***
У неё было стойкое ощущение, будто она вновь оказалась в прошлом. Судьба в очередной раз решила продемонстрировать своё блистательное чувство юмора, поместив Гермиону в свой самый жуткий ночной кошмар. Вот как бы охарактеризовала нынешнюю обстановку Грейнджер, если бы это произошло с ней взаправду в девяносто восьмом. Происходящее сейчас, скорее, вызывало истеричный смешок, не более. Напрягало скулы в условной улыбке, которая хоть как-то могла скрыть недоумение, пролегавшее складочкой меж глаз. Чувство дежавю походило на извращённый замысел, залатывая своеобразный гештальт, который Гермиона не спешила закрывать. Она пыталась создать видимость занятости, чтобы хотя бы на секунду избавиться от заинтересованного взгляда подле себя. Грейнджер разглядывала интерьер вокруг, который она знала почти наизусть. Розово-бежевые стены впивались в тёмные радужки изысканностью с намёком на вычурность, но для Пэнси всё окружающее было характерным. Таким типичным, что в каждом уголке этого дома можно было распознать душу брюнетки. Глаза Грейнджер остановились на картине, расстилавшейся во всю стену. Венера Боттичелли всегда овладевала вниманием волшебницы, принуждая ценительницу прекрасного не отнимать взора. Гермиона помнила, как радовалась Паркинсон, когда ей удалось каким-то чудесным образом выкупить подлинный холст на аукционе. Воспоминание об улыбающейся подруге отдало внутри колкой болью, отчего смотреть на прекрасную деву стало смотреть почти мучительно. Слезливая пленка поверх радужки смазывала картинный образ печалью. Гермиона прокручивала в голове сказанное Драко на протяжении последних часов. Она не слышала и не слушала ничего, кроме роковой фразы, поджидавшей волшебницу в разных уголках сознания. К чему бы ни старалась примкнуть Грейнджер, чтобы спастись от ужасающего принятия, потерянный голос Малфоя находил её. Она пропала. Грейнджер пыталась верить в лучшее. Надеялась, что Пэнси просто решила устроить себе внеплановый отпуск. Или просто задержалась в командировке, так ведь бывало раньше?.. Нет. Никогда. Волшебница не могла припомнить, чтобы Пэнси была падка на внезапную смену планов. Паркинсон была слишком рациональной, планировавшей всё на год вперёд. Она бы никогда не смогла так просто исчезнуть из жизней близких людей, не сказав ни слова. Гермиона пыталась отыскать в памяти хотя бы один фрагмент, который смог бы отстранить девушку от страшного предзнаменования, что подруга попалась в сети убийцы. Но тщетно. Грейнджер стремилась уберечь мёртвого от страшного суда. Но в бережности и чуткости нуждались те, кто был жив. В голове проносилась предательская ремарка — пока ещё. Гермиона заглушала этот жуткий рокот ногтями, больно впивавшимися во внутреннюю сторону ладони. Оливковая кожа украшалась багровыми полумесяцами, ограждавшими волшебницу от эмоционального срыва. Веселье только начинается. Девушка жмурит глаза, пытаясь убежать от нечеловечьего баса, дрожавшего громовым раскатом в черепной коробке. Ей плевать, если кто-то из присутствующих заметит её минутную слабость, Гермиона почти не ощущает связи с реальностью, когда очередной гвоздь вонзается в приоткрытую крышку гроба. Пока ещё. Самое интересное впереди, а я всегда где-то рядом. Грейнджер проклинает того, кому принадлежали выписанные алым слова. Впервые в жизни обращается к своей тёмной стороне, вытягивая малую, но всё же чернь из души, чтобы обратить её против того, кто превращал их жизни в ад. Очередная клятва, данная самой о себе, о том, что Гермиона вонзит злосчастный клинок в тело убийцы, теперь не кажется чем-то, что могло броситься в порыве злости. Хладное — и такое долгожданное — спокойствие приходит, когда волшебница визуализирует, как от уверенного толчка клинка под кожу начинает хлыстать кровь, обрызгивая девичье лицо тёплой струей. Гермиона силится, чтобы не вкусить стекающие по подбородку капли. Испробовать, каково это — сдыхать, как забитое животное. Дрожащие ладони не смеют останавливаться, добивая своего главного врага до победного. До разрывающихся вен, по которым протекала мрачная энергия. Грейнджер обязательно выпустит её всю — до последней капли. Чтобы в нём не осталось совсем ничего. Она возьмёт с Чистильщика самую ценную плату за те страдания, что он принёс ей и тем, кого она любила. — Когда ты в последний раз её видел? — обволакивающий бархатом голос коснулся девичьего слуха. Это было первое, что Грейнджер решила добровольно расслышать в гуле параноидальных мыслей. Она сознательно покинула манящие сюжеты, испугавшись, насколько далеко сможет зайти в своём рвении отомстить. — Сбавь свои аврорские обороты, Малфой, — итальянский акцент резонировал с той холодностью, с которой говорил Драко. — Или ты решил записать своего лучшего друга в подозреваемые? — насупился Блейз, изогнув чёрную густую бровь. — Это оскорбляет мои чувства, mio caro. — Я задал вопрос, Забини, — Малфой не отличался терпеливостью. И когда дело доходило до чего-то, в чём Драко не мог разобраться с первого раза, это лишь усиливало несдержанность. — Ты жил у неё последние время, значит, должен знать, где она. — Пэнси — свободолюбивая пташка, тебе ли не знать, — итальянец скосил взгляд на Грейнджер, но девушка приняла взгляд мулата с вызовом, посмотрев ему прямо в глаза. Она уловила подтекст в его словах, но он не был способен воззвать к её чувствам. Ещё не время. — К тому же, я был у неё проездом. Только без ревности, Малфой, но у меня в Англии полно друзей, — пожал плечами Забини, потянувшись к пачке сигарет, оставленной Драко. — Последнюю неделю я гостил у Гойла. — Ты говорил, что он безмозглая свинья, — прямолинейно отметил Малфой, скрестив руки на груди. Он оглядывал друга со скептичным прищуром, так и ни разу не взглянул на Гермиону. — Некоторые люди меняются с годами, — уклончиво ответил Забини, и поджёг кончик сигареты с помощью палочки. Гермиона отвернулась в сторону, почувствовав, как едкий дым заполоняет воздух тошнотворными ядами. И даже привычная ментоловая отдушка не могла унять этого ощущения, что показалось девушке странным. — Я всё думал, что ты так и помрёшь клишированным мудаком, а ты, вон, ничего. Даже походишь на цивилизованного человека, когда рта не открываешь. — Хмыкнул Блейз, упиваясь своей правотой. — Или, может, это вовсе не твоя заслуга? Грейнджер была готова взять свои слова обратно. Обстановка теперь и вправду напоминала личный ночной кошмар. Фантасмагоричный сюжет, в котором бывшая гриффиндорка оказывается под толстым стеклом террариума. Змеи кружили вокруг неё, издевательски выпуская яд, чтобы притупить бдительность. Обширная гостиная превратилась в сплошной серпентарий, пропитанный слизеринским цинизмом. Гермиона слишком отвыкла от этого, чтобы иммунитет вступил в свою силу. — Что ты хочешь здесь найти? — спросила волшебница, почувствовав острую тягу перевести тему. — Что-нибудь, что поможет нам найти Пэнси, — почти сквозь зубы произнёс Драко, вернувшись к осмотру ящиков и остального, что могло бы пролить свет на внезапное исчезновение девушки. — Это всяко лучше, чем сидеть и просто ждать, когда её органы украсят очередной кабинет. Гермиона ощутила, как от колкого замечания свело подбородок. Девушка накрыла ладонью губы, чтобы хоть как-то подавить желчь, подступавшую к глотке. Тошнота усилилась, стоило ей вспомнить о жуткой картине, которую с такой рьяностью выписывал Чистильщик, чтобы впечатлить свою долгожданную жертву, которую он, по всей видимости, оставил на сладкое. — Не думаю, что Пэнси была бы в восторге, что ты роишься в её вещах, — заумный тон прорезался через опустевшие голосовые связки. — И что же ты предлагаешь? — с едва сдерживаемым раздражением вторил Малфой, вытряхивая из антикварных ящиков содержимое. Гермионе было почти больно наблюдать за тем, как дом Пэнси постепенно превращался в хаос. Примерно также выглядел никчёмный мирок волшебницы, расколовшийся до невзрачной пыльцы. Грейнджер не хотела препятствовать Драко, его мотив был логичен и понятен. Возможно, она поступила бы также, оказавшись со своим горем один на один. Но отчего-то ей хотелось отразить его атаку. — Можно сделать это, не нарушая личных границ, — с нажимом произнесла Гермиона, вперившись взглядом в мракоборца. — Уверен, Паркинсон никогда не была против моего рвения нарушить границы, о который ты так печёшься. Драгоценная безделушка, хранившаяся на дне лакированного ящика, с грохотом упала на светлый мрамор пол. Золотые частицы оказались разбросаны по лилово-бежевому камню, оставив после себя сколы на полировке. Гермиона чувствовала, как постепенно опускалась к ценному атрибуту, находясь душой где-то там — среди искромсанной падением позолоты. Ведьма ощутила, как роговицу обжёг длительный зрительный контакт с Малфоем. Парень склонил голову набок, а на его губах взыграла издевательская улыбка. Та, что обычно проверяла на прочность каждый накалённый нерв. Его глаза были прищурены по-кошачьи, словно пытались словить каждый штрих растерянности, поселившийся на лице волшебницы. Хотелось бы ей, чтобы шум продлился дольше, затмевая собой девичьи эмоции, пытавшиеся раскромсать и без того едва бьющееся сердце. Чтобы чёртовы шестеренки вились волчком, становясь оберегом против учащённого пульса, стучавшего в висках истошным воплем. Она была в корне не согласна с Блейзом. Если люди и способны меняться, то их привычки — нет. Бить как можно больнее являлось жизненным кредо Драко. Его излюбленная манера играть по грязным правилам, тасуя колоду так, чтобы всегда подгадать, какая карта окажется выигрышной. Чтобы проклятая масть обязательно накрыла собою свежую рану, принеся ещё больше ментальных увечий. В этом Малфою никогда не было равных, и он бы ни за что не отказался от возможности продемонстрировать свой особый талант. Грейнджер не хотелось искать оправданий для отвратительного поведения Драко. Она понимала, откуда бралось начало у его мерзких комментариев, способных распотрошить девичью уверенность одним громогласным заявлением. Скверный подтекст не нуждался в объяснении. Гермионе стоило лишний раз подумать, прежде чем откровенничать с Драко о том, где она всё-таки пропадала. Перед тем, как отправится к Пэнси, Грейнджер решила признаться, чтобы усмирить пыл Малфоя. Она надеялась, что правда из её уст сможет умалить его гнев, но рассказ ведьмы лишь усилил пламя, вылизывавшее серые радужки. Мракоборец явно не оценил рвения волшебницы помочь мёртвому. Он никак не прокомментировал сказанное Грейнджер, но по его хмурому взгляду было кристально ясно — Драко не разделял сердобольности девчонки. Он наказал её молчанием, чтобы при удобном случае вывернуть свою ревность в нужную ему сторону. Гермиона чувствовала, как собственничество опаляло привычное спокойствие мракоборца, подталкивая его к неоднозначным поступкам. Подобно брошенной фразе, намекающей на то, что их с Пэнси что-то связывало. Будто Грейнджер могла повестись на эту никчёмную уловку. Она почти сделала это. Почти вытянула нужную ему карту, чтобы обратить её против себя, но вовремя сдержалась. — Я осмотрю кабинет, — бросил Малфой, перешагнув через кипу разбросанных бумаг. — Глаз с неё не спускай, — строго наказал Блейзу Драко, медленно подкравшись к Гермионе со спины. Она была готова ринуться со своего места тотчас, но сильные ладони, опустившиеся ей на плечи, твердили об обратном. — А ты веди себя тихо, Грейнджер. Иначе я пожалею о том, что взял тебя с собой. Её ладони дёрнулись в попытке сбросить с себя властные руки мракоборца. Но Малфой, словно учуяв намерения девушки, опередил её. Прежде чем оставив Грейнджер без своих касаний, он с редкостной нежностью провёл большим пальцем по вороту футболки, задев оголённый участок на теле ведьмы. Специально. Она могла ощутить, как зардела плоть, хранившая в себе отпечаток истинного отношения Драко. Он не наказывал Гермиону своим безразличием. Проблески его чувств, который оставались на ней ощутимыми следами, — вот, что являлось той самой показательной казнью. Малфой покинул гостиную с характерным для последних часов шумом. Каждый шаг отдавался эхом, силой вымеренных шагов. Гермиона вновь обратила свой взор на картину, пытаясь заглушить в себе истошный вопль смущения. Она чувствовала на себе заинтересованный взгляд Забини. Вероятно, он был удивлён не меньше, когда увидел в доме Паркинсон человека, с которым они всегда были по разную сторону баррикад. Одно присутствие Грейнджер ставило под сомнение их многолетнюю — условную — вражду. Будто бы золотая девочка и подруга Гарри Поттера не могла чисто физически находиться в пристанище бывшей слизеринки. Это было противоестественно. Но они сидели ближе, чем гласила та самая условность. Чистокровный не морщился при виде грязнокровки. Наверное, тратил последние силы, чтобы сдержать позыв отвесить проклятье в сторону той, кто когда-то очерняла школу своим присутствием. Ведь так было принято говорить за спиной Грейнджер? Гребаная маглорожденная заняла чьё-то место. Седьмой курс всё изменил. Именно он стал точкой невозврата, когда привычные шаблоны разрушались в одночасье, оставляя после себя белый лист. Неиспорченный гневными речами, навязанными обществом, семьёй и никчемными принципами, что разрушила война. И это осознание всё равно не помогало Грейнджер справиться с волнением, накатывавшим на неё в присутствии человека из другой касты. — Вы с Пэнси были близки, — вдруг заговорил Забини, когда тишина стала слишком гнетущей, чтобы её терпеть. — Ты очень наблюдателен, Блейз, — с долей иронии ответила Гермиона, не привыкшая обращаться к бывшему слизеринцу по имени. Несвойственное обращение обожгло язык, но Грейнджер продолжала выдавливать из себя последние крупицы дружелюбия. Когда за её словами не последовало ответной реплики, волшебница перевела взгляд на мулата, заметив, что он опустился под стол. Изогнув бровь, Грейнджер продолжала наблюдать за его дальнейшими действиями, старательно прикрывая недоумение, приподнимавшее девичьи брови. Блейз показался спустя несколько секунд, поставив перед девушкой бутылку с прозрачным содержимым. Забини поднёс указательный палец к губам, прикрывая таинственную улыбку. Он, что, припрятал алкоголь? Итальянец левитировал к себе два бокала, один из них плавно опустился к гриффиндорке. Она с недоверием переводила взгляд с стеклянной каймы на улыбающееся лицо Забини, медля с решением разделить с ним бутылку на двоих. Вот, значит, в чём был секрет доверительных отношений со слизеринцами? Всё решала алкоголь и промилле, развязывавшие язык. Вполне ожидаемое. Гермиона не могла представить, чтобы хоть кто-то в ясном уме мог выдержать их компанию. Но она выдерживала на протяжении шести лет. Считала Пэнси кем-то больше, чем просто подругой. И, если Паркинсон души не чаяла в Блейзе, то, может, всё не так плохо? Возможно, Гермионе тоже стоило пересмотреть свои взгляды относительно загадочного Забини. И он бы открылся ей с другой стороны. Поразмыслив над предложением мулата, Гермиона решительно кивнула. Блейз сдержал удовольствие от согласия Грейнджер за хитрым прищуром, принявшись разливать прозрачную жидкость, пахнувшую, на удивление, знакомо. Это был магловский джин — один из любимых алкогольных напитков волшебницы. Забини знал толк в выборе правильного алкоголя. — Подливаешь джин бывшей гриффиндорке, шагнул на скользкую дорожку, — саркастично прокомментировала Грейнджер, стукнувшись бокалом с Забини. — Что в таком случае гласит кодекс слизеринцев? — она сделала внушительный глоток, проглотив можжевеловый привкус. — Какое же последует наказание? — Вы с Малфоем, как малые дети, честное слово, — хмыкнул Забини, опрокинув свой бокал почти залпом. От такой культуры питья Гермиону передёрнуло. — Я никогда не относился плохо к вашей святой троице, — голос мулата сделался серьёзнее, а в тёмных глазах перестало плескаться веселье, оно обмельчало. Сменилось осознанностью и рассудительностью. — Когда идёт борьба, истинный слизеринец всегда будет защищать своих, что бы там ни было. Но к львиной доле Хогвартса у меня никогда не было особых претензий. — Гермионе хотелось запротестовать и выразить свою точку зрения, но Блейз не позволил, продолжив свой монолог. — Слава Мерлину, я рос не под крылом психопата Люциуса. Мои взгляды на жизнь были толерантными, чем ты могла себе надумать, гриффиндорка. — Твоей толерантности можно только позавидовать, — продолжала упрямиться Грейнджер, не купившись на неожиданную искренность в словах Блейза. — Особенно, когда ты во весь голос смеялся над очередной тупой шуткой Драко в классе, — она запила собственную колкость очередной порцией джина, почувствовав, как алкоголь постепенно развязывал жгуты волнения. Ей стало почти комфортно сидеть наедине с Блейзом. — И всё-таки его тупые шутки смогли привлечь твоё внимание, — длинный язык Забини неумолимо прочерчивал опасную тропу к запретной теме. К которой он пытался подступиться весь вечер, смакуя напряжение между двумя волшебниками. Очевидно, его забавляла вся эта ситуация. Он напитывался чужой скованностью, пытаясь выведать как можно больше секретов. Блейз был подобно серому кардиналу в их тройке — держался в стороне, но наблюдал слишком внимательно для того, кого не должно было волновать происходящее вокруг. Во главе статный дьявол с волосами цвета жидкого серебра, а по обеим сторонам его верные приспешники — левиафаны с блудливым взором. Гермиона усмехнулась про себя, вспомнив о том, как сравнила дружков Малфоя с мифическим существом. Они и вправду казались ей таковыми. Вечно голодные. Вечно в погоне за тем, что могло бы показаться интересным их хозяину. Как бы Блейз ни старался держаться на равных с Малфоем, Гермиона всегда знала, чью волю он исполнит первее всего. И, если Грейнджер выдаст ему хотя бы одну из своих тайн, — Блейз принесёт Драко это на тарелке, чтобы утолить жажду. — И это пиздецки странно, если честно, — продолжил разглагольствовать Блейз. Гермиона взглянула на его бокал, отметив, что тот был почти пуст. Но было очевидно, что выпитое никак не отразится на трезвости мулата. — Не подумай, что я осуждаю. Малфой никогда не рассказывал о том, что вас что-то связывало, — Грейнджер не понимала, должна ли она почувствовать облегчение от произнесённых слов. Драко никогда бы не рассказал о них. Хотя бы потому, что об этом просила сама Гермиона. Она хорошо помнила о том, как любила скрывать его от всех. Он был её личным секретом. — Но мне было достаточно просто уловить его взгляд, чтобы понять, куда он вечно пялится, — презрительно фыркнул Блейз, не боясь задеть чувства девушки. — И это почти всегда была ты. — Он перевёл тёмные радужки на волшебницу, поймав её на искренней заинтересованности. Девичье любопытство вновь побудила его расширить уста. — В какой-то момент мне показалось, что ты подлила им всем Амортенцию, иначе откуда такой внезапный и поголовный интерес?.. — Им всем? — перебила Грейнджер, тут же прокляв себя за это. Ей не стоило задавать этот вопрос. Она патологически боялась услышать, распознать воздухе то самое имя, что отзывалось хроническим сожалением по сей день. Оно пахло цитрусовыми и морской солью — в цвет неугасающих глаз. — Тео любил болтать, в отличии от Драко, — Гермиона не ожидала, что Блейз станет разбалтывать тайны, относящиеся к их змеиному квартету. — Особенно, когда унюхивался своим дерьмом до беспамятства, — но, видимо, статус мёртвого срывал вето на эту запретность. Позволял Забини откровенничать с той, кто этого, объективно, не заслуживал. — Постоянно причитал что-то о вьющихся волосах, карих глазах и… — Я поняла, — Гермиона оборвала непрошеный рассказ, промямлив, — достаточно. — Первое время, когда его не стало, я винил тебя в том, что ты не спасла Нотта. Ох, знал бы Забини, что в этом он не одинок. Девичья совесть продолжала кромсать ведьму до глубоких язв, постоянно напоминая ей о том, что в тот злополучный вечер именно её ладони оказались в крови. Тогда был её первый раз, когда ей пришлось отмаливать чужие грехи. Она отмаливала их до сих пор. — Понимаю, выбор был невелик: либо он, либо Малфой, — Забини подлил ведьме джина, предчувствуя желание Грейнджер утопить эту запретную тему в миллилитрах алкоголя. — И только последний идиот поставил бы на то, что ты спасёшь Тео, — Гермиона сделала глоток, едва не подавившись высоким градусом. — Ты всегда хотела только одного из их несчастного дуэта. — Ты до сих пор винишь меня? Гермиона не была уверена, что моральная оценка Забини была важна для неё. Ею двигала совесть, говоря за девушку. Вряд ли бы его ответ что-то изменил. Но волшебнице не хотелось портить этот момент искренности. Если механизм был запущен, почему бы не выведать у Блейза остальное? — Нет, Пэнси разубедила, — отмахнулся Забини, отсалютовав девушке бокалом. — В конце добавочного курса она рассказала, что Малфой был дорог тебе в той же степени, насколько безразличен был Нотт, — Гермиона неосознанно кивнула, даже не заметив этого. Само тело соглашаясь, не ведая. Просто отвечало инстинктами, остро реагируя на всё, что было синонимично с Драко и важно. Два взаимосвязанных элемента. — Ты не была обязана спасать его от того психа. Как и не была обязана спасать Ханну, Линду, Энтони, Невилла и остальных. Гермиона не могла предугадать момент, когда очередной всплеск ненависти настигнет невинных, захлестывая их в багровых водах. Оставит без глазных яблок, с множеством увечий и посмертным клеймом на лице. Грейнджер не могла помочь каждому. Но каждый, кто пал от рук Чистильщика, являлся к ней во снах, чтобы вспороть загрубевшую душу очередным напоминанием. Обволакивая девичье подсознание мрачным туманом, погружавшим волшебницу в извечный адовый лабиринт, из которого она едва ли могла когда-нибудь выбраться. Световой день спасал девушку от участи быть пойманной призраками прошлого, но ночь всегда безжалостно вступала в свои права, убаюкивая Грейнджер завывающим плачем мертвецов. Усопшие окружали её, горько нашёптывая о том, что они все погибли из-за неё. Гермиона была недосягаемой целью для убийцы, посему ему приходилось развлекаться с кем-то другим, дабы утолить жажду. Садизм подпитывал его, и Чистильщик всегда бродил в поиске того, кто мог бы наполнить его больное нутро извращённым удовольствием. Да, Гермиона не была обязана спасать Теодора от психа в маске. Но это не означало, что шлейф его гибели не будет тянуться за ней следом, повторяя из года в год, что вина лежала исключительно на её плечах. Грейнджер был предоставлен выбор — именно она оказалась в качестве судьи, решавшей, чья кровь прольётся на сей раз. И она свой выбор сделала. Выбор, стоивший рассудка. Гермиона хорошо запомнила, куда приводит путь сердечный. Безжалостное и беспощадное, оно никогда не знало цену тому, что не цепляло. Именно девичье безразличие породило чужие страдания. Гермиона почувствовала, как глаза защипало от нахлынувших воспоминаний. Они окатывали её волной, подвигая разреветься прямо перед молчавшим итальянцем, теребившим ткань свитера на предплечье. Блейз учтиво поставил паузу в их диалоге, позволив Грейнджер переварить всю информацию. Но обрывки его фраз застревали в глотке, царапая упоминанием о Теодоре. Почему-то его смерть была самой яркой вспышкой из того смутного времени. — Значит, теперь вы с Малфоем… — Блейз умолк, кажется, впервые решив подобрать правильное слово, — вместе? Волшебница сморгнула горячую каплю, тут же спохватившись, чтобы стереть предательскую слабость с щеки. Она медлила с ответом, словно подбирала правильный вариант из предложенных. Так она себя ощущала на зачёте у Снейпа — боялась допустить ошибку, дабы опытный зельевар не разорвал экзаменационный пергамент. Могла ли она дать чёртов ответ? Знала ли она сама, что происходило между ней и Драко. Клятва не отрекаться от мракоборца, данная в их совместно проведенную ночь, все ещё жила внутри, не в силах сломиться под прессом внешними обстоятельствами. Но была ли Гермиона готова выразить то, что не поддавалось какому-либо объяснению? Понятие «вместе» слишком эфемерное и размытое, чтобы описать то, что связывало молодых людей плотной нитью. Она могла бы отдать за Драко жизнь, не раздумывая. Без колебаний решилась бы отречься от всего мира, если бы это стало гарантией того, что Малфой навсегда будет её. Стерпела бы каждый удар от его колких фраз, сжимая в руках перемолотое страданиями сердце. Орган, что она передала ему в дар. В качестве очередного подтверждения, что она была готова быть с ним, несмотря ни на что. И, если всё вышеперечисленное могло уместиться в ёмкое «вместе», то Грейнджер была готова дать утвердительный ответ. И даже не испугается, если верный приспешник мракоборца поспешит передать её секрет. Потому что Гермионе хотелось, чтобы Драко знал о её намерениях. Ей хотелось верить, что он всё ещё оставался при своём твёрдом решении — не отпускать. Волшебница была готова раскрыть рот, чтобы отпустить заточенные мысли, но послышался шум чужих шагов. Слишком громких, чтобы не заметить. Блейз поспешил спрятать бутылку и наслать на два почти опустошённых бокала Незримое заклинание. — Отстань от нее с расспросами, Забини, — ехидный тон опередил вошедшего мракоборца. — У Грейнджер аллергия на серьезные темы. — Забини заговорщически улыбнулся Гермионе, будто разрешал ей поверить в то, что их теперь связывало нечто большее, чем совместная учёба в Хогвартсе. — Еще, не дай Салазар, сбежит. Снова. Но Грейнджер было не до веселья. Она повернулась к Драко, стоявшему между мулатом и волшебницей, вперив в него недовольный взгляд. Очередное упоминание о её побеге начинало действовать на нервы. Ещё чуть-чуть, и она вряд ли станет сдерживать свой пыл мудрым молчанием. Гермиона была на грани. — Удалось что-то найти? — спросила девушка, пытаясь говорить не так враждебно, как ей на самом деле того хотелось. Драко бросил на стол рабочий ежедневник Пэнси, молча подтверждая догадки Гермионы. Подруга не просто покинула друзей, не сказав ни слова. Если Паркинсон не взяла с собой самое главное — предмет, в котором хранилась вся её жизнь, значит, случилось что-то поистине вопиющее. Что-то, что заставило девушку бежать. И бежать без оглядки.***
Дышать удавалось с трудом. Выпитый часом ранее джин обжигал горло желчью, напоминая о том, что Грейнджер никогда не умела пить. Каждый раз оканчивался почти одинаково — судорожными попытками сдержать содержимое желудка за стиснутыми зубами. Эмалевое покрытие собиралось крошкой на языке, добавляя вкусовым рецепторам ещё один раздражитель. Гермиона чувствовала на себе все прелести преждевременного последствия. Очередная деталь, указывавшая на то, что Пэнси пропала не по своей воле, зацеплялась за шкирку крючком. Отрезвляла лучше, чем любое сваренное зелье или магловский сорбент. Промилле купировались пугающим осознанием, заглушая увеселительные нотки. Гермиона цеплялась за кусок ткани на кофте, надеясь, что впивающиеся ногти на порвут рюши на манжетах блузки. Тёмно-фиолетовое одеяние контрастировало с бледным лицом ведьмы, подчеркивало ту неуместность, которую Грейнджер так старалась скрыть. Наряд принадлежал Пэнси, и волшебнице было не по себе надевать то, что принадлежало лучшей подруге. Малфой буквально заставил Грейнджер взять что-то взаймы из гардероба Паркинсон, потому что на смену внешнего вида не было времени. Гермиона должна была выглядеть презентабельно. Или хотя бы походить на человека, который жил обычной жизнью, а не скитался от тайны к тайне, оставаясь в комфортной футболке и потрепанных брюках. Там, куда направлялись Малфой и Грейнджер, не было места для удобности. Одежда должна была подчёркивать статусность, коей ведьма никогда не владела. Она даже не могла припомнить, когда пользовалась своей единственной визитной карточкой — лицом, о котором знали тысячи людей. Героиня войны. Что уж говорить о глупых тряпках, стискивающих каждое девичье движение. Последней записью в ежедневники Пэнси были место и время встречи, назначенные с местным меценатом. Мистером Мансом, ежегодно выделявшим крупные суммы жертвам второй магической войны, помогал спонсированием Хогвартсу и отличившимся студентам, планировавшим поступать в Академии. Гермиона помнила о том, что Паркинсон долго готовилась к интервью, чтобы рассказать всю историю благодетеля с объективной точки зрения. Пэнси умела разговорить клиента, чтобы вывести того на чистую — а главное интересную — воду. Поговаривали, что во времена Тёмного Лорда, Эдмунд являлся сторонником Пожирателей, и его нынешняя деятельность — всего лишь хитрый способ замолить собственные грехи. Но никто не знал об этом наверняка. Всего лишь слухи, первоисточник которых найти было почти невозможно. Малфой никак не прокомментировал уведенную фамилию. Либо ему и вправду нечего было рассказать Гермионе, либо мракоборец решил прикрыть старого знакомого. Но что-то подсказывало девушке, что была и третий вариант. Не самый приятный. Личный. Может быть, Драко продолжал свою излюбленную пытку молчанием. Самую жестокую из возможных, ведь Грейнджер никогда не любила оставаться в стороне. Ей всегда было необходимо находиться в гуще событий, чтобы не потерять ту самую ниточку, связывавшую причинно-следственную связь. Если Гермиона потеряет суть, то не сможет владеть информацией в полной мере. И это угнетало её больше, чем ребячество Малфоя. Она пыталась разговорить его по дороге в офис Манса, но мракоборец оставался непреклонным. Всё, чем она удостаивалась, оставалось залежью меж выцветших бровей. Глубокой морщинкой, намекавшей на то, что Малфой был не в настроении откровенничать. И Гермионе хотелось послать его ко всем чертям. Она нуждалась в том, чтобы спустить всех демонов на заносчивого блондина, показав Малфою, что не станет играть по его избитым и надоевшим правилам. Если он желает делать всё в одиночку, превратив Грейнджер из самостоятельной девушки в простое украшение в гребаных рюшах, то пусть катится куда подальше. Она не потерпит такого скотского отношения к себе. И, всё же, сейчас, пока злость разъедает рациональность и сдержанность, Гермиона стойко вышагивает по правую сторону от Малфоя. Пытается насытиться воздухом, но тот лишь разносит внутреннее пламя, из-за чего нервы трещат по швам. Грейнджер силится, чтобы не выбить проклятый ежедневник из сильных рук. Ей с трудом удается сдерживаться, чтобы не захватить толстую тетрадь и не продолжить дело в одиночку. Но прекрасно понимает, что ей нужна его помощь. Малфою с его, пусть и скверным, но характером удастся разговорить Манса, если тот начнёт увиливать. Гермиона слишком добросердечна для таких переговоров. Сомнительные ораторские качества Драко всегда побеждали в любых спорах. Ты сможешь. Помни, что ты делаешь это ради Пэнси. Терпишь этот маскарад и топчешь собственное достоинство ты тоже ради неё. — Говорить буду я, — сухо бросил Малфой, минуя один из бесконечных коридоров. Эдмунд будто специально арендовал самое дальнее крыло офисного здания, чтобы до него могли добраться либо избранные, либо терпеливые. — Зачем тогда я здесь? — спросила Гермиона, резко остановившись. Ей требовался перерыв, шпильки Пэнси были катастрофично высоки и неудобны. Грейнджер чувствовала, как кожа на пятках сдирается лоскутами, пропитывая кровью внутренний шов обуви. — Я могла бы остаться с Блейзом. — О да, я заметил, что вы двое спелись, — Драко обернулся, приблизившись к девушке на несколько шагов. — Решила пополнить коллекцию слизеринцев, припавших к ногам бывшей гриффиндорки? — рассмеявшись, выплюнул целую тонную яда Малфой. Гермиона сжала ладонь в кулак, почувствовав острую тягу стереть эту самодовольную физиономию. Она еле сдерживалась, чтобы не сбить спесь с острых черт его лица. Алеющие вкрапления добавили бы жизни монументальной бледности. Несмотря на усталость, засевшую в серых радужках, он выглядел опрятно и свежо. Парочка разглаживающих заклинаний, и его внешнему виду мог бы позавидовать каждый. Чернильному нутру не удалось запятнать дорогую одежду. — В отличии от тебя, Блейз умеет разговаривать, — фыркнула Гермиона, пропустив мимо ушей идиотский намёк. Она не поддастся провокациям. Ни за что. — Я пиздецки тронут, что мой друг смог впечатлить тебя такой банальщиной, — издевательская улыбка, расцветшая на лице Малфоя не сулила ничего хорошего. Грейнджер уже предвкушала слой грязи, что налипнет на её слух, когда он продолжит. Годрик милостивый. — Наверное, для той, кто дружит с Поттером и Нищенкой, это такая роскошь. — Он подошёл ещё ближе, их расстояние равнялось вытянутому пальцу. — Интеллект. Гермионе не требовалась расшифровка, чтобы понять, к чему клонил мракоборец. Но она нуждалась хоть в чём-то, что могло бы освободить от влияния Малфоя на каждую клеточку девичьего тела. В носовые пазухи пробивался удушливый аромат, исходящий от парня. Отдушка от стирального порошка, до боли знакомого. Грейнджер постоянно вдыхала этот запах, пропитывавший каждую нить в изумрудных простынях. Он ассоциировался у неё с душевным смятением, разрушением контроля над чувствами и болью. Свежесть и шлейф от мужского парфюма перебивался типичными нотами, от которых Гермиону едва не стошнило накануне. Ментоловые сигареты. Но на Драко эти табачные отпечатки не ощущались противно, как бы Гермиона об этом ни мечтала в эту роковую секунду. Он манил собой, раскрывая зрачок на максимум — как подтверждение подсознательной тяги. Удовольствия. Зависимости. Драко возвышался над Гермионой, делая это непозволительно близко. За тот короткий период, что им удалось контактировать без толщи презрения, ей так и не удалось привыкнуть к подобным моментам. Она не умела обороняться против выходок Малфоя, одним лишь взглядом он обезоруживал её. Все девичьи попытки отстраниться выглядели робко и неумело. Как будто она боролась больше с собой и своими желаниями, нежели и вправду пыталась дать отпор мракоборцу. Но Гермиона должна попытаться. Сделать хоть что-то, что могло бы показать Малфою, что она не игрушка для битья. И ему ни за что не удастся сломить её волю. Грейнджер могла променять целый мир, чтобы остаться с Драко. Но себя променивать не станет. Эта история не для неё. — Какой же ты придурок, — гневно выплюнула Гермиона, отодвинув мракоборца в сторону, чтоб его нависающее тело не загораживало путь к долгожданной двери. Её силы вряд ли бы хватило, чтобы физически заставить Малфоя отступить от девушки. Если бы он захотел, то не сдвинулся бы с места ни под каким предлогом. В этом и заключался смысл их взаимоотношений — Драко лишь разрешал Грейнджер обратить девичий гнев против него. Если позволяло его напыщенное эго. И чёртово «если» уже успело набить оскомину на языке. Гермионе уже становилось выносимо от этих условий, обрубавших свободу и возможность делать что-то по собственной инициативе. — На самом деле, ты нужна мне здесь, Грейнджер, — раздался приглушённый голос позади. Ведьма замедлила шаг, остановившись всего в нескольких дюймах от заветной таблички с должностью Эдмунда Манса. Очередной чирк натуральной кожи по пятке заставил девушку испустить хриплый выдох, он граничил с воплем, наполненным болью. Терпеть — это всё, что могла сейчас делать Грейнджер. Молча глотать мучительное прикосновение обуви к голой плоти, втаптывая собственную кровь. Не припираться с Малфоем, чтобы не спугнуть его и не лишиться помощи в поиске Пэнси. В какой-то момент Гермионе стало казаться, что она больше не принадлежит себе. Та девушка, которой она себя помнила, размывалась в памяти, оставляя вместо себя неразборчивое пятно, подобно тому, что впитывала в себя подкладка туфель. — Зачем? — устало произнесла ведьма, оставшись стоять спиной к собеседнику. Гермиона вела себя подобно Драко, но не была уверена, что это произведет на него хотя бы малый эффект. — Что такого могу сделать я, с чем тебе не под силу справиться в одиночку? — затравленный девичий голос окрасился сарказмом. Грейнджер пыталась поймать темп игры, всячески отбиваясь от Малфоя его же оружием. Ведь девичье он нагло выкрал. — Будешь моей личной свидетельницей. — Бархатный шёпот опустился до уха волшебницы, заставив её вздрогнуть от неожиданности. Тягучий тембр проливался от выемки до подбородка, смешиваясь с тёплым дыханием. Ей никогда не привыкнуть к тому, насколько ловок и не заметен мог быть Драко, если сам того хотел. — На случай, если Манс окажется не сговорчив. Гермиона поспешила развернуться, посмотрев на Драко исподлобья. Судя по расслабленному лицу, его ничуть не задела выходка Гермионы. Серебристые радужки блистали озорной искрой, добавлявшей яркости хитрому взору. — Ты знаком с ним? — спросила Грейнджер, попытавшись увильнуть от опасных мыслей, предательски просеивавшихся сквозь оборонительную злость. — Хочешь узнать, связан ли он с Пожирателями? — догадался Малфой. —Нет. — Драко протянул ладонь к девичьему лицу, заправив локон, выбившийся из тугого пучка. Гермиона задержала дыхание, когда холодный палец ненароком скользнул по скуле волшебницы. Организм всячески боролся, принимая любые попытки отторгнуть навязчивый аромат свежести. — Я познакомился с Мансом при других обстоятельствах. Гермионе хотелось, чтобы мужские слова прозвучали обнадеживающе. Таковыми они и могли быть. В теории. Если бы не контрастирующие касания, подстрекавшие Грейнджер ступить дальше — к самому краю обрыва. И изувеченная кожа больше не казалась волшебнице чем-то поистине болезненным. Когда органы скручивались узлом, как после сильнейшего потрясения, все остальные чувства меркли. Притуплялись от недостатка адреналина, служившим подогревательным ферментом в венах. Малфой всегда совершал над Гермионой самые жуткие эксперименты, не заботясь о том, что стало бы с ней, если бы жизнь не закалила её к суровым условиям. Иногда Грейнджер казалось, что между Чистильщиком и Драко всего лишь одно различие. Убийца применял к ней физическую расправу. Малфой же мастерски измывался над её душой. Драко обошёл волшебницу, намекнув коротким кивком, что им следовало поторапливаться. Гермиона была с ним полностью согласна, ей требовалось покончить с делами как можно скорее, чтобы вернуться в свой обособленный мир. Подальше от общепризнанного врага. Подальше от человека, который лавировал между противоречий, как самый необходимый, и тот, от кого ей следовало держаться подальше. В приёмную секретаря они вошли без стука. Малфой, заметив молодую девушку, сидевшую за столом, одарил её театральным покашливанием, чтобы та, наконец, отвлеклась от монотонного заполнения документов. — У мистера Манса окончены часы приёма, — произнесла блондинка, не удосужившись поднять свои глаза на вошедших. В небольшом помещении стояла тишина, и только скрежет пера о пергамент заполнял паузы между её тонким, но уверенным голоском. — Если у Вас была назначена встреча, Вы опоздали. Драко оставил Гермиону в дверях, и подошёл ближе, облокотившись о стол. Его внушительный рост затмевал собою свет, падавший от зажженных свечей. Тень, нависшая над особой, быстро заставила девушку отвлечься от своих — несомненно — важных дел. — Добрый вечер, Амалия, — Малфой пытался изобразить само дружелюбие, но Гермиона чувствовала, как в его тоне прослеживались предупредительные ноты. Главный секрет его ораторских способностей — заманить в свои сети обманчивой учтивостью. — Предупредите своего босса, что его рабочий день продлевается. Гермиона вновь дотронулась до сетчатых рюш, теребя их в надежде, что это сможет спасти её от волнения. Грейнджер не привыкла решать вопросы подобным способом. Увиливать, прикрываясь елейным тембром, было ей не по вкусу. Честность и прямолинейность являлись девичьим постулатом в попытках избавиться от любых недопониманий. В устах волшебницы любая милость превращалась в горечь. И вряд ли бы подобное смогло сработать с Амалией, которая, хоть и делала вид, что не купилась на обаяние Драко, но голубые глаза с интересом впитывали каждую деталь на лице Малфоя. Словно прозрели только что, впервые за недолгие годы работы заметили в этих стенах кого-то достойного внимания. Грейнджер удостоилась бы отказом. И никто бы не стал её разглядывать с таким упоением. Секретарша отложила перо в сторону, откинувшись на спинку стула. Так, чтобы стала заметна часть её фигуры. Амалия перебирала длинными ногтями шнуровку на корсете платья, неприятно лязгая пластиной по металлическим эглетам. Алый маникюр сливался с не менее вычурным нарядом, являвшимся едва ли не единственной яркой крапинкой в помещении, стены которого были выкрашены в невзрачный болотный оттенок. — Исключено, — теперь её слова больше принимали окраску флирта. Амалия талантливо скрывала своё заигрывание с Драко, но стереть улыбку, подкрашенную помадой вишнёвого цвета, не могла. — Мистер Манс слишком занятой человек, чтобы принимать к себе кого попало с улицы. И последняя фраза коснулась не Малфоя. Ну конечно. Секретарша будто впервые заметила Гермиону, стоявшую в этом до жути тесном помещении несколько минут. Но только сейчас стала объектом пристального внимания Амалии, и это ощущалось самым настоящим вызовом в голубых радужках. Дешёвый приём, с которым Грейнджер не единожды сталкивалась. Неприязнь к девушкам всегда отзывалась в Гермионе жалостью. — Наверное, мы не с того начали, Амалия, — суровый голос Драко дал понять, что к таким дешёвым приёмам у него выработался иммунитет. Гермиона не хотела признаваться, но ей было приятно, что Малфоя не цепляло проявленное внимание со стороны других девушек. Драко отогнул пиджак, достав из внутреннего кармана начищенный значок мракоборца. Он продержал его около пяти секунд напротив девичьего лица, и этого было достаточно, чтобы посеять смуту на лице секретарши. Грейнджер, воспользовавшись удобным моментом, пересекла небольшую приёмную, и последовала примеру Драко. В маленькой сумочке не было ничего, кроме волшебной палочки и рабочего удостоверения. В магической Англии должность коронеров не была распространена, и Амалия вряд ли могла слышать об этом хоть что-то. Но новая волна растерянности, промелькнувшая в широких глазах, что прежде изобиловали уверенностью, явно того стоила. Светловолосая девушка поднялась со своего места, оставив вещи нетронутыми. Она покорно подошла к двери мистера Манса, не постучав. Видимо, своеобразные рычаги аврората подействовали на неё должным образом, раз она забыла о своих прямых обязанностях не докучать начальству из-за просьб кого попало. Малфой осматривал кабинет, держась поодаль от Гермионы. Тесное пространство не давало возможности держаться от него подальше, посему девушка стояла ровно в двух шагах от мракоборца. Она отсчитала. Специально, чтобы знать, каковы её шансы в случае, если ему вновь захочется нарушить пытку молчанием. И сейчас Грейнджер была благодарна скверному характеру Драко за то, что парень держался от неё на расстоянии, не нарушал личных границ. Он почти сделал это в коридоре, и волшебница не была уверена, что вытерпит вкрадчивый голос, оседавший на теле порезами, вновь. Амалия широко раскрыла дверь, ведшую в более просторный кабинет, показательно демонстрируя снисходительность мистера Манса. Мягкое кукольное личико сморщилось от негодования, а широкие глаза сузились, бродя от фигуры мракоборца к коронеру. У Гермионы сложилось впечатление, будто девушка была категорически против такого радушия. Будто её подставили, перечеркнув важность секретаря в этой скудной обители, пропахшей пылью от пергаментов и чернилами. Будто она совсем ничего не решала. К сожалению, отчасти так и было. Но Грейнджер не сочувствовала блондинке. Она получила по заслугам. И, наверное, её выпотрошенное эго не потерпело такого сокрушительного удара. — Драко, какой неожиданный визит! — поспешил зазвать к себе Манс, активно жестикулируя руками. Малфой прошёл в кабинет первым, оттолкнувшись от стола. Он обошёл Амалию, даже не взглянув на неё. Гермиона, противясь собственным демонам, неосознанно улыбнулась высокомерной девице. — Надеюсь, это не мои конкуренты натравили молодого перспективного мракоборца на меня, — лесть лилась потоком из уст мужчины, пытавшегося всячески угодить Драко. — В нынешнее время никому нельзя доверять! Гермиона последовала за Малфоем, победоносно вздёрнув подбородком, когда вуаль аромата с ноткой гибискуса обожгли слизистую. Амалия резко дернула головой, ринувшись к своему обжитому рабочему месту. Делала всё, чтобы скрыть расплывавшееся на лице унижение. Пыталась забаррикадироваться пергаментами, чтобы никто не заметил, как фарфоровый оттенок кожи багровеет с каждой секундой, отбитой часовыми стрелками. Волшебница бросила короткий взгляд на блондинку, прежде чем закрыла за собой дверь с уничижительным хлопком. Кабинет мистера Манса был куда просторнее, чем коморка Амалии. Несмотря на то, что рабочий день близился к концу, и за окном уже растелились сумерки, укрыв полутьмой каждый проулок, Эдмунд купался в искусственных световых лучах. На потолке висела громоздкая лампа-канделябр, а на каждой полочке шкафа и столе были расставлены неугасаемые лампадки. Офис Манса представлял собой самый настоящий контраст. В приёмной Амалии было темно и душно, тогда как здесь царила светлая просторность. В остальном кабинет Манса мало чем отличался от тысячи подобных помещений. Непримечательный интерьер включал в себя простую отделку стен и минимум мебели. Эдмунд был хитёр и не спешил демонстрировать роскошества на своей рабочей территории, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Единственной деталью, выдававшей в нём статусность, была коллекция колдографий, на которых был запечатлён Эдмунд и его приближённые из высшего чистокровного общества. Каждый пожимал ему руку, обнимался и улыбался на камеру. Но никому из них нельзя было доверять, как сказал сам Манс. — Расслабься, Эдмунд, — Грейнджер потупила глаза, услышав, в какой манере Драко обратился к меценату. Она не знала, что они были настолько близко знакомы. — Я здесь по другому вопросу. — Тебе опять понадобилась моя помощь с продажей недвижимости? — недоверчиво спросил Манс, подкурив сигару. Он предложил её Малфою, но тот отказался, повертев перед старым знакомым пачкой сигарет. Кабинет наполнился дымом от табачных изделий, и Гермиона поспешила отвернуться, почувствовав головокружение. — Я еле-еле избавил тебя тогда от Мэнора, не заставляй меня опять ввязываться в это, Мерлина ради. Позабыв о приступе, Гермиона перевела удивлённый взгляд на Драко, не скрывая своих эмоций. Драко, словно почувствовал девичий взор на себе, посмотрел на неё в ответ. Единственным комментарием стали поджатые губы, выдававшие смущение мракоборца. Это многое объясняло. Почему Малфой вёл себя с Эдмундом так, будто они были старыми приятелями. Дело было не в их общем прошлом, связанным с Пожирателями. Манс был всего лишь посредником в сделке о продаже родового поместья. — Мистер Манс, мы пришли по поводу Пэнси Паркинсон, главного редактора Пророка. Прямолинейность и честность. Вот, к чему стремилась Гермиона. Не было смысла растягивать момент, доводя Эдмунда до паранойи. На фоне Драко, Манс казался совсем невысоким мужчиной средних лет. Он был худощав, пряча своё тело за дорогим костюмом на размер больше — всякий раз, когда его руки опускались, ладони полностью скрывались под серой тканью. От волнения на залысине поблескивал пот, скатывавшийся по лбу тонкими линиями. — Гермиона Грейнджер, моя помощница, — объяснил Малфой, когда глаза Эдмунда, полные изумления, коснулись девушки. Волшебница почти не волновалась, но пристальный взгляд мужчины застал врасплох. — Мы с Малфоем коллеги, — строго отчеканила Гермиона, рассерженно зыркнув на Драко. Она шагнула вперед, позволив густому облаку дыма впитаться в собранные волосы и одежду. В каждую пору на коже. — Мы расследуем серию убийств, о которых недавно писал Пророк, — на самом деле, Грейнджер даже не знала о том, что в газете писали о Чистильщике. Об этом ей рассказал Блейз, перед тем как они простились. — Да, я наслышан об этом, — голос Манса оказался мягче, чем его предшествующий взгляд. Он опустился на кожаное кресло возле стола, продолжая смаковать сигару. — Страшное бедствие вновь обрушилось на Англию. Настоящее проклятье, — он задумчиво глянул в потолок, нахмурив густые чёрные брови. — Но как с этим связана очаровательная мисс Паркинсон? — Вы были последним, с кем встречалась Пэнси, после того дня ее никто не видел. — Гермиона коснулась ладони Драко, в которой был зажат ежедневник. Малфой одарил ведьму непонимающим взглядом, но сдался под напором немой просьбы. Расслабил мышцы, позволив Грейнджер забрать у него вещь Паркинсон. — Она пропала без вести, — убедительно добавила волшебница, обратившись к Мансу. — Это какая-то ошибка, — Эдмунд едва не подпрыгнул на кресле, испуганно оглядев молодых людей. Он принялся шарить по столу в попытке найти доказательство своим словам, но безуспешно. — Наше интервью с мисс Паркинсон так и не состоялось. — Но в ее ежедневнике… — Она так долго добивалась со мной встречи, но так и не явилась в офис. — Перебил Эдмунд, вскинув руку. От волнения его лицо покрылось новым слоем испарины, и ему пришлось обмакнуть лоб лежащей рядом салфеткой. — Паркинсон даже не удосужилась связаться со мной лично или с моей секретаршей. — Он был явно разочарован непрофессионализмом Пэнси. А Гермиона и Драко, в свою очередь, ещё сильнее убеждались в том, что с Паркинсон произошло что-то серьёзное. Ведь по иной причине она не стала бы пренебрегать рабочими встречами, особенно теми, к которым она так долго готовилась. — Ваша подруга оставила сообщение по каминной сети. — Кто-то, кроме тебя или Амалии, может подтвердить, что интервью не состоялось? — с нажимом произнёс Малфой, смахнув пепел в стоявшую на полке пепельницу. — Когда я получил сообщение от мисс Паркинсон о том, что она не сможет прийти, я решил отправиться в ресторан неподалеку. — Гермиона пока не понимала, стоило ли им доверять Эдмунду. Да, Малфой был знаком с ним, и, возможно, верил слову давнего приятеля. Но речь шла о пропаже человека. Любые рассказанные версии должны были подтверждаться. — Каждый столик бронируется на имя, поэтому вы можете спросить у администратора. Я забронировал место на шесть пятнадцать. Гермиона стала показательно листать ежедневник, чтобы найти ту самую запись. Двадцать пятое мая. Последняя запланированная встреча. Время — шесть пятнадцать. Либо Манс специально указал на это время, либо он и вправду отправился ужинать, решив не дожидаться главного редактора. Но Грейнджер не могла поверить, что Пэнси и вправду решила пожертвовать материалом для нового интервью ради чего-то более весомого. Но чего конкретно? Что заставило её отречься от работы, дела всей жизни, сбежав и не сказав ни слова. Никому. Вообще. Или, может быть, кто-то повлиял на планы девушки. Кто-то достаточно опасный и зловещий. Кто-то, кому легко удавалось подчинять себе любого. Даже такую бойкую девушку, как Пэнси. Гермиона не хотела даже думать об этом, но подсознание само вырисовывало в голове картину в самых жутких подробностей. И во главе всего была, как и полагалось, сверкающая во тьме маске с нанизанными на леску зубами вместо прорези для рта. Слишком отчётливый образ, чтобы продолжить думать о ком-то другом, кроме Чистильщика. Самое интересное впереди, а я всегда где-то рядом. Что, если он знал, что Гермиона сбежала из страны. Что, если он предвидел её попытки обелить честь того, кто был мёртв. Кого она, как оказалось, даже не знала. Ведь Грейнджер опасалась, что Чистильщик пойдёт по её следам, застанет врасплох в месте, где у неё никого не было, кроме стопки писем и карты чужого города. Он мог бы с лёгкостью с ней разделаться, ведь на помощь бы никто не пришёл. Однако он выбрал себе другую цель. Снова кто-то, но только не Грейнджер. Медлил, пытался что-то доказать. Продемонстрировать блестящий ум и изворотливый талант. Чистильщик снова пошёл иным путём. Ему удалось застать девушку врасплох, но сделал он иначе, как и всегда. Скрытно, с особым подтекстом. Дождался, чтобы преподнести Гермионе особый подарок по скорейшему возвращению. И волшебница надеялась, что от этого презента останется хотя бы одно живое место, когда его найдут. Омерзительная надежда лелеяла душу, воркуя о том, что Пэнси может остаться в живых. Но вера постепенно угасала, как и свеча, чей огонь растворился в воздухе от соприкосновения с пальцами Малфоя. Гермиона впервые за этот долгий день была согласна с ним. — Ты не мог бы воспроизвести сообщение? — внезапно попросил Малфой, подойдя к камину. Его ладонь медленно скользила по облицовочной плитке, словно пыталась собрать крупицы правды, засевшие меж трещин. — Конечно, — активно закачал головой Эдмунд, достав из ящика стола изогнутую волшебную палочку. Увидев древко, Гермиона инстинктивно отступила назад, почувствовав, как ко внутренностям прилипает липкий страх. Вязкий и чёрный, как запекшаяся кровь. Как полузаживший шрам, изредка напоминавший о роковом дне, когда подобная палочка выцарапывала на плоти позорное клеймо. Уродливые буквы, прятавшиеся за слоями одежды, чтобы ни за что не выдать своего носителя. Личный атрибут Манса слишком напоминал тот, что принадлежал Беллатрисе, только его палочка была сделана из светлого дерева. Вместо мрачного ореха в воздух взмыл, возможно, безобидный бук. Но Гермиона не могла больше мучать себя наблюдением за знакомым орудием, пытавшим его на протяжении нескольких часов. Истошный крик царапал лёгкие фантомным воспоминанием, норовя вырваться сквозь плотно стиснутые челюсти. Грейнджер опустила глаза на раскрытый ежедневник, принявшись бездумно разглядывать знакомый почерк подруги. Двадцать пятое мая. Встреча с Эдмундом Мансом. Волшебница скользнула взглядом в самый конец пустовавших строк, заметив на полях перечеркнутое слово. Небольшая помарка, которая даже и не требовала к себе какого-то особого внимания, ведь Драко ни слова не сказал о ней. Посчитал мелочью, банальной ошибкой. Но Грейнджер не могла отделаться от мысли, что за слоями грифеля скрывалось что-то, что Пэнси пыталась скрыть. Или, может, специально сделала такую явную пометку, оставив что-то вроде шифра. Пока Малфой и Манс были заняты изучением оставленного сообщения, Гермиона незаметно подошла к лампадке, вытащив из стеклянного сосуда свечу. Грейнджер аккуратно поднесла вырванный лист к пламени, пытаясь разглядеть в ярком свечении очертания букв. Хоть что-то. Хотя бы малый намёк. Она едва не прожгла бумагу, держа его слишком близко к тонкому огню, когда, наконец, разглядела сквозь хаотичные линии выведенные буквы. Ф. Д. И. О. Девичьи ладони одолел тремор, заставивший волшебницу вернуть свечу в лампадку. Она не могла поверить в это. Череда совпадений, пролегавшие через абсолютно не связанных между собой людей, замыкали круг. К Герману часто захаживала одна молодая особа. Грейнджер чувствовала, как в прежде просторном и светлом помещении стены давили на девушку бетонными плитами, а всё вокруг принимало безликие очертания. Словно правда, до которой пыталась добраться Гермиона, окрашивала окружающее мрачными тонами. Вытесняла жизнь подобно Дементору. Вот как работала чёртова истина, ставшая настоящим проклятьем. Непосильной ношей. Чёртова визитка стала причиной моих бед. Эдмунд произнёс заклинание и прочертил в воздухе нужную руну, вырвавшую из камина голос, почти не походивший на тот, что привыкла слышать Гермиона. Пэнси тараторила о том, что её планы поменялись, и она не сможет явиться к Мансу. Возможно, их интервью не состоится вовсе. Ничего особенного. За исключением того, что на заднем фоне, сквозь запуганный и дрожащий тон, можно было услышать то, что породило в Грейнджер уверенность, что все случайности — не случайны. И всё, чему верила Гермиона, обратилось в прах. Ложь была созвучна с едва слышной мелодией, ставшей главным олицетворением того, что зло всегда было где-то рядом. Поблизости. Реверсивный мотив пробивался по каминной сети, создавая своеобразные помехи, из-за которых почти не было слышно Пэнси. Та самая мелодия, записанная на кассету, которую нашли в глотке Крайтона. Послание, оставленное Чистильщиком, проникло в кабинет Манса оставленным сообщением Пэнси. Он знал, что Грейнджер придёт сюда. Убийца буквально ткнул волшебницу носом в обломки её разрушенного мирка. Всё было связано между собой с самого начала. Пэнси и Стефан были связаны с самого начала этой истории. С тех самых пор, когда им втроём было суждено встретиться на той чёртовой выставке в Амстердаме. Ложь. Эта встреча не была случайностью, потому что они всё правильно подстроили. Сделали так, что Гермиона попалась в их ловушку. Подобно паукам, они сплели свои сети, чтобы в них попалась волшебница. Ни Стефан, ни Пэнси не были теми, за кого себя выдавали. Они всегда играли свои роли в своём собственном спектакле, носившем загадочное название — Фиделио. Но если Стефан погиб от рук Чистильщика, то Пэнси продолжала эту игру. И оставался только один единственный вопрос. Была ли она ведущей, или исполняла прихоть Мастера, устранившего своего неугодного помощника, что все эти годы просто притворялся влюбленным парнем. Может, Гермиона и вправду больше не принадлежала себе. И жизнь её — всего лишь проекция великого замысла. Но раз так, то проститься с собственной жизнью будет не сложно. Тяжело горевать о том, чем ты никогда не владел.