***
В королевстве наступило утро. Город начал просыпаться. Наверное, это впервые в его жизни, когда он просыпается не в родном доме, где мама с папой… Якоб вышел из чердака и спустился вниз, на городскую улицу. Раз уж теперь он выглядит вот так, раз уж в его жизни всё изменилось, то придётся начать новую жизнь. Попробовать найти работу, чтобы у него были дело, еда и кров над головой. Якоб подошёл к гончарной мастерской и вошёл внутрь под знакомый звон колокольчика. Всё-таки как это непривычно – слышать его, но входить в уже чужое помещение… Уже знакомый ему гончарных дел мастер усердно работал, ни на что не отвлекаясь, а хозяин мастерской находился рядом и писал отчёт, загибая пальцы на руке. Якоб обратился к нему – несмотря на свой возраст, говорил он всё ещё как маленький робкий мальчишка: - Доброе утро… не нужен ли вам помощник, господин? При виде сгорбленного носатого карлика хозяин улыбнулся. - Помо-о-ощник?.. – протянул он. – Не могу я взять тебя помощником. – отказал он, обменявшись насмешливым взглядом с гончаром. – А не то у меня все горшки полопаются. - О… о… от чего? – не понял Якоб. - От смеха! И хозяин зашёлся громким и задорным смехом, обескуражив парня. Даже гончар тихонько похихикивал за компанию. Но, видимо, в каждой шутке есть доля истины. Потому что смех дородного хозяина мастерской был настолько громкий, что стены заходили ходуном, готовая посуда постукивала на полках. А потом и сами полки обрушились, и на голову хозяина попадала вся тяжёлая глиняная посуда. Его смех смолк, и он повалился на пол. Испугавшийся гончар бросился поднимать хозяина, помогая ему встать, а тот, потирая на голове выскочившую огромную шишку, излил весь свой гнев на Якоба: - Негодяй! Посмотри, что ты наделал! Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели! Якоб заметил, что один оставшийся горшок на полке, очень большой и увесистый, сейчас вот-вот упадёт хозяину на голову. Он собирался его предостеречь, но мужчина был сильно зол. - Вон! Немедленно! Вон! – кричал он. – И не вздумай ещё раз сунуть сюда свой огромный мерзкий нос! Якобу ничего не оставалось делать, кроме как послушно и робко попятится к выходу из мастерской и закрыть за собой дверь. - Негодяй! – всё ещё слышался разозлённый голос хозяина. – Подлец!.. А потом раздался внушительный грохот и всё смолкло – горшок всё-таки упал на его голову. Якоб грустно опустил голову и пожал плечами. Ладно, ничего, здесь не получилось – попытает счастья в другом месте. И парень направился дальше.***
Урбан, накрыв голову капюшоном, чтобы спрятать свои длинные уши, передвигался по городу, таща по земле большой и тяжеленный мешок. Гоблин остановился на мосту через речку, сел на деревянные перила, чтобы отдышаться, и вытер пот со лба. - У-у-у, не могла превратить её в кого-нибудь полегче? – злобно проворчал он, от души пнув мешок. От удара в нём завозилось что-то живое. - Глупая старуха! – Урбан вскочил на ноги и взвалил мешок себе на плечо. – До дворца ещё идти и идти… - продолжал ворчать он, направившись дальше. Но, видимо, до дворца ему было не суждено добраться. Позади гоблин услышал требовательное и вальяжное: - Э, уважаемый! Урбан послушно остановился и поставил мешок на землю. К нему решительно подошли и грозно обступили, нависая над ним, патрульные стражники – тонкий и толстый. Гоблин инстинктивно вцепился в мешок – эти двое стражей закона явно подошли не просто так. Так и есть. - А что у вас… в мешке? – грозно прищуриваясь, поинтересовался тонкий. - Что у тебя... это… в мешке?! – вопросил и толстый, бесцеремонно подтолкнув растерявшегося гоблина своим пузом. - Ничего особенного. – стараясь говорить как можно более спокойно, ответил Урбан. – Просто гусь. Т-то-точнее, гусыня. – поправил он себя. - Большая? – тут же уточнил тонкий. - Большая. – подтвердил Урбан, снова поднимая мешок. Он надеялся, что теперь эти двое от него отстанут. Но при словосочетании «большая гусыня» глаза патрульных стражников тут же загорелись жадным блеском, и они обменялись друг с другом взглядом. Толстый озадаченно вздохнул – в отличие от своего товарища он не отличался многословностью. Поэтому говорить стал тонкий: - А ты знаешь, что бывает за воровство? – угрожающе наклонившись к гоблину, напомнил он. Урбан перепугался сильнее. Да, он и вправду несёт гусыню, чего они прицепились? Но, по сути, он же знает, что в мешке на самом деле похищенная принцесса… И при слове «воровство» он заметно напрягся. - Почему это з… за воровство?.. – испуганно промямлил он. - А тогда откуда у тебя большая гусыня, м-м? – не отставал тонкий. Урбан постарался отболтаться от них: - У меня не большая! У меня средняя, то есть, вообще!.. Но толстый грозно на него рявкнул: - А ну, показывай! Делать нечего. Урбану пришлось развязать мешок… и в одно мгновение из него выпрыгнула с громким гоготом высоко в воздух большая гусыня с белоснежным оперением, её крылья были туго связаны верёвкой. - О! – выдохнул тонкий при виде большой и увесистой птицы. Маленькие белоснежные перья разлетались от гусыни во все стороны. Она настучала лапками Урбану по лицу и больно клюнула его в лоб, но улететь она не могла, поэтому упала, снова оказываясь в мешке. - Ага… - пробормотал тонкий. – Всё-таки большая… Он встал, грозно уперев руки в боки, и объявил: - Я должен немедленно тебя арестовать, а гусыню – конфик-ё-зёсь… - он запнулся, но всё равно выхватил мешок из рук Урбана и сказал уже более чётко. – Кон-фи-ско-вать! Вот теперь уже Урбан перепугался не на шутку. Как это, арестовать?! Что же с ним будет, особенно если узнают, что он – гоблин? - Г-господин!.. – протянул он руки к тонкому, умоляя. – Клянусь, это какая-то ошибка, я ни в чём не виноват!.. Но на старую госпожу всю вину повесить не получится, так ведь? Да и тонкий упрямо спрятал мешок за спину. Что же делать в таких случаях? И тут Урбана осенило. - Да-давайте я вам дам один… талер… - заискивающе предложил он. – И-и никого не надо арестовывать… - Сколько?!.. – искренне возмутился тонкий и грозно воскликнул. – Два, и ни талером меньше! - И ни талером меньше! – вторил ему толстый. Урбан уже было возмутился: - Два?! Да ведь это гр!.. Но «честные и благородные стражи порядка» посмотрели на него так угрожающе, что Урбан испуганно вскрикнул. Делать нечего. И гоблин примирительно промямлил: - Э-э-э, ладно, так и быть… согласен. И он отдал тонкому свои два талера – последнее добро, которое у него сейчас было. А тонкий и толстый, забрав мешок с гусыней, отправились восвояси. Урбан вздохнул. А ведь он надеялся продать гусыню во дворец и выручить побольше талеров, а вместо этого его ограбили. Но, с другой стороны, он же всё равно избавился от принцессы-гусыни. Старой госпоже ведь не принципиально, кто её съест? И Урбан просто почесал голову.***
Оживлённый рынок гудел, наполненный дневными заботами. Якоб стоял перед мясным прилавком и смотрел на висящие длинные колбасы, свежие, аппетитные и ароматные. А он уже давно ничего не ел… К прилавку подошли и встали рядом с ним двое мальчишек. - Чё стоишь? – дерзко бросил ему высокий мальчик. – Дёргать надо! И, неожиданно для Якоба, одним отточенным резким движением сорвал одну из колбас и поспешно бросился бежать наутёк. - Дёргать надо! – как попугай повторил его товарищ и тоже ухватился за длинную висящую колбасу, повиснув на ней – с его низеньким ростом ему не сразу удалось её сорвать. Только он шмякнулся вместе с колбасой на землю, как за прилавком появился мясник, держа в руке нож-топорик. - Это кто у меня здесь ворует?! – грозно воскликнул он. Маленький воришка, не на шутку перепугавшись, бросил колбасу в руки Якобу, а сам бросился бежать со всех ног. Якоб, оказавшись в неловкой ситуации, не смог придумать ничего лучше, как честно попросить, глядя мяснику в глаза: - Я хотел… спросить, господин… вам не нужен помощник? - Что? Ты ещё смеёшься надо мной? – разозлился мясник и замахнулся ножом. – Ну, держись… Вряд ли он спокойно выслушает. Якоб перепугался, выронил колбасу из рук на землю и поспешно бросился бежать прочь по улице, не оборачиваясь, под звон вонзившегося в деревянный прилавок ножа и гневный окрик мясника: - …сейчас я вырву твой длинный нос!..***
Смех идущих по улице стражников раздавался на всю округу. Тонкий, с мешком за плечом, и толстый шли вперёд и неудержимо смеялись. Неожиданно их остановил и прервал их веселье чей-то строгий мужской голос: - Э-э! Что это вы так веселитесь? Тонкий уже было обернулся с нахальным и наглым видом: - Чего?!.. И тут же замер от испуга и стыда. Они же сейчас проходят мимо усадьбы королевского главного скорохода! И это он, господин Блюм, сейчас выглядывает из-за белоснежного каменного забора! - Простите… - виновато пролепетал тонкий, поставив тяжёлый мешок на землю. – Н-не признали вас сразу… - Не признали… - сварливо усмехнулся королевский скороход Блюм. Правда, сейчас в нём трудно было узнать скорохода – свою крепкую подтянутую фигуру Блюм оставил в молодости. Сейчас он был очень низеньким и толстым мужчиной. - Гогочете, как гиены… - забранил патрульных Блюм. – Народ пугаете!.. Двое стражников стояли и угодливо улыбались, не смея возразить. - Простите. – лишь произнёс толстый.***
Якоб долго бежал от самого рынка, пока не остановился, чтобы отдышаться. Похоже, сумел оторваться… Он собирался идти дальше, но невдалеке находилась компания мальчишек, весело болтающих друг с другом – среди них находились и колбасные воры. При виде карлика они оживились и переключили на него всё внимание – грозно окружили Якоба и начали приставать к нему, обзываясь и дразня, не давая бедному парню прохода: - Ты чё здесь ходишь, а? - Горбун носатый! - Ах, какой красавец! - У-у-у, как ты меня напугал… Якоб обиженно нахмурился от бессильного гнева – такого терпеть он не намерен – и, оттолкнув одного из них, побежал вперёд со всех ног. Но хулиганы не хотели так просто отпускать свою жертву. Они кинулись бежать следом за ним с криками и улюлюканьем: - За ним! - Лови его! - Держи! - Не уйдёшь!.. Якоб бросился вниз по деревянной лестнице на нижнюю улицу, но на одном из пролётов спрыгнул вниз, надеясь срезать путь и ускользнуть от преследователей. Это сработало – мальчишки не заметили его и пробежали мимо. А Якоб схоронился за бочками внизу и подождал, пока они не скроются из виду. Но, даже когда он ушёл от погони, парень остался сидеть за бочками – неудачи минувшего утра подкосили в нём всякую надежду.***
- Мы можем идти, господин главный скороход? – льстиво улыбаясь за компанию с толстым, спросил тонкий, глядя на Блюма. Главный скороход зевнул – ему стало скучно с этими остолопами: - Да… идите… Тонкий поднял мешок с земли и тихонько скомандовал приятелю: - Жирный, за мной… Блюм заметил мешок. Какой он увесистый и тяжёлый, наверняка там что-то большое… - Э, постойте! – окликнул он. Двое недотёп тут же застыли на месте. - А что это у вас в мешке? – поинтересовался он. - В-в мешке? – попытался сыграть непонятливость тонкий. Он спрятал мешок себе за спину. – В каком мешке?.. – спросил он у толстого. Тот лишь пожал плечами. Не, утаить мешок от глаз скорохода вряд ли получится. - А-а-а, в мешке!.. – словно спохватился тонкий. - Ничего. – простодушно улыбнулся толстый. - Как «ничего»? – удивился Блюм и вкрадчиво добавил. – А зачем тогда вы его несёте? И главный скороход спрыгнул с забора, собираясь идти к ним.***
Хильдегарда ещё задолго до школьной репетиции прилетела к школе и спряталась летучей мышью под карнизом крыши. Не хотелось сидеть в тесных четырёх стенах, вот она и ждала там подходящего времени. Видела проходящих внизу людей, слышала звуки оживлённого города – такие непривычные и громкие, они сильно били по чувствительным длинным ушам. Даже в голове начало звенеть… Чтобы отвлечься, Хильдегарда смотрела на паутинку, расположенную по соседству. У неё дома, в замке, она видела точно такую же на окне – видела, как паучок иной раз ловит зазевавшуюся мошку в свои хитросплетённые сети. И каждый раз её одолевали разные мысли – то о невинной и беззащитной душе, которую погубили злые люди, то о том, как когда-нибудь её план, её договор с Дагалом осуществится, и тогда все эти люди станут жертвой демона – её жертвой… Хильдегарда краем глаза заметила знакомое бело-голубое пятно внизу – Марта вышла на школьное крыльцо и осматривалась по сторонам. Похоже, время пришло. Хильдегарда слетела вниз и приняла свой настоящий облик. При виде неё Марта широко улыбнулась. - Пойдёмте! – взяла она её за руку и потащила за собой. – Посмотрите, как у нас репетиции проходят!***
- Слышали? – обратилась Саша к собравшимся в драмкружке. – У Марты бабушка нашлась. - Как интересно!.. – откликнулась Берта. – Она же у нас сирота, вроде… - Всем привет! – весело поздоровалась Марта, подходя к остальным вместе с Хильдегардой. Взгляды всех присутствующих тут же обратились к пожилой высокой старухе в устаревшем наряде. - Мать моя женщина!.. – не сдержавшись, поражённо выдохнул Томас, увидев нахмуренное лицо Хильдегарды, и Берта тихонько подтолкнула его локтём, осаждая его, хотя сама удивилась не меньше. - Ах, вы же бабушка Марты! – вспомнил учитель Гутенберг, подходя ближе. – А что привело вас сюда сейчас? - Она… - проговорила Марта, стараясь придумать подходящую легенду. – Просто она сама актриса, и хочет смотреть на наши репетиции… - Правда? – изумился учитель и обратился к Хильдегарде. – А в каком театре вы выступали, госпожа Юнг? Колдунья растерялась, и за неё ответила Марта: - Это был маленький театр в её родном городке. Он очень малоизвестный. - Верно, так и есть. – буркнула Хильдегарда. - Понятно… - протянул учитель Гутенберг. Многие смотрели на Хильдегарду с интересом. Юрген, хихикая, шепнул на ухо своему брату Гюнтеру: - Прикинь, когда Марта постареет – будет такой же… А Фрида удивлёнными глазами смотрела на длинную курительную трубку, воткнутую за пояс пожилой женщины. - У вас очень необычный наряд. – проговорила Берта, окидывая взглядом Хильдегарду. – Он у вас тематический?.. Марта постаралась объяснить: - Просто госпо… - девчушка осеклась и поправила себя. – …бабушка очень любит входить в образ. Это её любимый сценический костюм. Хильдегарда, нахмуриваясь всё сильнее, отвела взгляд – вокруг столько любопытных глаз, направленных на неё… - Пойдём, бабуль. – потянула её за руку Марта, как нельзя кстати уводя её от остальных. – Я покажу нашу сцену. Они отошли от группы, и Берта заговорила: - А ведь госпожа Юнг в этом наряде и правда выглядит так, будто пришла из Средневековья… - И пахнет точно также. – сморщив нос, скривилась Саша. – Как будто сто лет не мылась… Томас, всё это время озадаченно стоявший, наконец-то подал голос: - Погодите, так это что – женщина?.. - Томас! – укоризненно воскликнула Берта, стукнув кулачком ему по плечу. – Как не стыдно, глупый, что ли!.. А Марта подвела Хильдегарду к маленькой сцене. - Здесь мы репетируем. – воодушевлённо рассказывала она. – Мы ставим спектакль на конец школьного года. По сказке о Принцессе, которая сталкивается с разными трудностями. Я играю фрейлину Принцессы, эпизодическую роль, у меня только три фразы за весь спектакль, а Берта играет Принцессу, Томас – Рыцаря, который сражается с разбойниками, засевшими в Тёмном Лесу, а Саша, староста нашего класса – Ведьму, которую когда-то давно не пригласили на королевский праздник, вот она и разозлилась, и делает всем жителям королевства гадости исподтишка, хотя о ней никто не помнит… - Какая глупость – обидеться на то, что тебя не пригласили на праздник. – проговорила Хильдегарда, заставив Марту рассмеяться. – Да я на её месте была бы очень счастлива. Держаться подальше от людей – это благодать… - Как скажете. – пожала плечами Марта. Колдунья подняла вверх руку привычным жестом, но спохватилась – трубки у неё в руке не было, да и курить здесь нельзя. Хильдегарда раздражённо насупилась. От нахождения здесь, от всей этой разноголосицы, от толпы людей у неё начала раскалываться голова. - Так, строимся на сцене! – скомандовал учитель Гутенберг. – Репетируем четвёртую сцену, первый акт! Только вот, Саша… - неожиданно обратился он к девчушке с длинной косой. – Ты на сцену пока не выходи… Госпожа Юнг, вы когда-нибудь играли ведьму? - Да она много кого играла… - ответила за Хильдегарду Марта. – Бабу Ягу, например… - Хорошо, тогда вы можете выступить? – неожиданно предложил учитель. – Набросать образ для Саши, так сказать. Чтобы она при помощи талантливого актёра могла понять, как правильнее сыграть свою роль. Вас ведь это не затруднит? Хильдегарда и Марта растерянно застыли. - Ой… - только и успела пискнуть Марта. А Хильдегарда машинально ответила: - Не затруднит… - Как хорошо! – улыбнулся учитель Гутенберг. Марта, спохватившись, достала свою копию сценария из рюкзака и протянула его Хильдегарде. - Вот, вот этот момент нужно… - показала она пальцем. Хильдегарда прочитала нужные строчки, пока в её голове нарастал оглушающий гул. И во что она только что ввязалась?..***
И что же ему теперь делать? Якоб какое-то время продолжал сидеть за бочками, не двигаясь с места, вздыхая и силясь не заплакать. Хотя, чего толку сидеть здесь, в тёмном углу, и бездействовать? И Якоб встал и пошёл, куда глаза глядят.***
Блюм решительно толкал в спины тонкого, который держал белую гусыню под мышкой, и толстого, ведя их вперёд, к себе во двор. «Ничего», говорили они. Ан нет, целая здоровенная гусыня была у них в мешке! Как бы они не протестовали сейчас и не отнекивались, им теперь не отвертеться! Остановившись у себя во дворе, он строго и вкрадчиво поинтересовался у них: - А вы знаете, что бывает за воровство? Однако, какая жестокая ирония судьбы!.. Патрульные не на шутку перепугались – неужели главный скороход догадался? - Так… это… почему за воровство? – начал оправдываться толстый. – Мы же… Но Блюм решительно остановил его, скомандовав: - Так! Птицу я конфискую, а вас сдам начальнику стражи! И скороход уже достал медный сигнальный колокольчик и собирался было позвонить, но тонкий быстро подбежал к нему и взмолился, придержав колокольчик рукой: - Г-г-господин, не надо!.. А давайте… - он наклонился к Блюму ниже и прошептал. – М-мы дадим вам… два талера?.. Казалось, что честный и благородный Блюм искренне возмутился. - Что-о-о-о?!.. - Пять! – поспешно завысил цену тонкий. – Пять талеров!.. Но Блюм лишь просто ответил, улыбнувшись и не поведя бровью: - Десять. И ни талером меньше. Тонкий растерялся. - У… у меня только пять… - он обратился к напарнику. – Гони ещё пять! Толстый поспешно сунул руку в пустой доспех, тонкий начал рыться в своих карманах. Блюм стоял, терпеливо ожидая, бросил взгляд на гусыню… и не поверил своим глазам. Почему-то показалось, что она осуждающе смотрит на него, по-человечески… А гусыня возьми, да и клюнь его прямо в лоб. Блюм с ойканьем отскочил, повалившись на землю вместе с толстым. Мало того, что его клюнули, так ещё и алебарда толстого упала ему на голову, ударив древком. А медный сигнальный колокольчик из его рук выпал и упал на ногу тонкого. Тот завопил от боли, выронил гусыню и запрыгал на месте, держась за больную ногу. А связанная гусыня, воспользовавшись случаем, поспешно отползла в сторону. - Я ранен! – запричитал Блюм, держась за голову. – Это всё из-за вас, негодяи!.. – застучал он кулачком по плечу толстого. Тонкий бросился ему советовать: - Господин, вам нужно срочно сделать примочку! - Примочку? – переспросил Блюм. - Ага. - Да-да, примочку… И Блюм вскочил на ноги и побежал внутрь своего дома, зовя: - Пампуша! Я ранен!***
Хотя, какой смысл сейчас идти дальше?.. Якоб долго шёл, пока не остановился и сел, облокотившись о длинный белоснежный каменный забор. Кто возьмёт на работу уродливого карлика? У него сейчас нет вообще никого и ничего… Такой прекрасный солнечный день, но для него никогда больше не найдётся любви и ласки… Якоб закрыл глаза руками и тихонько заплакал. За забором раздавалась чья-то рассерженная перепалка, и среди этих криков парень услышал испуганный и молящий девический возглас: - Помогите! Прошу вас, кто-нибудь, помогите! Якоб тут же забыл о своих горестях – по доброте душевной он тут же откликнулся на призыв о помощи. Якоб встал, прислушался – за забором всё ещё кто-то ругался – и запрыгнул наверх, перевешиваясь через край забора. Там, во дворе какой-то богатой усадьбы, ссорились между собой патрульные стражники, и никакой девушки рядом не было. Якоб посмотрел вниз и увидел большую белую гусыню, крылья которой были связаны верёвкой. А гусыня увидела его, посмотрела грустным и испуганным человеческим взглядом и проговорила ясно и чётко: - Помоги, прошу тебя… Якоб сильно удивился – так это гусыня просит о помощи? Говорящая гусыня? - Это вы… мне? – удивлённо пролепетал он. Стражники тоже услышали гусыню и повернулись к ней. Правда, они не слышали человеческого голоса – они слышали только обыкновенный гусиный гогот. - Смотри, раскрякалась. – заметил толстый, и он с приятелем захихикал. Но их веселье длилось недолго – гусыня бросилась бежать прочь. - Э, да она сейчас сбежит! – воскликнул тонкий. Оба стражника кинулись ловить гусыню, пытаясь даже остановить её острой алебардой. Её нужно спасти! Якоб быстро огляделся по сторонам и увидел висящие ни ближайшей ветке дерева жёлуди. А ведь когда-то он вместе с друзьями кидался ими в проходящих мимо стражников… И парень сорвал несколько жёлудей и кинул один прямо в голову тонкого. Тот тут же остановился и схватился за голову, а гусыня бежала дальше. - Э, ты чего кидаешься?! – рассердился тонкий, поворачиваясь к толстому. - Ничего я не кидаюсь! – отрезал тот. - Ну тогда лови её, что ты застыл! – воскликнул тонкий. – Смотри, уже к забору подбирается!.. Толстый бросился вслед за гусыней, уже почти догнал её… Якоб бросил ещё один жёлудь, попав ему в голову. Жёлудь со звоном отскочил от шлема, и толстый остановился, а потом рассержено повернулся к тонкому. - Ах, ты вон как!.. – воскликнул он, толкнув его пузом и повалив на землю. – Ну, погоди у меня!.. Тонкий в долгу не остался и накинулся на него. Между двумя стражниками завязалась драка. Они отвлеклись, пора действовать! Якоб забрался на забор, перешёл по нему, расставив руки в сторону, поближе к остановившейся гусыне, и спрыгнул на землю во двор. Парень принялся развязывать верёвку на гусыне. Да только тонкий, который на какое-то мгновение одержал вверх над толстым и победоносно рассмеялся, как на беду, заметил его. - Это опять ты?! – крикнул он. – Ну-ка, брось гусыню! Якоб поспешно поднял связанную гусыню себе на руки. А стражники кинулись к нему с обеих сторон. - Брось! – воскликнул толстый. - Окружай его! – скомандовал тонкий, держа алебарду. Якоб в панике не знал, куда бежать. Оставался только один путь – вперёд, в дом. И парень ринулся туда вместе с гусыней, забежал на крыльцо, потом внутрь дома, и поспешно закрыл за собой дверь, запирая её на засов для верности. Стражники, которые было налетели друг на друга, а потом кинулись следом за ним, лишь врезались со всего маху в запертую дверь. А потом принялись толкать её изо всех сил. Якоб и гусыня оказались внутри роскошного, заставленного дорогими предметами интерьера, дома. Из соседней комнаты доносился чей-то воркующий женский голосок: - Ах ты, мой слонёночек, птичка его клюнула… Якоб попятился и наткнулся спиной на дверь. В одно мгновение за дверью раздался громкий собачий лай, и парень испуганно отпрянул от неё. Куда делся тот воркующий голосок… В одно мгновение он сменился рассерженным криком: - Да что это там за шум такой?! Якоб с гусыней на руках спрятался за занавеску – из комнаты вышла дородная дама в роскошном платье, с пышной грудью и маленькими пухлыми губками. - Подожди меня! – прикрикнула Фрида Блюм на мужа, немного шепелявя, и направилась к комнате с лающей собакой. – Не крутись, сиди смирно! Да смотри, не капай там на ковёр, а то получишь у меня!.. Блюм сидел перед большим зеркалом и прикладывал к ушибленной голове мокрый платок. Якоб попятился назад, выходя из своего укрытия, и Блюм, подняв голову, увидел увеличенное и искажённое отражение карлика-горбуна с длинным носом. Королевский скороход сильно перепугался и завопил: - Чудовище! Якоб с гусыней быстро спрятался обратно за занавеску, а на крик Блюма вернулась сердитая жена. - Что-о-о?.. – рассерженно прошипела она, пытаясь рукой дотянуться до чего-нибудь, чем можно было бы ударить мужа. – Как ты меня назвал?!.. Блюм перепугался ещё сильнее. - Да нет же, пампушечка!.. – принялся он оправдываться перед женой. – Это не ты чудовище!.. - Ах, не я?! – рассердилась Фрида Блюм ещё сильнее и кинула подвернувшуюся под руку красивую вазу в мужа. Блюм успел пригнуться, и ваза, попав в зеркало, разбилась вместе с ним. - Ох, твоя ваза!.. – воскликнул расстроенный Блюм. Похоже, усилия стражников дали свои плоды – они выбили запертую дверь и влетели вместе с ней прямо в дом, сбив с ног Фриду Блюм. Та повалилась прямо на них, сорвав по пути занавеску, за которой прятались Якоб с гусыней. - Что вы делаете?! – вскричал Блюм на копошащихся и запутавшихся в занавеске за компанию вместе с охающей и ахающей от испуга Фридой стражников. - Вот! – закричал тонкий, показывая на стоящего поблизости Якоба. – Вот кто виноват! Господин Блюм, быстрее!.. Якоб с гусыней на руках бросился бежать из дома. Блюм, увидев его, рассердился, перелез через всё ещё лежащего на полу толстого и выпустил из запертой комнаты своего сторожевого пса, который продолжал лаять и рычать. - Ату его, ату! – скомандовал Блюм, спуская своего породистого пса с поводка. Пёс с лаем бросился бежать за убегающим из двора усадьбы Якобом. На бегу Якоб всё-таки успел развязать верёвку, сковывающую гусыню, и подкинул её в воздух, чтобы она полетела. Парень еле успел выбежать за железные ворота и закрыть их как можно скорее – пёс тут же налетел на них со всего маху. Пёс свирепо зарычал – так просто сдаваться он не намерен. Якоб вскочил с земли и бросился бежать прочь по городской улице. Пёс, перепрыгнув через каменный забор, с громким лаем кинулся преследовать его. А говорящая гусыня, всё-таки взлетевшая высоко в воздух и приземлившаяся на одной из крыш – к полёту она ещё не привыкла – проводила взглядом спасающегося бегством от пса парня с длинным носом и горбом. Якоб бежал вперёд – пёс неумолимо догонял его, даром, что приземистый, с короткими лапами. Слюнявая пасть с острыми клыками щёлкнула почти у самых пяток парня. Якоб уже почти выбился из сил. Он, тяжело дыша от бега, попытался приободрить себя: - Быстрее… давай быстрее!.. И… словно услышав команду, чудные красные туфли на его ногах сверкнули золотым светом… и ноги Якоба сами собой понеслись вперёд быстрее ветра – туфли двигали ими. Парень молниеносно пробежал через рынок, стараясь не натолкнуться на стоящих людей и не повалить груженные тележки, корзины и прилавки. Он впервые в жизни так быстро бежит! Якоб сильно удивился – неужели это туфли побежали сами по себе?.. Пёс, хоть и бежал за ним со всех сил, быстро выдохся и отстал от него. Впереди находилась речка, и… Якоб одним махом, длинным прыжком перелетел через неё и благополучно приземлился на другом берегу. Пёс, прыгнув следом за ним, успеха не достиг – плюхнулся в воду, а потом, скуля и быстро гребя передними лапами, поплыл обратно к берегу. А Якоб, безуспешно пытаясь остановиться, уже выбежал из города.