33 Коровы

Случались ли ситуации, когда я ощущал себя полнейшим долбоебом? Быть может, кретином, снизошедшим с небес? Либо же знаменитостью или божеством, сбежавшим из психиатрического стационара? Наверно, мой ответ будет непрост и удивительно непредсказуем. Разумеется, нет! Как бы весь Омегавёрс не пытался растоптать и разрезать на ленты мою самооценку и гордость, я никогда не забываю о том, что я ферзь. И даже сейчас, когда я не могу понять нечто, неподдающееся пониманию среднестатистической омеги, я смело заявляю, что я безумно красив, несмотря на то, что тупой. Хотя на самом деле я себя не считаю тупым. Наверно, отец бы спросил: «Ты хоть сам понял, что сказал?» Вот тогда бы я и блеснул своим омежьим интеллектом и подъебал бы его, сломав все заезженные стереотипы: «Нет я не понял. Но я поняла.» Пока Клепа мониторит последние новости в смартфоне, подаренном ему, разумеется, не Германом, а его богатенькими родителями, я пытаюсь понять: сейчас сумерки или рассвет? Вокруг не светло, не темно, непонятно. Светло, но не очень, и темно, но совсем. Невзначай резким движением поворачиваю голову. Откидываю набок свою модную чёлку, свежеуложенную современной парикмахерской мини техникой и специальным киселем, созданным на природной основе, приготовленным из молодых соцветий баобаба и муравьиной коры. Глядя назад через плечо, любуюсь красным светом. Естественным, жарким, багряным. Он слепит мои сапфировые глаза и зачаровывает источаемыми клубами дыма — такие густые и светонепроницаемые, я видел лишь раз, когда Клёпа немного нахулиганил и случайно пробил кулаком огромную прореху в крыше местного крематория. Ох и получил он тогда пизды от пахана. Ох и получил. Омега, мать твою. Детей рожать… Ебать! Откуда я знаю столько редко используемых слов? Я ведь даже читаю ненамного лучше, чем Ценя. Хотя… Буквы, по крайней мере, знаю все. Резкая хватка на моем плече… Я содрогаюсь… На миг замираю. Задницей ощущаю жар за собой и аромат — чувствую его головкой хохолка. Кажется, этот чудесный запах мне еще не знаком. Сосредоточенно веду носом над собой. Пытаюсь разобрать каждую его составную. Распознаю благоухание феромона из элитной сложной линейки. Кажется, трухлявая древесина? Нет… Что-то другое, но близко. С силой напрягаю центральную извилину носовой перегородки и правую фронтальную пазуху. Этому благотворному приёму нас учили на уроке анального секса. Не зря учили. Не зря я отличник. Он срабатывает, и мои зрачки в миг приобретают форму сердец. Коньяк! Тридцать три звезды. Произведен на Омегаверсе более тридцати лет назад. И это лишь начальные ноты. Всё остальное хитросплетение запахов мне еще предстоит разгадать. Подключаю левую лобную пазуху и решетчатый лабиринт. Прикрывают глаза. Медитирую. Пропускаю новый для меня аромат через всего себя, дав ему пройти в свое главное отверстие. Совокупность манипуляций превращают меня в кокетливую сапфировоглазую пьянь. Ведь я собственными усилиями прочитал каждый элемент оригинального запаха альфы. Купаж бэхи и люксового горнолыжного курорта, нежно оттененный пушистыми розовыми носками и медвежьим ковриком, заботливо расстеленным перед огромной плазмой. Роскошная вилла цвета медового жасмина добавляет феромону мужественности и неотесанности. Элегантная основа альфового аромата струится кристаллизированными оттенками утренней росы и слезами счастья нежной беременной омеги, попеременно вспыхивая бликами адской боли и райского удовольствия. Медленно оборачиваюсь к нему. Задираю голову как можно выше, чтоб рассмотреть его лицо и волосы. Хочу сказать, хочу кричать ему, как ждал, как мечтал его встретить. Но весьма вовремя вспоминаю главное правило омеги при первом контакте с альфой: «Не открывать рот раньше времени!» Молчу. Делаю разворот на… На не знаю сколько. Ну, в общем, когда становишься лицом туда, где была спина, а спиной туда, где было лицо. Да, блять, короче! Просто становлюсь к нему лицом. Высокий, темноволосый, статный. Это довольно необычная внешность для альфы. Или наоборот, и я, очарованный им, опять все перепутал? — Слышь! — Клепа вмешивается, прежде чем мы попытались познакомить наши половые и пищеварительные органы. — Тебе че от него надо?! — Ну как че? — Альфа хищно лыбится и окидывает оценивающим взглядом напрягшуюся горошину под моими ванильным трусиками. — Он омега. — Указывает на меня подбородком. — А я тот, кто их насилует. Как думаешь, что мне может быть от него нужно? — Насиловать?! — Восклицаю восторженно и растягиваю счастливую улыбку. — Я тоже сразу почувствовал, что ты мой истинный. — Пытаюсь упасть на его грудь, но он перехватывает меня за плечи. — Какой, к хуям, истинный?! — Смотрит на меня, как зачастую смотрит отец. — Ты глухой, что ли?! Я говорю, насиловать тебя буду. — Как какой к хуям истинный? — Моё лицо скисает, как выдоенное год назад молоко. — Разве не истинные насилуют истинных?! — Выпаливаю ему. В отчаянии оборачиваюсь на растерянного Клёпу, ища поддержки или хоть какого-то любого чего-то. — Слушай, омка, ты, конечно, такой ничего, — небрежно трепет один из моих вьющихся локонов, — Длинноволосый, голубоглазый… — Сапфировый, твою блять! — Истерично перебиваю. — У меня два сапфировых глаза! Понял?! — Ну зачем же всё так усложнять, малыш. — Хмыкает и скашивает голову на бок. — То глаза у тебя сапфировые… То истинные какие-то… — Да! — Возмущенно взвизгиваю. — Если ты хочешь меня насиловать, то будь добр, прими нашу истинность! — Слушай, — кладёт руку мне на плечо без нажима, — Я не знаю, что ты там себе возомнил, но я просто альфа, который любит насиловать омег. И то, что я с тобой сделаю не связанно с истинностью. Это связано только с тем, что я люблю насиловать омег. Ты все понял? — Кажется, нет. — Вытираю слезы и обиженно опускаю глаза. — А ты приятно насилуешь или больно? — Приятно, конечно. Мне. Все как у всех, сладенький мой. Мне приятно. Тебе больно. Ничего нового. Тебе ясно? — Нет. — Поднимаю на него вопросительный взгляд. — Ну, тогда снимай свои красивые трусы. Сейчас все поймёшь. — Склоняется и с силой трётся щетиной о мои нежные губы до тех пор, пока на них не появляется кровь. — Ладно. Давай. — Оборачиваюсь к Клепе и следующей репликой отрываю его от залипания в телефон. — Слышь, Клёп! — Когда он обращает взгляд на меня, я ненавязчиво прошу, — Меня сейчас насиловать будут. Пробегись по окрестности, предложи всем, кого встретишь, посмотреть. — Ладно. — Клепа без закидонов кидает смартфон в карман и с хитрой улыбкой предлагает, — Так может, за глазилово денег сбить? Прибыль на троих поделим. — Блять, Клепа, пиздец! — Я только сейчас осознал, что меня никто и никогда не бесил в этом мире так, как бесит Клёпа. — Как на таком можно бабло косить?! Это же как на могиле сплясать! — Ой, бляяя, — Клепа будто стебется. Но резко улыбка с его лица испаряется, и он сосредоточенно смотрит на подъезжающую к нам тарантайку. — Смотри, — указывает на неё, — Изнасилование отменяется. Отец твой приехал. — Подходит к нам и свирепо пресекает альфу, не успевшего пресечь меня. — Альфач, ты извини. Дела у нас на пару часов. Жди здесь, — хлопает ладонью его по плечу, — А мы закончим и сразу вернёмся. Окей? — Да не вопрос, — Альфа соглашается и улыбается настолько глупо, будто вообще не понял, на что он сейчас согласился. — Не задерживайтесь только. — Прощально машет нам в спину рукой. — Клеп, — хватаю его под руку, — Давай поспешим. Ладно? Он же ждёт.