Одержимость

      Апрель, 2005 год       Поттер вскочил со стула, поспешив прикрыть своей спиной оторопевшую Грейнджер, всем своим видом показывая, что он единственный, кто имеет право защищать её. И его методы были куда более гуманными, чем то, что предлагал сейчас Малфой. Безобидное предложение могло показаться таковым лишь на долю секунды, пока острые скулы не смягчились под гнётом ехидной улыбки. Серые глаза темнели с каждой секундой, вымещая из зеркал души отточенное хладнокровие. Эмоции проливались сквозь скол маски, раздробившейся из-за слабости Драко.       Ему не следовало предлагать Грейнджер ввязываться в эту авантюру — так гласил голос разума. Но сердце, выпотрошенное годами, молило о том, чтобы мракоборец позволил себе вольность. Вновь пересёк эту гребаную черту, смазывая разорванный орган необходимой реакцией. Её реакцией.       Краска постепенно сползала с лица Грейнджер, украшенного здоровым — пусть и поблекшим за последние дни — румянцем. Девичьи глаза оставались широко распахнутыми, позволяя янтарному свету обволакивать расширенные зрачки. Ладонь, покоившаяся на плече Поттера, рухнула вниз, придерживая подол юбки, словно лоскут ткани мог подарить ей скудные крупицы спокойствия. Мгновение, за которое она оберется самообладанием.       У Грейнджер всегда получалось держать себя в руках, даже в самых патовых ситуациях, но, вероятно, этот случай — исключение из правил.       — Ты ведь шутишь, — надрывно хмыкнул Поттер, поправляя оправу очков, сползшую на кончик носа. Борода скрывала половину его лица, но даже она не могла отвлечь внимание блондина от заходивших желваков. Избранный нервничал. Переживал за свою драгоценную подружку. — Это твоя очередная гнусная прихоть, чтобы вывести Гермиону из себя? — мракоборец ухватился за дрожащую ладонь Грейнджер, сжав с такой силой, что у девушки побелели костяшки.       Гнусная прихоть. Малфой подавил рвавшийся наружу смешок, вонзая зубы в нижнюю губу до ответной, такой необходимой боли. Она помогала заглушить нарастающее внутри раздражение. Драко меньше всего хотелось возвращать Грейнджер себе, особенно таким грязным и избитым методом.       Он не был в восторге от её реакции на его внезапное появление. Малфою хотелось разодрать себе грудь всякий раз, когда Грейнджер кидала в его сторону презрительные комментарии, выставляя его врагом. Монстром, наравне с Чистильщиком. В её взгляде больше не плескалась былая теплота, согревающая нуждающегося мракоборца. Ледяной покров ложился поверх его собственного, доводя температуру их отношений до катастрофического минимума.       Но Грейнджер имела на это полное право, потому что в той реальности, где они были всего лишь школьниками, а их жизням не угрожал безумный маньяк с изощренными методами убийств, — Малфой бросил её. Растоптал девичьи чувства, вытирая о них и без того начищенную обувь. Гермиона не знала о том, что Освальд Доу не думал прекращать свою охоту. Она понятия не имела о том, что пытался сделать для неё Драко. Кажется, всё, что было в его силах.       И пока Малфой не добьётся того, что Доу и его возможные последователи гниют в могилах, ему придётся хранить свою тайну. Скрывать её за каймой отточенной окклюменции, чтобы Грейнджер ни за что не догадалась об истинных мотивах бывшего слизеринца. Пусть ненавидит его — ему плевать.       Лучше ненависть, бьющаяся огнём в живом теле, чем безмолвная нежность, оставленная напоминанием в мёртвом сердце.       Драко не знал, был ли Поттер в курсе их странных взаимоотношений в прошлом, но, судя по тому, как он напрягся, стоило догадаться. Он прекрасно обо всём знал. Возможно, не со слов своей золотой девочки. Слухи поражали магический мир подобно живучему паразиту — отравляя собой каждый любопытный ум.       Малфой снова вернул всё своё внимание коронеру, плавно огибая серебристым взором скрывавшуюся за широкоплечим мужчиной Грейнджер. Драко не мог распознать, какая именно эмоция скрывалась за выбеленным лицом девушки. Что это было — страх, отчаяние или гнев? Что-то среднее, замешивавшееся в концентрированный коктейль, который она впоследствии скормит Малфою до последней капли. Она научилась быть мстительной — в этом он не сомневался. Стоит лишь подождать, чтобы Грейнджер опомнилась и пришла в себя. Показала свою истинную натуру.       — Поттер, отставить сантименты, — послышался грозный голос Саммерсета, вернувшего троицу в настоящее. Малфой еле заметно вздрогнул, скрыв предательскую реакцию под выглаженной одеждой. — Сядьте. Оба.       Поттер клацнул зубами, не спуская прищуренных глаз с Драко. Малфой был готов закатить глаза в ответ на этот ребяческий жест. Блядь. Им, что, снова по одиннадцать и Избранный ущемился из-за комментариев о нищем Уизли? Это просто смешно.       Несмотря на спесивую реакцию, Поттер покладисто занял своё место, сцепив руки в замок и положив их на стол. Его голова повернулась вбок, а зелёные глаза внимательно следили за тем, чтобы Грейнджер села рядом, не свалившись от переизбытка эмоций.       — А теперь я требую объяснений, Малфой, — Саммерсет вновь разрушил гнетущую тишину, буравя своего подчиненного темным взглядом. — С каких пор мой отдел превратился в брачное агентство? — сжатые губы мужчины не предвещали ничего хорошего. Уильям постепенно выходил из себя — туманные и размытые объяснения отламывали по куску от его самообладания. Глава мракоборцев не терпел то, что не вносило логичности и ясности. Привычка, выработанная годами, служила чем-то вроде профессиональной деформацией.       — Это вынужденная мера, — скучающе ответил Драко, скрестив руки на груди. — Эллингтон может быть кем угодно, но он не идиот. Он ни за что не купится на эту никчёмную байку о баснословном богатстве героини войны.       Его шаг и вправду по праву мог считаться отчаянным, ведь предлагать Грейнджер руку и сердце не входило в его планы. Но девчонка хотела спасти пропавшую жену своего рыжего дружка и поэтому лезла на рожон. Малфой всего лишь предлагал свою помощь, не более. Он почти не испытывал удовольствия от этой перспективы. Почти.       — Вы можете рискнуть и отправить свою любимицу в это гребаное логово, — Драко подался вперед, высверливая серыми радужками во лбу Саммерсета согласие. Он не должен быть таким узколобым, как Поттер. Должен понять, чем чревата их первоначальная затея. — Но я не обещаю, что Грейнджер вернётся обратно. В лучшем случае, она украсит первые полосы в качестве очередной миссис Эллингтон. В худшем — найдёте её органы на чёрном рынке.       Драко говорил серьёзно, не исключая вероятности, что Даррену захочется излишеств и больше денег, заработанных на кровавом бизнесе. Торговля людьми не была ему в новинку, а от такого манящего трофея как Грейнджер, он точно не откажется. За героиню войны дадут вдвое больше — чем не удачная сделка?       — Грейнджер явится к Эллингтону только в качестве моей жены — и второго варианта здесь быть не может, — продолжил Малфой, понизив тон. Он почти ощутил на себе приятное обволакивающее чувство наслаждения, смотря на растерянное лицо Саммерсета и потуги Поттера высказать очередное недовольство, обшитое маниакальной тягой уберечь Грейнджер.       — Ни за что.       Драко дёрнул головой на зов девичьего голоса. Он мог поклясться, что ему показалось, как едва слышная фраза коснулась его слуха бархатной вуалью. Мягкий тембр сменился привычным холодком, стоило ему упереться глазами в недовольное лицо коронера. Реальность обрушилась на Малфоя, хлестнув по щекам вполне ожидаемой реакцией девушки.       — Конечно, я хочу помочь Джорджу отыскать Анджелину, — Грейнджер нервно поправила волосы, старательно подбирая слова. Драко принялся слушать её с вызовом, осознав, что это было первое, что сказала ведьма с того момента, как противоречивое предложение сошло с уст мракоборца. — Но я не хочу идти туда рука об руку с тобой, — девушка выплюнула эти слова, обращаясь к Малфою.       Временное бессилие сменилось ярко разрастающимся пламенем. Гриффиндорский дух в ней не погасал ни на миг, показывая Драко то, насколько отчаянной она могла быть, когда дело касалось принципов. Грейнджер была готова отдать себя на растерзание псам Эллингтона, но она бы ни за что не пересекла порог владений криминального авторитета рядом с её личным врагом. Из двух зол она выбирала покрупнее — лишь бы не пасть лицом.       — Я могу сопровождать Гермиону, — предложил Поттер, выглядя при этом так, словно он пришёл к открытию чего-то невероятного. — Если она и должна обязательно быть чьей-то женой, то пусть будет моей.       — Гениально, Поттер, — Малфой мотнул головой, словно не веря в то, что эти двое могли быть настолько, блядь, слепыми и непробиваемыми. Их доводы были до одури нелогичными и всё, что они могли к ним прикрепить, — личную неприязнь к сидящей напротив змее. — Десять очков Гриффиндору за самый тупой в мире план, — он звонко хлопнул в ладоши, заставив молодых людей вздрогнуть.       — Соблюдай правила субординации, Малфой, — рявкнул Саммерсет, не дав Поттеру ответить лично, пригрозив тому вытянутым указательным пальцем.       — Думаю, Эллингтон знатно повеселится, когда раскроет ваш крепкий, фиктивный брак, — издевательски протянул Драко, проигнорировав предупреждение Саммерсета. Он не станет пресмыкаться перед ним, несмотря на чувство долга и уважение. Не сейчас. Не тогда, когда они не хотели понимать, чего именно пытался добиться от них Малфой. — Или ты думаешь, что у него отсутствует связь с внешним миром, и он не успел оценить помпезную церемонию в честь твоей свадьбы с Уизлеттой? — Драко заметил, как уверенность постепенно сползает с лица Поттера, сменяясь — в это было сложно поверить — озарением. — Если мне не изменяет память, о свадьбе Избранного мальчика говорила вся магическая Англия.       — Меня может сопровождать Герман, — вмешалась Грейнджер, расставляя акценты правильно, но неумело. Она всячески пыталась бросить Малфою в лицо один очевидный и вместе с тем раздражающий факт — у неё была своя личная жизнь, в которой места для Драко не было.       Но когда сложности останавливали мракоборца на пути к достижению цели? Ведь сложность была синонимичной их отношениям. Никогда — спокойно. Всегда — хаос и бушующий шторм. В этом и была их личная аксиома. Та, без которой Драко порой скучал, проживая дни во Франции. Та, без которой он почти сдох, не ощущая на себе влияния ходячей катастрофы в лице безупречной ведьмы.       — Я с удовольствием посмотрю, как он наскребет несколько тысяч галлеонов, чтобы хотя бы приблизиться к охране на входе, — раскатисто рассмеялся Драко, закинув голову назад. Этот жест не имел ничего общего с искренностью. Вымученное представление, чтобы заглушить рвущее ощущение внутри.       — Поверь, мой настоящий жених сможет влиться в общество состоятельных людей, — ответила ведьма, сопроводив свою фразу широкой улыбкой.       Она склонила голову, глядя исключительно в серые глаза напротив. Срезала радужками с лица Малфоя беспристрастность с присущей любопытностью. Впервые за эти долгие переговоры Грейнджер выглядела почти так же, как в их первую встречу после долгой разлуки. Бойкой. Горделивой. Готовой биться до конца.       Что ж, Грейнджер, если ты хочешь поиграть, я согласен. Но правила всегда остаются за мной.       — Твой настоящий жених сможет обеспечить твою безопасность? — спросил Малфой, проигнорировав акцент девушки на состоянии этого блядского Германа. Она непонимающе вскинула брови, явно растерявшись от такого банального вопроса. Вопроса, касающегося самого главного. — Сможет ли он вернуть тебя в целости и сохранности, проследив, чтобы на твоём хрупком теле не появилось ни одной, даже мелкой царапины? — Драко стиснул челюсти, заведомо зная ответ, который Грейнджер ему не выдаст. Потому что ни за что не захочет признавать постыдный факт — её жених не тот, о ком принято говорить: «Как за каменной стеной». — Сможет ли он убить хотя бы одного головореза в случае, если раскроется истинная причина вашего нахождения там? Спасёт ли он твою жизнь, рискуя своей?       Ну же, Грейнджер, твой ход.       Коронер закусила щеку изнутри, но взгляда не отняла. Она всеми силами боролась с предательскими эмоциями, переливающимися на её лице. Мнила себя бойцом, пытаясь замаскировать очевидное поражение. Малфой вновь отметил то, насколько бойкой была Грейнджер. Ничто не могло потушить пламя извечного желания оказаться во всём правой. Очевидные вещи не могли пересилить её упрямства, однако ведьма понимала, что лучше отступить. Дать противнику мнимое ощущение победы.       Она спасовала, уступив первенство Малфою. И главным призом было принятие, постепенно покрывавшее янтарные прорези девичьих глаз. Для Драко это было самой ценной наградой — видеть, как постепенно рушится карточный мир, который Грейнджер возвела вокруг себя, наивно полагая, что это сможет уберечь её от внешнего — настоящего и жестокого мира.       — Малфой прав, — едва слышно прошептал Поттер, наклонившись к уху подруги. Но она не слушала, сконцентрировавшись на льдинах, царапавших девичье спокойствие. Она словно застряла в паутине тирады, сброшенной Драко. — Третьи лица не могут вмешиваться в дела отдела, это идёт вразрез с прописанным уставом, — продолжил мракоборец громче, обращаясь к остальным.       — Допустим, я одобрю твоё предложение, — пораздумав, произнёс Саммерсет, явно теша себя мыслью о возможной поимке особо важной криминальной персоны. — Но у Эллингтона должны быть все основания, чтобы поверить в подлинность вашего союза, — интонационно подчеркнул Уильям, переводя взгляд с Малфоя на Грейнджер, теребившую закладку своего ежедневника. — Мне бы не хотелось соскребать ваши мозги, если Даррен вдруг заподозрит в вас подосланных шпионов министерства.       — Я позабочусь об этом, — коротко ответил Драко, кивнув в знак полной уверенности в то, что эта миссия не окажется для них последней.       Он приложит все усилия, чтобы у Эллингтона не возникло никаких вопросов. Малфой прекрасно знал, что именно следовало сделать, чтобы умаслить и ослепить ублюдка. С одним из них он прожил бок о бок шестнадцать лет, опыта у него предостаточно.       — Гермиона? — Поттер вновь обратился к ведьме, выглядя крайне взволнованно. Не менее, чем сама Грейнджер, чьё лицо привычно оливкового оттенка постепенно превращалась в белоснежное полотно. — Мы не станем отправлять тебя к Эллингтону в качестве чьей-либо жены, если ты против.       — Не думаю, что у меня и вправду есть выбор, Гарри, — она усмехнулась, но этот жест вызывал скорее жалость, чем то, что можно расценить в положительном ключе. — Никому неизвестно, что Эллингтон задумал. Возможно, жизнь Анджелины висит на волоске, — Грейнджер крепче ухватилась за тканевую закладку, опустив голову. — И пока у нас нет более подходящего плана, меньше всего мне хочется быть причиной её смерти из-за своих принципов.       Голос девушки слышался сломленным. Она так яро пыталась доказать, что в этой жизни не существует ничего, что способно сломить её. Но Малфой добавлял свою весомость, позволяя пласту, на котором держалась Гермиона, рухнуть с треском.       — Что от меня потребуется? — коронер резко подняла свои глаза, пестреющие ослепительным янтарём на Драко, вздернув подбородок. Будучи загнанной жертвой обстоятельств, она продолжала бороться, адаптируясь к сложностям. — Кроме того, что я должна исполнять унизительную роль твоей жены.       — Подчиняться моим приказам и быть паинькой, — мракоборец подхватил стрелу девичьей обиды, перенаправив остриё на ведьму. Его уста расширились волчьей улыбкой, а цвет глаз окрасился чистейшим азартом. — Я надеюсь, с последним проблем не возникнет, учитывая, какой кроткой ты можешь быть, — Малфой приблизился ближе, врезавшись мышцами пресса в столешницу, — когда захочешь.       — Довольно, — рявкнул Поттер, пресекая попытку Драко в очередной раз вызвать чувство неловкости у Грейнджер. — Ты не станешь помыкать ею, — мракоборец выставил указательный палец вперед, впечатывая в воздух очередное условие. Драко не препятствовал, слушая своего оппонента с разрастающейся скукой.       — Гарри, пожалуйста, — коронер отняла ладонь от закладки, сжав предплечье друга в надежде, что тактильное ощущение поможет ему справиться с гневом. Поттер медленно, с явной неохотой перевёл глаза на Грейнджер, прислушиваясь к скрытой просьбе не усугублять. — Всё будет в порядке, — её пальцы сильнее вжались в чёрный рукав, а голос наконец-то окреп, окрашиваясь уверенностью. — Я в состоянии справиться с этой проблемой самостоятельно.       Она одарила Избранного теплейшей улыбкой, показывая всем видом, что она готова бороться до последнего. Но Драко заметил нечто другое. То, как расширялись её уста — по-настоящему, вшивая любовь в мимику. Малфою посчастливилось видеть это однажды, прежде чем он разрубил хлипкую нить их отношений, заставив девчонку выработать иммунитет к желанию совершить нечто подобное для него.       — Раз вы всё выяснили, — голос Саммерсета послышался на периферии, в то время как Малфой безотрывно наблюдал за мягкими чертами девичьего лица, — можете возвращаться к своим прямым обязанностям.       Прежде чем Уильям потребовал, чтобы все покинули зал для переговоров, он подозвал к себе Поттера, чтобы выяснить кое-какие детали о других, менее важных делах, чем поимка Эллингтона.       Оставшись без опоры, Грейнджер сжала ладонь в кулак, всячески стараясь избегать пристального взгляда блондина, сидевшего напротив. Карие радужки блуждали по кабинету, останавливаясь на мелочах, чтобы занять свой мозг хоть чем-то, кроме беспрерывного осмысления случившегося. Малфой мог слышать, как крутятся шестеренки в её голове, а психика выстраивала щит, не позволяющий выпустить и толику предательской эмоции.       Он понимал, чем чревата его идея ворваться во владения Даррена, шагая рука об руку с Грейнджер. Если Доу и вправду был прославленным безумцем в узких кругах, а слова Люциуса — чистая правда, — то ему не составит труда узнать о нарушенном обещании Малфоя. То, что задумал Драко, быстро разлетится по магической Англии, подобно циклону, накрывающему изголодавшихся до слухов людей.       Однако Малфой уже пересек черту. Мракоборец возвратился в жизнь Грейнджер и фактически обрёк её на личное возмездие Чистильщика. Винил ли Драко себя за этот отчаянный шаг? Разумеется. Поступил бы он иначе? Ни за что.       Доу нельзя доверять. У Малфоя не было никакой гарантии, что маньяк благоразумно отступит, забывая о своей безумной идеи добраться до девчонки. Он не высовывался шесть лет, но какова вероятность, что его затишье продлится вечно? Верно, никакой. И если у Драко появилась возможность по-настоящему помочь Грейнджер, находясь рядом, то он воспользуется ею.       Она была права. Мнить себя героем по другую сторону Ла-Манша и вправду легко. Ложное ощущение безопасности одаривало его призмой свободы и чувством, что случившееся в Хогвартсе было не с ним. С кем-то другим, кому повезло меньше. Но всегда наступал момент осознания, когда мираж рассеивался, а внутренности скручивало узлом тревоги от накативших воспоминаний. И тогда жизнь за пределами Англии становилась невыносимой от невозможности быть всегда в курсе всего самым первым.       Больше всего Драко ненавидел неведение, и во Франции он пребывал в этом ощущении перманентно. Конечно, он знал о каждой подробности из жизни Грейнджер, однако новости доходили до него не так быстро, как хотелось. Параноидальные мысли пожирали его. И с каждом днём Малфой все сильнее опасался, что когда-нибудь наступит момент, когда очередная весть от ведьмы станет последней.       Больше всего он боялся, что та, кто подарила ему уверенность в завтрашнем дне и заставила его жить дальше, сгинет из этого мира от руки палача. От руки того, с кем Малфой заключил сделку.       Отвлекшись от размышлений, мракоборец ощутил на себе жгучесть чужого внимания. Осмелившегося отвлечься на суровое лицо, созерцая каждую деталь во внешности блондина. Когда Драко подхватил серостью радужек пытливый взгляд девушки, Грейнджер не отступила. Её лицо постепенно принимало здоровые оттенки, вымещая болезненную бледность. Румянец украшал щёки, а подкрашенные веки обогащали глубокий цвет её глаз.       — Ненавижу тебя, — Грейнджер выписывала уродливую фразу лишь губами, подчеркивая своей красотой то, что обязано было уколоть как можно больнее.       Но Драко не купился на эту уловку.       — Лгунья, — едва слышно прошептал Малфой, запечатывая свой ответ игривой улыбкой.       Внутри было стойкое чувство, будто сейчас в зале находились только они. Лишь вдвоём, без маячащих на заднем фоне Поттера и Саммерсета. С Грейнджер всегда было так, — когда она появлялась в поле зрения Малфоя — остальные меркли на её фоне. Его сущность тяготела к своей полной противоположности, словно магнитом приковывая себя к той, с кем не существовало будущего. Ни в одной из версий. И эта запретность подкупала.       Драко осознал это давно, когда на их школьных формах были пришиты значки старост, а Чистильщик ещё не думал выйти из тени. Тот дождливый день врезался в память осколочным ранением, беспокоившим до сих пор. Именно тогда он понял, почему из всего огромного количества людей ему приглянулась именно Грейнджер. Недоступность девчонки действовала на него наркотически, превращая Малфоя в нуждающегося. Психологически.       Физически.

***

      Родной дом уже не принадлежал ей. По крайней мере, не сегодня. И, возможно, не в ближайшие дни, если Малфой останется одержим идеей погрузить их настоящее в сюрреалистичные декорации его сомнительной идеи. Сейчас каждый дюйм её личного пристанища казался Гермионе чем-то чужим — разрушенным и построенным заново. То же самое происходила и с жизнью девушки, только реконструировать обломки её порушенных планов никто не собирался.       А у неё просто не осталось сил. Последние несколько дней ощущались настоящей пыткой, терзающей девичью стойкость очередным болезненным ударом.       До смерти пугающее послание прямиком из прошлого, заставляющее усомниться в том, действительно ли Доу не имел рычагов воздействия за пределами Азкабана. Загадочное исчезновение Анджелины, повисшее на плечах Грейнджер. Пока Гарри и Саммерсет раздумывали над тем, как Даррену удалось похитить свою конкурентку, Грейнджер не переставала думать о том, что не только известный криминальный авторитет мог быть подозреваемым.       Джонсон пропала на следующий день, после того как Гермиона получила корзину с цветами и жуткое письмо, составленное в лучших традициях старого знакомого. Буквы словно передавали его интонацию, погружая ведьму в калейдоскоп минувших дней, выкрашенных исключительно в красный. В цвет самой смерти, дышавшей в спину кусачим холодом и тягучей безысходностью. Её шлейф невозможно с чем-то перепутать, особенно, когда встречаешься с ней лицом к лицу пугающе часто.       Гермиона гадала, сможет ли ей повезти вновь, если Чистильщик все-таки выйдет из тени и начнёт очередную бойню. Удача улыбалась ей непозволительно часто, и, может быть, Грейнджер растеряла весь свой запас везения.       В последнее время ей казалось, что она и вправду истратила свой лимит, раз судьба подбрасывала девушке все больше и больше препятствий на пути к возвращению своей спокойной жизни. Гермиона погружалась в этот омут всё глубже, порой по собственной инициативе, ведь невозможно оставаться в стороне, когда твоя прямая обязанность — помогать людям. Служба в отделе никогда не вызывала в ней негативных чувств, даже в те времена, когда Крайтон являлся её коллегой.       Ведь им, в отличие от Малфоя, она могла хоть как-то управлять. Бывший напарник не представлял особой угрозы, за исключением некоторых моментов, когда его поведение выходило за рамки дозволенного, но даже тогда Гермиона знала — Крайтон слишком мелкая фигура на её личной шахматной доске. Сместить его не составило бы труда, парень сам выроет себе карьерную яму.       Так и случилось. И если бы Грейнджер знала наперед, чем это обернется, она бы ни за что не позволила Крайтону пасть так низко. Попыталась бы вразумить несостоявшегося мракоборца, чтобы не превратить свою жизнь в самый настоящий хаос. Эгоистичный маневр. Но хорошая стратегия всегда требовала жертв. Гермиона была готова пожертвовать парочкой спокойных дней, чтобы не иметь то, что она имела сейчас.       Ты станешь моей женой.       Его голос вновь коснулся памяти холодом, прожигая девичье сознание. Как бы ни пыталась ведьма искоренить из себя его фантомное присутствие, бархатный тембр обволакивал её вновь. Она мысленно сжигала каждый проклятый слог, носивший отпечаток его исключительной интонации, но фраза восставала из пепла подобно фениксу, поражая то, насколько живучим могло оказаться короткое воспоминание.       С тех переговоров минуло два дня, и это благое время было последней спасительной каплей перед началом конца. Они почти не виделись с Малфоем. Гермиона проводила рабочие часы в своей лаборатории, подготавливая полный отчёт для Саммерсета по поводу найденных улик. По словам Гарри, Драко не появлялся в отделе, решая насущный вопрос — обставить всё так, чтобы у Даррена не возникло подозрений.       И теперь Грейнджер понимала, с какой щепетильностью Малфой отнесся к своей миссии. Если он всегда подходил к процессу с такой серьезностью, неудивительно, почему он занимал высший ранг в министерстве Франции. Его вовлеченность удивляла и заставляла отбросить всю предвзятость к блондину, отмечая, что он действительно был хорош в своём деле.       Настолько, что Гермионе было невыносимо находиться в своём доме.       Накануне он оставил в её кабинете записку, предупредив, чтобы она была готова к десяти утра и надела всё самое лучшее. Гермиона была готова ко всему, но не к тому, что её дом заполонят флористы и представители свадебных агентств во главе с Пэнси.       Когда Грейнджер согласилась на фиктивный брак, она не ожидала, что всё будет происходить так, словно они и вправду готовились к свадьбе. Ещё недавно она была готова принять предложение руки и сердца от Германа, а теперь ведьма была в шаге от того, чтобы предстать перед обществом в качестве миссис Малфой.       Она даже мысленно не позволяла себе сопоставить собственное имя с фамилией человека, потоплявшего привычную девичью жизнь настолько стремительно, что порой становилось страшно. Насколько далеко готов зайти Малфой? И сможет ли сама Гермиона противостоять его внутренней силе, способной снести собой всё, к чему он мог притронуться.       Пока они не сравняли счёт, Драко лидировал в их борьбе. Пока. Девушка согласилась на его условия лишь потому, что не могла справиться с синдромом спасателя, не раз подставлявшего коронера. Она не могла противиться гнусности Малфоя, осознавая, что на кону стояла не только девичья гордость. Жизнь Анджелины — вот, что было в приоритете. Ради спасения бывшей гриффиндорки Гермиона могла стерпеть налёт унижения, посылаемого мракоборцем.       В качестве приятного бонуса они смогут украсть у Эллингтона свободу, если им удастся доказать его причастность к исчезновению Джонсон и выйти на другие подробности преступлений, совершенных Дарреном.       Но сейчас Гермионе было необходимо пережить фальшивую подготовку к несуществующей церемонии, надеясь не сойти с ума в ближайшие часы.       Грейнджер не знала что подразумевал Малфой, распоряжаясь о том, чтобы она надела всё самое лучшее. Ведьме до безумия хотелось наступить на горло расползшейся власти мракоборца, подчинявшей будни коронера. Сыграть против его установленных правил и выставить его полным идиотом, явившись в полной противоположности тому, что наказал Драко.       Но, вопреки сильному желанию, она не могла подставить Малфоя. Не могла обречь отдел Саммерсета на провал. Ребяческий жест не поможет их общему делу, поэтому в её дерзкой выходке не было никакого смысла.       Гермиона стояла напротив зеркала, созерцая то, насколько уместным могло быть платье, выбранное по просьбе Драко. Чёрная атласная ткань струилась по подтянутому телу, прикрывая ноги чуть выше колена. Тонкие бретельки были почти незаметны и выделялись исключительно из-за контраста с цветом кожи. Полуприталенный наряд сидел свободно на фигуре, не выглядя слишком помпезно.       Взяв сережки-гвоздики из своей шкатулки, ведьма поочередно вставила каждое украшение в мочку уха, созерцая то, насколько хорошо золото сочеталось с тёмной тканью. Девичьи волосы почти скрывали собой аксессуарные детали, распускаясь по плечам и достигая поясницы.       Грейнджер меньше всего хотела привлекать к себе внимание своим внешним видом. И точно не её одежда заставит любопытство людей вновь обратиться к ней.       Гермиона в очередной раз пригладила и без того уложенные волосы, переводя взгляд на шрам, оставленный в напоминание о войне. Линии, напоминавшие буквы, шли вдоль предплечья, наслаиваясь рубцом на коже. Распотрошенная плоть зажила не до конца, но уже не выглядела настолько плачевно, чтобы обрабатывать её ежедневно. Для того, чтобы состояние раны не ухудшилось, теперь хватало спасительных мазков раз в месяц.       Однако полного исцеления не удалось добиться, поэтому девушка часто прибегала к Чарам гламура, дабы затянуть ранение настолько искусно, чтобы никто не заподозрил, что именно вытворяла с гриффиндоркой Беллатриса.       Девичья рука потянулась к животу, нащупывая под тонкой тканью след от ножевого ранения, подаренного Чистильщиком в знак его слепой одержимости. Он так рьяно пытался овладеть жизнью героини войны, оставляя на доказательства своих желаний.       И если с презентом сумасшедшей Лестрейндж Гермиона почти смирилась, то с кровавым почерком Доу всё было намного сложнее. Забыть о его жестокости не получалось, потому что не было никакой гарантии, что эта сволочь не выберется на свободу. Белла гнила в могиле несколько лет, а сердце чудовища, посчитавшего себя властителем этого мира, не стремилось останавливаться.       Всякий раз, когда Грейнджер оставалась обнаженной и способной созерцать то, что ей пришлось пережить, она понимала — тюремная камера вряд ли удержит обезумевшее существо, если он пожелает поквитаться с ведьмой.       Может быть, он уже приступил к своей личной вендетте, оставив на пороге девичьего дома очередное пугающее послание.       Вчерашним вечером, оставшись одна, Гермиона как обычно допоздна сидела в гостиной, держа в руках книгу. Оставленный Малфоем том «Властелина колец» на плетеном диване побудил девушку вернуться к одной из своих самых любимых историй, перечитывая знакомые строки не в первый раз. В какой-то момент ей казалось, что она погружается в историю не собственным взглядом, а снует по сюжету серыми глазами — до боли знакомыми и скептичными настолько, чтобы дать этому произведению оценку приемлемо.       Спокойствие нарушилось громкими ударами о дверь, заставившими ведьму вздрогнуть от неожиданности. Взглянув на циферблат настенных часов, Гермиона заметила, как стрелка приближалась к полуночи. Герман не мог явиться к ней даже в такое позднее время, ведь он отсутствовал в Англии по рабочим делам. Гарри обычно предупреждал заранее о своем визите, даже если дело было слишком важным и не требовавшим отлагательств. Никто другой из её окружения не мог бесцеремонно разрушить тягучую тишину тревожным звуком, раздававшимся в унисон с учащённым сердцебиением.       Схватив волшебную палочку с тумбочки, девушка сбросила с себя плед и прокралась к входной двери. Затаив дыхание, она судорожно выставила перед собой древко, приказывая себе дышать глубже и выровнять дыхание.       Кто бы это ни был, он не сможет причинить ей вреда. Мракоборцы, жившие в соседних домах, сразу узнают о том, что с Гермионой что-то случиться. Никто не сможет напасть на неё. Эта спасительная фраза, беспрерывно прокручивалась в голове мантрой, пытавшейся усмирить разраставшуюся внутри тревогу.       Но Грейнджер знала, что тот, кого она боялась больше всего на свете, обязательно найдёт способ, чтобы добраться до неё. Даже те, кто мнили себя профессионалами, не смогут потягаться с безумием того, кто упивался чужой кровью подобно самому сладкому нектару, утоляя единственную жажду — смерть невинных.       Она прекрасно помнила о тех чудовищных страницах, исписанных размашистым почерком, трактовавшим наивысшую степень желания — урвать себе самый сладкий кусок среди множества жертв. Чистильщик грезил о Гермионе настолько, что не побрезговал искупать свои ладони в отнятой жизни невинных, лишь бы доказать ей, что он не остановится. Ни перед кем. Ни перед чем. Всё людское ему чуждо, ведь человеком его назвать было сложно. Он — животное.       Гермиона прислонила лицо к двери, ощущая на себе холод древесины, контрастирующий с жаром её тела. Она прижала закрытое веко к глазку, боясь распахнуть его. Боялась, что один взгляд через увеличительное стекло, сможет убить в ней всю надежду, что послание в виде загадочного письма и пропажа Анджелины — это не просто совпадение.       Грейнджер сотрясалась от одной только мысли о том, что по ту сторону двери она вновь увидит омерзительный образ, под которым скрывался тихий профессор. Уродливая маска с прорезями для губ, увешанная вырванными зубами трупов. Ледяную сталь, украшенную отличительным штрихом на щеке — копьё, рассекающее круг.       Но распахнув глаза, девушка никого не заметила. Ладонь крепче сжала древко, свободная рука потянулась к ручке. Грейнджер кляла себя за своё неконтролируемое желание убедиться в собственном видении. Разглядеть пустоту без призмы стекла. Грейнджер рывком дёрнула на себя дверь, распахивая ту с силой, соизмеримой с ненавистью к мистеру Доу, покромсавшему её прошлую жизнь на мелкие кусочки. Карие радужки уловили лишь безлюдный двор, освещавшийся столбами фонарей, порой работавших неисправно.       Заготовленный Ступефай разгорячил волшебную палочку, но Грейнджер не произнесла ни слова. Адреналин разгонял кровь по венам, выбрасывая гормонный импульс. Головная боль стучала в висках, а девичье тело постепенно наливалось свинцом из-за пережитых эмоций. Паранойя заставляла девушку чувствовать себя так, словно она постепенно сходила с ума. Будто это всё было сконструированной игрой разума, помещавшей ведьму в один и тот же сюжет. В свой самый главный ночной кошмар.       Ступив одной ногой за порог дома, Гермиона услышала шелест бумаги. Опустив взгляд, она заметила на половицах сложенную вдвое бумагу, в которую была вложено что-то ещё. Горло сдавила боль, ощущавшаяся колючей проволокой, впивавшейся во внутренние стенки. Ладони, охваченные тремором, потянулись к загадочному предмету, ощущая на себе знакомое веяние, исходившее от клочка бумаги. Можно было почувствовать, как вибрирует воздух в дюйме от белоснежного листа. Оно впивалось иглами под кожу, предостерегая. Шепча о том, что обратной дороги уже быть не может.       Раскрыв лист бумаги, девушка ахнула, едва не выронив из рук личное проклятие. Оно скрывало в себе колдографию, на которой были изображены Гермиона и Невилл на четвертом курсе. Движущееся изображение было обезображено — образ мёртвого друга был осквернен выколотыми глазами и измазан алой краской. Грейнджер надеялась, что это не была чья-то кровь.       На обратной стороне снимка позолоченными печатными буквами было выцарапано очередное послание.

Раз, два, три, четыре, пять,

Я иду тебя искать.

Пташка прячется опять,

Но от палача не убежать.

Скоро Чистильщик вернётся,

С Гермионой разберется.

Будет громко та рыдать,

О пощаде умолять.

      Этой ночью Гермиона не могла сомкнуть глаз, прокручивая в голове леденящую кровь считалочку. Тварь, скрывавшаяся под маской, так сильно любила их оставлять, погружая девушку в мир своих запутанных головоломок.       Она оставила снимок себе, спрятав его в шкатулку с украшениями. Поклялась вернуться к этим загадочным посланиям, как только разберется с Эллингтоном и вернёт Анджелину домой. Она не позволит Чистильщику управлять собой и поддаваться на его провокации. Потому что это не мог быть Доу, ведь он давно гниёт за решёткой, а тот, кто хотел стать его подражателем, заставляя Гермиону жить в страхе, совсем скоро поплатиться за свои гнусные представления. Ведьма обеспечит ублюдку путь в один конец.       Услышав за стеной громкий возглас подруги, Гермиона взглянула на себя в последний раз, прежде чем покинула стены спальни. У Пэнси был доступ к этому дому и порой девушка пользовалась этим без зазрения совести, вставляя свой дубликат ключей в замочную скважину. Грейнджер часто жалела о том, что однажды сжалилась над Паркинсон и позволила ей прятаться от тех, кому не была близка журналистская правда ведьмы.       Выйдя в гостиную, пересекающуюся с кухней, Гермиона резко остановилась. Она знала о том, что в доме будут находиться посторонние, но не ожидала, что здесь будет буквально негде ступить. Несколько фотографов стояли рядом с Пэнси, обсуждая детали съёмки. Флористы обставляли каждый дюйм цветочными композициями, аккуратно обступая Живоглота, заинтересованного в свисающих лепестках.       Грейнджер сделала несколько шагов вперед, оставаясь незамеченной. Она осматривалась вокруг, чувствуя, как внутри разрастается дыра. Так бывает, когда привычное и комфортное трескается под натиском чьих-то желаний, оставляя тебя ни с чем. Ей не нравились ни чёртовы цветы, ни скопление людей. Ни то, что ей родной дом становился похожим на праздничный взрыв, не имевший ничего общего с тем, что покоилось на душе.       Гермиона переключилась на свисающее по стене тёмно-серое полотно, явно служившего фоном для будущей колдографии молодожён. Саммерсет приказал, чтобы об их плане знало как можно меньше людей, поэтому все действия, посвященные подготовке к важной миссии, было решено перенести в дом Грейнджер.       Новость о фиктивном браке должна стать сенсацией, но не вылощенной сомнительным совпадением. Их лживый брак с Малфоем должен быть органично-удивительным. Как произведение с неожиданным финалом, в который возможно поверить.       — Ты недовольна, — сбоку от девушки донёсся проницательный голос.       Пэнси стояла возле Гермионы, изучая девушку прищуром. Паркинсон выглядела изумительно, как полагается карьеристке. Рубашка свободного кроя прилегала к телу, подчеркивая грудь V-образным вырезом, узкие кожаные брюки и ботфорты на высоком каблуке идеально сочетались с натурой Паркинсон.       — Я просто не ожидала, что мой дом превратится в оранжерею, — фыркнула Грейнджер, посылая на Пэнси раздраженный взгляд.       — Не смотри на меня так, — ведьма цокнула языком, отлеветировав на журнальный столик блокнот с заготовленными вопросами. Гермиона была уверена, что Малфой лично утверждал каждый пункт, добавляя этому спектаклю больше издевательских черт. — О цветах распорядился Драко, я здесь не при чём.       Что?       Гермиона растерянно хлопнула глазами, оставив заготовленные едкие комментарии похороненными в голосовых связках. Увидев творения флористов, девушка могла поклясться, что именно Пэнси стала инициатором добавления этих деталей. Паркинсон всегда была слаба к подобным роскошествам, пусть для этого не было никакого повода. Настоящего повода.       Грейнджер никак не могла поверить в то, что настоящим заказчиком являлся Драко. По праву считавшийся бесчувственным человеком, он удивил Гермиону, даже не переступив порог. Разумеется, аристократизм в нём не угасал, как бы он ни старался заглушить в себе искру прошлой жизни. Но цветы были плодом нежности — той крупицы, обволакивающей нутро мракоборца. О которой он привык молчать, даже в те минуты, когда, душа его была нараспашку.       — Ты уже рассказала Герману о вашем с Драко небольшом секрете? — ехидство лилось потоком, перерастая в вопрос, и Пэнси ничуть этого не скрывала. Её пухлые губы, накрашенные помадой винного цвета, расширились в улыбке, обнажив зубы.       — Нет никакого секрета, — шикнула Грейнджер, заметив, как один из флористов искоса глядит в их сторону. Схватив Паркинсон за руку, Гермиона повела её на кухню, скрывшись за островком. — Я всего лишь выполняю свою работу, — с нажимом продолжила ведьма, налив себе воды.       Гермиона чувствовала за собой вину, потому что Герман знал только о загруженном графике девушки. Её несостоявшийся жених получил Патронуса, оповестившего его о том, что в ближайшие дни она будет пропадать в отделе из-за очень важного дела. Ни слове о Малфое, свадьбе и Эллингтоне.       Молодой человек вряд ли узнает об их, как выразилась Пэнси, тайне. Паркинсон обязалась выпустить Пророк ограниченным тиражом, внимательно проследив за тем, чтобы выпуск не попался на глаза тем, кто не связан с их заданием.       — Не припомню, чтобы ты бежала под венец к Крайтону, когда Саммерсет отправлял вас на задания, — Пэнси продолжала глумиться, обхаживая Гермиону с разных сторон, нашептывая правду, обернутую шутливым тоном. — Или в работе коронера появились новые обязанности — становиться невестой, чтобы обеспечить поимку особо опасного преступника?       Разумеется, она могла бы поделиться кое-какими деталями, не впуская Германа в саму суть расследования. Но Грейнджер опасалась, что это покажется парню ещё более запутанным, чем вся правда. И вряд ли он поймёт, если узнает о том, что его девушка собирается связать себя — пусть и ненастоящими — узами брака с тем, кого она представила, как всего лишь коллегу и человека из прошлого.       — Иногда я жалею, что мы стали подругами, — резко ответила Гермиона, сделав внушительный глоток воды.       Она прекрасно понимала, что Пэнси не подразумевала под своими комментариями ничего плохого, в этом была вся суть её непростого характера — жалить своими словами даже близких. Но иногда она не могла остановиться, потопляя в своём яде каждого, на кого пал острый язык змеи.       — Но ты ни разу не пожалела о том, что Драко предложил тебе выйти за него.       Девичья ладонь дрогнула и Гермиона чудом удержала в руках бокал, не расплескав жидкость по ладони. Голос Пэнси больше не слышался весело, он цеплялся крючком за то хрупкое, что пыталась уберечь Грейнджер всеми силами, надеясь не сойти с ума. Очередная вспышка воспоминания обожгла нутро ведьмы, вырисовывая в сознании знакомый фрагмент.       — Я согласилась на весь этот маскарад не потому, что я что-то чувствую к нему, — начала Гермиона, набравшись терпения, чтобы слышаться спокойно и отрешенно. — Ты прекрасно знаешь о том, как долго мы гонялись за Эллингтоном, жертвуя своим временем, силами и, в конце концов, моим бывшим напарником, — девушка отставила бокал, сопровождая своё действия громким соприкосновением хрусталя о столешницу. Она вжала ладони в лакированную поверхность, чувствуя, как под давлением едва не сломалась ногтевая пластина. Плевать. Одна боль вымещает другую. — Больше всего я хочу, чтобы Даррен оказался как можно дальше. По соседству с Чистильщиком, например, — тёмное прошлое заставило её голос дрогнуть, напоминая о своём истинном предназначении. Оно заключалось не в фиктивных браках, надуманных интрижках с Малфоем и неразберихах в сердечных делах. Гермиона хотела помогать людям и жить для того, чтобы истории, подобные Волдеморту и Чистильщику, не повторились вновь. Вот что было для неё по-настоящему важным. — Я уже говорила это лично Малфою, но могу повторить дважды. Он ничего не значит для меня, а если всё это, — она обвела руками кухню, — лишь попытка подобраться ко мне ближе, то смею его разочаровать. Подобная роскошь не вызвает у меня восхищения.       — Когда я в следующий раз захочу завоевать доверие сердобольного коронера, то обязательно придумаю способ получше.       Мужской голос обрушился лавиной на девичье тело, заставив вздрогнуть. Ложь, рисовавшая болезненные узоры на языке, откликнулась в Грейнджер импульсом, заставившим лишь на мгновение пожалеть о сказанном.       Гермиона так часто говорила о своем безразличии к мракоборцу, опасаясь, что однажды собственные слова станут иммунитетом к принципиальности. Рано или поздно, скрываемое в глубине души, вырвется наружу бешеным потоком, и девушка вряд ли сможет удержать это в себе.       — Подслушивать — признак дурного тона, Драко, — игриво ответила Пэнси, позволив Гермионе перевести дух и молча взирать на стоявшего в проходе Малфоя. — Многое услышал?       — Достаточно, чтобы сделать необходимые выводы, — произнёс блондин, не позволив ни единому мускулу на его лице дрогнуть.       Пэнси хмыкнула, оценивая то, насколько острым мог быть язык Малфоя. Брюнетка отвлеклась на одного из фотографов, принявшихся играться с Живоглотом, пересекая комнату, чтобы заставить их успокоиться.       — Есть новости по поводу Эллингтона? — спросила Гермиона, вернувшись взглядом к Драко, не спускавшего с неё глаз.       Бесчувствие, вшитое в жилы парня, служило ему опорой и не позволяло оступиться. Гермиона могла бы позавидовать его выдержке, если бы её карие радужки вновь не коснулись распустившихся бутонов, намекавших, что иногда сила воли подводила Малфоя.       Она почти не чувствовала сожаления из-за того, что он услышал их разговор с Пэнси. Малфою уже довелось услышать идентичную фразу, наполненную болезненным веянием. Мнение ведьмы не было для него в новинку. Но Грейнджер отчего-то хотелось перевести тему, чтобы не утопать в густой неловкости.       — Мне удалось получить приглашение для нас на его очередной парад тщеславия, — саркастично отметил Драко, выглядя так, словно не произошло ничего вопиющего. Словно им не удалось заполучить крючок, на который они впоследствии посадят Даррена. Гермиона продолжала изумленно внимать его словам, не зная, что именно она чувствовала — облегчение или новую волну тревоги, прибивающую кровь к вискам. — Вечеринка пройдёт в субботу. У нас будет время, чтобы подготовиться.       Он просунул руку во внутренний карман пальто, достав оттуда чёрный матовый конверт, а после бросил на стол к девичьим ладоням:       — Надеюсь, ты умеешь играть в казино.       — Казино? — настороженно вторила Гермиона, с опаской взглянув на брошенное приглашение. — Я думала, чистокровные волшебники брезгуют магловскими развлечениями.       — Запретное всегда манит собой, Грейнджер, — парировал Малфой, забавляясь наивностью девушки. Гермиона и вправду не знала о том, что происходило по ту сторону высшего общества. — К тому же, мало кто может устоять перед азартной игрой.       Серебристый цвет глаз Драко блеснул в солнечном свете, переливавшемся сквозь широкие окна, становясь почти прозрачным. Гермиона не могла разгадать подтекста мужских слов, было ли в них заложено что-то личное или это просто констатация факта. Его взгляд также не выражал ничего, крадя у девушки любую подсказку. И это злило, ведь Гермиона была жадной до головоломок, особенно до самых сложных и запутанных.       Головоломки. Вспомнив о вчерашнем инциденте, Гермионе захотелось поделиться об этом с Малфоем. Они прекрасно сработались в прошлом, объединившись против Чистильщика. Быть может, сейчас ей тоже следовало поделиться с ним ценной информацией, касающейся возрождения убийцы?       — Драко? — она впервые произнесла его имя, обращаясь к нему лично. Её интонация больше походила на вопрос, словно она спрашивала разрешения, можно ли ей разделить с ним то, что начинало по-настоящему терзать девичью душу.       — Грейнджер, — монотонно ответил Малфой, продолжая их бессмысленный смол-ток.       Образ отчаянного слизеринца разрушился в её голове, сменяясь тем, кем стал Драко. У него больше не было никакой необходимости беспокоиться о Чистильщике, ведь тогда он помогал гриффиндорке лишь потому, что ему было это выгодно. Нарцисса была тем самым инструментом, управлявшим волей и желанием Малфоя помочь Грейнджер. Он делал это для того, чтобы мракоборцы нашли настоящего убийцу и сняли с него все подозрения. Не ради Гермионы, а ради самого себя.       В настоящем его мать была в безопасности, а он пользовался уважением среди тех, кто проклинал его когда-то. Драко взобрался на самый верх, какое ему может быть дело до той, кого он оставил однажды прозябать на самом дне?       Правильно. Никакого.       — Нет, ничего, — отмахнулась Грейнджер, потупив взгляд. — Не бери в голову.       Он больше не тот, кого ты знала, Гермиона. Он ни за что не подставит свою спину, чтобы защитить тебя.       — Может, мы уже приступим к тому, ради чего здесь собрались? — голос Пэнси почти развеял девичью задумчивость касательно последних событий.       Гермиона среагировала не сразу, ударяясь о сколы глыб, заточенных в глубоком взгляде мракоборца. Ей потребовалось время, чтобы заглушить в себе потребность просить о помощи широкоплечего парня, казавшегося ей незнакомцем.       Паркинсон последовала в гостиную первой, намекая молодым людям, что её время — самый драгоценный ресурс. К тому же, сейчас журналистка оказывала помощь на безвозмездной основе, что делало из Пэнси почти святую. Ранее она никогда не соглашалась на подобные условия.       — С чего вы хотите начать? — спросила девушка, расположившись на плетеном диване. Гермиона и Малфой сели напротив, заняв каждый своё кресло.       — Задавай вопросы строго по порядку, чтобы мы могли выстроить логическую цепочку повествования, — распорядился Драко, нащупав во внутреннем кармане пиджака пачку сигарет, но заметив на себе пристальный взгляд Грейнджер, сразу же опустил руку на колено.       — Как давно вы вместе? — Пэнси принялась следовать сценарию, обхватив блокнот, читая каждую строчку, прописанную Малфоем заранее.       — Два года, — без колебаний ответил Драко, ожидая вопрос. Грейнджер не знала, что именно отвечать, боясь показаться заинтересованной. Она вжалась в спину кресла, чувствуя, как прутья неприятно царапают оголённые участки тела. — Мы встретились, когда Грей… Гермиона оканчивала свою последнюю практику, — её сердцебиение участилось, стоило Малфою затронуть кое-что правдивое из её биографии. — По счастливому стечению обстоятельств меня отправили на очередное задание в Румынию, приставив к моему отряду начинающую целительницу, — мракоборец скосил взгляд в сторону ведьмы, медленно скользя голодным взглядом по изгибам девичьего тела. Будто впервые заметил вечернее платье на Грейнджер, которое он сам приказал надеть.       — И всё это время вы скрывали свои отношения? — продолжила Паркинсон, приказывая прытко пишущему перу не останавливаться и записывать все дословно. Драко коротко кивнул, намекая, что наводящие вопросы можно пропустить, ведь ответ будет однозначным, подводящим к самому главному. — Почему вы решили сыграть свадьбу в тайне ото всех?       — Отчасти из-за того, что боялись реакции общества, — вырвалось у Гермионы чисто машинально, словно этот ответ давно хранился в её арсенале. Она не знала ни одного подготовленного вопроса, но сердце интуитивно подхватывало то, на что реагировало сильнее всего. — Тяжело заявить всему миру о своей любви. Ещё сложнее сделать это, когда любовь всей твоей жизни выбивается из шаблонов, которые тебе пыталось навязать то самое общество, — девушка чувствовала, как жгучий взор Драко касается её щеки, перебивая тем самым нескончаемый поток мыслей. — Мы хотели, чтобы этот особенный день принадлежал только нам. Хотели лишить церемонию осуждающих взглядов, перешептываний за спиной и неуместных вопросов.       Ведьма облизнула пересохшие губы, замолчав. Она ощущала, как болезненно саднит горло, словно в него затолкали раскрошенное стекло, позволяя острию выцарапать язвы. Именно так чувствовались сказанные слова — болезненной безысходностью. Гермиона рассказала то, о чём когда-то по-настоящему мечтала. Лёжа в кровати, вдыхая ментоловый запах от шёлковых простыней, она выплакивала из себя жгучую обиду и несбывшееся желание. То, что изначально обречено на провал.       Она опустила глаза на носы туфель, боясь, что один предательский взгляд в сторону, откуда доносилось слишком громкое дыхание, может стоить ей самообладания. Грейнджер также не стремилась смотреть на Пэнси, опасаясь увидеть в тёмных радужках сочувствие. Ей не нужна была поддержка, ведь Гермиона уже переболела этой историей, а то, что она ощущала в данную секунду, — остаточный эффект, не растворившийся со временем. Это пройдёт. Всё когда-то проходит.       — И где же проходила ваша тайная церемония? — задала очередной вопрос Паркинсон, возвращая Гермиону в бутафорную реальность. Ту, что однажды она загадала, смотря в окно на звёздное небо, усеянное миллионами желаний.       — В деревушке, неподалеку от Сент-Этьена, — произнёс Малфой, подзывая фотографа. Гермиона с волнением взглянула на подходящего парня, удерживавшего аппарат для колдографии. Ей хотелось сыграть правдоподобно, чтобы никто не заметил подвоха, скрывавшегося меж унылых черт девичьего лица. — А после мы отправились праздновать медовый месяц на карибские острова, наслаждаясь палящим солнцем, солёным морем и друг другом.       — Холод мне больше по душе, — прошептала Гермиона, надеясь остаться не услышанной. Но истина, вырвавшаяся за пределы мыслей, спровоцировала Пэнси вздернуть ладонь и приказать перу остановиться. Две пары глаз в недоумении коснулись отрешенной Грейнджер, а сама девушка вновь заговорила о самом сокровенном, вмещая в историю для Эллингтона хоть что-то настоящее. — Я бы хотела провести медовый месяц в Норвегии.       — И я обязательно покажу тебе её, — дрожащим голосом подхватил Малфой.       Гермиона резко повернулась, наблюдая за тем, как стоическое выражение лица мракоборца не меняется. Ни один мускул не дрожал, а глаза — кристально светлые, — подобные пейзажам страны, упомянутой Грейнджер. Он не смотрел на неё, не хотел давать ей больше шансов остаться обманутой. Ведь его слова — блеф. Конечно, всего лишь искромётная игра для заметок журналистки.       — Сказал бы я, услышав о сокровенном желании своей жены, — подчеркнул Драко, прочистив горло.       Последний вздох, наполненный ментоловым шлейфом и непозволительно сладкими нотами миндаля, выбил почву из-под ног. Если бы Гермиона не была спрятана в плетеном кресле, вероятно разбилась бы о паркет, размозжив остаточные чувства и хлипкую веру о чужую циничность.       Время украло у Малфоя мальчишечьи повадки и спесивый характер, но подарило ему взамен талант к холодному расчёту, невозмутимость и твёрдость в своих действиях. Из Драко действительно получился отличный мракоборец. Малфой настолько ловко управлялся с чужими чувствами ради достижения своих целей, что не возникало ни малейших сомнений. Он — мастер своего дела. Его выдержанному бездушию можно было позавидовать.       — Мне нужен перерыв, — пробурчала Гермиона, поднявшись со своего места.       Ей было необходимо вырваться из стен гостиной, чтобы прийти в себя, содрать с себя нависшую вуаль чужого влияния. Противостоять Малфою становилось всё сложнее. Девичьи чувства играли с ней злую шутку, вытесняя из мыслей насущные проблемы, заполоняя разум въедливым пятном в безупречном смокинге. Чувство вины клокотало, заставляя внутренности сжиматься всякий раз, когда периферийное зрение ловило свою особенную цель.       Грейнджер почти стала невестой Германа по-настоящему. Все шесть лет она бежала от одного лишь упоминания о Драко, надеясь не встретиться с ним лицом к лицу. Она не хотела быть рядом с ним — не после того, как он отплатил ей за все, что между ними произошло. Раз за разом она прокручивала эти обещания, словно мантру, клянясь, что больше никогда не позволит себе поверить ему.       И сейчас, убегая из гостиной, она понимала, что эти клятвы не значили ни-че-го. Остаточный эффект от болезни? Скорее, самый её расцвет. Что-то, пусть и глубоко внутри, но клокотало при виде мракоборца. Отвечало на каждое его слово, действие или мимолётный взгляд, цепляясь за триггер, как за что-то необходимое. Давно забытое, похороненное под грудой прожитых лет.       Грейнджер перебирала ногами слишком быстро, не заметив, как один из флористов — тот, что посматривал в их с Пэнси сторону — шёл навстречу. Его руки были заняты огромной корзиной, заполненной композицией из несколько видов цветов. Столкнувшись с девушкой, цветы выпали из его рук, рассыпавшись по полу.       — Прошу прощения, мисс, — пролепетал молодой парень с тёмными вьющимися волосами, осматривая Гермиону. — Цветы загородили весь обзор.       — Всё в порядке, — натянуто улыбнулась ведьма, потирая предплечье.       Опустившись на колени, девушка принялась помогать флористу, аккуратно заполняя корзину. Созерцая каждый вид растения, девушка вспомнила, как в детстве мама часто рассказывала о языке, способном рассказать больше, чем слова. Красноречие цветов могло открыть даже ту завесу, о которой было мало что известно. Показать истинный мотив человека, раскрыв чувства подобно букету.       О цветах распорядился Драко.       Ладони коснулись колосовидных соцветий пурпурного оттенка — амарант. Он означал неумирающую любовь, способную согревать сердце того, кто потерял всякую надежду. Пальцы потянулись к голубым пятилистным цветам, бережно убирая каждый обратно. Незабудка — память и верность. Нежно розовая мальва была последним цветком, собранным Грейнджер. Она оставила себе один, вдыхая душистый аромат, ласково шептавший о прощении.       Может быть, Драко и был искусным лгуном, играющим чувствами людей, но кое-что пробивало брешь в его напускном скотстве. И тому было прямое доказательство — рассказанное самым пленительным языком, раскрашивающим тайный посыл яркими лепестками.

***

      Весенний вечер окутал Малфоя ароматом петрикора и свежескошенной травы, покрывшейся крупными каплями дождя. Ливень сопровождался раскатами грома и молнией, разрезавшей беспокойное небо острыми вспышками. Безлюдный магловский район был погружён в затяжной шторм, посылая на каждый участок тихого места гнев разбушевавшейся природы.       Трансгрессивный прыжок выплюнул Драко из перемещающей воронки недалеко от дома Грейнджер — возле тротуара, — в нескольких дюймах от границы купола, защищавшего земельный участок, пораженный магией, от внимания маглов. У Малфоя никогда не возникало проблем с аппарацией, за исключением случая шестилетней давности. И сегодняшний день пополнил коллекцию неудачных перемещений, образовывавших комок в глотке. Парню потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и проглотить рвотный рефлекс, не дав себе согнуться пополам.       Наложив на себя Влагоотталкивающее заклинание, мракоборец зашагал вперед по гравийной дорожке, зачерпывая острыми носами туфель образовывавшиеся лужи. Встречать Грейнджер перед отправлением на миссию не входило в прямые обязанности Драко, расписанные Саммерсетом. Уильям не давал никаких поручений следить за девчонкой настолько пристально, опекая коронера чрезмерным вниманием. Он был готов отправить ведьму в сопровождении остальных авроров, живших с ней по соседству.       Но Малфой не хотел делить безопасность Грейнджер с кем-либо ещё. Он хотел самостоятельно убедиться в её сохранности и проследить за каждым шагом неугомонной ведьмы, привлекавшей к себе неприятности. Её жизнь повисла на волоске в тот момент, когда Драко изъявил эгоистичное желание вернуться в Англию, тем самым разрушив условия сделки с Чистильщиком.       Возможно, то письмо не имело никакого отношения к мистеру Доу и кто-то решил сыграть с чувствами Драко злую шутку, но что-то подсказывало ему, что у него были все основания для опасений за жизнь девушки. Она могла сколько угодно играть в бойца, показывая всем видом, что готова бороться, если потребуется, но Малфой не хотел, чтобы история повторилась вновь.       Однажды он уже почти потерял её в кабинете, пропахшем украденными жизнями жертв. Когда избитое тело Грейнджер истекало кровью, окропляя сгнившие доски багровым следом приближающейся смерти. Все эти годы её крик раздавался эхом в его мыслях, погружая Малфоя в ту реальность, когда каждый вздох девчонки приравнивался к самому ценному артефакту. Он часто видел сюжет прошлого в своих снах, порождавших в нём параноидальную тревогу, заставлявшую парня вспоминать всё до мельчайших секунд. После длинного беспокойства, посылавшегося в его мозг красочными отрывками, он просыпался посреди ночи, чувствуя под яремной веной учащенный пульс и отломленный кусок внутренностей, раздробленных сожалением.       В тот вечер аромат всё-таки пополнился очередной нотой — вырванным из грудной клетки сердцем. Образ мёртвого Тео до сих пор сновал за Драко теневым напоминанием о том, что лучший друг не получил должного. Он не получил своего спасения, когда так сильно нуждался.       Череда покушений и смертей тех, кто был действительно дорог Драко, стала отправной точкой. Своеобразным катализатором, призывавшим к действию всякий раз, когда ему казалось, что он делает недостаточно. Недостаточно следит за каждым шагом Грейнджер из другой страны, боясь одного, — что слова отца окажутся правдой. И теперь держит её на расстоянии недостаточно, находясь непозволительно близко, чтобы чувства Малфоя развязали Чистильщику руки, провоцируя обезумевшего маньяка кромсать людей с присущим ему наслаждением. Больной ублюдок.       Последние несколько дней Драко провёл вне отдела, выискивая всю необходимую информацию, чтобы проникнуть в логово Эллингтона, не вызвав подозрений. Прошлое семьи Малфоев позволило мракоборцу оставаться незамеченным среди криминальных акул, собиравшихся в одном из элитных баров Лютного переулка. Все сливки прогнившего общества, не выведенного рукой закона, основательно закрепились в местах, о которых обычному смертному невозможно было узнать. Ни Саммерсету с его блестящей карьерой и настоящим мастерством вылавливать тварей, не прилагая к этому особых усилий. Ни Поттеру, мечтавшему однажды стать подобием своего начальника.       У Малфоя было огромное преимущество — в прошлом он сам едва ли не стал преступником. С его мышлением и опытом в тёмных делах, мракоборец мог без труда проникнуть в саму сердцевину опасного мира, вычерпывая оттуда столько информации, сколько бы потребовалось Уильяму, чтобы растянуть губы в довольной улыбке.       — Честно признаться, Малфой, я удивлён, — пробормотал Саммерсет, внимательно вчитываясь в отчет, предоставленный Драко. Свободной рукой он приглаживал густую бороду, стараясь не пропустить ни одной буквы. — Я не стану спрашивать, что ты сделал такого, чтобы узнать о том, где обитает Эллингтон. Не хочу отстранять тебя от должности, если ты вдруг совершил что-то неправомерное, — мужчина издал звук, похожий на смешок, подняв глаза на подчинённого. — Ты оказался слишком полезным, чтобы отправлять тебя обратно во Францию.       — Я не сделал ничего такого, за что ты мог бы меня отстранить от должности, — парировал Драко, стоя по стойке смирно. Малфою были не близки порядки, царящие в стенах аврората, но Саммерсет пробуждал в нём тягу к чтению устава. Однажды он спас его от тюрьмы и мракоборец мог пересилить собственное эго ради того, чтобы не нервировать человека, подарившему ему шанс на исправление.       — И, все же, поделись секретом, — произнёс Уильям, отложив отчёт к остальной кипе бумаг, — как тебе удалось вырвать приглашение на закрытый вечер?       — Моя фамилия. — Ответил Драко, но в его голосе не прослеживалось ни толики гордыни, преследовавшей парня в прошлом, когда он заикался о своём происхождении. Любой намёк на гордость иссяк в те времена, когда Малфои стали синонимом к чему-то постыдному. Мрачному и уродливому, стирающему былое величие в порошок. — Никогда бы не подумал, что скажу это, но ею было полезно воспользоваться. Даже после того, что случилось.       Полезно — не более того. Отныне она не являлась олицетворением ключа, способного открыть любую дверь. Драко прибегал к ней в исключительных случаях, когда иного выхода не было. Никто другой не мог подобраться к Эллингтону близко, потому что не был подобен этому гнилому отродью. Но Малфой мог, потому что когда-то почти стал таким. С подачи отца, погрязшего в идефикс сотворить из Драко нечто, заставлявшего каждого склонить головы. Не в знак уважения, а в честь страха за свою жизнь.       Малфой пользовался плодами Люциуса, окропившего их фамильный род жутким веянием. Но делал это в разумных целях, ради чего-то благого. Например, ради Грейнджер и её желания спасти всех, кто в этом нуждался.       — Я не думаю, что ты нуждаешься в особых указаниях, — продолжил Саммерсет, возвратив внимание Драко к себе, — но ты должен постараться и сделать всё возможное, чтобы найти хотя бы малейшую зацепку. Азкабан нуждается в Эллингтоне.       Малфой коротко кивнул, ясно дав понять, что ему и вправду не нужны лишние напутствия. Годы службы мракоборцем научили его схватывать с первого раза и исполнять всё беспрекословно, потому что того требовал долг.       — Она дорога тебе.       Драко показалось, что голос принадлежал не Саммерсету, а внутреннему безустанному скрежетанию, напоминавшему Малфою о том, зачем он ввязался во всё это. Особенное имя никогда не всплывало в его мыслях прямым текстом, всегда лишь таинственным шифром. Окклюменция, безутешно пытавшаяся заставить Драко забыть о девчонке, позволяла ему держаться на плаву дольше, не сойдя с ума окончательно.       Мракоборец нервно моргнул, осознавая, что низкий тембр исходил из уст мужчины, сидевшего за дубовым столом. Саммерсет никогда не переходил границы дозволенного, докапываясь до личной жизни своих сотрудников. Но если даже он пренебрёг своими принципами, значит, всё было действительно плохо. Настолько, что чувства, не имевшие право на существование, выходили за пределы его черепной коробки. Они отображались в мелочах, приковывая к себе внимание даже тех, кто был далёк от эмпатии.       — Она дорога тебе, — переиграл Малфой, явно намекая на слишком добросердечное отношение Уильяма к его сотруднице. В их взаимоотношениях не прослеживался странный подтекст. Скорее, их можно было охарактеризовать, как отцовскую привязанность к своему ребёнку. Как то, что Драко не понимал, так как никогда не сталкивался с чем-то подобным. — Я всего лишь пытаюсь угодить начальству.       — Забыл, по чьей просьбе она окружена тотальным контролем? — не унимался Саммерсет, пытаясь вывести Драко на чистую воду. Но у него не было никаких шансов, окклюменция с лёгкостью забаррикадировала лишние думы, закладывая их кирпич за кирпичом. Пряча так далеко, что никто не мог добраться. Порой даже сам Малфой. — Тебе не кажется, что афера, которую ты собрался провернуть, рискованна для Гермионы? — Саммерсет подался вперед, складывая ладони перед собой в замо́к. — Он ясно дал понять, что станет с девчонкой, если узнает, что ты снова появился в её жизни.       Доу. Саммерсет знал о том письме. Он был единственным, кому Малфой мог довериться в этом вопросе, не боясь, что его главный секрет разболтается.       — Я уже здесь, Уильям, — нарастающее раздражение ослабляло контроль за словами. Чтимый устав продавливался гневом. Он знал о собственной ошибке, ему не требовалось очередного, сука, напоминания.       Если Чистильщик и вправду был ебаным чудовищем Франкенштейна, ему не составит труда узнать об этом. Возможно, он уже знал. Блять.       — Стоит ли твоя игра свеч? — Малфой вскинул брови, не понимая, к чему клонит начальник. Его спина постепенно затекала от статичного положения, но он двигался. Ни на дюйм, сохраняя прямую осанку. — Я имею в виду твоё внезапное возвращение.       — Оно не было внезапным, — самоуверенно подстегнул Драко, улыбаясь уголками рта. — Ты вызвал меня.       — И ты мог отказаться, но не сделал этого. — Саммерсет вскинул ладонь, поймав отлевитированную пачку сигарет. Достав одну, он поднёс к губам фильтр, пахнувший никотином, и закурил от палочку. Драко подавил в себе возглас зависимости, сохранив невозмутимое выражение лица. Как только он покинет кабинет, выкурит весь запас ментоловых сигарет. До последней гребаной затяжки. — Зачем тебе, гордости французского отдела и первоклассному мракоборцу, менять перспективы на страну, которую выплюнула тебя, словно мусор?       — Потому что один хороший человек научил меня двум главным вещам — прощению и смирению, — ответил Драко ровным голосом, круша в голове образ с янтарными радужками и шоколадным оттенком волос. — Прошлое осталось в прошлом. Сейчас меня волнует только потрошащий людей психопат.       — Ни за что не поверю, что Чистильщик — главная цель твоего визита, — проницательно подметил Саммерсет, выдыхая кольцо дыма.       — Мы больше не в Хогвартсе, а я не на допросе, — процедил Драко, сжав ладони в кулак. От невозможности послать всё к чертям начало сводить скулы. На лице заходили желваки, разрезавшие и без того острые скулы парня. — Тебе нужна голова Эллингтона, и я принесу тебе её. Остальное к делу не относится.       — Если с Грейнджер что-то случится, Малфой, твоя голова пополнит мою коллекцию, — грозно сказал Уильям, однако в его глазах не пробежало ни тени сомнений — Драко ни за что не позволит этому случиться.       — Ты стал слишком сентиментальным, — издевательски протянул мракоборец, вдыхая как можно глубже отчетливый запах безвкусных сигарет. Они были похожи на те, что курил Блейз в школьные годы. — Не знал, что ты так легко привязываешься к людям.       — Свободен, мракоборец, — рявкнул Саммерсет, не разделив веселья подчиненного.       Расслабившись, Драко принял расслабленную позу, потянувшись к внутреннему карману пиджака:       — И я, скорее, четвертую себя сам, нежели позволю Грейнджер пострадать.       В этом и был весь смысл. Пока Драко кричал на весь мир о том, насколько безразлична ему девчонка, что-то слишком явное вечно порывалось наружу, заглушая истошный вопль. Малфой не мог контролировать себя, пытаясь переубедить сердце не отвечать на каждое появление Грейнджер. Орган стучал слишком явно и громко, чтобы поверить в то, что ему и вправду было всё равно.       И с каждым днём ситуация усугублялась, вынуждая Драко отойти от правил, расписанных Чистильщиком. Гребаный замкнутый круг, подобный уроборосу, кусающему себя за хвост. Однажды бессилие Малфоя обернется кошмаром, поедающим всё, что дорого мракоборцу.       Малфой встал под козырек веранды, занеся ладонь над дверью. Прежде чем ударить несколько раз, он осёкся. Дал себе время на передышку, переваривая воспоминание, возникшее в голове очередным сигналом. Разговор с Саммерсетом вновь заставил Драко поразмыслить над тем, действительно ли игра стоила свеч. Не следовало бы ему погасить фитиль, останавливаясь на половине пройденного пути.       Возможно, Грейнджер не сильно расстроится, узнав, что Малфой передумал идти к Эллингтону в её обществе. Ведь она ни раз говорила о том, насколько ей было плевать на бывшего Пожирателя смерти. Но она совершенно точно не отступит от своей цели и придумает очередной план, не вязавшийся с инстинктом самосохранения. У ведьмы была склонность погружаться в омут с головой, не раздумывая о собственной безопасности. Они уже проходили это.       Три отрывистых удара раздались о деревянную дверь, оповещая хозяйку о том, что её сущий кошмар всё-таки воплотился в жизнь. Драко послушно ожидал момента, когда Грейнджер предстанет перед ним, цепляя на своё аккуратное лицо омерзительную маску презрения.       Не прошло и нескольких секунд, как перед ним показалась та, от которой сердце вновь норовило раздробить кости в крошево, лишь бы не теплиться в неуютной клетке, сдерживавшей подлинные чувства.       И вновь недовольство прокрадывалось алыми пятнами на щеках, контрастируя на коже оливкового оттенка. Но вместо идентично-характерной гримасы, сновавшей за Грейнджер по пятам всякий раз, когда в поле её зрения появлялся мракоборец, в янтарных прорезях читалось что-то ещё. Ловко скрываемое под вуалью неугасаемых языков пламени, опоясывавших расширенные зрачки.       Она словно пыталась перепрограммировать себя на нужные чувства, сбрасывая с себя то, что действительно могло её беспокоить. Рокировка была слишком заметна для того, кто всегда обращал внимание на детали. Метающийся из стороны в сторону взгляд — при первых встречах ведьма старалась не увиливать от чужого внимания, пытаясь доказать Малфою, что она не попадётся на крючок его манипуляций. Поджатые губы, сигнализирующие о том, что девушка всячески пыталась совладать с собой.       От наблюдений не могли отвлечь густо накрашенные глаза и подведенные карандашом веки, подчеркивавшим насыщенность янтарных вкраплений на радужках, буквально верещавших о том, что Грейнджер чувствовала себя подавленно, но держалась изо всех сил, только бы не показаться излишне эмоциональной. Малфой изголодался по её эмоциям, они подкрепляли в нём желание жить, а не существовать.       Взгляд Драко опустился ниже, зачерпывая зрачками оголенную шею, тонкие бретели на плечах, расползавшиеся серебряными вставками к вырезу, подчеркивавшему грудь. Кружевная ткань прилегала к телу русалочьим силуэтом, очерчивая девичью фигуру — платье тёмно-синего оттенка было сшито на заказ, строго по меркам Грейнджер.       Ещё одно полезное свойство фамилии Малфоя — портной принял заказ, не раздумывая. Ему не потребовалось уточнения, что наряд требовалось сшить за кратчайшие сроки, мужчина правильно истолковал требовательный тон Драко.       — Совсем необязательно было присылать мне платье, — сдержанный девичий тон лёг нежностью на слуховые рецепторы мракоборца. Ладонь Грейнджер слишком сильно обхватывала край двери, словно кусок лакированного дерева мог удержать девушку на плаву. Не дать ей упасть на самую пропасть в этот вечер.       — Пусть оно послужит достойной платой за сверхурочные, — с легкостью ответил Драко, склонив голову набок.       Его потемневшие радужки скользили по девичьей фигуре, не в силах отстраниться от созерцания объективной красоты ведьмы. Платье подчеркивало самые яркие стороны девушки, но не воссоздавало её очарования с нуля. Грейнджер и без него была наделена всем тем, что так цепляло мракоборца. В прошлом.       — Оно непозволительно дорогое, Малфой, — терпение ведьмы крошилось о его упрямство. Она задышала слишком часто, слегка прикрыв веки. Всё, что касалось цены, — его не интересовало. Никогда. Ещё одна привычка, доставшаяся ему вместе с именем.       — В этом и есть вся суть, Грейнджер, — возразил мракоборец, перехватив девичью руку. Её предплечья скрывались под белыми оперными перчатками, отвлекая от того, чего она так смущалась. Шрам. Девушка шокировано распахнула глаза, но не отняла своей ладони, позволив Малфою касаться себя. — Непозволительно дорогое, значит, вполне приемлемое, чтобы иметь возможность влиться в общество богатых мудаков и не привлекать к себе лишнего внимания, — он вжал большой палец в тонкое запястье, но делал это без особой силы, чтобы не заставлять её нервничать. Грейнджер должна чувствовать себя комфортно, чтобы не подорвать их план. — Малфои никогда не позволят прийти своим женщинам в тряпках «Из рук в руки».       — Я не твоя собственность, — она выставила указательный палец свободной руки, едва касаясь кончиком перчатки мужского носа. — И ты не должен одаривать меня одеждой, стоившей целое состояние лишь для того, чтобы выглядеть правдоподобно среди этих пижонов.       — Я могу себе это позволить, — произнёс Драко на выдохе, постепенно чувствуя, как истекает его терпение. Вечер только начинался, а он уже едва мог совладать с этим гребаным ходячим буйством. Её упрямство поражало.       — Не знала, что мракоборцам подняли жалование, — саркастически протянула Грейнджер, вздергивая подбородок. Её лицо, украшенное вечерним макияжем, начинало постепенно сиять, сбрасывая с себя шипы, не позволявшие кому-либо подобраться к ней слишком близко. — Неужели Саммерсет выписал премию за все твои заслуги?       Малфой потянул девичье запястье на себя, заставляя Гермиону переступить порог. Оказавшись на улице, она вздрогнула — он заметил это по неконтролируемому подергиванию плеч. Апрельский вечер сгущался над их прикрытыми головами, погружая тела в несвойственный весенней погоде холод. За спиной раздался очередной раскат грома, оглушая лишь на короткий мин. Ровняясь с нарастающей скоростью пульса, бившемуся настолько истошно, что не хватило бы ни единого слова, чтобы описать то, что сейчас происходило у Драко внутри.       — Моего наследства хватит, чтобы дарить тебе сотню этих гребаных платьев, — он потянулся к девичьему лицу, но остановился в дюйме, осознавая, что этот жест был лишним. Неуместным, учитывая их своеобразные недо взаимоотношения. — Каждый день. — Подчеркнул он, понизив тон. — До самой старости.       Ведьма обхватила себя руками, но в этом едва ли был смысл. Заметив то, как Грейнджер пыталась увернуться от кусачего вихря, Драко сбросил с себя пиджак в широкую клетку, накрыв им девичьи плечи. Сейчас он не чувствовал на себе беспощадность ледяных уколов, доносившихся ветром. Температура тела могла достигать отметки максимум, погружая организм в лихорадку.       Происходившее напоминало Малфою отрывок из множества сновидений, преследовавших мракоборца каждую ночь долгие шесть лет. Он так долго пытался отстраниться от жестоких — не по смыслу, а по сути — сюжетов, срезавших скальп с его выдержки и самообладания, что не заметил, как по собственной прихоти оказался в одном из них. Говоря идентичными фразами, руша возведенную собственными руками бетонную стену.       Ты поплатишься за это.       Если ценой этого мгновения была его никчёмная жизнь, Драко был готов на этот неравный обмен. Только бы продолжать созерцать то, как меняется цвет карих глаз напротив в кричащих полосах молний.       Грейнджер опомнилась первой, пятясь назад. Её ладонь пыталась нащупать дверь, чтобы закрыть её. Девичий взгляд ни разу не сошёл с мужского лица, въедаясь радужками в отточенные черты повзрослевшего Драко. В её взоре отчетливо читалось, что она почти не узнавала в нём того озлобленного слизеринца, но вопреки собственным наблюдениям, продолжала его сторониться.       Потому что так было правильно.       И Малфой понимал её, как никто другой.       Он потянулся к карману брюк, достав небольшую коробочку, обитую бархатной тканью. Сделав шаг вперед, Драко возвысился над Гермионой, прижавшейся к двери, чтобы не дать ей возможности вырваться из оков его влияния.       — Надень его, — не поднимая взгляда, парень собственнически ухватился за безымянный палец девушки, скрывавшийся за атласной перчаткой, проталкивая поверх ткани кольцо.       — Платья вполне хватит, чтобы окупить мою переработку, — ведьма испуганно одернула ладонь, сбрасывая с себя цепкую хватку Малфоя. Прижав ладонь к своей груди, Грейнджер демонстративно игнорировала отполированное белое золото, державшее на себе вполне сносный дрезденский зелёный бриллиант. — И возместить моральный ущерб, — добавила она, расставляя акцент на слове «моральный», явно намекая на своё изначальное несогласие ввязаться в авантюру Малфоя.       — Люди, связывающие себя узами брака, обычно носят кольца, Грейнджер, — раздраженно выплюнул мракоборец, напоминая девушке о том, что они все ещё играли супружескую пару. И должны были делать это настолько правдоподобно, чтобы даже у мелких пешек в их организованной игре не возникло подозрений.       — Мы связаны фиктивными узами брака, — девушка сцедила горькую реальность со своих голосовых связок, одаривая Драко самым едким коктейлем из равнодушия и полного непринятия своего нового ампула.       — Я купил его в ювелирной лавке Джонсон, — сдержанно произнёс Малфой, кивнув на кольцо, сверкавшее драгоценным камнем в сумерках, окрашивающихся ослепительными молниями. — Ни в коем случае не снимай его и при удобном случае сверкни каратами перед Эллингтоном.       — Зачем? — заинтересованность перевесила чашу весов, возвышая враждебный настрой Грейнджер.       — Чтобы посмотреть на его реакцию, — объяснял Драко, словно его предшествующая мысль была самим собой разумеющимся и следовало бы сразу понять, к чему он клонил. — Если он и вправду замешан в деле о пропаже Анджелины, ублюдок выдаст себя.