***
Она почти не удивилась, снова ощутив его объятия. На грани сна и яви. Кровать скрипнула под его тяжестью. Рей почувствовала, как он притянул ее к себе. — Я делаю это ради Бена, — буркнула она, не оборачиваясь, но все же позволяя себя обнять. Он вздохнул, прижимая ее ближе. И снова стало так тепло, уютно, спокойно. Ради Бена, повторила Рей про себя, пытаясь не поддаваться этому ощущению опьяняющей безопасности. Близости. Защищенности. Ради Бена, которого она очеловечила? И которого видела в маньяке из своего бреда? Значит ли, что, выбрав Бена, она выбрала и Кайло? Мысли путались. И думать ей не хотелось, потому что не хотелось видеть неприглядную правду. Не хотелось в этом разбираться. Что она делает ради Бена? Читает рукопись? Или… верит, что у маньяка его глаза, что этот самый маньяк нуждается в ее помощи точно так же, как беспомощная птица со связанными лапами? Верит, что она особенная… Что он что-то к ней чувствует… Объяснить все это тем, что она перепила на вчерашнем корпоративе, не выйдет. Потому что кроме одного бокала шампанского она больше ничего и не пила. — Ты решил явиться после вчерашнего, так? — фыркнула Рей, все так же не оборачиваясь. — Убедился, что я на крючке? Что меня ни демоном, ни художниками не смутить? Что я все равно разгадаю эту чертову курицу, чтобы… Она сама не понимала, что чувствует. Надо было… злиться. Сказать ему, чтобы больше не смел приходить, что она отлично все это время жила без его визитов, и спала тоже прекрасно, и вообще… — Или испугался, что сорвусь и найду наконец нормального мужчину? Сам не можешь, но и другим не дашь? Но вместо справедливой и логичной злости ее все больше охватывала странная тоска. Желание, чтобы он остался. Чтобы эти теплые объятия не были мимолетной грезой, чтобы это было реально — он вот так вот в ее постели. В ее жизни. Но он — кто? Неясный образ, который она сама себе создала? Никогда не существовавший человек? Впрочем, она же как будто приняла решение — по-настоящему, твердо. Сделала выбор? По крайней мере, рукопись была реальной. Как и легенда о вороне. Это ей точно не приснилось, не привиделось. Это было настоящим. Знание… Она вздохнула. — Хорошо, тогда я хочу узнать все до конца. Раз ты все-таки снова пришел, давай поговорим. Рей решительно повернулась к нему лицом. И проснулась. Вот черт! Опять! Опять он… Вторая половина слишком большой для нее кровати была пуста. Только на подушке лежало что-то черное. Рей вздрогнула, протянула руку и взяла… большое матово переливающееся перо. — Походу, вместо нормально мужика у меня теперь ворон, — хмыкнула она, пытаясь унять колотящееся сердце. Бен. Она погладила мягкие, словно шелковые нити пера — как они называются на самом деле? — так напоминающие прикосновение к черным густым волосам. Было так приятно запускать в них пальцы… Она тряхнула головой, прогоняя смущающие мысли. Нет, дело в другом. Перо было доказательством того, что она на верном пути. Рукопись — это не просто научный проект. Не просто интересная головоломка. Это ключ. Ключ от той цепи, которая держит ее ворона. И она поймет, как им пользоваться. Рей положила перо в шкатулку, где хранила свои “драгоценности”: фотографии родителей; плетеный браслетик, который ей подарил дедушка; билеты на ее любимые спектакли, один из которых — волшебная “Сильфида”, куда они ходили с Роуз, и это был незабываемый вечер. Ракушки, собранные на море, причудливые веточки из осеннего леса… Потом решительно налепила под глаза фиолетовые патчи, заварила себе кофе и открыла ноутбук. Ну что ж, курица… Посмотрим, кто кого! Вот этот пассаж, про “сделал мужем”. Что там раньше… И тогда… колдун… и мужем его сделал. Колдун сделал себе кого-то мужем? Бред какой-то, нет. И дальше тоже про девиц, которые не могли отвести взгляда, а не про мужиков. Тут должно быть прямое дополнение. И глагол. По смыслу. По самому строению фразы. Употребление “его” в такой форме в хейпском возможно, только если сначала указан конкретный объект. Она вгляделась еще раз, стараясь выдохнуть, отпустить все мысли и сосредоточиться только на том, что видит. Черт! Ну конечно же! Это “в”! И слово… просто написано с совсем скомканным окончанием. В-о-р-о… Да еще и без пробела после предыдущего слова. Пробелы тоже для слабаков. Ну и вообще, курица, походу, в принципе задолбалась писать постоянно слово “ворон”, типа и так понятно. Курица-стенографистка. А глагол… глагол, глагол… Да! И тогда поймал колдун ворона, и мужем его сделал… Рей чуть не опрокинула чашку на клавиатуру. Колдун превратил ворона в человека. В мужа, не в чьего-то мужа, а в другом значении — то есть в мужчину, от которого ни одна девушка не могла отвести глаз. Которому не могла не поддаться, так ведь? Девушки нужны были не этому мужчине, а колдуну, который… просто использовал ворона. Ворон — проводник душ… Переводящий их из мира в мир. Черт! Черт! Что там дальше? И получал колдун их души, и платил дьяволу за вечную жизнь. Получается, что Кайло — это Бен. Получается, он ей не привиделся. И он не был маньяком. Но опять попался… Она откинулась в кресле, невидящим взглядом уставившись в окно. Некто, нечто злое и страшное поймало его — там, у бань. У Рей от злости потемнело в глазах, и она с трудом удержалась, чтобы не запустить кружкой в стену. Поймало! Ее Бена! Посадило на цепь! Заставляло служить!.. Я тебе эту цепь, мерзавец, знаешь куда засуну?! Явись мне только еще раз, гад, я тебе… Но надо успокоиться. Надо выдохнуть. Размяться. Снять патчи, выпить еще кофе. И читать дальше. В сказаниях упоминались купальни, может быть, там будет еще что-то. Что-то, что поможет ей понять, что делать дальше.***
Рождественским утром, еще не отойдя от излишеств за праздничным столом у Роуз, Рей выпила кофе и начала собирать подарки для Маз. Мармелад, акварельную бумагу, набор этнических бусин для творчества, ловца снов с красивыми бирюзовыми перьями… Ох. Не надо было так налегать на утку. И на пропитанный ромом кекс. Обалденно вкусный: Роуз готовила его за месяц и “подпаивала” раз в неделю, как положено по рецепту. Вот не надо было! Рей покосилась на стоящие под шкафом весы. Рискнуть или нет? Все равно она собиралась переодеваться, так что… Раздевшись до белья, Рей все же шагнула на весы, вздохнула, увидев привес в целый килограмм. Ну, этого следовало ожидать. Ничего, на праздники все набирают и… За окном раздался какой-то шум. Как будто что-то тяжелое плюхнулось на подоконник, стукнуло в стекло, так что задрожала рама. Рей резко обернулась. Господи, опять соседи что-то с балкона кинули? Совсем с ума посходили! Она подбежала к окну. Ничего — только стайка воробьев испуганно носилась вокруг с отчаянным чириканьем. Стекло было целым, никаких следов. Рей оглядела карниз и вздрогнула. На нем лежало что-то блестящее. Открыв створку, она взяла в руки странный предмет. Фигурка ангела на кожаном шнурке. Сделанная из какого-то темного, поблескивающего металла. Рей снова взглянула в окно, сжав фигурку в кулаке. Ей показалось или нет, что где-то вдалеке мелькнула большая черная птица? — Бен? Она вздохнула, понимая, что ответа не услышит. Впрочем, и так все было понятно. Кто еще мог принести ей на окно рождественский подарок? — Спасибо! — сказала она вслух. Надо что-то тоже, что-то… орехи? Сухофрукты и семена? Птичий фитнес-батончик, она видела, По покупал для своего попугая. Положить в коробку, которую не смогут открыть голуби и… Рей вдруг сообразила, что полураздета, что… черт, Бен видел… Она фыркнула. Господи, какая глупость! Что вообще с ней происходит? Она всерьез верит, что ее ворон Бен — это тот самый “муж, от которого не отвести взгляда ни одной деве”? Тот самый "муж" видел тебя вообще голой, напомнила она себе. Там, в бане. Щеки у нее вспыхнули. Рей взяла фигурку и положила ее в шкатулку. Надо достать цепочку. Кожаный шнурок может порваться. По пути к Маз она вдруг поймала свое отражение в витрине и не узнала себя в этой глупо и влюбленно улыбающейся девушке.***
Вечером, выставив за окно коробку с лакомством для Бена (она купила несколько этих батончиков с разными вкусами, так и не решив, какой лучше), Рей снова уселась за стол и открыла файл с фотографиями рукописи. Так, что там дальше… Почему… почему как будто вроде все понятно, но иногда ей казалось, что она читает чей-то бессвязный бред. Со странными словами. То есть, скорее, наоборот: в целом-то бред был связным, и грамматические конструкции Рей почти везде разложила, но местами выходило что-то вроде задачек на логику, где используются несуществующие слова или с трудом вяжущиеся по смыслу. Всякая глокая куздра, которая кудланула бокру. "Eсли бурдылькой тряхнут, то начнется стрельба; бурдылькой тряхнули, стрельба началась?”. Она еще раз перечитала фразу. Вот эта куздра, которая в тексте выглядит как “влазня” — она про что? Пальцы сами потянулись к черному перу, которое лежало на столе. Рей сама не поняла, как это вошло в привычку: гладить перо во время работы. Трогать эти тонкие, шелковистые и мягкие волоски, щекочуще нежные, но при этом упругие. Чувствовать, как они сгибаются под давлением, а потом все равно возвращаются назад, словно становятся одним целым. Перо ворона…. Ее Бена. Рей вдруг подпрыгнула от внезапного озарения. Черт! Черт, ну конечно! Дело не в том, что курица была пьяна, точнее, не только в том. Она строчила на диалекте хейпского, где многие слова писались и произносились по-другому! Вот идиотка, надо было догадаться раньше! Рей схватила с полки учебник, начала судорожно листать. Вот это! Вот это слово — эта проклятая “влазня”, которая ставила ее в тупик. Она была уверена, что просто… прочитала неправильно. Что курица накарябала какую-то ерунду, что такого слова просто не существует. А это “купальни”! Да! Оно! И отправил колдун его в купальни. Ибо был там… Что там был? Или кто? Ну разумеется. Опять нечитаемая строчка. Опять какая-то кракозябра, которую невозможно разобрать. Без пробелов. Так, по буквам… “м” — кажется, первая все же “м”... Мир? Похоже. Но в странном падеже. Если вот эти закорючки рассмотреть как окончание. И “мир” при этом в значении ограниченной области, но при этом и некоего множества, отдельной вселенной… Чертов хейпский с кучей непереводимых смыслов! Шум за окном. Как будто на карниз высыпали горсть камешков. Рей поднялась, сделала несколько осторожных шагов. За стеклом мелькнула черная тень: блестящий разбойничий глаз, клюв, набитый вкусным фитнес-батончиком. Бен улетел, едва она подошла ближе, оставив на подоконнике разорванную коробку и крошки от лакомства. Кем он был в обличье ворона? Больше птицей или… человеком? Был ли он человеком в образе Кайло? Черт, как же все запутано… Как будто ее собственную историю тоже писала пьяная в лоскуты курица. Причем на диалекте. Глокая куздра и ее загадочный бокр…***
На День святого Валентина Рей получила кристалл в форме сердца. Красиво переливающийся синим и красным, которые под определенным углом вдруг смешивались и превращались в глубокий волшебный оттенок фиолетового. — Надеюсь, меня не арестуют за хранение краденого, — сказала она, обращаясь к испуганно кружащим воробьям. Погрела в ладони кристалл, а потом положила его перед собой на стол рядом с черным пером и вернулась к рукописи. Рей сидела над последним куском до глубокой ночи. Выпила, кажется, три литра чая и слопала целую шоколадку. С ежовиком гребенчатым, как было написано на этикетке, — особым грибом, помогающим умственной деятельности. Шоколадка была вкусной, но обещанное маркетологами просветление или хотя бы волшебное постижение куриных каракуль пока не наступило. Она расшифровала уже больше половины, в основном разных фрагментов, которые выстроились в более-менее ясную картину, но о том, чтобы читать эту писанину сколько-нибудь легко, как нормальную книгу и связный текст, приходилось только мечтать. Иногда ей снилось, что она все понимает, что буквы легко складываются в слова, что разгадка близка, но утром, увы… … И она знала, что надо прийти в купальни и просить, но не… И только в одну ночь… разбить… плата… взамен… Так. Кто “она”? Рей увеличила фотографию. Точно “а”. Значит, она. Девушка? Одна из тех, кто потерял голову от Ка… черт. От ворона, превращенного в человека. Черт, жаль что нельзя подсмотреть в конец. Рей даже машинально открыла последнюю страницу текста, но, разумеется, смысла в этом никакого не было. Что там дальше? Не… тело, но душу… Просить душу? Прийти в купальни… и только в одну ночь? Она откинулась в кресле, потерла усталые глаза. Прийти и попросить. Кого? Колдуна? Глупо. Ворона? Ладно. Главное — прийти. На мгновение ей вдруг показалось, что она видит, как грубая цепь соскальзывает с его ноги, падает на пол и рассыпается в прах. Как он поднимается — свободный, счастливый — протягивает ей руку, а она вкладывает в его ладонь свои пальцы. И хриплый старческий хохот вдруг переходит в отчаянный вой, а потом тает, затухает и гаснет, как пламя свечи, решительно задутое под утро.***
— Не надо. — Что не надо? — спросила Рей сонно, хотя уже понимала, о чем он говорит. — То, что ты задумала. Это опасно, — сказал он, прижимая ее к себе крепче. — Ну, то есть ты ко мне приходишь едва ли не каждую ночь, весь такой загадочный и трагический, но спасать тебя не надо, потому что ты… еще и ужасно благороден? — пробурчала она. Он вздохнул. Самым обидным было то, что он вечно ускользал. Стоило ей задать вопрос или… Или… Черт, она не была железной. Не была святой праведной девой, лишенной плотских устремлений и греховных мыслей. Тем более железной и святой она не была, когда он так ее обнимал. Когда оказывался с ней в постели. Когда ей становилось расслабленно тепло, блаженно уютно, когда в нее словно втекал медленный сладкий жар. Но — да, стоило ей только поддаться искушению, как он исчезал. Стоило только подумать о чем-то большем, чем простое объятие в уютном пушистом гнезде, в которое с его присутствием как будто превращалась ее кровать. Или стоило задать конкретный вопрос, спросить хоть что-то, что приблизило бы ее к разгадке. Нет, приходилось вечно играть в недомолвки, балансировать на краю, соблюдать эти странные правила игры, всегда оставляющие после себя горький привкус разочарования. Словно он есть, но его и нет. Реального, такого, как хочется… — Зачем ты вообще приходишь? Тут и… днем? — спросила Рей. Очень хотелось накрыть ладонью обнимающую ее сейчас руку, но она побоялась, подумав, что он тогда может исчезнуть. — Хочу, чтобы было хоть что-то. — У тебя или у меня? — не удержалась Рей. — Между нами.