genshin impact | hard kink

Твой господин велел тебе стоять там и выглядеть красивой, пока он не закончит свою работу, и это именно то, что ты сделала. Даже когда ночной холод медленно прокрадывается внутрь и поселяется глубоко в твоих костях, ты остаешься там, где находишься, без жалоб или негодования по этому поводу. Даже когда твои ноги начинают сводить судорогой, а мышцы в нижней части спины начинают болеть, ты все равно остаешься послушной. Преданной его прихотям и желаниям. Только когда давление в твоем животе в конце концов достигает критической массы, ты, наконец, начинаешь колебаться. Таким образом, проходят часы, когда ты стоишь снаружи в маленьком огороженном саду, примыкающем к личным покоям Аято, в то время как он сидит за своим столом и сосредоточенно разбирает, казалось бы, бесконечную стопку бумаг рядом с ним. С этой выгодной точки тебе предоставлена идеальная картина его профиля, и ты уверена, что он, должно быть, также может видеть тебя с такой же легкостью, но он ни разу не поднял глаз с тех пор, как устроился на своем месте. Кажется, что его внимание вообще не смещается в твою сторону, когда он внимательно читает один комплект документов, берет лежащую рядом с ним кисть с тонкой резьбой и ставит подписи там, где это было необходимо, прежде чем перейти к следующему. Это было так, как если бы тебя там вообще не было, но ты знала, что любое нарушение твоих обязанностей будет остро замечено, если ты все-таки наберешься смелости высказаться. Ты не хотела его разочаровывать. Не то чтобы ты точно знала, в чем заключались твои обязанности, но он отдал приказ, и ты несла ответственность за его выполнение. Аято был твоим господином и повелителем, твоим могущественным благодетелем, и в твоих глазах его воля была так же хороша, как воля любого бога. Чего бы он ни захотел, он это получит. Ни одна задача не была для тебя слишком сложной, чтобы не оправдать его ожиданий, пытаешься ты сказать себе, полная решимости настоять на своем, но ты не можешь отрицать, что он оставил тебя в довольно... необычном положении. Связывать тебя было не так уж необычно для него, когда у него было время и желание это делать. Это было вполне в его праве, даже несмотря на то, что тебя очень смущало то, что он медленно раздевал тебя, а затем не спеша, методично обматывал вокруг твоего тела отрезки жесткой веревки в той манере, которую он считал подходящей для данного случая. Ты подозревала, что для него это было расслабляющим, терапевтическим занятием. Было приятно наблюдать, как напряжение постепенно покидает его плечи во время этих занятий, особенно, когда он заканчивал, проливая липкое семя на твой живот или стопы. Тебе было более чем неприятно все это, но стыд того стоил, если это означало, что ты предоставишь ему то, что ему нужно. Что бы ему ни было нужно. Однако на этот раз он не раздел тебя, как обычно. Вместо этого он просто раздел тебя до самого нижнего слоя, оставив только в тонком и непрочном нагадзюбане, прежде чем осторожно обмотать твои груди алыми веревочками, чтобы приподнять их и выставить наружу, так что соски врезались в ткань острыми, ищущими остриями. Поперек плеч и вниз по позвоночнику, чтобы закрепить связанные запястья низко сзади и строго сохранять осанку, все было обмотано так туго, что ты не могла ни согнуться, ни повернуться на месте, не пошевелив для этого всем телом. На твоем животе он закрепил замысловатый ромбовидный узор, один конец обвился вокруг твоей талии, чтобы еще больше закрепить твои руки, в то время как другой был пропущен между твоих ног, расправляя и прижимая к пухлой киске ветерок хлопка, затянул между ягодиц и завязал на пояснице. Вот так он и оставил тебя стоять там. И ты простоял уже несколько часов, изо всех сил стараясь просто не обращать внимания на постоянное сжатие веревки, которая прижималась к тебе с каждым затрудненным вдохом, на то, как она впивалась в чувствительную плоть и обостряла твои чувства до такой степени, что они переполняли тебя одновременно. Это было похоже на то, как если бы тебя постоянно гладил, щупал, ласкал жестокий, насмехающийся любовник и ты никогда не был в состоянии отреагировать на это. Однако до сих пор ты держалась молодцом. Если бы только твой мочевой пузырь внезапно не почувствовал, что он вот-вот лопнет, у тебя все было бы по-прежнему в полном порядке. Трудно сказать, из-за того ли, что давление давит на твой живот, создавая слишком большую нагрузку на твое тело, чтобы оно могло больше сдерживаться, или из-за простого факта, что ты уже некоторое время не облегчалась, но в любом случае … независимо от причины, ты не могла позволить себе опуститься до такой унизительной низости. Тихо сопя, ты нетерпеливо переминаешься с ноги на ногу. Ты сразу же жалеешь об этом, когда веревка сжимается вокруг твоей киски, а сиськи напрягаются, и то, и другое делает потребность в сексе еще более острой. Но ты игнорируешь это — насколько можешь — и стараешься быть спокойной. Бесполезно. Ты не была уверена, сколько еще сможешь так продержаться, и вместо этого отчаянно скрестила ноги, пытаясь предотвратить это. Но сжатие бедер так сильно, как только возможно, действует только на короткое время, и ты начинаешь чувствовать головокружение. Немного подташнивает. Издав сдавленный стон себе под нос, ты быстро расцепляешь лодыжки и на этот раз скрещиваешь ноги в противоположном направлении. Опасно, ты начинаешь шататься в одну сторону, а затем ловишь себя, прежде чем упасть, пыхтя и отдуваясь, когда ты расставляешь ноги, чтобы снова обрести равновесие. Это было плохо. Тебе действительно нужно было уйти. “Боже, боже, из-за чего вся эта суета и ерзание?” Застыв на месте, ты поднимаешь широко раскрытые, округлившиеся глаза и обнаруживаешь, что Аято стоит в дверном проеме, держась одной рукой за край бумажной двери-ширмы, и смотрит на тебя с легкой загадочной улыбкой. Твой мочевой пузырь чуть не лопается прямо здесь и сейчас при виде него. Это был не тот сюрприз, в котором сейчас нуждались твои трепещущие нервы, и ты не можешь не испытывать некоторого стыда за то, что даже не заметила, как он пошевелился, чтобы встать. Тебе следовало бы знать лучше, чем вот так отвлекаться, независимо от причины. "П-приношу свои извинения. Я не хотела, чтобы Вы увидели меня в таком неподобающем состоянии". "Ой? Что-то случилось, голубка?” Кажется, что твои щеки горят. Даже холода в воздухе недостаточно, чтобы уменьшить то, насколько тебе жарко, ты сгораешь изнутри. Это было достаточно плохо, когда тебя сжимала веревка, заставляя каждый дюйм твоего тела чувствовать себя чрезмерно возбужденной и мучительно восприимчивой, и становилось только хуже по мере того, как давление в твоем тазу постепенно увеличивалось. Однако теперь, когда он так смотрел на тебя, ты чувствовала, что вот-вот воспламенишься. "Конечно, нет, милорд. Я не буду... Вам не нужно беспокоиться о том, что я уклоняюсь от своих обязанностей. Я клянусь в этом". Очень тихо хмыкнув в знак признательности, Аято просто стоит там в течение продолжительного момента, просто наблюдая за тобой через небольшое расстояние. Ты думаешь, этого будет достаточно, чтобы успокоить его, чтобы он повернулся и вернулся к своей работе. Но, к твоему несказанному удивлению, он в конце концов делает движение, чтобы спуститься с крыльца. Он засовывает ноги в пару ожидающих его сандалий, и последующее шарканье, которое они издают по каменной дорожке, когда он приближается, заставляет тебя отчаянно сжимать свою киску, чтобы побороть телесную потребность облегчиться. Не так... не перед ним. Прикусив нижнюю губу, ты наблюдаешь, как он подходит, встает перед тобой, а затем протягивает руку. Лениво он просовывает палец в грудную часть сложного устройства, которым он тебя связал, проверяя герметичность и податливость, чтобы убедиться, что все по-прежнему так, как должно быть, прежде чем провести этими элегантно расставленными пальцами вниз по твоей груди. Он проводит ими по ромбовидному узору на твоем животе почти ласково, с нежностью, и еще ниже, пока они, наконец, не скользят в пространство между твоих ног. Ты вздрагиваешь от прикосновения, глаза расширяются, когда он касается набухших губок влагалища, твой нагадзюбан так плотно прилип к коже, что кажется, будто он прикасается непосредственно к тебе. Резкий, прерывистый вздох прорезает воздух, и тебе требуется продолжительная пауза, чтобы осознать, что этот звук издала именно ты. Однако улыбка Аято становится только шире, выражение его лица даже сейчас такое безмятежное, что никто бы не подумал, что он замышляет что-то нехорошее, если бы не видел, что делает его рука. Довольно жалобно всхлипывая, ты заставляешь себя поставить ноги на прохладную брусчатку под собой и стоять неподвижно, пока он слегка ласкает тебя, заставляя твою киску гудеть от ощущений. “Это то, что причиняет тебе сейчас столько страданий?” Он бормочет мягким, понимающим тоном человека, который уже знает ответ, но все равно хочет услышать его произнесенным вслух. С трудом сглотнув, ты легонько встряхиваешь головой. Ты никак не могла сказать ему настоящую причину. Во всяком случае, не без того, чтобы не унизить себя далеко за гранью искупления. "Нет, м-милорд. Нисколько. Я только— ах!" Он надавливает достаточно сильно, чтобы погрузить кончик пальца в мясистую щель твоего тела, отжимая при этом ткань, и ты дергаешься так сильно, что едва не опрокидываешься навзничь. Задыхаясь, ты делаешь шаг, но его противоположная рука ложится на твое бедро и поддерживает тебя. Удерживая тебя на месте. Ты не осознавала этого раньше, между сжатием веревки и приливом крови, но ты промокла. Нет, вымокла. Настолько, что на долю ужасающей секунды ты задумалась, не обмочилась ли ты уже. От одной этой мысли мочевой пузырь чуть не сдал. “Ну, разве это не интересно”, - тихо бормочет он, веселье танцует в его всегда вежливом и благородном голосе. “Похоже, это действительно является источником твоего нынешнего затруднительного положения. Конечно же, ты не лгала мне, не так ли?” “Н-нет”, - шепчешь ты в ночь, только чтобы дернуться, когда он проводит пальцем вверх, чтобы едва заметно стимулировать твой клитор. Аято не торопится, поглаживая тебя медленными, уверенными движениями человека, который точно знает, как настроить твое тело против себя и как делать это хорошо. Ты шипишь сквозь плотно сжатые зубы и неосознанно покачиваешь бедрами от этого ощущения, разрываясь между тем, чтобы выгнуться навстречу ему и предоставить ему свое влагалище для игры так, как он сочтет нужным, или отвернуться от него. Первое было опасно. Переступая тонкую грань, которая сулила ошеломляющее удовольствие, с одной стороны, и иссушающее унижение - с другой. Ты знала, что если будешь искушать его слишком сильно, то вскоре обнаружишь, что больше не в силах сдерживаться, но то, как он напыщенно трет тебя, так маняще... так наводит на размышления, что ты не можешь не желать большего. "Милорд, пожалуйста! Я... я не могу… Я не смогу это остановить!" "Тогда, возможно, тебе стоит просто выплеснуть это наружу". Дрожь пробегает по тебе с такой силой, что твои дрожащие ноги чуть не подкашиваются прямо у тебя под ногами, но он быстро обхватывает тебя рукой за талию и удерживает там. Кажется, тебя неудержимо трясет, когда ты снова поднимаешь на него глаза, более чем немного удивленная тем, что Аято все еще смотрит прямо на тебя. Смотрит. Наблюдает. Ждет? Конечно же, он на самом деле не это имел в виду... не так ли? Извиваясь на веревках с новым чувством срочности, ты, кажется, не можешь удержаться от хныканья, низкого и неистового, вырывающегося из твоего горла, когда ты беспомощно извиваешься в его объятиях. Однако он просто продолжает ласкать тебя, даже когда ты пытаешься сжать ноги и отгородиться от него. Ты пинаешься, выгибаешься дугой и извиваешься, пытаясь сохранить свой изношенный контроль, но это было бесполезно. Движение его пальца, кажется, просто побуждает твои мышцы расслабиться и уступить под давлением, медленно вытягивая его из тебя, подобно тому, как заклинатель змей выманивает свою змею наружу. Ты видел такого однажды, в городе. Старик из Сумеру, который не сказал ни единого слова толпе, с любопытством собравшейся вокруг него. Вы с Томой вместе ходили по магазинам за продуктами, обсуждая, что ему приготовить на ужин, когда вся эта суета и волнение привлекли ваше внимание. Вы двое остановились посмотреть, что происходит, понятия не имея, чего ожидать, когда старик взял свою странного вида флейту и заиграл чувственную, манящую мелодию. Самое последнее, чего ты ожидала - это того, что змея, не похожая ни на одну из тех, что ты когда-либо видела, выползет из плетеной корзины, стоящей перед ним, и все отшатнутся назад под оглушительный хор вздохов и испуганных воплей. Однако золотисто-коричневая змея, казалось, пребывала в трансе, настолько очарованная этой мелодичной, почти игривой музыкой, что, казалось, даже не замечала ее и могла только прислушиваться к ее настойчивому призыву. Откликаясь на зов своей сирены, даже если это было ценой его собственной жизни и благополучия. Это именно то, что ты чувствуешь прямо сейчас, твои бедра дрожат так сильно, что больше не могут тебя удерживать, и крепкая рука Аято, обхватывающая тебя за талию, была единственным, что удерживало тебя от обморока. Ты не могла сказать, собираешься ли ты кончить или опорожнить мочевой пузырь, эти два чувства так ужасно смешались и размыты, что ты больше не можешь разделить их. Но ты не могла этого остановить. Давление в области таза было просто слишком сильным, боль от этого была такой сильной, что пальцы ног болезненно скручивались и царапали каменную брусчатку, когда ты корчилась. Ты хотела закричать — закричала бы, если бы это не насторожило весь мэнор о твоих незаконных действиях. Но даже когда ты издаешь приглушенный, безумный звук, который, кажется, граничит с истерикой, он все равно не останавливается. Как будто он совсем не беспокоится о возможности того, что ты будешь вопить в ночное небо над головой, либо веря, что ты каким-то образом сможешь контролировать себя, либо иным образом доверяя его собственным способностям позаботиться о последствиях впоследствии. Ты не была уверена, какая возможность была более нелепой, слезы щипали твои глаза, когда ты, наконец, сдавалась и выпячивала бедра, слабо прижимаясь к его руке в своем отчаянии. Сведенные судорогой мышцы трепещут и сдаются, и ты позволяешь себе крошечный, глубоко униженный стон, когда начинается дриблинг. Сначала это происходит медленно после того, как ты держала её в течение всего этого времени, но быстро превращается в полноценную струю, когда моча устремляется наружу, чтобы впитаться в нагадзюбан. Ты чувствуешь, как оно стекает по твоим ногам горячими ручейками, собираясь вокруг твоих дергающихся ступней, и все же он все еще не останавливается. Даже когда он издает тихое "о", Аято просто продолжает тереть твой клитор, в то время как ты мочишься прямо на себя, и ты чувствуешь отдаленный укол ужаса, когда твои глаза начинают закатываться. Ты кончаешь, задыхаясь и содрогаясь, даже продолжая бесконтрольно мочиться. Быстрое сгибание плотно сжатых мышц на самом деле, кажется, только усугубляет ситуацию, а ощущение того, как твоя сжимающаяся киска разбрызгивает струю мочи прямо сквозь промокшую ткань, просто заставляет тебя замирать от стыда. Однако оргазм не похож ни на что, что ты когда-либо испытывала раньше, он настолько горячий и влажный, что переходит далеко за грань удовольствия и сразу переходит в дискомфорт. Архонты, ты когда-нибудь собиралась перестать кончать? В конце концов, ты это делаешь. Окончательно. Кажется, что прошли целые эпохи, когда ты сжималась и извивалась в его объятиях, но, наконец, ты расслабляешься в его объятиях и с изможденным стоном лишаешься костей. Палец Аято замирает над твоим клитором и задерживается там на мгновение, прежде чем осторожно выйти из складки твоего тела. Новая дрожь немедленно накатывает на тебя, когда он прижимает ладонь к твоему пухлому влагалищу и нежно гладит тебя вот так, не обращая внимания на то, как ты шипишь от стыда, а также на перевозбужденную чувствительность. Теперь, когда туманное послевкусие начинало исчезать, ты просто чувствовала себя невероятно, ужасно смущенной. "М-мне так жаль. Пожалуйста, прости меня, я..." "Тише. Мне не за что тебя прощать, не так ли?" Его голос такой же мягкий, как всегда, но ты ни за что не пропустишь в нем лукавую интонацию. Иногда было легко забыть, что жестокая натура, садистская жилка, которую он питал, всегда скрывалась где-то под поверхностью, и никогда нельзя было сказать, что в конечном итоге приведет ее в действие. Твой лорд всегда был таким вежливым и хорошо воспитанным, что это почти не подходило друг другу. Как будто это был другой Аято, прижимающий тебя сейчас к своей груди, нежно ласкающий твою мокрую от мочи киску, как будто ничего не было неуместного. Оглядываясь назад, ты, вероятно, должна была понимать, что это доставило бы ему огромное удовольствие. Удовольствие, которое он получал, наблюдая, как другие корчатся от стыда и возбуждения, было чем-то таким, с чем ты уже должна была быть хорошо знакома, но ему все равно удается застать тебя врасплох, когда его нежные ласки медленно превращаются во что-то более обдуманное. “Господин!” "Вот так, вот так. Все в порядке, не так ли? Я держу тебя". Мягко воркуя, Аято надавливает немного сильнее, чтобы прижать свои длинные пальцы к твоей щелке. Ты кипишь от ощущения не только его руки, прижимающейся к тебе, но и быстро остывающей ткани твоего халата, слабо касающейся земли пальцами ног. "Если бы тебе понадобилось облегчиться, все, что тебе оставалось сделать, это сказать об этом. Ты действительно держала это в себе все это время? Какая же ты глупая девчонка". Мягко прищелкнув языком, он снова начинает целенаправленно тереть тебя, сосредоточив медленное движение пальцев непосредственно на твоем клиторе, где он спрятан за припухшими губами, и стимулируя при этом все нервные окончания. Ты издаешь испуганный, выпотрошенный возглас удивления, когда твое тело немедленно реагирует, как он, без сомнения, и предполагал, и пытаешься вывернуться из его хватки. Но это было бесполезно. Он фактически заманил тебя в ловушку. "Давай убедимся, что ты все выпустила, а? Мы больше не хотим, чтобы ты так сдерживалась, не так ли? Просто расслабься".