Delusion

Тарталья теряет дар речи на добрых пару секунд, в которые медленно переводит взгляд с одного лица на другое. И если с Нёвиллетом ему всё понятно, если не вдаваться в некоторые личные подробности, то не ясно, что тут забыл уже знакомый ему герцог крепости Меропид. – Да вы издеваетесь? – наконец неверяще выдаёт он, не сумев подавить несколько нервную улыбку. А после заливается звонким смехом – ситуация и без того была абсурдной, а теперь и вовсе выходит за грани реального. Ризли изначально не понравилась идея с тем, чтобы отпускать Тарталью на волю, но у герцога действительно не было никаких фактов, что могли уличить бывшего заключённого в виновности. Цитадель справедливости, которую он когда-то выстроил заново, регулировала и самого Ризли. Подписывая бумаги на освобождение Предвестника и провожая того чуть хмурым взглядом, Ризли сказал себе, что личная паранойя не должна ставить его мнение против мнения Оратрис Меканик д'Анализ Кардиналь.  Вот только он всё равно чуть позже дал распоряжения Гальварет, верной стражнице крепости, чтобы та подняла один из каналов связи на суше и устроила слежку за вышедшим на свободу Тартальей вплоть до момента, как тот пересечёт границу Фонтейна. У герцога Меропида везде есть свои уши.  И, чёрт возьми, он не прогадал.  Весть о нападении на дворец Мермония дошла до Ризли очень быстро, и он первым сорвался, как гончий пёс, ринувшись на помощь верховному судье. Правда, зная Нёвиллета, тот и сам способен был себя защитить. Однако, все они, жители Фонтейна, имели дело с целой организацией.  Ризли не доверяет Предвестникам Фатуи. Что бы ни случилось, какие бы чудеса дипломатии ни проявил верховный судья, а Снежную всё равно невозможно считать их союзником.  Прямой приказ юдекса заставляет Ризли собраться ещё больше и внимательно следить за действиями Тартальи. Тот явно не ожидал такого поворота, отчего даже охота усмехнуться. Ризли испокон веков задаётся вопросом, как этого рыжего пацана вообще взяли в легендарную организацию. Он же простой, как монетка.  Он, скорее всего, пешка в руках кого-то по типу Арлекино. Хоть и драчливый, что сразу же успевает доказать. Тарталье это всё кажется настолько нелепым, что он улыбается лишь шире, сверкнув незаметной угрозой во взгляде, чтобы в следующий миг вплотную шагнуть к Нёвиллету. Рука Чайльда резко цепляет воротник юдекса, дёргая на себя, и он со злобой заглядывает мужчине в глаза, не оставляя на своём лице и тени былой улыбки: – Что это значит? Что, я спрашиваю, это значит, месье Нёвиллет? Ризли машинально сжимает кулаки на попытки нового нападения на юдекса. Тарталье безумно интересно, что это значит. Ведь буквально только что юдекс касался его, его лица и губ, и делал это будто бы с каким-то особым чувством – и чёрт его знает, но этот жест не походил на людей, загнанных в рамки субординации. А то, что было до этого... Нет, Чайльд не собирается об этом больше задумываться. Было и было, чистая случайность, крайняя нелепость, обман тела и иллюзия разума. Поймав себя на том, что неприкрыто смотрит уже на губы Нёвиллета, занятый своими мыслями, Тарталья резко поднимает прищуренный взгляд, выражая в нём всё своё презрение. Мысли о том юдексе, что целовал его и заставлял сердце биться чаще, медленно тают в сознании Тартальи, обнажая холодную реальность – где сейчас этот юдекс если и не враг, то абсолютно не друг. Это осознание заставляет Тарталью отшатнуться, будто он обжёгся, и почти отскочить на несколько шагов – банальный инстинкт самосохранения. Скребущее противными когтями в его груди чувство, так давно знакомое, которое, кажется, и зовётся чувством предательства, Тарталье подсказывает, что сейчас юдекс представляет угрозу. И немалую, если учитывать отсутствие хоть каких-либо элементальных навыков у Тартальи сейчас. Останавливает Ризли только молчаливо поднятая ладонь Нёвиллета, призывающая оставаться на месте. Что у них двоих вообще произошло?.. Чайльд бросает быстрый косой взгляд на Ризли, стараясь держать обоих в поле зрения, и на выдохе принимает наиболее удачную боевую стойку для данной ситуации. Ему придётся рассчитывать только на свои силы, человеческие. Он знает, что распределение сил крайне не равное, и знает, что ему грозит очередное поражение. Но это не значит, что Тарталья планирует сдаваться так просто. По крайней мере, пока не узнает, за какие новые заслуги его вновь планируют упечь за решётку. Ризли скрещивает мощные руки на груди и хмыкает, насмешливо приподнимая бровь.  – Слышишь, пацан? – бросает он, с иронией во взгляде оценивая храбрую стойку Тартальи, у которого весьма заметно подрагивают колени, – Я тебе выбор даю. Можем прогуляться, как цивилизованные люди. А если позориться хочешь, то можем и задержание провести.  С последними словами Ризли красноречиво кивает на массивные наручники, болтающиеся на бедре. Мышцы Тартальи сводит до предела – они болят и без того, отказываясь слушаться полноценно, а напряжённая обстановка это ощущение лишь обостряет. Он недобро прищуривается на слова Ризли. Его пытаются на чём-то подловить? Подставить? На всякий случай Тарталья продолжает молчать, но подбирается лишь сильнее, рефлекторно разминая запястье. Даже с каждым из них по отдельности бой выйдет неравным, в силу десятка факторов, но Тарталья всё ещё не собирается вот так просто сдаваться, будучи абсолютно невиновным. И, возможно, его лихое появление в кабинете юдекса могло быть действительно правонарушением, но ведь он не просто так это сделал. В любом случае, несколько стушевавшись от собственных мыслей, Тарталья всё так же недобро и крайне внимательно смотрит в сторону Ризли. И вздрагивает, завидев движение сбоку, успевает мысленно отчитать себя, что забыл о достаточной концентрации на втором противнике. Внимание и герцога в том числе быстро перехватывает Нёвиллет, который наливает себе воды из графина и беспечно опускается в собственное кресло. Разум быстро прокручивает возможные сценарии развития событий. А если Тарталья сейчас в окно сиганёт? Где они потом его ловить будут? Клоринда там вообще озаботилась оцепление здания сделать, или герцогу необходимо самому блефовать по этому поводу?  Тарталью это немного озадачивает, он хмурится, но из стойки не выходит – от Нёвиллета можно ожидать чего угодно. Он весьма непредсказуем. Однако сейчас всё говорит о том, что никто с Тартальей вступать в открытую схватку не собирается. Это всё ещё не значит, что Чайльд готов идти у них на поводу. Он должен вернуться в Снежную, вместо того, чтобы тратить своё время здесь. Или, того хуже – снова возвращаться в Меропид. Нет, в этот раз он этого не допустит. Возможно, Тарталья уже сейчас был бы на корабле, где-то на пути на родину, если бы не его внезапный импульс. Что правда, особых сожалений по этому поводу он не испытывает. Поток мыслей Ризли прерывает всё тот же юдекс, с присущей грацией отпивающий из бокала.  – Господин Тарталья, – спокойно говорит Нёвиллет, закидывая ногу на ногу, – Очевидно, что у вас снова проблемы, и я беру на себя ответственность их уладить.  Это что такое он несёт? Ризли старается не подать виду, хоть и не хило раздражается. Рыжий придурок напал на государственное здание, а верховный судья улаживает его, дескать, проблемы. Что за бред.  – А Ризли в этих вопросах я доверяю, как самому себе, – добавляет Нёвиллет, и злость быстро стихает.  Ризли ухмыляется уголком рта, преисполненный гордостью. Им бы, конечно, поговорить с глазу на глаз, потому что встреченная на остановке Клоринда ничего толком не объяснила. Но пока что приходится соображать на ходу, что именно задумал хладнокровный юдекс. Тарталья хмурится ещё сильнее – лишь на миг, прежде чем ухмыляется. – И что же, месье Нёвиллет, насколько искренне Ваше желание уладить мои проблемы? – в его тоне звучит неприкрытый сарказм, – Каким образом на этот раз? Он подчёркивает последние слова, и всё же, слегка расслабив мышцы, указывает в сторону Ризли, глядя в глаза судье: – Вы вызываете своего верного пса прямо сюда, отдаёте прямой приказ о моём задержании, и это всё без суда? Ещё и сразу после того, как оправдали меня? Ризли хмурится, особенным неудовольствием на лице отмечая обращение к себе, как к собаке. Хотя, лицо у него в принципе всегда хмурое, и медсестра Сиджвин на это жалуется, потому что ей кажется, будто герцог вечно в плохом настроении. Такое уж лицо. И сейчас это перманентное выражение помогает Ризли без проблем просчитывать дальнейшие действия Тартальи, имитируя злость.  Этот пацан какой рукой вообще бьёт? Как-то не довелось уточнить или попасть на ринг, когда он там дрался. Ризли упорно держит в поле зрения отвлёкшуюся на Нёвиллета цель и аккуратно приближается. Ясное дело, что Тарталья не собирается сдаваться. Тем и лучше. Ризли не имеет привычки применять грубую силу, но всё в корне меняется, если дать ему повод. Например, столь наглую дерзость в сторону верховного судьи Ризли на дух не переносит.  Тарталья разводит руки. Это шанс. Тарталья смотрит прямо на него, продолжая свою речь. Но это шанс. – Поступайте как знаете, но, похоже, в этот раз Вы свои полномочия превысили. И с ним, – подчёркивает Чайльд, кивнув в сторону Ризли, – я никуда не собираюсь. Если только Вы не желаете войны. Тарталья не уверен, что Снежная будет готова начать войну из-за этого инцидента. Он скорее уверен в том, что произошедшее, наоборот, постараются замять. И понимает, что лишняя огласка никому не нужна. Хотя, он в целом мало сведущ в этих вопросах, но абсолютно точно понимает и то, что сейчас происходит нечто, выходящее за рамки законодательства. Пусть даже это Фонтейн со своими бредовыми установками. Ризли рывком дёргается вперёд, а затем наудачу хватается за запястье правой руки Тартальи. Судя по тому, как та первой и дёргается, – не ошибся, и в долю секунды герцог встречается взглядом с синими глазами Предвестника. Ризли коротко подмигивает, усмехнувшись.  А в следующий миг хватает Тарталью за плечо свободной рукой и заламывает в захват. Резко дёрнувшись, Тарталья пытается выскользнуть из внезапной хватки, рефлекторно стараясь собрать на кончиках пальцев энергию Электро, но лишь шипит с досадой.Такие задержания для Ризли не в новинку, потому он без труда и очень быстро застёгивает браслеты наручников сначала на одном запястье, а после и на другом. Вот, правда, Тарталья всем телом говорит, будто ещё до схватки успел где-то вымотаться. Мышцы Тартальи вмиг напрягаются и тут же слабеют, задетый укус на плече обжигает, а сталь наручников холодит и режет запястья. Они тут дрались, что ли? В Нёвиллете герцог не сомневается, но по Нёвиллету и не скажешь, а вот мышцы рыжего пацана быстро дают сбой, пытаясь напрячься. Ризли, с удовольствием войдя во вкус, пихает Тарталью под колени, вынуждая на них упасть прямо в ноги верховному судье, после чего отвешивает короткий подзатыльник.  Тарталья скалится, словно зверь, загнанный в ловушку – и от правды это не далеко. Герцог крепости Меропид ему не нравится. Может, тот свои обязанности выполняет исправно, но явно за спиной имеет не мало тайн, и доверия не вызывает никакого. Хотя не все ли в этом Фонтейне такие же? – ...войной он вздумал угрожать, ха! – Ризли смеётся, крепко хватая рыжего за воротник со спины, но в тот же миг суровеет обратно, – Как с юдексом разговариваешь? Извиняйся.  – Это лишнее, Ризли.  Всё это время Нёвиллет смотрел в сторону, и в голосе его сквозит лёгкая усталость. Но теперь необычные глаза вновь пронизывающе глядят на герцога, отчего тот слегка тушуется.  Да что здесь произошло? Ризли раздосадованно опускает взгляд и утыкается в открывшееся под оттянутым пиджаком плечо Тартальи, всё покрасневшее и в глубоких царапинах. Мозг включается в работу с новой силой. Ризли прекрасно понимает, что именно видит. Он вдруг предельно точно осознаёт все моменты странного поведения между этими двумя и еле сдерживается, чтобы не заржать.  Ай да верховный судья. Раздражённо смахнув чёлку с глаз, Тарталья поводит плечами и морщится. Ему бы сейчас усиленно поразмыслить над тем, как выпутаться из ситуации, понеся минимальные потери, но нетерпимое раздражение вспыхивает в его груди, найдя выход в ядовитой ухмылке: – "Лишнее"? – тянет он, неотрывно глядя на Нёвиллета, – А я почему-то думал, что Вам такое по вкусу, верховный судья. Ризли продолжает смотреть вниз, разглядывая сочные следы на коже Предвестника. Фантазия сама дорисовывает, как именно те там появились, и герцог еле держится. Ему очень хочется поднять на Нёвиллета хитрый взгляд, ну хотя бы подмигнуть, давая понять, что всё в порядке. Но ставить юдекса в неловкое положение, особенно перед таким языкастым оборванцем, Ризли не хочется.  Он смиренно молчит, крепко удерживая рыжего за шкирку. У того язык, как помело, это ещё с заключения было понятно, но уж очень хочется замахнуться и треснуть по макушке ещё раз. Тарталья, стало быть, подумал, что Нёвиллет теперь выделяет его из остальных. Крайне наивно, учитывая, сколько несчастных узников крепости Меропид души не чают в юдексе, мечтая хоть заново сесть, лишь бы тот лично их судил.  Тарталья никак не может удержаться от сарказма. Его возмущение грозит вылиться наружу в ещё больших масштабах, но он скалится лишь шире и прищуривается, сверкнув злобой по взгляде: – Напишите весточку Царице от моего имени. Ризли, которому Чайльд вообще не посчитал нужным отвечать, своим присутствием всё же начинает раздражать лишь сильнее. Так что Тарталья дёргает плечом, в попытке сбросить с себя руку герцога, и старательно игнорирует ноющую боль в мышцах. А после оборачивается через плечо, поднимая взгляд, и сбросив улыбку с лица, проговаривает самым серьёзным тоном, сквозящим угрозой: – Хорошенько запомни этот момент. Совсем скоро придётся о нём пожалеть. Отвлёкшись от размышлений, Ризли встречается взглядом с похолодевшими синими глазами. Брови медленно поднимаются, не в удивлении и уж тем более не в страхе, а в неприкрытой холодной иронии. Что за дерзкий щенок.  Но ответить Ризли не позволяет Нёвиллет, к концу фразы резко поднявшийся с места. Юдекс громко бьёт тростью по полу. – Достаточно, – звучит его властный тон, и Ризли с интересом поднимает взгляд.  Нёвиллет стоит совсем близко. В такой степени, что ещё немного – и голова рыжего упёрлась бы ему в пах, но так как за обыкновением судья держит трость перед собой, то и лоб Тартальи почти задевает его сложенные руки.  – Будьте благоразумны, господин Тарталья, – холодно говорит Нёвиллет, глядя сверху вниз, – Я как раз собираюсь связаться с Крио Архонтом, да будет милостива Её Сиятельство Царица.  Кажется, это какой-то хитрый этикетный оборот, в которых Ризли, даже нося дворянский титул, не очень силён. В познаниях Нёвиллета он, тем не менее, не сомневается ни секунды и просто дожидается команды. Как верный пёс, сказал бы Тарталья.  Ризли хмурится чуть сильнее. Уж кто пожалеет о сделанном, так это точно не он.  Вынужденно задрав голову, Тарталья смотрит в глаза Нёвиллету с прежними искрами раздражения в собственных глазах. Довольно дерзко для собственного положения – но ему откровенно всё равно. Лишь упоминание Царицы с уст судьи заставляет его с досадой поморщиться – конечно, узнай она лично, она встанет на сторону Тартальи, защитит, как и любого из своих подчинённых – такова её натура. Но останется она очень недовольной. И Тарталья переживает не за чтение моралей или какие-либо запреты – он просто не хочет видеть Царицу расстроенной и разочарованной. Он однажды решил посвятить свою жизнь служению ей, и подводить никак не хочет. Так что он молча поджимает губы, понадеявшись, что Нёвиллет это не всерьёз. Что это лишь провокация в ответ на провокацию. Раздражение в сторону судьи и непонятной природы обида всё ещё полыхают в груди Тартальи, но более он ничего не отвечает, вновь опуская голову. – Во всём слушайтесь герцога Ризли, – приказным тоном проговаривает юдекс и самую малость смягчается, – Тогда увидитесь с владычицей очень скоро.  И всё же, Ризли так и подмывает улыбнуться. Он давно знает Нёвиллета, не шибко смышлёного в делах житейских. Хочется показать ему, чтоб не ломал комедию зря, намекнуть, что Ризли прекрасно догадался, как именно верховный судья сдержал нападение. Но из уважения герцог лишь почтительно кивает, когда Нёвиллет переводит на него благодарный взгляд. – Пойдём, Царицын сыночек, – вальяжно тянет Ризли и грубо вздёргивает Тарталью повыше, заставляя подняться на ноги, – Вроде как мужчина уже, а всё за юбки прячешься.  Тарталья привык оказываться в центре проблем, потому что не в его природе жить спокойно. Но сейчас он всё-таки напрягается. Виду не подаёт, и устояв на напряжённых ногах, лишь раздражённо дёргает плечом, метнув недобрый взгляд на Ризли. Уж герцогу он ещё обязательно припомнит сегодняшний день – на своём языке – как только это кончится, и как только Тарталья вернёт себе своё оружие. Он не считает это своим поражением, и без сопротивления идёт с Ризли, глубоко погружаясь в размышления о возможном побеге. Он хорошо успел изучить территорию крепости, и это явный плюс. Такая мысль ободряет, и коротко вдыхая, Тарталья всё же оборачивается через плечо, напоследок бросая на юдекса крайне красноречивый взгляд, в котором противоположные эмоции стремятся вступить в битву. Они покидают дворец, действительно взятый в оцепление жандарматонами под предводительством молчаливой Клоринды, и довольно быстро окунаются в небольшую толпу зевак.  – Герцог, герцог, скажите, что произошло? – тонким голосом щебечет девчушка в круглых очках, делая череду фотоснимков, – Что вы там делали? С юдексом всё в порядке? Предвестнику грозит новый срок?! – Не имею права комментировать, – лениво растягивая слова, Ризли без труда расчищает себе проход свободной рукой.  Получив Глаз Бога со стихией Крио, он не раз задумывался, как же выглядит божество, даровавшее ему эту силу? Как выглядит её земля? Сильно холодно ли там, и будет ли устойчивый к морозу и сырости герцог испытывать неудобства в Снежной или же почувствует себя, как дома? При любых других обстоятельствах он задал бы Тарталье массу вопросов. Но рыжего пацана ещё предстоит как следует воспитать.

***

Стражи и узники крепости Меропид изучили повадки герцога вдоль и поперёк, потому быстро соображают, что Ризли сегодня в хорошем настроении. Сопровождая пленника вдоль длинных коридоров, он не упускает возможности поздороваться, перекинуться парой слов и, естественно, отпустить пару шуточек в сторону приунывшего Тартальи. Особенно стража радуется такому положению вещей. Дабы герцог не решил переключиться и отчитывать их за что-нибудь, все как один поддерживают марафон колких издевательств. Крепость Меропид Тарталью не пугает, вызывает лишь усталость и лёгкую скуку – в конце концов, он только-только выбрался отсюда, и свободы вкусить не успел. Он не обращает внимания на саркастичные фразочки знакомых лиц, чьих имён и не запомнил – пускай посмеются, пока есть такая возможность. Потому что когда Ризли оставит его в покое, Тарталья уж точно сумеет напомнить им как с Предвестниками общаться не стоит. Раз уж он здесь уже второй раз, ещё и так быстро, вернуть авторитет не составит труда. В этом Чайльд не шибко заинтересован, но любая информация ему понадобится. Раз уж говорят, что из крепости Меропид сбежать невозможно – Тарталья будет первым, кому это сделать удастся. Отвлекается он от мыслей в момент, когда обстановка вокруг становится более незнакомой. Чайльд с подозрением осматривает стены и своды, словно там могут быть случайные подсказки о том, как сбежать, и внимательно вслушивается в диалог герцога с местной стражей. – ...и в горе, и в радости, Этьен! – смеётся Ризли, пока стражник орудует шестернями на отпирающем механизме заброшенного уровня производственного блока, – Зови сюда свой отряд, и будете сторожить мне этого позорника... Ой, простите, Предвестника, как зеницу ока!  Тарталья благосклонно пропускает очередную колкость в свой адрес, его сознание цепляется совсем за другое. – Да холодрыга тут пиздец, герцог! – сокрушается Этьен, запыхавшись с шестернями и устало опуская кулак на кнопку панели управления.  – Разговорчики! – прикрикивает Ризли, заставляя стражника мигом собраться и машинально вытянуться по струнке, – Приказано, значит надо выполнять. Берёте на складе зимнюю форму и можете тут хоть анекдоты друг другу травить, чтоб погреться. Только этому греться не давайте, – он презрительно кивает в сторону Тартальи, – Не заслужил.  – Давно у нас в одиночке никто не сидел... – почти сочувственно бросает Этьен, когда Ризли проходит мимо, волоча за собой пленного.  И Тарталья едва заметно хмурится, внутренне напрягаясь несколько сильнее. Одиночная камера, значит. Это задачу несколько усложняет. – Вот именно, пусть вспомнят заодно, кто им в будку свет провёл, – вальяжно порыкивает герцог в ответ, – Дальше я сам, выход охраняй.  Послушно приложив ладонь к козырьку, Этьен остаётся стоять в промежуточном отсеке. Надо бы ещё и камеры наблюдения настроить. Знал бы Ризли, то подготовился б заранее, но теперь он наверняка решил преподать рыжему Предвестнику суровый урок.  Пол под ногами отчасти покрыт илом от поднимавшегося недавно ливневого канала. Тарталье очень повезёт, если Кур-де-Фонтейн не пришлёт новый заказ на крупную партию жандарматонов, перебитых по вине Предвестника. Потому что ливнёвка постоянно забивает тидальи, а производство крепости Меропид работать будет долго. Мало ли что может случиться, когда ты заперт в клетке по колено в грязной воде и не можешь даже влезть на кровать. Потому что даже кровати нет. Ризли резко останавливается у одной из пустынных камер и с лязгом отодвигает решётку в сторону. Коротко выдыхает и всё же наконец-то поворачивается лицом к Тарталье.  Условия Тарталья выдержит, он и не такое проходил, вот только фантазия герцога на этом вряд ли кончится. – Знаешь, раз уж мы одни. Я что сказать хотел... Он резким выпадом подаётся вперёд и бьёт рыжему Предвестнику под дых крепким кулаком, чем успешно оправдывает свою непредсказуемость, когда Тарталья, подавившись кашлем, сгибается пополам, на миг теряя способность дышать. Удар у герцога крепкий, и ослабшее тело Тартальи реагирует вдвойне. Но если план Ризли заключается в избиениях, то пусть хоть костяшки себе сотрёт – Тарталья и это выдержит. И обязательно запомнит. Недолго думая, Ризли обеими руками наталкивает его на решётку и разгибает обратно уже собственным телом, навалившись поверх.  Потому Тарталья с уверенностью встречает взгляд герцога, лишь тяжело выдыхая под весом его тела. Методы у того, похоже, особенные. И Тарталье в моменте даже интересно, скольких заключённых он стремится вжать в решётку, поясняя за правила. – Я хотел сказать, что знатно ты опозорился, пацан, – ухмыляется Ризли прямо в лицо Тарталье, – Целому юдексу дал... – его дыхание утяжеляется от мини-схватки и слишком бурной фантазии, рисующей нынче недовольное лицо Предвестника молящим и заходящимся в бурном оргазме, – А всё равно попал сюда. Очередное упоминание юдекса всё же несколько дёргает за нервы, но Тарталья лишь поджимает губы и терпит режущую боль в запястьях и давление прутьев решётки, в которую Ризли вжимает его будто бы ещё сильнее. Но хмурится, когда вместо очередного ожидаемого удара вдруг чувствует весьма недвусмысленные прикосновения. Ризли хрипло посмеивается. По-хорошему, ему бы снять с рыжего наручники и закрыть в камере, но собственные руки под влиянием очень хорошего настроения крепко держат Тарталью за пояс и с нажимом поглаживают по бокам.  – Я в первый раз дал тебе такие же права, как и всем, щенок, – продолжает Ризли, наседая всё больше, – Чтоб ты знал, я даже послал юдексу замечательное рекомендательное письмо к твоему освобождению. Но теперь ты должен понять, малыш...  На внезапное обращение Чайльд всё-таки изгибает бровь, и в повисшей тишине, после весьма уверенного монолога герцога, только тяжело вздыхает. Герцога не остановить. Он вжимает Тарталью в решётку своими бёдрами, вцепляясь всё сильнее. Тарталье бы отдохнуть сейчас, выспаться, сходить в душ. А он вынужден быть вжатым в решётку одиночной камеры, пока всё его тело, уставшее и напряжённое, вновь становится объектом чужого странного, действительно неожиданного внимания. Возможно, герцог скрывает куда больше, чем Тарталья мог подумать. – В крепости Меропид свой закон, – голос Ризли становится ниже, глубже и твёрже, – Я – этот закон.  Он стискивает зубы, отмечая, как накатывающее будоражащее чувство поднимает волосы на затылке. Тарталья – крайне симпатичный юноша, и винить Нёвиллета в страстных порывах Ризли не стал бы, даже если бы вдруг захотел. И, возможно, Тарталью бы испугал такой напор, такое неприкрытое психологическое давление, но он вдруг широко ухмыляется, и его смех эхом отскакивает от каменных стен. Это последнее, чего Ризли ждал от рыжего Предвестника. Мордашка у него ну очень симпатичная, да и сам сложен красиво, чего герцог не может не отметить, трогая того за вполне выраженную талию. Но в глазах Тартальи мелькает нездоровый блеск. Нечто безумное и опасное, что коротким отрезвляющим уколом напоминает Ризли, что перед ним – представитель Фатуи. Может, не самый сильный и влиятельный. Но он действительно за какие-то заслуги туда попал. Он смеётся в лицо Ризли, хотя на подкорке сознания задумывается, что, возможно, стоит чуть серьёзнее отнестись к происходящему. Однако успокаивается он лишь через несколько секунд, и выдыхая, иронично протягивает: – У вас, я смотрю, в Фонтейне это тенденция, – Тарталья кивает на руки Ризли, – Ты прав. Юдекс... А теперь ты. Вы так привыкли обращаться с заключёнными? Какие интересные законы. Тарталья прищуривается, склоняя голову набок, и скалится, не чувствуя ни капли страха: – Я, конечно, очень благодарен за твою первоначальную благосклонность, но разве это имеет значение теперь? Пока ты вжимаешь меня в эту решётку, убеждая, что я должен испугаться, – Тарталья ведёт бровью, протягивая медленнее, – Мы оба знаем, что я здесь не на совсем законных основаниях. И ты знаешь, что я не совсем простой узник. И тебе есть чего опасаться, если... Тарталья подбирает слова, внимательно разглядывая лицо герцога, что находится почти вплотную к его собственному, и так же иронично заканчивает: – ...если ты тоже решишь свои полномочия превысить. Какие-никакие, но правила тут есть. Что правда, Ризли вовсе не подаёт виду, делая лишь короткие отметки в собственной голове. Самоуверен, устойчив к насмешкам и запугиванию. Несговорчив. Герцог снисходительно улыбается в ответ на безудержное веселье, не убирая рук и не отстраняясь. Улыбается одними губами, чуть склонив голову на бок.  Тарталья прикусывает язык, задумавшись. Прикрываться юдексом ему нет смысла – Ризли только снова рассмеётся, тем более, что Нёвиллет был довольно уклончив. И, возможно, в его речах не было и намёка на его личную протекцию, как Тарталье изначально показалось. Мысли о том, что он свободно дерзит сейчас первому человеку в крепости, догоняют Тарталью только сейчас, но ситуацию менять в другое направление уже довольно нелепо. Так что он, тяжко выдыхая, и от ломоты в теле, и от напряжённого положения, только устало добавляет: – В любом случае, предлагаю пропустить этап запугиваний. Чего ты от меня хочешь? – Я и не хотел тебя запугивать, Предвестник, – уверенно отвечает Ризли, – Я хотел лишь донести тебе очень важную информацию.  Он делает глубокий вдох, на пару секунд становясь тем самым добрым и безобидным герцогом подводной крепости, о которого частенько обманываются чиновники с поверхности, не знающие Ризли на самом деле.  – Нёвиллет и я... Мы изначально не желали тебе зла, в чём ты, весь такой обиженный, мог сам убедиться, – и всё же, уж очень ему нравится медленно оглаживать этот изгиб между рёбрами и бёдрами, – Лично я просто доверяю Оратрис. Нёвиллет... Он знает закон и может больше влиять на верховный суд, потому я доверяю и ему тоже. Ризли коротко усмехается. И улыбка тут же покидает его лицо. Он склоняется к уху Тартальи, ещё сильнее вжимая его в решётки теперь уже широкой грудью и придавливая бока сильными ладонями профессионального боксёра.  – Я это всё к тому, что тебе стоило больше ценить нашу благосклонность. Мою благосклонность, Тарталья, – с хрипотцой говорит Ризли около самого уха, – Я ни к кому не отношусь плохо изначально. И ожидаю того же в ответ. Потому что если со мной по-плохому... – он коротко скрежещет зубами, – ...то в ответ будет намного хуже.  Он резко отстраняется и уже привычным жестом хватает Предвестника за шиворот, отрывая от решёток и разворачивая. Профессиональной хватки достаточно, чтобы в секунду освободить Тарталью от наручников и, придав ускорения, зашвырнуть внутрь сырой камеры. Ризли с лязгом, отражающимся от высоких сводов старого зала, задвигает тяжёлую решётку обратно и постукивает по замку эмблемой крепости Меропид, намотанной на внешнюю сторону ладони. Оскалившаяся волчья голова накрепко запирает замок лучше всякого ключа. – Хорошего тебе отдыха. И берегись крыс, – напоследок бросает Ризли и, привычно поигрывая оставшимися в руке наручниками, неспешно удаляется на верхние ярусы своей вотчины. Переведя дух, Тарталья нервно одёргивает уже изрядно помятый пиджак, и фыркнув в спину уходящему Ризли, сползает спиной по стене на холодный пол. Герцогу, пускай и самую малость, всё-таки удалось укрепить в Тарталье смутную тревогу. По крайней мере, ощущение неизвестности вкупе с затхлым воздухом, тяжестью местных стен и раздражающими звуками в виде капающей воды, шумящих где-то сверху непрерывных механизмов и тихим пищанием, действительно, похоже, крыс, несколько угнетают. Тарталье нужно решать как из этого выбираться. Он должен быть в Снежной, а не здесь. Он с вымученным вздохом упирается затылком в стену и прикрывает глаза. Разумные тактики в голову не лезут, зато тело решает напомнить о своей усталости, желудок скручивает от голода только сейчас, а укусы и ссадины, оставленные чёртовым драконом, начинают ныть ощутимее прежнего. Чайльд хмурится, всё ещё пытаясь соображать. Он не имеет возможности связаться с кем-то из своих, не имеет при себе оружия – но, с другой стороны, вечно держать здесь его никто не сможет тоже. Возможно, единственной разумной тактикой в его случае остаётся лишь одно – запастись терпением. Его неизбежно начинает клонить в сон – уставшему телу и разуму нужен отдых, и жаль, что условия крайне скудные. Но всегда может быть хуже – именно на такой мысли Тарталья проваливается в беспокойный сон.

***

Впервые лязг решётки раздался, судя по его ощущениям, уже через несколько часов. Будучи измотанным, и, ожидаемо, совсем не отдохнувшим, Тарталья всё же успел подобраться, подняться и приготовиться к любому развитию событий. Почти к любому – он не был готов к тому, что стражники окажутся столь недоброжелательными, и ослепив фонарями, нападут без всякого предупреждения. Впрочем, Тарталья защищался с достоинством – сумел сбить кого-то с ног, ещё кого-то впечатать лицом в стену. Только их было больше, и довольно быстро кожа Тартальи начала покрываться где-то синяками, где-то кровоподтёками. Били они хаотично и все разом, даже когда Тарталья перешёл в полную защиту. А затем ушли, бросая напоследок насмешки и издёвки, приговаривая, что в следующий раз они придумают что-нибудь поинтереснее. Их фантазия, однако, Тарталью не удивила. Через крайне смутный промежуток времени, в котором гнетущая реальность сменялась поверхностным, беспокойным сном, они снова вернулись. Сквозь собственное тяжёлое дыхание Чайльд некоторое время слушал их разговоры, готовясь защищаться до последнего. В конце концов, они его не убьют без приказа Ризли. Но Ризли, похоже, со своим приказом очень постарался, потому что стражники, так же исправно, как и в первый раз, начали нападать – сначала по одному, не прекращая насмешки, когда Тарталья, еле устояв на ослабших ногах, принялся отбиваться. Затем по несколько, когда они обозлились, потому что и в этот раз одного из них Чайльд всё же приложил к прутьям решётки. Всей компанией они его на землю всё-таки повалили, ударами тяжёлых сапог прошлись по рёбрам, но затягивать с этим не стали. Словно побоялись, что могут переборщить, и ушли, не прекращая своих едких насмешек. Впрочем, Тарталья лишь ухмыльнулся им вслед, стирая кровь с разбитой губы. Секунды и часы можно было отсчитать лишь по бесконечно капающей воде, разбивающейся о холодные каменные плиты – Тарталья всё равно сбился со счёта, и на эту идею забил. Но жажда стала ощущаться особенно сильно, и тело, изнывающее от условий, начало мелко лихорадить – и от неё, и от голода, и от холода, который первое время Тарталья и вовсе не замечал. В Бездне было хуже. Там было страшнее, там было опаснее. Там были не люди – там были настоящие монстры, каких не встретишь в Тейвате. Но там Тарталья был не один, и там у него было оружие. А сейчас он начал чувствовать вынужденное бессилие. Каждая его попытка в сон, по ощущениям, длилась не больше часа, но всякий раз он отключался с мыслью, что каждый, кто к этому причастен, обязательно однажды столкнётся с ним в личном поединке, лицом к лицу, как только это закончится. Но пока что это не заканчивалось. Стражники, словно что-то решив, его прекратили навещать – лишь периодически проходили мимо, бросая в сторону Тартальи теперь лишь словесные унижения и оскорбления. Если Чайльд и слышал это, то реагировал вымученной ухмылкой, от которой рана на губе неизбежно трескалась, вновь начиная кровоточить. Он старался не шевелиться лишний раз без надобности, давая телу попытки восстановиться – но казалось, что синяки болят лишь сильнее, а ноющие мышцы и не думают расслабляться. От жажды начинало пересыхать во рту, а от сырости хрипеть в горле. Тарталья перестал размышлять о чём-то конкретном, он сконцентрировался на мысли о банальном выживании – в этом у него опыта предостаточно, и так просто этим стенам его не одолеть. В очередной момент, между тревожным сном и пробуждением, Чайльд снова слышит лязг решётки. Прежде чем открыть глаза, он уже мысленно готовится к очередному нечестному избиению и просчитывает свой ресурс сил для достойного ответа, однако, его очень неожиданно и резко поднимают на ноги, вжав в стену. На миг Тарталье кажется, что сам герцог решил его проведать, и в нём загорается смутная надежда на то, что ситуация сдвинется с мёртвой точки, однако так же быстро затухает, стоит ему открыть глаза. Тарталья разочарованно рассматривает лицо уже знакомого стражника – этот выше и шире всех остальных, и в предыдущих их встречах первым рвался к Тарталье с удушающими приёмами. – Чего без друзей на этот раз? – хрипит Чайльд, отмечая, что стражник бездействует уже несколько секунд, и за его спиной действительно больше никого нет. Чужие губы медленно расползаются в противной ухмылке, и стражник грубо встряхивает Чайльда, ещё плотнее вжимая в стену: – Я, может, не хочу, чтобы в этот раз они мне мешали, – басит он, и Тарталья уже прикидывает, что несмотря на его размеры, бой один на один с ним выйдет чуть более удачным. Однако, его сердце пропускает особо гулкий удар, стоит стражнику приблизиться к его уху, и откровенно пошло прошептать: – В этот раз я с тобой развлекусь по-другому. Сначала я, а уже потом мои друзья, раз ты по ним так соскучился. Дыхание Чайльда учащается, и противная подступающая паника начинает стучать в висках. Он, конечно, слышал, что бывает и такое. Вот только особо не переживал на этот счёт, потому что не думал, что его коснётся и это. Это невозможно. Этого не может быть. Но, похоже, Ризли превзошёл сам себя. Похоже, герцог обиделся аж настолько. Стражника вдруг пробирает на громкий смех, усиленный эхом стен, бьющим по ушам Тартальи, которого он вдруг резко выпускает, удерживая под локоть. – Видел бы ты сейчас своё личико, Предвестник, – противно и крайне самодовольно скалится стражник, – Расслабься. Подобное, к сожалению, герцог явно не одобрит. Тарталья судорожно выдыхает, не скрывая облегчения. – Зато он лично тебя видеть желает. С этими словами рослый стражник бесцеремонно тащит Тарталью к выходу, не преминув возможностью встряхнуть его пару раз, и принимается рассуждать: – ...хотя я, честно говоря, его не понимаю. Тебя бы за твои проступки подольше тут держать, да посильнее правильному поведению учить, а то... Тарталья только хмыкает, заканчивая его слушать и погружаясь в свои размышления. Уж кому о его проступках судить – так это точно не туповатому стражнику, жизненная потребность которого заключается в вымещении своих садистических наклонностей на тех, кто не может достойно принять вызов. Вокруг постепенно становится светлее, и однотипная обстановка теперь выглядит более знакомой. Тарталья щурится с непривычки, и плетётся за охранником, с его же помощью – тот держит, словно Чайльд сейчас куда-то убежит. Хотя, быть может, он бы и попытался, если бы они вдруг не остановились перед уже знакомыми дверьми в кабинет герцога. Стражник громко бьёт в железную дверь, и не менее громко оповещает: – Ваша светлость! К Вам Предвестник, как и просили! Он произносит это так громко, словно хочет, чтобы услышали вообще все вокруг, а не только герцог. Впрочем, Тарталья только закатывает глаза, игнорируя взгляды, которые буквально ощущает спиной. Когда Ризли в очередной раз получил от рослого начальника стражи, занявшей самый нижний ярус крепости Меропид, что состояние пленника "живее всех живых", то удовлетворённо ухмыльнулся. Крепкий орешек этот Тарталья. Но герцог и не имеет намерений раскалывать Предвестника. Приказа не было, во-первых, дела нет – во-вторых. Да и сам Ризли не торопится приступать к допросам. Особенно касательно Тартальи, который им с Нёвиллетом очевидно нужен живым и невредимым. Под стук в дверь Ризли как раз заканчивает перечитывать письмо, доставленное лично из рук в руки всё той же молчаливой Клориндой. Которая даже на чай не задержалась, сославшись на жуткую занятость. Похоже, у них там на поверхности чего только не творится.  До герцога доходят слухи, что повторное задержание навело шума по всей стране. Он наслышан о стычках с солдатами Фатуи и погромах некоторых их лагерей. Письмо доставлено от Нёвиллета, и в нём верховный судья сухо и кратко пишет о том, что договаривается с внешнеполитическим органом Снежной о возможностях выдачи их Предвестника в рамках законов Фонтейна. Просит подержать Тарталью в крепости Меропид ещё немного и сдержанно благодарит.  Весь текст отдаёт любимой судейской канцелярией, но постскриптум заставляет Ризли призадуматься о моральном состоянии юдекса.  – Ага, пусть заходит! – специально кричит герцог, чтобы слышно было со второго этажа кабинета. Ответом служит тяжкий скрип двери и натужный лязг, когда та вновь захлопывается. Ризли рассматривает аккуратный, но вычурный почерк Нёвиллета, уложенный в одну короткую фразу: "P.S. Чем больше я говорю Фурине, что улажу это дело сам, тем больше чувствую, что вру ей".  Хладнокровный юдекс говорит о своих чувствах. Не Фонтейн, а страна чудес. С тягостным вздохом Ризли упаковывает листок бумаги обратно в конверт и прячет между сметами о закупке продуктов. Признаться, Нёвиллета он знает достаточно давно, чтобы понимать – неугомонный Предвестник наворотил дел, способных выбить из колеи даже распорядителя неумолимого суда.  – Ну ты пошевеливайся там, что ли! – раздражённо прикрикивает Ризли, бросая взгляд на уходящую вниз лестницу, – Нет здесь запасных выходов, не убежишь!  Хочется на этого Предвестника ещё раз глянуть. Может, спеси поубавилось, а может, чудеса на этот день не закончатся, и у Тартальи появится мозг. Которым тот подумает, чем чреват международный конфликт. А, может, Фатуи того и добивались?  На железных ступенях слышатся медленные шаги. Рыжий пацан будто издевается, ползёт, как черепаха, но герцог больше не порадует его своими возмущениями. Всё же, Тарталья явно подустал в одиночной камере. А, может, и сделался немного посговорчивее. Ризли, в любом случае, стоит сохранять спокойствие.  Глядишь, и получится добиться для суда искреннего покаяния от неугомонного рыжего Предвестника. Приятный бонус, решивший бы кучу проблем одним махом.  – Наконец-то... – тихо цедит Ризли сквозь зубы, когда рыжая макушка показывается над уровнем пола.  Он заканчивает ровнять стопку с бумагами и поднимает взгляд под сосредоточенный медленный стук шагов, гулко отдающийся в железных листах стен кабинета. Ризли на секунду охватывает оторопь.  Цепляясь за перила, Тарталья с трудом преодолевает последнюю ступеньку и выпрямляется, пошатываясь. На нём, кажется, нет живого места. Грязные рыжие волосы свалялись и всклокочены, светлая полусырая одежда измазана в чёрных разводах, и только запавшие глаза горят хоть и тусклым, но уверенным синим цветом.  Ризли вскакивает с места. Как раз вовремя: Тарталья шатается так сильно, что вот-вот свалится обратно вниз. Но герцог в рывках особенно хорош, потому за секунду оказывается подле и хватает Предвестника за руку, притягивая к себе и надёжно обхватывая второй рукой за плечи. – Не хватало ещё... – раздражённо начинает Ризли, но осекается, заметив свежую кровь у щедрой раны на нижней губе рыжего, – Это что такое?  Он мигом сдвигает брови ещё сильнее. Тарталья же вскидывает брови, скривив губы в усмешке. Но на Ризли смотрит с откровенным презрением. – Да полно Вам, герцог, – нарочито язвительно протягивает он, чувствуя как напрягается осипшее горло, – Мы, вроде как, не в Театре Эпиклез. Больше всего Ризли не любит чего-то не понимать. Конечно, он был абсолютно в курсе, что одиночная камера никого не украсит, и может понять весь масштаб иронии потрёпанного после нескольких суток пацана. Вот только раны у него откуда? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Тарталья демонстративно обводит взглядом железные стены кабинета, изгибая бровь: – Вы все тут актёры, но ты переигрываешь, цепной пёс... – Чайльд сужает глаза, чувствуя по-новой откровенную усталость, – Не нужно изображать беспокойство после того, как твои люди исправно исполняли твои же приказы. Ризли делает медленный и глубокий вздох, хмурясь всё больше. Тарталья и сам – тот ещё театрал, даже в своём шатком положении принимающий грациозные позы и ловко бравирующий интонациями голоса, но в суть его речей герцог вслушивается только краем уха. Чайльд фыркает, выдёргивая свою руку из пальцев герцога и шатко отступает на пару шагов, поборов глухую боль и лёгкое головокружение. Тем не менее, Ризли он вставить слова не даёт, замечая неподдельное непонимание на его лице, и только поднимает ладонь в воздух в останавливающем жесте, вновь ухмыляясь: – Спросишь, наверное, как я вообще на ногах держусь. Ну так "исправно" – это я их ещё похвалил. А то на последнем пункте они почему-то испугались... – Тарталья наигранно задумывается, вновь обводя взглядом помещение, – Или же это потому, что последний пункт ты решил взять на себя? Так благородно... Губы Тартальи вновь кривятся в презрительной ухмылке, стоит ему столкнуться взглядом с Ризли. Тот, похоже, из образа выходить не собирается, что лишь сильнее Чайльда забавит, и он, наконец, несдержанно, но так же хрипло смеётся: – Со вкусом у тебя беда, раз это, – Тарталья указывает на свою потрёпанную одежду, скрывающую под собой его измождённое тело с изнывающими синяками, – Тебя привлекает. Или я сумел зацепить самолюбие герцога аж настолько? Тарталья вновь хрипло смеётся, разводя руки в приглашающем жесте: – И что ты медлишь, раз твоё терпение на пределе? Оскалившись, Чайльд гордо вздёргивает подбородок. Он знает, что ему не одолеть Ризли. Особенно не сейчас, когда тело изнывает от напряжения, и лихорадочная дрожь не отступает, а в глазах, кажется, и вовсе темнеет от жажды. Но Ризли он всё равно даваться так просто не намерен, а раз это неизбежно, то сделает всё возможное, чтобы испортить тому удовлетворение своих низменных потребностей. Ризли злится. Естественно, рыжий подумает, что злится герцог на его умелую иронию и язвительность. Так и должно было быть. Согласно плану, который Ризли сам себе напридумывал и намеревался реализовать. Но теперь у него масса вопросов. Совсем не к Тарталье, которого охота только поскорее сплавить в душ. Ризли готов зарычать, но с годами научился крепко держать себя в руках. – Ты чушь несёшь, рыжий, – бросает он мрачную насмешку в ответ и скрещивает руки на груди, – Я не отдавал приказа тебя избивать.  И здесь хорошо бы Его Светлости герцогу призадуматься, какое впечатление останется у Тартальи после повторного посещения крепости Меропид. Не то, чтобы Ризли сильно волновало его мнение. Но Ризли терпеть не может терять контроль над собственными подчинёнными. Бардак в крепости Меропид он не потерпит.  – Неужели? – прищуривается Тарталья. Ему слабо верится что Ризли к этому не причастен – он ведь сам хвастался, какая он здесь власть. Так что по мнению Тартальи этот спектакль явно затягивается. Хмыкнув, он скрещивает руки на груди в ответ, наблюдая за Ризли, который протягивает: – ...вот что мы сделаем. Герцог вновь окидывает Тарталью мрачным взглядом и, не медля, идёт к своему длинному комоду, где расположился чайный сервиз и его личная коллекция разнообразных сортов. Ризли наливает воды в стакан и возвращается. Немного грубо он хватает Предвестника за дрожащую холодную ладонь и сжимает, но только для того, чтобы вложить в неё стакан и отступить.  Тарталья несколько удивляется, вскинув брови, но стакан из руки герцога принимает. Смотрит на прозрачную гладь несколько секунд, словно стараясь состыковать события, но невыносимая жажда берёт верх, и он с жадностью осушает стакан. И только выдохнув с облегчением, вдруг задумывается, что Ризли вполне мог туда чего-то подмешать. Успокаивает лишь мысль о том, что герцогу такое вряд ли может понадобиться – Тарталья и так не в особом состоянии причинить кому-то вред или устроить что-то за рамки выходящее. Не так Ризли планировал себе этот вечер, вот уж точно. И стража его, откровенно говоря – толпа идиотов, не дослушавших приказ. Герцог приказывал помыть, накормить, переодеть и потом только вести к себе. – Вон там душ, – указывает Ризли на неприметную дверь за гигантской эмблемой волков крепости Меропид над рабочим столом, – И какие-то чистые вещи должны быть. Ступай. Потом обсудим мои методы.  Чайльд с подозрением ведёт бровью на новые слова Ризли – словно тот и впрямь может быть не причастен. Доверять не спешит. Лишь подмечает выражение лица, взгляд. Он прекрасно помнит, что от Ризли можно ожидать чего угодно. Но соображать ему очень тяжело – голова раскалывается на части от усталости и недосыпа. Так что в очередной раз фыркнув вслед куда-то поспешившему вдруг Ризли, Тарталья решает довериться. Всё лучше, чем сырые катакомбы, в которые он и так, скорее всего, отправится по-новой чуть позже – так что предоставленной возможностью нужно успеть воспользоваться. Последние дни Ризли лично приваривал длинную цепь к одной из массивных труб в кабинете, потратив на это целый вечер. Методы у него спорные, чего уж говорить, но... Чёрт возьми, он планировал всё совсем иначе, и теперь все планы идут коту под хвост. Потому что его стража... Да, они идиоты, почти все.  Оставив Тарталью наедине с собой, Ризли быстро спускается по лестнице вниз. Топая массивными сапогами, он приближается к огромной двери и со скрежетом отпирает её, после чего наполовину выглядывает за порог. – Твою мать... – шипит Ризли и резко повышает тон, – Анри!  Здоровенный стражник позорно вздрагивает от рыка начальника, успев отойти пообщаться с караулом административного блока.  – Сука, взял своих помощников и живо ко мне в кабинет! – всё больше распаляется Ризли и переводит взгляд, – Гальварет, стоять! Собравшаяся было технично смотаться подальше от эпицентра взрыва стражница замирает и вытягивается в струнку.  – Этьена тоже сюда! Живо выполнять!  Не дожидаясь ответной реакции, Ризли с грохотом захлопывает дверь обратно. Гул от этого звука, стало быть, услышали даже ярусом ниже, но тем и лучше. Каждая живая душа в крепости знает, что герцога лучше не злить. И теперь Ризли крайне зол. Даже не столько потому, что испортили его планы, а потому что он готов лично поувольнять, а то и пересажать каждого, кто позволит себе на его территории издеваться над теми, кто волею судьбы оказался в более уязвимом положении. Даже если таковым оказался раздражающий Предвестник Фатуи. В небольшой ванной комнате, где есть лишь самое необходимое, никаких ловушек Тарталья не обнаруживает. На тщательный осмотр он решает не тратить ни времени, ни сил. С облегчением сбрасывает с себя сырую, грязную одежду и с тяжёлым вздохом встаёт под горячие струи воды. Она лижет ушибы и синяки, опаляет кровоподтёки, но Чайльд лишь морщится, прикрывая глаза. Ему становится ощутимо лучше – хотя от горячего пара и нападает почти невыносимая дремота. Едва расслабившееся тело неприкрыто о своих потребностях спешит напомнить, и даже попросту выспаться нормально Тарталье хочется больше, чем есть. С ещё одним тяжким вздохом он выбирается из душа, ведя ладонью по влажным, теперь уже приятно пахнущим волосам – ему даже не верится, что он смыл с себя грязь всех последних дней. Так действительно намного лучше. Но морально он уже готовится к новому раунду – Ризли точно отправит его обратно, ещё и прикажет чего похуже, потому что судя по его лицу, с которым тот уходил, он остался недоволен. Хмыкнув, Тарталья принимается рассматривать скудный выбор одежды – впрочем, ему всё равно в каком виде придётся предстать перед подвальными крысами, так что он ловко натягивает на себя чёрные брюки и свободную белую рубашку. А затем, уже готовый к очередному вердикту от герцога, так и замирает на пороге. Он слышит голоса. Несколько голосов, среди которых особенно отчётливо слышен голос Ризли. Тарталье не разобрать слов, но основной посыл становится понятен после жалобных неуверенных речей, что, судя по всему, принадлежат подчинённым герцога. – ...и даже ты, Этьен! – Ризли рычит на замершего стражника, – Объясни мне, почему если уж ты так не хочешь дежурить в холоде, то не мог передать мой приказ внятно? Я где именно говорил, что пленного надо бить?! – Ваша Светлость! – вступается один из помощников Анри, виновато глядя в пол, – Этьен не виноват, это не его идея!  Ризли угрожающе прищуривается. Устраивать разносы подчинённым он любит не сидя за столом, а лицом к лицу, потому расхаживает перед выстроившимися мужчинами. Он останавливается, вперив ожидающий взгляд в рослого командира отряда.  – Чья же это идея, Анри? – цедит герцог.  Сам Анри из всех присутствующих сохраняет самое нераскаявшееся выражение лица. Он больше хмурится и стискивает зубы. Ризли назначал его на должность, прекрасно понимая, что недалёким тот скорее прикидывается. Подозревал, что в том есть доля скрытого садиста. Но не думал, что нет ни капли настоящего мужчины.  – Герцог, мы же как лучше хотели, – бубнит Анри, сдвигая брови и чуть вжимая голову в широкие плечи, – Вы его сами в одиночку упрятали, и... Ещё и трусливый. Не долго думая, Ризли резко подскакивает к нему и выписывает прекрасный хук с правой. Анри отшатывается, в неожиданности пытаясь прикрыть лицо, но герцог быстрым движением перенаправляет его полёт мощным ударом вторым кулаком по задней стороне шеи. Слышен отчётливый хруст зубов – Анри со всей силы прикладывается лицом о край стола начальника.  – Не надо прикрываться остальными, командир, – продолжает рычать Ризли под жалобное сопение, – С тебя я спрошу в первую очередь. Ты не достоин называться ни стражем справедливости, ни попросту мужчиной. А вы? Он переводит хмурый взгляд на оставшихся, где в целом прошла одна волна дрожи на всех.  – Нравится вам, когда так решаются проблемы? Ещё кто-то хочет? – не унимается Ризли, выдыхая сквозь стиснутые зубы и рявкает, как самый настоящий зверь, – Никогда! Не сметь поднимать руки на безоружного. В моей крепости служат воины, а не бандиты.  Он сжимает кулаки под громкий стук горящего праведной злостью сердца.  – Если хотите быть бандитами, то будете сидеть за решёткой точно так же, – добавляет Ризли чуть спокойнее, – Свободны. Вон из моего кабинета.  Чайльд хмурится, стараясь прислушаться получше – открыто высовываться он не рискует, мало ли там, на самом деле, обсуждение каких-то планов, в которые Тарталья не должен быть посвящён. Однако в обрывках фраз Чайльд не улавливает какой-то особо ценной информации – всё то же недовольное почти рычание Ризли, всё те же сыпящие извинениями и мольбами его стражники, а затем грохот двери и наступившая, наконец, тишина. Чайльд хмурится сильнее – пазл в его голове не складывается. Но делать выводы он не спешит. Разве что задумывается вдруг, что Ризли действительно, похоже, не врал. И тогда Тарталье становится забавно, настолько, что улыбки он снова сдержать не может. И уверенно выходит из душа, встряхивая по пути влажными рыжими прядями. Стража спешит ретироваться так быстро, что уже через пару секунд слышен их топот на первом этаже кабинета. Ризли же застаёт врасплох неожиданная фраза из-за спины.  – Похоже, не так уж абсолютна твоя власть, герцог? – иронично протягивает Чайльд, пересекаясь взглядом с Ризли. Тот пытается понять, как долго Тарталья здесь был. Сколько успел послушать?  Герцог оборачивается и, к собственному удовлетворению, внутренне смягчается от взгляда на ожившего Предвестника. Совсем другое дело. Тарталья обратно обрёл здоровый цвет лица, да и в целом выглядит намного лучше, чем ходячий труп, который прибыл в кабинет герцога получасом ранее. Не обижает даже его язвительная фраза. Так-то, Тарталья прав. Герцог это исправит. Ризли даже кажется, что Предвестник и сам, несмотря на юный возраст, знает толк в настоящей битве. И с влажными рыжими волосами, обрамившими яркие синие глаза, выглядит уж слишком притягательно.  Ризли с лёгкой усмешкой подходит ближе и безо всяких реверансов берёт Тарталью за подбородок, приподнимая голову выше. Ну до чего же хорош, особенно когда пахнет шампунем, а не водорослями из подвала подводной крепости.  Тарталья с подозрением сужает глаза, но не дёргается, сил нет на это, к тому же, он явно начинает привыкать к выходкам Ризли в виде его тактильных наклонностей. Вид Тартальи, в глазах герцога, портит только толстая едва стянувшаяся отметина на губе. Ризли вновь слегка хмурится и показательно цыкает языком.  – Нет, милый, так дело не пойдёт, – он поджимает губы и даже весьма бережно берёт Тарталью за руку, – Иди-ка сюда. Он отводит Предвестника к своему дивану и усаживает, чтобы сразу же направиться к аптечке. Некоторые детали безусловно для Тартальи прояснились, и теперь герцог выглядит не таким бесчестным и подлым в его глазах. И Чайльд, возможно, готов проявить чуть больше уважения, но о доверии речь пойдёт вряд ли. В конце концов, ему нужно выбираться отсюда, а не пытаться подмазаться к герцогу. Хотя, быть на хорошем счету у первого, и явно самого надёжного информатора в этой крепости, ещё и с уймой связей – идея разумная и крайне привлекательная. И Тарталья колеблется, размышляя о том, насколько это вообще в его духе, и так ли критична ситуация, чтобы использовать подобный метод. Он решает подумать об этом позже, когда голова перестанет раскалываться, а глаза слипаться. Ризли прекрасно знает, что бывает, если раны не обрабатывать. Сиджвин, что правда, ради этого приходилось чуть ли не насильно поливать его антисептиками и заживляющими мазями после стычек с особо буйными заключёнными, но рано или поздно герцог всё же понял, что приятнее, когда раны не заживают неделями под раздражающую боль и попытки открыться заново.  Он склоняется над Тартальей и заносит скатанную вату, обмотанную в бинт и щедро смоченную в перекиси. – Терпи, Предвестник, – усмехается Ризли, прижимая собранный тампон сильнее к рассечённой губе, – Тебе и самому, думаю, не нравится ходить таким разукрашенным.  – Настоящего воина царапинки не волнуют, – протягивает Тарталья в ответ, едва морщась. Он задерживает дыхание, внимательно глядя на Ризли. Словно тот в любой момент свою неожиданную, странную заботу переведёт в нападение. Однако, сейчас герцог не выглядит угрожающе, а Чайльд и вовсе довольно быстро задумывается о том, что у самого Ризли на открытых участках кожи видны глубокие шрамы, начало которых скрывается под одеждой. Собственные шрамы Тартальи при виде них будто бы зудеть начинают, и действительно, на фоне их истории подбитая губа – царапинка совсем не ощутимая. Взгляд герцога незамедлительно падает ниже. Одежда широкоплечего герцога, так или иначе, Тарталье не по размеру, и сползла с плеча, оголив следы от укусов и царапин. Те выглядят плоховато, побывав не в самой приятной среде вездесущей гнили и сырости.  – ...думаю, здесь тоже надо обработать, – тоном, не терпящим возражений, добавляет Ризли и придерживает Тарталью за здоровое плечо, прикладывая вату к чёткому следу от вонзившихся острых зубов. Тарталья морщится сильнее, едва слышно зашипев. Он почти успел позабыть об укусах Нёвиллета – хотя те будто и не собираются затягиваться. Любые раны, оставленные драконом, заживают очень долго. И сейчас они начинают ощутимо пощипывать. Остроты ситуации добавляет ещё и то, что эти раны – далеко не боевые. И странно, наверное, давать Ризли их обрабатывать – пускай тот сам всё прекрасно понял, но лишний раз в подобное Тарталья никого не собирается посвящать. Так что он отдёргивается, выхватывая вату из пальцев герцога. – Спасибо, – бросает Тарталья, и звучит даже несколько сконфуженно, – Дальше я сам. Ризли вновь с трудом сдерживается, чтобы не ухмыльнуться на то, как резво напускная бравада рыжего растворяется в плохо скрываемом смущении. Какой же забавный. Можно было бы и себя упрекнуть, что первым начал издеваться по поводу близких контактов с юдексом, но Ризли прекрасно отдаёт себе отчёт: ему очень нравится видеть Тарталью настолько взволнованным. В который раз за прошедшие дни герцог диву даётся, как у Предвестника вообще получилось соблазнить верховного судью. Насколько Ризли известно, Нёвиллет женат на своей бесконечной работе и всегда был верным супругом. Тарталья умеет нечто такое, чего не умеют другие? Чайльд несколько раз промакивает глубокие следы, губы поджимает, но от лишних звуков удерживается. Расслабленное тело, наконец получившее долю заботы о себе, ощутимо начинает подводить, и Чайльд даже не сразу замечает, как глаза слипаются окончательно, а затылок его касается мягкой поверхности дивана. Мягкой и тёплой, в разы более приятной, нежели холодный каменный пол темницы. Часть сознания Тартальи буквально кричит о том, что нельзя этому поддаваться, что рядом с врагом нужно оставаться начеку. Но действительно, Ризли сейчас опасений не вызывает. И тяжело вздыхая, Чайльд произносит уже очень сонным голосом: – Если позволишь, я тут немного... Передохну, – он вздыхает вновь, чувствуя накатывающую сонную слабость, – Будет здорово, если проснусь я на этом диване, а не в клетке среди крыс. Тогда и поговорим о том, чего ты в действительности от меня хочешь. Так откровенно пялиться со стороны герцога, естественно, некультурно. Только Ризли на то плевать – он продолжает с живым интересом наблюдать за беспокойным рыжим пацаном. Неудивительно, что того вырубает прямо на глазах. И герцог всё же насмешливо улыбается, услышав про интерес Предвестника к его настоящим планам.  Знал бы Тарталья – не сворачивался бы калачиком так беспечно. Но, как ни крути, план герцога хоть немного приходит в действие.  Тарталья зевает, прикрыв рот ладонью, и спокойно устраивается поудобнее. Уставшее сознание неизбежно, почти моментально утягивает его в сон. – Сладких тебе снов, юный Предвестник, – не возражает Ризли, отбирая из расслабляющейся руки использованную вату.  А затем, немного подумав, отстёгивает с плеча крепление, на котором держится тяжёлый плащ. Ризли в нём, по обыкновению, жарко, а вот остывающий Тарталья может и замёрзнуть. Не то, чтобы тому не пришлось до этого несколько суток ночевать на холодных камнях, однако теперь Предвестник нужен герцогу здоровым. 

***

Ночь в крепости Меропид прошла без происшествий. Заперев себя и Тарталью в герцогском кабинете, Ризли успел отоспаться и был абсолютно уверен, что за ночь рыжий даже позы не переменил. Ворочаться начал уже позже, после утреннего обхода. Несколько раз цепи с плаща тянули тот вниз, заставляя сползать на пол, но Ризли старательно поднимал его обратно. И удивлялся, насколько мёртвым сном может спать столь юный организм.  Вот, правда, ближе к вечеру герцог начинает откровенно скучать. Переделав свои немногочисленные дела, он стремится поскорее вернуться к главному. Так уж получается, что Ризли ненавидит неопределённость – и умирает от любопытства, когда же наконец-то он приведёт задуманное в исполнение.  – Эй, дорогой, – говорит он нарочито погромче и трясёт Тарталью за плечо, – Малыш, вставай, всё интересное проспишь!  Ризли издаёт короткий смешок и почти вежливо, уж насколько получается, похлопывает рыжего по нагревшейся от меха на воротнике щеке. Сам же бесцеремонно двигает его ноги и сгибает в коленях, усаживаясь на такой же нагретый диван под ними и с довольным выражением лица наливающий заваренный чай в свою любимую чашку на столе.  Фыркнув сквозь сон от густого меха, щекочущего лицо, Тарталья медленно приоткрывает глаза. Так же медленно приходит в себя, буквально по осколкам восстанавливая воспоминания. И вдруг дёргается, присаживаясь даже слишком резко, и бросает полный подозрения взгляд в сторону Ризли. Но герцог крепости выглядит дружелюбно. Будто бы даже чересчур, что Тарталью не может не напрячь. Однако, проснулся он там же, где заснул, а не в сырых катакомбах. И без новых ран – а старые ноют, медленно, но верно заживая. – Будешь дрыхнуть – сам всё съем! – смеётся Ризли и не сомневается, что вкусные запахи от принесённой еды даже мёртвого поднимут.  Что уж говорить о растущем организме, не евшем добрых три дня. Герцог намеренно с самого утра выносил Вулси мозг, чтоб сделал свои самые вкусные блюда, и потому теперь даже не лукавит в ироничных угрозах. Тарталья встряхивает головой, смахивая с глаз мешающие рыжие пряди, что после недавнего мытья стали ещё непослушнее, и прочистив горло, первым делом спрашивает: – Сколько... я проспал? По ощущениям достаточно. Потому что чувствует он себя в разы лучше, тело и уставшие мышцы крайне рады мягкому дивану вместо каменных полов темницы. И голова у него больше не раскалывается. Тарталья обводит кабинет внимательным взглядом – ничего настораживающего не замечает, лишь плащ герцога, всё ещё частично его прикрывающий. Чайльд усмехается, удивляясь такому жесту заботы от Ризли, но никак это не комментирует. В конце концов, это по его вине Тарталья попал в одиночную камеру. Уже приоткрыв рот, он собирается перейти к делу, но запах и вид еды сбивают его с мыслей. – Сутки примерно, – сквозь смешок бросает Ризли и приглашающим жестом обводит накрытый стол, – Угощайся. Живот обиженно напоминает о себе недовольным урчанием, и замешкавшись лишь на пару секунд, Тарталья всё же принимается за предложенные блюда. Ест он с жадностью и быстро, на Ризли даже не смотрит, слишком увлекаясь процессом. В конце концов, последние дни выдались тяжеловатыми. Безотказный метод срабатывает, и довольная ухмылка герцога становится всё шире. Он не отвлекает оголодавшего Предвестника и в целом старается держать ровную мину, поедая свой ужин. Будто это не он лично запер Тарталью там, внизу, лишив базовых человеческих потребностей. Лишь почувствовав приятную сытость вместо сосущего голода, Тарталья благодарно выдыхает, и неловко кашлянув, наконец произносит, поднимая взгляд на герцога: – Спасибо, – но тут же прищуривается, усмехаясь, – Это мне на неделю вперёд такой пир? Устроившись поудобнее, он внимательно рассматривает герцога – словно пытаясь разгадать его скрытые мотивы. Получается не очень, потому Тарталья продолжает: – ...я так понимаю, это метод "кнута и пряника"? – он прерывается, чтобы запить предложенным чаем внезапную сухость в горле, и добавляет, – Или твоя фантазия не так банальна? Жаль, что Предвестника не проведёшь, и тот в свойственном издевательском стиле озвучивает все техники герцога одну за другой. Ризли расстроился бы, что настолько предсказуем, но Тарталье в любом случае не дано увидеть всю картину. Целиком она только в голове управляющего крепостью, продуманная на много шагов вперёд.  Он косится на устроившегося под герцогским плащом Тарталью с большой чашкой в обеих ладонях, и находит это крайне очаровательным. Ещё и рыжие волосы совсем разлохматились, но больше всего нравится пришедшая на место усталости ехидинка в глубине глаз и уголках губ.  Редко такие в крепость Меропид захаживают. Подобных плутов десятилетиями ловят, потому герцог искренне считает, что Нёвиллет любезно оформил ему джек-пот. Ухмыльнувшись, Тарталья откидывается на спинку дивана, крепче сжав в ладонях горячую чашку и разглядывая тёмную жидкость. – А вообще, мне всё равно, можешь не рассказывать. Хочу лишь знать, сколько мне тут ещё торчать придётся. – А мы на твоё поведение посмотрим, милый, – насмешливо бросает Ризли и тоже позволяет себе с удовлетворённым выдохом улечься на спинку дивана.  Он отпивает чай из собственной чашки, смакуя терпкие ноты. – Может, пару дней ещё побудешь, а может и пару недель... – Ризли дёргает макушкой, кивая на высокий потолок кабинета, – Там наверху пусть решают, а ты в крепости Меропид. Хочешь, в камеру возвращайся. К фан-клубу твоему всё равно не пущу, они там истосковались, бедные.  Тарталья напрягается. Подобная неопределённость его абсолютно не устраивает. И если до этого, в силу обстоятельств, в приоритет вышло выживание, то теперь у него есть силы всё обдумать и разложить по полочкам. Нужно срочно выбираться. Но с герцогом, похоже, договариваться смысла нет. Тот вряд ли пойдёт против правил, которые сам же и установил. А значит, и Тарталью вряд ли прикроет. Только если не... Лениво герцог чуть прижмуривает глаза, сделав очередной глоток, и медленно поворачивает голову к насторожившемуся Тарталье. Пора бы переходить к следующей стадии плана.  – А можешь и здесь остаться, у меня, – ухмыляется Ризли чуть шире и, качнувшись, ставит чашку обратно на стол, – У меня тепло, светло... Кормят, не обижают.  Сев полубоком, он внимательно смотрит в синие глаза Тартальи, не разрывая зрительного контакта и не замечая, как собственное лицо меняется. Он смотрит, как зверь, приценивающийся к быстроногой добыче, и взгляд этот раздевает Предвестника, рисуя картины закалённого драками крепкого молодого тела. Ризли таких обожает.  – Только условия здесь будут особые, – продолжает он, поверх толстой подкладки собственного плаща нащупав согнутую ногу Тартальи и ведя вдоль голени к колену, – И я принуждать тебя не буду, милый, – Ризли хмыкает, желая сжать пальцы на колене, но проявляет подчёркнутую сдержанность, – У тебя есть время подумать, пока чай пьёшь. А как допьёшь, то и скажешь. – Ну нет, – Чайльд активно машет головой в отрицании, и сделав последний крупный глоток чая, с демонстративным звоном опускает чашку на стол, – Ты же не думаешь, что я соглашусь удовлетворять твои странные наклонности? Даже за такую цену. Даже за такую цену. Тарталья начинает злиться сам на себя – он вынужден выбирать там, где выбора попросту нет. Либо он снова вернётся в одиночную камеру, и чёрт знает, что прикажет своим крысам Ризли на этот раз, и так длиться может долго, пока "наверху", как сказал герцог, не разберутся. Либо он поступится своей гордостью, останется тут, по-прежнему запертым, но в более комфортной обстановке. Однако, при таком раскладе, в полной власти герцога, чей хищный взгляд Тарталью абсолютно не устраивает. Внимательно наблюдая за рукой Тартальи, сжимающей чашку, Ризли прекрасно понимает, что тот тоже следит за мимикой герцога. И Ризли улыбается чуть шире одними уголками губ. Загадочнее. Но тут же возвращает себе беспристрастное лицо, мрачно глядя на распаляющегося Предвестника. О герцоге крепости Меропид ходит много противоречивых слухов, которые Ризли не спешит развеять. Ему абсолютно подходит, что все мнения сходятся на том, что от герцога можно ожидать всего. Иногда лучше, чтобы люди боялись в неведении. В случае Ризли – это его любимая тактика.  Тарталья, не скрывая подозрения с примесью отвращения в ответном взгляде, выпрямляет ногу, избавляясь от прикосновений Ризли, и отодвигается от него подальше. Но герцог придвигается следом, до тех пор, пока Тарталья не упирается боком в подлокотник. – ...нет. Обойдусь без подачек. Хоть пытай меня, но не забывай, что я – всё-таки один из Предвестников. Решение облекается в слова даже раньше, чем Тарталья успевает его осознать. Но, сказанное вслух, оно всё же придаёт ему уверенности. И Чайльд, гордо вздёрнув подбородок, теперь смотрит прямо в глаза Ризли с готовностью и вызовом. Уж как-нибудь справится. Одиночная камера в крепости Меропид – это всё ещё не Бездна. Герцог прищуривается, и одним резким движением подхватывает свой плащ, зажатый между ними, откидывая за спину.  Отвлекая таким образом внимание, он придвигается вплотную и, быстро запустив руку между спиной Тартальи и диваном, смыкает пальцы на напряжённой талии. Держит крепко и плотно прижимает к себе, сам склонив голову к обнажённой шее.  – Я не фанат пыток, малыш... – проникновенно понижает голос Ризли до бархатного баритона, обдавая шею горячим дыханием, – Ты сам дашь мне всё, что я захочу.  Резко выдыхая, Тарталья на пару секунд теряется. Он ожидал получить от герцога удар, подобно прошлому разу – это легко объяснимо. Но настойчивость Ризли в этом смысле ему непонятна. Да, тот со своими странностями. Его свободная рука вновь скользит по ноге Тартальи, на этот раз вдоль бедра, и сжимается на колене. Недолго думая, Ризли уверенно подхватывает эту же ногу под колено и закидывает поверх своей, вынуждая рыжего развести бёдра пошире. Он предупреждающе сильнее сжимает Тарталью в полуобъятиях, вдавливая в свою грудь, и продолжает говорить с лёгкой хрипотцой накатившего возбуждения: – Хороший у меня чай, не правда ли? – хищно усмехаясь, Ризли с нажимом проводит ладонью по открывшейся внутренней стороне бедра и жадно сжимает пальцы в непосредственной близости от паха. Это уже явно чересчур, чересчур, когда Тарталья вынужденно задерживает дыхание в его руках и терпит недвусмысленные прикосновения – тело реагирует мурашками, то ли от внезапной паники, то ли от отвращения. Потому терпение Чайльда кончается через две секунды, и он порывается дёрнуться вперёд. Но хватка Ризли лишь крепнет, и он добавляет: – У него прекрасные эффекты, милый. Тебе очень понравится, я обещаю. Тело подводит Чайльда. Или герцог держит слишком крепко, или у Тартальи действительно не хватило сейчас сил, потому что накатившая вдруг слабость и странное оцепенение мешают ему не то, что сдвинуться, даже выдохнуть лишний раз. Он распахивает глаза в неподдельном удивлении, и коротко выдыхая, поворачивает голову к Ризли, старательно игнорируя столь близкое тепло его тела: – ...что? – только и может хрипло выдать Тарталья, пока шестерёнки в его голове вращаются со скрипом. Он будто в замедленной съёмке смотрит на ладонь герцога, плавно скользящую по его ноге, оставляющую за собой след очередных мурашек, что вызывают крайне смешанные ощущения. – Ты... Сделал что? – растерянно продолжает Тарталья, теряя способность формулировать речь. Чёртов чай. Ну конечно, методы герцога крайне подлые, бесчестные и низкие. Тарталье стоило быть внимательнее, но он дал осечку. От этой мысли его охватывает злость, на себя самого в том числе, но выместить он желает это сейчас на Ризли. Тот обязан принять честный бой, без подобных низких уловок. И Тарталья дёргается, стараясь вывернуться из крепких рук – получается вновь неудачно, а на тело его вновь накатывает странная слабость с ещё большей силой, теперь сопровождаясь ещё и учащённым сердцебиением. В попытке унять это, Чайльд старается размеренно дышать, но и дыхание его становится прерывистым и тяжёлым. Ризли крепче хватает его за бедро, распаляясь от безусловной реакции. Так он и думал. Рыжеволосые герцогу до сих пор не попадались, но он наслышан, и теперь воочию может убедиться, каким магнетическим эффектом те могут обладать. Чем сильнее Ризли сжимает Предвестника в объятиях, тем отчётливей всем телом ощущает волнение и утяжелившееся дыхание.  – Отвратительный поступок, – сквозь сжатые зубы шипит Тарталья, – Я зря понадеялся, что в тебе есть хоть капля чести. От громких слов герцог на мгновение ощетинивается, пересекаясь с Тартальей вспыхнувшим взглядом ледяных глаз, но в ту же секунду распаляется ещё больше. Ризли рывком подаётся вперёд, и Тарталье уже некуда от него деться, будучи зажатым в углу дивана. Их губы соприкасаются, и Ризли моментально ловит поцелуй, нависая и не позволяя убраться прочь.  Именно так он и думал. Чай и правда отличный, ведь его терпкое послевкусие чувствуется на губах их двоих, заманивая Ризли увлечься ещё больше. Этот молодой парнишка вызывает в нём пожар из нескромных желаний, а языкастость Тартальи только подстёгивает давить на того ещё сильнее. Тарталью пробирает дрожь, он сдавленно мычит во внезапный поцелуй, поджимает губы в бессильном сопротивлении, и делает новую попытку вырваться, но герцог, похоже, тоже сдаваться не привык. Тарталья не понимает, что чувствует на этот счёт. Но его определённо точно раздражает собственное бессилие, и он порывается укусить Ризли за губу – но попросту не успевает. Мигом позже и вовсе эту мысль теряет, потому что ему приходится почти задохнуться от возмущения. Ризли отрывается от манящих губ, обдавая их горячим дыханием, но не сдерживается и прижимается ещё раз – теперь коротко, но ещё более чувственно. А затем с отрывистым рыком задирает на Тарталье собственную же кофту, чтобы сразу же поднырнуть ладонью под одежду. Вторая тоже теперь вцепляется в голое тело, по-прежнему сжимая за талию, а свободной Ризли с восторгом проводит по выступившему от напряжения рельефу мышц. Просторная ткань мигом сползает обратно, но герцог жадными движениями прекрасно изучает горячее тело на ощупь, взбираясь выше и сжимая Тарталью за такую же выраженную мышцу груди.  – Мне вообще всё равно, что ты скажешь, – на восторженном выдохе проговаривает Ризли, вновь потянувшись к напряжённой шее, – Ты такой красивый... Ты только глянь, какой красивый.  Герцог ни единым словом не врёт, продолжая плавными и властными движениями ощупывать грудь под одеждой. Его дыхание всё тяжелее, равно как и отчётливо тяжелеет собственный член, крайне стремительно лишая здравого рассудка.  Тарталью пробирает новая бессильная дрожь, и он может лишь наблюдать за уверенными движениями ладоней герцога, а тело его может лишь неизбежно реагировать. И Тарталье такая реакция собственного тела совсем не нравится. Он ощущает, как от каждого выверенного касания начинает желать их сильнее, он хочет их больше – и это так противоречит его раздражению в сторону герцога. И всё это создаёт странную смесь из ингредиентов в виде горького отрицания и сладкой порочности. Он наотрез отказывается об этом думать. Он знает, что все его ощущения, неправильные и неуместные – не по его воле. И он не в состоянии контролировать горячую волну жара, пробирающую под кожей, стягивающую низ живота. – У тебя такая прекрасная фигура, зачем её прятать под этими мешками? – крайне нелестно отзывается Ризли о собственной же одежде, – И личико милое такое, а эти волос-сы...  Он сжимает зубы и коротко втягивает воздух сквозь них, сдерживаясь от страстного порыва окончательно подмять рыжего под себя, но всё же жмётся ближе к уху Тартальи. – Что ты... Что ты несёшь? – Чайльд откровенно начинает дрожать от переизбытка ощущений. От жаркого шёпота, от низкого тембра голоса, от смелых слов. Которых Чайльд, пожалуй, слышать не привык. Чайльд привык знать, что он отличный воин – комплименты на этот счёт он воспринимает всегда как должное. Это ведь очевидно. Но о подобном Тарталья вовсе не задумывался. Герцог вводит его в откровенный ступор, добавляя к общей смеси ощущений ещё одно. – Я тебя как раз по волосам сразу приметил, – голос Ризли проваливается на полтона от давящего возбуждения, которое расходится в стороны обжигающими волнами, – Такому красавчику опасно ходить одному. Как хорошо, что ты снова со мной. Я о тебе как следует позабочусь, малыш.  Всё же, он не сдерживается и, резко опустив ладонь с пояса на бедро, с жадностью сжимает не менее упругую ягодицу. – ... прекрати это, – сдавленно шепчет Тарталья, вяло пытаясь увернуться от новых прикосновений, и отчётливо ощущая, как к его лицу приливает жар, – Хватит. Тарталья не знает, чего ему хватит – слов Ризли, его настойчивых действий, или собственного, крайне непривычного смущения, которое вот-вот грозит отразиться краской на лице. Он хочет дополнить своё возмущение более утвердительной фразой, но выдаёт только шумный вымученный выдох, рефлекторно прикрывая глаза и закусывая губу, стоит ему снова ощутить дыхание герцога, щекочущее столь чувствительную, оказывается, зону. Ризли на секунду цепляется зубами за дразнящую цепочку серьги, но в следующий момент уже прикусывает Тарталью за мочку уха и проводит по ней языком. Новый жар откровенного возбуждения прокатывается по телу Чайльда, почти топя под собой и раздражение, и непонимание, и осознание абсурда ситуации.   – Такой чувствительный... – довольно ухмыляется герцог, оторвавшись от уха.  Но на секунду замирает, ощетинившись в самом позитивном ключе на принципиально новый тон Тартальи. – ...Ризли, – вдруг тихо выдыхает Чайльд. Так, словно предпринимает последнюю попытку воззвать к рассудку герцога, но на своём выходе эта попытка повисает в воздухе скорее неосознанным призывом к чему-то совсем обратному. О своей чувствительности в этом ключе Тарталья не задумывался. Он привык получать раны и удары – порой замечает и не сразу. Но что касается другого... этот момент, где герцог акцентирует на этом внимание вслух, заставляет Тарталью ощущать его вольные поцелуи ещё более жгучими. Словно те и впрямь чувствуются куда более явно, чем любая рана, но вместо привычной боли это... удовольствие. Это работает, как сигнальный выстрел. Ризли такой момент упустить не хочет и не имеет права, подстёгиваемый неистово пробравшим тело возбуждением. Он быстро и жадно прижимается губами к шее Тартальи, лбом заставив того сильнее отогнуть голову и подставиться. Очень просто таким образом почувствовать бешеный пульс, на что Ризли откликается всецело импульсивно.  Он вырывает ладонь из-под одежды и резко обхватывает Тарталью между ног. Которые тот даже не думал сводить обратно. Ризли коротко рычит, но пальцы сжимает не настолько сильно, чтобы причинить боль. Он плавно и с нажимом движет рукой, лишь периодически подтягивая рыжего Предвестника плотнее к себе, а звериное неистовство вымещает во все новые поцелуи.  Как сильно, однако, может снести крышу собственное имя, сказанное именно так. – Нет, я не... – выдыхает Чайльд, и голос его соскальзывает в тихий полустон, пока он подставляет шею сам. Рассудок Тартальи быстро даёт сбой под настойчивым напором герцога. С каждым поцелуем и касанием ему тяжелее отрицать факт того, что ощущение сильных рук на его теле заставляет его желать и дрожать. – Я тебя трахну, малыш, – с безбашенно весёлой хрипотцой в голосе выдыхает Ризли, проводя кончиком носа по краснеющему следу от жёсткого поцелуя и сильнее потираясь ладонью поверх тонкой ткани штанов, – И буду трахать очень долго. Чтобы ты мог стонать это имя ещё и ещё... Возможно, план Ризли так же бодро посыплется от таких громких слов, но его и такой расклад устроит.  – ...да, – простанывает Тарталья, стараясь выгнуться навстречу ладони герцога. – Ты слишком горячий, чтобы взять и отпустить, – уверенно утверждает Ризли собственные мысли вслух, и проводит языком по краснеющему пятну на шее, чтобы через секунду впиться таким же поцелуем рядом. Ощущения тела топят разум Чайльда в вожделении, и хватает лишь нескольких уверенных движений длинных пальцев Ризли, чтобы довести Тарталью до эрекции. Неизбежно жёсткая ладонь Ризли ощущает, как под ней всё больше твердеет поднимающийся член. Герцога удивляет только то, насколько быстро Тарталья способен завестись и переключиться от обвинений к сладостным призывам. Тем и лучше, ведь Ризли охотно гладит его между ног дальше.  Возбуждение Тартальи, смешанное с послевкусием смущения, теперь приобретает и привкус стыда. Но это не останавливает, это подталкивает чуть шире развести колени, двинуть бёдрами навстречу, и ещё раз, и снова, а после бессвязно простонать: – ...давай же, ну. Собственный голос кажется Тарталье чужим – он словно и не здесь, он весь в своих порочных острых ощущениях, он сам из них состоит в этот момент. И ему сложно и абсолютно не хочется думать о чём-то, кроме этих уверенных пальцев, разве что он... Он вспоминает, как резко и бесповоротно потонул в подобном ощущении с Нёвиллетом, как испытывал то же и с ним... Эти мысли бессвязны в голове Тартальи, не имеют начала и конца, и не ведут ни к какому итогу. Разве что дают ему острое осознание того, как ему это нравится. Или нет? Это не его желания, это подлый метод Ризли. Но это никак не умаляет ощущений. Герцог и сам увлекается, вновь покусывая рыжего за край уха. Таких у него точно ещё не было. Возможно, Тарталья уж слишком молод. По внешнему виду Предвестника сложно сказать точный возраст, но ведёт себя так, будто Ризли у него первый. Не будь у герцога прямых доказательств связи с Нёвиллетом, то он так бы и подумал – уж очень трепетно Тарталья реагирует на все несдержанные прикосновения. – Ризли, ну же, – без особого труда Тарталья гонит мысли, и снова толкается в ладонь герцога бёдрами. Настолько, что Ризли приходится слегка угомонить неуёмного, крепче сжав ладонь между ног и заставив замереть в тесных объятиях.  Тарталье жарко, тесно, и его душат собственные желания – и он обязательно счёл бы это ироничным до нелепого, но не сейчас, пока он начинает осознавать, что в действительности хочет, чтобы Ризли осуществил ранее сказанное. – Не только красивый, но и страстный, – в удовольствии рычит герцог над ухом, отчего получается едва ли не мурлыканье.  Всё идёт по плану. Рыжий очаровательный парнишка с ясно-синими глазами и уже куда более покладистым характером – полностью под его контролем. Слегка зарывшись носом в рыжие волосы, Ризли ловит себя на мысли, что именно такие типажи нравятся ему больше всего, а после разжимает обе ладони, чтобы сразу же провести ими вдоль торса Тартальи снизу вверх, задирая одежду.  – Терпение, милый, – уверенно говорит Ризли, без труда высвобождая парня из просторной кофты, и вновь коротко прижимается губами к подставленной шее, – Сейчас тебе будет очень хорошо.  Вмиг замирая, Тарталья внимательно вслушивается в голос, пока нетерпение его распаляет, повторно сжигая опасения и предрассудки. На секунду зрение герцога туманится от нового прилива страстного желания взять Тарталью немедленно. Но подобное Ризли легко способен сдержать, вместо того быстро раздевая рыжего и не встречая сопротивления.  Чайльд едва в одежде не путается – но снять её позволяет, будто бы даже помогая, пускай и бессмысленно. Он не контролирует этот процесс так же, как и собственные желания, и это осознание его заводит ещё сильнее, до нового нетерпеливого стона. Чем больше голого тела открыто взгляду Ризли, тем сильнее он собой доволен. Руки не обманули – Тарталья идеально сложен, и рельеф его мышц намертво приковывает внимание, равно как и многочисленные росчерки шрамов на плечах и груди. С таким количеством ранений он не может быть настолько молодым. Лишь в этом мгновении Тарталья неловко съёживается, ловя дежавю – он и сам вспоминает о своих шрамах, что снова предстают под чужим взором. Это несколько выбивает из колеи, вызывает рефлекторное и очень неудобное переживание, и он порывается даже как-то прикрыться. Но уверенными движениями Ризли укладывает его на диван спиной, сам отодвинувшись подальше, и вновь разводит в стороны красивые ноги, подхватив одну под колено и не отказывая себе в удовольствии прижаться пылким поцелуем к внутренней стороне бедра.  Тарталья тает под горячим прикосновением губ. Ему хочется, чтобы Ризли целовал там ещё и ещё. Это непривычно и неожиданно, но действительно приятно. Однако помимо красоты внимание Ризли привлекают и налившиеся синим обширные следы от ударов на выпирающих рёбрах. Он незамедлительно хмурится. – ...твою мать, они у меня из ночных дежурств месяц не вылезут.  От новых слов герцога Тарталью вновь начинает изводить нетерпеливая дрожь, и ноги он раздвигает чуть шире. Герцог ведь не говорит об увиденных шрамах – лишь о недавних следах, и Чайльд мутным взглядом скользит по герцогу, вновь отмечая и его шрамы, скрытые одеждой. И вновь заводится сильнее. Ризли раздражённо цыкает языком, но сразу же подаётся вперёд. Без лишних слов он полностью разворачивается к оставшемуся в крайне открытой позе Тарталье и, склонившись, прижимается губами к синеющим следам, принципиально мягко и будто стараясь загладить вину. – Чёрт, не... – шипит Тарталья, дёргаясь от поцелуев к больным местам. Ему так хорошо от этого, но если герцог вдруг надавит сильнее – будет больно, привычно, впрочем, и не критично. Но сама эта мысль заставляет Тарталью вновь задохнуться и задрожать, чувствуя, как от странного предвкушения немеют пальцы рук и ног. Ризли некогда снимать свои перчатки с открытыми пальцами, потому он сразу же берётся ладонью за поднявшийся член Тартальи.  И восторженно выдыхает, вновь на ощупь размазывая большим пальцем по горячей головке несколько вязких капель.  – Ох, малыш, да ты меня с ума сведёшь своей страстью... – усмехается Ризли, сильнее хватаясь за член и делая несколько плавных движений. Он подтягивается повыше и обхватывает губами выступивший упругий сосок, принимаясь ласкать его кончиком языка и в такт размашисто двигая рукой. – Ещё, хочу ещё... – разгорячённо и спутанно шепчет Тарталья, реагируя на уверенные движения ладони, – Не... не останавливайся. Он рвано выдыхает, откидывает голову назад, ловя расфокусированным взглядом высокие своды кабинета, невольно прогибается в спине, и зарывается вдруг пальцами в короткие чёрные волосы герцога – на ощупь те ожидаемо жестковатые, под стать самому Ризли. И Тарталье нравится. Так же, как ловкие движения его языка, от которых Тарталья лишь жмёт его голову ближе к собственной груди. Ризли заводится только больше и несильно прикусывает кожу вокруг соска. Чем ближе оказывается Тарталья, тем больший восторг переполняет герцога. Он ожидал, что рыжий сможет выдать нечто неординарное, но реальность превосходит даже самые смелые ожидания – Тарталью плавит на глазах, и он будто вообще ничего не собирается делать со своей будоражащей переменой, лишь позволяя огню страсти ещё больше гореть. От возбуждения и удовольствия дыхание Чайльда перехватывает снова и снова, и тихие стоны становятся более несдержанными, сам он становится почти одержим неподавляемым желанием кончить. Некая неправильность ситуации, сквозящая на его подсознании, противоречиво изводит его сильнее. Ему трудно отрицать, даже будь сейчас такое желание, что ему это чертовски нравится. И ему кажется, что может быть ещё лучше. – Ризли, ну же, – снова бессвязно шепчет Чайльд между всхлипами наслаждения, – ...ты же говорил. Давай. Я... я хочу. Тарталья теряется в своих желаниях – они давят его осознанием, но вслух ему даются тяжело. Он просто надеется, что Ризли и без того поймёт как сильно желание Тартальи почувствовать его... в себе. Ризли отстраняется, обдавая голую грудь Тартальи очередным горячим выдохом, и хищно улыбается, поднимая взгляд на заходящегося в стонах парня, слишком естественно приковывающему к себе всё внимание. – Я знал, что ты ценный, – хмыкает Ризли и облизывается в то время, как его взгляд только больше темнеет, – Не знал, что ты, мать его, неогранённый алмаз, – с тихим дьявольским смешком он ещё крепче сжимает пульсирующий член в ладони, размазывая вытекающую смазку при усилившихся движениях, – Я из тебя сделаю бриллиант, сладкий... Просто поверь. Грандиозным планам не мешают даже его внезапные мысли о Нёвиллете, который тоже оценил потенциал рыжего Предвестника. Теперь у Ризли нет ни единого вопроса. Он ни капли не сомневается, что Тарталья в столь безумном состоянии может вытворить всё, что пожелает исключительно богатая фантазия герцога крепости Меропид.  В висках Чайльда стучит от напряжённого возбуждения, это мешает ему различать смысл слов Ризли. Он в принципе не хочет, чтобы тот говорил – его фразы звучат для Тартальи непривычно, вгоняют в ступор. Он хочет, чтобы Ризли делал. Хоть что-нибудь, чтоб продолжал, чтобы не останавливался. – Чего ты хочешь, милый? – издевательски интересуется Ризли, вдруг прекратив движение и теперь лишь ласково поглаживая влажную головку большим пальцем, – Скажи мне, – он прекрасно видит, как краснеют щёки Тартальи и тот жмурится от стыда, но это лишь больше заводит, – Вслух мне скажи... Что именно вставить между твоих прелестных ног?  Тарталья рвано выдыхает, заходясь в нетерпении и вспыхнув возмущением вперемешку с очередным смущением. Оно, наверное, так неуместно сейчас, когда Тарталья призывно разводит ноги шире, до приятного напряжения в бёдрах, и поборов себя, сдавленно шепчет: – Я хочу чтобы ты... Хочу твой... – он прерывает сам себя нетерпеливым стоном, ему не хватает смелости. Не с Ризли, чей взгляд его пожирает, заставляя гореть сильнее, до знакомой дрожи внизу живота. Идеи сами приходят в воспалённый от возбуждения мозг герцога. Ризли изначально не планировал раздеваться, и план свой давно выполнил. Ему всего лишь нужно было отвлечь Тарталью и снять с того всю одежду. Определённо, план даже перевыполнен, и герцогу предоставилась уникальная возможность просто развлекаться с самым импульсивно страстным парнем, которого он только встречал. Недолго думая, Ризли приподнимается и выпускает пульсирующий член из ладони, сразу перехватывая тот в другую. Его пальцы всё ещё перепачканы вязкой жидкостью, и Ризли, ловкими движениями проникнув между ягодиц Тартальи, давит ими на узкий проход.  – Не прошу тебя развести ноги шире, ты и так умничка, – с новой хрипотцой в голосе довольно мурлычет Ризли, более рваными движениями лаская окаменевший член и раздвигая ягодицы остальными пальцами, чтобы всё так же издевательски медленно проникнуть на полфаланги внутрь сразу двумя из них, – А узкий какой, настоящая находка. Он заново издаёт смешок, перемешанный с возбуждённым выдохом, и с тёмной жадностью в глазах пожирает Тарталью взглядом едва ли не целиком.  – ... я знаю, чего ты хочешь, малыш, – Ризли почти рычит, поступательными движениями проникая всё глубже, – Но ты вслух мне скажи. Чётко, как послушный пёсик.  Кажется, он проболтался. Но Ризли теперь абсолютно на то плевать. Догадался Тарталья о его плане или нет – теперь уже не важно, потому что этот очаровательный и гиперчувствительный парнишка точно будет в нём участвовать. – ...д-да, – не скрывая вожделения выстанывает Чайльд, неотрывно глядя на Ризли, – Сильнее... Ему точно мало пальцев герцога, хоть те и входят с некоторым трудом, особенно когда Тарталья вновь невольно съёживается от речей Ризли. И прогибается навстречу его пальцам, закусывая губу. Герцог, очевидно, издевается. А Чайльд слишком распаляется. Ризли может вечно наблюдать за тем, как Тарталья едва ли не мечется под ним, всё равно поддаваясь ритму. Как же здорово он реагирует на любые движения, насколько живая его мимика, как многогранен голос.  Именно на голос реагирует Ризли, секундно прикрывая глаза от тягостного дискомфорта в собственных штанах. Стоит у него так, что герцог даже сомневается на пару секунд, стоит ли тиранить Тарталью за такую смелость или же резко войти, схватившись за призывно разведённые бёдра. Ризли слишком увлекается этой мыслью и сильнее вставляет пальцы, прикусывая губу, чтобы не сорваться.  – Я... хочу... – сбивчиво начинает Тарталья, покрываясь мурашками, когда пальцы Ризли ловко проскальзывают внутри него по крайне приятным точкам, – Хочу твой... член. Внутри. Он выпаливает это быстро, вспыхивая от возмущения, и горячо выдыхая в нетерпении, смотрит на Ризли неотрывно, с долей мольбы, с долей раздражения – в любом случае, в его синих глазах сейчас целый океан неизведанных чувств. Которые ему самому хочется познать глубже. Ризли хищно смотрит в затуманенные глаза Тартальи, понимая, что невменяем примерно настолько же, но ещё несколько раз для острастки почти вынимает пальцы и загоняет вновь. Внутри рыжего слишком жарко и тесно. Но Ризли слишком любит выжидать самый неожиданный момент для сладкой мести.  – Ты в этом выпрашивании прирождённый талант, – усмехается герцог, издевательски проводя по горячему члену Тартальи одним лишь указательным пальцем, – Скулишь, как щеночек... – он вновь обхватывает член всей ладонью и, дёрнув рукой сверху вниз, сжимает у самого основания, – Но... Тарталья жмурится, захлёбываясь стонами – его смутное раздражение и злость напрочь глушит наслаждение. Пальцы Ризли настолько ловкие в этом деле, что Чайльд готов благородно пропускать мимо ушей все его речи. Пускай, если герцогу так нравится. Пускай говорит что захочет, лишь бы не останавливался. Тарталья не замечает, но точно шепчет об этом вслух, сбивчиво, на придыханиях, пока сердце в его груди набирает ритм, а нутро жарко сводит от знакомого, желанного напряжения. – Д-да, да... – Тарталья почти вскрикивает, чувствуя предвкушение от скорого оргазма, – Ещё, да... И ему плевать, сочтёт ли Ризли это за согласие на свои уверенные заявления. Лишь бы не останавливался. Лишь бы продолжал делать это так, что у Тартальи всё сводит, что его пробирает на дрожь сильнее и на стоны громче. И даже слова Ризли в сочетании с его особо чётким, выверенным движением пальцев, не кажутся такими раздражающими. Совсем наоборот. Тарталья не думает, однако он ощущает как тело пробирает жаркой волной. Словно ему нравится то, что говорит герцог. Ему нравится и хочется этого. Ризли старательно нащупывает внутри жаркого тела те самые места, от стимуляции которых рыжего потряхивает особенно сильно, а его покрасневшие соски будто выпирают ещё отчётливей.  – ...но ты будешь мне подчиняться, малыш, – Ризли звучит угрожающе, всё быстрее вставляя пальцы и акценты на послушании подкрепляет давлением изнутри, – Раздвигать ноги, когда я разрешу. Принимать мой член, когда этого захочу я.  – Да, да, так... хорошо... – Чайльд заглядывает в глаза Ризли вновь, изнемогая от такого его взгляда. На собственное тело, обнажённое, горячее и возбуждённое. Дрожащее от пальцев герцога внутри. Ещё сильнее, и ещё. Ризли вновь движет ладонью по влажному от смазки члену Тартальи и, приподнявшись на диване, опирается на него коленом и нависает. Его бедро вжимается в голое бедро Тартальи, вынуждая того раскрыться ещё сильнее и задрать ногу кверху.  – Ты у меня будешь самым послушным, – с безумным восторгом проговаривает Ризли, понимая, что буквально жёстко трахает одними пальцами целого Предвестника, умоляющего его не останавливаться. – Ризли, я... ещё, я... Ризли целиком захвачен и собственными импульсами, и острой реакцией Тартальи на его бесцеремонное поведение. Сложно перестать ухмыляться, если свежи воспоминания о дерзком и со всех сторон якобы опасном Предвестнике Фатуи. С крепостью Меропид у этой организации однозначно не задалось с самого начала: их первые шпионы благополучно тонули задолго до подступов к Вингалету, подосланные фокусники оказывались самыми обычными детьми, а Тарталья... Будь воля герцога, он бы приютил этого очаровательного юношу на пожизненный срок. Однако, и без того Ризли беззастенчиво пользуется своим положением, почти выбивая из рыжего громкие стоны и жадно ловя каждое новое "да". Знал бы тот, на что соглашается. Герцог ведь видит в громких вздохах именно факт, что Тарталья расписывается в желании выполнять любые фантазии до тех пор, пока получает от этого удовольствие. Тарталья с запоздалым осознанием понимает, что готов кончить от одних лишь его пальцев, теперь входящих в чётком, резком темпе, умело задевающих каждый раз нужную точку. Именно это осознание его доводит. И он крупно вздрагивает, прогибаясь в спине почти до боли в пояснице, кончая на собственный живот, на ладонь герцога, и лишаясь способности дышать. Знакомые звёздочки мелькают перед глазами, и тело его прошибает насквозь словно электрическим разрядом. Наслаждение накрывает стремительно, оставляя сладкий шлейф ещё на десяток секунд, и только затем Тарталья расслабляется, чувствуя, каким ватным становится тело. Как пересохло в горле от стонов и призывов. И что пальцы Ризли всё ещё внутри его горячего нутра. И Тарталье действительно это нравится. Кажется, это ни капли не хуже кровавых сражений. Ризли делал всё возможное, чтобы Тарталья действительно забылся в ощущениях, потому с огромным удовлетворением отмечает изнутри мощь нахлынувшего оргазма. И это только от пальцев.  – Ты ещё узнаешь, на что способен, малыш, – на выдохе шепчет Ризли вполголоса. Его затея оказалась не без изъянов – собственному телу откровенно плохо без возможности кончить вместе с обмякшим, но по-прежнему горячим Тартальей. Наваждение делается токсичным, туманя голову, но заметить это можно разве что по болезненно невменяемому взгляду. Ризли удовлетворённо улыбается и медленно вытаскивает пальцы, отодвигаясь и позволяя подрагивающим бёдрам Тартальи упасть на мягкую обивку дивана.  – Умничка, – голос у Ризли действительно такой, будто он хвалит своего питомца, но глаза всё равно темнеют ещё больше, когда со второй поднятой руки он слизывает горячие капли. Наваждение спадает с Тартальи медленно и нехотя – это всегда не самый приятный момент. Потому что именно в нём всегда начинает просыпаться здравый рассудок. Равно как и в битвах, в которых Чайльд лишается разума, и лишь после осознаёт все масштабы и риски. И сейчас так же. Но Тарталья лишь шумно выдыхает, проясняющимся взглядом наблюдая за Ризли. И у него нутро сводит от вида на язык герцога. Пора герцогу с этим заканчивать. Наконец-то Ризли стал добиваться запланированного, шаг за шагом подводя Тарталью к возникшему развратному образу в своей голове. Осталось совсем немного – и Ризли поднимается на ноги, чтобы сделать шаг ближе к уровню лица ошалевшего Предвестника.  – Вот это ты так выпрашивал, милый? – насмехается герцог и подхватывает повисшую руку Тартальи. Он позволяет себе хоть малую вольность и настойчиво прижимает ладонь рыжего к своему паху. Изнывающий член, оттянувший и без того узкие брюки чётким контуром собственных внушительных размеров, откликается волнами удовольствия по всему телу, а Ризли опирается свободной рукой на подлокотник дивана и нависает вновь. Тарталья выдыхает снова, борясь с подкатившим жаром и... не справляется. Его окатывает возбуждением снова, и лишь потому, что его и без того крепко удерживаемая ладонь, мягко сжимает твёрдый член герцога под брюками. Виной и причиной этому послужил Чайльд? По нескольким причинам ему словно тяжело это осознать, но факты налицо. Потому он заворожённо, будто в прострации, гладит ладонью вновь и вновь, мягко, будто бы даже изучающе – и взгляда оторвать не может, ведь тот так близко, а если постараться, можно дотянуться не только пальцами... Но эта мысль на корню пресекается. Ризли хочет видеть лицо Тартальи, когда скажет главную фразу. Но прежде герцог издевательски, коротко и пылко целует пересохшие приоткрытые губы, не позволяя отдёрнуть руку от затвердевшего члена. Успевший с поцелуем испытать приятные мурашки, Тарталья цепенеет от услышанного. – ... чай, кстати, у меня самый обычный, – Ризли ухмыляется прямо в лицо рыжему Предвестнику и иронично чмокает воздух в сантиметре от него, – Не знаю, о каких эффектах подумал ты. Но очень рад, что так тебе нравлюсь, малыш. Сердце Тартальи пропускает гулкий удар, и он медленно поднимает взгляд на Ризли. – Как... как это? – сипло шепчет он, распахивая глаза шире, – Как обычный? Ты же сказал что... Чайльд с паникой отдёргивает руку, и резко подбирается на диване, прижимая колени к груди. От приятных покалывающих под кожей ощущений не остаётся и следа, ровно как и низ живота его теперь стягивает не возбуждение. А смутный страх. Осознание не обрушивается на него целиком, а лишь медленно давит, болезненно и со скрипом. А вместе с ним нарастает и злоба. Ризли ловко отстраняется. Реакция Тартальи для него попросту бесценна. – Так ты... обманул меня? – возмущённо выдыхает Чайльд, сузив глаза, – Зачем? Ему тяжело, весьма тяжело осознать факт, что все его желания, ответные реакции и мысли, всё же не были искусственно вызванными. Всё это было настоящим, пускай вышедшим из под контроля, вырвавшимся из подсознания. Герцог хотел показать именно это? Или он снова блефует? Ни в одном из вариантов Тарталье не становится проще. – Нет, – вдруг отрезает он, скользя на грани злобы и шока, – Ты снова просто издеваешься. Я знаю, что в этом чае что-то было. Иначе... Иначе это ведь никак невозможно? Тарталья осекается, вспоминая недавнее происшествие с Нёвиллетом. Как он потерял голову, как он желал этого вопреки всему. Но там... там ведь несколько иное. А что касается Ризли... Ризли безмолвно смеётся, фыркая на попытки рыжего оправдываться и возмущаться. Всё равно очаровательный.  Так и не разобравшись, Тарталья просто вспыхивает раздражением, и смеряет Ризли осуждающим взглядом. Невольно скользит глазами по его губам. Опускается к его ладоням. И в поле зрения вновь попадает крепко стоящий член, чьи очертания хорошо просматриваются. Чайльд делает медленный вдох и такой же медленный выдох. В который раз за последние дни градус абсурда достигает критической отметки, но всё же он не может отрицать, что ему было хорошо. Ему было чертовски хорошо. – Да-да, малыш, – Ризли скрещивает руки на груди, выпрямляясь под очевидной траекторией взгляда Тартальи, – Тебе ещё и, несомненно, не понравилось.  В таких вещах стесняться герцогу нечего, и член только отчётливей виден из-под серой ткани. Тарталья очень мило храбрится, пытаясь выступать, но по языку голого тела Ризли прекрасно видит, что тот в жёстком ступоре и крайнем смущении. Это отличный момент, чтобы завершить начатое. Чайльд приоткрывает рот, намереваясь высказать Ризли всё, что о нём думает. Но лишь поджимает губы. Герцог прав. Тарталье понравилось. И объяснения этому он пока не нашёл. И герцог, похоже, действительно не врёт. Проблема была вовсе не в чёртовом чае. Лишь цыкнув от досады, Тарталья прикрывает глаза, обнимая себя за колени, словно скрываясь от очередных речей Ризли. Он чувствует непонимание и стыд – ему срочно нужно в Снежную. А он развлекается с местными мужчинами. И вовсе не с простыми. Весьма легкомысленно. Но, чёрт, как же это было приятно. – Нет ничего плохого в сексе, – разглагольствует Ризли, расцепив руки и двигаясь прочь из поля зрения Тартальи, – Ты безумно горячо выглядишь, у меня со вкусом нет проблем, так с чего бы тебе не получить удовольствие... Двигаться с настолько жёстким стояком весьма проблематично, но тем и лучше – Предвестник может растерять остатки бдительности, погрузившись в осознание. Ризли склоняется и бесшумно подцепляет расстёгнутый железный обруч ошейника у толстой трубы за диваном. На славу цепь приваривал, да и металл искал полегче, но прочный. С замком, что открывался бы по принципу личных наручников герцога – то есть, сугубо по его велению.  Ризли делает шаг, подбираясь со спины к замершему Тарталье, и с отчётливым щелчком сцепляет ошейник на его шее. Это происходит настолько уверенно, будто герцог таким каждый день занимается, но внутренне он ликует. И тут же предупреждающе хватается одной ладонью за шею рыжего, а второй – за подбородок.  Тарталья вздрагивает и распахивает глаза. Сталь холодит его по-прежнему разгорячённую кожу, и этот холодок расходится по всему телу, облекаясь в новое непонимание ситуации. Тарталья шумно выдыхает, вынужденно задирая голову под давлением горячей ладони герцога, контрастирующей с холодом очередных оков. – Знаешь, ты был прав, тебя по документам здесь никак не оформить без повторного решения суда... – мурлычет Ризли, задирая голову Тартальи ещё, и встречаясь с ним взглядом, – Но я давно хотел завести себе питомца. Кто же мне запретит, малыш.  Тарталья с неверием смотрит в эти светлые глаза и понимает – они не лгут. Неужели Ризли это всерьёз? – Я думаю, что ты заигрался... – угрожающе протягивает Тарталья. Но тут же умолкает. По наитию всё ещё давящего возбуждения Ризли слегка разворачивает голову Тартальи и вынуждает прижаться щекой к горячему даже сквозь ткань члену. Хотелось бы продолжить развращение юного Предвестника здесь и сейчас. Но тому, очевидно, понадобится время, чтобы переварить свой новый статус в крепости Меропид. Твёрдость горячего члена в непосредственной близости вызывает у Чайльда смутное волнение. До учащённого дыхания. Он шумно выдыхает сквозь сжатые зубы, не в силах терпеть очередное противоречие. Ризли позволяет себе слишком много, и ответит за это. Однажды – обязательно. Но пока что Тарталья не находит в себе сил отстраниться, и лишь едва заметно, даже для самого себя, потирается щекой о плотную ткань брюк, в которых член герцога по-прежнему горячий. И где-то на расколотом воспалённом подсознании Чайльда весьма желанный. Ризли удовлетворённо выдыхает, чувствуя, как на пару секунд покрасневшая щека Тартальи сильнее прижимается к его члену, и проводит большим пальцем с другой стороны его лица. Никогда прежде герцог не видел настолько искренних реакций, и это забавляет. Воодушевляет. Впрочем, ошейник на собственной шее Чайльду даёт покоя не меньше. Это крайне унизительно – и Ризли ему выбора не предоставил. Создал лишь видимость. Тарталья это знает, знает и корит себя за слабость перед собственными странными импульсами. Кое-как взяв себя в руки, он дёргает головой, стараясь отстраниться хоть немного и вновь посмотреть на герцога, чтобы выразить своё раздражение в одном взгляде и вкрадчиво проговорить: – Лучше тебе снять эту штуку, пока не стало слишком поздно. Он знает, что на герцога подобное уже не действует – если вообще действовало хоть раз. Но Чайльд не может позволить Ризли думать, будто тот вышел победителем. Проигрывать Тарталья не умеет до последнего. – Так это ты мне запретишь? – насмешливо спрашивает Ризли свистящим от возбуждения шёпотом и разражается отрывистым мстительным смехом, после чего выдыхает чуть более благодушно, – Не бойся, милый. Он в тебе ещё не раз побывает.  Кто знает, когда там Нёвиллет дорешает все вопросы, связанные с пленённым Предвестником. Судя по всему, не так это и просто, потому уверенности в голосе Ризли хоть отбавляй. В огромной тюрьме на глубине моря он научился жить свою лучшую жизнь и обязательно покажет Тарталье, как ею наслаждаться, даже будучи в столь стеснённом положении.  Но пока что он лишь ласково похлопывает рыжего по щеке и напоследок вновь коротко прижимает к изнывающему члену. Пора с этим заканчивать. Потому он быстро собирает разбросанные вещи и сам удаляется в душ. Попутно Ризли прихватил ещё и всё, что успел надеть на себя его новый питомец. Теперь одежда Тарталье ни к чему – герцог желает видеть его обнажённым круглые сутки. И не только видеть. Наскоро раздевшись, Ризли откручивает кран с бьющей водой и, с наслаждением взявшись за член, резко движет по нему рукой. В голове перепутаны свежие образы и воспоминания тесноты внутри распалившегося Тартальи, его несдержанные призывы и громкие мольбы. Ризли не нужно много времени, чтобы получить пусть и не такую яркую, но освобождающую разрядку. Он расслабленно улыбается под нос, окончательно смывая с себя этот вечер и крайне довольный его результатами.