DEX

ГЕРМИОНА

У главного входа стоит слишком много солдат Синдиката, что медленно тонут в облаке сигаретного дыма, прям как бездушные стеклянные высотки, окутанные густым лондонским смогом.  Критическое содержание холодных глаз, не выражающих эмоций. Устрашающих и безоговорочно преданных. Прожигающих до самых костей мой приближающийся силуэт. Не то, чтобы я часто бывала в Малфой-Мэноре и, уж тем более, была в полной мере осведомлена об устройстве охраны фамильного особняка, раскинувшегося на бесчисленные мили при въезде в город, но сегодня одного лишь беглого взгляда достаточно, чтобы почувствовать изменения, смешавшиеся с горьким запахом настороженности. Они витают в воздухе, впитавшись в мягкие полуденные снежинки. Колются на покрасневшем кончике носа и лезут в глаза от резких порывов ветра, после чего совершенно невесомо приземляются под ноги. С каждым шагом навстречу логову монстров, что вопреки убеждениям вполне комфортно чувствуют себя при свете дня, пульс непроизвольно ускоряется, быстро преодолев отметку в сто ударов. В висках нестерпимо давит и я по неосторожности вдыхаю чертовски много морозного воздуха за раз, захлебываясь кислородом и собственной слюной, скопившейся на корне языка от накатившего волнения.  Стук. Стук. Стук. Сглатывать невыносимо больно. Словно мраморная крошка медленно проталкивается по гортани напрямую в пищевод. Режется, вызывая желудочные спазмы. — Док, — сдержанно кивают несколько мужчин в черных строгих пальто и их лица кажутся смутно знакомыми.  Они, вероятно, одни из многих, что за два года службы мафии успели оказаться в моих руках, истекая кровью по совершенно разным причинам. Глубокие порезы, множественные переломы и гематомы, имеющие свой особый темно-пурпурный оттенок, а также пули, временно поселившиеся в кожных покровах, как чертовы дальние родственники. Огнестрельные и ножевые — мой новый рацион. Особая диета с высоким содержанием железа и привкусом соли для обеспечения необходимого результата. Уже тошнит от одного лишь вида. Сдержанно улыбаюсь и, поплотнее стиснув зубы, наконец вхожу внутрь поместья, поправляя вечно спадающий с плеча ремешок черной спортивной сумки, выполняющей функцию универсальной переносной аптечки.  Всегда готова, как гребаный скаут. Остановившись в проходе между просторным холлом и темной гостиной сразу же оглядываюсь в поисках Тео, но перед глазами на мгновение все плывет, мерцая мрачной изящностью.  На календаре второе декабря и мэнор уже полностью украшен к предстоящим праздникам. Дорого и сдержанно. Как и всегда. Невозможно привыкнуть к этим бесконечно высоким потолкам с хрустальными люстрами, антикварной, почти музейной мебели из темного дерева, так сильно контрастирующей со светлым мрамором полов, и насыщенному запаху сомнительного благородства теперь уже в сочетании с хвоей. Глядя на мелкую россыпь золотистых огоньков, затерявшихся в пушистых еловых ветках, что тянутся вдоль фасадов окон и громоздких лестничных поручней, невозможно сказать, что этот дом принадлежит хладнокровным убийцам. Людям, которые отнимают не глядя, между парой коротких вдохов. Так не должно быть. Только не так. Ведь ничто здесь не отражает ужасающую действительность. Не пугает. Не умаляет красоты приближающегося праздника. Не указывает на то, что бархатные красные банты в венках над камином подобраны точно в цвет крови, что регулярно покрывает руки владельцев этого места, словно кожаные перчатки. Всегда кроваво-красный и никогда другой. — Привет, Декс, — раздается с лестницы, моментально смещая фокус внимания. В этих стенах никто не обращается ко мне по имени. Здесь я всегда Декс и лишь изредка Грейнджер и то… Только для него. Здесь не существует Гермионы, наивной девочки, что когда-то давно бегала по полям Ирландии, собирая клевер. В этом мире она давно была бы мертва. — Привет, мистер Нотт. Мое игривое приветствие заставляет уголки губ Тео дрогнуть в привычной ухмылке  заговорщика, из-за которой на щеках сразу же появляются крохотные ямочки. Милые, словно у мальчишки, живущего по соседству. Он продолжает неторопливо спускаться вниз, опираясь на трость из темного дерева с изящной серебряной ручкой, и еле слышный скрип его тяжелых ботинок о мраморные ступени вибрирует в просторном холле. — Выглядишь уставшей. — Ты тоже ничего, — легко отшучиваюсь и мужчина лишь медленно проводит языком по белоснежным зубам, пытаясь скрыть улыбку. Ту самую, чуть более искреннюю и непозволительную. В действительности Теодор Нотт в свои двадцать девять далек от скудного термина — «ничего», насколько это вообще возможно. Он без преувеличений и ложной скромности гордо несет звание гребаного красавчика. Опасного и хитрого охотника, что ест женские сердца на завтрак, обед и ужин, оставляя вместо чаевых горячие прощальные поцелуи. От него пахнет дорогим парфюмом и неприкрытой сексуальностью. Черные джинсы, как и всегда, идеально сидят на узких бедрах, а белая рубашка с закатанными до локтей рукавами совсем не скрывает очертания подтянутого тела, усыпанного множеством замысловатых татуировок, что ползут по крепким рукам и торсу все выше к шее.  Однажды я почти перешагнула грань, поддавшись обманчиво-теплому шарму. Двинулась навстречу под влиянием импульса, ведь бывают дни, когда я забываю о том, что Тео тоже монстр… Не часто, но я забываю из-за предательской легкости в общении и этих практически черных, живых, но будто вечно сонных глаз. Из-за мелкой россыпи еле заметных веснушек и паре милых родинок на лице с легкой щетиной. Я почти забываю, что порой за день его одежда впитывает столько же крови, сколько медперсонал, возможно, не вымывает и за неделю из моей операционной. Очень много. Катастрофически. Хорошо, что этого не случилось. Хорошо, что я тогда отступила, потому что, хоть Тео и навсегда останется человеком, что подарил мне шанс и протянул руку помощи, когда мир буквально рассыпался на куски в темном коридоре у больничной палаты под номером три, забывать опасно. — Сегодня придется работать… в нестандартных условиях, — чуть более напряженно произносит Нотт, шагая ближе ко мне, и невольно морщится от размашистого движения.   — Колено?  — Все в норме. — Поэтому кривишься, будто тебе дерьма в лицо кинули? Ты же знаешь, что если боли вернутся на постоянной основе, нужно будет пройти новое обследование и возможно опять лечь на операцию, а это… — Остановись, — резко обрывает, поднимая широкую ладонь кверху, призывая тем самым к молчанию. — Мое гребаное колено в порядке и нам нужно идти, — не дожидаясь ответной реакции с новой порцией наставлений, он мягко, но в то же время настойчиво надавливает мне на поясницу, заставляя покачнуться и незамедлительно шагнуть вперед. — Драко ждет и, если честно, у меня нет настроения на твои нравоучения, милая. Милая.Забавно, что он использует это слово исключительно когда раздражен.  — Что за нестандартные условия?   — Увидишь. Через пару метров мы останавливаемся у громоздкой двери в северном крыле, и Нотт небрежно прикладывает пластиковую ключ карту к датчику, что моментально загорается зеленым. Тяжелая металлическая створка открывается с тихим щелчком, впуская запах затхлой сырости, стремительно бьющей прямо в нос.  Я поднимаю голову на пару дюймов, пытаясь заглянуть в глаза моего сопровождающего и нащупать хоть какие-нибудь ориентиры, позволяющие мышцам, внезапно скованным колючим страхом, оттаять, но Тео лишь торопливо смахивает свои непослушные темно-каштановые кудри со лба и подталкивает меня вперед, перекрывая пути к отступлению.  Плохо освещенный коридор закручивается спиралью и идет по наклонной куда-то вниз, будто в саму Преисподнюю, постепенно исчезая в кромешной темноте, и мне приходится прикладывать поистине нечеловеческие усилия, чтобы не задрожать от липкой паники, постепенно разливающейся по венам вместе с эритроцитами.  Показывать слабость — смертельно. Особенно здесь. — Тео, что происходит? — Тебя ждет пациент. — Здесь? Вопрос повисает в воздухе, оставаясь без ответа. Разбивается о могильную тишину и каменную кладку, кое-где заплесневевшую на стыках от бесконечной подвальной влажности. Происходящее с каждым шагом перерастает во что-то странное. Ненормальное. Ноги не слушаются, выворачивая суставы против часовой, и я теряюсь в бесчисленном потоке мыслей-подозрений, пока высоковольтное напряжение пыльных лампочек, заключенных в ржавые прутья под потолком, скачет также припадочно и истерично, как сердце в грудной клетке. А что если все ложь? Что если это спектакль одного действия для одного единственного зрителя. Меня. Что если служба по контракту окончена? Договор расторгнут и это всего лишь «приятная» прогулка по пандусу перед прыжком в пропасть. Дерьмо. Впервые за долгое время присутствие Нотта поблизости не успокаивает, а совсем наоборот — сжимает горло, заставляя сознание сочиться страхом, будто водой из старого крана. Кап–кап–кап и снова. Неожиданный поворот вправо и мы оставляем позади жуткий туннель, но не мои сомнения. Тео стоит позади. Молча и терпеливо. Будто чего-то ожидая, пока я в свою очередь остервенело впиваюсь ногтями в ладони, крепко сжатыми в кулаки, изучая просторную комнату с отделкой из пенополиуретана, словно в звукозаписывающей студии. Стены вокруг все еще движутся, давят прямо на грудную клетку, и зрение слишком медленно фокусируется на небольшой стеклянной панели у противоположной стены, похожей на длинное горизонтальное окно. В попытках разобраться моргаю также часто, как и дышу и лишь спустя пару секунд наконец отчетливо вижу внутри странный изломанный силуэт. Хрупкий, бессознательный и испачканный в крови. — Господи… какого хрена… — хриплю, подступая ближе к перегородке, и тяжелая сумка валится с плеча прямо мне на ноги с глухим хлопком. Как под гипнозом провожу холодной ладонью по гладкой поверхности, будто стараясь стереть изображение и уничтожить уродливую реальность. За стеклом находится еще одно маленькое помещение, больше похожее на камеру или даже изолятор, где на стуле под лампой, монотонно раскачивающейся на длинном проводе, в окружении голых стен и пары металлических столов сидит молодая женщина со связанными за спиной руками. — Тео… это… женщина… это, черт возьми, женщина… — прикрываю рот рукой, чтобы не закричать, и на ней моментально образуется конденсат из-за перепада температуры. Внутри меня горячо и пульсирующие, а здесь холодно, как в морге и маленькие капельки быстро собираются между подрагивающих пальцев, размазываясь по приоткрытым губам. Нет. Нет, нет, нет, нет. Это уже слишком. Я не смогу быть палачом, если попросят. Не смогу наблюдать за казнью. Ничего из этого не смогу. Не буду. Все мое тело от макушки до кончиков пальцев наполняется непониманием, сожалением и, вопреки инстинкту самосохранения, опасной горячей яростью. Выдержка, в которую я усердно зашиваю себя по утрам, расползается и трещит по швам вместе с нервами, заставляя предательски злые слезы скопиться в уголках глаз, и я прикусываю нижнюю губу до тупой вспышки боли, чтобы контролировать гребаные эмоции, которых оказалось так чертовски много. — Эй, — Нотт дергает меня за руку. Больно и спасительно-отрезвляюще. Так, что ноет в запястье. — Я не хотел, чтоб ты в этом участвовала, но Колин на операции и у нас больше нет врачей, — он разворачивает меня на сто восемьдесят градусов, тянет еще ближе к себе, почти впечатывая в собственное тело, и сразу же обхватывает лицо мазолистыми ладонями, запрокидывая голову кверху. — Нет вариантов, понимаешь? — пристально смотрит сверху вниз, убеждая. Успокаивая. — Поэтому возьми себя в руки. Тебе нужно просто осмотре... — Ее пытали? — срывается прежде, чем он успевает законить предложение, а я успеваю осознать собственную глупость, плотно зажмуривая глаза. Идиотка. Это не мое дело. Вопросы тут задаю не я. Я лишь выполняю обозначенные требования. Покорно и, что самое главное, молча. Но что-то внутри так сильно хочет ухватить эти крупицы не озвученной и нелицеприятной правды, вечно ускользающие, как песок сквозь пальцы. — Декс… Ты не хочешь этого знать, — распахиваю глаза и чувствую, как все внутри вот-вот разорвется на мелкие кусочки. Безуспешно пытаюсь дышать медленнее, считать про себя до гребаных трех, с трудом возвращая взрощенное за долгие годы самообладание на его законное место. В каком же я дерьме. — Знаю, что ты работала лишь с солдатами, но сейчас теб… — Тебе нужно помочь нашей гостье не умирать еще некоторое время, Грейнджер, — знакомый властный голос наслаивается поверх слов Тео и не оставляет ни малейшего шанса позорно не вздрогнуть от неожиданности. Нотт стискивает челюсти и нехотя выпускает меня из теплых рук, а по позвонкам прямо к затылку уже поднимается очередная волна пронизывающего насквозь холода, отключая жизненно важные органы один за другим. — Босс, — с трудом проговариваю онемевшими губами, отступая на несколько шагов и окончательно сморгнув непрошеные слезы, пристально вглядываюсь в строгое лицо Драко Малфоя.