* * *
— Сэм, ты слушаешь? Морфологический диагноз по первому случаю. Начинайте. Сэм вздрогнул от резкого голоса профессора. Он перевел взгляд на огромный экран и попытался разобраться в путанице тканей. — Гм… Умеренный, диффузный, пиогранулематозный энтерит тонкой кишки? Он понял, что ошибался, когда другие ученики начали шептаться между собой и качать головами, указывая на экран. — Во-первых, умер ли пациент? — фыркнул профессор и Сэм, наконец, заметил примечания к делу над изображением тканей. — Тогда я бы сказал, что это тяжелая, а не средняя степень, не так ли? — Сэм снова кивнул. — Во-вторых, что это? -лектор указал на розовый участок кишечника на картинке. — Эм… подвздошная кишка? — Здоровая или пораженная? — …Здоровая? — Верно, значит, это не диффузное поражение. Она сегментарная. Не вся кишка поражена, — сказал лектор. — В-третьих, что должно присутствовать, если это пиогранулема? Разум Сэма опустел, и он покачал головой, его щеки покраснели. Он должен это знать. — Макрофаги! — кто-то крикнул слева от него. — Правильно, — сказал профессор. — Вы видите какие-либо признаки инфильтрации макрофагами или это просто воспалительная реакция? — Только воспалительная реакция. — Сэм сгорбился. Профессор издал невпечатленный звук и перешел к этиологии, а Сэм снова отключился. Он продолжал понимать все неправильно. Он не мог сосредоточиться на лекциях и не делал никаких записей в течение последних трех часов. Все, о чем он мог думать, это Габриэль и их разрыв два дня назад. Он не мог выбросить из головы преданное выражение лица Габриэля и его слезы боли. Он причинил Габриэлю боль и не знал, как исправить ситуацию, и можно ли ее вообще исправить. Как ему извиниться за то, что он использовал человека, которого он любил, в качестве пари? Как он сможет сказать Габриэлю, как много он для него значит? Что, если Габриэлю будет все равно? Сэм не стал бы его винить. Ему тоже было бы больно, если бы его возлюбленный и лучший друг сказали ему, что он был участником проигрышной ставки. Он не знал, как долго он думал о Габриэле, но когда он в следующий раз поднял взгляд, все собирали вещи. Его плечи опустились. Наступил конец рабочего дня, и Габриэль не ждал его с поцелуем и яркой улыбкой. Еще одна ночь в одиночестве. Может быть, он не будет плакать сегодня. Он горько улыбнулся. Он лгал только себе. Конечно, он будет плакать. Он потерял Габриэля навсегда и он никогда не найдет другого человека, похожего на него, другого человека, которого он любил бы так же сильно, как Габриэля. Гейб так многому научил его… заставлял смеяться, плакать, думать, учил быть добрым, внимательным и преданным по отношению к тем, кто ему дорог, а теперь он снова один. Он заслужил это. Он был жесток с единственным человеком, который хотел именно его, а не его богатство или имущество. Габриэль заслуживал лучшего, чем он. Он вздохнул и убрал свой ноутбук, прежде чем подняться на ноги и шаркая ногами, выйти из прохода, не замечая, что двумя рядами выше за ним наблюдает студент, озабоченно нахмурившийся. Он дошел до лестницы и остановился. Ему нужно было перестать жалеть себя. Он не видел Габриэля с тех пор, как они расстались. Не проверил, как у него дела, и не спросил, могут ли они просто сесть и поговорить о том, что произошло. Он ничего не делал, только хандрил и жалел себя. Почему он не боролся за Габриэля? Почему он не пытался наладить их отношения? Конечно, они поссорились, но теперь, наверное, все остыло, и Габриэль, возможно, будет более расположен поговорить с ним. Если уж на то пошло, Сэму следовало бы как следует извиниться за то, что он сделал. Габриэль заслуживал этого. Подняв голову, Сэм рысью спустился по лестнице и с новой решимостью направился в сторону отдела питания, снова не обращая внимания на обеспокоенно нахмурившегося студента.* * *
После часа стояния у входа в отдел питания и еще получаса блужданий по библиотеке в поисках знакомой светлой головы Сэм понял, что зря потратил время. Габриэля явно не было в университете. Не желая сдаваться, Сэм сел в машину и поехал к захудалой квартирке Габриэля. Ему нужно было извиниться. Нужно было понять, есть ли надежда на то, что они останутся друзьями. Он выскользнул из машины и с ужасом посмотрел на громаду здания. Оно выглядело еще хуже, чем в прошлый раз. Как-то более запущенно и грязно. Пара кричала друг на друга на улице, и Сэм поморщился и толкнул дверь, скривившись, когда она свободно распахнулась. Габриэль здесь не был в безопасности. Набравшись решимости, Сэм поднялся по лестнице по двое, избегая дыры в половицах на одной из ступенек. Что, если Габриэль не хочет, чтобы он был здесь? Что, если он подумает, что Сэм ведет себя жутко, появляясь в его квартире? Покачав головой, Сэм шагнул вперед. Ему нужно было поговорить с Габриэлем. Нужно было извиниться и сказать ему, что он скучает по нему. Нужно было, чтобы Габриэль понял, как ему жаль. Он поднял руку и постучал.* * *
Габриэль скорчился на своем спальном мешке, прижав к лицу пакет с замороженным горошком. Сегодня он не пошел в колледж из-за вчерашних синяков и отеков и боль была достаточно сильной сегодня днем, чтобы потребовать еще одного сеанса замороженного гороха. Первоначально он думал, что Люцифер сломал ему нос, но возможно, он был просто сильно ушибся. Его лицо было в агонии, а живот болел, когда он дышал. Он закрыл глаза, почувствовав облегчение от пакетика гороха, и уже задремал на жёстком деревянном полу, когда раздался лёгкий стук. Он на мгновение нахмурился в замешательстве, потому что у него не было посетителей, но потом сообразил, что только три человека знают, где он живет и он не хотел никого из них видеть. Он оставался там, где был, молчал и надеялся, что тот, кто был там, оставит его в покое. — Габриэль? — послышался тихий голос Сэма, и Габриэль лишь слегка почувствовал облегчение от того, что по другую сторону двери не было ни Майкла, ни Люцифера. — Габриэль? Ты там? Габриэль замер, не смея даже пошевелить мешок с горошком. Послышался вздох и тихий стук, когда Сэм, по-видимому, положил голову на хлипкую дверь. — Если ты там, прости меня. Прости, что заключил это глупое пари и прости, что не сказал тебе. Мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом так, как ты узнал, и мне жаль, что я спрятал дневник. Габриэль нахмурился, крепче сжимая горох. Почему Сэм делал это? Почему он не мог просто оставить его в покое? Было достаточно тяжело потерять его и без того, чтобы Сэм не появлялся и не напоминал ему обо всех хороших временах, которые они провели вместе. — Габриэль, пожалуйста… Я просто… Я просто хочу поговорить. Я хочу извиниться и убедиться, что с тобой все в порядке. В порядке? Как он мог быть в порядке? Его сердце было разбито, как и все остальное после той драки с братьями. Он не мог доверять человеку, которого любил, и больше не видел смысла идти в колледж. Как всегда говорила ему семья, он был пустой тратой места и неудачником. Если бы он умер прямо сейчас, никому не будет до этого дела. Никто даже не заметит. — Я скучаю по тебе, — вздохнул Сэм после долгого молчания. — Я так по тебе скучаю, что мне больно. Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме тебя. Я просто хочу увидеть тебя снова. Габриэль зажмурил глаза, слезы текли по его покрытому синяками лицу. Он уже начинал привыкать к слезам. — Гейб, пожалуйста, — сокрушенно взмолился Сэм. — Мне нужно увидеть тебя. Мне нужно поговорить с тобой. Просто открой дверь. Габриэль молча покачал головой, хотя Сэм не мог этого видеть. Он не мог впустить Сэма. Если он впустит его сейчас, он потеряет решимость и снова бросится в его объятия. Он только подставил бы себя под удар. Если бы Сэм порвал с ним в день выпускного вечера, после того как Габриэль дал ему второй шанс… Нет. Он не мог пройти через это снова. Он никогда не сможет доверять Сэму, и он ни за что не переживет три года гаданий о том, когда же все снова развалится. Сэм должен был уйти. Молчание длилось так долго, что Габриэль не был уверен, что Сэм уже ушел, и его сердце заколотилось еще сильнее. — Я даже не знаю, там ли ты, — прошептал Сэм. — Может быть, я разговариваю сам с собой. В его голосе звучали потерянность и отчаяние, и Габриэль не знал, почему он это сделал, но он сел прямо и тихонько подполз к двери, прислонился к ней и закрыл глаза, представляя, что Сэм делает то же самое по ту сторону. Он просто хотел в последний раз почувствовать, как Сэм обнимает его. — Мне жаль, — снова пробормотал Сэм. — Мне жаль, что я так поступил с нами. — раздался какой-то скрип и звук, и Габриэль понял, что Сэм сполз по двери и теперь лежит на грязном полу, тяжело опираясь на дверь. Если бы он внимательно прислушался, то смог бы услышать дрожащее дыхание Сэма. От этого слезы потекли быстрее, и он приложил руку к двери, желая, чтобы это было не просто прохладное дерево под его пальцами. — Пожалуйста, открой дверь, — прошептал Сэм. — Или просто дай мне знак, что ты там. Что угодно. Пожалуйста, покажи мне, что ты в безопасности. Габриэль молчал. — Габриэль, — задохнулся Сэм, из его горла вырвался тихий всхлип. Сердце Габриэля разрывалось еще сильнее, и он не знал, как это возможно. Ему хотелось верить, что Сэм не использует его. Ему хотелось верить, что Сэм говорит правду о пари; что он не считал Габриэля частью проигрыша. Он хотел открыть дверь и сказать Сэму, что все в порядке, что они могут вернуться к прежним отношениям, что они могут оставить этот спор в прошлом. Но он сдержался, потому что, хотя Сэм и плакал, он все еще не рассказал Габриэлю о пари, и, похоже, не собирался этого делать, а значит, Сэм ему не доверял, а следовательно, Габриэль не мог доверять Сэму — Я не знаю, что мне делать без тебя, — хныкал Сэм. — Я не могу… — он замолчал и Габриэль тяжело сглотнул. Он не мог продолжать слушать это. Это было слишком больно. Сэму нужно было уйти. — Пожалуйста, поговори со мной. — Сэм плакал, это было заметно по дрожи в его голосе и прерывистому дыханию. — Просто открой дверь и покажи мне, что с тобой все в порядке. Габриэль яростно смахнул слезы. Он не мог впустить Сэма. Он никогда больше не сможет впустить его. — Гейб, — пробормотал Сэм про себя. — Я так сильно тебя люблю. Я всегда буду любить тебя, даже если ты не хочешь меня. Габриэль не мог дышать. Не думая, он потянулся к дверной ручке и толкнул ее вниз. Другая рука нависла над замком, когда Сэм замолчал. Несколько мгновений он колебался, затем медленно отпустил ручку и прижался головой к двери. Сэм наблюдал за тем, как поворачивается ручка. Но когда дверь осталась запертой, молодой человек издал сдавленный всхлип. — Габриэль, — взмолился он, теперь уже зная, что Габриэль его слушает. — Открой дверь. Давай поговорим об этом. Мы можем все исправить. Просто скажи мне, как загладить свою вину. Скажи, как мне оправдаться перед тобой. Габриэль покачал головой. — Некоторые вещи невозможно исправить, — хрипло прошептал он. — Тебе нужно уйти. — Всегда есть выход, — в отчаянии сказал Сэм. — Мы можем это решить. Пожалуйста, не заставляй меня потерять тебя. Не… не отказывайся от меня. Я тебя люблю. Я хочу бороться за нас. Габриэль уперся кулаком в дверь. — Не говори так, — прохрипел он. — Не говори, что любишь меня, когда ты даже не доверяешь мне. Любовь так не работает. — Я доверяю тебе, — отчаянно сказал Сэм. — Я доверяю тебе больше, чем кому-либо еще, кого я знаю. Открой дверь, Гейб. Давай поговорим об этом и я все объясню. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Я докажу, что люблю тебя, что доверяю тебе. Габриэль снова покачал головой и встал. Сэм не собирался отпускать это, если Габриэль не покажет ему, что он чувствует. Итак, он открыл дверь и наблюдал, как Сэм с надеждой поднимается на ноги, прежде чем его лицо опустилось, а глаза расширились от ужаса при виде избитого тела Габриэля. Габриэль позволил ему внимательно рассмотреть свои синяки и раны, и его взгляд был полон агонии, предательства и горя. Сэм вздрогнул от эмоций, танцующих в его глазах, и открыл рот только для того, чтобы снова его закрыть. — Оставь меня в покое, Сэм, — прошептал Габриэль, не в силах смотреть на своего бывшего дольше минуты. Его горло сжималось. Бывший. Сэм был его бывшим. Он не мог смириться с подобными мыслями. — Гейб, кто… что…? — Сэм не мог связать предложение, и его голос дрожал от волнения, когда он осознавал повреждения тела Габриэля. — Уходи, — рявкнул Габриэль, наконец потеряв терпение. — Мы закончили, ладно? Сэм отшатнулся, ошеломленный, и Габриэль захлопнул дверь перед его носом, а затем в изнеможении сполз по ней вниз. Когда шаги Сэма затихли в коридоре, Габриэль опустил голову на руки и даже не пытался остановить беззвучные слезы.* * *
Ноги Дина стучали по траве, мышцы дрожали при каждом тяжелом шаге, когда он сосредоточился на дороге перед собой. Обычно он не был поклонником бега, но физическая активность была именно тем, что ему нужно, чтобы отвлечься от голубых глаз и глубокого хриплого голоса. Он прерывисто дышал, снова бежа по дороге, и его мышцы болели, но его это не волновало, потому что ему нужно было отвлечься. Он бежал и бежал, пока тренер не дал знак об окончании тренировки, и Дин не согнулся пополам, упершись руками в колени и громко задыхаясь. Он все еще был зол, все еще опустошен и убит горем, но приветствовал боль в своем теле, потому что физическая боль была освежающим изменением по сравнению с эмоциональной и психической болью, от которой он страдал последние три дня. Он стиснул челюсти. Целых три дня после их большой ссоры. Он выпрямился и подумывал еще один круг, но в конце концов решил, что это не отвлечет его от мыслей надолго. Ему следует собраться, принять душ и подготовиться к следующей лекции через час. Вздохнув, он направился к раздевалке и старался не думать о Кастиэле. Ему это не удавалось, и он недоумевал, как же так получилось, что они с Кастиэлем так ужасно рассорились. Они были счастливы, и внезапно у них словно вырвали ковер из-под ног, а потом они начали кричать друг на друга и говорить, что не могут доверять друг другу. Дин не был дураком и не был настолько эгоистичен, чтобы поверить в то, что он невиновен. Он знал, что ему следовало рассказать Кастиэлю о пари, и понимал, почему его парень (ну, бывший парень, с горечью подумал он) был расстроен из-за того, что он скрывал что-то столь важное. Однако, если Кастиэль научил его чему-то, то, как ни странно, тому, что не стоит винить себя во всех неудачах, которые происходят в его жизни. Возможно, его действия и стали причиной ссоры, но Кастиэль заявил, что Дин никогда не менялся, и что единственная причина, по которой они вместе, — это чисто сексуальные мотивы, что привело Дина в ярость. После всего, что сделал Дин, всего, что видел Кас… как он мог подумать, что Дин хотел его только ради его тела? Как он мог сказать, что Дин был тот же эгоистичный, бездумный бабник, каким он был все это время? Сколько еще ему придется доказывать свою правоту? Он сердито покачал головой. Ему нужно было выбросить Кастиэля из головы. Они покончили с друг с другом, и они никогда не станут теми, кем их хотел видеть Дин. Если он будет игнорировать свои чувства к Касу, то в конце концов они исчезнут в никуда, и все будет так, как будто они никогда ничего не значили друг для друга. При этой мысли Дин судорожно вздохнул, но пошел дальше. Чем скорее он забудет о Касе, тем лучше. Краем глаза он заметил, что одна из горячих хоккеисток пристально смотрит на него. Дин узнал в ней Ронду Херли. Она была брюнеткой с большими карими глазами и пухлыми губами и знала, что все парни с вожделением смотрят на нее. Несколько девушек, вероятно, тоже не отказались бы от ее внимания. Когда она поняла, что ее поймали на пристальном взгляде, она медленно ухмыльнулась и подмигнула. Рядом с ней стройная черноволосая девушка, которая окинула взглядом Дина, а затем с улыбкой наклонилась, чтобы что-то прошептать Ронде. Дин был почти уверен, что ее зовут Ева. Его глаза расширились, когда Ронда внезапно усмехнулась и убедившись, что Дин наблюдает за ней, повернулась к Еве и сомкнула их рты в жарком, грязном поцелуе. Несколько студентов подбадривали или освистывали их, пока их поцелуй затягивался, но когда две женщины расстались, они жадно смотрели на Дина, молча приглашая его присоединиться к ним и немного развлечься. На мгновение сверкающие голубые глаза и застенчивая улыбка с потрескавшимися губами вторглись в мысли Дина, но он быстро отмахнулся от этого образа. Кастиэль ясно дал понять, что не хочет Дина. Итак, с очаровательной ухмылкой и одобрительным поднятием бровей Дин направился в раздевалку, чтобы быстро принять душ, зная, что вероятно, пропустит следующую лекцию.* * *
К тому времени, как все покинули раздевалку, оставив Дина в одиночестве, выражение предательства Кастиэля уже четыре раза приходило ему в голову. С каждым разом было немного сложнее избавиться от этого образа, но он сумел и попытался убедить себя, что дурачество с Рондой и Евой было лучшим способом заставить себя признать, что его отношения с Кастиэлем закончились. Он занялся попытками уложить волосы во что-нибудь менее неопрятное, но не слишком невинное, и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. Он не стал беспокоиться о своем ремне, так как полагал, что он не будет на нем долго висеть, а снимать его потом будет хлопотно. Затем он нанес немного одеколона с ароматом сосны, который, по мнению Кастиэля, ему подходил, тут же пожалел об этом и сунул флакон обратно в сумку. Он в последний раз взглянул на себя в зеркало и ухмыльнулся парню, который смотрел в ответ. Он задавался вопросом, почему этот человек выглядел таким несчастным. — Мы ведь не помешали, правда? Дин вздрогнул и повернулся к источнику знойного голоса. Ронда и Ева оценивали его от входа в мужскую раздевалку и судя по всему, им понравилось то, что они видели. — Вовсе нет, — сказал Дин более уверенно, чем ему казалось. Он неопределенным жестом обвел пространство вокруг себя. — Заходите. Они двигались как одно целое: Ронда в облегающем черном платье и Ева в облегающей белой блузке и короткой юбке, почти как демон и ангел, готовые наброситься на него. — Должен признаться, мне любопытна вся эта шумиха. Ты заработал себе хорошую репутацию, — промурлыкала Ронда, подходя все ближе и ближе к Дину. — Я давно хотела обратиться к тебе, но мне все время говорили, что ты перестал принимать предложения. Я была удивлена, когда ты согласился. Дин слегка неловко пожал плечами, чувствуя, как жар покалывает затылок. Ему почему-то стало немного плохо. — Ну, вы оба слишком красивы, чтобы упускать такую возможность. — слова прозвучали на языке неприятно и горько. Ева улыбнулась, довольная. — Ты считаешь нас красивыми? Тебе понравилось наше маленькое шоу на поле? — она явно успела заново накраситься и выглядела до странности опасной со своими дымчатыми глазами и блестящими губами. — Э-э… да. Да, — пробормотал Дин, удивляясь, куда подевались все его меткие фразы и дразнящие ухмылки. Обычно ему нравилось флиртовать. Он всегда обожал флиртовать с Касом. Он моргнул и быстро избавился от этой мысли. Ронда и Ева были намного ближе, чем он в последний раз заметил, и Ронда провела длинным пальцем по его груди, где его кожа обнажалась из-за расстегнутых пуговиц. Он немного вздрогнул. — Как ты хочешь это сделать? — прошептала она. — Ты любишь прелюдию или мы сразу перейдем к главному событию? Дин внутренне замялся. — Прелюдия, — слабо сказал он. — Мне нравится немного прелюдии. — его мысли были повсюду. Ему не следует находить духи Ронды такими отталкивающими, и ему не следует искать пути отступления на случай, если все пойдет наперекосяк. — Ты выглядишь напряженным, — промурлыкала Ева. — Все в порядке, Дин? Он сделал глубокий вдох и заставил себя сосредоточиться на них. — Извини, да. Лучше не бывает. — он сверкнул очаровательной ухмылкой. Он мог это сделать. С Касом все было кончено, и он был свободным человеком. Ева жеманно взглянула на него, и вдруг его прижали к шкафчикам, а руки обеих женщин зашарили по его телу. — Ты понятия не имеешь, что мы хотим с тобой сделать, — промурлыкала Ронда, когда Ева начала расстегивать его рубашку. — Мы думали об этом раньше. Каково было бы, если бы ты был внутри нас. Твои пальцы, твой язык… твой толстый член. У нас так много идей. Жаль, что я не взяла с собой страпон. Мне бы очень хотелось почувствовать тебя внутри себя, когда я прижимаю Еву к стене. Тебе бы это понравилось, не так ли, детка? — сказала она, пробежавшись пальцами по шелковистым волосам Евы, наблюдая, как она начала ласкать грудь Дина. Ева пробормотала в знак согласия и Дин подпрыгнул, когда она укусила его сосок. Ронда усмехнулась, провела ладонью по его щеке и провела большим пальцем по его губе, прежде чем прижать их губы друг к другу. Он тихо ахнул от удивления, увидев отсутствие щетины вокруг ее подбородка, и она воспользовалась возможностью сунуть язык ему в рот, тщательно пробуя его на вкус. Ева провела языком по его соску и нежно пососала его, прежде чем схватить его руку и направить ее к груди Ронды. Ронда тихо застонала ему в рот и усилила их поцелуй, еще сильнее прижимая его к шкафчику, крепко прижимая его руку к своей груди, рука Евы скользнула к ее заднице и многозначительно сжала. В конце концов, Ева выпрямилась и поцеловала его в шею, прежде чем укусить ее слишком резко, ее свободная рука скользнула вниз по его передней части и потерла промежность. Дин поспешно оттолкнул их обоих и отполз от ряда шкафчиков. — Я не могу этого сделать. Ронда нахмурилась. — Почему? — ее требовательный тон свидетельствовал о том, что она явно не привыкла к отказам. — Я просто не могу, — сказал Дин, покачав головой. — Мне очень жаль. — он повернулся к своей спортивной сумке и застегнул молнию. — Что случилось? Мы недостаточно горячи для тебя? — прорычала Ева, хватая его за плечо и разворачивая к себе с удивительной силой. — Что? Нет, не в этом дело. Я просто… — он не должен был объяснять, почему он не хочет заниматься с ними сексом. — Есть кто-то еще. — Конечно, ты не имеешь в виду Кастиэля? Разве ты еще не покончил с ним? Дин сузил глаза, рот сжался в тонкую линию. Что она имела в виду? Ронда покачала головой, с ее губ сорвался смешок. — Честно говоря, когда я услышала, что вы вместе, я подумала, что он просто еще одна из твоих кратковременных игрушек. Я удивлена, что он не надоел тебе раньше, если честно. Не могу представить, чтобы он был таким уж интересным. — Ты на самом деле не встречался с ним, не так ли? Удалось ли тебе лишить его девственности или он был слишком заносчивым ханжой? Мне всегда казалось, он выглядит так, будто у него в этой узкой маленькой попке застряла какая-то палка. — она захихикала про себя, и через несколько мгновений к ней присоединилась Ронда. Дин вздрогнул. Он никогда не чувствовал в себе такой праведной ярости, но по какой-то причине их слова задевали его за живое и вызывали желание поспорить. — Он не был игрушкой, и я могу лично гарантировать, что он интереснее вас всех, — огрызнулся он, хватая сумку и бросаясь к выходу. Его не волновало, что его рубашка расстегнута или что на нем нет ремня. Он хотел уйти от этих женщин. — Прости? — нахмурилась Ронда. — Что ты нам только что сказал? — Ты меня слышала, — прорычал Дин, распахнув дверь и начав застегивать рубашку. — У Каса в два раза больше индивидуальности, чем у вас, тупоголовых, когда-либо будет. И в постели он великолепен, чтобы вы знали. Они сердито шли за ним, глаза как щелки. — Не надо набрасываться на нас только потому, что у вас проблемы, — прошипела Ева. — Как будто мы хотим твой маленький, хромой, насыщенный венерическими заболеваниями, член. — Ты сама меня спросила, милашка, — проворчал Дин, пересекая поле. — Я не тот отчаянный, который не может сексуально удовлетворить свою девушку, не пригласив для этого кого-то другого. — Нет, это ты тот, до кого никому нет дела, — огрызнулась Ронда. — Признай это, Дин. Ты не более чем говорящий фаллоимитатор. Кроме секса, что ты можешь предложить кому-нибудь? Ты ничего не значишь. Ты глупый, поверхностный и эгоистичный. По сути, ты — слишком восхваляемый вибратор с лицом. Дин стиснул челюсти, не желая признавать, насколько больно эти слова. Он ничего не сказал, создавая впечатление, будто ему не нужно ничего им доказывать, но на самом деле он просто не знал, что ответить. Возможно, они были правы. Возможно, именно поэтому Кастиэль не был заинтересован в попытке вернуть его. Возможно, он все равно искал предлог, чтобы разорвать отношения. Обе женщины посмеялись над ним, прежде чем отклониться в другом направлении. — Пойдем, Ронда. Мы должны начать устанавливать более высокие стандарты, — позвала Ева, убедившись, что Дин ее услышал. Как только они скрылись из виду, он подошел к трибунам и рухнул на одну из скамеек, уронив лицо на руки. Помада Ронды прилипла к его рту, и он с отвращением вытер ее и быстро затянул ремень на поясе, чтобы убрать любые следы того, что он когда-либо к ним прикасался. Поцелуй был неправильным. Он ожидал легкого царапания щетины и руки, запутавшейся в его волосах, когда потрескавшиеся губы медленно скользнули по его собственным, дразня его покусываниями и облизываниями, пока Дин, наконец, не открылся и не позволил языку скользить по его собственному, медленно и неторопливо. Он ожидал, что чья-то рука неторопливо расстегнет его рубашку, прежде чем бродить по его груди, как требование, тела прижались друг к другу, бедра лениво покачивались вместе, твердая выпуклость терлась о его промежность. Он ожидал, что вкус кофе и широкое, плотное тепло окутают его, удерживая на месте, пока поцелуи переходят на его шею и плечо, легкие, нежные и обожающие. Он не ожидал, что в спину ему упрутся ручки шкафчика, жестко укусят за шею, длинные ногти вонзятся в промежность, а язык закрутится вокруг рта, как стиральная машина на самом высоком режиме отжима. Он поморщился от приторно-сладких духов, прилипших к его одежде, и провел пальцем по шее, поморщившись от короткого приступа боли. Позже там должен был появиться синяк. Он обхватил себя руками и низко опустил голову. Он хотел пойти домой. Он чувствовал себя грязным и разбитым, и ему просто хотелось, чтобы сегодняшний день закончился. Он подумал, не считает ли Кас его не более чем прославленным вибратором. Может быть, это все, чего он стоил. Он молча перекинул сумку через плечо и направился к машине, не обращая внимания на свою последнюю лекцию.