Величие Капитолия превосходит все его ожидания даже после такого простого события, как пробуждение. Просто здесь не пахнет свиным дерьмом.
Его комната специально спроектирована таким образом, чтобы имитировать роскошь, которая исходит от Десятого. Коровьи шкуры, шерсть и тончайшая кожа - все это их продукция. Между Десятым и Восьмым, возможно, самые удобные кровати.
Тело Чуи ощущает боль, которая возникает при ношении груза недельной возлюбленной Капитолия. Только один из них получит привилегию покинуть свой односторонний отпуск. А пока он смотрит на возвышающиеся здания через армированное стекло своей спальни. У него есть неограниченный доступ к еде независимо от времени суток. Стоит ему нажать на кнопку, как в его комнату примчится безгласый и спросит, чего бы он хотел. Ассортимент разнообразен: от колбасы, хлеба, пудинга, пирожных с какао до фруктовых коктейлей, названия которых он не знает.
Люди привлекают гораздо больше внимания, чем еда, несмотря на то, что желудок может возразить. Красующиеся, одетые в цвета, о которых Чуя и не подозревал, ведут жизнь в роскоши и изобилии.
Даже жители Капитолия не могут отвлечь его от обратного отсчета времени на площади перед Тренировочным центром. Как кто-то напомнил ему накануне вечером, было бы лучше, если бы он проигнорировал это, иначе он бы трясся от страха, выйдя на арену.
Он идет в ванную, умывает лицо теплой водой и прополаскивает рот от липкого сна. В зеркале он видит число пять, нацарапанное цифрами на его предплечье.
Чуя хватается за раковину:
–Дазай.
Прошлой ночью он встретил занозу в своей заднице.
Вода не оттирает чернила полностью, когда он трет кожу, и не помогает избавиться от совета, о котором он никогда не просил.
–Доброе утро, мастер Чуя!, – Адам говорит мучительно громко, – Ваш выбор одежды для сна просто невероятен. Я не нуждаюсь в таких вещах, хотя у меня есть возможность переодеться, если мне скажут, что это необходимо.
–Доброе утро, Адам.
–Вы присоединитесь к нам за завтраком?
Его желудок урчит:
–Да
– Я надеюсь на меньшее: вам нужно гораздо больше еды, чтобы соревноваться и вырасти здоровым молодым человеком, – Чуя не обращает на него внимания и направляется к столу, где его уже ждали Артур и Поль, или Рембо и Верлен, как ему было велено их называть. Его напарницы здесь нет. Кое тоже нет.
–Доброе утро, Чуя. Я так понимаю, ты хорошо спал?, – у всех здесь гораздо лучше манеры, чем у него, даже когда нужно сказать что-то такое простое, как приветствие.
–Да. Мне не пришлось идти на эту вечеринку, так что все было довольно мило.
Сегодняшнее утро - такое же грандиозное, как и в поезде: выпечка, хлеб, тонны соков и фрукты, которые не поспели еще зимой. Чуя намазывает свой кусок соленой пастой и джемом. Рембо недовольно морщит нос:
–Что ты делаешь?
Адам сидит как робот, сложив руки друг на друга:
– Вы упустили возможности для налаживания контактов, сэр. Карьеристы снова превзошли сами себя.
–Я просто вернулся сюда. Я устал от всех этих криков.
–Подожди, пока ты умрешь от жажды во время игр, - Верлен хватает нож, чтобы разрезать яблоко, но его быстро выхватывает Рембо, - Ты будешь так изнеможен, что упадешь и умрешь.
Чуя смотрит на него сквозь кувшин с соком:
–Ты только об этом и говоришь?
–Об играх?
–Смерти. Ты одержим этим. Почему бы тебе просто не сэкономить время и не спуститься со скалы?
Верлен, не теряя времени, тычет на него пальцем, – Ты ведешь себя как ребенок, я знаю. Мы могли бы стать братьями, если бы ты прислушался к моему совету.
–Братьями? Ну это ты загнул, не так ли?
–Чуя, – вздыхает Рембо, – Мы говорили об этом.
Очевидно, Верлену это не показалось ни смешным, ни интересным. Он подначивает дальше:
–Ты должен слушать своего старшего брата, я лучше знаю это место. Гораздо лучше тебя!
–Я тебе покажу, кто лучше знает, – Чуя встал, положив ногу на стол, как будто готовый броситься на Верлена. Но его остановили.
– Сэр, - Адам постучал Чую по плечу, его щеки с обеих сторон были набиты кусочками кекса. Он без колебаний заявил, –Я похож на бурундука, не так ли?
Все взгляды устремились на андроида.
–Я могу добавить еще больше щечек, если это успокоит нашего наставника и трибута. Они синтетические, а значит, могут растягиваться гораздо шире, – он демонстрирует это, засовывая внутрь еще и грецкий орех, – Вы оба рискуете подраться, если я не вмешаюсь.
–Андроиды странные, – пробормотал Чуя.
То ли это была честная попытка разрядить обстановку, то ли Адам был просто странным, но это сработало.
Рембо с облегчением потёр лицо рукой:
– У тебя ужасный характер, Чуя. Просто не обращай внимания на Поля, пожалуйста.
Чуя скрестил руки на груди и опустился на свое место.
–Как скажешь, – он чувствует себя не столько трибутом, сколько отруганным ребенком, который отказывается вести себя прилично за обеденным столом, –Трудно игнорировать его, когда он доставляет мне столько же хлопот, сколько тот урод из лифта.
Адам выбрасывает булочку изо рта:
–За вами следили, сэр?
–Можно и так сказать.
– Если кто-то следит за вами, мы должны быть предупреждены об этом. Поклонникам строго запрещено находиться в центре, – Рембо с расчетливым изяществом очищает яблоко от кожуры.
–Их также заставляют платить большие деньги. Если они не могут себе этого позволить, то их приговаривают к тюремному заключению на 90 дней, – Адам добавляет.
–Нет, нет, – качает головой Чуя и хватает что-то шоколадное, – Это был не фанат. Это был скользкий тип из Пятого, Дазай.
За столом воцаряется тишина, только Чуя жует. Рембо перестает очищать яблоко от кожуры и аккуратно кладет оба предмета на стол.
–Что ты сказал?
–Дазай? Он поймал меня в лифте и выплеснул какую то чушь о моей победе,– у него не хватает манер, чтобы говорить с набитым ртом, –Преследовал меня всю дорогу.
–Ты не выиграешь, – раздается голос.
Чуя сглотнул:
– А
–Я позабочусь о том, чтобы ты не победил,–глаза Верлена стали намного пустее, чем прежде. Если первая вспышка показалась ему неудобной, то эта была просто леденящей душу,– Я не позволю. Ты умрешь там и будешь благодарен мне за это. Не смей слушать это болтливое двуличное отродье!
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Разве ты не мой наставник? Я должен быть вам нужен живым, – его брови сдвинуты вместе.
–Мастер Чуя, – Адам протягивает руку, но Чуя отдергивает ее.
–Не трогай меня.
– Меньше всего тебе хочется уйти с этой арены, – Верлен встает, и Рембо следует за ним, безрезультатно хватая его за руку, – Не слушай ничего, что он говорит. Он может сказать слепому, что ему нужны очки, и заставить его надеть их. Все, что он говорит - ложь. Он лжец!
–Знаешь, я начинаю думать, что все, что он говорил о тебе, было правдой, – Чуя встречает Верлена, когда тот обходит стол, он стоит не в пример выше его ростом, но держится с ним лицом к лицу, – Что ты сумасшедший и тебе все равно. Я думал, что он слишком строг к тебе, но нет, ты эгоистичный урод.
–Поль, не надо!, – Рембо пытается остановить руку, но слишком поздно.
Верлен без колебаний бьет Чую по лицу. Это больно, как весло на ферме для непослушных детей, которые не справляются с работой. Это кажется более правильным, но Чую еще никогда не бил тот, кто должен быть на его стороне.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать!, – кричит кто-то на заднем плане. В ушах Чуи раздаются помехи, –Ладно, хочешь вести себя как сопляк? Я преподам тебе урок прямо сейчас. Тебе лучше хорошенько научиться бить тех, кто больше тебя, это единственный шанс, – его слова прозвучали гораздо ледянее, чем раньше, а глаза лишились даже намека на доброту, которая промелькнула, когда он назвал его братом.
Чуя не сидит сложа руки, а выкидывает свою руку, и Адам ловит ее, когда Рембо оттаскивает Верлена, чтобы тот не наносил ему новых ударов.
Он мог бы драться изо всех сил и все равно не победил бы. Не зря Верлену предложили должность наставника после игр.
Не зря Верлен выиграл свой год.
– Кусок дерьма, попробуй еще раз! Ударь меня еще раз!, – Адам хватает его с нечеловеческой силой, а Рембо кричит позади него. Верлен в ярости вырывается из рук своего хранителя не раз и не два, потому что его так трудно контролировать.
Именно мальчик его возраста побеждал в играх, а не безумец, который был его наставником.
–Ты умрешь, если сдашься, Чуя! Послушай меня, просто умри и покончи с этим, и тогда тебе больше не придется так жить, – Верлен умоляюще смотрит в пол, на него навалились двое мужчин с иглой, нависшей над его шеей, –Пожалуйста.
Игла сначала оглушает блондина, но это не останавливает его проигрышную борьбу.
–Чуя, ты не можешь... Я не хочу...
После укола ярость Верлена замедляется, он борется с Рембо до тех пор, пока его глаза не стекленеют, как у животных, отправленных на убой. Это беспомощность, которую он познал, будучи их убийцей. Теперь он ждет, чтобы стать одним из них.
Жалость растет в его нутре.
–Люди невероятно иррациональны, – Адам опускает Чую обратно на землю,–Психически здоровый человек никогда не отдаст свою жизнь. Стоит приблизиться к смерти, и адреналин начнет действовать, – Чуя уже не может сосредоточиться на Адаме, так как видит, как падает Верлен.
Его желудок скрутило.
–Чуя, – слышит он измученное дыхание, – Что тебе сказал Дазай?, – Рембо прижимает Верлена к плечу. Должно быть, такое случается чаще, если они так подготовились.
Адам садится. Он следует за ним.
–Ну?
У Чуи пересохло во рту, еда кажется ему невкусной. Метка "пять" на его руке становится все более тяжелой, чем больше он ее замечает.
Чуя играет со своей невероятно интересной вилкой. Его щека болит:
–Что-то раздражающее.
За одну ночь до этого.
Колесницы остановились там же, где и стартовали, и крики доносились до его ушей, несмотря на то, что они были вне поля зрения. Для общения трибутов устраивался прием, но он воспользовался предлогом, что ему нужно сходить в туалет, чтобы отлучиться.
Верлен явно не спорил, а Адаму не нужно в туалет, поэтому он поверил Чуе на слово.
Лифт звонит, поднимаясь на этаж, и Чуя срывает перчатки. Он заходит в лифт, но как только дверь закрывается, в нее просовывается рука.
–Извините, мне очень нужно успеть, вы не возражаете?
Чуя не дает прямого ответа, продолжая снимать вторую перчатку и распуская заколотые волосы, пока они не падают на спину.
Мужчина высок и худощав; если бы он был более нескладным, то был бы долговязым. Он двигается с грацией, аккуратно складывая руки в карманы рядом с Чуей. Его голова по-прежнему повернута к нему, как бы вглядываясь в него. Чуя понимает, кто это - победитель из Пятого, победитель прошлого года Дазай Осаму. Не так давно он видел, как Чуя воровал из Тура Победы. Если бы Чуя еще не был приговорен к смерти, Дазай мог бы отправить его на тот свет.
Поэтому он переместился в другой угол лифта.
Дазай улыбается ему.
Чуя смотрит на стену.
Заниматься своими делами никогда не было сложно, когда от него не требовали самостоятельного мышления в дистрикте. Дазай, похоже, утратил эту тактичность после победы:
–Ты, верно, проголодался?
Его желудок обиженно заурчал, ожидая, когда лифт поднимется еще на девять этажей.
Не получив ожидаемой реакции, Дазай отходит в сторону и наклоняется, чтобы лучше рассмотреть его живот, – Все твои ребра видны. Даже я могу сказать, что они сделали макияж, чтобы скрыть это. Или, может быть, они посчитали необходимым показать, какой ты худой. Жители Капитолия любят, когда кто-то выглядит голодным - это высокая мода.
Уголок его глаза подергивается.
Дазай встает во весь рост. У Чуи никогда не было особых проблем с ростом, потому что детей в дистриктах плохо кормят. Сироты и того меньше. Такой результат был ожидаем. Те, кто получал больше еды, у кого было больше денег, никогда не испытывали боли от недостатка жира.
Ходить на исхудалых ногах было настолько привычно, что многие из них не беспокоились об обуви.
Тем не менее, издевательства продолжаются.
–Я думал, дети до двенадцати лет не могут участвовать в играх, - добивается внимания Дазай, - В этом году они голосовали за десятилетнего?
Нападать друг на друга перед играми запрещено, но Дазай - не трибут. Он уже выиграл свои игры, так что это честная игра, когда Чуя бьет его ногой в голень и за горло прижимает к освещенной стене.
Для победителя Дазай выглядит слишком обычным. Если не считать правого глаза, который следит за Чуей быстрее, чем левый, ничто в нем не кажется таким же чужим, как в Капитолии.
–Не твое дело, как я выгляжу, – прохрипел Чуя.
Он начинает задыхаться от давления на горло, и Чуя ослабляет силу.
Вместо извинений Дазай присвистывает:
– Правда? Я буду видеть, как ты сражаешься, как ты расхаживаешь по тренировкам, как ты пытаешься завоевать сердца Капитолия, – из-за разницы в росте его ноги согнуты под неуклюжим, неудобным углом, – У тебя лицо, как у собаки, но они обращаются с тобой как со щенком, несмотря на то, как сильно они тебя уже любят.
Чуя отдергивает руку:
–Что за чушь ты несешь?
–А ты удивительно силен, будучи таким маленьким, – Дазай прочистил горло, потирая след, который оставил на нем Чуя.
–Отвечай, сейчас же.
–Или что? Ты меня ударишь?
На этот раз Чуя оскалил зубы в ответ.
Дазай сделал такое лицо, будто его заставили признаться во лжи на детской площадке:
— Боже, не волнуйся так. Не похоже, что твой наставник собирается что-то с этим делать.
Больше не игнорирование было его приоритетом, а выжить при подъеме на десятый этаж.
Чуя приблизился к Дазаю, и тот быстро поднял руки в знак сдачи.
–Эта поездка специально длинная, понимаешь, коротышка. Это дает трибутам возможность оценить своих соперников. Чтобы добраться до вершины, нужна целая вечность, не хочешь ли ты узнать несколько секретов до этого?, – руки, протянутые в знак капитуляции, не соответствуют его раздражающему лицу,– Или ты решил умереть как маленький добрый ягненок?
Лифт звинит на пятом этаже. Дазай не двигается, чтобы выйти.
–Я не понимаю, черт возьми, о чем ты говоришь, – он напрягает плечи.
– Ты? Разве ты не благородный человек, чтобы сидеть и терпеть, когда весь твой дистрикт приговаривает тебя к смерти? Думаешь, ты этого заслуживаешь?, – Чуя думает, думает и думает, пока Дазай наговаривает круги вокруг его головы, хватка на его шее ослабевает настолько, что он отталкивает его и стоит ровно и прямо, – В конце концов, если бы они знали, что тот другой мальчик украл, возможно, именно его отправили бы сюда вместо тебя.
Его глаза расширяются.
– Держи его имя подальше от своего рта,– Чуя сплюнул, поджав губы, и его глаза следят за ним. Если его шантажируют подобным образом, значит, Дазай не такой уж и внимательный человек, каким он, возможно, прикидывался в поезде в тот день. Его наказание просто было отложено.
–Так ты не будешь врать?
–Он украл, да, он просто чертовски глуп, вот почему.
К его удивлению, Дазай хихикает:
–Многие люди здесь не такие честные, как ты.
–Какой смысл врать, если ты и так все знаешь?
–Я не знал,– по коже Чуя пробежал холодок, но он остался при своем мнении,–Ты только подтвердил мои подозрения, что хочешь стать козлом отпущения, – ловушка была расставлена, и Чуя попал в нее, – Если ты готов умереть из-за бутылки джина, то на что ты готов пойти, чтобы вернуться домой?
Он даже не задавал себе этого вопроса. Дом был относительным, потому что существовал только вместе с Овцами. Без него они умрут. С ним они доживут до очередного лета - очередного круга страха, когда их имена окажутся в чаше. С ним они увидят убийцу детей того же возраста, что и они, которые придут домой и спросят: почему?
Чуя не осознает, как крепко стискивает зубы, пока они не заскрежещут. Наверное, ему следовало не снимать перчатки, потому что руки у него липкие.
Думать о результатах никогда не было сильной стороной Чуя, он жил моментом, поскольку будущее никогда не обещал. Из-за этого он и попал в беду, по неосторожности загнав себя в ловушку.
Дазай засунул большие пальцы за пояс:
–Ты даже не представляешь, как много у тебя шансов, не так ли?
Его карий глаз закрыт голубой контактной линзой, которая создает жуткое свечение, когда они проходят через очередной этаж.
–Что тебе от меня нужно?
–Выиграть.
–Что?
–Выиграть игры,– не похоже, что он шутит, – Из всех присутствующих у тебя больше всего шансов. Ты знаешь, как выжить. Мои трибуты умрут в первый же день, но ты можешь выиграть все. Карьеристы - это дерзко, Чуя, ты тоже должен быть таким.
Стук в груди синхронизируется с грохотом седьмого этажа.
Чуя хихикает:
–Ты любишь произносить речи, да? Думаешь, что ты такой чертовски умный, потому что выиграл игру в прятки в темноте?, – он сжимает челюсть, – Если ты пытаешься добраться до меня, то тебе лучше быть осторожнее. Я изобью тебя до посинения, прежде чем выйду из лифта.
Забудьте о последствиях, Дазай - это нарастающая головная боль, которая не уйдет, если он ее не пресечет. Воздух вокруг него другой. То, как он себя держит, говорит о привилегированности.
– Убей меня, и твои шансы на выживание упадут. Может быть, ты и получишь спонсоров благодаря своему симпатичному личику, но в остальном ты барахтаешься.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – его веснушчатые щеки порозовели, – Мне не нужна твоя помощь.
–Нужна. Грубая сила - это еще не все.
У Чуи может лопнуть вена, если ему придется слушать его дольше.
– Вот именно поэтому. Большинство людей не стали бы со мной разговаривать, боятся они или нет, – стеклянный лифт мерцает от света, проникающего из других зданий. Он подчеркивает приглушенный кобальтовый костюм Дазая с электрическим синим цветом по швам и лацканами, выделенными безупречной белизной. Длинный плащ ниспадает с плеч и не достает до пола, удлиняя и без того внушительную фигуру. Дополнительный бонус - перчатки, доходящие до локтей, с деталями, имитирующими внутреннюю часть печатной платы, в которых заключена вся ее суть. Оба сапога соответствуют перчаткам.
Несмотря на это, он сохраняет нормальный вид: строгая стрижка и почти нетронутое лицо. Что-то в его глазах подсказывает Чуе, что они гораздо темнее, чем позволяет показать стилист. Тем не менее, он несправедливо красив.
– Ты не то чтобы страшный, ты одного возраста со мной, - говорит Чуя, - Просто более раздражающий.
– Эх, ты страшнее меня. Ну... если бы ты был побольше.
Он поворачивает голову в сторону, а затем обратно к номеру лифта.
– Заткнись. Мне надоело с тобой разговаривать.
Раздается звук открывающегося колпачка, а затем к его коже прикасается ручка. Прежде чем он успевает отпрыгнуть назад, Дазай выводит на руке цифру "пять".
–Что ты делаешь?!
–Кто знает, сможешь ли ты что-нибудь запомнить с помощью своего маленького мозга? Теперь у тебя есть напоминание.
–Напоминание о том, чтобы найти и забить тебя до смерти!
–Нет, напоминание о том, чтобы вернуться и умолять меня помочь тебе выжить.
Чуя опустил бровь:
– Я начинаю жалеть, что ты не на арене со мной.
Дазай почему-то воспринимает это как шутку:
–Разве ты не хочешь выжить?
–Я тебя предупреждаю.
–Я помогаю тебе.
–Почему?
Он пожимает плечами:
– Скучно без настоящего бойца, – Чуя понимает, что тот что-то скрывает от него, о чем потом пожалеет, –Жаль, что ты не из моего дистрикта.
Чуя подходит ближе к дверям:
– Ты бы не пережил поездку сюда, если бы я был им.
Дазай ухмыляется.
Этаж 9.
Лифт идет дальше.
–Если бы твой наставник был умнее, он бы воспользовался этой твоей злостью. Это очень выгодно. Но он этого не делает, он позволяет каждому из них умереть, игнорируя их, как и тебя, – его голос холоден,–Они всегда хотят, чтобы ты разыгрывал карту личности, был впечатлительным. Но они не говорят тебе, как трудно произвести впечатление, когда все остальные делают то же самое, –Дазай навис над Чуей, не имея возможности приблизиться из-за шипов на парадном костюме. Тогда он благодарит Кое, – Каждый год вас, маленьких овечек, продают как домашний скот, но неужели вы и вправду таковым себя считаете?
Это эхом отдается в голове Чуи: судьба овцы, отправленной на убой.
– Я всю жизнь работаю с овцами. Мне не нужны твои сказочные советы, урод.
– Тогда ты думаешь, что узнаешь овцу, когда ее увидишь, – десятый этаж не наступает достаточно быстро, – Я не вижу овец, только кровь на твоих руках, на твоих зубах, на твоем имени. Ты убийца.
Дверь открывается, когда Дазай указывает за его макушку, и Чуя покидает его удушающее присутствие. И все же он успевает сказать напоследок:
– Рога тебе идут гораздо больше, чем колокольчик, намотанный на шею, Чуя.
Призрачное ощущение проходит мимо его горла. Дазай исчез.
_________________
Настоящее время.
–Сестренка, - Чуя уставился на свои ноги, лежащие на столе, пока они мерили ему подходящую обувь, - ты знаешь кого-то по имени Дазай?
Кое нравится это прозвище, но оно все равно звучит из его уст неловко.
–Прошлогодний победитель? Его все знают.
–Нет, ты знаешь-знаешь его...
Она делает паузу:
–Это из-за ссоры за завтраком, которую я пропустила?
Он пожимает плечами.
–Как человека - нет. Я знаю о нем. В прошлом году он одержал невероятную победу, учитывая обстоятельства. Он до сих пор занимает первое место в вопросах популярности, – Чуя даже не может самостоятельно надеть свои тренировочные носки из-за материала, из которого они сделаны, поэтому Кое натягивает их, – Судя по слухам, он заставляет нервничать других победителей.
–Почему? Он просто какой-то болван.
Кое снова вздохнула, обнаружив, что туфли доставили сегодня утром. Чуя не ожидает, что она продолжит.
– В последнее время Дазай стал близок к президенту. Он... очень умный мальчик.
Часть его сознания понимает, что его предыдущий разговор с Дазаем стал смертельно опасным. И все же он считает, что поверил ему. В его возрасте больше некому доверять, и Дазай становится для него камешком в ботинке, который заставляет пройти еще одну милю до финиша.
–Те, кто попадает в круг Дазая, часто не находят выхода, – Кое погладил его по щеке, как мать, – Не втягивай себя в его дела. Обещаешь?
Чуя ненавидит врать, правда, но все равно делает это, скрестив пальцы за спиной:
–Обещаю, сестренка.
_______________
Дазая легко найти еще до начала обучения. Несмотря на возраст, капитолийские женщины облетают его, как мухи коровьи экскременты. Но, с другой стороны, Дазай выглядит как мужчина.
–Дорогие мои, не могли бы вы оставить нас наедине? Я должен поговорить с этим псом, иначе он откусит мне лодыжки.
Чуя сузил глаза.
–Видите?, – он показывает пальцем. Девушки разбегаются, но только после того, как осыпают его поцелуями и просят разрешения увидеться с ним еще раз.
Все его внимание сосредоточено на Чуе.
–Я знал, что ты придешь.
–Заткнись, – Чуя останавливается прямо перед ним, – Лучше бы ты мне не врал.
–Тебе? Ты меня убьешь.
Он не стал тратить время на светские беседы, перейдя сразу к делу, независимо от того, что ему известно о делах Дазая:
–Верлен хочет, чтобы я умер.
–Вот как он подает своих трибутов, – Дазай тщательно подбирает слова, змеиный язык прячется за зубами.
–Но ты думаешь, что я смогу победить, – он встречается взглядом с черными от копоти глазами Дазая. Если бы его пустили на свет, они могли бы показаться карими.
–Нет, я знаю, что ты можешь.
Чуя поднимает руку к Дазаю. Вытянув пальцы, Дазай почти вздрагивает, прежде чем осознает, что делает.
–Ты достаточно цивилизован для рукопожатия?
–Боишься, что я снова тебя задушу?
Злая улыбка пересекает благодушный облик Дазая:
–А ты болтлив, как пискля.
–Это говорит лакей президента.
Любой здравомыслящий человек убежал бы; у Чуи такой привилегии больше нет.
–Это делает нас партнерами, а значит, и тебя тоже, - Дазай говорит это так, будто это должно отпугнуть Чую, но тот не может найти в себе силы, чтобы заботиться об этом, когда есть другая возможность - оставить семью умирать.
–Партнер?, – Чуя с силой хватает его руку и сжимает ее до покалывания.
Напрягая голос от боли, Дазай заставляет себя говорить:
– Видишь ли, Чуя, нам с тобой суждено... ах! Ты можешь прекратить это? Ты действительно собака! Плохая собака!
Впервые с тех пор, как он сошел с поезда, Чуя смеется.
