Одержимость

      Апрель, 2005 год       — Что он здесь делает?       Женский голос распарывал раны прошлого, вливая меж барабанных перепонок тягучий медовый тон. Знакомые интонации сдирали запекшийся слой воспоминаний резко, без промедлений. Нарочно подчеркивая каждую гласную, выражая высшую степень недовольства. Злость, впаянная где-то на глубине замаскированного спокойствия. Искры соединялись в переливающуюся цепь фейерверка в карих глазах, испепеляя каждого, кто посмеет взглянуть в ответ дольше положенного.       Но не получалось. Она не позволяла.       Наложила табу без какой-либо возможности и шанса заглянуть под ширму, занавешивавшей сокровенное. Скрытое под сухожилиями и костями, обшитое броней из плоти и своенравия.       Малфой прекрасно понимал, что ему придётся столкнуться с ней в кабинете Поттера.       Он не сразу узнал в лице хмурого и задумчивого мракоборца того, кого Драко лицезрел почти двенадцать лет обучения в Хогвартсе. На мгновение ему показалось, что он видит перед собой человека, не имевшего ничего общего с прошлым. Однако привычно-идиотская оправа очков на переносице сказала всё сама за себя. Малфой не ошибся. Поттер действительно дослужился до верхов аврората.       — Присядь. Пожалуйста. — С нажимом ответил мужской голос, обращавшийся к Грейнджер.       Малфой мог поклясться, что слышал, как девичий пульс нагоняет скорость, колыша грудную клетку. Как постепенно рвались жгуты на сердце, с хирургической точностью вызволяя хрупкость из-под многолетнего усердия и работы над собой. Как ловко испепелялись на глазах годы, прожитые в обещаниях никогда больше.       Драко прекрасно понимал, каково это — давать самому себе столь высокопарные обещания.       Малфой чувствовал, как обелиск чужой ненависти преследовал его по сей день, ощущаясь слишком явно для столь длительной разлуки. Если бы Грейнджер набралась смелости взглянуть на него, то ощутил бы кожей, как лучи ярости оставляют невидимые следы на его теле, выжигая на плоти проклятье и сокровенную обеду.       Всем своим естеством она старалась продемонстрировать — напротив серебристых глаз представала совершенно другая девушка. Структурированная из обломков поломанной сущности; собранная воедино временем и залатанная немалым количеством усилий.       Внешний вид волшебницы разительно отличался от образа, застрявшего в голове Драко осколочным ранением, не дававшим ему покоя в течение долгих шесть лет.       Волосы струились локонами, ниспадая по плечам, завиваясь чуть выше поясницы. Одежда со вкусом; от однотонных кардиганов и классических брюк, не осталось, казалось бы, и следа. Вырез на мантии позволил Драко заметить, что теперь Грейнджер предпочитала носить юбки. И привычно-бледное лицо, сопровождавшее девушку те несколько месяцев в прошлом, сменилось румяными щеками, накрашенными глазами и стервозным прищуром.       Физически Грейнджер выглядела более чем здоровой. Но Драко всегда стремился осматривать объект интереса под разными углами. Зреть в корень, что был сокрыт в многообразии новоявленных аспектов.       То, как подрагивали её плечи под легкой вуалью шёлка, скрывавшего девичью фигуру. Как она чрезмерно высоко вздергивала подбородком, выражая всю мощь уверенности, пытаясь замаскировать неловкость от неожиданной встречи. Как вжимались её длинные пальцы в переплет ежедневника, а ногти едва не сломались о кожаную обложку из-за неестественного положения рук. Как ломался её бархатистый, обволакивающий слух, тембр под натиском нервозности.       Весь этот перечень наблюдений говорил сам за себя. И вряд ли её мог спасти весь тот арсенал изменений, что затронул каждый дюйм внешности ведьмы.       Малфою удалось рассмотреть скрытые ужимки, не прилагая к этому особых усилий. Пара лет службы мракоборцем позволила ему вышколить в себе свой скрытый талант — наблюдение — до идеала. Если бы он захотел узнать больше, то, вероятно, смог бы вскрыть немалое количество потаенных замков искалеченной душевной составляющей Грейнджер. И он хотел.       Драко все ещё стоял неподвижно, вжавшись длинными пальцами в спинку стула перед собой. Перед ним семенил Поттер, старательно избегавший гневного взора своей подруги, явно раздумывая о том, как лучше подступить к нелегкому разговору.       Бывший сокурсник перебирал папки с досье, высланные заместителю Саммерсета из разных участков магической Европы. Послужной список Малфоя был самым последним, до которого смог добраться аврор напротив. Черная папка, переплетавшая множество пергаментных страниц, раскрылась на оглавлении, где перечислялись все дела, которые вел Малфой. Поттер листал с присущей дотошностью, с недоверием штудируя последние строчки, исписанные монотонным и безапелляционным «Раскрыто».       Малфой чувствовал нутром, как пылающий женский взгляд с вызовом рассматривал перевернутые страницы. Грейнджер громко и раздражающе дышала, щелкая магловской ручкой, добивая этим жестом терпение Драко. Он с жадностью облизнул губы, стараясь зациклиться на тишине, свербевшей где-то позади выводящих из себя звуков.       — Может, мы уже приступим к делу? — раздался твердый голос блондина, как только проклятый щелчок едва не раздробил череп Малфоя в очередной раз. — Поттер, не говори мне, что я прибыл из Франции, чтобы в тишине понаблюдать за тем, как ты до ахуения задумчиво рассматриваешь странички в этой папке, — блондин кивнул в сторону стола, приземляясь на стул.       — Прежде чем нанять тебя, мне необходимо изучить детали твоего рабочего досье, — не отвлекаясь от чтения, хладнокровно ответил Поттер, даже не взглянув на своего будущего коллегу. — Я не могу принять в отдел волшебника, у которого раскрываемость преступлений ниже нормы.       — Она стопроцентная, — с вызовом бросил Малфой, доставая из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет.       — Нанять его? — вмешалась Грейнджер, отбросив ежедневник на стол.       Она мотнула головой, словно пыталась избавиться от витавшей в воздухе абсурдности. Шрамоголовый отпрянул от пергаментных страниц, бросив взгляд на подругу.       — Это же шутка, верно? — Поттер промолчал, обнажая подтверждение главного страха девушки. И Малфой мог поклясться, что в это мгновение выстроенный мир Грейнджер окончательно рухнул. — С какой стати Саммерсет хочет нанять его?       Грейнджер боялась произносить имя Малфоя, ведь если она совершит данную ошибку, — это будет означать только одно. Драко реален. Его нахождение в отделе реально. Вероятность того, что они станут коллегами — стопроцентная. Как его раскрываемость.       — Наш отдел нуждается в дополнительном кадре, а ты в напарнике, — разжевывал Поттер, доводя каждым слогом Грейнджер до исступления. — Ты присутствовала на собрании, когда обсуждалась эта проблема.       — Ты серьезно хочешь заменить Крайтона — им? — она небрежно указала ладонью на Драко, оставив презрительный прищур при себе.       — В чём твоя проблема, Грейнджер? — изогнув бровь, спросил Малфой. Грейнджер медленно опустила руку, сжав лоскут алой мантии. Её голова медленно повернулась в сторону Драко, осмелившись посмотреть ему прямо в глаза. — Я не слишком хорош для тебя? — усмешка, соскользнувшая с мужских уст, резала хуже ножа. Шинковала собой то хрупкое, что было заложено меж мягких черт лица ведьмы.       Он пытался удавить её своей привычной хладнокровностью. Поставить на место, укрощая львиную уверенность. Однако чувствовал, что былой накал несопоставим с тем, что бурлило в его венах прожженным воспоминанием. Драко надеялся, что встреча с ней не заставит его почувствовать того, что, по указанию кровожадного ублюдка, он чувствовать не должен.       Молился Салазару, чтобы прошлое осталось за каймой настоящего незаметным фантомом, не способным удушить приторностью цветущих плодов. Он до сих пор помнил, как пахла девичья кожа.       — У меня нет никаких проблем, — спокойно произнесла волшебница. В голове Малфоя пронеслась неожиданная мысль, стоило его помутневшему взору опуститься ниже и коснуться длинных ног Грейнджер, выглядывавших из-под фланелевой юбки. Ей шли туфли. — По крайней мере, их не было, пока не явился ты, — её тело целиком повернулось в сторону блондина, словно постепенно привыкая к заледеневшему взгляду мужчины.       — Рад, что я до сих пор тебя волную, — раскатисто рассмеялся Драко, обхватывая ртом сигаретный фильтр. — Значит, в твоей жизни что-то всё-таки осталось неизменным.       — Мерлина ради, избавь меня от этого, — волшебница цокнула языком, отведя взгляд в сторону.       Драко поджег никотиновый кончик палочкой, вдохнув как можно больше смога, разжижавшего нежелательные мысли.       Грейнджер набрала воздуха через носовые пазухи, нарочно задержав кислород в легких. Она противилась его привычного аромата ментоловых сигарет и свежести. Этот запах был сродни болезни, поражающей самые уязвленные участки сущности. Вдохнёшь хотя бы раз — не жилец.       Волшебница сделала аккуратный шаг вперед, пристально выслеживая допустимую дистанцию между молодыми людьми. Она опустилась чуть ближе к лицу блондина, позволяя своим блестящим локонам упасть на лацканы идеально выглаженного мужского пиджака.       — Здесь не курят, — произнесла Грейнджер, возвращая Малфоя в ту реальность, где они ещё не были друг другу никем.       Та самая фраза, небрежно брошенная Малфою в первый день их обучения, практически выбила почву у него из-под ног. Так же умело, как тогда, будучи в Хогвартсе.       Сейчас же эти слова перемешались с невыраженной обидой и претензией, переплетаясь с чем-то ещё. Грейнджер игралась с его самообладанием, пытаясь раззадорить зверя, крепко спавшего внутри широкоплечего тела. Но главной особенностью нынешних времен являлся тот факт, что они уже давно перестали быть соревнующимися меж собой студентами.       — Да? — невинно спросил Малфой, оглядевшись по сторонам, чувствуя на своем теле пристальное внимание кипевшего недовольства, засевшего меж радужек. — Не вижу здесь предупреждающую табличку.       Он сделал очередную затяжку, выдохнув густой дым в лицо Грейнджер. Облако смога обволокло бархатистую девичью кожу, из-за чего недовольное лицо волшебницы слегка поморщилось.       Аккуратные девичьи пальцы обхватили сигарету, вырвав ту изо рта блондина. Драко ощутил, как фильтр болезненно чиркнул по губе, но он продолжал сидеть неподвижно, наблюдая за тем, как тлеет табачная бумага в руках ведьмы. Грейнджер призвала с помощью Акцио пепельницу, стоявшую на одной из полок стеллажа возле стены. Девушка с нехарактерной для неё резкостью вжала сигарету в прозрачное дно, а после уничтожила остатки взмахом палочки с помощью Конфринго.       — В следующий раз я заставлю тебя съесть эту дрянь вместо завтрака, — процедила Грейнджер, не отрывая радужек от лица Малфоя. Коричневый оттенок глаз смешивался с янтарными прорезями, предвещавшими беду.       — Ты не посмеешь, — хрипло ответил Драко, подавшись вперед, задев коленом девичью ногу.       — Проверим? — Грейнджер склонила голову вбок, бросая вызов языком тела. Она продолжала возвышаться над мракоборцем, положив ладонь сбоку от мужского предплечья.       — Малфой, ты, кажется, хотел поскорее приступить к делу, — прочистив горло, отозвался Поттер.       Своим непривычно грубым голосом он буквально заставил Грейнджер, наконец, отбросить свои сучьи повадки и присесть рядом с нажитым врагом. Она вздрогнула, словно очнулась ото сна. Помутнение сознания отразилось на её лице пунцовостью, огибавшей щёки. Что-то в ней до сих пор оставалось неизменным. Её было так легко смутить, разрушая мнимое ощущение власти в хрупких руках.       Грейнджер отняла ладонь от пепельницы и сделала несколько шагов назад, опускаясь на соседний стул. Малфой не отнимал своих серых радужек от девичьего тела, с озорной ухмылкой наблюдая за тем, как девушка теряла себя. Постепенно, но правильно двигаясь в сторону саморазрушения.       — Гермиона, ты прекрасно знаешь о том, что отдел нуждается в новых кадрах из-за недавнего инцидента, — Поттер схватил перо, окунув кончик в чернильную колбу. Он левитировал к себе новую стопку бумаг, ставя на каждой свою подпись. — Посовещавшись с Саммерсетом, мы пришли к обоюдному согласию, что Малфой — самая подходящая кандидатура из всех, кого нам могли предложить за столь короткий срок.       — Я могу вести дела самостоятельно, — проигнорировав распоряжение, с упрямостью ответила Грейнджер. Она выпрямила спину, схватив ежедневник со стола, чтобы занять свои дрожащие ладони хоть чем-то.       — Неужели? — Драко склонился в сторону Грейнджер, подперев подбородок кулаком. — С каких пор лабораторных уникумов допускают до боевых сражений? — при вопросе глаза мракоборца сверкнули кварцем, насылая тысячу игл под кожу девчонки. Она заметно напряглась.       Поттер перебил Грейнджер, оставив её реплику без ответа.       — Малфой прав. Твоей квалификации недостаточно, чтобы полноценно продолжать работать в отделе, — непреклонно парировал Поттер, смотря на бывшую гриффиндорку в упор.       — Моих навыков и опыта хватит, чтобы заполнять документы и вести бюрократию, касающуюся жертв, — процедила ведьма, фыркнув на последующие доводы друга.       — Я понимаю, что за годы твоей службы не было ни одного громкого дела, но нет никаких гарантий, что так будет всегда. Никогда не знаешь, когда очередной психопат захочет повторить триумф прошлого, — подчеркнул интонационно Поттер, размашистым почерком подписав последний документ.       — Но ты тренировал меня, — парировала Гермиона, сжав обложку до побелевших костяшек. — Если я не ошибаюсь, это было сделано как раз для того, чтобы я смогла защитить себя, — она искоса взглянула на Малфоя, старательно избегая с ним зрительного контакта.       — Этого недостаточно, — сквозь зубы процедил Поттер, скрыв раздражение за тонкой полосой поджатых губ. — Настоящий мракоборец проходит многомесячную подготовку, чтобы приступить к службе, — Грейнджер раздраженно закатила глаза, жестом дискредитируя опыт своего коллеги. — Наши тренировки всего лишь основа того, что ты должна пройти, прежде чем работать самостоятельно.       — Я могу…       — Ты не можешь. — Безапелляционно заявил Поттер, сжав челюсти. — Всё намного опаснее, чем ты себе представляешь.       Малфой не желал соглашаться с Избранным в угоду своих змеиных принципов и убеждений, но ему пришлось. Поттер действительно говорил правильные вещи. В его словах чувствовались толк и логика, что не всегда были ему присущи.       Однако сейчас тёмноволосый мракоборец был намного рациональнее, чем Грейнджер, не желавшая соглашаться на новые условия ради поддержки своих личных принципов.       Грейнджер заметно потускнела после сказанных слов Избранного. Она вжалась в спинку стула, отведя взгляд в сторону. Драко чувствовал, что волшебница ощущала себя загнанной в угол. Её уверенность надломилась, расползаясь паутиной трещин.       — Хорошо, Гарри, — притворное соглашение и принятие расщеплялось под концентрацией едкости. Она метнула взор на друга, пожевав губы до заметных язв. — Пусть будет по-твоему.       Шесть лет пронеслись вихрем сквозь каждого сидящего в этой комнате, и, кажется, они стали забывать, какова на вкус смерть и то, что следовало перед ней. Хаос, всеобщее разрушение и кровавые реки, омывающие собой все вокруг.       Драко не знал, был ли Поттер в курсе уверенности Доу о его досрочном освобождении, но блондин знал наверняка, что маньяк рано или поздно заявит о себе. Доказательство шелестело во внутреннем кармане пиджака, прожигая помутневшими чернилами реберные кости сквозь ткань и кожу.       Малфой жил с этой мыслью каждый день, не желая мириться с тем, что всё из пережитого осталось позади. В другой жизни, в которой не существовало просветов и спокойствия. Драко изо всех сил старался не оглядываться назад и жить по-новому, но всякий раз внутреннее смятение заставляло его посмотреть в глаза призракам минувшего, чтобы понять: никакое зло не дремлет.       Тьма, закованная в телесную оболочку таинственного палача, лишь ждёт удобного случая, чтобы нанести удар со спины. Как полагается. Для достижения бо́льшего эффекта. Чтобы людской ум надолго запомнил миг, в котором расплата раскрывается постепенно, с присущей ей холодностью и выразительностью.       Именно эти факторы раздробили былую личность Драко, преображая его внутреннюю составляющую в подобие благородного и честного человека. Не только Грейнджер была способна на изменения.       Бывший аристократ, не имевший в своём арсенале ничего иного, кроме излишней надобности в издевательстве над окружающими и принуждении своих излюбленных марионеток играть по его правилам. Избалованный ребенок, засевший в теле молодого парня, никак не мог справиться с мыслью о том, что присущий ему мир, его устои и принципы, навязанные высшими слоями общества, равны прогнившему плоду, отравляющему все живое.       Малфою пришлось принять поражение; прочувствовать на собственной шкуре, каково это — когда всё крошилось на частицы, обсыпая несоизмеримыми последствиями.       Переломный момент, считавшийся поистине ироничным и роковым, пришёлся на последние месяцы, проведенные Драко в обители родных стен школы. Однако Хогвартс больше не чувствовался монументальной броней, подкрепляющей величие отпрыска Люциуса Малфоя. Привычные устои, распорядок и будничные дни казались пустышкой, не имевшими ничего общего с понятием о нормальности. Всё смешалось воедино беспрерывным напоминанием о том, что ничего не будет так, как было когда-то раньше, когда мир делился на правильное и то, что следовало бы уничтожить.       Только оказавшись на волоске от смерти, он поверил в то, что всё присущее его бытующему мышлению, давным-давно покинуло его, оставляя после себя зияющую дыру. Пустующую гладь, трактовавшую привязаться к тому, чего он всегда жаждал. К чему тянулся вопреки.       Малфой ухватился за возможность перекроить свою жизнь, выбрасывая за борт привычные убеждения и принципы. Было тяжело, порой невыносимо приобщаться к новому, доселе неизведанному, но Драко понимал, что эта возможность — единственный шанс выбраться из логова, кишащего дьявольской агонией.       Я благодарен тебе за все эти месяцы, Грейнджер. Я рад, что проживал весь этот ужас именно с тобой.       Эта фраза набатом звучала в мыслях блондина до сих пор. Слова, брошенные гриффиндорке от чистого сердца, шагали за ним по пятам, напоминая о том, кому он был обязан. Девчонка, с присущим ей усердием, добиралась до чернильного сердца Малфоя, пока не нащупала уязвимость меж органной мышцы.       Волшебница, сама того не осознавая, привила Драко те качества, о которых он и думать не смел. Грейнджер постепенно, сама того не ведая, взрастила в нём то, что было так ловко скрыто от глаз окружающих. От глаз самого слизеринца. Принятие, умение идти на компромисс и раскаяние.       Три пласта, на котором держался Драко последние несколько лет.       Ведьма вселила в него чувство неугасающей надежды и жажду справедливости. Подтолкнула его к пути, раскрывавшему скрытую мотивацию и желание идти до конца, несмотря ни на что.       Шесть лет оказались немалым сроком, чтобы укрепить в себе то, с чем слизеринец досрочно выпустился из Хогвартса. С тех пор как Малфой в последний раз посетил кабинет директора, чтобы забрать свои документы, прошло много времени, но он помнил по сей день, как разочарованно сверкнули глаза Макгонагалл, когда Драко оповестил её о том, что его семья решила переехать в другую страну. Старуха хоть и была невыносимой, но слизеринец всегда чувствовал, как от неё исходит ловко скрываемое уважение и вера в то, что юный аристократ никогда не повторит опыт своих предков.       В чём-то она оказалась права.       Марсель встретил Нарциссу и Малфоя намного теплее, чем он того ожидал. У семьи Драко пустовало небольшое имение во Франции, в котором молодой наследник и его мать обосновались на неопределенный срок. Драко всегда думал о том, что рано или поздно ему придётся вернуться обратно в Англию. Но когда именно не знал никто, поэтому приходилось строить свою жизнь заново, приспосабливаясь к очередному приступу пустоты в душе, оставленной в знак напоминания о том, что что-то важное покинуло привычную рутину слизеринца.       Ведомый желанием оставить Грейнджер в покое ради её безопасности, он все ещё не мог оправиться от мысли, что она, вероятно, возненавидит его. Отдавшая собственное сердце на растерзание, поделившаяся частью себя, при этом никогда не прося что-то взамен, волшебница совершенно точно должна разочароваться в нём.       Но за все благое требовалось платить.       И пусть Драко расплатится растоптанным чувством собственничества, нежели позволит Грейнджер оказаться в могиле из-за его эгоизма. Он чётко следовал принципу компромисса, ловко реализуя в жизнь свои планы.       Своеобразное самопожертвование ради жизни Грейнджер, когда-то протянувшей свою ладонь. Тогда, когда никто другой не желал увидеть в нём что-то большее, чем просто заносчивого слизеринца.       Однако Малфой не мог пуститься в свободное плавание, игнорируя поставленные цели. Несмотря на то, что он буквально сбежал из магической Великобритании и оставил Грейнджер в неведении, ему пришлось наблюдать за ней на расстоянии. Сделать всё возможное, чтобы она была под его контролем, даже при условии, что их разделяла тысяча миль.       Драко прекрасно был осведомлен о том, что Доу не казнили. Его достоверные источники передали информацию о том, что именно произошло на слушании. Ублюдок отделался пожизненным сроком в Азкабане. Ему позволили скоротать свои дни в сырой камере, деля свою участь с неиссякаемой тьмой. Эта новость лишь укрепила собой наваждение, сидевшее внутри блондина весомым грузом, отягчающим пути расплаты с тварью.       Потому что избавиться от Чистильщика было возможно лишь одним способом — убить его. В противном случае, убийца найдёт способ, чтобы избавиться от оков правосудия.       Письмо, оставленное бывшим профессором, всегда хранилось в личных вещах Малфоя. Он с особым усердием перечитывал его всякий раз, когда внутреннее побуждение заставляло его подпольно охотиться за теми, кто мог знать о планах Освальда Доу.       Драко пришлось оставить идею зарекомендовать себя, как целителя. Тяга к изучению человеческого организма и возможности изготавливать контрзаклятья ушла в тот момент, когда сил и связей на расследование попросту не осталось.       Проведя год наедине с чёртовым письмом и пробелами в цепочке криминального повествования, Малфой решился отправить письма с резюме в несколько европейских академий, набиравших молодых бойцов для прохождения службы в отделе Борьбы с Тёмными Силами. Сама мысль о том, что бывший Пожиратель переквалифицирует себя в мракоборца, поражала даже самого Драко. Разумеется, он не рассчитывал на положительный ответ. Малфой знал, что с таким прошлым дорога в аврорат ему закрыта.       Однако, ответное письмо не заставило себя долго ждать. Нарцисса лично принесла почту сыну, вынудив Драко рассказать в подробностях об удивительном желании служить во имя закона. Мать была горда им, говоря о том, что он заслужил лучшей жизни после того, что ему пришлось пройти по вине отца, который действовал с надеждой усилить своё влияние через тоталитаризм Волдеморта.       В конверте с отличительной печатью французского Министерства Магии был запечатан небольшой пергамент с прилагающимся буклетом. Малфоя приняли в ряды мракоборцев, позволив оступившемуся человеку искупить грехи прошлого и пройти обучение.       Малфою пришлось вновь оставить мать. На сей раз это чувствовалось намного острее и нестерпимее, чем в тот год, когда он отправлялся на повторный курс обучения в Хогвартсе.       За то время, что они прожили в Марселе, Драко многое переосмыслил и перестал видеть в Нарциссе ту, кто поддерживала Люциуса во всех его начинаниях. Они много разговаривали, обсуждали то, что сидело внутри клокотавшей болью. Драко много рассказывал о последних месяцах, проведенных вне дома. О том, что ему было тяжело приобщаться к обыденности, зная, что Нарциссу буквально держали в заточении. Мама много плакала в ответ, причитая о том, что с ней все было в порядке, и ей никто не причинял вреда. Она лишь молилась о том, чтобы с Драко в Хогвартсе не сделали ничего, что смогло бы убить её моментально. Всё, что ей оставалось, — сидеть и ждать, когда новое письмо от матери Пэнси оповестит её о том, что Драко все ещё жив.       Однажды Малфой практически обмолвился о Грейнджер перед матерью. Но дальше условного: «Мы жили в одной башне, и она оказалась менее раздражительной, чем я думал» разговор не продвинулся. Драко просто не смог вырвать из себя режущее напоминание о ней, и о том, что все совершаемое в настоящем было только ради неё.       В стенах их дома имя бывшей гриффиндорки было табуированным — и дело было не в Нарциссе, и её прежних взглядах. В прошлом Драко существовал ещё один человек, запрещавший всем своим видом зарекаться о своём глупом школьном увлечении. Но Драко меньше всего желал вспоминать ту, что причинила ему не меньшую боль, чем Грейнджер. Даже мысленно касаться воспоминаний о странных отношениях, длившихся около трёх лет, если бы не… Неважно.       Когда Малфой отправился в Париж, дни начали сливаться в один. Рутинный распорядок, многочисленные учения и практики делали своё дело. Они просто выбивали из бывшего слизеринца всё то, что могло его отвлечь и углубиться в очередной сеанс рефлексии. Он трудился на износ, желая добиться видимых результатов и как можно быстрее забрать себе шанс поступить на настоящую службу, что могла бы открыть перед Драко пути, по которым он сможет продолжать свою миссию.       Спустя два года ему удалось поступить в отдел. К собственному удивлению, Малфой не столкнулся с презрительностью и критичностью. Он был уверен, что в Англии, вероятно, ему не позволили бы и шагу сделать без выкрика в спину о том, что сопляк Люциуса решил отбелить репутацию за своего папашу подобным грязным способом. Работа во Франции определенно имела свои плюсы.       Однако не всё шло так, как хотелось.       Увлеченный карьерными высотами, Малфой и подумать не мог, что изначально ему, все же, придётся столкнуться с трудностями. На первых порах он все ещё был на правах испытательного срока. Ему было запрещено пользоваться архивом и базой, к которой имели доступ служащие на несколько рангов выше, чем новички. Статичная работа, заполнение бланков и ворох бюрократии — вот, что ждало перспективного молодого мракоборца. Но рвение и упорство позволили Малфою пользоваться своим положением, выбитым спустя год работы в отделе французского министерства.       Расследуя процессии средней тяжести, отправляя за решетку мелких преступников, обыкновенных обывателей, Драко одновременно вёл своё собственное расследование. Он жил двойной жизнью, стараясь не пересекать две параллельные меж собой. Ему была необходима доля конфиденциальности ради достижения максимального результата.       Межнациональный крепкий союз, общая европейская база громких дел и нажитое уважение среди начальства и сослуживцев позволили Драко более детально изучить каждого, кто мог быть причастен к преступным деяниям Доу.       Приходилось копать глубже, вскрывая даже самые мельчайшие зацепки, ухватываясь за крупицы сходства в надежде добраться до устрашающей сути. Было крайне важно узнать что именно несло за собой общество Безликих; остались ли среди них те, кто мог указать, на что способен Освальд даже в стенах Азкабана. Может ли паразитическая теория, засевшая в голове Малфоя, оказаться правдивой и подтвердиться словами единомышленников убийцы. Драко верил, что Чистильщик мог вести двойную игру, запутывая каждого на своём пути; ублюдок мог выдавать желаемое за действительность, кормя своих потенциальных жертв иллюзорностью подлинности.       Однако шли годы, и расследование зашло в тупик. Из всех подозреваемых, кто фигурировал в подобных делах, указывающих на связь с Доу, делились на три типа. Одни умерли в страшнейших муках, проиграв накалу тёмной магии, текшей по кровеносной системе подобно меду, зализывающему каждый участок организма беспросветной мглой. Остальные либо пропали без вести, либо сошли с ума, превратившись в ничтожное материальное нечто. Малфой лично навещал некоторых из тех, чей мозг остался пораженным после очередного неудачного эксперимента. Не каждый маг смог выдержать концентрации волшебного импульса, требуемого для достижения результата, заданного их предшественником в прошлом столетии.       Драко удалось вычерпать из многообразия неудавшихся миссий лишь малую долю ответов. Какие-то старые разработки сумасшедших, сохраненные их ближайшими родственниками. Они были достаточно любезны перед лицом закона, отдавая в руки мракоборца рукописи, описывающие процесс ритуалов и идеи, которые так и не смогли воплотиться в жизнь. На каждой странице Малфой узнавал жестокие подробности, перекликавшиеся с рассказом Люциуса об идеологии Освальда в декабре девяносто восьмого. Всё сходилось. Каждый кровавый штрих подкреплялся урывками из памяти молодого аврора. Все до единого.       Но всего этого было недостаточно для того, чтобы головоломка сошлась в своём логическом заключении. Цепь никак не могла замкнуться. Все эти наработки и писания лишь дополняли картину, но в них не было никакого смысла. Никакой сути.       Зачем Доу это делал? И остался ли хоть кто-нибудь, кто мог знать его самую сокровенную тайну?       Возможность подобраться ближе к Чистильщику, не нарушая их сделки, скрепленной безмолвным согласием, явилась к Малфою внезапно. Спустя год, после того как Драко в последний раз решился отправиться навстречу перспективе освободить Грейнджер от вероятности оказаться погребенной в могиле. Маниакальность Малфоя не знала границ; он не доверял твари, что ушла в тень на столь долгий срок. За шесть лет не было ни одного преступления, связанного с Чистильщиком.       Но Драко знал, как убийца ликовал от внезапности своего появления на публике.       Следующий его выход в свет был лишь вопросом времени.

***

      Она чувствовала кожей, как ледяной покров окружал собой все вокруг, стоило путнику за спиной сделать очередной шаг в унисон её собственному. Гермиона старательно набирала темп, желая вырваться из колеи длинного коридора, ведущего в её рабочий кабинет. Колеблющаяся температура ощущалась непривычным вихрем. Необъятный жар, преследовавший её в кабинете Гарри, растворился, стоило ей ступить за порог.       Гермиона забыла обо всём. О своём плане рассказать Поттеру о письме, присланном ей на выходных от анонимного отправителя. О своих догадках, страхах и предубеждениях. Невыраженные доводы застряли в глотке, заставив предумышленно умолчать. Грейнджер нарушила клятву, прибегая к излюбленной привычке, — скрывать.       Грейнджер казалось, что это случилось с ней в тысячный раз. Абсолютная смена понятий, ориентиров и ожиданий. То, что казалось ей катастрофичным ещё утром, сейчас блекло на фоне нового бедствия. Более личного и проникновенного, чем могло показаться на первый взгляд. Куда более животрепещущего. Цепляющего против воли настолько сильно, что даже воздуха едва хватало. Боже.       Бежать от одного только его упоминания долгих шесть лет, чтобы он настиг тебя там, где ты не догадывалась. Грейнджер, что с тобой не так?       Гермиона могла ожидать чего угодно. Встретить его на страницах глянца. Лицезреть, как он удерживает в своих руках молодую ведьму, говоря во всеуслышание о своей скорой свадьбе. Пэнси намеренно не печатала ни одной новости о Драко, но Грейнджер не исключала, что он, возможно, был женат. Однако, стоя с ним настолько близко, что едва хватало воздуха, Гермиона не обнаружила кольца на безымянном пальце. Она не почувствовала ни толики облегчения, нет.       Гермиона была готова узнать от Джинни, что её новым противником стал перспективный ловец, некогда их бывший сокурсник. Грейнджер не исключала, что Малфой также мог продолжить тёмные дела своего отца, занимаясь изготовлением и продажей тёмных артефактов.       Но то, что он окажется первоклассным мракоборцем с идеальным послужным списком… этого, кажется, никто не ожидал. Быть может, Пэнси и знала об успехах своего лучшего друга, но между девушками установилось главное правило: ни слова о Драко, чёрт его подери, Малфое.       Неизвестность сыграла с Грейнджер самую жестокую шутку. Она думала, что незнание убережет от последствий. Но оно явилось к ней само, выглядя донельзя вышлифованным и идеальным. Таким, будто время над ним и вправду властно. Из загнанного и мрачного подростка он превратился в мужчину. В лучшую версию себя. В самую, Годрик, великолепную версию себя.       Волшебница старалась держаться подальше от проблематичного эпицентра, сновавшего за ней по пятам. Она делала три шага, в то время как Малфой догонял её, опережая. Он нагло пользовался своими физическими данными, показывая ей наглядно, что при его желании ей вряд ли удастся скрыться.       Всякий раз, когда ему удавалось поравняться с ней в тесном коридоре, Грейнджер набирала скорость. Она всячески избегала его усиленных попыток овладеть её вниманием. Дотянуться до её сакральных уголков сознания, чтобы забрать то, что когда-то принадлежало ему. Доверчивость. Восхищение, уважение. Возможно, влюбленность.       Всё это было давно похоронено. Зарыто слишком глубоко, чтобы попытаться достать.       Малфой ловко игрался с ней на публике, доводя её злость до апогея. Да, она злилась. Злилась по сей день за то, что он предал её после того, как заставил поверить ему. И она поверила. Почти. И если почти — значит не должно быть так больно? Но рана почему-то до сих пор жгла изнутри, словно их разговор в его спальне был не шесть лет назад, а вчера.       Гермиона облегченно выдохнула, когда они, наконец, добрались до её кабинета, отворив дверь. Грейнджер молчала, не зная, с чего начать диалог.       Рассказать ему о работе?       Малфой числился в штате французского министерства, вряд ли их отдел чем-то отличался от того, что было представлено в магическом отделении Лондона.       Поделиться с ним особенностями работы коронеров?       Вот уж, действительно, идеальная причина растворить тишину в идиотском порыве сделать вид, что всё нормально. Что шесть лет, проведенных в смятении и не прекращавшихся вопросах, были всего лишь мимолётностью. И чем она вообще заслужила такое отношение к себе?       Гермиона подошла к вешалке, сбросив с себя алую мантию. Несмотря на истошное желание наложить на себя как можно больше слоёв одежды, сейчас ей было необходимо избавиться от алого куска ткани. Жар обвивал тело раскаленным прутом, отчего даже дышать становилось тяжело. Девушка аккуратно повесила рабочую форму на вешалку, оставшись в юбке и блузке с V-образным вырезом.       Волшебница избегала зрительного контакта с Малфоем, но на периферии зрения ей удавалось следить за движениями мракоборца. Блондин оставался стоять неподвижно, недовольно сморщив нос. Он оглядывался по сторонам, выражая немое недовольство размерами помещения. По всей видимости, в Париже он, действительно, занимал высший ранг в отряде, посему ему прилагался отдельный кабинет, кишевший просторностью и уединенностью.       Впрочем, реакция Драко мало волновала Грейнджер, привыкшую к распорядкам министерства Англии. Он всегда мог отказаться. Гермиона очень сильно надеялась на это.       Наконец, он повернул голову, вперившись в неё серебристым светом своих глаз. Коронер слегка оторопела, сделав вид, что смотрела сквозь него. Ей все ещё было непривычно ощущать на себе морозно-жгучий взор мужских глаз, вспарывающих подноготную так же легко, как яд стекал по его языку вместе со слюной.       Она сделала шаг в сторону, убирая ежедневник с письмом в самый дальний ящик стола. Гермиона обязательно разберется с этой чертовщиной, но позже. Малфой больше не был тем, кому она могла доверять и рассказывать обо всех своих переживаниях. Просто коллега. Напарник, запрошенный Саммерсетом без её согласия.       — Симпатичная блузка, — послышался бархатный голос напротив, закрадывающийся под одежду. Под саму кожу, почти истлевшую от горячего тона. — Саммерсет позволил демонстрировать лучшую часть вашего отдела?       Коронер смущенно опустила взгляд на свой внушительный вырез, рефлекторно прикрывшись руками. Она уже успела пожалеть о том, что стянула с себя чёртову мантию.       — Не нужно общаться со мной, словно мы с тобой старые друзья, Малфой, — злостно ответила Гермиона, проигнорировав сомнительный комплимент.       — Это называется правилом хорошего тона, Грейнджер, — с ноткой веселья ответил блондин, игнорируя взвинченность коллеги. Ему, должно быть, приносило удовольствие выводить её из себя. — Или мне стоит наброситься на тебя с оскорблениями, как в школьные годы? — она почувствовала веяние дежавю, почти возвративший девушку в то время, когда чувствовать что-то к Драко не каралось казнью совести. — Только скажи, и я с радостью подыграю твоим изощренным вкусам.       Гермиона едва заметно встряхнула плечами, сбрасывая с себя мгновенное помутнение. Она ощущала, как с каждой секундой её упорного неповиновения удавка на шее ослабевает, заставляя внутренний стержень вить бесконечные восьмерки губительного влияния.       — Вот об этом я и хотела поговорить, — набравшись смелости, произнесла Гермиона, взмахнув волшебной палочкой. Она аккуратно обошла его, ощутив прилив ментолового шлейфа, исходящего от его одежды. Коронер подошла к доске, на которой когда-то были развешаны данные о делах, нераскрытых Крайтоном. Ведьма очистила поверхность от почерка бывшего напарника, взяв в руки мел. — Если тебе удалось каким-то неведомым образом запудрить мозги Гарри и Саммерсету, не думай, что со мной твои трюки сработают. Мы больше не в Хогвартсе, Малфой.       — У тебя мания величия, Грейнджер, — равнодушно пожал плечами Малфой, развернувшись в её сторону. Что-то в нём переменилось, стоило Гермионе завести разговор на опасную для обоих тропу. Мракоборец стал выглядеть жестче. — У меня были свои причины вернуться в Англию. Ты здесь ни при чём, — он тонально отмахнулся от волшебницы, приколачивая к своему лицу многогранную маску бесстрастности и контрастирующей холодности.       — И, всё же, позволь мне установить некоторые правила, — она лаконично улыбнулась, выражая все своё лукавое добродушие. — Разговаривать со мной на личные темы — запрещено, — девушка писала каждое из своих условий на доске, подчеркивая самое важное. — Пытаться сбить меня с толку в угоду своего напыщенного эго — запрещено, — мел скрежетал по доске, воспроизводя неприятный скрипящий звук. — Делать вид, что мы друзья — дважды запрещено, — две параллельные линии хлестко отпечатались, подтверждая твердую принципиальность Грейнджер.       Наконец, она выпрямилась, отложив мел на металлическую подставку доски. Отряхнув ладони от белоснежных следов, ведьма перевела взгляд на Малфоя в ожидании его ответа. Но он, казалось, не торопился ей отвечать. Его брови нахмурились, образуя выемку над переносицей. Мужские глаза источали донельзя уничижительно-насмехающийся прищур, буравя каждый дюйм девичьего лица.       Малфой не выглядел оскорбленным. Он выглядел так, словно отсчитывал секунды, прежде чем сорваться с места и разорвать душевную составляющую оппонента на мелкие лоскуты. Грейнджер прекрасно знала этот взгляд. И он точно не сулил ничего хорошего.       — Браво, Грейнджер, — он звонко и размашисто хлопнул несколько раз в ладоши, сопровождая свой жест лающим смешком. — Я нахожусь в вашем гребаном отделе всего пару часов, а ты уже успела вытрахать мой мозг. Прямо как в старые добрые времена.       Мракоборец размашистым шагом направился в сторону волшебницы, отводя взор в сторону написанных правил за её спиной.       — Ты прав. — Грейнджер лучезарно улыбнулась, чувствуя своё превосходство. — Кое-что в жизни остается неизменным.       — А теперь, давай-ка кое-что проясним, — взмахом палочки Малфой поочередной заставлял буквы исчезать. — Ни в чём, из того, что ты здесь написала, я не заинтересован. Мне не нужно заводить с тобой дружбы. Меня абсолютно не волнует твоя личная жизнь. Если ты думаешь, что банальный комплимент в твою сторону делает из тебя кого-то особенного, то твоё эго не менее напыщенное, чем моё, — блондин громко и устало вздохнул, заставив последнюю надпись раствориться на зеленоватой поверхности. — В моей жизни уже была та, кто доставил мне немало проблем. Не уверен, что захочу повторить подобный опыт. Особенно с тобой.       Это не причинило Гермионе особую боль.       Не больше, чем плавившиеся органы от раскаленной отвращением крови.       Не больше, чем звучащий набатом пульс под яремной веной.       Слышать подобное от Малфоя не означало ничего из того, что могло пробить насквозь. Потому что Грейнджер знала, насколько мучительно могут ощущаться его слова. Привыкание атрофирует эффект новизны и искреннее удивление, перемешивающееся с разочарованием.       Гермиона не почувствовала ничего из того, что удивило бы её. Лишь крепчающее разочарование, протекавшее меж мыслей о том, что какие-то вещи не выходят из своего строя даже после длительного срока. Даже под грудой мышц и с имением широких плеч — Малфой остался верным себе. Мерзавец с непосильно сложным характером и отвратительными манерами.       Вжав во внутреннюю сторону ладони ногти, Гермиона обошла мракоборца, желая поскорее заняться поставленными на сегодняшний день задачами. Малфой, сбивший девичьи мысли с толку, все же, не был главной из её проблем.       Однако, резко распахнувшаяся дверь не позволила ведьме дойти до стола, заставив девушку остаться приколоченной к полу, чувствуя, как нишевый аромат постепенно проникал в кабинет. Душистые ноты обволакивали каждый дюйм, вымещая из стен запах антисептика и остальных концентратов, использующихся при лабораторной работе.       На пороге предстала Пэнси во всей своей красе. Эпатажный внешний вид, лавирующий между вызывающей яркостью и дисциплинарной строгостью. Черные брюки, расклешенные к низу, оттачивали формы бывшей слизеринки. Но присущая характерность статистического работника министерства истончалась из-за антуражной лиловой рубашки с крупным бантом на воротнике.       Образ подруги слегка вырвал Гермиону из реальности, заставляя на секунду забыть, что она была здесь не одна.       Не одна. Мерлин, пусть она не наговорит ничего лишнего.       Паркинсон оперлась рукой о дверной косяк, встав в позу; из-за засученного рукава рубашки виднелась переливающаяся при искусственном свете фарфорового оттенка кожа. Гермиона молчаливо созерцала фигуру напротив, замечая, что Пэнси стояла в таком положении, что смогла бы заметить Малфое лишь в том случае, если кукольное лицо подруги повернется направо.       — Пэнси, — голос Гермионы был больше похож на писк, нежели на голос взрослого и рассудительного человека. Она изо всех сил старалась смотреть исключительно на подругу, игнорируя жадные до зрелищ глаза Малфоя.       — На часах десять часов, Грейнджер, — Пэнси метнула взгляд к настенным часам, опустив оправу солнцезащитных очков. — Сотри со своего лица это вечно недовольное лицо. Я не нарушила наш договор.       Брюнетка уверенно двинулась вперед, не замечая, как бледнеет Гермиона с каждым пройдённым дюймом.       — Я хочу знать все подробности! Что он сказал? — темные глаза подруги горели нестерпимой синевой; языки пламени, облизывающие радужки, можно было заметить даже с такого внушительного расстояния. — И, самое главное, что ответила ты?       Паркинсон подошла практически вплотную, провоцируя недостаток кислорода в легких Грейнджер. Она молчала, принимая на себя громоздкие удары сыплющихся вопросов, пытаясь справиться с напряжением, сквозившим с другой стороны кабинета.       — Н-ничего, — пискнула Гермиона, осознавая, что в её коротком ответе не было и капли лжи.       Герман действительно не явился к ней пятничным вечером. Они собирались наверстать упущенную встречу сегодня, если волшебница сумеет пережить этот день, граничащий с катастрофой.       — Ничего? — скептично процедила Пэнси, разочарованно изогнув винного цвета губы. — Вы, кролики, сразу перешли к потомству, не узаконив свой союз?       Гермиона метнула едва заметный взгляд в сторону Малфоя, сдавшись своей позабытой привычке — везде искать его. Он неотрывно наблюдал за своей школьной подругой, пряча радость, граничащую с недоумением за острыми чертами лица.       Паркинсон внимательно проследила за траекторией взгляда Гермионы.       Брюнетка удивленно раскрыла рот, позабыв о первоначальной причине своего прихода.       — Кажется, бутылка Просекко вместо завтрака была явно лишней, — она прикрыла пухлые губы ладонью, как полагается истинной аристократке. — Ущипните меня, если тот, кого я вижу — последствие алкогольного опьянения.       — Не думаю, что дорогой алкоголь способен на такое, — Малфой раскинул руки, по-мальчишечьи расширив рот в искренней улыбке.       Та самая эмоция, что была не подвластна мракоборцу в моменты, когда они с Грейнджер оставались наедине. Гермионе оставалось лишь следить за разворачивающейся картиной, чувствуя себя не больше, чем декорацией в чужом представлении.       — Гадёныш, — лукаво произнесла Пэнси, выставив палец вперед, рассекая острым ногтем воздух. Девушка медленно подкрадывалась к своему бывшему сокурснику, не отводя взгляда. — Ты вернулся в Англию и ничего мне не сказал! — она по привычке попыталась взлохматить передние пряди, но теперь короткая стрижка и выбритые виски на мужской голове этого не позволяли.       — Хотел устроить тебе персональный сюрприз, — он пожал плечами, перехватив девичью ладонь. — Ты же главная любительница подобного.       — Ай, Малфой, только не нужно говорить со мной таким тоном, — прошипела Пэнси совершенно безобидно, лишь изображая присущее негодование. — Твои французские манеры со мной не сработают, — ведьма вырвала ладонь из его хватки, сняв очки в прямоугольной узкой оправе с переносицы, повернувшись в сторону Гермионы. — Неужели в Париже закончились преступники?       — Малфоя перенаправили в наш отдел из-за нехватки сотрудников, — безутешно ответила Гермиона, сосредотачивая взгляд на рамке с фотографией, на которой была изображена сама Грейнджер в обнимку с родителями. — Крайтона временно отстранили от службы. Саммерсет решил, что он, — волшебница кивнула в сторону мракоборца, прикусив щеку изнутри, — идеальная кандидатура для замены.       — И почему я не удивлена? — Пэнси широко улыбнулась, облизав зубы. — Слизеринцы всегда славились своим упорством и достижением высот.       Малфой выглядел довольным, слушая личные фанфары от подруги. Гермиона чувствовала, как желание уйти прочь разрасталось в ней в геометрической прогрессии. Она с легкостью терпела одну змею, но теперь кабинет, принадлежавший коронеру, напоминал самый настоящий серпентариум.       — Блейз тоже не был в курсе твоего приезда? — Паркинсон обиженно вздернула подбородок, отвернувшись к Малфою и сложив ладони на груди, — Ни за что не поверю.       — Мне пришлось отослать своего филина с письмом во Флоренцию, — мягко ответил Малфой, смотря прямо в тёмные девичьи глаза напротив. — Ты же знаешь, как он любит драматизировать. Не думаю, что Забини смог бы пережить мой переезд без его ведома, — Пэнси активно закивала, заливаясь звонким переливным смехом.       Гермиона клацнула зубами, ощущая, как бесовское отродье с платиновыми волосами старательно прибирает к рукам то, чем обжилась Грейнджер за последние годы. Он нагло перетягивал одеяло на себя, ощущая себя привычно. Купался в лучах чертовой славы, словно они вновь оказались в школе — и теперь все снова принялись восхвалять звезду Слизерина. Это была явная ревность, но чувство собственничества никоим образом не касалась Малфоя.       Он не мог врываться в жизнь Грейнджер и красть её рабочее место, её друзей. Её жизнь.       — Я могу простить тебе всё, ты же знаешь, — елейно протянула бывшая слизеринка, склонив голову набок. Её тёмные глаза засияли, стоило Паркинсон более детально рассмотреть того, кого она не видела так долго. — Салазар, каким статным ты стал! Хотелось бы позавидовать твоей невесте, если бы…       Малфой бесцеремонно перебил бывшую слизеринку, неестественно понизив голос.       — Не смущай свою подругу, Пэнс, — блондин устремил взгляд на Гермиону, напомнив Пэнси о том, что коронер всё это время наблюдала за ними, чувствуя, как тонкая кожица на ладони расходится по швам из-за вцепившихся ногтей. — У нас тут что-то вроде жесткой дисциплины. Грейнджер не терпит разговоров на личные темы.       — Не делай вид, что прислушался к моим словам, — прохладным тоном произнесла Гермиона, обойдя стол и достав из дальнего ящика знакомый предмет в герметичном пакете и блокнот. Она незаметно просунула улику меж страниц, надеясь, что Драко не заметит. — Мне нужно поработать в лаборатории, не буду мешать вашей беседе. Вам наверняка есть что обсудить.       Волшебница стремглав направилась к входу в соседнюю зону, разделяющую кабинет на два помещения. Сняв с лаборатории защитные чары, девушка скрылась за толстой дверью и стенами, отделяющие её от той реальности, что подобно лавине стремилась догнать, потопляя Грейнджер в новых событиях, к которым она совершенно не была готова.       Прижавшись к холодной стене, ведьма зажмурила глаза, пытаясь выровнять дыхание.       Процесс успокоения был несколько раз перебит слиянием мужского и женского голосов. Резким взмахом ладони Гермиона наложила Заглушающее, надеясь, что это поможет её сконцентрироваться на работе.       И вычеркнуть из разума до боли знакомый тон, бившийся в её голове в унисон с собственным сердцем.

***

      Весь оставшийся день прошёл для Гермионы словно в тумане, затмевающем собой все то, на чём следовало заострить внимание. Она судорожно цеплялась за возможность погрузиться в исследования, отдавая себя всецело той стезе, ради которой долго и упорно трудилась последние годы.       Но в данный период времени всё это выглядело, как жалкая попытка сбежать от того, что гложет сильнее, чем вероятность вернувшегося Чистильщика. Безразличие обволокло дела, к коим Грейнджер относилась со всей присущей серьезностью. То, что должно было занимать первое место в её планах, превратилось в пыль, на время отвлекающую от того, что скреблось о сердце ржавым гвоздём. Волшебница провела в лаборатории больше шести часов, изредка отвлекаясь на кофе, отдававшим кислым привкусом растворимости и дешевизны. Она приколотила себя к стулу напротив исследовательского стола, запретив выходить из помещения прежде, чем найдёт хотя бы одну деталь, указывающую на личность отправителя.       Грейнджер начала с малого, опираясь на то, что было в поле её досягаемости. Несколько раз она исследовала письмо самостоятельно, опираясь на свою зрительную память. Рядом с посланием анонима Гермиона разложила отчеты Крайтона. Она все ещё надеялась, что эта выходка являлась идиотской шуткой бывшего коллеги, решившего ввести волшебницу в состояние паранойи. Коронер не отрицала, что Джордан был не совсем порядочным человеком и мог пойти на многое, чтобы отомстить. Такой способ был самым прозаичным и тонким; всё в излюбленной манере таких людей, как Крайтон.       Но проблема данного вычисления заключалась в том, что почерк на письме не мог стать олицетворением конкретного человека. Буквы печатные, а значит тот, кто решился напомнить о себе, догадывался, что его сразу же начнут искать среди малого процента подозреваемых. Поэтому зрительное исследование было провалено, не дав никаких плодов для дальнейшего следствия.       Следующей попыткой вывести отправителя на свет стало приготовление специального раствора, выявляющего отпечатки пальцев. Такой способ был не точным и мало применялся в магическом мире; всё это являлось личным нововведением Грейнджер, о котором она не стремилась распространяться в широких кругах своих сослуживцев.       В то время как в чугунном котле закипало варево, Гермиона рассматривала пергаментный лист под микроскопом, пытаясь найти инородные следы. Но кроме частиц шерсти жмыра и своих собственных волос, ей не удалось ничего найти. Складывалось мнение, что до того, как проклятая записка попала к Грейнджер, она никем не была тронута, а написанное появилось каким-то магическим способом.       Прежде чем выявлять отпечатки, улике следовало продержаться в растворе сутки. Гермионе оставалось смиренно выжидать, выполняя свою основную работу в отделе. Её личные смятения и подозрения не должны были влиять на её профессиональную этику, посему до окончания смены девушка заполняла отчёты в лаборатории, дрожа от низкой температуры.       Было что-то издевательское и почти ироничное в том, что она скрывалась за толстыми стенами исследовательского помещения в угоду чужого себялюбия и самоуверенности.       Грейнджер осознавала, что поступает неправильно, показывая всем своим естеством, что она в прямом смысле прячется от Малфоя. Но всё это казалось ей единственным правильным решением, оберегающим молодого коронера от возможности снова встретиться с первопричиной своего уязвимого состояния.       В какой-то момент волшебнице казалось, что она возвращается к себе прошлой — той искалеченной девочке с седьмого курса. Поникший взгляд в отражении, бледная кожа и испуганно-расширенные зрачки лишь подтверждали её мысли. Былая безмятежность и легкость растворилась так же быстро, как новоявленному мракоборцу удалось обосноваться в её жизни. Среди её стен. Работы. Друзей. Он по крупицам отнимал у Грейнджер всё то, что помогало ей забыть его. И это давило на черепную коробку сильнее, чем режущая сосуды мигрень.       К чёрту. Пусть Малфой и дальше тешит себя мыслью о том, что Гермиона опасалась его. Пусть думает, что она все ещё что-то к нему чувствует, ей плевать. Она ни за что больше не поддастся его влиянию. Ни за что не поверит в то, что людская сущность способна меняться. Такое могло сработать лишь в детских сказках, в которых вполне себе очевидный мерзавец вставал на путь становления героя.       Да, пусть все эти милые истории остаются лишь чьей-то фантазией, исписанными страницами книг и слезами читателей. Но точно не историей Гермионы Грейнджер.       Сейчас у неё были куда более явные душевные смятения, и от этого волшебница точно не стремилась убежать.       Потому что бежать из своей гостиной в момент романтического ужина было бы крайне невоспитанным жестом.       Гермиона сидела неподвижно последние двадцать минут, слушая воодушевленный рассказ Германа по поводу последних рабочих дней; о том, с какими сложностями они столкнулись на пути к доведению выставки до идеала. Волшебница практически не вслушивалась, за что мысленно корила себя, прикусывая язык, чтобы хотя бы это могло вырвать её из монотонных размышлений и самокопания. Грейнджер делала вид, что заинтересована историями своего парня, как это было раньше, до всего этого переполоха, бравшего своё начало из пятничного вечера.       Ведьма делала внушительные глотки красного вина, не замечая, как беспрерывное поднесение бокала к устам осушало его до дна в течение нескольких минут. Герман галантно подливал новую порцию, но девушка даже не старалась совершать паузу, проглатывая вяжущую рот жидкость снова.       Свободная девичья ладонь подрагивала на колене, комкая тканевую салфетку отвратительно горчичного оттенка. Волшебница безустанно поглядывала на предплечье, на коже которого скрывались уродливые буквы. Шрам, «подаренный» ей когда-то, все ещё отравляющий её организм малыми дозами, сейчас был незаметен. Гермиона мастерски скрывала его чарами гламура, замазывая волшебством след напоминания о том, кем она являлась. Девушка не хотела, чтобы Герман знал об обратной стороне её прошлого. О разрезанной руке. Об убийце, пытавшемся добраться до неё. И о других стезях малоприятной части её биографии. Он был единственным, кого она могла уберечь от прошлого, чтобы не испортить настоящее.       Грейнджер чувствовала, как тремор прокатывался по всему телу, заставляя девушку дрожать в непроизвольном темпе. Жар плавил кожу, несмотря на прохладный ветер, тянущийся из распахнутого окна за спиной. Сквозняк облизывал оголенную спину, позволяя ведьме не свариться от пылающего пламени под костями. Она без конца поправляла лямку чёрного платья, зацепляя ногтями крупный бисер, которым был обшит её вечерний наряд.       Грейнджер переживала. Она чувствовала нутром, что сегодня ей придётся принять очередное решение, которое перевернет её жизнь с ног на голову. И шаг навстречу этому, по мнению большинства, счастливому будущему, нервировал сильнее, чем вероятность того, что Чистильщику каким-то образом удалось проникнуть на свободу.       Герман же не подавал виду. Парень, сидевший напротив, продолжал рассказ о своих буднях художника и перспективного предпринимателя. Но Гермиона знала, что это лишь способ растянуть время, прежде чем он сам решится произнести заветное предложение.       Он выглядел потрясающе, впрочем, как и всегда. Загорелая кожа едва ли не блестела при искусственном свете, оттеняя выточенное тело. Свободного кроя рубашка, расстегнутая на две верхние пуговицы, и льняные брюки цвета хаки подчеркивали свободный нрав Германа. И эта странная закономерность во внешнем виде лишь усугубляла смятения Грейнджер.       Девушка беспрерывно думала о том, что идея скрепить их союз узами брака была так нехарактерна для такого человека, как Герман. Вечно в разъездах, блуждающий и странствующий творец не мог находиться в оковах серьёзности так долго. Но молодой человек множество раз разламывал теорию Грейнджер в пух и прах, доказывая, что шаблонность — не то, на чём следует основывать своё мнение о человеке.       И все же тень сомнения нависала громоздким силуэтом над Грейнджер, заставляя усомниться в правильности данного поступка. Она ощущала, как искренние чувства перемешиваются с животным страхом, впуская токсичный фермент в паутину вен.       — Что-то не так? — мягкий мужской голос коснулся девичьего слуха, выпуская волшебницу из статично-удушающих размышлений. Гермиона отвлеклась на вопрос, испугавшись, что пропустила кое-что важное. Она подняла взгляд, найдя идентично карие глаза напротив. Герман выглядел смущенным, почти обеспокоенный невниманием своей девушки. — Ты ни разу не прикоснулась к еде. Стейк недостаточно прожарен?       Грейнджер опустила глаза на сервизную тарелку перед своим лицом, замечая, что блюдо, действительно, имело первозданный вид. Она даже ни разу не дотронулась до вилки с ножом — начищенные приборы сияли. Волшебница проглотила слюну, напоминавшую щёлочь, осознавая, что съестное не привлекало её вовсе. Это напомнило ей о времени, когда вес достигал критической отметки из-за постоянного отсутствия аппетита.       — Нет, всё прекрасно, — волшебница выдавила слабую улыбку, смочив горло стаканом воды. Сердце дрожало из-за выпитого алкоголя, повышавшего градус тревожности.       — С тобой точно всё в порядке? — Герман отложил приборы на тарелку, сложив ладони в замок перед собой.       Голос его звучал слегка мрачно; такая смена настроения была в постоянстве, когда молодой человек замечал, что с Грейнджер что-то не так. За подобный дар, видеть насквозь, можно возлюбить и возненавидеть. И сейчас Грейнджер лавировала где-то посередине.       — Неприятности на работе?       Короткая вспышка, прошибающая тело насквозь, подобно короткому электрическому замыканию. Она пронзала каждый дюйм, надавливая на воспоминания, что Гермиона пыталась скрыть.       Но тот, кто даже не был связан с бедами волшебницы, нашёл способ напомнить девушке о том, что за пределами домашней гостиной существовало то, что практически потрошило изнутри, заставляя на миг прозябать в пучине давно знакомой безысходности.       — Не то чтобы неприятности, — ответила Гермиона, вколачивая в лицевые мышцы идиотскую гримасу беспечности. Девушка подняла бокал, останавливая край возле рта, ощущая нотки фруктового вина. — Небольшие изменения, о которых меня не удосужились предупредить, — резко дополнила ведьма, осушив одним глотком содержимое.       — Может, я могу чем-то помочь? — Герман протянул руку на столе и волшебница положила свою хрупкую ладонь поверх, следя за тем, чтобы шрам не проявился.       — Вряд ли, — по-доброму хмыкнула девушка, осознавая, что Герман даже при всех своих связях не сможет изменить положение. С таким придётся считаться в одиночку, не прибегая к помощи близких. — Честно признаться, это даже не стоит особого внимания. Не хочу, чтобы разговоры о работе портили сегодняшний вечер.       Кажется, Грейнджер удалось успокоить своего избранника.       Герман мягко улыбнулся, убрав ладони со стола, предварительно нежно пройдясь большим пальцем по бархатной коже девушки. По телу Гермионы пробежали сотни мурашек наслаждения, погружая конечности в состояние приятной неги. Короткий жест позволил волшебнице на секунду отвлечься, позволив себе наконец-то расслабиться.       Мракоборец действительно не имел никакого значения.       — Гермиона, я думаю, что ты уже догадывалась, зачем мы собрались сегодня, — начал парень, и легкие сдавил корсет ребер, окружавший орган. Ей внезапно стало нечем дышать, и хотелось, чтобы время застыло. Она просто не могла выдержать волнительного давления, и изо всех сил молилась, чтобы собственное своенравие не сыграло с ней злую шутку. Спокойно, Гермиона. Ты готова к этому. Ты ждала этот момент весь последний год. — Нет смысла начинать издалека, — Герман говорил медленно, и в его нотах чувствовалась толика волнения. Отлично. Значит, Грейнджер не одна в этой странствующей лодке. Волшебница заметила, как мужская ладонь опускалась ниже, к карману брюк. — Я действительно долго думал об этом. О нас. О тебе. О том, что ты потрясающая девушка, с которой мне когда-то повезло встретиться. Я до сих пор считаю, что наша встреча является судьбоносной, без преувеличения. И я ни за что не позволю себе упустить ту, которая научила меня многому. В особенности любить. Любить по-настоящему.       Стук сердца разрывал грудную клетку, а глаза жадно впитывали действия молодого человека. Казалось, что удары были настолько сильными, что способны раскрошить кости, оставляя кальциевый привкус на нёбе. Мысли проносились вихрем, и для Грейнджер реальность переставала существовать вовсе. Она продолжала устремляться взглядом в единую точку перед собой, застывая на месте.       Очередной удар пронзил привычную туманность, вызволяя девичью сущность из рефлексии и беспрерывного взвешивания правильных и неправильных решений.       Спустя несколько секунд Гермиона поняла, что стук собственного сердца перебивался с ударами о входную дверь. Герман сидел неподвижно, так и не решившись достать из кармана заветную вещицу, ради которой и был устроен этот романтический ужин.       — Я сейчас, — быстро пролепетала Грейнджер, бросив скомканную салфетку на своё место. — Наверное, привезли десерт из ресторана.       Волшебница вышла из-за стола, осознав, что последний бокал вина явно был лишним. Ноги, обутые в высокие шпильки, не слушались девушку. Её шаги — неровные, скользящие по кухонной плитке. Проходя расстояние от гостиной к прихожей, она охлаждала разгоряченные щеки прохладными ладонями. Волнение из-за предстоящего предложения сменилось тревожностью незваного гостя. Она надеялась, что это и вправду был курьер, приехавший на час раньше указанного времени.       Гермиона распахнула дверь, впуская в дом сочное переплетение природных запахов и весны в своём расцвете.       Кто угодно, лишь бы не…       — Малфой?       На пороге возвышалась фигура в лёгком плаще, скрывающим широкие плечи. Его платиновые волосы блестели при свете уличных фонарей, а серебристый взор облизывали полосы ртути при взгляде на Грейнджер. Глумливый оскал, очерчивающий контрастирующие с молочной кожей губы. И задумчивое лицо, изучающее волшебницу, представшую перед ним в достаточно откровенном, для их обыденных встреч, наряде.       Ей ведь не могло показаться. Это действительно был он.       — Что ты здесь делаешь? — Грейнджер удивленно распахнула глаза, позабыв на мгновение о выпитом алкоголе. При виде Драко трезвость наступила мгновенно, вернув её в реальность. В ту реальность, где он не даст ей покоя, несмотря на громкие заявления о том, что ему плевать на жизнь девушки.       — Пришёл навестить свою коллегу, — произнёс Малфой, выплевывая в девичье лицо легкую издёвку. Он обхватил ладонью дверное полотно, блокируя возможность захлопнуть ту прямо перед его надменным носом. — В твоём глупом списке это не запрещено.       — Убирайся, — прорычала Гермиона, наивно полагая, что её слово имеет хотя бы грамм убедительности.       — И ты вновь пренебрегаешь моими манерами, — Драко цокнул языком, театрально изображая оскорбленный вид. — Когда ты успела стать такой стервой?       — Откуда ты знаешь мой адрес? — шипяще произнесла Гермиона, проигнорировав вопрос.       Внутри бушевало чувство несправедливости, ведь Малфой стоял здесь перед ней, в самый важный и волнительный момент для неё. Он снова мастерски перетянул всеобщее внимание на себя, заставляя каждого позабыть о своем привычном темпе жизни. Грейнджер казалось, что её щеки пунцовели с каждой секундой, проведенной с мракоборцем на такой короткой дистанции. И дело было отнюдь не в трёх бокалах вина.       — Пэнси подсказала, — его глаза блеснули озорным весельем, а из мужских уст раздался издевательский смешок. — Я отвлёк тебя от чего-то важного, Грейнджер? — Малфой склонил голову, не отрываясь от её карих глаз, в которых радужки разрывались от вкраплений янтарного света.       — Гермиона? — раздался голос Германа позади, и его приближающиеся шаги. Грейнджер почувствовала, как отголосок движений за спиной вбивали спицы в позвонки, провоцируя болезненные ощущения. Боже. Они не должны были встретиться. Это просто чистейшее издевательство над ней. — Всё в порядке, дорогая? — Грейнджер почувствовала, как талию обвили мужские ладони, а горячее дыхание обожгло шею.       В данный момент волшебница мечтала провалиться сквозь землю.       — Да, — ответила Грейнджер, прочистив горло. — Это Герман, мой парень, — девушка представила Малфою своего почти-жениха, заметив, как дрогнули черты его лица, а на острых скулах заходили желваки.       Мерлин.       Гермиона поняла, что ситуация имела патовый характер, и не было никакого смысла делать вид, что что-то ещё можно было изменить. Она катилась по наклонной, сшибая своё самообладание в кровь.       Герман дружелюбно протянул ладонь в честь знакомства, при этом оставляя одну руку покоиться на теле Грейнджер. Малфой с присущей ему презрительностью протянул свою широкую ладонь в ответ, изображая само очарование. Дешёвый спектакль.       — Герман и Гермиона? — саркастически переспросил мракоборец, как только отдернул руку, убрав ту в карман бежевых брюк. — Серьёзно? — он перевёл взгляд на волшебницу, и нарочитая любезность раскололась о морозный вихрь его характера. Он прожигал серостью своих глаз, вжимая вопрос немым укором.       — Ты расслышал с первого раза, — жестко, почти полушепотом произнесла Грейнджер, обороняясь от его попыток обсмеять похожесть имен. — Не будь придурком хотя бы сейчас.       — У тебя какой-то фетиш на имена? — он приблизился к ведьме, одаряя ту озорным прищуром. Почти издевательским. — Не припомню, чтобы у тебя были такие странные наклонности, Гермиона.       — Замолчи, — прошипела Грейнджер, обрубая очередную издевку, вившуюся змеей на языке Малфоя.       На секунду Гермионе показалось, что она вновь оказалась посреди их дортуара. Словно этих шести лет не было. Та же взбалмошность на выбеленном лице слизеринца и желание вонзить нож в сердце, пропитанный ядом.       — А вы?.. — задал вопрос Герман, пытаясь разбавить напряженность, что царила между двумя заклятыми врагами.       — Драко Малфой, — строго, с присущим величием ответил мракоборец, не отнимая взгляда от карих женских глаз. Гермиона закусила нижнюю губу, чувствуя, как из свежей язвенной раны кровь стекла на язык, перебивая оскоминный вкус неизбежности. — Мы учились с Грейн… Гермионой в Хогвартсе на одном курсе, — беспристрастно отметил Малфой. — И с сегодняшнего дня мне повезло работать с ней в одном отделе, — он подчеркнуто расставлял акценты на слове «повезло», выражая лживое удовольствие.       — Неужели? — искренне удивился Герман, опустив свой взгляд на Грейнджер. Она безотрывно смотрела на мерзавца напротив, молчаливо вымаливая у него шанс, не произнести ничего лишнего. Пожалуйста, будь милосердным. — Гермиона, ты ни разу не рассказывала мне о Драко.       — Гермиона не особо любит болтать о наших особенных отношениях, — ядовито протянул Малфой, медленно переводя взгляд с Германа на волшебницу.       Вероятно, для её молодого человека подобное поведение не выражало ничего враждебного. Ничего, что могло бы уколоть и задеть за живое. Но Грейнджер чувствовала, как внутренности сковывало жгутом, а гнев ошпаривал самообладание и присущую миролюбивость девушки.       — Мы с Малфоем почти не общались в школе, — это было почти правдой, и все же срезало скальп с благочестивой части ведьмы, заставляя её почувствовать, как стыд разливался по кровеносным сосудам. — Не вижу смысла рассказывать о том, кто совсем ничего не значит для меня.       Грейнджер выпрямила плечи, довольствуясь, как всего лишь одна фраза смогла сорвать маску отрешенности и жгучести с лица Малфоя. Его, и без того белоснежная кожа, кажется, побледнела ещё сильнее. А серые глаза уступали в блеклости, заливаясь гневной краснотой.       — Дорогой, ты не мог бы оставить нас на несколько минут?       Девушка вырвалась из объятий, повернувшись к Герману, и положила ладони на его плечи. Парень слегка опустился, поцеловав её в щеку. Лёгкое касание мужских уст оставило после себя лёгкое вкрапление смущенного румянца и кроткой девичьей улыбки.       Волшебнице послышалось, как сбоку что-то треснуло. Чьё-то эго раскололось на мелкие частицы.       Дождавшись момента, когда Герман вернётся за стол, Грейнджер схватила Малфоя за локоть, закрыв за собой дверь. Она провела мракоборца во двор, подальше от дома.       — Ты не только стала стервой, но и научилась неплохо лгать, — Малфой вырвал предплечье из хрупкой ладони девушки, остановившись. От резкости Драко Гермиона пошатнулась на ногах, чудом поймав равновесие. — С этими качествами ты неплохо бы ужилась в Подземельях.       — О чём ты? — устало выдохнула Гермиона, потупив взгляд.       — Скажи мне, я был для тебя никем, когда почти что трахнул тебя в твоей спальне? — лицо Грейнджер удивленно исказилось, стоило ей услышать напоминание о том самом вечере. Она не ожидала, что это всплывет так скоро. Гермиона надеялась, что Малфой не посмеет ткнуть её в одну из немногих ошибок. — Когда ты стонала моё имя и просила не останавливаться, ты считала меня пустым местом? — он грубо схватил девичью руку, притянув Грейнджер к себе. — Отвечай мне.       — Зачем ты вспоминаешь об этом? — она попыталась высвободиться, толкнув Драко в грудь, но он даже не пошатнулся, продолжая стоять непозволительно близко — дважды за этот день. Они шли на рекорд. — Как будто я была для тебя кем-то, Драко. Как будто ты не считал меня пустым местом! — Гермиона вновь попыталась впечатать дрожащие ладони, соприкоснувшись с тканью плаща.       — Никогда не говори о том, чего не знаешь, — ледяные пальцы прикоснулись к девичьему лицу, сжав щеки.       Это не ощущалось сильно или грубо. Почти ласково, если такое слово могло быть синонимично с Малфоем. Он опустил своё лицо чуть ниже, но не позволил себе вольности. Остановился на крошечном расстоянии, созерцая то, с каким безволием Гермиона позволяла вновь прикасаться к себе, не в силах воспротивиться.       — Поверь, я знаю, зачем ты сделал это, — девушка увернулась из мужских ладоней, чувствуя, как апрельских воздух согревает отметины от пальцев Драко. — Ты просто испугался, — она разочарованно усмехнулась, больше не боясь произнести гнусную причину вслух.       — Не смей говорить за меня, — твердо заявил Малфой, наблюдая за тем, как Грейнджер медленно отходит на несколько шагов назад, поворачиваясь спиной.       — Но для меня это больше не имеет никакого смысла, — перебила Гермиона, несмотря на почти что приказ мракоборца. Она позволила своим рукам упасть вдоль тела, ухватившись за подол короткого платья. — Я пережила это, Драко. И я ни за что не позволю себе пережить это вновь.       Несколько секунд она стояла спиной к волшебнику, обхватив себя за плечи. Соседские псы лаяли во всеуслышание, застилая мысленный поток девушки. Ей казалось, что апрель был столь же безжалостен и хитёр в своём проявлении: весенний месяц дарил обманчивое тепло, чтобы впоследствии прогнать прохладу по оголённым плечам, когда знойность была так необходима. Алкоголь выветрился из крови в мгновение ока, Гермиона почувствовала это по надвигающейся головной боли, предвестнице неминуемого похмелья.       Шпильки неприятно впивались в гравийную дорожку, заставляя Грейнджер переминаться с ноги на ногу, чтобы занять более устойчивое положение и не свалиться на газон.       — Зачем ты пришёл? — Гермиона нашла в себе силы обернуться и задать свой самый волнующий вопрос.       — Саммерсет дал нам первое совместное задание, — ответил Малфой, закурив сигарету. — Анджелина Джонсон пропала без вести.       Силуэт Драко скрылся за непроглядной темнотой потухших фонарных столбов.       Грейнджер рефлекторно сделала шаг назад, пытаясь увернуться от этой мрачной новости. Она старалась уверовать в то, что сказанное Малфоем – блеф. Потому что если новость об Анджелине окажется правдой, то это будет означать только одно.       За ними вновь охотится тот, кого все старательно пытались похоронить в своём сознании.       И, как оказалось, после любой смерти существует жизнь.