***
Как бы Гертруде не хотелось, чтобы Брунгильда всерьёз училась колдовству, но этого так и не происходило. Пусть дочери старались это от неё скрыть, она знала, что Брунгильда не занимается тем, чем нужно, а Хильдегарда ей в этом потакает. Как и сейчас, когда двенадцатилетняя Хильдегарда и девятилетняя Брунгильда носились по коридорам замка, каждая надев на ногу по одной из туфель с загнутыми, на восточный манер, носами, красных с золотыми узорами – волшебных туфель-скороходов. Эти туфли не принадлежали их семье, да и не из этой страны были. Когда-то их прапрапрабабушка Роланда выиграла эти туфли в споре у заезжей восточной ведьмы. Или не выиграла, но туфли всё равно выкрала, ведь для колдуньи, которая может обращаться крысой, это была пара пустяков… Доподлинно неизвестно было. Так или иначе, от этих волшебных туфель проку было мало. Ведь Роланда забрала их, как колдовской трофей, и другим людям в пользование не отдавала. А колдуньям туфли-скороходы ни к чему – за пределы замка они выходят редко и умеют обращаться животными, летающими или бегающими на четырёх лапах. Так что эти туфли просто лежали без дела. Разве что сейчас девочки надели их для своего развлечения. Держась за руки, звонко и весело смеясь, Хильдегарда, что надела левую туфлю, и Брунгильда в правой, бежали по коридору замка, стараясь удержать ритм и не упасть. Наконец, когда они устали бегать, Хильдегарда крикнула «Тпру!», и обе туфли тут же встали, как вкопанные, а девочки, не удержавшись на ногах, упали на пол с громким смехом, а потом, также смеясь, встали, отряхивая и поправляя свои юбки: Хильдегарда – фиолетовую, Брунгильда – тёмно-зелёную. У подросших сестёр начали ярко проступать различия в их внешности. Высокая и худенькая Хильдегарда с вытянутыми и острыми чертами лица, круглолицая и слегка пухленькая Брунгильда. Только если внимательно всмотреться в их лица, можно было заметить у них что-то общее, как у родных сестёр, пусть и таких непохожих. К смеющимся и раскрасневшимся от бега девочкам поспешно засеменила Урия. - Ну что же вы, маленькие госпожи… - беспокойно и ласково обратилась она к ним, поднимая слетевшие с их ног волшебные туфли. – Осторожнее надо бегать, вдруг поранитесь. А если ваша матушка вас увидит, то опять браниться начнёт… При виде гоблинки Хильдегарда неприязненно скривилась и оттолкнула Урию от себя рукой. - Отстань, Урия! – повелительно прикрикнула она на гоблинку. – Брунгильде можно. Она ещё маленькая, пусть играет. Урия грустно улыбнулась и, почтительно склонив перед девочкой голову, удалилась с туфлями в руках. А Брунгильда взяла Хильдегарду за руку и с лёгким упрёком сказала ей: - Хилли, не надо с ней так грубо обращаться. Она же о нас всегда заботится. Хильдегарда ухмыльнулась, но с сестрой спорить не стала, ласково положив ей руку на плечо.***
Седьмого числа седьмого месяца Хильдегарде исполнилось тринадцать лет. Свой тринадцатый день рождения Хильдегарда ждала с нетерпением – ведь именно в тринадцать лет не рыжеволосые и не зеленоглазые колдуньи их рода определяются, чем они будут пользоваться для колдовства. Хильдегарда была черноволосой, и ей не терпелось начать по-настоящему колдовать. Интересно, задумывалась девочка, почему только рыжеволосые и зеленоглазые колдуньи их рода могут колдовать без помощи чего-либо? Может быть, потому что самая первая, Драконовая, колдунья, была рыжеволосой и зеленоглазой, поэтому так и повелось… Вечером этого дня к ней в комнату вошла Гертруда. В руках она держала длинную курительную трубку. - Видела я, что ты через дыхание колдуешь. – проговорила Гертруда, подходя к дочери. – Так что, Хильдегарда, принимай. Этой трубкой ещё твоя прапрапрапрабабушка Ингдеборга пользовалась – была она рыжеволосой, но с карими глазами. А теперь она твоя. – и Гертруда со спокойной улыбкой протянула ей курительную трубку. Хильдегарда, затаив от восторга дыхание, с горящими глазами, с благоговением приняла трубку из рук матери. Ну, всё – теперь она может колдовать по-настоящему! Хильдегарда испробовала трубку в тот же вечер, в присутствии Брунгильды, которая наблюдала за ней с любопытством. Хильдегарда набила трубку, подожгла содержимое, приложилась губами к мундштуку, вдохнула… и сильно закашлялась, выпуская дым изо рта. Непривычный жар обдал её где-то в груди, а вкус у дыма был неприятно горький. Брунгильда даже заволновалась за сестру, но Хильдегарда сделала ей знак рукой – мол, всё в порядке, надо привыкнуть. Следующий раз ей дался уже легче. И через несколько дней Хильдегарда привыкла ко вдыхаемому горячему дыму. У колдуний их рода крепкое здоровье, и курение никак не могло навредить ей. А курила она привычное, часто используемое среди колдуний, растение – обыкновенный высушенный одуванчик.***
Тринадцатилетняя Хильдегарда вступила в тот возраст, когда девочка постепенно превращается в девушку. И этот период её взросления был очень тяжёлым… для остальных обитателей замка. Зная отношение людей к колдуньям, подозрение и недоверие Хильдегарды словно увеличились многократно. Частенько девчушка искоса бросала злобные взгляды на проходящую мимо прислугу, словно стараясь прочесть их мысли, но уже как будто зная, что про неё и её семью думают нехорошее. Такой её запомнили придворные и слуги: угрюмая, злобная высокая и стройная девчушка с растрёпанными длинными чёрными волосами, чьи зелёные горящие глаза смотрели из-под нахмуренных бровей со злобой и недоверием, прикладывающаяся к своей курительной трубке, из которой тонкой струёй поднимался вверх белый дым. Если случалось ей пройти мимо разговаривающей или шепчущейся группы, как она моментально поворачивалась к ним и гневно вскрикивала: - Чего вы там бормочете?! Гадости про меня говорите?! В лицо мне сказать боитесь?! Вот я вам задам!.. И ведь не только криками и угрозами всё ограничивалось. Оборачиваясь летучей мышью, Хильдегарда зависала вверх ногами где-нибудь в тёмном уголке наверху, и если кто-нибудь из дворцовой прислуги проходил мимо и замечал сверху пару злых горящих зелёных глаз, то с испуганными криками бросался бежать наутёк. Потому что Хильдегарда-летучая мышь тут же нападала на бедолагу, угрожающе шипя и раскрыв пасть с острыми белыми клычками. Летучей мышью Хильдегарда, хлопая чёрными крыльями, набрасывалась на придворных дам, хватаясь клыками за их платья, стараясь их порвать. Женщины и девушки верещали и кричали от испуга, наиболее впечатлительные падали в обморок, даже когда Хильдегарда просто, не задевая их, стремительно пролетала над ними. Набрасывалась и на придворных мужчин. - Она меня укусила! – панически и от боли воскликнул как-то раз, хватаясь за руку, один из министров. Одним словом – ох, и злющая была юная колдунья! Многие даже всерьёз начали думать, что это злобный демон в человеческом обличье, а не юная девчушка. Под горячую руку юной колдуньи попадала и ни в чём не повинная Урия, которая терпеливо принимала на себя брань молодой госпожи. И только с сестрой и матерью вспыльчивая юная Хильдегарда становилась более спокойной. Когда старшая сестра снова нападала на кого-нибудь, после Брунгильда подолгу сидела рядом с Хильдегардой-летучей мышью, которая с нахмуренным видом и громким причмокиванием лакала язычком из чашки настой из мяты, чтобы успокоиться. А матери Хильдегарда каждый раз злобно и возбуждённо говорила: - А чего они?!.. Я их знаю!.. Я их всех… Ух! И Гертруда, улыбаясь, ласково накрывала ладонью затылок дочери, чтобы чуть-чуть её утихомирить. Ругать она её не собиралась ни в коем случае – ведь у старшей дочери характер настоящей колдуньи! Вот её бабушка, мать Гертруды, что обращалась волчицей, была такой всегда, не только в переходном возрасте…***
Девочки взрослели – подрастала смена для придворной колдуньи Гертруды. А чем занимаются придворные колдуньи? Они следят за замком, исполняют мелочные прихоти правителей и держат народ в страхе, чтобы тот не посмел пойти против них. На большой земле, от которой отделён клочок земли с королевским замком, вдалеке располагался город у реки, где жили люди королевства. Порой простой народ приходил в замок, чтобы озвучить свои просьбы для правителей, порой придворные и слуги замка уходили в город – там находились их дома, в замке они располагались лишь по долгу службы, временно. Чтобы люди могли приходить или уходить из замка, колдуньи всегда наколдовывали временный мост, соединяющий два разрозненных клочка земли. По такому, колдовскому, мосту люди всегда ходили с опаской. А короли и королевы не то что никогда не покидали замок, они вообще не выходили за пределы своих личных покоев. Министры и придворные лично заходили к ним в комнату, чтобы решать дела, а если возникало какое-нибудь серьёзное дело, то тогда уже действующему правителю приходилось выходить в тронный зал на некоторое время. Что до простого люда, то их всегда должна принимать придворная колдунья. И её трон располагался в соответствующем месте – сразу в просторной прихожей замка. Хильдегарда порой наблюдала, как матушка, сидя на своём чёрном резном троне, напоминающего раскинувшего свои крылья филина, выслушивала просьбы горожан, которые, с опаской поглядывая на убранство замка и держась от придворной колдуньи на приличном расстоянии, говорили о каких-нибудь возникших проблемах, и Гертруда затем лично передавала это королеве. Хильдегарда наблюдала, как матушка проверяет свежую еду, принесённую на кухню замка из города: овощи, фрукты, ягоды, дичь, домашнюю птицу и рыбу. Мало ли, вдруг пища непригодна для еды или отравлена, тогда колдовством это можно распознать. - Дрянь! – порой ворчала Гертруда, если ей попадалось гнильё или мясо не первой свежести. – Ничего сами разобрать не могут… Когда королева была жива, то Гертруда ходила к ней по любой её малейшей просьбе, которых у избалованной женщины было много – то платье новое наколдовать, то драгоценные украшения, то роскошные столовые приборы… Хильдегарда помнила, как мама возвращалась от королевы очень рассерженной и взбешённой. Спустя год после рождения наследника престарелая королева скончалась, и теперь в её комнате фрейлины следили за подрастающим принцем. Хильдегарда была очень удивлена, когда обнаружила, что личные покои правителей, придворных и слуг в замке очень сильно отличаются от убранства всего остального замка. Они выглядели так, как выглядели бы комнаты любого жилого дома – с окнами, пропускающими солнечный свет, без украшений в виде каменных чудовищ и черепов, с самой разной мебелью, создававшей уют… Мама сказала ей, что так люди могут спокойно жить в замке, так их можно будет удержать. Так Хильдегарда стала презирать их ещё больше – они же ведь такие изнеженные. Ещё одним открытием для Хильдегарды стало обнаружение подземного перехода под замком, состоящего из извилистых каменных путей, простирающихся по всему замку. Таким образом по нему перемещалась первая придворная колдунья Рогволда, что обращалась змеёй.***
С тринадцати лет Хильдегарда стала всерьёз обучаться магии. В комнате матери лежала кипа записей, которые составляли колдуньи их рода. В них хранились все заклинания, на которые были способны колдуньи. Все знания предыдущих поколений хранились в них. Хильдегарда читала эти записи, запоминая названия заклинаний, и некоторые, не особо сложные, претворяла в жизнь, затягиваясь дымом из своей трубки и либо выдыхая его, либо мысленно представляя то, что нужно сделать. К записям своих предшественниц Хильдегарда обращалась очень часто. Это была история её семьи, и она не могла быть к ней равнодушной. Как-то раз попыталась она прочесть несколько книг, что она украдкой выцепила из комнат придворных дам, и такое чтиво ей не понравилось. Какие-то истории о рыцарях и прекрасных дамах, глупые стишки… Ерунда, одним словом. Зато Брунгильде такие книги были интересны, и Хильдегарда отдавала их почитать младшей сестре.***
Колдуньи могли оборачиваться кем угодно, принимать облик кого-либо. И Хильдегарда практиковалась в этом, принимая облик каких-нибудь знакомых придворных дам. Почему-то обращение в кого-то другого длилось достаточно долго, когда как обращаться в животное можно было за считанные секунды. Хильдегарда обращалась в какую-нибудь придворную даму и кривлялась, пародируя её, чтобы рассмешить Брунгильду. Она даже веер где-то смогла ухватить, чтобы изображать из себя изнеженную и пугливую особу, и Брунгильда хихикала, наблюдая за этой пантомимой. Однажды Хильдегарда приняла облик матери. Она вообще всегда старалась держаться, как матушка, и повторяла её гордую прямую осанку, степенный шаг, взгляд свысока. Так что изобразить матушку для Хильдегарды было проще простого. Хильдегарда в облике Гертруды стояла перед Брунгильдой и делала вид, будто ругает Урию: - Что же ты, бестолочь такая, всегда путаешься под ногами! – ворча маминым голосом, подражая её тону, говорила Хильдегарда. – Ничего тебе нельзя доверить!.. Но в этот момент её остановил испуганный взгляд Брунгильды, направленный за её спину. Хильдегарда обернулась и постаралась быстрее принять свой настоящий облик – за её спиной стояла настоящая Гертруда. Когда Хильдегарда выпрямилась и приготовилась было извиняться перед матушкой, Гертруда лишь одобрительно ухмыльнулась и пошла дальше по своим делам, оставляя девочек снова наедине.***
Было ещё одно заклинание, подвластное колдуньям. Был при дворе один престарелый министр, который, стоило ему завидеть юную Брунгильду, тут же сварливо кричал что-то вроде: - Да будьте вы неладны, колдуньи! Всю кровь из нас выпиваете! Брунгильда, хоть и не колдовала, была рыжеволосой и зеленоглазой, так что, наверное, поэтому на ней министр решил срывать своё недовольство. Брунгильда терпеливо сносила гневные окрики в свой адрес, но Хильдегарда с таким мириться не собиралась. Нужно как-то его проучить, или хотя бы оградить Брунгильду от него… Министр был уже дряхлым стариком, и иногда наведывался домой в город… Наступил подходящий момент, когда старика не было в замке, он вернулся домой. И Хильдегарда использовала Заклинание Пролёта Времени – затянувшись дымом из своей трубки, юная колдунья выдохнула его, простирая его по всем комнатам замка. За пределами замка прошёл год, а старик, как и надеялась Хильдегарда, умер дома от естественной старости. Ох, и сколько же было среди дворцовой прислуги удивления и пересудов, когда те, кто были в городе, вернулись обратно в замок. Целый год прошёл, а в замке этого даже не заметили! Гертруда поспешно нашла старшую дочь. - Хильдегарда! – удивлённо обратилась она к ней. – Это ты сделала? Хильдегарда внутренне напряглась – всё-таки она не посоветовалась об этом с матерью. - Да… - осторожно проговорила она. Удивление Гертруды сменилось широкой улыбкой на её лице. - Неплохо… - одобрительно проговорила она и направилась дальше. От материнской похвалы Хильдегарда гордо подбоченилась и затянулась из своей трубки так, что немного закашлялась.***
Колдуньи получили свою силу благодаря духам тьмы. Так что логично, что Хильдегарда знала всех демонов по именам. Существуют Голав, демон тщеславия, Уззрок, демон сребролюбия, Варрок, демон уныния, Галок, демон коварства, Дагал, демон разрушения, и множество других демонов, мелких либо могучих, которых возглавлял тот, кого матушка таинственно называла «Он». - И ты их не боишься?.. – спросила как-то Брунгильда сестру. – Вот так вот жить и знать, что они – существуют… - Нет. – просто ответила Хильдегарда, медленно потягивая дым из своей трубки. – Мы им колдовством обязаны. Если увижу – не испугаюсь. А ведь демонов можно было и призвать в живой мир. Существует такой ритуал, при котором колдунья может договориться с любым из демонов и найти ему тело, чтобы он находился и действовал уже в живом мире. Когда-то давно их прапрапрапрапрапрапрапрабабушка Катарина пыталась вызвать к жизни демона Галока. Она днями и ночами уговаривала демона, даже наложила на себя Заклинание, Обманывающее Смерть, ведь договариваться с демонами приходится очень долго, целыми десятилетиями. Но однажды она забылась и пропустила время договора с демоном, решив, что уже заслужила его доверие. Но Галоку это своеволие не понравилось, и он разорвал ритуал. В тот же момент Катарина погибла, исчезла прямо на глазах у своей дочери. Если колдовство, заклинание или ритуал колдуньи снимет кто-то другой, кроме неё самой, то она умирает в тот же самый момент. Так что насчёт этого колдуньям нужно быть предельно внимательными.***
Шли годы. Девочки становились старше, а рыжие волосы Гертруды – седее, её лицо уже испещряли морщины. Скоро она должна отойти от дел, передав свой колдовской трон дочери. Но та, на кого рассчитывала Гертруда, вовсе не собиралась становиться придворной колдуньей, да и колдуньей вообще. Если в детстве нежелание Брунгильды учиться колдовству было простым детским капризом, то, чем старше она становилась, тем упорнее она избегала всего этого. Хильдегарда практиковала разные заклинания, о которых она узнавала, а Брунгильда за всё время выучила лишь одно – как вскипятить воду. Да и то только ради того, чтобы заваривать травяные настои и пить их вместе с сестрой долгими осенними и зимними вечерами. Она даже перестала превращаться в животное, то единственное умение всех колдуний, которое они могли делать так же просто, как дышать. Поначалу Брунгильда обращалась рыжим котёнком, чтобы вместе с Хильдегардой-летучей мышью находиться на улице рядом с замком и играть в снежных сугробах – их пушистые шубки могли их согреть. Наигравшись, после они забегали обратно в замок, снова оборачиваясь людьми, раскрасневшиеся от мороза и мокрые от снега, как цуцики, и Урия, обеспокоенно охая, бежала их вытирать полотенцами. Но, становясь старше, Брунгильда даже это своё умение начала игнорировать.***
Вместо обучению заклинаниям Брунгильда стала учиться шить и вышивать. Попросила как-то Урию, чтобы та принесла ей швейные принадлежности от одной из фрейлин. И долгое время старательно выясняла, что и как. Вдевала нитку в иголку, старалась провести ровную строчку, зашивала порванную одежду, пыталась вышивать узоры. Иногда больно кололась иголкой или со вздохом откладывала прочь неудавшееся шитьё, куда же без этого. Но рядом была Хильдегарда, которая, хоть и не хотела в этом разбираться, но подбадривала и утешала сестру. И если Брунгильда радовалась хорошо проделанной работе, радовалась и Хильдегарда.***
Одним летним вечером четырнадцатилетняя Брунгильда заплетала семнадцатилетней Хильдегарде косу. Колдуньи обычно причёсок не делают, но Брунгильда хотела попробовать что-нибудь сделать, а её рыжие волосы не были настолько длинными, как у сестры. Так что Хильдегарда терпеливо сидела, закуривая из своей трубки, пока Брунгильда плела ей косу. - Хилли… - обратилась к ней Брунгильда. – А ты не думала когда-нибудь в город выйти? - Нет. – ответила Хильдегарда. – А зачем? Там людей много, мама говорила, что там шумно и бестолково. Колдуньям нечего с людьми жить. - Но там не так, как у нас, в замке… - проговорила Брунгильда. – Я подслушивала разговоры придворных дам. Они говорили, что там светло, на праздники устраивают гуляния, а на рыночной площади стоит большая карусель… - Брун, я могу наколдовать тебе карусель здесь, если ты хочешь. – ответила Хильдегарда. – Она, может, будет поменьше, но вся твоя. - Но дело не только в карусели. – продолжила Брунгильда. – Там же можно встретиться с нашими ровесниками. Можно подруг завести, и… - тут Брунгильда смутилась, её щёки чуточку зарделись, и она опустила голову. – …и познакомиться с кем-нибудь из парней… Хильдегарда брезгливо фыркнула. - Да ерунда всё это, Брун. Да и вообще… – она повернулась к младшей сестре и заглянула ей в глаза. – Не надо думать о таких пустяках. У нас же и так дома нескучно, правда? - Ну, да… - улыбнулась Брунгильда, не собираясь спорить с сестрой. Но Хильдегарда заметила, что её улыбка была деланной, а в глазах Брунгильды мелькнула тоска. А видеть несчастливой свою младшую сестру Хильдегарда хотела меньше всего на свете. Но как осчастливить её в таком случае? Отпускать Брунгильду в город ей не хотелось. Она же ещё совсем малышка…***
Шли годы. Молодые девчушки стали юными девушками. И однажды Гертруда позвала к себе Брунгильду для серьёзного разговора. Постаревшая Гертруда встала со своего трона и подошла к стоявшей младшей дочери, скрестив руки на груди. Семнадцатилетняя Брунгильда стояла, опустив голову, боясь посмотреть на мать, но сохраняя на лице упрямую, непоколебимую решительность. Хильдегарда, покуривая из своей трубки, стояла неподалёку и внимательно следила за происходящим. - Только вскипятить воду? – проворчала Гертруда, смеряя Брунгильду уничижительным взглядом. – Это всё, что может сделать рыжеволосая и зеленоглазая колдунья? - Может, у меня способностей нет… - всё так же не поднимая взгляда, попыталась отболтаться Брунгильда. - Да знаю я, что ты из принципа! – сурово обрушилась на неё мать. – Ты должна занять моё место, а вместо этого весь наш род позоришь! Немедленно возьмись за ум! Мне заставлять тебя силой? Брунгильда испуганно сжалась, и одного этого было достаточно, чтобы Хильдегарда бросилась к ней на выручку. Хильдегарда подбежала к ней, обхватила младшую сестру за плечи и повернулась к матери, воскликнув: - Матушка! Она же ещё ребёнок! Гертруда замолкла и бросила на старшую дочь удивлённый взгляд, стараясь понять по её лицу, серьёзно ли она это говорит. А потом тяжело и устало вздохнула, развернулась и пошла прочь. Брунгильда, с выступившими слезами на глазах, тихо уткнулась лицом в плечо сестры. Хильдегарда, слегка ободряюще похлопав её по спине, провожала взглядом мать. Когда Хильдегарда была малюткой и лежала в колыбели, мама частенько подходила к ней. Когда Хильдегарда только научилась ходить, она порой подходила к матери, сидящей на троне, и игралась с её юбкой. Тогда Гертруда с улыбкой поднимала малышку на руки и сажала к себе на колени. Когда Хильдегарда самый первый раз обернулась летучей мышью, Гертруда обернулась филином и летала рядом с дочерью, следя, чтобы та не упала на пол и сориентировалась в полёте. Хильдегарда помнила все эти маленькие, но такие важные моменты. И совсем не помнила, чтобы мама была такой по отношению к Брунгильде. Она всегда видела в ней только потенциальную будущую преемницу. И у неё никогда не находилось для младшей дочери материнского тепла.