Лисы, волки
Помнят долго
Кто им дал тепла
Ночью тёмной
Нету волку
Места у огня
Ветры, войте
Где ты, вот я
С сердцем, полным льда
Лисы волки «Сироткин»
Санзу проснулся, услышав какое-то шевеление на кухне. Если учесть, что его кухня не должна была подавать никаких признаков жизни в такое время, с этим стоило разобраться. Возможно, кроваво. Утро — время суток располагающее к кровопролитию. Он бы хотел сказать, что на кухню он вылетел стремительнее, чем пуля вылетает из дула автомата, но, как уже почти совсем настоящий журналист, Санзу считал, что ложь ниже его достоинства. Поэтому стоило сказать, что он выполз из комнаты, путаясь в собственных ногах и волосах. Последние частично закрывали обзор, и Санзу откровенно плохо с ними справлялся. Обычно он заплетал волосы на ночь, потому что распущенными к утру они неминуемо превращались в гнездо сумасшедшей кукушки. Но прошлой ночью у Санзу не хватило на это сил, ведь до кровати он добрался только около пяти утра. Потому что ему необходимо было победить Риндо Хайтани во всех играх, которые нашлись на приставке. Даже в блядские ритм-игры, которые подгрузила Сэнджу и в которых Риндо — вот же сукин сын — был невероятно хорош, в отличие от Санзу. Кстати о Риндо сукином сыне (отец его точно та ещё сука) Хайтани. Именно он наполнил кухню утренним оживлением. Подавляющее большинство тех, в ком течёт хоть немного нечеловеческой крови, куда лучше приспособлены в ночной жизни, чем к утренней. Но Риндо явно относился к той столь малой части, что её следовало называть аномалией. Можно было, конечно, предположить, что Риндо чистокровный человек, но Санзу скорее поверит в то, что Иисус лично просит придурков вроде Тайджу творить дичь во имя своё. Во чьё имя Риндо творил дичь, Санзу не знал, но он определённо творил дичь. — Это не дичь, — отозвался Риндо, когда Санзу спросил его об этом, — это завтрак. Проснуться в одном доме оказалось смущающе. Мозг, пребывающий в ступоре, не мог придумать адекватной реакции, потому Санзу просто прижался к дверному косяку, так и застыв на пороге кухни, словно держа безопасную дистанцию. — Я думал, с утра ты сразу побежишь забирать Рана. — Не хочу грузить в машину его спящее тело. Ты видел длину его ног? Я не знаю, как разместить его в машине лёжа. — В багажнике? — У меня по-твоему универсал? И он мой брат, вообще-то. — Твой брат — универсал? — Ты издеваешься или просто не проснулся? — И то и то. Санзу сонно потёр глаза, в них будто песка насыпали. Риндо же увлечённо возился с кофе. — Тогда мог бы поехать за ним ночью, — продолжил Санзу, зевая, — а не зависать со мной. — Мне понравилось зависать с тобой, — с убивающей честностью ответил Риндо. — Ну и если бы я случайно помешал Рану зависать с Мицуей, моё тело нашли бы… никогда. Только неразрешимая загадка исчезновения. Но это была бы мучительная смерть. — Серьёзно? — удивлённо переспросил Санзу. — Пф, нет, — Риндо усмехнулся. — Ран никогда мне ничего не сделает. Максимум будет драматично дуться. И драматично лежать на диване. И драматично пить. И делать ещё что-нибудь драматичное. Если учесть, что Ран Хайтани вызывал хтонический ужас у большей части всех банд Эдо и Токио, такое слово как «дуться» с ним очень не вязалось. — Всё готово, — сказал Риндо, снимая сковородку с плиты. «Мог бы пойти и поесть где-то в другом месте, если такой голодный», — хотел сказать Санзу или выдать ещё что-то столь же неприятное, чтобы испортить, ставшую слишком уютной атмосферу, но не успел. Потому что ровно в этот момент Риндо обернулся. Санзу же, наконец справившись с волосами, завёл прядь, крашенную в розовый, за ухо. И только тогда понял, что маски не было. Совсем. Вообще. Абсолютно. Немое оцепенение длилось от силы мгновение. А потом Санзу вздрогнул, закрыл рот ладонями и метнулся за стену. И вот теперь он был быстрее блядской пули. Вот теперь он преодолел ебучий сверхзвуковой порог. Если бы хоть часть теорий о путешествии во времени были правдой, на такой скорости то отбежал бы назад по временной шкале и нацепил бы на себя из прошлого маску. А теперь… Даже если утопить Риндо Хайтани в заливе, ничего не изменится, потому что он видел. Тишина длилась ещё несколько мгновений, каждое из которых тянулось как грёбаная бесконечность, пройденная туда и обратно. Только сердце отвратительно сильно стучало в ушах. — Хару? Санзу едва услышал это через. Сердце всё колотилось и колотилось. Санзу сжал ладони так, что ногти впились в кожу. — Хару, что не так? Всё не так, всё абсолютно не так, настолько, что это уже никак не исправить, потому что невозможно вырезать это из твоей памяти, невозможно просто изъять это из твоей головы. — Хару, да что ты, блядь, делаешь?! Риндо всё-таки не оставил его одного. Выскочил из кухни, схватился за запястья, оттягивая руки Санзу от лица, но он не должен был видеть, никто не должен был видеть. Невозможно было одновременно оттолкнуть Риндо и продолжать закрывать лицо. Ещё и колотящая тело дрожь мешала. Нужно было вырваться. Сбежать. Призвать катану. Всё что угодно. Но Риндо развёл его руки, прижав к стене по бокам от головы. Судя по тому, как тяжело он дышал, Санзу вырывался очень активно. — Хару, блядь, просто объясни, что не… — Что не так?! — выкрикнул Санзу ему в лицо срывающимся голосом. — Что, блядь, не так?! Всё не так. Потому что тебя, сука, не должно тут быть! Ты здесь нахуй не нужен. Ты!.. Ты… Сердце колотилось так сильно, что Санзу едва мог дышать. Перед глазами поплыло. — Ты… — голос сломался. Пополам, как сухая ветка. Остался лишь сдавленный шёпот. — Не смотри. — Хару, — и что за блядская манера начинать каждую блядскую фразу с блядского сокращения его блядского имени?! — Тут нет ничего такого. Кроме того, что ты себе лицо расцарапал, не вижу ничего страшного. — Ничего страшного?! — Санзу рванулся, но у него будто разом кончились все силы, а Риндо держал очень крепко. — Ты слепой, блядь? У меня на лице эта… мерзость. Риндо посмотрел на него так, будто не понимает. Лжец. Он, конечно же, прекрасно всё видел. — Это кожа, просто немного другая. Да пошёл он нахуй. — Не немного другая, а змеиная. Давай. Договаривай. Риндо вздохнул. Санзу уронил голову, закрывая лицо волосами, будто теперь это могло помочь. Будто бы это скрыло две области в уголках губ, где человеческая кожа становилась белой змеиной. — Это не мерзко, — соврал Риндо. — Уродливо. — И не уродливо, — снова соврал он. — Отвратительно. — И не отвратительно. Хватит. Я знаю, что у тебя богатый словарный запас. — Уходи. Риндо снова вздохнул. И выпустил его запястья. Санзу думал, что ударит его, оттолкнёт хотя бы, но руки просто безвольно повисли вдоль тела. Риндо отступил и, развернувшись, ушёл. Санзу пообещал, что позволит себе сползти по стене, только когда за ним закроется дверь.***
Когда Чифую открыл глаза, то первой мыслью его было: «Зачем?» Спать хотелось так тошнотворно сильно, что вспомнить причину не отрубиться обратно нужно было примерно за пять секунд. На последней из них в туманном сознании всё же всплыла мысль о том, что надо на пары. Которых пять. Спасибо боги и составители расписания, хотя бы со второй. За всё остальное не спасибо, за всё остальное положены адские муки (честно-честно, ему Тайджу рассказывал). Стащив себя с кровати, Чифую, отчаянно зевая, пополз на кухню. По утрам ему требовалось минут сорок, чтобы проснуться окончательно, поэтому завтраком и сбором он занимался обычно в состоянии, схожем с лунатизмом, на автомате выполняя привычные действия, почти не включая голову. Но кто, если не он? На Казутору надежды ноль: он спит, пока его не разбудишь, спит, пока завтракает, спит, пока идёт до метро, спит в метро и только к концу поездки начинает хоть что-то соображать. Поэтому Чифую, периодически отключаясь, готовил завтрак, закидывал капсулы в кофемашину и залипал в пространство, пока тосты поджаривались, а две чашки наполнялись. В голове крутилась какая-то мысль, но Чифую никак не мог её поймать. Всё же надо больше отдыхать. И больше часов в сутках. От щелчка тостера Чифую едва не подпрыгнул, успев немного задремать стоя. Ещё раз отчаянно зевнув, Чифую доделал тосты, закинул себе в кофе немного сахара, а вот в кружку Казуторы уронил целых две ложки сиропа с солёной карамелью. Казутора любил вкус кофе, а вот горькое — нет. В итоге его кофе — это молочно-сиропная жижа с привкусом кофе. Чифую не понимал, как это можно пить, но главное, что Казутора счастлив. Особенно счастливым Казутора, свернувшийся клубком на диване, не выглядел. Во сне он хмурился, но стоило только Чифую приблизиться с чашками, как несколько раз дёрнул носом, принюхиваясь. Чтобы разбудить его, этого оказалось мало, потому пришлось, поставив поднос на журнальный столик, рухнуть на диван и несколько раз ткнуть Казутору локтем (а иначе его не разбудишь). Он что-то недовольно пробормотал, попробовал зарыться в подушку и натянуть на себя одеяло. Одеяла не было, поэтому он, не глядя, схватился за рубашку Чифую и потянул. Только упав на Казутору спиной и ударившись затылком о подлокотник (хорошо, что мягкий) дивана, Чифую подумал, что будить тигра-оборотня — не лучшая идея. Таких надо связывать спящими. — Прости, — пробормотал Казутора откуда-то из-под плеча Чифую. Чифую от его извинений лишь отмахнулся. Ещё раз сонно потёр лицо. Голова никак не желала работать нормально. Казутора же сел рядом, дотянулся до своей кружки и, отпив сладкую кофейную муть, стал выглядеть куда более довольным жизнью. Чифую тоже взял кружку. Где-то на её середине мысли начали потихоньку выстраиваться в нужную последовательность. — Ты как вообще? — спросил Чифую, потерев глаза. — Нормально, — Казутора, полувопросительно глянув на него, потянулся к тостам. Чифую пододвинул тарелку к нему поближе. — Раны были неглубокие, всё прошло уже. Оставалось только завидовать регенерации оборотней. Чифую (всё ещё не совсем человек) бы с такими ранами валялся пару дней точно, обвешанный исцеляющими талисманами. — Как ты понял, что мне нужна помощь? Чифую скосил на Казутору взгляд, тот замер, так и не донеся до рта тост, смазанный шоколадной пастой (боги, как можно есть столько сладкого одновременно?). В ответ Казутора не посмотрел, уставился куда-то в окно. — Просто ты долго не возвращался, я заволновался. А нашёл по запаху. «Какой же ты тревожный, Ханемия Казутора, — подумал Чифую, — особенно для того, кто убивает ударом со спины». Но вслух сказал: — Вчера я собирался проверить твою память, но отрубился. Он точно помнил, что уснул прямо здесь в кресле, но как же он оказался в кровати? Кто-то отнёс его? А он настолько устал, что не проснулся, несмотря на обычно чуткий сон? — Но сегодня у меня есть идея получше. Казутора посмотрел на него с сонной заинтересованностью. — Попрошу Юзуху помочь, она в подобной магии шарит больше. Воздействие на память — шутка очень сложная и опасная, как и любые магические манипуляции с разумом. Шаг в сторону — и последствия могут оказаться фатальными. Сейчас Казутора был подозрительно адекватным, и выводить его из душевного равновесия Чифую ну очень не хотелось. В идеале было бы обратиться к Наото, но просить сына полицейского и будущего детектива помочь преступнику в бегах — так себе идея. Было бы некрасиво со стороны Чифую пользоваться дружбой и ставить Наото перед моральным выбором. — Ты же вроде не хотел меня никому показывать? — спросил Казутора, дожевав тост. — Юзуха уже в курсе. Помогала доставлять твоё тело сюда. Казутора на это лишь что-то неопределённо хмыкнул. Чифую же вспомнил о том, что Юзуха сказала ему ебаться с Казуторой самому. Не в сексуальном смысле. Но вот на её дружеские чувства надавить Чифую не стеснялся. — Посидишь здесь, пока мы не придём? Тебе ведь никуда не надо? Казутора пожал плечами. Чифую задумчиво на него посмотрел. — Чем ты вообще занимаешься целыми днями? Ты же на что-то живёшь. Казутора отвёл глаза, а потом и вовсе уткнулся в кружку, пробормотав что-то вроде: «Ну, да». — И ты мне не расскажешь? Он помотал головой с очень смущённым видом. — Это что-то незаконное или постыдное? Глаза Казуторы расширились. Бесконечная чёрная бездна зрачков стала ещё огромнее и приобрела испуганно-возмущённый оттенок. — Ничего такого. Но это личное. «Ох, ну конечно. Личное, — подумал Чифую, — ты грёбаный разыскиваемый преступник едва ли не трижды убийца, но твоя личная жизнь неприкосновенна, с чего бы мне в неё лезть?» Вслух Чифую не сказал ничего. Всё равно препираться с Казуторой не было ни времени, ни желания. А ещё он сказал, что помоет посуду. И пол. И вообще всё что угодно. За это Чифую готов был выдать ему право на пару секретов. Только дойдя до метро и упав на — боги решили отсыпать немного удачи — свободное место, Чифую понял, что утащил куртку Казуторы. Видимо, он достал её из стиралки и повесил в коридоре, а Чифую взял на автомате. Он не мёрз, но ему нравилось сонно кутаться во что-то, как в одеяло, пока он добирается до универа. Куртка села идеально, как тот самый оверсайз, который Чифую обычно носит, по той же причине на Казуторе неплохо сидела его футболка. Пока вагон мягко летел по рельсам, Чифую старался ни о чём не думать, но думал о Казуторе. О том, каким образом он дважды за вечер безошибочно определил опасность, угрожающую Чифую. О том, зачем полез закрывать его собой. О том, что творится в его тигриной голове. О том, насколько безопасно спать с ним под одной крышей, потому что он ведь реально может быть поехавшим, переклинит его, и всё. По спине пробежала неприятная дрожь. Снова вспомнились огромные глаза тигра (что в них было тогда: жажда убийства? ненависть? …или страх?). Вспомнились его когти, тихое рычание, окровавленное тело на земле. Отдельные кадры почему-то никак не хотели собраться в цельную картину того дня. Будто он прокручивал в голове это событие так часто, что оно успело затереться, как рисунок от касания пальцев. Чифую решил не думать об этом, как и о предстоящей битве с Чёрными драконами. Хотелось ненадолго притвориться обычным студентом, который думает лишь о том, как пережить пять пар, а не грядущую войну банд.***
— Да ну нахуй! Санзу не успел ничего сделать. Ни защититься, ни увернуться. Его снова вжали в стену, но на этот раз взяли лицо в ладони и заставили смотреть вперёд. В горящие то ли гневом, то ли одни боги знают, чем глаза Хайтани Риндо. — Хару, — опять это, опять, опять, опять. — Ты кажешься мне самым красивым из всех, кого я знаю. А я, блядь, знаю Рана. Твоё лицо невозможно испортить. А это просто кожа, которая немного отличается по цвету и текстуре. В этом нет ничего некрасивого. Ты, блядь, выглядишь как модель. — И много моделей с неидеальной кожей ты знаешь? — шёпот прозвучал так тихо и хрипло, словно Санзу успел сорвать голосовые связки. — Модели с пигментными пятнами существуют. И они выглядят офигенно. Это их фишка, типа как цвет глаз. — Это не одно и то же, — руки Риндо всё ещё держали за лицо, не давая опустить голову. Санзу не помнил, когда в последний раз к нему кто-то так прикасался. Он не мог понять, нравится ему это или нет. — У меня это не фишка. Это уродство. Это мерзость. — Да кто тебе такое сказал? — Мать. Слово вырвалось быстрее, чем Санзу успел удержать его внутри. Пусть даже оно бы разорвало ему горло и грудь. Он отвёл глаза. — Ну и нахуй её. От неожиданной простоты ответа Риндо у Санзу вырвался нервный смешок. — Каждый раз её походы нахуй ничем хорошим не заканчивались. По крайней мере три раза точно. — Боги, блядь, Хару, — Риндо снова вздохнул, на этот раз страдальчески. А потом вдруг сказал: — Мой отец сказал мне пойти и сдохнуть, потому что я бесполезный. Но как видишь, я всё ещё здесь. Её охуенно ценное мнение для тебя авторитет, а вот на моё забить можно? — Нет, — едва слышно отозвался Санзу. — Правильно. — На оба ваших мнения можно забить. — Ну спасибо, — фыркнул Риндо. — Но в целом ты прав. Его пальцы погладили кожу, прошлись по самой кромке змеиной кожи, но не коснулись. — Но я правда считаю тебя красивым. В маске или без неё, — повторил Риндо. Он осторожно чуть наклонил голову Санзу, завёл растрепавшиеся волосы за ухо. — Ты в паре мест тут до крови расцарпал. На Санзу словно ведро ледяной воды вылили. — Не трогай! Он всё-таки вырвался из рук, отшатнулся, накрыл ладонью царапины. Руки тряслись. Под ногтями осталась кровь. Тёмная, гадкая, демоническая кровь. — Больно? — спросил Риндо, и вид у него был такой потерянный, что Санзу понял: это всё. Это конец. Это полный крах. Блядский Рагнарёк, боги умирают, чудовищные волки давятся луной и солнцем, земля раскалывается на части. У самого Санзу раскалывается позвоночник. Каждая кость в теле в мелкую крошку. И он упал на кухонный стул, больше совершенно ни на что не способный. — У меня кровь ядовитая, — выдохнул он, глядя в пол. — И слюна. Так не должно было быть. Для хэби это нехарактерно. Но это был союз между демоном и оборотнем. Любая херь могла произойти. Произошёл я. — Ты не херь, — Риндо упал на соседний стул. — Протест отклонён. — Ты не судья, чтобы так делать. — Это моя кухня, у меня все права. — А антисептики и пластыри? — Ты мне царапины обрабатывать собрался? — Самому тебе неудобно будет. И прости, но у тебя руки трясутся. — Ты ещё и глухой, раз не слышал, что я сказал про яд? — То, что ты возвращаешься к привычному оскорблению меня, хороший знак, да? Санзу пробормотал себе под нос что-то неопределённо злое, но всё-таки махнул рукой в сторону полки с антисептиком. — Там перчатки есть. — Мило, что ты волнуешься за меня. — Просто не хочу, чтобы ты меня грязными руками трогал. — Во-первых, я их мыл, — голос Риндо прозвучал ворчливо. Санзу это почему-то показалось забавным. — Во-вторых, вряд ли твой яд на меня подействует. — Он довольно сильный. — Ну я-то охренеть какой сильный. — То, что ты возвращаешься к привычным кринжовым фразам, хороший знак, да? — После твоей токсичности, твоя ядовитость — ничто. — Спасибо, — пробормотал Санзу, приподнимая голову и позволяя рукам Риндо снова коснуться лица на этот раз через перчатки. — Это был не комплимент. — Не за это. — Я не ради благодарности это сказал. Правда думаю, что ты классный. — Я веду себя как мудак. — Только когда специально стараешься. В остальное время ты классный. Санзу бы ответил ему что-нибудь, но ватный диск с антисептиком прижимался к коже в опасной близости от губ. Но даже спиртовой запах не заглушал до конца пепельно-горький удушливый запах чужого желания убивать. И Санзу не знал, как от этого избавиться. — Тебе не кажется, что гарью пахнет? — Риндо принюхался. Санзу встрепенулся, подумав, что неужели не один чувствует это. А потом обернулся к плите. — Блядь, кофе! — Ты умрёшь страшной смертью, Хайтани Риндо!