивал его руками, а он кричал в непреодолимой ярости в пустоту, пуская кровь на его колени. Истощал в темную ночь свои легкие, сердце и дух, в объятии, коего годами не припоминал. Льняная рубашка принца под его щекой была как сотканный шелк, сохраняя тепло в противовес холодному ночному небу. В конце концов его дыхание выровнялось, при ветре слезы на носу высохли. Тело обмякало в плечах Кирка, который переплел их пальцы. Он долгое время лежал неподвижно, чувствуя себя вывернутым наизнанку. — Благодарю тебя, — сказал Кирк. — За что благодарите? — издал хрип Джеймс. — Нет ничего, что я сделал такого, засуживающего благодарности. — За то, что ты здесь. Джеймс замотал головой. Кудри Кирка потерлись вдоль его лица. — Нет, я не могу это принять. — Можешь, — сказал Кирк. — Я рад быть с тобой. — Я не выношу, — очередной всхлип угрожал вырываться с горла. — Я чувствую вину за свое существование. Я тоже должен был пасть в первой битве. Кирк, не нежничая, сжал его руку. — Не говори такие глупости. Это ты так говоришь, Джеймс. Ты веришь в предопределенность. Ты здесь с определенной миссией, — он прижался кончиком носа к голове Джеймса. — Ты здесь и ты живешь жизнь, предназначенную тебе, а не жизнь, о которой мечтаешь. — Я не испытал войну с твоей точки зрения, не испытал как ты зловещие ночи. Не мне тебе говорить, как те семьсот павших хотели бы, чтобы ты их оплакивал. Я знаю одно — я безмерно счастлив, что ты здесь со мной. Мы могли бы вместе встретить рассвет, не будь завтра праздник. Джеймс наконец-то выпрямил спину, тело словно весело под тонну. — Рассвет? — Солнце воссияет вновь даже самой темной ночью, — хмыкнул Кирк. — А роза всегда расцветет весною после длинных, суровых зим. Он бесцеремонно встал. — Уже поздно, пойдем отсюда. Я проведу тебя обратно, — и он не отпускал Джеймса, пока они не добрались до его комнаты. — Тебе, наверное, завтра рано вставать. Джеймс покивал. Отсутствие ласки принца теперь казалось чуждым явлением, даже воздух в комнате похолодел. Ваза с розами до сих пор стояла на его столе. Парень развернулся на выход. Его сердце опустошилось. Он уже вернулся в свои покои, где осознал, что не знает, когда они еще встретиться, если вообще встретятся. Кабы Владыка и Королева провели вторичную коронацию, и возможно им стало бы легче жить. Может быть, через пять дней он сядет и безо всяких опасений подробно изъяснит Ларсу всю ситуацию, начиная от первого поручения. Может быть, его он больше никогда не увидит. Джеймс почувствовал, как рушатся его внутренности. Он надеялся, что подобное не свершиться, ох, он молился, дабы побыстрее увидеться с ним. Кирк занял слишком много его времени, присвоив его потрепанное жизнью сердце себе, чтобы так скоро скрыться вновь. Впервые за все года в его движениях ощущалась целеустремленность, каждое утро он проводил в нетерпеливом ожидании решающего дня. Впервые за все года Джеймс познал новые ремесла, обволоченный теплым ванильным ароматом. Впервые за все года он познал… счастье. Осознание накрыло его свирепым зноем, тягость как рукой сняло. Он почувствовал себя легче перышка, кровь пронзила его голову, словно он стоял в центре давки. Карнавал казался где-то далеко. Его мысли были заняты лишь неподатливыми кудрями и прекрасными томными глазами, и нехарактерным чувством покоя в своем сердце, появившимся тогда, когда он сидел рядом с принцем, практически прикасаясь к его плечам. Да, он уверовал в то, что его жизнь предопределена. Но была ли его судьба настолько убога? Будучи тесно связанным с тем, с кем он хотел быть рядом, он оставался позади. Обязательство, ради которого он появился на свет, создавало препятствие. Никогда ему не стоять рядом с Кирком. Воспрещено. Но Кирк держал его, с такою любовью касался его шрамов, тратил своё время на его обучение, общался с ним обо всем, и нарушил устав, чтобы связаться лично с ним по поводу букетика… Им прохода не дадут, не правда ли? Он завернулся в одеяло.