Дом , после того...

Солнце уже давно ушло за горизонт, унеся с собой закат. Весь Дом погрузился во тьму, и началась Самая Длинная.    Вся четвёртая улеглась спать, кроме Ангела. Он тоже лежал в своей кровати на спине с закрытыми глазами, но не спал. Он не понимал, почему никто не хочет выходить из комнаты. Сколько бы ему не объясняли, Ангел слишком глупый и упёртый. Он всё сделает по своему.    Вот и в тот раз он некоторое время провалялся в кровати, пытаясь заснуть, но всё-таки не смог. Ангел не верил, что может произойти что-то плохое, поэтому решил прогуляться.    Он осторожно уселся на край кровати, одел кроссовки и поднялся. Подойдя чуть ближе к двери он услышал позади себя какое-то копошение. Обернувшись, Ангел заметил Арлекину, которая сидела на кровати и наблюдала за каждым его шагом.     – Хей, ты куда, Ангел? – громким шёпотом спросила она.     – Заснуть не могу, решил пройтись. – немного недовольно ответил ей он. Ангел знал, что Арлекина попроситься с ним. Она всегда и со всеми так делала.     – Ангел, – протянула она. – А можно я с тобой пойду пройдусь? Я мешать не буду. Честное слово!     – Ну, пошли тогда.    Арлекина шустро соскочила с кровати, напялила обувь на ноги и подбежала к Ангелу.    – Всё, пойдём! – и взяв его за руку, вывела из комнаты.    Коридор их встретил темнотой и ветерком, гуляющим в проходах. Некогда шумный и светлый коридор давил своей тишиной. Казалось, что даже воздух там стал каким-то тяжёлым.    Ангел впервые оказался в таком коридоре. Он встал как парализованный. Холод и мрак окутали его со всех сторон. Рисунки на стенах, как будто оживали и убегали в темноту, а потом мельтешили где-то за спиной. Казалось, что сами приведения начинали бродить мимо них.     – Идём, ты чего застыл. – снова потянула его за руку Арлекина.    Она довольно уверена шла по коридору, ведя за собой ошарашенного Ангела.      В другой части Дома сидел Часовой, закрывшись в туалете.    Ободранный и костлявых, как скелет, парень из второй стаи. Он вспоминал, как проходила его Самая Длинная в прошлом году. Тогда его пытались убить два домовца, лиц которых он не узнал. Часовой чуть ли не умер в ту ночь, а на память ему остались два продолговатых шрама на руке и один небольшой на лбу.    В этом году он решил где-нибудь спрятаться, чтобы сохранить себе жизнь. Выбор пал на туалет, и вот бедный Часовой сидел в небольшом запертом помещение и пытался забыть ту злополучную ночь.    Он хоть и не умел, но молился всем богам, чтобы прошлогодние события не повторились. Часовой молился и смешивал какие-то настойки с вежливо позаимствованными у Ворона младшего травами и порошками. Выпивал это месиво и снова начинал молиться.    Воспоминания кружились рядом с ним. В голове у Часового из раза в раз всплывали силуэты тех двоих. От этого влага скапливалась у него в глазах.     – Отстаньте от меня, твою мать! – крикнул на всё помещение Часовой.    Звук отпрыгнул от стен и парень, сидящий на полу, смог услышать свой же крик полный страха и отчаяния.    Нельзя было поддаваться страху, но он оказался гораздо сильнее Часового.      На третьем было как всегда тихо. Девушки сдвинули все кровати вместе и тихонько общались друг с другом. Кто-то уже давно спал, кто-то решил покушать, только одна Монашка одиноко сидела в сторонке.    Девушке казалось, что она ненормальная и испорченная. Родители учили её с детства скромности и порядочности, а тут вдруг она встретила одного парня из четвёртой и никак не может его забыть. Такой храбрый и серьёзный. Местами жестокий, но очень милый, когда смущается. Монашка понимала, что слишком много о нём думает, и, наверное, он ей очень даже симпатичен. Но вот реакции родителей она боялась больше всего.    Они бы не оставили это просто так. Если бы узнали, то сразу же забрали Монашку из Дома, запретили ей общаться с тем парнем, наказали и много чего ещё. Она даже боялась об этом думать.    В один момент она решила немного пройтись, чтобы развеяться. Слишком далеко уходить Монашка не собиралась, поэтому просто обулась и вышла за дверь.    Основные лампы были уже давно выключены, но из комнаты воспитателей доносились звуки работающего телевизора. Дверь была приоткрыта, и можно было заметить большое кресло, журнальный столик и маленький телевизор. В кресле сидела женщина средних лет с сигаретой в руке.    У неё были тёмные волосы с проступающей сединой, которые она заплетала в строгий пучок. Глаза были злые, а на лице присутствовали небольшие морщины. Выглядела женщина старше, чем была на самом деле.    Женщина, которую называли Гадюка из-за её поведения.   Гадюку Монашка, мягко сказать, не любила, потому что та всегда рассказывала её родителям о любой провинности дочери. Монашка помнила тысячу и один случай, когда всем было можно, к ей нельзя. А если ослушивалась, то получала от воспитательницы, а потом и от родителей.    И вот в ту ночь Монашка просто решила пройти мимо до туалета, как услышала противный голос:     – Монашка? Подойди-ка сюда, – из-за приоткрытой двери на девушку смотрела пара прищурившихся глаз. – Ты такая взрослая. Целых семнадцать лет!     – Скоро восемнадцать будет. – застенчиво сказала Монашка, зайдя в комнату.     – Совсем скоро. В таком возрасте ты быстро растёшь, и твоё тело меняется.     – Это неоспоримый факт. Все люди растут и меняются в таком возрасте.     – Конечно, и парни, и девушки меняются. Парни начинают приставать к девушкам, а они и не отказывают им. – говорила Гадюка, вертя между пальцев сигарету.     – Как это ко мне относится?     – А ты что не понимаешь?     – Нет, я честно не догадываюсь!     – Врёшь! Не строй из себя дурочку. Я видела, как ты с тем парнем высоким разговаривала. – крикнула на Монашку воспитательница.     – С каким парнем?     – А ты не понимаешь? У тебя их там много что ли? – подскочила с места Гадюка и сделала один шаг к Монашке, а та наоборот отошла.     – Да я вообще с парнями не общаюсь! Я не понимаю, про какого парня вы говорите, если я всегда на третьем сижу! – прикрикнула на воспитательницу она.     – Про такого высокого с тёмными волосами и красными глазами.     – Вампира? – распахнула глаза Монашка, а её сердце кажется пропустила удар. «Пожалуйста, только не трогайте Вампира. Я вас умоляю!» – думала про себя она.     – Прошмандовка! – подлетела к ней за долю секунды Гадюка и ударила по щеке. – Как ты ещё из себя всю такую невинную строить умудряешься!     – Да почему другие девушки делают что им захочется, и вы им ничего не говорите, а мне всё нельзя! – иногда запинаясь, кричала Монашка, а слёзы злости скапливались у неё в глазах. Она была ужасно недовольна этой ситуацией, но больше всего она волновалась за того парня, который не выходил у неё из головы.     – Я обязательно осведомлю твоих родителей какая у них поганая дочь. И расскажу про этого твоего Вампира, пусть примут меры! – угрожала Гадюка.    Монашка даже не дослушала, быстро выбежала в коридор и устремилась в сторона лестничной клетки. В тот момент у неё в голове крутилась только одна мысль: «Надо найти его». И были абсолютно плевать на опасности в Самую Длинную.        Клуб картёжников был как всегда полный. Никого не волновало происходящие за пределами небольшой комнатки, в которой время текло совсем по другому. Там вообще не было такого понятия, как время. Всё шло своим чередом, и никто этому не возражал.    Крысиный вожак развалился на подушках рядом с Большой Птицей и вёл игру, вертя карты в руках.    Новая партия. Мирное начало. Пару козырей в середине и в конце. И вот ещё одна партия заканчивается и начинается новая. Во время игры Торч неожиданно сказал:     – Не настоек, не девушек! Скучно что-то. – мысли вслух, которые смог расслышать только Ворон младший, сидящий почти вплотную к нему.     – Торч, что по картам? – спросил кто-то.     – Не знаю, херь какая-то! – оценил свои карты и сморщил нос от этого. И вправду всем уже начинали понемногу наскучивать карточные игры. Тогда Ворон младший склонился к уху Торча и шепнул:     – Пошли перекурим.    Уже в коридоре вожак третий, опираясь на трость, стоял возле курящего товарища.     – Как там твои крысята поживают? – решил прервать неловкую, как казалось Ворону младшему, тишину.     – Пока что нормально. Только надо будет их заставить комнату нашу отдраить, а то там уже новые жизни зарождаются! – улыбнулся Торч, а вожак третий прыснул, склонив голову вниз.     – Пока что? А что, что-то может произойти?     – Возможно. Я начал замечать то, что за одним моим крысёнком постоянно наблюдают. И в прошлом году в Самую Длинную на него напали. Я не уверен, конечно, что мои, но всё же.     – Часовой?    В тот же момент, когда Ворон младший упомянул его, раздался протяжный крик полный ужаса. Он пробежался по всему коридору, отпрыгивая от стен и пола, заставляя вздрогнуть каждого. Два вожака приглянулись и повернули головы туда, откуда и доносился этот душераздирающий крик.     – Это что за? – недоговорил Торч, затушив сигарету.     – Похоже, мы несём потери. – вздохнул Ворон младший.     – Похоже… Ну что? Сходим, посмотрим?    Большая Птица ничего не ответил, а только развернулся всем корпусом и, опираясь на трость, пошагал в ту сторону, откуда и был слышен крик. Торч сразу встрепенулся и направился вслед за Вороном младшим.      В глазах у Часового всё начало плыть и смешиваться в одно большое пятно. Стены и пол начинали крутиться, образуя подобие водоворота. Голова тяжелела и кружилась, а тошнота подступала к горлу. Часовой от этого только сильней испугался и отполз в дальний угол, прижав колени к груди. Внезапно дверь распахнулась, и непроглядная темнота заползла в помещение. Две персоны тоже появились в туалете вместе с мраком. Поплывшему сознанию Часового было сложно определить кто это, и реальные ли они вообще. Может быть это всего лишь были галлюцинации?    Лица этих двоих тоже размывались и попадали в водоворот. Часовой сжимался ещё сильнее, закрыв уши руками, и зажмуривая глаза.    Неизвестные обступили его и начали что-то нашёптывать, нависая сверху. Что именно они шептали было сложно разобрать. Было похоже на какой-то монотонный бубнёж без слов.    Все звуки сливались в один сплошной гул, а картина перед глазами в одно большое пятно. Часовой закричал от страха и непонимания, что с ним происходит. Крик этот был полный ужаса. Он больше ничего не хотел. Слёзы подступали к глазам, замыливая взгляд. Уже хотелось не просто спрятаться или убежать, а провалить куда-нибудь. Туда где не будет вот этого всего. В тот момент под рукой оказалось что-то острое и мелкое.    Часовой подобрал вещицу и ощупал её пальцами, оставив небольшие царапины. Лезвие.    В тот момент был всего лишь один выход.    Рука с лезвием махнула, резанув одного неизвестного по ногам. Тот отпрыгнул и зашипел, но Часовой сел на колени и больше не нападал. Выход тот заключался в другом.    Мимолётная боль и темнота. Стало тихо.      Без того напуганный Ангел вздрогнул и вытянул шею от крика. Арлекина остановилась и взглянула на своего спутника.     – Что это было? – перепугано спросил Ангел.     – Ты думаешь я знаю? Я сама испугалась! – Арлекина повернула голову обратно к тёмному проходу и попыталась что-то там разглядеть. – Может посмотрим, что там?     – Зачем? Мало ли что там происходит!     – Но интересно же! Ну и ладно, сама пойду посмотрю, а ты делай, что хочешь. – Арлекина отпустила руку спутника и осторожно пошла в ту сторону, откуда был слышен крик. Ангел осмотрелся по сторонам, передёрнул плечами и решил тоже сходить глянуть.    Подойдя к туалету, там уже была небольшая толпа домовцев, пытающихся посмотреть что происходит внутри. На крик прибежали два воспитателя. Один пытался утихомирить домовят, а другой протиснуться внутрь. Вдруг из толпы выкарабкался Колокольня. Высокий парень с бритой головой и вытянутым лицом. Он поспешил удалиться от суматохи, но Арлекина перехватила его.     – Хей, погоди, Колокольня! Что там происходит? Что за крики?     – Да я как будто знаю! Я пошёл в туалет по нужде, а там этот Часовой валяется полудохлый. Ну я и позвал других, чтобы помогли, а они тут все столпились.     – Это ты тогда закричал?     – А, ну, нет… это Часовой крикнул и упал. Наверное, уже замертво. – как-то неуверенно говорил Колокольня, отводя взгляд. – Всё? Я могу идти?     – Да пожалуйста!    Ангел после услышанного пробежался взглядом по всему. Он видел толпу домовцев, желающих поглазеть на то, что там в туалете, и воспитателей, которые пытались их разогнать. Он видел убегающего в темноту Колокольню. Он помнит Арлекину, которая, по-моему, ни капли не испугалась, как будто эта обыденные вещи. Его всего затрясло, а живот скрутило спазмом.     – Арлекин, пошли, наверное, обратно. Всё, нагулялись.     – Нет! Ты если хочешь иди, а я ещё похожу.    Ангел развернулся и пошёл обратно в четвёртую. В тот момент его больше не пугала темнота, ожившие рисунки и всё остальное. Мысли кружились, путались и врезались в друг друга в его голове. Он шёл как в тумане, не разбирая куда он собственно идёт, и, наверное, он бы ушёл куда-то далеко, если бы не Прорицатель, поймавшая его прямо у двери четвёртой.    Незрячая что-то ему говорила, а он её не слушал, думая только о своём.      Где-то в Лесу на опушке лежала Эпос. Рядом бегал развеселённый Зверь, который заметил какую-то птицу и начал играть с ней в догонялки. Ветер пробирался через густые ветви, шелестя ими. Макушки деревьев покачивались из стороны в сторону, убаюкивая всех обитателей Леса.      На чердаке Дома сидела Арлекина. Одежда её отражала лунный свет. В руках она держала чёрную губную гармошку. Поднося её ко рту, Арлекина выдувала тихую и спокойную мелодию. По привычки закрывала глаза, но продолжала играть. Шорохи за спиной её ничуть не пугали, и она благополучно закончила песню.     – Привет. – поздоровалась она с находящимся позади неё.