Право первой пробы.

Вязкая жижа из листьев и размытой дождем грязи чавкала под офицерскими сапогами, периодически расползаясь под стопами, из-за чего парень кренился в стороны, стараясь уберечь равновесие. Лесная тропа не располагала к прогулкам после недели беспрерывных дождей, но этот факт заботил его примерно так же, как упавшие направо кудри, которые подпрыгивали при ходьбе, наполовину прикрывая обзор правому глазу. Он знал, что волосы до безобразия спутаны и взъерошены, в любом другом случае парень бы сиюминутно занялся вопросом внешнего вида, но не тогда, когда ему жизненно необходима тонкая, увешанная украшениями кисть поверх этого хаоса из кудрей. Тео смотрел прямо перед собой, за малым не переходя на бег. Он спешил к ней так, словно она была его личным источником жизни, без которого рухнет жалкое подобие того, что прежде гордо именовалось психикой. Казалось, полковника тянет сотня незримых нитей, завлекая, заранее обвивая узами ее тепла, которые ощущались острее, как только впереди замаячил дом, приютивший ее. Нотт мог поклясться, что чувствует на рецепторах сладость пряных восточных духов, так горячо любимых ею. Запах невольно забросил полковника в беззаботное детство, где она всегда была рядом, протягивала к нему белые тонкие кисти, звеня золотыми кольцами и браслетом, прижимала к себе так, как способна лишь эта женщина. Каждое платье, каждая вещь и комната Нотт-Мэнора несли на себе ее незримую печать в лице этого прекрасного аромата. Тревога и страх гнались за ним, ступая точно по следам офицерских сапог, и Тео так ясно ощущал их прогорклое дыхание на своем затылке, что остервенело дергал плечами, желая сбросить груз назойливой безысходности, так и льнувшей к его шее. Полковник утопил в себе растущую панику, перекрывая ее предчувствием успокоения, и раскрыл рот, жадно хватая воздух, когда почувствовал, что легкие зашлись спазмами от его нехватки. Он даже не думал остановиться хоть на минуту. Чем дольше парень находился в мире без нее, тем смелее становилась боль, вонзающая свои мерзкие зубы в изрешеченное нутро. Взгляни на него сейчас кто-либо из его солдат, и он бы точно пришел в замешательство, не признавая в этом отчаянно рвущемся к матери мальчишке своего циничного безжалостного полковника. Все это запрашивало слишком высокую цену. Настолько запредельную, что все галлеоны, коими хранилище Ноттов было забито под завязку на несколько поколений вперед можно было сравнить с той грязью, которая сейчас забивала подошву сапог Нотта. Он отдал этой войне свыше положенного, до сих пор продолжая расплачиваться собственной душой, которая должна была стереться в труху от такого количества эрозий еще пять месяцев назад. Мать бережно стелила заплатки на кровоточащие порезы, недоступные для обработки целителем. Никакому лекарю не под силу совладать с тем, что так свободно само тянулось к ее пальцам, принюхиваясь и послушно сворачиваясь кольцом возле элегантных, исполненных величия ног. Он подумал, как долго смог бы продержаться, не будь рядом ее? И ответ явился так молниеносно, что парня качнуло назад от чувства давящей пустоты. В носу закололо, угрожая порцией слез, которым не суждено было прорваться наружу, так как полковник запрокинул голову, часто моргая. Салазар… Тео, да ты давно бы уже сдох…если не на поле боя, то от своих же рук. Усмехнувшись своим безрадостным мыслям, он обхватил пальцами дверную ручку и надавил, впуская в помещение промозглую влажность леса. Ястребиные ониксы, как по щелчку пальцев смягчились, отбрасывая к чертям гнетущую маску кровопийцы, изверга, истязателя… Теодор мог увязнуть в перечислении тех жутких ярлыков, коими его награждали ежедневно те, кто страстно желал смерти полковника пожирателей. Малфою было не легче, но и враги сохраняли крохи благоразумия, не отваживаясь лоб в лоб нападать на самого генерала. Впрочем, ничто не мешает им подобраться к нему со спины в самый неожиданный момент. Ничто и никто… кроме полковника Теодора Нотта. Он стал его второй тенью, сопровождая Драко на всех собраниях, перемещаясь с ним по странам для ведения общих дел, а также беспрестанно прикрывал генерала во время сражений, всегда находясь где-то поблизости. Кобура, в которой Нотт хранил палочку, насквозь пропиталась душком пороха из-за того, что древко не успевало остывать перед следующей схваткой. Он и Драко постоянно были под прицелом, и Тео знал это, как основы полета на метле для первогодок. Куда уж очевиднее говорить о том, что сильный военачальник — мертвый военачальник. — Тео? — бархатный, по обыкновению встревоженный голос матери заставил парня оживиться, пока женщина внимательно сканировала глазами его фигуру на предмет повреждений. — тигренок мой! — ее руки плавно раскрылись для объятий, когда она облегченно выдохнула, понимая, что сын невредим. Физически. В такие минуты Нотт забывал, что за порогом этого дома существует мир, сотканный из ненависти и страха по отношению к нему. Все убийства, сотворённые его палочкой, вся кровь жертв, буквально въевшаяся в его кожу и саднящая перед сном — все это было нереально, пока ОНА обвивала его плечи тонкими ветвями, нежно прижимая к животу кудрявую голову. Тео и сам не понял, как очутился на коленях, почти вдавливая в себя мать, когда ее руки благодатно гладили сына, стряхивая черную сажу с эполетов, и путались в сбитых направо кудрях. — Ну, тигренок, тише… — миссис Нотт немного отстранилась, чувствуя, как пропитывается влагой изумрудное платье в районе талии, и мягко взяла сына за лицо, направляя карие радужки в свои проницательные глаза того же цвета. Его длинные изогнутые ресницы за малым не касались бровей, когда он распахнул ребяческий доверчивый взгляд, смотря на мать так, словно перед ним возвышался ангел во плоти, улыбке которого, он был уверен, по сиянию уступит любое, пусть и самое яркое созвездие. — Мама… — зачарованно выдохнул он, говоря так тихо, будто опасался, что ее образ рассеется, если парень добавит громкость. Округлые миндалевидные глаза Вирджинии слегка прищурились, когда она снова улыбнулась, качая головой, как бы не давая Тео продолжить то, о чем он хотел сказать. В этом была вся мама. Тео знал, нет необходимости рассказывать ей о чем-либо — она все понимает, лишь бегло оценив его состояние. К тому же, возможно ли было представить предмет разговора иным образом, учитывая обстоятельства? — Юноша, неразбериха на голове совсем вас не красит, — кивком она указала на его волосы, шутливым тоном поучая сына, чем вызвала у него застенчивую улыбку. Конечно мать сделала это, чтобы его отвлечь. Чтобы он переключился на что-нибудь нейтральное, не вырывающее куски из его плоти при одном только упоминании. Она и раньше заостряла внимание на внешнем лоске, тактично намекая Теду уложить непокорные кудри, либо же поправить галстук или заправить рубашку. Порой Вирджиния сама корректировала его образ, по-матерински хлопотливо подбирая сыну прическу или наряд для предстоящего приема. Впрочем, это не продлилось долго. Со своих тринадцати Тео занимался этими вопросами самостоятельно, едва у него прорезался собственный вкус в одежде. Такой безобидный жест уже стал ностальгией, напоминающей парню о том времени, когда он был беззаботным подростком, не думающим ни о чем, кроме развлечений и девушек. Между тем Тео и этим, который сейчас улыбался матери, стоя на коленях, пролегла бездонная пропасть длинною в год. Ему уже слабо верилось, что старый весельчак-Нотт вообще когда-то существовал. — Согласен, поступил необдуманно, заявляясь в дом прекрасной женщины, как босяк, — он вскинул брови на последнем слове, возвращая матери ее излюбленное определение, и услышал, как она сдержанно усмехнулась, улавливая иронию. — Идем, я напою тебя чаем, — Вирджиния слегка потянула его за руку вверх, побуждая встать. Тео повиновался, выпрямляясь на ногах, и почтительно зашагал за матерью, соблюдая дистанцию, чтобы не наступить ей на туфли. Миссис Нотт отличалась размеренностью абсолютно во всех сферах своей жизни. Прогулки ее стабильно были неторопливыми, книги смаковались особо тщательно, чтобы не упустить ни одной детали, а любимые аристократами танцы превращались в грациозное плавание лебедя по зеркальной поверхности озера, как только отец приглашал ее потанцевать с ним. Она и говорила соответствующе, растягивая гласные так, будто у нее в запасе хранилась целая вечность. Пройдя за матерью в гостиную, Тео вытянул шею, когда его нос поймал шлейф духов Вирджинии. Он довольно улыбнулся и с наслаждением вдохнул букет из мандарина, бергамота и ландыша, а затем принюхался, узнавая мирру и жасмин, в окружении которых блуждали опопонакс, амбра, пачули и ваниль. Те самые… Порой Тео задавался вопросом, как у этой женщины хватает стойкости и желания всегда выглядеть безупречно? Опускаясь на диван, он еще раз оглядел мать, которая неспешно разливала по чашкам горячий чай, сидя в кресле напротив. Такая женщина, как миссис Нотт имела абсолютное право журить сынишку за микроскопическое пятно, где бы оно ни было. Она происходила из тех волшебниц, кто просыпается за несколько часов до рассвета, чтобы нанести марафет и весь день периодически подправлять образ чарами. Ее одежда состояла из многочисленных мелких элементов, которые непременно дополняли облик, делая его совершенным. Вот и сейчас, учитывая, что она отрезана от светской жизни, мать не изменяла самой себе, встретив сына в длинном изумрудном платье. Оно полностью закрывало ее ноги, лишь при ходьбе выпуская наружу пару черных туфель на высоком каблуке. В районе подола пролегал золотистый узор, по цвету схожий с золотым поясом, который опоясывал ее точеную талию. В середине пояса торжественно сверкал агат, обрамленный в витиеватую резь. Довершал образ изящный корсет платья, сидящий в аккурат по фигуре, и закрытые плечи, от которых тянулись такие длинные рукава, что их края касались бедер Вирджинии в положении стоя. Пониже воротника-стойки, облегающего тонкую шею женщины, красовалось укороченное золотое колье с изобилием драгоценных камней гранатов. Это колье она носила чаще других, чтобы чувствовать присутствие своего мужа, когда его нет рядом. Теодор улыбнулся еще шире, замечая подарок отца. Когда мать повернулась в профиль, отставляя чайник, взору Тео предстали свисающие серьги с теми же гранатами, вставленными в золотую форму-капельку. Собранные наверх черные волосы идеально подчеркивали гармонию украшений с ромбовидным лицом матери. Вирджиния взяла блюдечко с чашкой и передала сыну, согревая его теплой улыбкой. Нотт вытянул руки, принимая чай, и почувствовал, как пальцы коснулись одного из ее колец. — Как ты здесь эти пару дней? — спросил он, постукивая ногтями по центру чашки. — Все чудесно, милый, благодарю! — произнесла она вышколенным светским тоном, приклеивая к лицу такую же дежурную полуулыбку, и отпила совсем немного чая. Ее манеры заставляли Тео ощущать неоднозначные чувства. С одной стороны он не понаслышке был знаком с аристократией, в этой среде изысканность и деликатность шли практически на генетическом уровне, формируя аристократа еще в утробе. Не так-то просто вытравить галантность, когда на ней зиждется все твое воспитание. Он не раз прочувствовал это на себе, элегантно зажимая палочку между большим, указательным и средним пальцами, стоило только начать рисовать руны непростительных в воздухе. Намуштрованная стойка и воздушные движения во время дуэли также выдавали в нем знатного отпрыска, и как Тео не старался — искоренять их было пустой тратой времени. С другой же стороны… какое, соплохвост дери, чудесно, мам? Ему потребовались усилия, чтобы удержаться от этого комментария. Он отхлебнул чая, избегая встречаться с ней взглядами, и со звоном поставил чашку на блюдце. Вирджиния, казалось, не заметила перемены в его настроении. Либо же решила сделать вид, что ничего не происходит. Как бы то ни было, женщина снова поднесла чашку ко рту, аккуратно касаясь ободка накрашенными бордовыми губами, и облокотилась о подлокотник кресла, с хитринкой глядя на сына. — Где твой конь, Тео? Непривычно вот так говорить в тишине, не отвлекаясь на его ржание, — все тот же сдержанный смешок скатился с ее тонких, но припухлых в центре губ. — Ирвин ждет меня с ним у перекрестка, — бесцветно ответил парень, поведя плечом. — я шел к тебе пешим. — Ах, — протянула она, слегка сдвинув дугообразные брови. Тео едва заметно усмехнулся, увидев шеренгу ее белых нижних зубов. Их частенько было видно, когда мать говорила. — Теодор Натаниэль Нотт, это крайне безрассудно с твоей стороны! Небезопасно вот так бродить по лесу без сопровождения и тем более без жеребца! — мать вскинула подбородок и помрачнела, выражая всю гамму своего негодования. — Брось, мам, — он прыснул со смеху и качнул головой, переводя на нее насмешливый взгляд. Его крайне забавляла опека матери, эта женщина всерьез беспокоилась о том, что кровожадного полковника одолеет лесная тварь, в то время, как его смерть лелеют орденцы в самых смелых грезах. — монстры на своих не нападают. От Нотта не скрылась дрогнувшая челюсть матери после его высказывания. Вирджиния трепыхнулась, как от удара, и тут же умело выровняла дыхание, прикрыв глаза на долю секунды. Рану, нанесенную словами сына, выдала только чашка, рухнувшая на блюдце с таким звоном, что за малым не раскололась надвое. Тео прикусил язык, запоздало подумав, что ему стоило быть более деликатным, выбирая выражения. — Мой сын не монстр, — воинственно произнесла женщина, пропитывая голос металлом. Это происходило редко, и Тео в диковинку было говорить с ней в подобном тоне, когда обычно мать звучала нежно и мягко. Их глаза встретились, и Теодор втянул ноздрями воздух, видя непоколебимую решимость во взгляде матери. — Мама, мне приходится делать вещи, которые… — Ради Мерлина, Теодор, остановись немедленно! — закричала Вирджиния, вскидывая ладонь, от чего длинный рукав платья съехал до локтя. Тео поджал губы и бросил взгляд на голенища сапог, выжидая, когда мать заговорит снова. Женщина с глухим стуком уронила руку себе на грудь, звеня кольцами. Вирджиния рвано дышала, уговаривая саму себя успокоиться, шепча под нос что-то неразборчивое. Прошло около минуты, прежде чем миссис Нотт выпрямила спину, возвращая влитую маску самообладания. — Мой. Сын. Не монстр, — Вирджиния смотрела на него в упор, дробя слова на слоги. В проницательных радужках еще тлел огонек требовательности, будто бы заставляющий Тео соглашаться с ней. — твоему отцу тоже приходилось делать… определенные вещи, — быстро добавила она, так и не рискнув дать конкретику, и снова схватила чашку, поднося к губам, чтобы отпить остывший чай. Ей этот способ заполнить паузу показался самым лучшим. — Он хотя бы не стоял во главе той бойни, — хмыкнул парень, за что получил укоризненный взгляд матери. — Не преуменьшай чужую боль, Тео. Она не измеряется количеством отобранных жизней, ибо каждая жизнь — бесценный дар. Я родила тебя в муках, даруя этот подарок, и боль от твоего рождения будет ничтожной по сравнению с болью твоей потери, — на этом ее назидательный голос дрогнул, и Вирджиния замолчала, повернув лицо в сторону окна. Она тут же почувствовала тепло солнечных лучей, озолотивших ресницы. — Мама, — проворковал Тео и накрыл ее кисть своей ладонью. — этого не случится. Не терзай себя подобными глупостями, я слишком джентльмен, чтобы оставлять даму наедине с незнакомой компанией, — мать оценила то, как он завуалировал происходящий ужас невинной шуткой. Да, это было очень похоже на ее сына — отшучиваться, будучи окруженным сотней драконов Адского пламени. Иногда ей так и представлялось: Теодор отбивается от яростных атак, раненным лежа на земле, и сетует лишь на то, что «встречает гостей» в неподобающем наряде. В каком-то смысле это являлось правдой. Прочнейшей оградой для его психики стал юмор, которым он щедро наделял каждое столкновение с врагами. Он был чем-то вроде ментального обезболивающего, заклеивающего рот кусачей совести нелепо огромным пластырем, как в популярных комедиях. Нежелательные эмоции запирались за смешной мультяшной дверью, замочная скважина которой сама пережевала и проглотила ключ. Так гораздо легче. — Что нового произошло у тебя? Ее вопрос поставил парня в ступор. Он определенно ценил в матери ту самую черту, благодаря которой она всегда знала, в какой момент лучше перевести тему, но сейчас все красноречие полетело псу под хвост, едва в памяти воскресли воспоминания. Знаешь, мам, на днях я прикончил одну когтевранку, предварительно расквасив нос ее отцу, да. Не уверен, жив ли он вообще, ибо выглядел мужик неважно. К слову, сделал я это по просьбе сукина сына, который упек тебя в эту халупу из-за моего провала. Ах, да! В придачу прикарманил двух девиц, одну из которых швырнут на растерзание спермотоксикозникам. Скажи, я у тебя молодец, да?! Тео подавился своей иронией, сделав вид, что просто закашлялся. Он встряхнул головой, разгоняя цепочку нелицеприятных выводов, и одарил мать самой умилительной улыбкой, которая ей нравилась больше всего. — Вечером прием в Макнейр-мэноре, думаю, поеду туда вместе с Драко, — он напрягся, поежившись от мысли, что ему предстоит провести вечер в компании не самых приятных друзей. Что Вирджиния моментально считала, мягко усмехнувшись. — Тебе не хочется, — покачала головой мать, верно истолковывая заострившиеся черты лица сына. — По нелепому стечению обстоятельств мой босс совершенно забыл внести в график пунктик о предоставлении мне выбора, — Тео легковерно пожал плечами, снова переводя все в шутку. — Однажды все обязательно будет хорошо… — миссис Нотт выдавила усталую улыбку, не отчаиваясь в попытке поднять дух сыну. — Да. И я сразу же заберу тебя домой, — он окинул придирчивым взглядом гостиную, в которой они сидели. Не то, чтобы Волдеморт выбрал худший вариант, но Тео, привыкший к роскоши мэнора, каждый раз скрипел зубами от недостойного, по его мнению, жилища. Оно было слишком… простым для такой, как Вирджиния Нотт. Мать никак не вязалась с этим классическим интерьером, и Тео буквально кожей чувствовал истеричный крик Нотт-мэнора, до хрипоты зовущего назад законную хозяйку, без которой поместье утратило добрую часть своего величия. — Завтра я пришлю к тебе Ирвина, придумай, чего бы тебе хотелось поесть, он купит в Хогсмиде, — Тео нежно погладил руку матери большим пальцем, и она приподняла уголки губ, согласно кивнув, прежде чем допила свой чай. *** Затхлость подземелий врезалась в носовые пазухи, вынуждая дернуться во сне. Джинни приоткрыла тяжелые веки, по ощущениям залитые свинцом, и оглядела пространство вокруг. Зрачки не могли сфокусироваться в этом полумраке, бесцельно блуждая из угла в угол. По мере того, как рассеивался беспокойный сон, сознание девушки приходило в норму, постепенно изучая происходящее. Одежда была наполовину пропитана влагой в тех местах, которые соприкасались с полом. Отвратительный холодок прижился между тканью и кожей, устраивая температурный диссонанс. Рыжая оттолкнулась ладонями от сырого камня, чувствуя, как сгребла пальцами комки грязи, и поморщилась, пытаясь удержаться на качающихся ногах. Она коснулась затылка, ощущая ноющую пульсацию, и посмотрела на подушечки пальцев, выискивая признаки крови. Не обнаружив таковых, Джинни подняла голову, различая в полутьме очертания решетки. Какого черта?.. Память услужливо подбросила ей напоминание, которое гриффиндорка предпочла бы забыть, как ночной кошмар. Тело Луны рухнуло на пол с мокрым звуком, зрачки когтевранки потухли, как огарки свечей. Белые волосы разметались по сторонам, казалось, утрачивая жизнь так же, как и владелица. В следующую секунду Джинни увидела себя, упавшую на четвереньки рядом с трупом девушки. Она точно помнила, что кричала, разрывая связки, но собственный голос услышала только сейчас. Где-то поблизости лежала Гермиона, Джинни не могла вспомнить, осталась ли она в живых, однако отчетливо видела в памяти упавшие на лицо каштановые кудри, будто бы защищающие хозяйку. Вскоре она узнала лицо Нотта, он сидел перед ней на корточках, пожирая ее хищным ледяным взглядом. — Я же предупреждал. Девчонка умрет, если вздумаете играть со мной… Джинни резко распахнула глаза и поняла, что задыхается. Весь пережитый ужас вернулся к ней в тройном размере, сотрясая бледное тело в тревожных конвульсиях. Она уперлась рукой в сырую стену, ища опору, чтобы не свалиться на пол, и взвыла от чудовищного осознания. Пожиратели похитили ее. — Эй! Кто-нибудь! — рыжая, путаясь в собственных ногах, подобралась к решетке и навалилась на нее всем телом, сотрясая железо так, словно хотела вырвать его с петлями. — Годрик, есть тут хоть одна живая душа?! — прокричала она, когда не услышала ничего, кроме звенящей тишины. Она втянула воздух сквозь зубы, когда боль ужалила область шеи при попытке повернуть голову. Рыжая провела подушечками пальцев от уха до ключицы и нащупала подернувшиеся коркой рубцы. Последствия разбитого окна. — Годрик… — выдохнула девушка, переводя взгляд на решетку. — Эй! Меня слышит кто-нибудь? — снова крикнула она, на этот раз обращаясь к череде других решеток напротив. — что происходит? Где мы находимся? — Борода Мерлина… замолчи, женщина! — огрызнулся ворчливый голос из камеры перед ее лицом. — из-за тебя она придет сюда! — Кто придет? Кто вы такой? — не унималась рыжая, силясь разглядеть собеседника в полумраке. — Я Джозеф. Покончим с вопросами! — отрезал он и, судя по звукам, зашуршал вглубь камеры. — Стой! — воскликнула Джинни. — где мы? Кто должен прийти? Ответом на ее вопрос послужила скрипнувшая дверь, на долю секунды озарившая темное пространство ярким светом. Неизвестный вошел в подземелья, разнеся эхо хлопнувшей двери по камерам. Резвые шаги отбивали ритм, как если бы вошедший носил… каблуки? Джинни нахмурилась, понимая, что гость приближается, и плотнее припала к решетке, ощущая холод железа щекой. Среди жуткой подвальной вони пробивался тонкий аромат пудровых духов, раздражающих слизистую носа. Рыжая окончательно убедилась в своих предположениях, увидев перед собой женский силуэт. — Не спится, предательница? — ядовито спросил голос, и Джинни сквозь непроглядную тьму почувствовала, что девушка улыбается. — Кто ты, мать твою, такая? — гостья, кажется, опешила от напора пленницы, потому что сразу же растеряла браваду, подбирая ответ. Уизли услышала, как неизвестная бормочет знакомое «люмос», и вскинула брови, когда девушка поднесла свет палочки к лицу. — Ты… — процедила она сжатыми зубами с такой ненавистью, что воздух завибрировал. — А ты ждала кого-то другого, стерва? — прыснула Пэнси, смиряя рыжую брезгливым взглядом, и гаденько ухмыльнулась. — как жаль, что тебя не отправили вместе с грязнокровкой, там бы твою спесь быстро укротили… — слизеринка хихикнула, скорчив коварную гримасу, и так погрузилась в повествование, что не уличила момент, когда рука рыжей вцепилась в ее блузку под мантией и рывком подтащила к решетке. Пэнси взвизгнула, стукнувшись лбом с железом, и на мгновение выбилась из колеи, разглядывая искры перед глазами. — Где Гермиона, сука? Отвечай мне! — потребовала Уизли, еще раз попытавшись ударить Пэнси о решетку. Брюнетка вовремя выставила руки, упираясь ими в прутья, и оттолкнула Джинни жалящим заклинанием, вспомнив о наличии палочки. Рыжая, вскрикнув, разжала пальцы, отпуская слизеринку, и прислонила к груди обожженную руку, злобно зыркнув на Паркинсон. — Можешь забыть о своей вонючей подружке, ясно? Теперь ты в моей власти, а уж я выбью из тебя дерьмо, рыжая ты шлюха! — выплюнула она, скривив малиновые губы в презрении. — Салазар… и почему всякий сброд постоянно вешают на Драко? — пролепетала она скорее самой себе, но Джинни услышала ее, озадаченно вскинув подбородок. — Это… Малфой-мэнор? — с долей паники спросила Джинни, надеясь, что ошибается. — Надо же, ты все еще способна думать! — съязвила Пэнси, выгнув бровь. — Нет… — вот сейчас Джинни действительно испугалась, осознавая бедственность своего положения в полной мере. Логово генерала пожирателей. И она сидит в его подземельях без палочки, без орденцев, готовых ринуться на помощь, совершенно одна без малейшей надежды на спасение. — Годрик! Только не это… — Джинни попятилась назад, разочарованно пискнув, когда каменная кладка подперла ей лопатки, не позволяя пройти глубже. — Уже уходишь? — издеваясь, подтрунивала Паркинсон. — вечеринка только началась, предательница… *** Какофония звуков резала по ушам, отбивая нестройные ноты в разных частях комнаты. Это было похоже на бесперебойные разговоры, но произносимые полушепотом, будто бы кто-то заботился о мирном сне посапывающей девушки. Сквозь дремоту Гермиона уловила щебетанье женских голосов, все они были различной тональности, но иногда сливались в одну, стоило кому-то притихнуть. Моментами она слышала их смех, колокольчиком отскакивающий от насыщенно красных стен. Да, ей удалось рассмотреть цвет обоев этой странной комнаты. Гермиона зажмурилась, чувствуя на языке привкус перемешанных друг с другом духов, судя по спиртовой отдушке, не самых качественных. К ним примешался и стойкий запах косметики, круживший над головами девушек. Она приоткрыла левый глаз, различая хрупкие силуэты, снующие по комнате. Размытая после пробуждения пленка постепенно спала, позволяя девушке увидеть четкие очертания болтающих без умолку девиц. Какая-то девушка с бедламом на голове в виде шара желтых волос сидела на краю постели, на которой, как осознала гриффиндорка через секунду, лежала она сама. Взгляд невольно зацепился за атласное белье кровати, материал нагревался за считанные секунды, стоило задержать на нем ладонь подольше. Грейнджер свела брови, распахивая оба глаза. Она водила пальцами вдоль покрывала, идентичного по цвету обоям, и немного повернула голову в сторону, пытаясь понять, где находится. Ее взору предстал ряд точно таких же односпальных кроватей, как та, что была у нее. Казалось, они выстроены по строгим расчетам, ибо их спинки педантично были расположены исключительно на одной линии, не имея даже намека на погрешность в миллиметрах. Над всеми постелями возвышались деревянные опоры для балдахина, сам он был закинут наверх, видимо, по той причине, что сейчас день, как рассудила гриффиндорка. Шатенка фыркнула, подмечая, что шифоновая ткань балдахина тон-в-тон красного цвета, как и почти вся эта огромная комната. От избытка красного рябило в глазах, и девушка поспешила переключиться на щебетанье девиц, чтобы избежать головной боли, которая уже начала извещать о себе, приминая горячие виски. Напротив кроватей Гермиона увидела такой же безукоризненный в расстановке ряд трюмо, стоявших четко перед каждой отдельной постелью. Шатенка хмыкнула, вознося хвалу Мерлину за то, что хоть они не окрашены в кричащий красный, разбавляя интерьер своим глубоким темно-коричневым. — Ой, дорогая, ты уже проснулась? — Гермиона вздрогнула, услышав голос той самой девушки с желтыми волосами. Она лучезарно улыбалась ей своими розовыми губами, явно сдобренными сверху блеском, и часто хлопала накладными ресницами. Ее звучание лилось приглушенно-сладко, как сливочно-малиновый сироп, которым покрывали шарики мороженого в кафе для влюбленных парочек. Как Гермиона ни старалась, она не могла вспомнить название этого заведения, впрочем… это последнее, что должно ее беспокоить в эту минуту. — Ты хорошо себя чувствуешь, милая? Девочки! Она проснулась! — девушка привлекла внимание остальных, прерывая их усердную работу над макияжем. Как минимум десять пар глаз приковались к ее фигуре, глядя в таинственном ожидании. — принести что-нибудь? У нас есть вино! — неизвестная произнесла это так, словно информация просто обязана сделать Гермиону такой же одержимо-ликующей, как и эта девчонка. Желтоволосая хихикнула и уже провела наращенными ногтями по атласу, подрываясь за выпивкой, вероятно, по-своему истолковывая молчание гриффиндорки. — Твою мать, Рита, она же сейчас кони двинет, — Гермиона повернулась на говорившую как раз в тот момент, когда она делала новую затяжку из мундштука, почти сразу выпуская удушливый дым. Видимо, эта девушка с очень короткими волосами заметила ее мандраж и решила осадить слишком инициативную особу. — отвали от нее Мерлина ради. У нее достаточно впечатлений впереди, — Гермионе не понравилось, как незнакомка сказала эти слова. От них разило чем-то горьким и безнадежным, побуждая табун мурашек устроить забег вдоль тела. Она уже набрала воздух в легкие, чтобы задать вопрос короткостриженой девушке, но та потеряла к ней и без того крошечный интерес, повернувшись к зеркалу и продолжая намазывать тушь на ресницы. — Зря ты так, Эва, — Рита пожала плечами, заматываясь в балдахин близстоящей кровати. — под градусом ей было бы гораздо проще… — она крутанулась вокруг своей оси, бормоча под нос мотив какой-то песенки, и в конце уткнулась в напряженный взгляд Гермионы, отчаянно желавшей разобрать, что вообще происходит. — я только хотела помочь, милая… — она снова пожала плечами, окутанными чужим балдахином, но… теперь как-то иначе, не так задорно, как до этого. Скорее будто бы извиняясь. — Надо сказать Марти, — отозвалась девушка в кружевном черном халате, нанося румяна, и придирчиво оглядела свое отражение. — он ей займется. — Точно, — выдохнул хрипловатый голос, и шатенка прищурилась, видя, как говорившая потирает пальцами переносицу, навалившись на трюмо, как если бы ее беспокоила мигрень. — он просил позвать его, когда она проснется. — Ну, и кто же возьмет на себя задачу это сделать? — усмехнулась девушка в корсете, нога которой стояла на стуле, пока та сосредоточенно облачала ее в чулок. — Вы такие беспардонные! — фыркнула Рита, скорчив недовольную гримасу, но тут же улыбнулась, одаривая Гермиону дружелюбным взглядом. — я позову его, жди здесь! — она ткнула остреньким пальцем в атлас кровати шатенки и неспешно зашагала к выходу, ритмично качая бедрами. Как-будто бы Гермиона собиралась покидать ее… Стоп. А почему нет? Грейнджер встрепенулась, собирая в кулак всю возможную прыть, и одним рывком соскочила с постели, намереваясь уйти из этой жуткой комнаты. — Эй, ты куда? — Ты что делаешь?! Сейчас нельзя выходить! Тебя накажут, глупая! — Стой! Она не слушала их, мысленно посылая к черту каждую. Гриффиндорка была в паре шагов от двери, за которой минутой ранее скрылась Рита, но вдруг застыла на месте, случайно поймав боковым зрением свое отражение в зеркале одного из трюмо. Она сделала ровно три шага назад, поравнявшись с самой собой. Рот зажил своей жизнью, самопроизвольно округлившись в букву «о», стоило ей увидеть на себе бордовую сорочку, так сильно облегающую тело, что и бедра, и полная грудь шатенки словно были намеренно прорисованы в нужных местах. Гермиона, едва касаясь, ощупала сорочку подушечками пальцев, будто боялась обжечься. Ткань доходила до щиколоток, но при этом имела два разреза по бокам, оголяя ноги до середины бедра. Верх держался на лямках с открытым декольте, сдвинувшим налитую грудь как можно теснее. Гриффиндорка ахнула, понимая, что не ощущает присутствия нижнего белья. Она повернулась боком, приоткрывая разрез, и подтянула его к тазу, моментально чувствуя болезненный укол в самое сердце. Девушка всхлипнула от навалившегося ужаса. Кому понадобилось раздеть ее? Да еще и оставить без нижнего белья. Истерика медленно, но уверенно овладевала ей, вышибая прежние потуги контролировать ситуацию. Как только шквал мокрых дорожек оросил ее лицо, где-то рядом тут же раздалось множество нестройных шагов. Девушки обступили ее, как стайка ворон, и каждая тараторила что-то успокаивающее, судя по гладким, подобно шелку, интонациям. — Т-а-а-а-к… это что еще за оргия?! — скрипучий противный голос заставил девушек посмотреть на входную дверь. Все разом повернули головы на долговязую фигуру парня в оранжевой хлопковой рубашке. Она совершенно точно большемерила, вися на нем, как парус на мачте, но, видимо, так и задумывалось. Лицо неизвестного отдавало чем-то приторно-гламурным, когда он строил якобы сердитую мину, на деле же просто чрезмерно возмущенную. Он и смотрелся чересчур манерно, пропитывая каждое движение или слово показным драматизмом. Даже в том, как он запредельно высоко вскинул подбородок, грозно постукивая пальцами по дверному косяку, четко читалась наигранность, не имеющая за собой недоброго подтекста. — По насестам, курочки, по насестам! — он энергично затряс кистью в направлении череды трюмо, и девушки безропотно рассредоточились по местам. — Т-а-а-к, посмотрим, посмотрим… — Гермиона не заметила, как шустро он подошел и уже начал кружить возле нее, задумчиво тарабаня пальцами по припухлым губам. — Что ж… недурно! — наконец, изрек парень после минутного молчания, оценивающе подняв бровь. — но бывало и лучше… — буркнул он, моментально помрачнев, и так же лихо развернулся к Гермионе спиной, жестом показывая идти следом. — Я никуда не пойду! — выпалила гриффиндорка, с вызовом глядя в преувеличенно изумленное лицо парня. Вероятно, он уже и забыл, что кто-то способен ему перечить. — Не играй со мной, киска! — он нарисовал указательным пальцем кривую линию в воздухе, манерно искажая интонацию. — здесь запрещено говорить Марти «нет», иначе я укорочу твои острые коготки под самый корень… — мулат мазнул ей пальцем по кончику носа и сразу же отвернулся, бросая тот же пригласительный жест. Только сейчас Гермиона обратила внимание на смуглую кожу парня. На ум пришел единственный знакомый мулат, от воспоминаний о котором девушка мгновенно отряхнулась, подумав, что нигде не видела Забини на протяжении всего года, что длится война с Темным лордом. Марти встал у самого выхода и прислушался к тому, что творится за его спиной. Он покосился через плечо и вымученно цокнул языком, испуская рычащий вздох негодования, как только обнаружил гриффиндорку стоящей на том же месте. — Я никуда с тобой не пойду, — упрямо повторила она и демонстративно скрестила руки на груди, рассчитывая хоть немного прикрыться. Позади раздались тревожные перешептывания девушек, но Гермиона была непоколебима. Марти клацнул зубами, призывая девушек замолчать, и вернул внимание Гермионе, когда шепот затих. — Великодушно даю тебе последнюю возможность пойти добровольно, — импозантно произнес он, выуживая палочку из черных брюк. — так и знал… — цокнул мулат, столкнувшись все с той же нерушимой стеной. — Империо, — бросил он, и гриффиндорка внезапно окунулась в атмосферу абсолютного блаженства, чувствуя, как душа наполняется счастьем до краев. Розовые шоры заклинания оттеснили ее от реальности, заставляя девушку думать, что пойти за Марти — величайшая мечта ее жизни. Розоватый опиум просачивался в ее мозг, играючи преодолевая сопротивление. Гермиона покорно шла за Марти, который по пути успевал раздавать распоряжения встречным девушкам, с видом важной шишки отчитывая и наставляя их. В глубине опьяненного сознания она увидела мелькнувший взрыв кудрей Риты, которая, вероятно, хотела вернуться в комнату незамеченной, но была схвачена Марти под локоть в одном из коридоров. — Рита! Ушлая мерзавка! — прошипел он сквозь зубы, приблизив лицо почти вплотную к ней, пока девушка с глупой улыбкой заваливалась в сторону, держась на ногах только за счет хватки парня. — Мерлин всемогущий… надралась, как конченая тварь! Ну, подожди, отведу упрямицу и сразу же иссеку твой тощий зад! — Марти небрежно отшвырнул ее, стряхивая с рукавов несуществующую грязь, и пошел дальше, сопровождаемый отрывистыми смешками Риты, привалившейся к стене. Обойдя еще один пролет многочисленных дверей, Марти круто развернулся на каблучках лакированных туфель, замирая напротив металлической черной двери с изобилием завитков. Чуть правее от нее красовалась золотая табличка с высеченными на ней коричневыми буквами, прочитать которые Гермионе не удалось из-за дурмана «империо». Марти открыл дверь, и Гермиона почувствовала толчок в лопатки, вынудивший ее переступить порог нового помещения. Взмахом палочки Марти снял заклинание и сделал пару шагов вперед, деланно беспечно поправляя ремень на брюках. Он уже не замечал, как Гермиона пошатнулась, за малым не упав на холодный кафель от резкого перепада из состояния полной эйфории в реальность, хотя и считывал это затылком. — Убереги тебя Мерлин причинить доктору хоть крупицу неудобства… — как бы между прочим пропел Марти, почти не размыкая губ, и вытянул большой и указательный пальцы, наглядно оставляя между ними крошечное пространство. — накажу! — твердо бросил он, заглянув шатенке прямо в глаза так, что ей пришлось отступить, чтобы не удариться с ним носами. Дверь за ним захлопнулась, давая девушке возможность отдышаться после вереницы странных событий. Стоя в одиночестве посреди комнаты, которая больше напоминала врачебный кабинет, Гермиона постоянно чувствовала незримое дыхание страха. Он полюбовно скользил уродливыми костяшками по животу, неторопливо поднимаясь выше, чтобы укорениться между ребер, откуда в лёгкую мог дотянуться до голосовых связок, придавливая их к гортани, чем не позволял издать ни звука. Она не понимала, где находится, не знала, что происходит вокруг, и это страшило ее куда сильнее, чем отвратительная красная спальня. Гермиона Грейнджер впервые не контролировала ситуацию, выброшенная на берег беспомощной рыбой. Разум судорожно пытался подобрать хоть какое-то объяснение, выделить хоть что-то знакомое, что помогло бы расставить все по полочкам, но проблема заключалась в том, что эти самые полочки обрывались под тяжестью необъятной информации. Гриффиндорка шепотом просила саму себя успокоиться и углубила дыхание, прикрывая глаза. Чтобы разобраться нужно для начала ухватиться за последнее воспоминание, так ведь? Убийство Луны так ясно отразилось в памяти, что Гермиона невольно вскрикнула и осеклась, проверяя, не ворвется ли сейчас Марти. Она досадливо простонала, пресекая порыв расплакаться. Луна… она ведь была почти, как ребенок, за тем лишь исключением, что в теле взрослой девушки. Как он только мог поднять на нее палочку? Безжалостное чудовище… В груди вспыхнул пожар гнева, обдавая внутренности языками пламени. Мерлин, как же она ненавидела их… всех их, включая и Нотта, и Малфоя, и все подлое змеиное гнездо шипящих склизких тварей, чванливо козыряющих перевязями своих мундиров. Она слышала однажды от кого-то из мальчиков, что в армии пожирателей появились знаки отличия. Перевязь, проходившая наискось через плечо, была одним из них. Она крепилась поверх мундира, показывая тем самым статус носившего ее. Насколько она помнила, все пожиратели, кроме низших чинов имели при себе перевязь. Они были изумрудного оттенка, в то время как лента полковника сияла небесно-голубым цветом. Генерал же носил красную перевязь, как символ высшей власти над остальным войском. Экскурс по одеянию змеев был прерван вновь хлопнувшей дверью. Гермиона мазнула волосами по воздуху, оборачиваясь на гостя, и обомлела, глядя в знакомое до одури лицо. — Забини… — задыхаясь, изрекла шатенка, обхватив руками саму себя. Ничтожное усилие защититься от недоумения в черных глазах итальянца. Мулат бросил изучение карточек, что перебирал в руках секундой ранее, и приосанился, рассматривая Гермиону, как нечто инородное, что никак не должно было появиться в пределах его кабинета. Растерянность вкупе с едва различимой жалостью отразились на его лице, испарившись уже через мгновение. Целитель подтянулся, приклеивая серую безразличную гримасу, и сделал уверенный шаг, намереваясь что-то сказать. — Нет! Не подходи! — Гермиона истерично выбросила вперед руку, звуча так, словно Забини собирался перерезать ей горло краями карточек. Итальянец застыл, поворачиваясь полубоком. Фраза, которую он не успел сказать, улетучилась еще в районе губ, когда он медленно сомкнул их, пристально следя за реакцией перепуганной Грейнджер. Обстановка раскалилась, нагревая воздух до такой степени, что Гермиона физически ощущала его жар ноздрями, пока нервно вдыхала новую порцию кислорода, не отрывая настороженного взгляда от Забини. — Грейнджер… — надавил он, склоняя голову влево. — расслабься, окей? — Блейз аккуратно делал мелкие шаги навстречу шатенке, будто боялся ненароком спугнуть дикого зверя. Гриффиндорка всхлипнула, понимая, что при всем желании даже не сможет защититься. Отсутствие палочки ощущалось так остро, что пальцы зашлись дрожью, внезапно разучившись сгибаться. — Эй, без сырости, — слизеринец яро ненавидел слезы, о чем сразу дал понять, довольно жестковато шикнув на нее. Он приподнял карточки других девушек, демонстрируя, и осторожно положил их на свой стол, стоявший недалеко от входа. Свободные ладони мулат выставил перед собой в доказательство, что не планирует устраивать пытку. Гермиона снова обвила саму себя руками, выглядя поистине жалко. Она дрожала всем телом, взирая на итальянца таким умоляющим взглядом, что Блейз невольно задумался, точно ли Грейнджер сейчас перед ним. Он видел, как она закусывает губы, не позволяя себе плакать, хотя покрасневшие белки ее глаз выдавали девушку с потрохами. Мулат закатил глаза, выдохнув на итальянском «merda», и опустил руку в карман белого халата, нашаривая там что-то. Он подцепил большим и указательным пальцами крохотный пузырек с полупрозрачной мутноватой жидкостью и протянул его гриффиндорке, кивком показывая выпить. — Я не стану… — она покачала головой, глядя на пузырек так, словно Блейз предлагал ей выпить яд акромантула. Поразительно, как упрямство Гермионы продолжало биться в предсмертных конвульсиях, в то время как твердая вера в спасение пошла прахом. Она понимала, что этот волшебник в любой момент может угостить ее авадой, стоит ему потерять терпение, но упорно гнула свое, полностью оправдывая решение Распределительной шляпы. — Грейнджер, это просто успокоительное, в мои обязанности не входит травить здешних… обитательниц, — он на секунду запнулся, подбирая слово, и неопределенно пожал плечами, посчитав, что это сойдет. — хочешь ты того или нет, нам придется контактировать. Его голос был усталым и совершенно беззлобным. Забини больше напоминал обыкновенного колдомедика, который всего лишь выполняет свою работу, чем маньяка, одержимого жаждой убивать. Белоснежный халат внешне напомнил Гермионе сутану католического священника, разве что без колоратки. Он плотно сидел по фигуре итальянца, подчеркивая плечи и торс, и имел раздвоенный стоячий воротник со сглаженными под подбородком углами. Поколебавшись, девушка вытянула руку, забирая пузырек, и тут же откупорила его, принюхиваясь. Оттенки лаванды и пшеницы говорили красноречивее всего о том, что внутри действительно успокоительное. Гриффиндорка вздохнула, рассудив, что самостоятельно не придет в себя, а значит не сможет разобраться во всем на холодную голову. Единственной дорогой к трезвым мыслям был нагретый ее ладонями пузырек, призывно кочующий из руки в руку. Она обхватила губами горлышко склянки и вылила содержимое себе в рот, громко сглатывая. Покой опустился ей на плечи махровым одеялом, тут же загасив очаги любых тревог. Ощущение полного штиля ей нравилось гораздо больше неуемного шторма, по крайней мере теперь она могла рассуждать, что являлось неотъемлемым оплотом ее душевного равновесия. — Где я, Забини? Что за хрень творится здесь, глизень побери?! — пытливый разум, едва заняв доминантную позицию, перешел в атаку, незамедлительно требуя разъяснений. — Хах, вот сейчас узнаю старушку Грейнджер! — усмехнулся Блейз, вытаскивая палочку из рукава халата, и вопросительно изогнул бровь, замечая, как шатенка дернулась на месте от этого жеста. — прошу на кушетку, дорогуша, — Гермиона проследила за его ладонью и остановила взгляд на невысокой серой кушетке, которую до этого не заметила, погруженная в переживания. Зелье оградило ее от эмоций, сдобрив нервную систему бальзамом безмятежности, поэтому сейчас гриффиндорка ощущала только грызущее сомнение, переминаясь с ноги на ногу. — Что ты собираешься делать? — шатенка вперила в него подозрительный прищур, заставляя Блейза в очередной раз плюнуть итальянское ругательство. — Свою работу, блять! — не выдержал парень, хлопнув себя по бедрам. — Грейнджер, просто усади свой прелестный зад вот сюда, — обе ладони парня нырнули по воздуху в направлении мягкой обивки кушетки. Он дробил слова, как если бы говорил с умственно отсталой, объясняя элементарные вещи. Гермиона поджала губы, проглатывая его нервозный тон, и неуверенно прошла мимо целителя, опускаясь на сиденье. Серая обивка выпустила накопленный воздух, прогибаясь под весом девушки, и шатенка мертвой хваткой вцепилась в край мебели, сдавливая его до зеленых разводов на пальцах. Забини взмахнул палочкой, шепча кучу заклинаний на латыни, природа коих Гермионе была совсем не знакома. Должно быть, они происходили из углубленного курса колдомедицины, ведь в Хогвартсе о них говорилось лишь вскользь. Над ее головой всплыли непонятные диаграммы и графики, которые Блейз разглядывал особенно тщательно, делая на них пометки палочкой, и перелистывал дальше, изучая новую информацию. Он то и дело хмурился, как если бы подмечал что-то, что ему не нравится, и касался сомнительного пункта кончиком палочки, раскрывая себе больше подробностей. Как только вопросы были решены, морщинка между его бровями разглаживалась, отображая удовлетворение. Гермиона инстинктивно подалась назад, когда палочка Блейза опустилась ей в район бедер. Он вскинул голову, взглядом спрашивая, что не так, и произнес короткое «а», тут же опомнившись. — Да, наверно, стоило предупредить, — усмехнулся он, забавляясь, но сразу же собрался, прочистив горло. — мне нужно… мне нужно просканировать твое… чрево, — последнее слово прокатилось по его зубам так, будто оно было чуждым лексикону итальянца. Забини произнес его с такой опаской, словно беспокоился, что девушка потеряет сознание от нахлынувшего понимания. — Зачем тебе это? — ее брови упали на веки, делая лицо вдумчиво-напряженным. Вместо ответа мулат прошептал новое заклинание, вызвав маленькую табличку прямо над низом живота девушки. Он быстро развеял ее палочкой, как только просмотрел нужные данные. — А теперь… пройди в кресло, — кивком головы он указал на бледно-зеленую конструкцию с парой подколенников. — Ты… ты же… — Грейнджер, не усложняй, просто сделай, что я говорю, — проговорил он, прерывая ее сбивчивый лепет. Девушка облизнула губы, еще раз посмотрев на кресло. Оно было очень похоже на маггловское гинекологическое, в котором врачи производят осмотры, и совсем не вызывало рвения поскорее запрыгнуть в него. Ей не доводилось раньше бывать у подобного рода специалистов, но она слышала красочные рассказы матери обо всех ужасах этой неприятной процедуры. Взглянув на Блейза, Гермиона ясно прочитала несгибаемость в его глазах, смешанную с раздражением. Она сползла с кушетки, решая не испытывать его терпение, и двинулась к конструкции, морально подготавливая себя к дальнейшим событиям. При помощи магии мулат помог девушке расположиться, отлевитировав ее тело на сиденье в полулежащем положении. Ноги тут же легли на подколенники, раздвинутые достаточно широко, что заставило гриффиндорку покрыться румянцем. Теперь между Забини и самым сокровенным стояла лишь материя ее сорочки, которая и свисала между ног, закрывая обзор. Годрик… она даже в самом страшном сне не могла вообразить, что целитель пожирателей однажды будет прикасаться к ее интимным местам. А девушка уж точно не имела сомнений, что Забини имеет прямое отношение к Малфою и его дружкам. Прямо, как в школе. Блейз напомнил о себе, хлестко оттянув резиновый материал перчаток, и пошевелил пальцами, проверяя, насколько ему удобно. — Я лишь кое-что посмотрю, — объяснил он, приподнимая сорочку, и скомкал ее где-то в области живота, скользнув зрачками вниз. Гермиона была несказанно рада, что выпила успокоительное. Все эмоции блокировались воздействием зелья, которое препятствовало тому, чтобы шатенка сгорела со стыда. Безусловно чуть позже они вырвутся наружу и утопят девушку в пучине самобичевания и отвращения, но это произойдет потом, не сейчас. Она вздохнула, чувствуя прикосновение резины к половым губам, и Блейз замер, позволяя ей привыкнуть. Спустя минуту целитель раздвинул их, ощупывая по бокам, а после ввел пальцы немного глубже, осторожно исследуя стенки. Гермиона снова услышала его шепот и увидела блеклое свечение, пока Забини говорил очередное заклинание. Она вдруг поняла, что промежность наполнилась влагой, и вскинула голову, недоумевающе всматриваясь в спокойное лицо Блейза. — Слегка смазываю, прежде чем ввести зеркало, — буднично пояснил он, демонстрируя ей продолговатый прозрачный предмет. Мулат прыснул со смеху, глядя на ее шокированное лицо. — Не парься, Грейнджер, это ведь куда меньше, чем то, что в тебя входило, верно? — похабный вопрос вогнал ее в краску сильнее прежнего, и девушка просто откинулась назад, пытаясь абстрагироваться от стягивающего чувства внизу, пока Забини делал свои манипуляции. **** — Ну, что ж, в общем и целом все в полном порядке, за исключением небольших трещин… — произнес он задумчиво, стягивая перчатки с характерным звуком. — меня смутили показатели целостности тканей, поэтому пришлось тебя обесчестить, душечка, — Гермиона грозно зыркнула на мулата, сдвигая ноги, и спрыгнула с кресла, предпочитая вернуться на кушетку. Он проследил за ней, расплываясь в насмешке, и сел за стол, готовясь заполнить карточку. — Кто этот мясник, который искромсал тебя на ломти? — прыснул итальянец критическим тоном и покачал головой, не отрываясь от бумаг. — мать честная, ему бы прицел настроить! — фыркнул он, посмеиваясь. Гермиону обдало волной притупленной горечи. В памяти появилась их первая с Роном ночь, которая произошла в Норе в день его рождения. К тому моменту он был уже изрядно пьян, но не настолько, чтобы упасть без сил. Девушка решалась на этот шаг целый месяц, думая, как подгадать случай, и он подвернулся, подбрасывая ей возможность стать ближе с парнем в такой знаменательный день. Как только дверь за его спиной закрылась, Рон повернул к ней вороватое лицо, затопленное похотью. Алкоголь делал свое дело, раскрепощая, подгоняя внутренних чертей, власти которых рыжий поддался безоговорочно. Кислород в темной спальне доверху пропитался запахом вина и волнительным предчувствием секса. В представлении Гермионы это должен был быть волшебный, романтичный момент, при котором они станут единым целым, упиваясь близостью друг друга, но розовая мечта разбилась о суровую реальность, когда Рон обрушил на ее губы свой рот, неуклюже раскрывая его в извращенной пародии поцелуя. Он явно мнил себя профессионалом, начиняя свои неумелые лобзания жадностью, думая, что делает это страстно. Гриффиндорка, не имея до этого никакого опыта, расценила происходящее, как данность, и просто сносила отталкивающие ощущения, дожидаясь, когда же ей, наконец, понравится. Но этого не произошло ни когда Рон впопыхах раздел ее, ни когда искусал ее нежные соски, которые больно ныли после, ни тем более, когда резко протаранил ее, заставляя чувствовать, будто девушку вспарывают без анестезии. Он пытался экспериментировать, меняя позы, и тем самым приносил ей только боль и отчаянное ожидание, когда это, наконец, прекратится. Их последующие разы не отличались друг от друга. Рон все так же мнил себя хорошим любовником, вращая девушку, как ему угодно, а Гермиона мужественно молчала, боясь его обидеть. Однажды во время разговора с Ханной она узнала, что, оказывается, должна быть мокрой перед проникновением. Такое открытие вогнало ее в самый настоящий ступор. — Все еще интересно, где ты находишься? — вновь подал голос Блейз, вырывая девушку из колючих воспоминаний. Гермиона вскинула подбородок, отвечая ему долгим выжидательным взглядом. — Ты… слышала что-нибудь о Домах Смирения? — он крутил в пальцах остроконечное черное перо, которым заполнял данные ее карточки, и звучал так отчужденно, словно готовился выдать сухую лекцию на эту тему. Девушка скосила глаза влево, пробуя найти что-то подобное в картотеке бесконечных знаний, а после бессильно уставилась на мулата, давая понять, что ничего не знает. — Это место, куда привозят таких, как ты, — уклончиво изрек парень, избегая смотреть ей в лицо. — Грязнокровок? — вклинилась девушка, прекрасно понимая, что он хотел, но не решился произнести. — Не только, — Блейз повел плечом и отложил перо, скрепляя руки в замок, и, наконец, посмотрел на нее. — видишь ли, с приходом Его самого грязнокровкам вполне доходчиво объяснили, где им положено быть. Здесь они выполняют функцию… жриц любви, — мулат дернул бровями, иронично выдавливая это пояснение. — ну, это я так обходителен. Для других они шлюхи, — подчеркнул он и услышал возмущенное цоканье, обозначающее, что конкретика была излишней. — иными словами все, кто попадает сюда автоматически становятся подстилками пожирателей, уж извини за прямоту, — итальянец пожал плечами, не имея и толики раскаяния на безразличном смуглом лице. — Как… как такое возможно? — гриффиндорка затрясла головой, отказываясь верить, что весь этот ужас является реальным. В копилку добавились новые эмоции, которые позже дадут о себе знать. — Грейнджер, в это непростое время возможно очень многое… — невесело усмехнулся парень, поджав губы. — Волдеморт лично распорядился о создании Домов Смирения, чтобы войскам было, где порезвиться. Ну, а кто же подходит на роль бесправной тряпки лучше, чем грязнокровка? — Ты сказал, что не только грязнокровки попадают сюда, кто еще? — перебила его гриффиндорка, желая получить как можно больше информации. — Трофеи, — просто ответил мулат. — участницы Сопротивления, взятые в плен. Между собой солдаты пафосно именуют их «трофей». Ее мозг проглотил слова мулата и стал жевать их, как жвачку, пропитываясь соками необходимых сведений. Дом Смирения… он ведь так сказал? Мерлин… Название говорило само за себя. Жестокий способ указать низшим на их незавидное положение в обществе, облив такими помоями, которые срастутся с эпидермисом, источая зловоние на протяжении всей их короткой ущербной жизни. Оно нахально призывало смириться с тем, какая участь уготована девушке, рожденной вне чистокровных мэноров. Для пожирателей они являлись не более, чем «снарядом» с привлекательной внешностью, созданным для увеселения зажравшейся элиты чистокровных магов. Впрочем, тут бывали и младшие чины войск, тоже не прочь насладиться компанией «подстилки», как сказал Забини. Ярые участницы оппозиции попадали сюда скорее в качестве назидания остальным, чтобы наглядно показать участь тех, кто выбрал «неправильную» сторону. — Джинни… Джинни тоже здесь? — слетело с ее губ, пока шатенка силилась принять все то, что рухнуло ей на голову снежным комом. — Ее я здесь не видел, — Блейз шумно захлопнул карточку гриффиндорки, покидая свой стол. — я закончил. Сейчас позову Марти, он тебя заберет, — парень подхватил другие карточки, чувствуя, как тяжело они легли на сгиб локтя, и двинулся вместе с ними к выходу, задержавшись всего на мгновение. — Грейнджер… — позвал он, и девушка устремила на него полный безысходности взгляд. — мне жаль. *** Воронье. Целое скопище воронья. Именно эта мысль первой посетила кудрявую голову Теодора, стоило ему войти в зал для приема, где торжество уже было в самом разгаре. Полковник наблюдал за черными мундирами, расползающимися по внушительным габаритам зала, и неспешно направлялся в самый его центр, все больше погружаясь в это море черных «клякс». Ястребиные ониксы Тео улавливали каждое движение, каждый взмах руки и кивок в этом помещении. Он явился им темным кардиналом, предвещающим скорое появление еще более могущественной фигуры на этом шахматном поле. Неотступная тень генерала, безжалостный палач его врагов, преданный соратник — все это полковник Теодор Натаниэль Нотт, облаченный вуалью затаенной угрозы. Его взгляд был испытующим, резво перескакивая по череде знакомых лиц. Пожиратели с зелеными перевязями уважительно притихли, провожая спину полковника, а другие почтительно расступались, освобождая ему путь к центральным столикам. Чистокровные дамы с интересом поглядывали на него, пряча любопытные взгляды за стеклом фужеров с шампанским. Любая из них знала — полковник все еще не женат, и этот аспект подогревал тягу к его персоне в удвоенном размере. Несомненно, заполучить в мужья перспективного, а главное красивого и молодого полковника была бы счастлива всякая, кто сейчас пожирал его глазами, уже прикидывая варианты, каким образом это можно сделать. Тео же в свою очередь любезно улыбался им, едва различимо потягивая острые уголки губ вверх, и сразу же забывал о них, целясь в призывно стоящую на столе бутылку дорогого огневиски. Он властно обхватил горлышко бутылки и наклонил ее, наливая себе в стакан янтарную жидкость. Отмерив примерно середину, Тео выровнял бутылку и вернул ее на стол, подхватывая стакан в правую руку. Нотт развернулся лицом к противоположной части зала, отпивая виски. Его рот подернулся ухмылкой после того, как музыканты заиграли вальс, и толпа пожирателей подхватилась, зазывая на танец подруг. Он пил, а они кружились в мелодичном плаче вальса, одухотворенно лаская чуткими взглядами своих партнерш. Большинство из этих воронят были новобранцами, еще не отметившимися перевязями. Они относились к полку Макнейра, разделявшего звание с Теодором. Какое-то странное чувство вдруг расплескалось внутри него брызгами выпитого виски. Это походило на дежавю, прорвавшееся через тернии военных дней. Какой-то чертов год тому назад Тео был одним из них, тем самым баловнем фортуны, любимцем девчонок и первым заводилой на Слизерине. Ему вспомнилось, как он точно так же кружил над собой сестру Астории на Святочном балу, как сейчас это делал какой-то юнец, беззаботно хохоча на пару со своей подругой в голубом струящемся платье. Кремень треснул, растворяясь в блестящих гиацинтах, самую малость заволоченных алкоголем. Нотт прислушался к себе, с удивлением подмечая, что напиток дал в голову непривычно скоро, и усмехнулся, вспомнив, что не ел на протяжении всего дня. Еще бы, пустой желудок — раздолье для дурмана. Брюнет повернулся к столику и взял канапе, медленно стягивая губами кубики пищи. Живот заурчал, сигналя о необходимости съесть что-нибудь еще, и Нотт принялся выбирать более сытные блюда, опустившись на стул. Парень смаковал мясо ягненка, политое клюквенным соусом. Он мучительно-сладостно тянул букву «м», ярко выражая всю гамму эмоций от этого шедевра кулинарии. В полный экстаз его привел глоток огневиски, разбавивший обжигающей терпкостью кисло-сладкое послевкусие соуса. Тео откинулся на спинку стула, решив, что и от этих сборищ тоже бывает своя польза. Вскоре природа шума поменялась, и Нотт нахмурил брови, вытягивая шею, чтобы разглядеть происходящее. Оглушительные хлопки рассыпались по залу, оповещая о прибытии генерала. Теодор вмиг принял важную осанку и двинулся навстречу Драко, отпуская про себя едкие комментарии относительно воинского этикета. Макнейр и еще какой-то пожиратель в возрасте шли по обеим сторонам от Малфоя, как бы невзначай оттеснив его взбалмошную супругу, и принялись наперебой о чем-то говорить ему, не обращая внимание на открытую незаинтересованность генерала. — Рад приветствовать, генерал, — высокопарно изрек Тео и немного склонил голову в знак преклонения. Никто, кроме Нотта не увидел дрогнувшие скулы Малфоя в едва контролируемой агрессии. Теодор стрельнул глазами, как бы говоря ему потерпеть, и натянул улыбку, здороваясь с хозяином поместья. — Уолден, прекрасный вечер, — Тео пожал ему руку, обнажая зубы в широкой улыбке, и был уверен, что услышал сдавленный смешок Малфоя. — Благодарю, Теодор, я приложил все усилия, чтобы все были довольны, — скрипуче вежливым тоном проговорил Макнейр, заискивающе заглядывая в каменное лицо Драко. — Полковник, на пару слов, — возможно, это был не самый вежливый метод закончить разговор, но Драко ничуть не беспокоили ранимые чувства Макнейра. Он мельком коснулся эполета Нотта и бодро зашагал к столикам, зная, что Тео идет за ним. Малфой с грохотом сел за тот столик, где ранее ужинал Нотт, и сразу же наполнил свой стакан огневиски до самого ободка. Тео занял место рядом с ним, изумленно наблюдая, как Драко опустошает стакан большими глотками. Блондин поморщился, пока горячительный напиток пощипывал ему язык, и повернулся к Тео, прислонив ребро ладони к губам. — Он доволен тобой, — протянул Драко, многозначительно подняв брови. — Салазар, правда? — Нотт фальшиво радостно захлопал ресницами, играя пластмассовой улыбкой. — я так взволнован… — он стал стучать пальцами по столу, имитируя озабоченность, и Малфой покачал головой, оценив актерскую игру. — думаешь, сейчас подходящее время попросить его расписаться на груди? — показная веселость ежесекундно испарилась после лающего смешка Малфоя. Тео возвел глаза к потолку, раскрывая свое безразличие, и допил остатки огневиски. — К черту это все… — прошипел брюнет, уткнувшись губами в сложенные перед лицом руки. — как поживает леди Малфой? — велеречиво спросил Тео и лукаво усмехнулся, видя всплеск бешенства на ранее веселящемся лице Драко. — Как только меня начнет это заботить, я непременно у нее узнаю, — нарочито покладисто ответил генерал, возвращая Теодору ехидную усмешку. — Нет, ты не подумай, я не претендую на тройничок, меня лишь тревожит ее чрезмерная любознательность… — проговорил Тео, попутно наливая себе еще огневиски, и отхлебнул немного, не сводя пытливых глаз с угрюмой мины Малфоя. Серые кварцы наполнились безмолвным пониманием. Астория окончательно слетела с катушек после поимки Уизли и Грейнджер, она выискивала окольные пути, чтобы добраться до правды, которую от нее якобы утаивают, и чем навязчивее становилась Гринграсс, тем быстрее сгорало хрупкое терпение блондина, искренне жалевшего, что затеял в свое время идею с женитьбой. Тед, видимо, прочитал все, что выражало лицо друга в этот момент, и жестом попросил его придвинуться ближе, предварительно озираясь по сторонам. — Дай знать, когда закончишь, я помогу спрятать тело, — Нотт подмигнул ему с самым серьезным видом, и суровая маска Драко испарилась. Блондин залился смехом, немного прижавшись к столу, как и Тео. Случайные пожиратели оборачивались на них с немым вопросом в глазах, но предпочитали не задерживать внимание надолго. Никому не хотелось в случае чего угодить под раздачу, если генерал вдруг решит, что солдаты излишне любопытны. А этим двоим и не было никакого дела до снующих вокруг людей. Когда случалось нечто подобное, парней отбрасывало на пару лет назад в стены Хогвартса, где они дурачились на уроках, игнорируя замечания преподавателей. Манящий отголосок свободы ластился к щекам, подкидывая фрагменты прошлого, которое теперь настолько контрастировало с реалиями, что превратилось в миф о том, что еще не так давно все было хорошо. Они смеялись, не прерывая зрительного контакта, и оба не могли скрыть друг от друга эту ублюдскую горесть, сверкающую в глазах сигнальной ракетой. Несмотря на сокращение легких, выталкивающих смешки из их горла, лица парней будто бы свело судорогой, от чего верхняя часть оставалась пугающе недвижимой. Ничего больше не будет, как раньше. Волдеморт подошел к этому вопросу основательно, в клочья изорвав их жизни, как старые неугодные снимки. Горстка разорванной бумаги — именно так чувствовалось ежедневное бытие этих двоих. Самое ужасное, что чем дольше длилась эта война, тем увереннее черствели их души, утрачивая способность испытывать хоть что-нибудь, кроме бесконечной пустоты под ребрами, засасывающей ошметки благоразумия в черную дыру. Тео и Драко заливали душевные дыры литрами огневиски, и даже при этом нутро выло подбитым зверем, жадно требуя больше. Генерал и полковник были в стельку пьяны, тела под мундирами приятно разморило, кровь смешалась с алкоголем, ударяя в мозг, и это дарило им несколько часов полного затишья в жарких объятьях эйфории. Что же с нами стало, дружище, что же стало… Идиллия этих двоих продлилась ровно до той минуты, пока на горизонте не показалась Астория, сердито прибивая каблуками керамическое напольное покрытие. Она бродила по залу, выискивая в толпе пожирателей своего мужа, и двигалась все нервознее с каждой неудачей. — Приятель, вспышка прямо по курсу, — растормошил его Тео, кивая на Гринграсс, а затем хохотнул, увидев, как она топает в их направлении, злобно надув губы. — Драко! Я тебя уже обыскалась! Бегаю за тобой повсюду, — она обмахивала себя веером, пытаясь перевести дыхание, пока Малфой смирял жену холодным взглядом, явно намеренный осадить Асторию за неподобающее поведение на публике. Тео, благородно решив сгладить углы, намеренно громко рассмеялся, привлекая ее внимание к себе. — Какое совпадение, Тори, а мы убегаем от тебя повсюду, — его кошачья довольная гримаса взирала на нее снизу-вверх, отбрасывая пьяные блики, пока полковник качался на стуле, упираясь сапогами в ножку стола. — Вы… Салазар, да вы уже набрались! — Астория округлила глаза, уперев руки в бока. Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы не подоспевшие Монтегю, Ургхарт и Флинт. — Тори! — Грэхэм улыбнулся, галантно целуя ей руку. — тебя слышно в нескольких метрах отсюда, что-нибудь случилось? Астория робко посмотрела на мужа, кожей ощущая его убийственный взгляд. Ее щека, что была повернута стороной к Драко, плавилась под его гневом, готовая вот-вот отслоиться и упасть ей под туфли. Малфой повел бровями, приказывая ей убраться, и еще долго буравил след жены, обещая самому себе разобраться с ней позже. — Странная она, — постановил Ургхарт, присаживаясь за столик Драко и Тео вместе с Грэхэмом и Флинтом. — Я бы даже сказал, еб… — Тед, — оборвал его Драко, выразительно глядя на то, как друг невинно хлопает ресницами, театрально зажав рот двумя пальцами. Тео быстро прикинул в памяти, какие звания имели эти парни, вот так бесстрашно занимая один стол с генералом при такой толпе, и кивнул сам себе, вспомнив, что Ургхарт и Флинт были майорами, а Монтегю совсем недавно получил подполковника за особый вклад в победу Лорда. Правда, для Теодора так и оставалось загадкой, какие невероятные усердия предпринял Грэхэм, перескочив с капитана сразу на подполковника. Шаловливый ум подбросил лишь одно объяснение, после которого Нотт истерично заржал, воображая, как Волдеморт особо вкладывается в Монтегю. Все, включая Грэхэма, уставились на полковника, пока Тео безуспешно пытался отсмеяться, лежа на своих руках. — На сегодня тебе определенно хватит, — буркнул Драко, утаскивая стакан Теодора в сторону. -Драко, а это правда, что Нотт поймал Грейнджер? Грэхэм говорил нам, но я бы хотел удостовериться…– Ургхарт прямо переливался жарким интересом, замерев с широко раскрытыми глазами в ожидании ответа. Теодор вдруг умолк, как если бы кто-то потерял терпение, выслушивая его безумные полустоны, и наложил на полковника силенцио. Малфой обдал брюнета строгим взглядом и холодно фыркнул. — Да он, я смотрю, местная знаменитость. О нем столько за весь год не судачили, как за эти пару дней, — реплика Драко несла в себе ту самую ледяную нотку, расслышать которую возможно лишь, если человек достаточно хорошо знаком с манерой генерала. И Тео являлся тем самым человеком, моментально скрывшись за маской хладнокровия, пряча подступающее своенравие. — Значит, правда! — Ургхарт победно повернулся к приятелям, и те расплылись в коварных оскалах. — Шла в комплекте с Уизлеттой, — Нотт по-барски закинул локоть на спинку стула, горделиво взирая на пожирателей. Его язык запаздывал с фразами, но Тео это не заботило, он целиком и полностью отдался моменту, смакуя ошарашенные выражения лиц Ургхарта и Флинта. — Салазар… Уизли тоже в борделе? — Монтегю оживился и прильнул к столу, вытягивая шею и говоря на несколько тонов тише. — Уизли — поручение Темного лорда, так что подбери слюни, — Малфой вытянул руку и пальцами захлопнул отвисший подбородок Монтегю, от чего зубы пожирателя громко клацнули. — А-а, она в первую очередь — трофей! — Маркус покачал головой, как бы говоря «нет-нет» дробленой буквой, и поднял указательный палец вверх, заостряя внимание на этом факте. — В таком случае, охота увенчалась аж двумя трофеями! — хохотнул Ургхарт и отпил немного шампанского. — скажи, Драко, ты еще не решил насчет своего права пробы? Просто… это же Грейнджер! Ну, в смысле, тот самый кусочек торта с вишенкой… — плутоватая мина Ургхарта исказилась в примеси похотливости, точно так же, как и у его дружков, что сейчас с замиранием сердец ждали ответа вместе с ним. Все расслабленные прежде мышцы генерала напряглись, выжимая признаки алкоголя путем бурления флегмы черной магии, которая пожирала вредителя, стоило хозяину потревожить ее нервным всплеском. Это же Грейнджер! Набатом отразилось в его висках, как только Малфой на секунду прикрыл глаза, выигрывая время. Без участия гриффиндорской зубрилы не обошлось и здесь, вот же действительно есть в этом мире что-то вечное! Трудно передать ураган противоречий, который пережил Драко, когда Нотт сообщил ему о двух пленницах. Салазар, он был готов собственноручно придушить Теодора за очередной «кусок мяса» для борделя. — Лучше бы ты просто прикончил ее там! На кой черт ты притащил сюда ее гриффиндорскую задницу?! — Драко шипел прямо в лицо Нотту, который был зажат между генералом и холодной стеной в холле Малфой-мэнора. — На кой черт? Она, блять, несет в себе девяносто девять процентов успеха Поттера! — ониксы Тео вступили в схватку с кварцами Драко, пылая праведным гневом. — без нее все, что он может — передернуть свой затвор, и то я в этом уверен не до конца! Драко приподнял предплечье, запрокидывая голову Тео выше, и дышал так громко, что эхо отскакивало от величественных стен, рикошетя в уши Нотта. — Да и какая тебе, блять, разница, Малфой? Ты не особо пекся о судьбе ее подружек, когда потрахивал их, — зло плюнул Теодор и протиснул свою руку под занесенное предплечье Драко, высвобождаясь. Генерал отступил на шаг, продолжая сверлить полковника хлестким взглядом. Нотт не собирался сдавать позиции, уперто выгибая свои собственные линии. — Как и ты, — процедил Малфой, эффектно вскидывая подбородок, будто «тыкал» полковника носом в его грехи. — Драко, мы бы уже давно ебнулись, если бы не эти шлюхи, если бы не пойло, если бы не… мать твою… — брюнет обессиленно опустил руки и стукнулся затылком о стену. Он сделал это намеренно, чтобы хоть немного отрезвить себя, чтобы не дать прорваться наружу всему дерьму, которое он так тщательно хоронит в себе уже долгое время. Да только эта тварь никак не хочет умереть, продолжая когтить крышку гроба изнутри. — ты прекрасно понимаешь это! Не вынуждай меня говорить очевидное! Драко молчал. Не потому, что не знал, что сказать. В этот момент Малфой тихо ненавидел Нотта за то, что он, сука, был прав. От начала и до конца Теодор был прав, принимая решение забрать и Грейнджер, что, безусловно, чистая фортуна, ведь никто не ожидал, что в ловушку угодят сразу две пташки. Девушки из Домов Смирения естественно никак не трогали его обугленную душу, он без зазрения почившей совести пользовался своим правом первой пробы, чувствуя, как с фрикциями выходит и его боль, которую невыносимо было переваривать без посредника. Но Грейнджер… собачонка Поттера, без верной службы которой очкарик отправился бы в мир иной еще на первом курсе. И снова Тед со своей вездесущей правдой! Однако проблема заключалась в том, что генералу отчего-то совсем не хотелось, чтобы грязнокровка маячила перед глазами. — Интересно, она еще девственница? — озорной голос Флинта пробился до слуха Драко, словно бы издалека. Генерал сморгнул внезапное наваждение и сжал челюсти, вслушиваясь в разговор. Видимо, не дождавшись ответа генерала, парни принялись увлеченно обсуждать гриффиндорку между собой. Тео все это время сидел с таким видом, будто и вовсе ажиотаж за столом проходит мимо него. Куда больше полковника увлекала песня музыканта, мотив которой он настукивал пальцами, мыча под нос несложную мелодию. — Было бы неплохо… — Ургхарт мечтательно потер подбородок. — Ох, я бы с ней порезвился… седлал бы кобылку всю ночь напролет, пока дух не испустит! — Это можно считать жестоким обращением с животным? — все трое прыснули со смеху, оценивая шутку Маркуса. — Только представьте… — Флинт воровато прищурился, разведя ладонями воздух. — Я… Грейнджер… и целый ассортимент всего, что можно в нее вставить! — многозначительное «о» вылетело из ртов его собеседников, пока те рисовали эту картину в уме. — Ну, а я бы, наверное, поиграл с ней в связывание. Как думаете, сучке понравится пожестче? — ухмыльнулся Монтегю, подмигивая друзьям. — Насколько пожестче? Я бы попробовал придушить. Может даже отхлестать, чтоб немного поплакала для меня… — они мерзко заржали, и в этом раскате их самодовольства от «гениальных» идей утонул скрежет, с которым Драко царапнул поверхность стола. Стакан в его руке проехался дном о дерево, сжатый с такой силой, что было удивительно, как он еще не разлетелся на осколки. Генерал покосился на полковника и закатил глаза. Теодор все так же профессионально делал вид, что глубоко увлечен магией музыки, шевеля губами в стремлении подпевать. — А я бы выжег ей на заднице свой автограф, чтобы остальные знали, кто прорубил им путь в «пещеру», — Ургхарт и Монтегю снова рассмеялись, а после Грэхэм вдруг подпрыгнул на стуле, пораженный невероятной идеей. — А что, если мы навестим ее все вместе? Салазар! Такая возможность засадить крошке Поттера сводит меня с ума… Вся посуда на столе задребезжала, когда Малфой резко поднялся на ноги, тут же приковывая к себе настороженные взгляды трех пожирателей. Они где-то с минуту играли с ним в гляделки, не рискуя моргнуть первыми, и смогли выдохнуть лишь в тот момент, когда генерал оттолкнулся от стола, исполненный решимости уйти. Он зашагал так быстро, что все трое почувствовали на себе дуновение ветерка, созданное его мантией. — Может… потанцуем? — предложил Ургхарт, пытаясь развеять потускневший настрой. — я вижу свободных дам! — он глянул через плечо, тепло улыбаясь девушкам за другими столами, которые болтали фужерами с шампанским, отображая на лице скуку. — Поддерживаю, — Монтегю задвинул стул, повторяя за друзьями, и пожиратели удалились, оставив Тео одного. Нотт, поглощенный незамысловатым мотивом, постукивал сапогом в такт песне, слегка покачиваясь. Он уперся лопатками в спинку стула, позволяя себе расслабиться. Огневиски все еще заигрывал с ним, удерживая полковника в состоянии экстаза, но Тео с грустью осознал, что новая стадия опьянения неумолимо подбирается к нему смертоносной пантерой, впрыскивая в кровь неизбежную тоску. — И тогда с потухшей елки… спрыгнул на пол желтый ангел… — тихо напевал он, ни на чем не фокусируя взгляд, когда песня, которая так ему понравилась, заиграла снова. — и сказал: «маэстро, бедный, Вы устали, Вы больны. Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго, даже в нашем добром небе были все удивлены…» — губы Тео дрогнули почти одновременно с веками. Текст каким-то образом задел в нем что-то живое, и теперь оно извивалось, овладевая им. Алкоголь сделал ему медвежью услугу, лишая полковника возможности закрыться, спрятать печаль, что сейчас угрожающе блестела, скапливаясь на нижних веках. Невидимая игла пробила в нем дамбу, подтопленную огневиски, и вся палитра сдеорживаемых чувств хлынула наружу, вынуждая Тео упасть лицом в рукав мундира, что покоился на столе. Пока Нотт беззвучно ронял себе на сапоги влажные кристаллики, голос певца добивал его, заканчивая куплет песни: «и закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи. Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда. А высоко в синем небе догорали Божьи свечи. И печальный желтый ангел тихо таял без следа…»