***
Плотно пообедав и получив в дорогу пакет с пирожками и благоухающий кофе, который ей налили в ее походную термокружку, Рей распрощалась с монахами. Погода по-прежнему была такой же солнечной, как утром, а небо — ясным. Она вышла за ворота, зачем-то проверила телефон — фотографии были на месте, впрочем, она все равно их продублировала на ноут, — и, вздохнув, направилась в сторону леса. На опушке Рей остановилась, отпила монастырский кофе, пытаясь себя убедить, что все в порядке. Лес и в самом деле сейчас не казался враждебным, более того — воспоминание о пережитом страхе теперь ощущалось совсем бредовым. Что с ней тогда было? И было ли? Может быть, эти галлюцинации — это какой-то… поствирусный синдром? Который постепенно уходит? Она подышала чистым воздухом, провела ночь в монастыре — хоть Рей и не верила во всякую энергетику и биополя, но все же в местах, где люди собираются с возвышенной целью, ощущается особая атмосфера. Наверное, хотя бы на уровне эмоций… Ну, или все дело было в пирожках и кофе, который отлично освежал голову. Определенно вчерашнее приключение ей привиделось. Сзади неожиданно раздался шум, треснула ветка, и Рей вздрогнула. Резко обернулась. Через кусты пробиралась какая-то парочка. Оба с рюкзаками, в горных ботинках — понятно, что туристы. Они поздоровались, Рей ответила, подумав еще, что стоило бы завязать разговор, — сейчас она жалела, что не умела так легко и непринужденно болтать с незнакомыми людьми ни о чем, как По или Роуз. Оставаться одной в лесу ей не хотелось, было бы лучше идти обратно в компании. Но туристы, к счастью, оказались общительными: и вот они уже шли с ней по тропе, расспрашивая про монастырь, пирожки, аббата, рассказывая, что сами облазили уже все окрестные горы, потому что им очень нравится остров… Они были такие милые оба, что Рей вдруг подумала, как ей хочется тоже быть такой же. Она вдруг представила, что и у нее могла бы быть… пара? Кто-то земной, понятный, обычный. Вот так вот вместе бродить по горам, отправляться навстречу приключениям, тащить с собой фотоаппарат и термос, есть бутерброды, усевшись прямо на траве и глядя на горы, а под вечер добраться до отеля, ужинать, вместе ложиться спать. Болтать вот так — о важном и не очень, держаться за руки, смеяться, любить друг друга. Пусть даже ссориться — наверняка без ссор ни у кого не бывает — но все же в каком-то глобальном смысле понимать, звучать на одной ноте, подходить друг другу. Ведь у кого-то же это было. Ведь это было реально. А что было у нее?.. У нее какие-то безумные фантазии на грани с галлюцинациями, одинокие вечера, книги, работа, хоть и любимая и интересная, но все же. Могла ли она найти кого-то такого же, как и она? Того, кто разделял бы ее увлечения? Или хотя бы просто понимал, насколько для нее это важно? Роуз всегда говорила, что причина, по которой Рей не может завести отношения, — это сложность ее внутреннего мироустройства. Простым проще найти простое, а сложным… надо постараться. Ну, сложной Рей себя не считала, скорее, немного… долбанутой? Однако Роуз права — не всякий мужчина сможет это вынести. Ладно, так или иначе, у всех своя жизнь. И в монастыре было хорошо. А рукопись можно перевести и издать в уважаемом научном журнале. Прославиться, как знатный куроборец, расшифровавший эту адскую писанину. Рей представила картину, как она стоит, воздев меч и поставив ногу на грудь поверженной курице. Рядом лежат перо и перевернутая чернильница. А в другой руке у Рей триумфально развевается рукопись… Они незаметно вышли из леса. Навстречу тоже шла группа туристов — и все парочками. Веселые, счастливые, готовые к приключениям. Рей попрощалась со своими новыми знакомыми и направилась к парому. И, уже всходя на борт, вдруг подумала — нет. Кто бы ни требовал от нее отступиться, она с пути не свернет. Напротив — доведет дело до конца.***
Слово за словом, строчка за строчкой. Словно мозаичные камешки, очищенные от земли кисточкой археолога, укладывались рядом буквы, и из непонятных отрывков и обломков медленно, постепенно проступал узор, образующий картину. Пока не полную. Не ясную. Фрагментарную. Но все же… Обложившись учебниками и словарями, Рей транскрибировала, восстанавливала и по кусочкам переводила “Сказание о плененном вороне”. Ей потребовался месяц, чтобы дело наконец пошло хоть как-то. Выписать буквы, которые смогла определить, научиться их сличать, потом методом исключения определить другие, встречающиеся реже. Находить одинаковые слова, потом однокоренные, вычленять предлоги. Понять систему, понять, в каком состоянии это было написано, почему здесь пропущено одно, а тут другое. Это было похоже одновременно на ребус, математическую задачу и работу детектива, и Рей поняла, что каждый день с нетерпением ждет вечера — когда можно будет задернуть шторы, включить настольную лампу и, сделав себе чай и укутавшись в теплую шаль, приступить к делу. За окном шел снег, сияли огни, в витринах появились елки и мишура, город украшали к праздникам. Надо было бы тоже украсить квартиру, озаботиться наконец подарками для друзей, но Рей все откладывала. Чтение рукописи настолько ее поглотило, что, кажется, изгнало последние остатки того гриппозного бреда. Кайло-Бен перестал ей сниться. Точнее… утром ей казалось, что она помнит что-то, но обрывки снов исчезали, едва он успевала выбраться из постели. Иногда ей приходило в голову снова пойти к руинам, поискать своего ворона, но… Рей понимала, что это бесполезно. Может быть, даже и… вредно? Что если таким образом она только снова расшевелит эти странные галлюцинации? Чем больше проходило времени, тем сильнее она убеждалась в том, насколько они были бредовыми. И ночное происшествие в монастыре воспринималось как еще один сон. А теперь она и в самом деле как будто выздоравливала; жизнь текла своим чередом, и реальность в виде работы над рукописью словно оказалась интереснее, чем эти самые выдумки. Когда есть такое запутанное дело, то можно уже не пытаться удержать образ маньяка, не пытаться привязать к себе дикую птицу, не пытаться найти логику и смысл в собственном бреду. Логику и смысл она искала в тексте. Была только рукопись. Письмена, символы, непонятные, как будто колдовские знаки… Да, отступаться Рей не собиралась. Она добьет эту курицу, поймет и переведет легенду о Вороне. Но вся эта мистика, чертовщина и бред как будто отошли на задний план. Она откинулась в кресле, потерла глаза, снова взглянула на получившуюся фразу. И тогда дьявол сказал колдуну: я подарю тебе вечную жизнь, если ты дашь мне душу взамен своей. И будет это длиться, пока… Пока что? Рей увеличила фотографию на компьютере, но куриные письмена никак не хотели складываться в нормальные слова. На этом куске текста еще и было какое-то пятно. Может быть курица, как и Рей, любила пить чай за работой и закусывать бутербродом или пирожным. Хотя нет, курица явно тут не чай пила. И точно не закусывала. Что вот это за палочки? Как их понять? И пятно мешает вглядеться. В почтовом ящике высветилось новое сообщение. О! Приглашение от издательства на новогоднюю вечеринку. Черт! И правда ведь, скоро Рождество и новый год. Пойти? Или нет? Там будет куча народа, придется поддерживать вымученную светскую беседу, а потом, как это часто с ней бывало, просто стоять в углу, наблюдая за тем, как все разбились по группкам и мило щебечут… Но банкет… Вот чего было не отнять, так это щедрых фуршетов на всех этих корпоративах. Всегда с вывертом. Корзиночки с салатом, закуски на шпажках, может быть, вообще икра… И шампанское вкусное. Рей встала, заглянула в холодильник, достала половину пачки творога. Нда. Уныло, хоть и полезно. Пожалуй, на корпоратив можно сходить. После пары бокалов будет не так тоскливо стоять в углу. ...и мужем его сделал. И был тот красив и статен, и не отвести глаз было ни единой деве… Кто кого сделал мужем? Черт, курица! Ты специально самые важные места пишешь так, что глаза вытекают за секунду?***
— Ох, прошу прощения, — произнес низкий мужской голос. — Я вас не облил? — Нет! Ничего страшного… — Рей оглянулась. Стоявший перед ней мужчина был высоким и мощным. Таким здоровенным, что буквально загораживал собой свет. Странное ощущение — только что вокруг был праздничный шум новогоднего корпоратива, смех, болтовня, громкие разговоры, а теперь Рей показалось, что она будто оказалась в уютном и интимном пространстве. Незнакомец смотрел на нее сверху вниз, и она вдруг поняла, что отчего-то замерла и не может отвести взгляда. Глаза у него были темные, совсем темные и… — Ну слава богу. У этих тарталеток просто столпотворение. — Он улыбнулся. Темные глаза, почти черные, и пряди волос тоже черные, падают на скулы, а кожа такая белая, контрастная… Почти как… Рей тряхнула головой, прогоняя наваждение. Нет, заговоривший с ней был другим. Но тоже привлекательным. И, черт, он был похож. Очень похож. Чем больше она вглядывалась, тем больше ей казалось, что… Как будто мироздание решило подарить ей двойника, только нормального? А может быть она его уже видела, на прошлом корпоративе, вот и… Да, скорее, всего. “И не отвести глаз было ни единой деве…” Рей вдруг почувствовала, что краснеет, потому что вспомнила свои видения. Черт. Надо что-нибудь спросить, чтобы не выглядеть дурой. — Вы работаете… — начали они одновременно, и рассмеялись. — Я переводчик, — ответила она. — А я художник. Вот держите, кажется, урвал последнее… — Он протянул ей тарталетку. — Интересно, рисовал ли я обложки к вашим переводам. Рей глотнула шампанского из бокала и вдруг почувствовала как ее накрыло хмелем. Она хотела было что-то сказать, но тут кто-то нетерпеливый, пробивающийся к столу, слегка толкнул ее в спину, и она чуть не свалилась прямо в руки своего собеседника. Тот легко подхватил ее, и она сама не поняла, как уже шла куда-то с ним рядом. — Если это та обложка с девой в бронелифчике… Он рассмеялся — мелодично, приятно, и этот смех тоже был, как пузырьки шампанского у нее в бокале. Обещанием чего-то яркого, праздничного и веселого. Легкого. Исполнения желаний… Рей поймала себя на мысли, что думает как пьяная. Нет, она не могла так быстро захмелеть, она отпила-то всего пару глотков и при этом хорошо прикладывалась к закускам, так что… — Нет, не та. Клянусь. Девы в бронелифчиках не мой профиль. Она тоже вдруг расхохоталась. Снова хлебнула из бокала. Они с художником уже стояли у стены. — Это был самый первый роман, который я перевела. Когда еще заканчивала университет. Нужны были деньги, и я… согласилась. Хотя всегда считала, что ни за что не опущусь до подобной литературы. Я же не для того столько училась, чтобы переводить вот это! Но… не такой уж там и треш, как оказалось. Даже идея есть и смысл. И героиня мне понравилась — с характером. Не понимаю только, откуда взялась эта мода на вырвиглазные обложки? Неужели читатель и в самом деле выберет такую? Выбор… Почему вдруг всплыла в голове карта, которую ей вытянула Маз? Вот ведь бред, о чем она вообще думает! И почему столько болтает? Она никогда не начинала так щебетать с незнакомыми людьми, всегда предпочитала слушать, а о себе не рассказывала… — Это тайна, которую я поклялся не разглашать, — художник отпил из бокала. Рей поймала себя на том, что смотрит на его губы. — Я знала, я знала! Тайная ложа… — Которая иногда делает явную лажу! Они оба засмеялись. Боже! Это было так…волшебно. Рей неожиданно почувствовала себя… другой. Раскованной, смелой, красивой. Как тогда… в бане. Но сейчас все было по-другому, сейчас все было настоящим, сейчас она флиртовала с реальным мужчиной, а не с… Это же не было видением. Не было. Сейчас — точно. Вот бухгалтерша со сложным вавилоном на голове и таким маникюром, что смотреть страшно, — как она управляется с такими когтями? Вот ребята из техподдержки, бегающие чинить компьютеры, в которых вечно что-то отваливается. Вот знакомая верстальщица и… Да, все эти люди реально существуют, и она сталкивалась с ними по работе, и он, вот он, этот загадочный художник, тоже существует. Он настоящий, он обычный, он… Выбор… Что если… Она должна наконец выбрать вот это: реальность? Рискнуть и вылезти из своей раковины? Ей вспомнилась та милая парочка в лесу на острове. Может быть, у нормальных людей все начинается вот так, просто? Встреча где-то на работе, у друзей, среди тех, с кем у обоих есть общие интересы. Разговор. Взгляды друг на друга вот так — долго, внимательно и многообещающе… — Вы любите ходить в горы? — неожиданно спросила она. — Люблю! — ответил он. — Но редко получается. Как-то… особенно не с кем. — И мне… тоже как-то не с кем. Они вышли в коридор, где было прохладнее, остановились у окна и смотрели на город. Он сиял новогодними огнями, горели окна, переливались гирлянды, по тротуарам у нарядных витрин сновали прохожие, нагруженные покупками, проезжали машины, и снег шел — мягкий, волшебный, словно обещающий новую жизнь, обязательное чудо. Мысли у Рей путались. Она отпила еще глоток шампанского и вдруг сообразила, что незаметно осушила бокал до дна. Художник взял его у нее из рук, отставил на подоконник. Пальцы у него были теплые и словно чуть задержались на ее коже во время короткого прикосновения. И это было… хорошо. Так было хорошо тут, с ним рядом. Рей на мгновение зажмурилась — какая-то мысль словно клевала в висок, не пускала полностью раствориться в накрывающей ее расслабленности, приятном безволии, желании ничего не решать и ни за что не отвечать. Перестать бороться. Она всю жизнь боролась и отвечала за себя, всю жизнь слишком много думала и анализировала, а может быть, это и не нужно? Просто хоть один раз отключить голову… Выбор… Между чем и чем? Между привычным одиночеством и… отношениями? Между привидевшимся в бреду маньяком Кайло и… так похожим на него художником из издательства? Между грезами и реальностью? Ведь сейчас у нее как раз был такой шанс. И она выберет, ведь так? Между Беном и… Художник вдруг повернулся к ней лицом. Снова коснулся ее руки. И Рей позволила, позволила забрать свои пальцы в теплую ладонь. Позволила притянуть ее ближе, так что теперь чувствовала тепло этого очаровательного незнакомца, его дыхание на своем лице. Он чуть наклонился, глядя то ей в глаза, то на ее губы. И еще ближе… еще… Не думать… поддаться… — Рей…