Times of Change

Альбус быстро прошёл через главную часть Министерства к лифтам. Он не хотел, чтобы кто-то слишком много думал о его нынешнем присутствии. Харрисона Эванса перенесли внутрь здания всего за несколько минут до его прибытия, и Альбус знал, что мальчик может быть непростым, поэтому он хотел как можно скорее применить собственную защиту к комнате мальчика. Он также мог бы воспользоваться возможностью поговорить с молодым Харрисоном. Двери лифта со звоном распахнулись, когда они опустились на второй подвальный уровень. Как он и подозревал, этаж был почти пуст, остатки прежних обитателей все еще загромождали неиспользуемые камеры, которые никто не удосужился убрать с тех пор, как Министерство начало использовать Азкабан для размещения преступников. Альбус нахмурился, входя. За камерой Харрисона следил только один охранник, да и то довольно молодой. Он ожидал, что Антон недооценит Харрисона, поскольку становление министром магии не совсем поморщило дерзкого мальчика, которого он помнил по школе, но Альбус надеялся, что этот человек посвятит хотя бы несколько авроров, чтобы предотвратить любые непредвиденные события. Неважно, вздохнул он. Альбусу просто придется лично убедиться, что мальчик не сбежит. — Добрый вечер, мой мальчик! - сказал он весело. Услышав приветствие, нервный аврор неловко вскочил на ноги. — П-профессор Дамблдор! — Молодой человек в комнате застыл в полной стойке. Альбус узнал в нем одного из своих учеников. Он помнил, что гриффиндорец, но не очень талантливый. Джеймс, что-то, подумал он. — Ну, нет необходимости в формальностях. Прошло много времени с тех пор, как я был твоим профессором, мой мальчик. Где твой партнер? — спросил он. Джеймс покраснел одновременно от смущения и досады, понимая, что все дежурные авроры технически должны были всегда оставаться в пределах легкого доступа к своим партнерам. Он пробормотал что-то об «обеде» и «ленивых ублюдках», отступив в сторону, позволяя Альбусу приблизиться к камере, в которой заключался молодой Харрисон Эванс. В этот момент Альбус перестал прислушиваться к тому, что говорил мальчик, вместо этого сосредоточив все свое внимание на Харрисоне. Харрисон был не в лучшей форме. Его губа была разбита, а правая щека в синяках. Мальчик сидел, сгорбившись, его волосы скрывали от Альбуса его отличительные глаза. Он не стал спрашивать, что произошло, поскольку это было довольно очевидно. Харрисон был не из тех, кто позволял куда-либо уводить себя без сопротивления, а прикомандированные к школе авроры явно переусердствовали в защите Хогвартса. Альбусу придется поговорить с ними позже. — Привет, мой мальчик. Пожалуйста, извини за внезапность моего визита, но мне было крайне необходимо поговорить с тобой. Как дела, Харрисон? Мальчик в камере поднял голову ровно настолько, чтобы одним глазом выглянуть из-под растрепанных прядей челки и увидеть, кто нарушил те несколько минут покоя, которые ему удалось обрести. Альбус стоял перед решеткой грязной камеры, его веселое лицо было почти оскорбительным. Харрисон слегка застонал и снова опустил голову. — Дамблдор, — фыркнул он. — Я должен был знать. Альбус с жалостью посмотрел на фигуру юного Харрисона. Его руки были заведены за спину, что выглядело как болезненное положение. Мальчик, очевидно, сопротивлялся довольно яростно и поэтому теперь был тщательно связан блокирующими магию путами. — Все еще заставляешь других делать за тебя грязную работу, старик? — горько спросил Харрисон. На его лице было сильное отвращение к тому, что Альбус не думал, что он сделал что-то, чтобы заработать. Конечно, мальчик не был таким уж неразумным. — Я уверен, что не понимаю, о чем ты говоришь. — Не так ли? Вы действительно думаете, что никто не заметил, что большинство авроров, расквартированных в Хогвартсе, были приглашены лично вами? — усмехнулся Харрисон. — Несомненно, вы выбрали своих любимых гриффиндорцев. Альбус не отреагировал, только приподнял бровь. Конечно, он выбрал авроров, которым мог доверять. Были многие, кто дрогнул бы перед Геллертом и его современниками; ему нужно было знать, что авроры, которым было поручено защищать студентов, поставят жизнь своих подопечных выше своей собственной. А самопожертвование было несомненной чертой Гриффиндора. — Мой мальчик, я уверен, ты уже слышал, что Министерство хотело бы задать тебе несколько вопросов. — Нет, — перебил он, — вы хотели бы задать мне несколько вопросов. Но вы не могли быть причастны к похищению доцента, поэтому вы убедили Диггори сделать это за вас. Альбус нахмурился. — Похищение — это не то слово, которое я бы использовал, но да, мне действительно хотелось бы поговорить и с тобой, мой мальчик. — Это не похищение? Что ж, тогда меня ни в чем не обвинили, так что теперь я должен быть свободен, не так ли, профессор? Альбус виновато улыбнулся вызывающему тону Харрисона, пытаясь успокоить ребенка, который, без сомнения, чувствовал себя довольно оборонительно. Мальчик по понятным причинам был расстроен, но, надеюсь, он поймет причины своих, по общему признанию, радикальных мер. — Не совсем, мой мальчик. Министерство может держать вас под стражей на срок до 60 дней… — Но человек в «холдинге» может свободно общаться с внешним миром, — плавно вмешался Харрисон, к большому раздражению Альбуса. — Вы хотите сказать, что дадите мне это право рассказывать другим о моем местонахождении? — Мне жаль, Харрисон, но это совершенно особое стечение обстоятельств. Иногда нам приходится идти на жертвы ради общего блага, — Альбус еще раз виновато улыбнулся, его голубые глаза мерцали усталостью, которая обычно вызывала бы сочувствие и понимание, но Харрисона это не впечатлило. — Почему бы тебе не прекратить эту чушь и не рассказать мне настоящую причину, по которой я здесь. — Боюсь, я не знаю, что ты говоришь, мой мальчик, — довольно спокойно сказал Альбус, но его глаза были стальными. Ему не нравилось, как Харрисон вел их разговор. — А теперь я хотел бы, чтобы вы сначала рассказали мне об этих ваших светлостях. Темный Лорд Гриндельвальд — очень опасный человек, и крайне важно, чтобы мы знали, почему он проявил к тебе интерес. На несколько мгновений воцарилось молчание, прежде чем Харрисон сухо рассмеялся. Мальчик фыркнул и засмеялся от такого веселья, что у него начали слезиться глаза. — Вы напали на меня без всякой провокации, спланировали этот… заговор с целью меня арестовать, а теперь имеете наглость требовать информацию. С какой стати я должен тебе что-то говорить, ты, самодовольный старый чудак?! Харрисон выплюнул эти слова с такой насмешкой, что Альбус вздрогнул от удивления, но он не мог позволить мальчику просто так сойти с рук. Харрисону Эвансу нужно было понять, что некоторые вещи важнее, чем права одного человека. — Харрисон, мальчик мой, ты же понимаешь, что Гриндельвальд намерен подчинить себе всю Европу, — его голос был пронизан разочарованием. Он вздохнул, возможно, мальчик был бы более готов к разговору, если бы он дал ему немного информации. — У меня есть основания полагать, что ты лично станешь мишенью Темного Лорда Гриндельвальда, — вот оно. В выражении лица юного Харрисона было что-то вроде плохо скрываемого испуганного предвкушения. Мальчик, по крайней мере, имел какое-то представление о том, почему Геллерт может заинтересоваться этим, но по какой-то причине он, похоже, намеревался это скрыть. — Если ты знаешь что-то, что могло бы дать нам преимущество, что угодно, разве ты не обязан раскрыть это? Если не как британский гражданин, то уж точно как воспитатель детей… — Остановись. Просто остановись. Впервые Харрисон позволил своим ясным зеленым глазам встретиться с бледно-голубыми глазами Альбуса. Его лицо по большей части было пустым, но в нем было много предательства, смешанного с разочарованием и утомленным миром смирением. Альбус чувствовал, что эти эмоции не имеют никакого отношения к лицу такого молодого человека. Прежде чем он смог получить шанс попытаться легилименцию, Харрисон отвернулся, его поза излучала пренебрежение. Альбус слегка ощетинился. — Необходимое зло для высшего блага, — сказал он себе под нос. Если бы Альбус не напрягал слух, он бы ничего не услышал. — Дорога в ад вымощена благими намерениями, Дамблдор, а ты выглядишь довольно шатко на своей высокой лошади. Это все, что он сказал, прежде чем полностью отключиться от разговора. Альбус хотел продолжить, он хотел потребовать ответов, возможно, даже внушить мальчику хоть немного здравого смысла. А он был мальчиком, всего лишь ребенком, — подумал Альбус. Харрисон не видел и половины того, что видел Альбус. Он не пережил трудности и не стал свидетелем прихода Тьмы, боролся с искушениями, которые заставляли человека просто сдаться и позволить злу идти своим путем. То, как мальчик думал, что он может просто высказать свои предположения, а затем отмахнуться от него, как будто Альбусу нечего было ответить, раздражало, и это пугало. Но он вернется. Харрисон мог лишь так долго игнорировать разум. ***** Гарри проигнорировал Дамблдора, когда старик мстительно наложил несколько репрессивных слоев магической печати вокруг его камеры. Если раньше маленькая комната не была непроницаемой, то сейчас она определенно стала такой. Несмотря на это, у него все еще было в запасе несколько трюков, точнее, один очень острый трюк. Мракоборцы совершают ту же ошибку, которую когда-то совершил Том, не сумев найти в нем что-то большее, чем просто палочку, но даже если он снимет с себя оковы, серебряный кинжал не поможет ему выбраться из стен камеры. У него также все еще был невидимый выдвижной мешочек, в котором, возможно, находились самые полезные вещи, о которых человек когда-либо мог мечтать, но какими бы полезными ни были предметы внутри, последствия были бы вполне реальными и опасными, если бы он когда-либо полагался на их силу. Их присутствие останется в его памяти в крайнем случае. Гарри открыл глаза ровно настолько, чтобы увидеть, что Дамблдор во всей своей самодовольной славе наконец ушел. Он надеялся, что старик подавился своим проклятым лимонным шербетом. … какая детская мысль. Он мысленно покачал головой. Действительно ли Гарри ожидал чего-то другого? Будущий директор никогда не скрывал своих склонностей к Макиавеллизму. Единственным, кто не знал, как далеко готов зайти Дамблдор ради «высшего блага», был сам Гарри. Снейпу практически пришлось дать ему пощечину, узнав об этом. Истекая кровью и умирая на полу, Северус Снейп наконец открыл глаза. Но даже зная, что Гарри все еще чувствовал боль, затянувшуюся боль от раны, которой уже несколько лет, которая не зажила должным образом и, вероятно, никогда не заживет. Несмотря на свои недостатки, в какой-то момент Альбус Дамблдор был человеком, которому он доверял, человеком, за которого, по его мнению, стоило умереть. Позорно. Он не позволил бы себе снова поддаться доброму внешнему виду старика. Гарри внес свой вклад в развитие волшебного мира. Он им ничего не был должен. У него не было причин позволять себя снова использовать. Кроме того, теперь у него появились новые привязанности. Лицо Гарри исказилось в гримасе, когда он представил неизбежную реакцию Тома на его отсутствие. Это наверняка будет достаточно взрывоопасным. Расстояние на самом деле не было фактором в их… связи. В будущем Волдеморт доказал, что может заставить Гарри чувствовать боль, даже если его эмоции исходят с другого конца планеты. Зная характер Тома, Гарри, скорее всего, придется провести несколько бессонных ночей. Шрам… Гарри чуть не ударился головой о стену. Он мог бы использовать шрам, чтобы связаться с Томом так же, как это сделал подросток! Но Дамблдор арестовал его с молчаливого одобрения министра, трезво вспомнил он. Даже несмотря на эту связь, Том ничего не мог сделать, чтобы вытащить его из этой прославленной тюрьмы, кроме штурма Министерства. Гарри вздрогнул. Зная склонность Тома слишком остро реагировать на неожиданные события, такая вероятность была вполне реальной. По крайней мере, Гарри придется как можно скорее найти способ связаться с ним, чтобы предотвратить необдуманные действия. Это означало бы использовать все навыки окклюменции, которыми он обладал или, скорее, не обладал. Что ж, не то чтобы ему было чем заняться, и медитация поможет ему восстановить баланс его магии. Эффекты сейчас были не такими плохими из-за защитных чар вокруг его камеры, но Гарри знал, что его магия ненавидела сдерживание так же сильно, как и он сам. Это, в сочетании с количеством усилий, которые он приложил, чтобы успокоить Тома, а затем отбиться от вспыльчивой группы авроров, оставило у него почти какой-либо контроль. Ему потребовалась вся энергия и сосредоточенность, чтобы не позволить своей магии вырваться на свободу и разрушить стены, удерживающие его, вместе с остальной частью здания. — Эй, пора обедать. Голос прервал его мысли. Гарри проигнорировал это. — Эй, эм… — Гарри вяло поднял голову, слегка раздраженный настойчивостью легкого голоса. — Мне очень жаль. Гарри фыркнул. — Много хорошего это приносит мне. Мужчина нахмурился, или, скорее, мальчик. Он выглядел примерно того же возраста, что и Гарри, но ему не хватало утомленного миром понимания, всеобъемлющего цинизма, который Гарри приобрел после того, как его снова и снова подводили. На самом деле, он выглядел очень похоже на Гарри до того, как остановился и как следует взглянул на мир, полуразрушенные руины некогда великого народа, сумевшего уничтожить себя из-за явного фанатизма и высокомерия. — Я серьезно, — сказал мальчик, все еще хмурясь. Вероятно, его встревожило отсутствие реакции Гарри, но его хмурый взгляд в конечном итоге больше походил на щенка, который просто чихнул, а не на что-то пугающее. Гарри почти рассмеялся. — Это хорошо для вас. Впрочем, это не имело значения, потому что жалкий он или нет, Гарри совершенно устал иметь дело с себе подобными. Невинные дети, которые всем сердцем верили словам Министерства вплоть до своей смерти. Гарри не стал бы иметь дело с другим, он не стал бы кричать до хрипоты, пытаясь внести хоть какой-то смысл в голову мальчика. Время для этого прошло. — Как хочешь, — мальчик поставил поднос с едой на пол перед своей камерой. — Меня зовут Джимми. Я и мой партнер будем наблюдать за тобой, пока ты здесь, так что тебе лучше устроиться поудобнее. Гарри уставился на отступающую спину мальчика, а затем на помои, которые пытались выдать себя за еду, но его глаза сосредоточились на присутствии флакона, светло-голубой цвет которого был ясно узнаваем как цвет зелья облегчения боли. Гарри фыркнул, скрестил ноги и закрыл глаза. ***** Один из стульев взорвался. Магия Тома кипела вокруг него, как кипящий океан, когда он направил весь жар своего красного взгляда на жалко дрожащую фигуру Маэна . Ты. Уверен? — спросил он, ярость подчеркивала каждое слово. — Д-да, мой Л-лорд. У меня п-положительный результат. Том не поверил ему на слово, а резко схватил мальчика за лицо одной рукой и заставил их глаза встретиться. Он погрузился в разум Принса, не заботясь о мигрени, которую тот оставил после себя, и сам стал свидетелем этой сцены. Он с ухмылкой отпустил лицо своего последователя, его ярость возросла в десять раз. — Минерва, — прорычал он. Принц был в ужасе, они все были. Хорошо. Возможно, они начали понимать, что некомпетентность недопустима. Возможно, теперь у них будет меньше шансов повторить такую ​​грубую ошибку и потерпеть неудачу. Это не имело значения, потому что в тот самый момент Том решил, что, как только Гарри вернется, он никогда больше не позволит этому человеку покинуть его. — Где Минерва МакГонагалл? — огрызнулся он на Мульсибера, его терпение испарилось в тот момент, когда Принц вернулся с информацией. — Она… она префект, м-милорд. Она будет делать обход. — Найди ее. Приведите ее сюда. Не подведите, — Малсибер выбежал из комнаты, сопровождаемый Эйвери, который, по-видимому, пошел ему на помощь. Было довольно поздно, большинство студентов Слизерина уже были в гостиной, и Том подозревал, что некоторые из них предпочли бы в данный момент находиться где-нибудь еще, но никто не уходил. Это было то, чему каждый должен был стать свидетелем. Его гнев был почти осязаемым, обжигающий жар обжигал его вены, но хотя его гнев, возможно, и не был физическим, его магия наверняка была таковой. Магия Тома почувствовала его гнев и окутала все общежитие Слизерина неизбежными миазмами Тьмы. Быстрый взгляд показал ему, что некоторые из студентов были на грани слез, зная, что король Слизерина разгневан, но не имея понятия, почему. — Ты и ты, — он указал на какого-то случайного третьекурсника, который сразу же вытянулся по стойке смирно. Том усмехнулся, выразив уважение, которое обычно ему бы понравилось. — Твоя задача — отвлечь Слизнорта. Мне все равно, как ты это сделаешь, но этому старому дураку сегодня вечером не следует приближаться к общежитию. Я ясно выразился? — Да, милорд, — пробормотали они и бросились выполнять свои задачи. Том устроился в своем кресле, с каждым мгновением становясь все более нетерпеливым. Его магия не только была нарушена внезапным расстоянием между ним и его связанным крестражем, но он также был очень недоволен. За этим стоял Дамблдор. Он знал это. Министру не хватило смелости провернуть такой трюк без посторонней помощи. Старик осмелился забрать то, что принадлежало ему, и Том получит компенсацию. Наконец, вход в картину открылся, и мы увидели Минерву МакГонагалл, молча метающуюся между двумя своими похитителями. Малсибер и Эйвери обняли по-одной из ее рук, и, очевидно, у них хватило ума также наложить заглушающее заклинание, потому что гриффиндорка не пришла бы тихо. Он остался сидеть, пока они тащили девушку перед собой, аккуратно поместив ее между собой и камином, так, чтобы все могли их видеть. — Минерва МакГонагалл, — тихо сказал он, его кроваво-красные глаза сузились, когда он увидел образ дерзкой девушки. Том бесстрастно смотрел на префекта Гриффиндора. Она стояла на коленях, обезоруженная, со связанными за спиной руками. Она посмотрела на него со страхом и негодованием, из уголков ее глаз начали наворачиваться слезы. Он никогда не видел чего-то настолько отвратительного. Наклонившись вперед, он нежно схватил ее за подбородок. — Сейчас я собираюсь снять заглушающее заклинание. Если ты закричишь, я сожгу твои руки до черноты, и ты никогда больше не возьмешь в руки палочку. Ты не должна ничего делать, кроме как отвечать на мои вопросы как можно быстрее и честно. Ты поняла? Минерва задохнулась от рыданий, слезы текли по ее щекам, и она судорожно кивнула. Том снял заглушающее заклинание. Было несколько моментов, когда он ничего не говорил. Предпочитая вместо этого слушать тихие всхлипы и потрескивание огня. В конце концов Том снова потерял терпение и задал вопрос, на который хотел получить ответ с самого начала этого фарса. — Где Эванс? Вероятно, почувствовав его недовольство, девушка, не колеблясь, ответила, но сглотнула, пытаясь укрепить свою уверенность. — Харрисон Эванс взят под стражу министерства, — сказала она как можно ровнее. — Так ли это, — тихо и опасно произнес Том. Те, кто был в комнате, почувствовали, как воздух начал потрескивать под силой его магии, и идиотка продолжил говорить. — Поскольку Харрисон Эванс представляет опасность для министерства и общего блага, он будет заключен под стражу в министерстве в обозримом будущем, — гриффиндорка слегка подняла подбородок. Даже в ужасе ей удалось придать отвратительную долю самодовольства в своем тоне. Слизеринцы неловко заерзали, оказавшись между неоспоримым инстинктом бегства и желанием увидеть исход противостояния. Что бы ни случилось, они знали, что последствия будут иметь серьезные последствия, которые выйдут далеко за пределы Хогвартса. — Минни, — Том почти насмешливо вытянул имя гриффиндорки. Он наклонил голову набок и сделал осознанный шаг вперед, его глаза были широко раскрыты и вопросительны. Минерва упала назад, а Том встал, в то время как она беспомощно отползая, поскольку ее инстинкты требовали, чтобы она бежала. Вся смелость, которая позволяла ей говорить, быстро испарилась под жарким взглядом. Том рассеянно взмахнул палочкой. Белый тис опасно вспыхнул и схватил Минерву прежде, чем она успела отойти дальше. Она запаниковала, когда ее тело начало подниматься в воздух, ее силы иссякли. Ее ноги свисали примерно в полуфуте от земли, когда она была вынуждена встретиться с ним взглядом. Красный, как будто внутри него собралось все пламя ада. Минерва внезапно обнаружила, что не может дышать. — Ах… ак… — единственные звуки, которые она могла издать, были неразборчивы, пока, наконец, и они не подвели ее. — Шшшш, — Том одним пальцем успокоил борьбу Минервы. — Твои слова для меня значат меньше, чем ничего, Минни. Тебе не нужно говорить, чтобы я знал. Том вторгся в ее разум без всякого изящества и еще меньшей осторожности. — Я знаю, что ты любишь мистера Эванса… — Это не будет проблемой, профессор, — Альбус нежно улыбнулся своему нетерпеливому ученику. Он всегда гордился способностью своих гриффиндорцев понимать высшее благо. Эта студентка, в частности, знала, насколько важно контролировать Харрисона Эванса. — Я знаю, что этого не произойдет, дорогая, но мне любопытно. Могу я спросить, что изменило ваше мнение? — она закусила губу, явно колеблясь, прежде чем ее сопротивление рухнуло под проникновенным взглядом ее любимого профессора. — Это был Хэллоуин, он… я виделa, что произошло, когда он потерял контроль. Это напугало меня, профессор. — Все в порядке, моя дорогая. Бояться такой силы вполне естественно. Это ненормально, и я боюсь за мистера Эванса, пока он остается под его влиянием. Ты делаешь ему добро, Минерва. Юная Минерва МакГонагалл кивнула, ее страхи утихли, и она успокоилась от осознания того, что поступает правильно. Том почувствовал свирепость своего магического рёва, пронзившего девушку, но не мог заставить себя волноваться. Все, что он знал, это то, что он хотел, чтобы эта глупая девчонка поняла, насколько неправильными были ее действия, и почувствовала каждую каплю его гнева. Его магия отреагировала, сжимая юную гриффиндорку до тех пор, пока у нее не начали ломатся ребра. Слезы текли по лицу Минервы, ее рот продолжал непривлекательно разиваться, а легкие нуждались в кислороде. Магия Тома не ослабевала, нарастая в силе, пока ее кости не начали трескаться от напряжения. Наконец, как только ее глаза начали закатываться, она была освобождена и рухнула на пол скорее в ужасе, чем в облегчении. Том изящно опустился на колени и обнял залитое слезами лицо Минервы МакГонагалл, как будто это был лучший фарфор. — Минни, — пропел он болезненно мягким голосом. — Ты злоупотребила его доверием, Минни. Ты завела его в ловушку и позволила схватить его. Слизеринцы съежились. Гнев Тома сам по себе был ужасен, но это было совсем другое. Оно было тихим и успокаивающим, как гладкая чешуя змеи, медленно начинавшей сжимать свою жертву. — Ты ошиблась, Минни. Ты это понимаешь, не так ли? — Девушка лихорадочно закивала головой, насколько могла, очарованная светящимися угольками глаз Тома. — Хороший. Это хорошо, Минни. Это хорошо, что ты понимаешь. Сейчас мне придется пойти и исправить твою ошибку, но когда я вернусь, я накажу тебя как следует. Ты понимаешь Минни? Ты понимаешь, за что тебя наказывают? Минерва сглотнула, но все равно кивнула, не решаясь заговорить, поскольку знала, что одно неверное движение спровоцирует Тома закончить начатое. Том резко встал, жестом приказав своим последователям собраться вокруг него. Они действовали быстро, зная, что истерзанный характер Тома не подлежит испытанию. И все же, какой бы зловещей она ни была, магия Тома сохранила свою притягательную ауру. Это было похоже на песню сирены, нежно ведущей моряков на смерть, но это был их Господин, и они оставались верными ему навечно. — Минерва МакГонагалл не выходит из этой комнаты. Я скоро вернусь, - сказал он мягко. — Куда вы пойдете, милорд? — Сильвус Лестрейндж молился, чтобы его не наказали за то, что он осмелился говорить. Но Том, похоже, не расстроился из-за вопроса Сильвуса. Вместо этого он заговорил еще более мягким голосом, с почти… нетерпеливым выражением лица. — Дамблдор сделал свой ход. Пришло время и мне сделать свое. Том проигнорировал любопытные лица своих последователей, развернулся и полностью покинул общежитие Слизерина. Он бродил по пустынным ночным залам Хогвартса, стараясь не быть замеченным. Он даже не удосужился зажечь палочку, Тому в этом путешествии свет не требовался, он знал дорогу наизусть. Когда вход открылся, послышался торжественный сдвиг камня и тихий звук кожи по влажной земле. Тайная комната была открыта. ~Анасса, моя дорогая, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала.~