Глаз бури

Кай никак не мог отделаться от чувства, что у этих двоих что-то очень неправильно. Он ощущал эту неправильность с самого начала, с первой встречи. Неравноправие, явный перекос и, почему-то, страх. Неосознанный, но от этого не менее стойкий. Такие отношения в паре выглядели более чем странно. Он хотел спросить, но так и не решился. А потом Рейн улетел, и Кейт нырнул в самую глубину боли, всего лишь обдав Кая ядовитыми брызгами. Теперь думать о чем-то еще не получалось. Вот так и лежал он всю ночь, не смыкая глаз, вслушиваясь в медленное дыхание спящего. Утро облегчения не принесло. Ясности тоже. Поэтому, заметив, что кудрявая голова приподнялась над подушкой, Кай лишь плотнее зажмурил глаза, выровнял дыхание и сделал вид, что крепко спит. Потянулись бесцветные дни, похожие друг на друга, как бактерии на предметном стекле микроскопа. Кейт не шел на контакт, был холодно отстранен и молчалив. Через четыре дня Кай не выдержал: - Я не могу уйти, Кейт. - Никто не узнает, если ты не сдержишь слово – он не вернется. Ты можешь со спокойной совестью оставить меня и вернуться в свою жизнь. - С чего ты взял, что он не вернется? – искренне удивился Кай. - Это сложно объяснить. Но, поверь мне, это так. - Ты сам в это не веришь, как же я могу поверить? Миорец осторожно взял в руку пальцы Кейта. Ни один мускул не дрогнул на бледном лице. Будь Кай обычным человеком, такая непроницаемая маска могла бы ввести в заблуждение. Но внутреннее состояние других людей никогда не было для него тайной. Золотоволосый красавец паниковал. Больно и обидно. И не верил ему. Не верил. - Я хочу показать тебе море, - неожиданно для себя самого заговорил он, - оно тут сказочно красивое. Почти как на моей родной планете. - Зачем? - безразлично спросил Кейт, глядя куда-то поверх головы миорца. - Не знаю, - тихо признался тот, - но мне почему-то кажется, что тебе там понравится. - Хорошо... Блестящий черный аэрокар господина Тоичи очень напоминал своего хозяина - элегантный, с удлиненными пропорциями кузова, оснащенный новейшим навигационным оборудованием и системой безопасности. Опускаясь на пассажирское сидение, Кейт подумал, что в череде безумно-бессмысленных событий последних месяцев эта поездка, пожалуй, может занять почетное место лидера. Зачем все это, когда каждая клетка в теле стонет от боли? Неужели этот человек рассчитывает таким образом завоевать его расположение? Почему не оставит его в покое? А Кай, словно не замечая его состояния, рассказывал ему зачем-то о каких-то диковинах, которые им "непременно нужно увидеть". Хотелось сказать что-то резкое, выйти из машины, вернуться в дом, запереть входную дверь на засов... А дальше? Снова рыдать в подушку или может перебить антикварную мебель? Все бессмысленно... - ...а на берегу можно встретить совершенно колоссальные раковины, - продолжал свой рассказ Кай, включая систему управления. - Мы вернемся сегодня? - невежливо перебил его Кейт, и почти злорадно заглянул в удивленные светлые глаза. - Нет, у меня на побережье бунгало. Мы сможем несколько дней провести там, если тебе понравится. - Зачем? - Что зачем? - взмах длинных черных ресниц. - Зачем тебе все это, Кай? У тебя ведь клиника. Тебе, разве, работать не нужно? - У меня отпуск. Я не отдыхал четыре года, - начал было Тоичи. - Ты мог бы провести его с большей пользой, нежели эскортировать на пляж ходячий труп! - зеленые глаза метали искры. - Не преувеличивай. Сердечная боль хорошо поддается лечению... Договорить он не успел. Пальцы Кейта безжалостно сдавили горло, обещая раздавить гортань. - Не надо мне никакого лечения! Я не нуждаюсь в твоем сочувствии и защите! Оставь. Меня. В. Покое! - последние слова он выплевывал в лицо миорца, начинавшее приобретать синюшный оттенок. И вдруг сильная рука сжала его запястье с такой силой, что от боли стало мутиться в голове. Пальцы на горле Кая разжались, а в глазах Кейта мелькнуло смятение. Переведя дыхание и прокашлявшись, господин Тоичи медленно ослабил захват и заговорил немного хриплым голосом: - Я прощаю тебе такое поведение лишь потому, что ты мой пациент и я поклялся защищать тебя. Но впредь, - Кай закашлялся, - не испытывай мое терпение. Я неприятен, когда рассержусь. Повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь звуком сбившегося дыхания двух мужчин. - Прошу меня простить. Я погорячился, - выдавил, наконец, Кейт, - Но теперь, полагаю, ни о какой поездке не может быть и речи... - Напротив, - на побледневшем лице господина Тоичи сияла совершенно возмутительная улыбка, - сейчас я уверен, более чем прежде, в том, что тебе эта поездка просто необходима. Пристегнись. Машина медленно выплыла на дорогу, и двинулась вдоль улицы, прочь из города. Дейна недаром славилась своей первозданной красотой. Дорога вилась среди цветущих лугов и рощ громадных деревьев, смыкавших могучие ветви высоко над головой. Можно было добраться до побережья минут за тридцать, но Кай нарочно не переключал машину в полетный режим, краем глаза наблюдая за притихшим спутником. Временами начинало казаться, что пейзажи за окном отвлекают его от тягостных мыслей. На мосту через реку они остановились, и Кай, не поворачивая головы, произнес: - Хочешь, мы можем побродить по берегу и даже искупаться. Вода в реке сейчас очень теплая… - Спасибо, не стоит. - Как хочешь, - пожал плечами Кай, вновь запуская двигатель и переключаясь в полетный режим, - впереди горы и нам лучше пересечь их как можно быстрее. Это, пожалуй, одно из самых негостеприимных мест здесь. Ответа не последовало. Машина начала плавно набирать высоту, немного накренилась влево и взяла курс на побережье. А еще через двадцать минут кар господина Тоичи опустился на площадку перед небольшим одноэтажным строением в глубине разросшегося сада. За весь путь Кейт не произнес ни слова, и теперь сидел совершенно неподвижно, глядя прямо перед собой. Двери разблокировались и отъехали в сторону, впуская в салон поток разогретого воздуха, настолько густого, что в первую секунду глаза гостя удивленно распахнулись. Непривычные запахи и звуки плыли в летнем мареве, создавая ощущение нереальности происходящего. Кай первым вышел из машины, и, обойдя ее спереди, протянул Кейту руку, приглашая следовать за собой. В доме было прохладно. Толстые каменные стены и окна, выходящие в тенистый внутренний дворик. Простая удобная мебель. Раздвижные двери, украшенные изысканными витражными картинами и полное отсутствие запахов. После насыщенного воздуха снаружи это ощущалось особенно остро. - Почему тут совсем ничем не пахнет, - холодно поинтересовался Кейт. - Специальная система следит за чистотой воздуха, удаляя любые посторонние примеси. Я родился на планете, где большую часть года стоит холодная морозная погода. Обилие запахов и взвесь из цветочной пыльцы в воздухе утомляют меня. В ответ гость лишь вскинул бровь и равнодушно отвернулся к окну. - Хочешь осмотреть дом? - А это необходимо? - Полагаю, да. Я рассчитываю пробыть тут несколько дней. Ты ведь никуда не торопишься? - Мне некуда торопиться. И если мы не собираемся возвращаться прямо сейчас, то я бы предпочел принять душ и немного отдохнуть. - В таком случае я провожу тебя в твою комнату. “А может быть он прав, и я напрасно ввязался во все это?” – малодушно подумал Кай, закрывая дверь в комнату Кейта. Кейт не выходил из своей комнаты до ужина. Кай несколько раз делал попытки установления ментального контакта, но натыкался на глухую стену – гость не желал его видеть, слышать и чувствовать. Перспектива провести так весь отпуск угрожала стать реальностью. Но вечером, неожиданно, господин Райли не только соизволил выйти к ужину, но и держался вполне дружелюбно. Во всяком случае, старался. Они сидели друг против друга, медленно ели, обмениваясь ничего не значащими репликами, словно делали так долгие годы. Потом и вовсе молчали. Но без горечи и противостояния. Каждый плыл по течению собственных несвязных мыслей, и эта неупорядоченность была как нельзя кстати. Ночь не стала подкрадываться, а просто упала на изнемогающий от жара мир, даря вожделенную защиту от яростного светила и прохладный ветер с моря. - Мы можем пойти сейчас на море. Поздороваться, - мягко улыбнулся Кай, ловя взгляд зеленых глаз. - Поздороваться? – темная бровь взлетела вверх. – С кем? - C морем. Оно живое. Ты сам это поймешь, когда мы туда придем. - Хорошо, - без всякого энтузиазма ответил Кейт, поднимаясь из-за стола, - я только переоденусь и буду готов через десять минут. Они вышли в сад, и Кейт замер на мгновение от обилия непонятных, будоражащих запахов, звуков, разлитых в остывающем после дневного зноя воздухе. Кай осторожно взял его за руку и мягко потянул за собой вглубь сада. Где-то над головой, перекликались в кронах деревьев какие-то неведомые существа, шелестела листва под легкими порывами ветра, и блики лунного света танцевали на земле под ногами. Миорец сжимал в ладони узкую сильную руку и радовался, как подросток на первом свидании. Когда сад остался позади, и они вышли на вершину пологого холма, поросшего короткой выгоревшей на солнце травой, над морем вставала вторая луна. Она была больше и ярче первой. А внизу, словно бескрайняя равнина, безмятежно дремало море. Почти полный штиль, лунный свет и легчайший бриз, обдувающий лицо. После амойского ада вся эта первобытная красота и покой никак не укладывались в голове, и та кружилась, переполненная до краев разбегающимися мыслями и впечатлениями. Постояв на вершине, они неторопливо двинулись вниз по еле приметной тропинке, продолжая держаться за руки. - Слышишь? Нас заметили, - прошептал Кай, легко сжимая пальцы Кейта в ладони. И сразу, будто в подтверждение его слов, налетевший с моря ветер растрепал волосы, а море лениво вздохнуло, зашелестев мелкой галькой в полосе прибоя. - Ты это серьезно? - Конечно. Послушай! Оно дышит, поет свою вечную песню. Оно приветствует нас… Кейт застыл, прислушиваясь, словно пытаясь разобрать слова незнакомого языка, а Кай внимательно разглядывал его лицо, вслушиваясь в состояние спутника и ловя мельчайшие перемены в нем. От паники и отчаяния не осталось и следа. По крайней мере, сейчас он этого не видел. - Подойди, не бойся, - миорец подтолкнул Кейта вперед, - потрогай его… То ли слова Кая возымели действие, то ли натура ученого взяла верх над рационализмом блонди, только молодой мужчина присел на корточки и осторожно, словно боясь обжечься, коснулся кончиками пальцев набегающей волны. Никогда еще не был он на море. Даже не подозревал, что обычная вода может так подействовать на сознание. Словно погладил огромное спящее животное. Никогда еще Кай не был так взволнован и счастлив. Ни одно переживание в его прошлой жизни не шло в сравнение с этим всепоглощающим чувством тихой блаженной радости от сознания того, что любимому существу стало легче. А утром зазвонил комм, и возбужденный голос Алекса сообщил, что пациенту в отделении трансплантации стало хуже. Поэтому, оставив Кейту записку на кухонном столе, Кай улетел обратно. Он рассчитывал завершить все дела к обеду, но вопреки ожиданиям ситуация действительно вышла из-под контроля, и, простояв пять часов у операционного стола, миорцу еще пришлось принять троих старых пациентов и провести обход “раз уж он все равно здесь”. День оборвался в короткие сумерки, когда он, наконец, опустился в водительское кресло своего кара и запустил двигатель. В доме было тихо и пусто. Слишком тихо. Кейта нигде не наблюдалось. Противный холодок пробежал у Кая между лопаток и свернулся липким комком в желудке. Отгоняя дурные мысли, он потянулся к золотоволосому подопечному и понял, что с ним действительно что-то не так. Времени на раздумья не было. Схватив со стола короткий меч и скидывая на ходу официальный костюм, он бросился по тропинке, ведущей к морю. Кейта он увидел на вершине холма. Тот сидел прямо на дороге с закрытыми глазами, упираясь руками в землю сзади. На нем была лишь тонкая майка без рукавов и льняные бриджи. Вся его фигура говорила о полном упадке сил. На попытку заговорить он никак не отреагировал. Когда же миорец коснулся рукой обнаженного плеча, пышущая жаром кожа не оставила сомнений – дойти до дома самостоятельно он не сможет. Кейт беспокойно метался по кровати, поминутно скидывая тонкую простыню, прикрывавшую его пылающее обожженное тело. Кай вколол ему жаропонижающее и обезболивающее, обработал покрасневшую нежную кожу бальзамом от ожогов, и теперь терпеливо ждал, когда подействуют лекарства, то и дело, поднося к потрескавшимся губам стакан с водой. Кейт бредил и пару раз отталкивал его руки, бормотал что-то невнятное и тихо стонал. Из черной пропасти подсознания на него снова наползали старые кошмары, впиваясь в мозг железными когтями. Но потом в этом кипящем аду, среди мрака и боли, словно дуновение прохладного ветра, чья-то прохладная рука отгоняла клочья разрастающейся тьмы, и выводила его к свету. И он испытывал благодарность к этой мерцающей фигуре, льнул к ней, ища защиты, и проваливался в сон без сновидений. - Прости меня, - над Кейтом склонилось прекрасное лицо в обрамлении черных волос, - я не должен был оставлять тебя одного. С трудом разлепив пересохшие губы, блонди хрипло произнес: - Не извиняйся. У тебя из-за меня одни проблемы. Я же говорил, тебе не стоило… - Ш-шш, ни слова больше. Руки - ласковые и внимательные. Блестящие, потемневшие от тревоги, глаза. Голос - мягкий и успокаивающий: - Я приготовил для тебя ванну с отваром из трав. Ты полежишь в теплой воде, и станет легче… Потом Кай сидел на бортике ванны, перебирая мокрые светлые завитки, прилипшие к горячему лбу. - Расскажешь мне, что произошло? - Я никогда не бывал на море. Оно поразило меня. И когда я нашел твою записку, мне не пришлось ломать голову над тем, чем заняться в твое отсутствие. Когда я добрался до берега, солнце уже довольно сильно припекало, и мне захотелось в воду. Никогда прежде я не плавал в открытых водоемах, и, скорее всего, не решился бы на такое, но жара становилась нестерпимой, а море казалось таким свежим и прозрачным. Поэтому я скинул одежду и ступил в воду. Это было восхитительно. Я плыл словно в невесомости, рассекая ладонями маслянисто блестящую гладь. Хотелось смеяться от восторга, кувыркаться и нырять, разбрасывая фонтаны брызг. Я сам себя не узнавал… Сколько я проплавал – не знаю. Выбравшись на берег, я немного посидел у самого прибоя, ощущая приятную усталость в мышцах, а потом решил отправиться в небольшую рощицу на берегу, которую заметил еще в самом начале. Взяв одежду в руки, я неспешно побрел вдоль берега по щиколотку в воде. После купания зной меня почти не тревожил. В роще было прохладно, между корнями деревьев журчал родник со сладкой прозрачной водой, над головой шелестели листья и пели птицы. Я напился, нашел удобное место в тени на песке, положил под голову одежду и лег, разглядывая небо в просветах между деревьями. Сам не знаю, как вышло так, что я уснул… Проснулся я от того, что солнце нещадно жгло кожу. Пока я спал, тень переместилась и больше меня не защищала. Я снова перебрался в тень, но уснуть уже не мог – сильно болела голова и знобило. Я оделся, но теплее не становилось. Тем временем солнце спустилось к горизонту, и я решил, что нужно быстрее возвращаться. Но легче сказать, чем сделать. Меня трясло, мышцы болели, и каждый шаг отдавался болью в голове. Не помню, как я дошел до вершины холма. Там силы совсем оставили меня. Я сел на землю. И тут появился ты… - Ты ведь сам врач, и должен понимать, что значит солнечный удар. Это верх безрассудства, Кейт. У тебя очень светлая и тонкая кожа. Звезда на Дейне весьма активная, и прогулка в полуденный зной с непокрытой головой и без одежды не просто вредит здоровью, но может оказаться смертельной… Кай склонился и бережно коснулся губами сначала лба, потом виска, скулы, а потом и уголка рта господина Райли: - Тебя нельзя оставлять без присмотра, - прошелестел в сознании Кейта тихий смешок. - Не надо… так…, - сил на активное противостояние не было. - Расслабься… Ванна действительно помогла. Жар спал, и боль почти утихла. - Засыпай скорее. Через пару дней все пройдет. И… пообещай больше не делать глупостей. - Обещаю… - Не верю, но намерение прекрасно, - рассмеялся Кай, настраивая систему климат-контроля. Ответа не последовало, и он понял, что гость уснул. Сколько же лет прошло с тех пор? Пора уже позабыть, перевернуть лист и начать писать новую главу. Выбрать красную тушь, самое тонкое перо и добавить золота. Непременно. Пусть жизнь будет праздником. Пусть забудется черная линия с красными всполохами боли. Пусть… Снег в волосах Серебром по золоту. Зимние поцелуи. Зачем же память упорно возвращается туда, где был Он? Почему до сих пор заходится болью глупое сердце? C появлением Кейта, сероглазому миорцу стало казаться, что прошлое больше не властно над ним. Какая наивность! Новая любовь, прикосновения, взгляды, нежность, проснувшаяся в окаменевшем сердце, пробудили в памяти яркие образы утраченного счастья. Когда-то они обменивались записками со стихами. Каллиграфический почерк Рёсуке до сих пор стоит перед глазами. А в сердце звучит бархатный голос. Словно вчера это было… Ладонью узор На стекле растоплен весь. Зима уходит. - Я скучаю по тебе. Понимаю, что это глупо. Ведь достаточно просто мысленно коснуться тебя… - Знаю. Я тоже без тебя не могу. Совсем. Касаться тебя, вдыхать твой запах, чувствовать, как откликается под моими ладонями твое тело, сбивается дыхание, и ты сливаешься со мной, и я растворяюсь в тебе… Не будет нам жизни друг без друга, мой Кай… Руки сплетя, ждем Возвращения летнего Зноя. Пора цикад. - Сегодня брат сказал, что видел нас вместе. Он подозревает, что мы любовники. Я, как мог, разубеждал его. И, кажется, он поверил мне. Но, если заметил он, заметят и другие. Страшно подумать, что будет, если наши семьи узнают о нас, Рё. - Что с того? Пусть так, пусть знают! Я не откажусь от тебя, даже если весь мир будет против. - Мы оба знаем, что будет, если тебе отец прикажет жениться… Мотылек на свет Одинокой свечи мчит Разум и чувства. - Ты говорил, что никогда не отступишься! Значит, я все-таки был прав. Не молчи, посмотри на меня, Рё! - Я прошу только об одном: не улетай, дай мне время, прошу! Я найду выход, клянусь! - Не клянись, ибо ты не хозяин своему слову. - Не оставляй меня, Кай. Я погибну без тебя… - Не преувеличивай, Рёсуке. От женитьбы никто не умирал. Максимум, что тебе грозит – смертельная скука. Но ты ведь умный, найдешь для себя развлечение. - Я не отпускаю тебя Кай Тоичи! - Мне не нужно твое разрешения, чтобы улететь, Рёсуке Акано. - Ты будешь жалеть. Без меня не будет тебе счастья… Холод в глазах – Моя звезда остывает. Плачет дождь. Осень. Три года назад Кай случайно узнал, что Его больше нет... Акано так и не женился. По законам Миори, человек, уходящий на войну, освобождается от всех данных брачных обязательств. Помолвка считается расторгнутой. Рё нашел выход, как и обещал. Карьера военного всегда считалась почетной – Миори оплачивала кровью свое стремление к независимости. Рёсуке Акано героически погиб во время военной операции в одной из далеких колоний, где и был похоронен. Однополчане высоко ценили его мужество, и жестоко отомстили убийцам за смерть верного товарища. Однажды в кабинет к Каю Тоичи вошел его школьный товарищ. Он потерял на войне обе ноги и мечтал сменить протезы на настоящие живые ноги. Об искусстве доктора с далекой планеты ходили легенды. Ну, а когда в легендарном кудеснике он узнал бывшего одноклассника, проблема выбора клиники перестала существовать. - Ты ведь не знаешь, наверное… Рёсуке стал наемником почти сразу, после твоего отлета. Мы служили вместе. Я и не подозревал, каким бесшабашным храбрецом он был! - Был? Что ты имеешь в виду? И о чем, вообще, идет речь? Он же должен был вступить в благословенный брак через месяц! - Он не женился. Решил, что сначала сделает карьеру. А потом… Окружили нас. Это была ловушка. Половина нападавших оказалась андроидами. По пять-шесть штук на каждого из нас. Рё вытащил связку зарядов, крикнул нам, чтобы бежали, подманил к себе штук пятьдесят этих тварей и подорвался вместе с ними… На Миори нет места слезам. Главное - не терять лицо.... Почему вспоминания пришли именно сейчас? Пролежав всю ночь без сна, Кай отправился на кухню, и, заварив себе чашку чая, вышел на веранду. Новый день обещал дождливую погоду, и Каю отчаянно захотелось в постель, к Кейту – зарыться лицом в мягкие локоны, вдохнуть его теплый запах, коснуться губами изгиба плеча, и, вслушиваясь в сонное дыхание, уплыть следом за ним в страну грез. Повинуясь неожиданному порыву, он вошел в комнату своего подопечного и застыл, прислонившись плечом к дверному косяку. Золотоволосый красавец крепко спал, разметавшись на постели и скинув на пол тонкое одеяло. Раздраженная кожа уже не была такой красной, как накануне. Миорец скользил взглядом по обнаженному телу мужчины, понимая, что не посмеет нарушить его покой. Тихо прикрыв за собой дверь, он вышел в коридор, и, прижавшись спиной к стене, еще долго стоял, весь во власти горестных мыслей, глядя в одну точку.