Одержимость

      Апрель, 2005 год       Малфой безотрывно наблюдал за тем, как багровые буквы расползались по стене мазками чьей-то крови. Капли, отдававшие металлическим запахом, стекали вниз до плинтусов, пачкая своей явной претензией то, что Грейнджер считала родной обителью. Безопасным, блядь, местом. Но размашистый почерк перекрывал собой то, в чём была так яро уверена ведьма.       Защита Поттера и Саммерсета постепенно ослепила девичью бдительность, кроша осторожность на мелкие крупицы. Никто бы не посмел её тронуть, ведь самые выдающиеся мракоборцы Великобритании поклялись оберегать золотую девчонку. Но какой в этом толк, если тот, кто решился придать своей жестокости огласку, вновь окунал людские умы в перипетию зверского искусства.       Сползающие кляксы, сцеженные с человеческих вен, давали понять, что ничто в этом мире не вечно. Когда-нибудь молчание должно было прерваться чьим-то красноречиво располосованным телом. И миражный покой, в который так наивно поверила коронер, растворился в переливах уродливой краски, ложившейся поверх возведенных стен.       И Драко не мог винить Грейнджер в этом. Потому что — отчасти — именно он мог оказаться тем, кто по-настоящему виновен в произошедшем. Если экспертиза докажет, что слова, пропитавшие каменную выкладку, писались от руки Чистильщика, Малфой сможет смело проклясть себя.       Именно он не сдержал то самое — весомое — обещание. Клятва, длившаяся шесть лет, потерпела крах в тот момент, когда сердечная жила, хранившая в себе чувства к девчонке, напомнила о себе. Заглушила голос разума, переманив на свою предательскую сторону. Раскрошила гребаный стержень, заполонив внутреннее ненужным. Сантиментами, коими теперь давился Малфой, все ещё безотрывно наблюдая за тем, как специалисты из отдела аккуратно разбирают последствия преступления на мелкие частицы, выуживая из фразы улики.       Ты готова сыграть, Нэнси Дрю?       Прозвище, данное бывшей гриффиндорке её личным мучителем, Малфой запомнил слишком хорошо. Утробный голос скользил лезвием по коже, выцарапывая будущими шрамами то, что обязывало к смерти. Тягучий тон, словно размоченная могильная земля, впитывался слухом, норовя проникнуть под кожу и разъесть внутренности концентрированным безумием.       Драко казалось, что настенная запись проигрывалась в сознании знакомой интонацией. Издевавшейся. Глумившейся над душами тех, кого однажды ему удалось запугать. Отчетливо, с нотками знакомой психопатии. Знакомый голос паразитировал собой каждую щель этого дома. Сознание каждого, кто однажды пережил ужас, сотворённый главным мучителем, и находился сейчас в стенах, оскверненных его великой и ужасной рукой.       У Малфоя почти не оставалось никаких сомнений, что Чистильщик последовал сценарию своего условия. Я пообещаю, что не трону её пальцем до тех пор, пока ты будешь за пределами её досягаемости. В противном случае, вы вновь окажетесь в моей интересной игре. Мракоборец хотел бы поверить в то, что созерцаемое — всего лишь плод чьей-то неудачной шутки. Безобидный розыгрыш никудышного последователя, пожелавшего просто напугать девчонку. Однако он не мог позволить себе заблуждаться настолько, чтобы не поверить очевидному.       Ублюдок нашёл выход из места, откуда вернуться можно только мёртвым. И едва ли труп мог сотворить тот пиздец, что заметил Драко, стоило ему перешагнуть порог клеймённого дома.       Малфой не мог заставить себя покинуть задний двор Грейнджер. Он продолжал стоять у дороги, вычеркивая из головы картину временного пристанища. Драко бездумно вглядывался в ночное небо, затянутое остатками ливневых туч. Ему хотелось остаться в этом мгновении как можно дольше, растворяясь в убаюкивающей тишине и скудных лучах света от фонарных столбов.       Драко было необходимо остановиться хотя бы на миг, в противном случае, он бы сошёл с ума от постоянного рвения вперед, за пределы настоящего. В манящее будущее, не отяжеленное противоречивыми целями, не дававшими покоя. Малфоя разрывало на части от постоянной смены полярности его собственных ориентиров. Он искренне хотел держаться подальше от девчонки, тем самым уберегая её. Но, возможность оказаться рядом и следить за ней лично, размыла собой границы заведомо ложных клятв. Мракоборец вновь пошёл на поводу у извечного желания контролировать всё, что было ему дорого.       И за несогласованные действия всегда приходится платить. Свою цену Драко нашёл в истошном крике, раздавшемся из-за стен, обязывавших хранить покой девушки. Этот вечер был похож на чередование дежавю — каждый триггер находил своё начало в далёком прошлом. Однажды Малфой уже слышал, как кричала Грейнджер. Как рвались её голосовые связки, чудом сохраняя свою функциональность.       Впервые это случилось в Большом зале, когда тварь, решившая управлять чужими жизнями, подбросила девчонке коробку с отрубленной головой Долгопупса. Драко надолго запомнил то, как звучит истинная боль, пропитанная месяцами страха и отчаянностью, слышавшейся так отчетливо, что становилось не по себе даже Малфою. Он не понаслышке знал о том, что такое настоящая агония.       Драко ощутил это снова. Безграничное чувство, что окутало мракоборца, как только до него дошло, что голос, разрезавший тишину на «до» и «после», принадлежал Грейнджер. Он уловил бы его, если бы её истерика сливалась с тысячами похожих. Умение отличать её от всех было впаяно в мужское нутро, став личным проклятьем. Ему бы хотелось улавливать девичьи детали в другом — беззаботном и не наполненном безысходностью.       Но они жили в другой реальности, далёкой от чего-то, что должно нести в себе исключительно хорошее. В их жизнях всё было скреплено ржавыми цепями, вымоченными годами мрака и постоянного ожидания.       И когда вдруг кажется, что зло наконец-то умерло в памяти, оставив от себя лишь напоминание и перечень травм, оно воспаряет. Вырывается из многолетнего небытия, обрастая материальным. Тем, что может нанести зримый вред, как в старые добрые времена.       Малфой немедля ворвался в дом через задний вход, первым делом заметив Грейнджер. Из её горла больше не стекал густой крик, вымоченный в крупных каплях слёз, засохших на бледном лице. Шок пробирался по мягким чертам, вычищая любой намёк на эмоцию. Она бездвижно сидела на полу, подогнув ноги под себя, словно хотела спрятаться. Её тело обрамляли алые разводы на плитке, проползавшие от запачканного подола. Ведьма не успела залечить свою рану, отвлекшись на то, что нашли серебристые радужки, проследив за траекторией девичьего взгляда.       Драко подошёл ближе, остановившись у стола. На серебряном блюде были разложены нанизанные на нить пальцы. Жуткая композиция напоминала ему фигуру перевёрнутой звезды. У этого был явный подтекст, непонятный мракоборцу, но явно не суливший ничего благого. Блондин левитировал крышку и закрыл ею человеческие останки, от которых разило трупным смрадом.       Малфой не заговорил с Грейнджер ни разу с того момента, когда нашёл её в окружении презентов, так явно отсылавших к личности, о коей не принято говорить вслух. Прямо, как когда-то о Волдеморте, о котором теперь треплются на каждом шагу. Весьма иронично, как одно зло может вымещать собой другое, менее реалистичное в данном временном отрезке.       Драко вызвал подкрепление во главе с Поттером. Почти весь отдел мракоборцев ворвался в дом Грейнджер спустя десять минут, не дав девчонке оправиться от увиденного. Она едва могла связать два слова, чтобы объяснить, что на самом деле здесь произошло. Но в этом не было никакой необходимости, учитывая то, насколько красноречивым оказалось послание, оставленное под блюдом и на стене. Два связующих, явно намекающих на то, с кем им придётся иметь дело.       Часть мракоборцев отправилась в соседние дома, выявляя первопричину проникновения в дом. Согласно требованиям Малфоя, девчонку должны были охранять люди Саммерсета, ведь именно по этой причине он поселил несколько мужчин в магловском районе. Чтобы они могли обеспечить Грейнджер безопасность. Всего-то. Для людей, трудившихся в отделе Уильяма, — это не было сложным заданием. Но что-то подсказывало Драко, что эти дилетанты годились только для заполнения бюрократии. Тупоголовые идиоты.       Остальная группа осматривала каждую комнату, пытаясь выявить скрытые угрозы для жизни коронера. Но, к счастью, пока никто ничего не находил. И это едва смогло ослабить внутри блондина жгут, связывающий его органы в тугой узел. Он нервничал. Впервые за долгое время по-настоящему. Драко не смел уворачиваться от собственной человечности, позволяя иголкам, олицетворявшим эмпатию, вонзаться глубоко. Настолько, чтобы прочувствовать тревожность на максимум.       Малфой не помнил такого едкого чувства со времён той ночи, когда погиб Тео. И не менее мрачного утра, когда ублюдок в маске подкинул ему главную причину избавиться от Грейнджер. Фигурально.       Он безостановочно курил. Сжигал сигареты собственными затяжками одну за другой, давясь ментоловым смогом, осушавшим нёбо. Драко делал это не только для того, чтобы избавиться от пронизывающего беспокойства. Вкус дыма мог слегка перебить горечь, так прочно засевшую на языке. Личный секрет, который мог сохранить девчонке жизнь, вертелся на органе чёрной меткой. Той самой платой за несдержанное обещание.       Он подписал Грейнджер смертный приговор, вернувшись в Англию. И как бы он ни хотел — сбежать снова у него не получится. Он просто не позволит себе этого. Если кровь девчонки должна искупать его ладони, Драко сделает всё, чтоб ни дюйм его плоти не окропился её жизнью. Малфой сохранит ведьму целой и невредимой, даже если ему придётся распрощаться со своей.       И дело было отнюдь не в рыцарстве — Драко был лишён подобной бравады. Малый, но всё же накопленный опыт, показал Малфою, что отказ от расплаты хуже несдержанной клятвы. Мракоборец прекрасно понимал, что чувство вины захлестнет его с головой, удушив в тисках бездействия. Однажды он ступил на правильную сторону, и вряд ли согласится сойти с тропы. Грейнджер подарила ему шанс на своё личное искупление, и Драко ни за что не перечеркнет её доброту и великодушие в угоду собственного эгоизма.       Чистильщик не являлся тем, кому Малфой обязался по-настоящему. Убийца не выманит у него ни черта, а собственная совесть заставит платить по счетам.       Девчонка протянула ему руку помощи, когда Драко нуждался в этом больше всего, хоть и не хотел признаваться в этом и по сей день. Он отплатит ей тем же, потому что Малфои всегда платят свои долги. И если маньяк и вправду решил вернуться к своим кровавым игрищам, теперь Драко будет готов встретиться с ним лицом к лицу.       Но для начала ему нужно убедиться, что они и вправду имеют дело с тем самым убийцей.       Драко услышал, как отворилась в дверь, впустив в дом нескольких мракоборцев, выяснявших, по какой причине их коллеги-идиоты оставили пристанище Грейнджер без контроля. Судя по бледным и растерянным гримасам — новости были неутешительные. Парни бросали косые взгляды на Малфоя, явно не одобряя нахождение бывшего Пожирателя в местах, оккупированных законом. Драко мало волновало ебаное мнение рядовых. Он прекрасно знал, что ни один из них не захочет вступить в словесные баталии.       Потому что Поттер — их главный любимчик и авторитет — строго наказал отряду подчиняться Малфою, в то время как он сам будет расспрашивать о случившимся Грейнджер. Мракоборцы не посмеют ослушаться заместителя, они будут молча глотать собственные претензии, давясь вынужденным пресмыкательством. И это приносило чистейшее удовольствие.       Драко было нужно узнать все необходимые подробности для своего следующего шага — рассказать всю правду Поттеру. Делиться с Грейнджер информацией, в которой фигурировал вопрос о её безопасности, было опрометчиво, учитывая тягу девчонки к опасностям. Ведьма точно пустится в них с головой, в желании исправить то, что разрушил Малфой.       Он не знал, мог ли довериться Поттеру, ведь их крепкая связь всегда подразумевала под собой трепаться языком во имя гребаного героизма. Но шрамированный был явно лучшей кандидатурой для общего расследования.       — Отряд, отвечавший за дозор, найден без сознания, — монотонным голосом произнёс один из парней, протянув папку с рапортом. — У некоторых обнаружены незначительные травмы, но в целом их жизни не грозит опасность, — Драко не отреагировал, продолжая докуривать очередную сигарету. Убрав папку, украденную из дома Эллингтона, под руку, блондин принялся изучать написанное одним из мракоборцев. — Колдомедики из Мунго должны прибыть с минуты на минуту.       — Это всё? — грозно спросил Малфой, не отнимая глаз от записей. Постепенно он осознавал весь произошедший пиздец. Парень со светлыми волосами, убранными в хвост, коротко кивнул, вкладывая в свой жест как можно больше нежелания повиноваться. — Свободен. И скажи остальным, чтобы патрулировали территорию, пока мы здесь не закончим.       Он не мог поверить в то, что натренированный отряд позволил себе такую оплошность. Потерять сознание разом, тем самым позволив ублюдку ворваться в дом и превратить его в инквизиторскую выставку. Просто, блядь, немыслимо.       Рапорт было необходимо показать Поттеру, чтобы тот ознакомился с новыми подробностями дела. Но это было лишь поводом, чтобы заставить Избранного покинуть спальню, к которой направлялся Драко. Малфою было необходимо скооперироваться с Поттером, изучить все аспекты и составить целостную картину преступления, чтобы мракоборец смог поделиться тем, что терзало его душу. Если хотя бы малейшая деталь сломит чашу весов в пользу Чистильщика, им придётся действовать как можно скорее.       И если бы Драко имел возможность уверовать, он бы обязательно помолился, чтобы тварью, выпотрошившей последние нервные клетки Грейнджер, оказался подражатель. С ними всегда было проще справиться. Ведь человек без великой идеи всего лишь безвольная марионетка.       Малфой остановился возле приоткрытой двери, слыша приглушенные голоса. Тональности переливались меж собой — девичья была мягче и надломленнее, словно трещала по швам от каждого произнесенного звука. Поттер слышался тверже и спокойнее, но в его вечных переспросах можно было уловить безутешную нервозность. Драко почти разделял эмоции Избранного, но старался держаться отстранённо, не впадая в омут отчаяния.       Остановившись у двери, мракоборец постучал три раза. Сделал он это, скорее, по привычке, нежели намеренно. Вбитый на подкорку сознания этикет сейчас казался условностью, в которой не было никакого смысла.       Голоса внезапно стихли, погрузив комнату по ту сторону в настороженную тишину. Никто из бывших гриффиндорцев не ответил, чтобы оповестить Малфоя о своём разрешении войти. Драко аккуратно толкнул дверь ладонью, перешагнув тонкую световую линию.       Спальня была окутана полумраком, припорашивающим тенями от молодых людей предметы интерьера. Несколько книжных стеллажей, полностью заполненных всевозможной литературой. Застеленную характерными красными простынями кровать. Малфой бросил взгляд к занавешенному окну с прилегающим к подоконнику рабочим столом. На деревянной поверхности можно было заметить несколько колдографий, стопку документов, блокноты и разбросанные магловские ручки.       Грейнджер сидела на краю кровати, так и оставшись в вечернем платье, лишённом былого лоска и роскошества. Малфой обратил внимание на её перебинтованную лодыжку, выглядывавшую из-под низов тёмно-синей ткани, перепачканной сырой землёй и кровью. Девичья ладонь безустанно теребила торчащий лоскут от бинта, вдавливая пальцы в свежую рану.       Потерянность въедалась в каждый дюйм её тела, выуживая из естества привычную энергетику — вихревую и неугомонную. Потрясение от увиденного настолько прочно засело в сознании ведьмы, заставив её потерять возможность двигаться и разговаривать. Её голосовые связки были обесточены пронизывающим криком, раздавшимся часом ранее. Драко больше не слышал, чтобы Грейнджер произнесла хотя бы слово.       Девичьи глаза были, словно вычищены от огня и природной экспрессии, оставив вместо себя пустоту и блеклость. Оливковый оттенок кожи при таком освещении больше походил на мертвецкую бледность, отождествлявшую ментальное состояние ведьмы. Она даже не повернулась в сторону Драко, продолжив буравить зрачками половицы.       Поттер, в свою очередь, был менее растерянным, чем его дражайшая подружка. Временный глава отдела расхаживал по комнате, шаркая громоздкой обувью в такт собственным размышлениям. Но стоило Малфою пройти вглубь комнаты, облокотившись о комод возле дверного прохода, Избранный резко остановился, взглянув на мракоборца с толикой надежды.       Будто Драко мог разрушить их пессимистичный настрой новостями.       Только они были не менее плачевными, чем то, что оставил после себя ублюдок в гостиной.       — Идиоты, отвечавшие за безопасность Грейнджер, найдены без сознания, — сухо прокомментировал Малфой, бросив Поттеру папку с рапортом. — Можешь изучить подробности, но истинная причина их бездействия пока не выявлена, — дополнил Драко, наблюдая за тем, как мракоборец листает отчёт. — Саммерсет слишком лояльно относится к тем, кого я бы даже не рассмотрел на должность уборщика.       — Реформы, касательно отдела, можешь изложить в письменном виде, Малфой, — цыкнул Поттер, потерев глаза под оправой очков. Малфой лишь закатил глаза, не желая спорить со слепой уверенностью мракоборца в том, что магический правопорядок ничуть не загнивал, ставя под вопрос аккредитацию. — Если ты не забыл, мы здесь собрались по другому поводу.       — Старлинг провела экспертизу? — Драко вернулся к насущной проблеме, мысленно вымаливая о ебаной судьбы подарок. Заветное желание, крутившиеся в голове долгие шесть лет. — Кому принадлежат пальцы?       Поттер схватил ещё одну папку со знакомым символом «М» с трюмо, и бросил её Малфою, подражая манере блондина.       — Секвенирование показало, что останки принадлежат Крайтону, — суфлировал мракоборец то, что было написано сухим текстом на одном из пергаментов. — И единственный подозреваемый, у кого может быть мотив, — это Эллингтон.       Знакомая фамилия не обдала удивлением. Малфою казалось, что отдел, зацепившийся за криминального авторитета, был готов спустить на этого ублюдка абсолютно рандомное дело, только бы засадить криминального авторитета за решётку.       Однако Драко знал, что Поттер говорил небезосновательные вещи, учитывая то, что изучил мракоборец до того, как попал на службу в Британское министерство. Крайтона отстранили от службы из-за длинного языка и злоупотребления полномочиями. Напав на Даррена в его собственном ресторане, мальчишка выбил себе место в чёрном списке. И, судя по всему, забронировал себе место на кладбище.       Только существовал один нюанс — Эллингтон не мог оставить слишком личное послание для Грейнджер. Разумеется, преступный король мог узнать о многом, владея половиной магической Англии. Но что-то оставалось за пределами его досягаемости. Потому что было давно похоронено в прошлом. Малфой думал, что похоронено.       — Преступнику не всегда нужен мотив, Поттер, — произнёс Драко, отвлекшись от изучения лабораторных исследований. — Повезёт, если так, но зачастую убийцы потрошат ради удовольствия, а не по причине великого замысла.       — Не спорю, но чисто теоретически Эллингтон мог убрать Крайтона, — мрачно подметил мракоборец, вспомнив историю, случившуюся с Джорданом накануне увольнения. — Тот зашёл слишком далеко, когда самовольно провёл идиотскую операцию. И мог увидеть то, что не предназначалось для простых смертных.       — Эллингтон здесь не при чём.       Надломленный пережитым голос заставил молодых людей одновременно обернуться к Грейнджер. Она не поднимала глаз, словно боялась, что зрительный контакт обнажит истину, скрывавшуюся в янтарных прорезях. Драко рефлекторно сжал ладонь в кулак, готовясь услышать то, чего так долго боялся. Но в глубине души предвкушал, ибо знал, что чудес не бывает. Рано или поздно зло вырвется из своего кокона, обрастёт могуществом и нанесет ответный удар.       — Ты не говорила, что видела того, кто проник в дом, — опасливым тоном прокомментировал Поттер, сделав шаг к девчонке. Ведьма продолжала сидеть неподвижно, и своим бездействием сгущала тучи, нависшие знамением.       — Я не видела, но знаю, что это совершил другой человек, — с нажимом вторила Грейнджер, изо всех сил сохраняя бесстрастное выражение лица. Но все попытки трещали по швам, расходившихся под прессом любопытства. Подтёкшая тушь под глазами размывалась новой порцией слёз, переливающихся в тусклом свечении от ночника. — Тот, кто хорошо известен нам троим.       Малфою не потребовалось уточнений, чтобы изо всех сил садануть кулаком по комоду. Он отбросил папку в сторону, упершись руками о мебель. Побелевшие костяшки окропились красными разводами, блуждавшими узорами по коже. Драко не чувствовал боль. Точно не физическую, она давным-давно перестала ощущаться так же явно, как ментальное истощение. Когда от безысходности хотелось выть во весь голос, царапая себя изнутри собственным возгласом. Разрывать глотку воспоминаниями, не дававшими покоя.       Отрицание обрушилось на мужские плечи, умасливая его неготовность к возвращению ублюдка. Это было похоже на волнение — побочный эффект ожидания. Встреча со старым знакомым являлась личной Ахиллесовой пятой Малфоя. Самой больной точкой из всевозможных, от которых мракоборец успел избавиться, пытаясь обезопасить себя от неминуемых последствий. Но кое-что невозможно было вычеркнуть из жизненного полотна. Въедливое пятно обрастало разводами, подобно тем, что красовались на стене в гостиной.       — Ты ведь не хочешь сказать, что это… Чистильщик? — Поттеру будто потребовалось усилие, чтобы произнести гребаное прозвище вслух. То, что жило внутри Малфоя годами, упорхнуло из чужих уст. Въелось и резануло по слуховым рецепторам острым лезвием. — Доу сидит за решёткой, я ежедневно проверяю информацию о его заключении. Она остаётся неизменной последние шесть лет.       Обернувшись, Малфой внимательно выслушал доводы Поттера, но не поверил ни одному его слову. Драко прекрасно знал, на что был способен Доу. И решётка — меньшее, что могло уберечь внешний мир от влияния убийцы.       Грейнджер подняла голову, взглянув на друга одним из своих взглядов, описывающих её правоту. Жесткая уверенность заполонила радужки, вытесняя из них былую растерянность. Она смахнула одинокую слезу с щеки, встав с кровати. Прихрамывая, ведьма подошла к трюмо, достав из шкатулки клочок бумаги и колдографию. Дрожащие ладони протянули улики Поттеру, однако Малфой ринулся к коллеге, вырвав из её рук таинственные послания.       На клочке бумаги он рассмотрел печатные буквы, высеченные позолотой. Край листа был испачкан каплями высохшей крови, но это едва могло смутить Драко. Все его внимание было обращено к жуткому посланию, так явно отсылающему к определенной личности.

Новое — это хорошо забытое старое, пташка.

Скучала по мне?

      Мужской взор ухватился за колдо, изображающее повторяющиеся движения Грейнджер и Долгопупса. Облик покойного гриффиндорца был осквернен выколотыми глазами и особенностью, ставшей характерной деталью в посланиях незнакомца. Алые линии полосовали лицо Невилла, закрашивая его лицо. На обратной стороне Малфой прочитал то, что заставило его сердце пропустить несколько ударов. Короткий стих, звучавший в голове зверским басом.       Мракоборец, повидавший немало за свою недолгую службу, почувствовал, как животный страх заполоняет его естество, вытесняя собранность и хладнокровность. Толстокожесть больше не спасала его от порывов зарождающегося кошмара. Драко казалось, что на мгновение он оброс шкурой себя прошлого — семнадцатилетнего подростка, опасавшегося маньяка в маске.       Только сейчас он боялся потерять отнюдь не свою жизнь.       — Как долго тебе присылает эти блядские записки тайный психопат, Грейнджер? — с содроганием спросил Малфой, передавая улики Поттеру. Он не хотел смотреть на неё, потому что боялся, что возненавидит, если ведьма скажет, что это продолжается слишком долго. Непозволительно для того, чтобы остановить Чистильщика.       У Малфоя не осталось никаких сомнений в том, что это совершает именно тот, кто истерзывал подростков в Хогвартсе. Слишком много указывало на ту самую личность, чтобы продолжать верить, что это всего лишь совпадения. И главное доказательство хранилось у Драко. То самое — не позволяющее ему ослепнуть от призрачных надежд на лучшее.       — Первое послание я получила несколько недель назад, — ответила Грейнджер, поражая Драко своей незыблемой энергией. Удивительная аксиома преследовала молодых людей: как только они сталкивались, воздух пропитывался напряжением, а от былой слабости не оставалось следа.       — Гермиона, почему ты молчала? — вмешался Поттер, перетягивая внимание девчонки на себя.       — Потому что я не хотела, чтобы на меня смотрели, как на сумасшедшую, — яро протестовала ведьма, сложив руки на груди. Малфой хотел истерически рассмеяться. Выкрикнуть ей в лицо, как же она ошибалась в собственных догадках. Драко видел в каждом жесте и слышал меж слогов, что Грейнджер верила тому, что видела. Верила в то, что это мог быть именно Чистильщик, а не подражатель. — Я прекрасно знала о твоём главном аргументе, Гарри. Доу гниёт в тюрьме, и мне нечего опасаться.       — И ты решила сыграть в героя, дожидаясь, пока какой-то урод не ворвётся в твой дом, и не украсит его блядской гирляндой из пальцев? — гаркнул Малфой, приблизившись к девушке, но Поттер остановил его, дёрнув за плечо. — Браво, Грейнджер. Очередное безрассудство в твоей копилке.       Ведьма порывалась возразить мракоборцу, но её перебил отдаленный голос, позвавший Поттера подписать некоторые документы от целителей из Мунго. Избранный бросил на Малфоя подозрительный взгляд, процедив лишь губами короткую фразу. Не перегибай палку. О, нет. Драко не перегнёт палку. Он уничтожит к хуям эту спальню до последней щепки, если это поможет убедить Грейнджер хотя бы раз прислушаться к здравому смыслу.       Поттер покинул спальню, забрав с собой вещдоки из девичьей шкатулки. Грейнджер не двинулась с места, гипнотизируя расширенными зрачками небольшую щель, оставленную незакрытой дверью. Ведьма напоминала Малфою стоическую фигуру — так сильно похожую на него самого в моменты, когда он особенно жаждал обособиться от внешнего мира, укрываясь в лабиринтах окклюменции. Чтобы ни одна живая душа не добралась до его глубин, способных поразить своей мрачностью.       — Почему ты не рассказала о том, что подражатель преследует тебя? — первый вопрос ударил по девчонке, выбив из неё задумчивость. — Почему ты вечно пытаешься храбриться? — вторил Малфой, вбивая вопросительную интонацию в каждый дюйм девичьего тела, заставив ту вернуть взгляд ему. Карие глаза казались чёрными при таком освещении, словно искупанные в оттенках надвигающейся катастрофы. — Неужели ты не знаешь, к чему приводит твоя ебаная самостоятельность?       — О, то есть, по-твоему, я должна была прибежать в твои распростёртые объятия и пожаловаться на свою нелёгкую судьбу? — Грейнджер выдерживала некую театральность в своем голосе, глумясь над серьёзностью Драко. — Как благородно с твоей стороны, Малфой, снисходить до меня спустя шесть лет. — Она сделала шаг вперед, все ещё сохраняя издевательскую гримасу, пытаясь вывести Драко из себя. Ей это почти удалось. — Неужели ты заделался героем?       — Ты была обязана доложить обо всём Поттеру и Саммерсету, — парировал Малфой, направив указательный палец на ведьму. Грейнджер стояла достаточно близко, чтобы мракоборец мог дотронуться до сложенных рук на её груди. — В их прямые обязанности входит охранять тебя, значит, они должны были знать обо всём. Даже о блядских стишках на обороте колдо!       — Тебе не кажется, что твои советы, мягко говоря, не авторитетны? — упрямо произнесла девушка, склонив голову набок.       Ещё одна черта, так явно напоминавшая Малфою самого себя. Грейнджер даже не догадывалась, насколько сильно они были похожи, как бы ей ни хотелось убедить себя и окружающих в обратном. Их крепкая связь в прошлом породила в них самые удивительные черты. Малфой и вправду подчерпнул от бывшей гриффиндорки героизм, а Грейнджер всячески пыталась откреститься от поддержки, кичась бутафорной независимостью.       — Единственное, в чём я уверен, так это в том, что ты повела себя, как наивная идиотка, коей ты прикидываешься, но не являешься, — Драко давно не помнил того огня, что разрастался под плотью, вымывая хладную кровь из вен. Эмоции бушевали в нём штормом, способным унести за собой всё живое. Малфой сделал шаг вперед, не оставляя между ним и Гермионой и дюйма. — Ты всегда пытаешься сгрызть протянутую руку помощи, довольствуясь своими амбициями. — Грейнджер бросила опасливый взор на мракоборца, замечая то, насколько близко он находился сейчас. На вечере Эллингтона они не раз прибегали к физическому контакту, но то было напускным. Когда близость обрастала подлинностью, всё менялось. И сейчас Малфой мог ощущать сладкое дыхание, перемешанного предубеждением и тревогой. — Но иногда стоит засунуть свою принципиальность куда подальше и позволить людям помочь тебе. Потому что я знаю, что ты в этом нуждаешься, Грейнджер, — Драко опустился ниже, чтобы сровняться ростом с ведьмой. Она прикрыла веки, словно не хотела запечатлеть в своей памяти лицо злейшего врага, буквально касавшегося её. — Перестань лгать себе.       Пышные локоны защекотали мужской подбородок, и это заставило Малфоя слегка отстраниться. Грейнджер поднялась на носочки, с трудом удерживая равновесие на дрожащих ногах, — одна из которых была ранена. Сложенные руки разомкнулись и дотронулись до лацкана пиджака, словно кусок ткани мог помочь девчонке не упасть в столь напряжённый момент. Драко не понимал, чего она добивалась. Какой посыл вкладывала в каждый из робких движений. Всё, что он мог ощущать сейчас — гребаную приторность, въедавшуюся в носовые пазухи. Чувствовать ведьму так явно и так близко было подобно хождению по тонкому льду. Никогда не знаешь, когда наступит тот самый роковой скол, способный утащить на дно.       Она приблизилась к лицу Драко, соприкоснувшись с ним кожей. Он был готов отпрянуть, но жажда чувствовать её нежные касание превозмогало над выдержкой и силой воли. Грейнджер мазнула своими губами по холодной плоти, расставив своим томным дыханием тысячу ловушек, захлопывавшихся где-то в районе сердца.       — Когда я нуждалась в тебе больше всего на свете, ты меня бросил, — прошептала ведьма, обдав мочку уха горьким признанием.       От былой сладости не осталось ни следа — она растворилась в переливах сожаления и ненависти. Горький осадок от произнесенного разъедал внутренности хлестче, чем любое концентрированное зелье. Зубцы от капкана вонзились в оледенелый орган, кромсая налёт бесчувственности и напускного равнодушия, добираясь до искренних чувств. Настоящих, посвященных той, что разочарованно смотрела на Драко, отстранившись.       — Я не бросал тебя, — всё, что мог сказать мракоборец, осязая, как удавка на шее крепчает с каждым оправданием, оставшимся не озвученным. Он должен был признаться ей во всём, но не мог. Потому что время ещё не пришло.       — Достаточно, Малфой, — Грейнджер опустила ноги, вновь став ниже Драко. — Я не хочу слушать твои чёртовы оправдания, — девушка сделала шаг назад, снова расширяя между ними границы дозволенного. Расстояние казалось болезненной чертой, давившей на мракоборца с удвоенной силой. Он прекрасно помнил, каково это, — потерять её. Когда от пленительного тепла не остается ни малейшего следа, а нутро вновь обрастает морозным покровом, ожесточая тебя вынужденно, не по собственному желанию. — Тебя не было шесть лет. Ты больше не знаешь меня, и я не хочу, чтобы ты лез в мою жизнь со своими непрошеными советами, потому что с меня довольно! — крикнула Гермиона, прикрыв рот ладонью. Её бледное лицо становилось красным из-за подступающих слёз. Янтарные вкрапления становились бледными из-за слезливой пленки, и Драко больше всего хотелось заставить девчонку успокоиться, потому что не мог видеть, как горючие капли сжигают слой эпидермиса. — Мы не друзья, и нас едва можно назвать коллегами. Как только дело Эллингтона раскроется, ты покинешь Англию, пополнив свой послужной список. — Малфой даже не пытался оборвать поток девичьих фраз, потому что знал — она ни за что ему не поверит. — Ведь ты постоянно сбегаешь в самый важный момент, — истерика стала явной, как только Драко услышал громкие всхлипывания из-под прикрытых уст. Грейнджер задыхалась от собственных рыданий, но не спешила останавливаться, ведь ей было необходимо добраться до финишной прямой собственных откровений. — Не заставляй меня довериться тебе снова, потому что я не переживу этого дважды.       При иных обстоятельствах Малфой бы обязательно миновал ничтожное расстояние, разделявшее молодых людей. Он бы совершенно точно ступил на это минное поле и сгорел бы сам в пучине неизвестности. Ни за что бы не позволил Грейнджер тлеть в одиночестве, плавясь в искрах неизвестности и лживой истины.       Однако они существовали здесь и сейчас — в самом гнусном и жестоком из всевозможных сценариев. И переписать его не получится, потому что их история не поддавалась канонам хэппи-эндов. Тернистый путь — и только. Никакой фальши.       Слова ведьмы поддевали крючком его душу, вспарывая его естество каждым произнесенным словом. Женская обида, сновавшая за ней по пятам последние шесть лет, вырвалась наружу и нашла своё пристанище в чернильном сгустке, хранившем в себе чувства.       Драко получил немало опыта на службе, и это помогло ему взрастить в себе бесстрастность и абсолютное отрешение. Малфой мог спокойно наблюдать за тем, как рушилась чья-то жизнь, преспокойно выкуривая спасительную сигарету. Потому что это его не касалось. Но кремневая оболочка расходилась трещинами в тот момент, когда слёзы самой желанной девушки омывали его грохочущее внутри сердце. Драко больше не мог оставаться в тени собственных решений, выходя в самый центр, освещаемый софитами под аккомпанемент усталого голоса.       Малфой наблюдал за тем, как подрагивали худые плечи Грейнджер в такт рыданиям. Парень оставался в нескольких шагах от неё, ощущая, как конечности наливались свинцом. Он прекрасно понимал, что не мог ей рассказать обо всём. Возможно, это было признаком трусости и неготовности брать на себя полную ответственность за своё намеренное утаивание особого секрета. Но Драко понимал, что правда окажется для ведьмы оскорбительнее той версии, которую она придумала и сама же в неё поверила. Так было проще. Больнее. Но проще.       Грейнджер потянулась к безымянному пальцу левой ладони, сняв то самое кольцо, врученное Малфоем накануне вечеринки Эллингтона. Она вытянула руку, удерживающую украшение, побоявшись приблизиться к мракоборцу. Их воссозданная близость окончательно потерпела крах, и теперь ведьма не желала переступать опасную черту.       — Оно должно принадлежать той, кому однажды ты сделаешь настоящее предложение.       — Кольцо твоё, Грейнджер, — ответил Малфой, направившись к двери. Вот как это выглядело — он опять бежал. Драко пытался вырваться из пучин неудобного диалога, боясь, что не сможет сдержаться. Вырвет из глотки гребаный ком, чтобы заставить себя заговорить по-настоящему. И ему почти удалось это сделать, когда с уст сорвалось запретное, породившее новую ветвь в их запутанных отношениях. — Оно принадлежит той, кому я позволил однажды спасти свою жизнь взамен на украденное сердце.       Мракоборец захлопнул за собой дверь, оставив ведьму прозябать в окружении парадигмы, до сего момента известной лишь самому Малфою. Грейнджер ловко расставляла эмоциональные капканы вокруг мужского сердца. Но девчонка не учла одного. Самое ценное — прожженное событиями и временем — давно принадлежало ей. В хрупком отношении не было никакого смысла, ведь она могла раздавить ледяной орган одним жестом.       И Драко знал, ведьма обязательно воспользуется своим шансом.

***

      Ванная была заполнена густым паром, не позволявшим девичьим глазам разглядеть сквозь толщу мутной завесы собственное отражение. Грейнджер провела под душем пару часов, скрываясь за стеклянными дверьми в надежде, что кипяток поможет смыть с неё налёт бесконечно длившегося дня. Часы тянулись, подобно патоке, но с одним небольшим различием — в них не было ничего приятного, что могло придать сладостного оттенка нелёгким временам. Вместо этого Гермиона получала свою порцию дёгтя, заполонивший личный чан до краёв.       Горячая вода обдавала тело мощным потоком до покраснения. Вентиль был выкручен почти до максимума, и даже этого было недостаточно, чтобы ведьма прочувствовала весь смак дискомфорта. Ей казалось, что она постепенно сходит с ума. Вернувшись к точке невозврата, от которой девушка так стремительно бежала, Гермиона вновь находила своё спасение в причинении себе физического вреда, чтобы перекрыть болезненными ощущениями то, что гложет изнутри.       Психологическая яма, кишащая триггерами и посланиями из прошлого, принимала свою любимую узницу с распростёртыми объятиями, заставляя ту царапать кожу до кровавых ран, а после подставлять распоротую плоть под обжигающие капли, морщась больше от удовольствия, нежели от боли.       Грейнджер было необходимо почувствовать что-то, кроме прорастающего сквозь внутренности страха. Он опоясывал каждую клеточку тела, вонзаясь клешнями настолько глубоко, что порой могло показаться, что, кроме перманентного ужаса, девушка уже не помнила, как ощущались иные эмоции.       Когда в последний раз Гермиона улыбалась по-настоящему, без штрихов вымученности, натягивавших черты лица на прибитое гвоздями притворство. Когда ей не требовались титанические усилия, чтобы открыться перед кем-то, не размышляя о каждом сказанном слове, потому что паранойя была сильнее здравого смысла. Когда ведьма не прислушивалась к каждому шороху за своей спиной, молясь о том, чтобы посторонние звуки были всего лишь плодом её разыгравшегося воображения.       Гермиона не помнила, когда жизнь протекала по-другому. И существовала ли другая сторона реальности, лишённая характерных алых оттенков, сопровождавших волшебницу повсюду. Или мрачная поволока, олицетворяющая злосчастные события, стала спутницей девушки, переплетая их пальцы в знак крепкого союза.       Грейнджер знала, что всему рано или поздно приходит конец. Всему хорошему и всему плохому. Но зло оказалось вечностью, путешествующим сквозь время. Для настоящего кошмара, заточенного в физическую оболочку, не существовало никаких преград. И даже тюремные решётки не смогут уберечь ведьму от расправы, если Дьявол решит нанести ответный удар.       Ведь он уже его нанёс.       Сколько бы Гарри ни твердил о том, что Доу гниёт в тюрьме, у Гермионы не было никаких сомнений, что убийца нашёл способ, который заставил девушку уверовать в его силы, что не иссякли с годами, а только помогали Чистильщику нарастить свою мощь. Сценарий его нападок остался неизменен, учитывая то, с какой страстью он относился к посланиям в стихотворной форме и расчленению бедных жертв. Костяк, на котором основывалось псевдовеличие психопата в маске, все ещё заставлял кровь застывать в жилах, останавливая циркуляцию. Для подобного зверства не существовало оправданий, способных перекроить отнятые жизни парочкой слезливых фраз, не стоявших ни кната.       Однако в характерных чертах, описывавших в полной мере безумство преступника, прослеживалась нелогичность. Не то чтобы раньше у Доу были хоть какие-то основательные причины, позволявшие ему вершить суд над подростками. Но в его преступлениях всегда было связующее. Нападавший истерзывал тела школьников, в то время как профессора Хогвартса оставались целы и невредимы. Убитых объединяло одно — все они были студентами, знавшими Чистильщика лично.       Джордан Крайтон никогда не был лично знаком с Освальдом Доу. И, разумеется, версия Гарри с Эллингтоном могла иметь место быть. Если бы не одно «но», красовавшееся на стене в гостиной Грейнджер. Даррен был лишён помпезности в своих преступлениях, если следовать той хронике, которую успел составить Саммерсет за все годы слежки за Дарреном. Криминальный авторитет расправлялся с неугодными сухими методами, без приукрашиваний. В насилии присутствовала чрезмерная жестокость, но он никогда не оставлял улик, и, тем более, не отдавал их в качестве подарка.       Именно поэтому его все ещё не могли поймать.       Всё это шло вразрез с тем, что обнародовали мракоборцы в доме несколькими часами ранее. Для того, чтобы привлечь Эллингтона к этому делу, существовал только мотив. Но Малфой был прав — маньяку не нужны были причины, чтобы убивать. Безумие, окутывавшее сознание, было тем самым катализатором, приводившим убийцу к объекту своей расправы.       И, если Чистильщик был настолько могущественен, ему не составило бы труда позаимствовать чужую цель в качестве привлечения внимания, чтобы запудрить мозги своей потенциальной и самой главной жертве — Гермионе.       Оставалось только выяснить, были ли опасения Грейнджер основательны. Стоило ли ей на сто процентов поверить в то, что всё это вытворял Чистильщик, а не тот, кто решил искупаться в лучах кровавой славы, следуя избитому сценарию короля ужасов. Или у Доу имелась связь с внешним миром, и весь кошмар, свалившийся на ведьму спустя шесть лет, производился с чужой подачи, но под руководством неизменного мастера.       Эти мысли напитывали и без того подавленное сознание. Подобно девичьему телу, собиравшему жгучие капли в надежде спастись от душевных мук, разум пытался прийти к целебному умозаключению.       Обернувшись в хлопковое полотенце, Гермиона медленно ступила на кафельный пол, перешагнув низкий бортик душевой. Несмотря на выпитые зелья, одним из которых было болеутоляющее, Грейнджер чувствовала, как от лодыжке от всей ноге проходят болезненные импульсы, сигнализировавшие о полученной ране. Её тело пополнилось ещё одним шрамом, и это ощущалось чем-то самим собой разумеющимся. Словно ведьма не могла прожить свою жизнь спокойно, не отметив себя новым шрамом.       Перевязав истерзанный участок кожи, девушка выждала ещё несколько секунд, вглядываясь в белый кусок марли. Несмотря на явный дискомфорт при ходьбе, повязка больше не пропитывалась кровью. Гермиона облегченно выдохнула, сменив полотенце длинным шёлковым халатом с вычурными перьями на рукавах, подаренным Пэнси на прошлое Рождество. Грейнджер ни разу не надевала его, оправдывая свой поступок тем, что такой роскошный наряд едва ли можно назвать домашним.       Сегодня за выбор одежды отвечал Герман, решивший полностью взять на себя ответственность за заботу о Гермионе. Ей было приятно, что парень бросился к ней по первому зову Патронуса, оставив свои дела в другой стране. Она не стала вдаваться в подробности, опасаясь, что её сообщение сможет перехватить тот, кто обрёк её на кошмарный остаток ночи. И короткой фразы «Ты нужен мне» оказалось достаточно, чтобы художник снова выбрал свою девушку.       Но вместо порхающих бабочек в животе, вызванных влюбленностью, и развеянной тоски долгожданной встречей, Гермиона почувствовала целое… ничего. То, что должно было разрастаться внутри немым напоминанием, сгинуло, оставив вместо себя следы разложения. Конечно, она ощущала слабый налёт радости, сглаживающей тревожность. Однако никакого восторга, взрывавшегося фейерверком, девушка не ощущала. Сердце отвечало ровным пульсом.       Девичья ладонь аккуратно отогнула запа́х халата, обнажая предательскую причину, почему Грейнджер добровольно отказывалась от привычных чувств, теплившихся в её сердце последние несколько лет. Кольцо с изумрудном камнем висело на тонкой цепочке, спадая в ложбинку меж девичьей груди. Украшение, которое Гермиона не смогла вернуть Малфою, теперь мягко касалось её оливковой кожи, оставляя после себя невидимое напоминание о том, что ведьма в очередной раз оказалась падкой на минутные слабости.       Она не знала, почему пошла на поводу у обманчивой перспективы, ведомая веянием прошлого. Возможно, всему виной был проведенный вечер с Малфоем, продемонстрировавшим Грейнджер то, каким мракоборец стал. Разумеется, его вряд ли можно было считать эталоном праведности и порядочности, но то, с каким упорством и рвением он стремился к справедливости — объективной — удивило Гермиону. Она почти сбросила с себя шипы, защищавшие девушку от влияния Драко. Ей казалось, что хитрость и изворотливость парня заставят её обманным путём довериться ему. Но ведьма почти сделала шаг навстречу добровольно.       Если бы Малфой, сам того не осознавая, не завёл их разговор на шаткую тропу, кишащую ядовитыми воспоминаниями, жалящими девичье естество настолько, что сброшенный шипастый панцирь снова обрастал вокруг девичьего сердца. Он не позволял Гермионе забыть. Но какими бы болезненными не были осколки воспоминаний, ведьма все больше отрекалась от собственных принципов, ощущая, как постепенно подходила к обрыву. Она знала, если шагнуть в пропасть, былые чувства начнут обвивать её, подобно плющу, утаскивая на дно потаённых желаний.       Однако Грейнджер не совершила ошибку. Не сделала тот самый шаг. И всё-таки что-то ей подсказывало, что это было лишь вопросом времени. Как долго она сможет противостоять себе настоящей.       Гермиона запахнула халат, спрятав кольцо под тонкой тканью, чтобы Герман не смог заметить новое украшение в её коллекции. Завязав волосы в высокий хвост, ведьма отвернулась от зеркала, так ни разу не взглянув на собственное отражение. Она приоткрыла дверь, направившись к пролёту, ведущему в гостиную, выпустив за собой шлейф густого пара.       В доме царила прохлада, покрывавшая открытые участки кожи мурашками. Пахло стихшей грозой и остатками влаги на асфальте и газоне, наполнявшей каждый дюйм через распахнутое на кухне окно. Гермиона обожала свежесть, ей всегда было важно, чтобы запахи природы окутывали пространство. Особенно сегодня. Особенно после того, как трупный смрад очернил родную обитель. Грейнджер казалось, ничто не способно вытравить до боли знакомый купаж смерти, отпечатавшейся на всём. Даже внутри самой волшебницы. Но отрезвлявший весенний ветер приносил с собой крупицу панацеи, в которой так нуждалась девушка.       — Я думала, ты уже давно лёг в постель, — тихо отозвалась Гермиона, пройдя в гостиную через арочный проход. За обеденным столом сидел Герман, читавший газету за прошлую неделю. Разворот закрывал его мягкие черты лица от внимательных глаз ведьмы, и ей пришлось прочистить горло, чтобы отвлечь парня от чтения.       — Не мог оставить тебя в одиночестве, — Герман выглянул из-за страниц, осмотрев сожалеющим взглядом девушку. Грейнджер не могла осуждать его за рвение к состраданию, ведь в этом и был смысл близких отношений — быть рядом и в горе, и в радости. — Еда почти остыла, — он кивнул на несколько тарелок перед местом напротив. — Я могу разогреть, если хочешь.       — Не нужно, спасибо, — Гермиона ласково улыбнулась, машинально сев на свободный стул.       Она не была голодна. И, честно признаться, ведьма ни за что бы не притронулась к еде за этим столом, даже если бы умирала с голоду. При виде запеченного мяса к горлу подступила тошнота, напомнив о человеческих обрубках, нанизанных на нить.       Грейнджер отвернулась в сторону, тут же пожалев о своём решении отвлечься. На первый взгляд, нетронутая и чистая стена, не должна была вызвать отвращения. Но Гермиона прекрасно помнила о дьявольском послании, стекавшем кровью до пола. Ей казалось, что размашистый почерк все ещё кишел внутри кирпичной постройки, разрастаясь паразитом. Вечным напоминанием о том, что игра ещё не закончилась.       — Как ты себя чувствуешь? — мужской голос заставил Гермиону вернуть внимание сидевшему напротив Герману. В его нотках слышалась скованность, мешавшая ему говорить привычно нежно и легко.       — Бывало и лучше, — девушка заерзала на стуле, оттянув рукав халата ниже, чтобы парень не смог заметить царапины, нанесенные в душевой. Они не были глубокими и едва походили на шрам, оставленный Беллатрисой. Но так казалось только Гермионе. Ей и её больному восприятию очевидных проблем.       — Конечно, — Герман хищно ухмыльнулся, и этот жест пронесся морозным вихрем сквозь девичье тело. — Думаю, произошедшее не сильно повлияло на тебя, учитывая, как хорошо ты провела время накануне.       От былой мягкости не осталось ни следа, его лицо было словно выточено из жутких новшеств. Грейнджер взглянула парню прямо в глаза, надеясь вычитать в них то, что могло повлиять на столь резкую смену настроения, но не нашла в родных радужках ничего, что могло бы помочь ведьме понять, в чём она провинилась.       Герман достал из-под стола выпуск Ежедневного пророка с кричащим заголовком, освещавшим сенсационную — лживую — свадьбу двух знаменитых волшебников. Рядом с газетой он положил чёрный конверт, хранивший в себе приглашение на вечеринку к Эллингтону. Грейнджер почувствовала, как альвеолы треснули от недостатка кислорода, а внутренности постепенно скручивались в узел волнения. Блистательная обложка, изображавшая любовь Малфоя и Грейнджер, вонзилась в девичье самообладание сюрикеном, размолотив его.       Ей стоило догадаться.       — Ты рылся в моих вещах, — не вопрос, утверждение. Копия Пророка хранилась в рабочих документах девушки, ведь этот выпуск касался, прежде всего, её рабочих обязанностей. В этом не было ничего личного, Гермиона даже ни разу не открывала его, чтобы прочесть.       — Мы почти помолвлены, Гермиона, — твердо ответил Герман, не скрывая причастности к низкой выходке. — Нет ничего плохого в том, что твой почти жених решил навести в твоей комнате порядок.       — Кем бы ты ни являлся, ты не имеешь права влезать в моё личное пространство, — Грейнджер едва удавалось сдерживать гнев, метая разочарованный взор с проклятой обложки на парня, явно чувствовавшего непомерное удовольствие из-за того, что поймал невесту с поличным. — Эти вещи напрямую связаны с моей работой, о которой я, согласно уставу, не могу распространяться, и ты прекрасно об этом знаешь.       — Не знал, что в твои должностные обязанности входит брак с коллегой, — насмешливо парировал Герман, продолжив издеваться над растерянностью девушки. Он резко схватил Пророк и яро потряс им перед девичьим лицом, заставив её глядеть, не отрываясь, на плод лжи, что задумывалась во благо. — И не просто с коллегой, — парень ткнул пальцем в лицо Малфоя, с благоговением глядевшего на коронера, — а с тем самым Драко, приходившим к тебе накануне. — Герман брезгливо отбросил газету на пол, втоптав её ботинком. — Неужели в тот день ты выпроводила меня, чтобы на славу отрепетировать все нюансы вашего фиктивного брака?       — Мерлин, да что ты такое говоришь?! — Гермиона ударила по столу ладонями, не в силах выслушивать теории, относительно визита Малфоя.       — Давай, скажи мне, что я всё неправильно понял, — парень выставил палец вперед, изо всех сил стараясь, чтобы не повысить голос. — Ты не выходишь на связь неделю, оправдываясь тем, что у тебя куча работы, — Грейнджер вжала пальцы, желая раскрошить древесное покрытие, чтобы буйство эмоций не уничтожило её. — И я свято верю своей чудесной невесте, даже не подозревая о том, что происходит за моей спиной. — Герман встал, с грохотом уронив стул. Вздрогнув, Гермиона продолжила выслушивать ушат чужой обиды, липким слоем, обволакивавшим слух. — Но для идеальной Гермионы спокойная жизнь оказалась скучна, и она решилась ввязаться в чёрт знает что, даже не предупредив о своих планах.       — Я понимаю, как это может выглядеть со стороны, — Грейнджер обессиленно вжалась в спинку стула, чувствуя, как этот бесконечный день жгутами вил из неё остаток энергии. — Тебе не о чем переживать, — дрожащая ладонь, что до сего момента пыталась разломать деревяшки, отпрянула от стола, возвысившись и вытянувшись в знак примирения. — Нас с Малфоем объединяло исключительно задание, требовавшее показаться на публике в качестве женатой пары, — Герман не перечил, позволяя Гермионе продолжить свой рассказ. В нём не было особых деталей, раскрывавших истину, но, если бы и была такая возможность, ведьма вряд ли стала бы откровенничать после всего случившегося. — Статья заказная, её написала Пэнси. Тираж у газеты был ограниченным и попался только тем, кто был на вечере у одного влиятельного бизнесмена. Для большинства людей я не связана с Драко, и мы друг для друга не более, чем коллеги.       Ложь складывалась в предложения легче, чем ожидалось. Гермионе почти не составляло труда говорить всё это, потому что она знала одно — их с Малфоем и вправду ничего не связывало. Кроме тех невидимых нитей, прошивавших очевидную холодность и настороженность, но скрывавших в себе нечто глубокое. Проникновенное. И то, что так долго не давало Грейнджер покоя. До сих пор, окуная девушку в перипетию сложных и не вполне объяснимых чувств.       Однако настойчивый голос в собственной голове продолжал диктовать свои условия, склоняя Гермиону примерить на себя образ покладистой и всепрощающей. Герман поступил подло, но Грейнджер лидировала в их моральной низости. Она была уверена, парень не собирался копать на неё, выискивая в рабочем хламе следы неверности. Это была чистая случайность, подобно русской рулетке, нацелившей своё дуло на девичью искренность. И та попала точно в цель.       — Я поверю тебе только в одном случае, — произнёс Герман голосом, не терпящим возражений. Он опустил ладонь в карман, и достал знакомую коробочку, скрывавшую внутри себя кольцо, когда-то являвшимся на Грейнджер заветным. — Если ты наденешь его прямо сейчас и поклянёшься, что всё то, что я нашёл, — не более, чем простая авантюра, в которую тебя ввязали обязательства.       Рубиновый камень теперь казался волшебнице слишком ярким, непозволительно вычурным. В контрасте со сдержанным и холодным изумрудом, теплившимся у солнечного сплетения, драгоценность от Германа не прельщала так, как он явно задумывал. Не так, как неделю назад, когда один только взгляд на кольцо производил на Гермиону должное впечатление.       Алый и зелёный вновь сплелись в извечное противостояние, прежде являвшимся одним из знаковых в жизни волшебницы. История циклична даже в таких мелочах.       Сейчас девушке казалось, что страх перед давно распланированным будущим, начинал обрастать симптомами. Она так мечтала избавиться от оскорбительно-ровного пульса, и теперь сердце совершало волнительный кульбит. Недостаток кислорода больше не был страшен, ведь Грейнджер так жадно глотала воздух, что могла перенасытиться и пасть замертво от собственного чревоугодия.       Возможно, всё это было нормальным. Она слышала от Джинни, что перед помолвкой с Гарри, та переживала не меньше. Но Гермиона чувствовала, будто здесь кроился некий подвох, снующий внутри отличительными штрихами, — она могла почувствовать во рту тот самый привкус ментола, переданный ей давным-давно.       — Клянусь.       Гермиона ощутила, как ледяной ювелирный круг замкнулся на её пальце, сковав себя обещанием с парнем напротив. Герман кротко улыбнулся, словно все ещё пытался мучить свою официальную невесту за то, что та оступилась.       Она солгала. В сотый раз за этот вечер, наверное. Грейнджер сделала это машинально, так же как села за чёртов стол. Потому что именно этого от неё и ждали — слома личности и собственных желаний ради всеобщего восторга.       И Гермиона надеялась, что ложная клятва не зачтётся ей грехом.

***

      Гермиона пыталась заострить всё своё внимание на скрежете вилок, проходивших оглушающим лязгом о расписные тарелки. Пища на вкус казалась резиновой, искусственной. Не имевшей в себе тех гастрономических прелестей, о которых принято говорить хозяйке. Грейнджер с трудом пережевывала, проталкивая пищу по глотке вместе с тошнотой.       Волшебница знала, что дело было не в самом блюде, как таковом. Джинни готовила изумительно, и ей было сложно испортить еду, учитывая, что рецепты в семействе Уизли передавались по наследству. Причина скрывалась не в талантах подруги, а в самой Грейнджер. Гермиона потеряла всякий вкус ко всему, даже к тому, что раньше казалось для неё излюбленным.       Она успела пожалеть о том, что согласилась прийти на очередной воскресный обед к друзьям. Ей было сложно делать вид, будто всё в порядке и за эту неделю не произошло ничего, что могло бы разделить её жизнь на «до» и «после». К подобному следовало бы привыкнуть, учитывая, насколько часто судьба Грейнджер претерпевала изменения. Словно кто-то брал канцелярский нож и вырезал из жизненного полотна всё то, к чему Гермиона успела прикипеть. И вместо них подкидывал ей новые сюжеты, к которым девушка была явно не готова.       И сейчас, сидя за столом в доме Поттеров, ей было тяжело привыкнуть к их отвлеченным разговорам, пытавшимся заполонить тишину и давящий на позвонки вопрос. Что им делать дальше? Гермиона прекрасно понимала, что Гарри безустанно прокручивал в своих мыслях их разговор, хоть и пытался скрыть это под навесом обсуждений последнего матча по квиддичу и то, с каким успехом Джеймс выучил почти весь алфавит.       Но она видела, как лучший друг сжимает вилку крепче, чем нужно. Как его лицо, покрытое густой бородой, становится строже, когда Джинни отнимает от него свои зелёные глаза. И как потерянность выжимает из радужек всю яркость, стоит Гермионе встретиться с Гарри взглядом.       Конечно, они не могли обсуждать рабочие вопросы в присутствии своих вторых половинок. Запрещено уставом, скандировал голос Саммерсета в голове. Но что-то подсказывало Грейнджер, что Поттер не стал бы с ней обсуждать нюансы вчерашнего инцидента, даже если бы Джинни и Герман тотчас исчезли из просторной кухни, давящей лиловыми оттенками стен.       Узнав о том, кого Гермиона подозревает в случившемся, Гарри вновь взялся за старое — оберегать девушку, словно та была хрупче фарфоровой вазы. Это могло быть обусловлено личным промахом в прошлом, когда Поттер не уследил за подругой, ввязавшей в историю с кровожадным убийцей. Отныне он не хотел наступать на те же грабли, сублимируя личные комплексы плохого друга.       И это не устраивало Грейнджер. Именно этого она боялась, когда умышленно утаивала от Поттера анонимные послания. Гермиона меньше всего хотела, чтобы её оставили за бортом собственной игры, в которой она занимала далеко не последнюю позицию. Она могла быть полезной, учитывая то, что именно ей повезло лично столкнуться с мистером Доу. Волшебница могла рассказать о многих нюансах, способных привести Гарри к ответу.       Однако был ещё кое-кто, знавший о личности Доу примерно столько же, сколько знала сама Грейнджер. Будучи студенткой Хогвартса, она оказалась слишком наивной, чтобы запретить самой себе разбалтывать о сокровенных тайнах тому, кто займёт её нишу в расследовании. Малфой. Коронер была уверена, что Поттер, скорее, заручится поддержкой ещё одной жертвы, чем вновь подведёт её к смертному одру.       — Надеюсь, у вас осталось место для десерта, — пролепетала Джинни, вытерев рот тканевой салфеткой. — Сливовый пирог должен получиться отменным!       — Джин, мясо просто изумительное, — Герман блаженно сцеживал каждое слово устами, изображая тем самым неописуемый восторг от обеда, приготовленного подругой.       Грейнджер царапнула вилкой по тарелке, отмечая, что ей ни за что не достигнуть такого результата, учитывая плачевность её кулинарных навыков.       — Гермиона, ты в порядке? — послышался настороженный голос Джинни, проигнорировавшей комплимент Германа. Волшебница подняла взгляд, посмотрев сначала на Гарри, чтобы найти в его лице подсказку, как вести себя с его женой. Он незаметно кивнул на девичью тарелку, намекая, о чём скрытно сетовала Джиневра. — Твоя порция осталась нетронутой, — Гермиона осознала, что всё это время имитировала приём пищи, скользя приборами в такт чужой трапезе. — Ты случайно не заболела?       — Н-нет, — промямлила ведьма, отрезав ножом кусок прожаренного стейка, чтобы продемонстрировать свою беспечность. Смотрите, со мной всё в порядке. Я не морю себя голодом из-за повышенной тревожности.       — Наверное, Гермиона просто чересчур рада нашей долгожданной помолвке, — Герман перехватил девичью ладонь, сжав её так, чтобы вилка выпала из пальцев со звоним грохотом. Он переплёл их руки, выставив вперед, демонстрируя друзьям рубиновый камень, прожигавший роговицу неуместной помпезностью. — У вас, девушек, ведь так бывает? — он обратился к Джинни, тут же расцветшей в улыбке.       Все знали, как сильно Гермиона нуждалась в хорошем муже и крепком плече, олицетворявшим поддержку. Все, кроме неё самой. Именно поэтому, когда Герман сообщил об их помолвке, едва переступив порог дома, никто даже не удивился. Потому что ждали, когда их подруга обретёт то самое счастье.       — Конечно, — подруга хлопнула в ладоши, мечтательно затрепетав ресницами. — Когда Гарри сделал мне предложение, я долго не могла прийти в себя, — Джинни накрыла своей ладонью мужскую, одарив Поттера широкой улыбкой. — Конечно, я знала, что рано или поздно мы поженимся, ведь он от меня без ума.       — В этом вся Джинни, — Гарри пожал плечами, отпив из бокала бренди.       Не было никакого сомнения, что лучший друг души не чаял в своей рыжеволосой жене, и ей не требовалось очередное подтверждение. Всё было отпечатано в его взгляде, на секунду лишившимся отрешенности.       — К слову, о женитьбе, — продолжила подруга, — когда вы планируете сыграть свадьбу?       Гермиона, решившая найти спасение в вине, поперхнулась, едва не расплескав багровую жидкость по белоснежной скатерти. Застоявшийся ответ перебился частым кашлем, раздражавшим трахею. Грейнджер судорожно потянулась к салфетке, которую любезно подал Гарри, и стерла с подбородка чёртовы капли.       Три пары глаз вперились в девичье лицо, сканируя то на наличие видимых эмоций. Ключей к тому самому умалчиваемому шифру. Гермиона не спешила отвечать хоть что-то, потому что не знала, что именно она могла сказать, чтобы не обнадёжить друзей и Германа. И самое главное — не обнадёжить себя. Давая отчасти ложную клятву своему жениху, Грейнджер даже не задумалась о самом главном. О свадьбе, явно подразумевавшейся в таком широком жесте, как подаренное обручальное кольцо.       У Гермионы не было заготовленного ответа, потому что обычно такие решения принимаются вместе. У них с Германом не было времени, чтобы обсуждать такие нюансы, ведь прошлым вечером заметная трещина в их отношениях отбросила их по разные стороны баррикад. И теперь они лишь делали вид, будто всё в порядке. Герман делал, играя роль наблюдателя, пытавшегося выманить из уст волшебницы очередную клятву.       Грейнджер могла бы пойти ва-банк, сказав какую-нибудь нелепицу, вроде: «Мне бы хотелось сыграть свадьбу в день летнего солнцестояния», потешив тем самым самолюбие жениха. Но в этом и заключалась вся проблема. Она не могла чисто физически.       Она прождала ещё секунд, прежде чем сформулировать ответ, который мог бы дополнить ту ложь, что была вложена краеугольным камнем в фундамент химерной реальности. А главное — удобной для всех, кроме самой Гермионы.       Волшебница едва открыла рот, но была перебита судьбоносным — по мнению самой девушки — звонком в дверь. Бесшумно выдохнув, она мысленно поблагодарила того, кто внёс свою лепту в происходящее.       — Я открою, — внезапно вырвалось у Грейнджер, как только раздался ещё один протяжный гул.       — Это Джордж, — засуетилась Джинни, провожая Гермиону подозрительно-обеспокоенным взглядом. — Он обещал заглянуть на десерт.       Гермиона прекрасно понимала, что после обеда ей не отделаться от расспросов подруги по поводу странного поведения, но сейчас ей нужно вырваться из давящих стен кухни. Приход Джорджа переведёт всё внимание на себя, поэтому у Грейнджер был небольшой шанс остаться в стороне. Они бы не смогли продолжить развивать тему со свадьбой, учитывая, в каком плачевном состоянии пребывал Уизли из-за последних событий.       Судьба Анджелины до сих пор оставалась загадкой, даже после того, как Малфой отыскал в подвале Эллингтона компрометирующие документы. После вчерашнего Грейнджер никто оповестил о том, удалось ли расшифровать невидимые записи на пергаментах. У Гермионы складывалось впечатление, что её вовсе решили отгородить от какой-либо деятельности, связанной не только с вторжением в её собственный дом, но и с делом Даррена. Ей оставалось только догадываться, насколько близко отдел подошёл к развязке. И когда Джордж встретится со своей женой.       Гермиона миновала длинный узкий коридор, проходя мимо стен, увешанных рисунками Джеймса, гостившего у Молли и Артура. Капля детской беззаботности, раскрашивавшей атмосферу на Гриммо цветными карандашами, почти ослабила внутри волшебницы нервный клубок. Глядя на художества мальчика, внесшего в жизнь молодых людей буйство положительных эмоций, Грейнджер отвлеклась от тяжких мыслей.       До тех пор, пока входная дверь не отворилась, и Гермиона не потеряла дар речи, увидев на пороге не Джорджа, нет.       Если бы на пороге оказался Уизли, сердце Грейнджер, вероятно, наполнилось бы родным теплом, а не стало бы подвывать под рёбрами, изнывая от присутствия льдистого образа напротив. Гермиона не стала бы вздергивать подбородок, пытаясь казаться выше на фоне преступно стоической фигуры.       В дверях оказался тот, кого волшебница никак не ожидала встретить. Но это был тот единственный, кому сейчас она была по-настоящему рада. Малфоя можно было считать спасителем, уберегшим девушку от настойчивых расспросов.       — Что ты здесь делаешь? — и всё-таки она задала свой привычный вопрос в привычно-недовольном тоне, следуя каждому паттерну, без которого не обходилась ни одна их встреча.       Платиновые волосы Драко блестели в свете солнца, становясь абсолютно выбеленными. Проникновенный взор терял свою привычную серость, растворяясь в ртутных брызгах. Его посуровевшее лицо, обычно старавшееся удержать истинное настроение, теперь искрилось от хищной улыбки, делавшей скулы ещё шире. Гермиона рефлекторно потянулась к объемному свитеру, скрывавшему кольцо, подаренное мракоборцем. Словно пыталась утаить от него то, что и так было спрятано. Но эта тайна должна принадлежать только ей.       — Поттер пригласил, — вальяжно ответил Малфой, докуривая сигарету с едким ментоловым привкусом, ставшим уже синонимичным с близостью парня.       — С чего бы Гарри приглашать тебя к себе в воскресенье? — Гермиона продолжала обсыпать гостя вопросами, не сдвинувшись с прохода.       — С того, что мы работаем вместе, — произнёс Драко, впечатав окурок в фасад дома, а после выбросив в урну рядом с дверью.       — Когда Джинни узнает, что ты решил испортить её любимую традицию, она убьёт тебя, — блаженный девичий голос отображал то удовольствие, с которым она представляла, как лучшая подруга будет разносить заносчивого мракоборца, решившего внести коррективы в распорядок Джиневры.       — Именно поэтому я захватил с собой огневиски, — щёлкнув пальцами, Драко улыбнулся ещё шире, словно предвидел предостережение по поводу Джинни. — Поттер решил не медлить с расследованием по поводу Эллингтона, — Малфой показательно потряс перед Гермионой рабочим портфелем, в котором, судя по всему, хранилось то, к чему волшебница питала особенное любопытство. — И мы договорились обсудить всплывшие подробности, касательно вчерашнего инцидента в твоём доме.       — Дай-ка угадаю, вы даже не подумали о том, чтобы ввести меня в курс ваших дел, — Гермиона склонила голову вбок, изображая важный тон Малфоя.       — Десять баллов Гриффиндору, зазнайка, — он приблизился ближе, щёлкнув Грейнджер по носу, из-за чего та поморщилась, отпихнув от себя мужскую ладонь.       Раздражённо фыркнув, Гермиона захлопнула дверь за Малфоем, прошагав за парнем следом. Она надеялась, что его выпроводят быстрее, чем он успеет встретиться с Германом. Безусловно, девушка была счастлива, что Драко, сам того не ведая, вызволил её из сомнительного разговора, но мимолётная эйфория сменилась осознанием. Она не хотела, чтобы её настоящий жених и фиктивный муж встретились в одном месте.       Но Гермионе следовало бы запомнить, что судьба не была к ней благосклонна. Щедрость заканчивалась там, где начиналась плата по личным счетам.       Герман, словно почувствовав неладное, вышел из кухни, смиряя Грейнджер недовольным взглядом, не сулившим ничего хорошего. Катастрофа быстро набирала обороты, добавляя ситуации излишней драматичности. Гермиона отошла от Драко на несколько шагов в сторону, созерцая то, насколько приемлемым было расстояние между ними.       — Какая неожиданная встреча, — громко пропел Герман, добавляя своему тону излишней экспрессии, в которой не было нужды. Но он делал это намеренно, из-за обиды, искалывавшей его душу иглами. — Неужели ты пришёл, чтобы снова украсть мою невесту? — алкоголь всегда плохо влиял на парня, а вкупе с затаившимся претензиями, промилле выжигали оставшееся самообладание.       — Драко пришёл к Гарри, — Грейнджер поспешила подойти к жениху, чтобы увести его подальше из коридора. Она знала, что Герман, скорее, опозорится, нежели выйдет из грядущего спора победителем. У Малфоя было большое преимущество — он распылялся на сантименты, а потому мыслил здраво. — Он пьян, не обращай внимания, — едва слышно прошептала Грейнджер, обратившись к Малфою, молча наблюдавшему за спектаклем, устроенным Германом.       — Я вменяем, Гермиона, — жених приблизился к девичьей щеке, выдохнув перегар прямо в лицо. Грейнджер была готова сгореть со стыда, надеясь, что Герман не натворит глупостей. — Кстати, ты уже обрадовала своего коллегу чудесной новостью? — он по-свойски схватился за запястье волшебницы, выкрутив его так, что Гермиона услышала хруст. Парень демонстративно представил мракоборцу рубиновый камень, красовавшийся на девичьем пальце левой руки.       Гермиона не отнимала взгляда от жениха, но могла уловить периферийным зрением, как Драко сделал крошечный шаг вперед, сильнее вжав ладонь в ремешок портфеля. Ей был непонятен этот жест, равно, как и не понятно то, чего пытался добиться Герман. Вывести Малфоя на эмоции? Абсолютно невозможно. Уж точно он не станет разменивать свою бесстрастность на кого-то, вроде Грейнджер. И она не хотела вспоминать о словах мракоборца, брошенных накануне. Волшебница боялась, что всплывшая в памяти фраза окончательно перечеркнёт собой все устои.       — Не думаю, что Малфою интересны подробности нашей личной жизни, — сардонически усмехнулась ведьма, попытавшись выбраться из железной хватки, но Герман не позволил ей такой роскоши.       — Возможно, ты права, дорогая, — оскал изничтожил характерную ласковость парня. Гнев лился потоком из луженой глотки, передавая по воздухе хмельно́й запах. — Если бы он хоть что-то знал о наших отношениях, то не стал бы ввязывать тебя в свои мерзкие дела.       — А ты оказался ещё бо́льшим кретином, чем я себе представлял, — издевательски отозвался Малфой, вмешавшись в разговор. — Грейнджер выполняла порученное ей задание. Некоторые люди обязаны прислушиваться к начальству, чтобы не вылететь с работы. Наверное, тебе тяжело понять свою невесту, учитывая, что ты только и делаешь, что слоняешься по Европе со своими блядскими выставками, не зная людских проблем, — он сделал шаг вперед, смиряя Германа презрительным взглядом, наполненным взаимного непринятия.       — Не смей говорить, что я не понимаю её, — завопил Герман, вжав пальцы в девичью ладонь так, что она едва не вскрикнула. Гермиона подавила жалобный всхлип, чувствуя, как плоть расходилась подтёками в тех местах, где прошлой ночью волшебница проводила маникюрными ножницами, расчерчивая кожу остриём.       — Ты делаешь мне больно, — Грейнджер говорила полушёпотом, едва терпя очередное болезненное прикосновение.       — Отпусти её, — решительно произнёс Малфой, почти сровнявшись с парой. — Или я заставлю тебя это сделать.       — Да я смотрю ты вошёл в роль, — выплюнул Герман, но не отстранился от Грейнджер. — Может, ты всё-таки метишь на моё место, а? — Драко сбросил с плеча портфель, хрустнув кулаками. — Газетной обложки со слащавым названием оказалось для тебя мало, и ты решил произвести на неё реальное впечатление?       — Во имя Мерлина, что здесь происходит? — все трое обернулись на зов постороннего голоса, разрешившего конфликт одним лишь вопросом. Боже.       Заметив стоявшую в проходе Джинни, Гермиона, заручившись растерянностью парней, вырвала ладонь из рук жениха. Места, до которых он дотрагивался, нещадно жглись, вышивая на коже красные флажки, олицетворявшие поведение парня.       Подруга уперла руки в бока, молчаливо наблюдая за тем, как Малфой медленно отходит назад, а к Герману возвращалось блаженное выражение лица, словно он вновь вернулся в своё агрегатное состояние. Теперь Гермиона понимала, что всё это было лишь муляжом. Её жених был не тем, кем хотел казаться. По крайней мере, среди посторонних.       Джинни нуждалась в ответах не меньше, чем сама Гермиона. Пребывавшая в шоке от поведения, несвойственного Герману, девушка терялась в мыслях. Ей бы очень хотелось объяснить всё самой себе, логически обосновав каждый поступок.       — Малфой? — удивленно добавила Джинни, словно только сейчас заметила блондина, подбиравшего свой отброшенный портфель. — Потрудись объяснить, что ты делаешь в моём доме.       — У нас рабочая встреча, Джин, — стеснительно ответил за всех Гарри, выйдя из кухни. Он поцеловал жену в висок, усмиряя пыл рыжеволосой бестии. — Мы с Малфоем поработаем в моём кабинете.       — И почему я узнаю об этом только сейчас? — девушка увернулась от мужских губ, морщась от щекотливого касания бороды.       Она пыталась сохранить строгость в голосе, так отчетливо напоминавшую Молли. Миссис Уизли всегда сетовала на Артура, когда что-то от неё утаивалось. И в этом Джинни была безумно похожа на мать, даже талант к готовке отходил на второй план.       Гарри явно размышлял дольше положенного, учитывая то, насколько быстро подруга теряла терпение. Ещё секунда, и она бы разразилась криком, заставляя всех — даже Малфоя, — почувствовав себя виноватым в произошедшем недоразумении. Гермиона опустила глаза в пол, надеясь, что Поттер найдёт безупречное оправдание, способное замолить перед женой все грехи. Иначе он нежилец.       Возможно, фортуна к лучшему другу была столь же благосклонна. Дежавю обдало Гермиону россыпью мурашек, стоило ей услышать заветный звонок, прежде уберегший Грейнджер от напасти. Она мысленно порадовалась за друга, ведь теперь не только она оказалась спасённой от нотаций Джинни.       — Надеюсь, теперь это точно Джордж, — рявкнула рыжеволосая волшебница, одарив каждого сердитым взглядом. — И не думай, что его приход как-то поможет тебе, Гарри Джеймс Поттер.       Джинни направилась к входной двери, оставив четверку прозябать в тишине. Гарри молча пожал Малфою руку в знак приветствия, но на этом их взаимодействие закончилось. Гермиона же пристально следила за Германом, всё это время взиравшего на Драко с недоверием. Она понимала, что конфликт парней не исчерпан, и рано или поздно даст свои плоды. Сейчас их игнорирование друг друга можно было назвать временным перемирием ради всеобщего спокойствия. Возможно, присутствие Поттера охладило их пыл.       Во всяком случае, Гермиона могла выдохнуть до тех пор, пока один из них не решится вгрызться в глотку другому.       Однако призрачная безмятежность не продлилась долго.       Она закончилась там, где раздался истошный крик, обрушенный лавиной на девичий слух. Это было похоже на рёв банши, предвещавший неминуемую смерть. Только в реальности не было места мифическим существам.       Гермиона прекрасно понимала, кому принадлежал голос. Джинни.