Двое. Игры.

      Марина сидела в кабинете, откинув голову на высокую спинку офисного кресла, стоящего у заваленного бумагами большого стола. У стены напротив стола стоял большой кожаный диван, на который можно было лечь, укрывшись пледом и поспать, поймав минуты тишины и спокойствия, редко выпадавшие в стенах этого старинного здания. Неотложка в любой стране мира является синонимом круглосуточного бодрствования всех причастных к этому миру людей, и российская не была исключением.       Марина прекрасно осознавала, что будет проводить в своём кабинете большую часть времени, поэтому, как только она пришла в институт Склифосовского, то попросила сделать здесь ремонт на свой вкус. И ей пошли на встречу. Нарочинской хотелось, чтобы кабинет не был похож на казённое помещение с белыми стенами. Нейрохирургия требовала предельную сосредоточенность и постоянное напряжение. Глаза как и руки были инструментом хирурга, поэтому отвлечённые нейтральный цвет ей был комфортен. Почему она выбрала именно такой цвет? Потому, что хотелось чтобы глаза отдыхали от постоянной нагрузки.       Она боролась с желание бросить все дела и прилечь на манящий уютом бежевый удобный диван, который она специально подбирала под себя. Сегодня она решила остаться здесь, дома её всё равно никто не ждал.       Она уже прогулялась, борясь со сном, по полутёмным коридорам старинного здания, пытаясь размять затёкшие мышцы и суставы от долгого сидения за столом в одном положении, и натолкнулась там на него. Олег всем своим видом и действиями выказывал свой интерес к ней, и не скрывал своего желания заняться с ней сексом, но не более того. А для неё в какой-то момент этого стало мало. Она даже отчётливо помнила этот момент...       ***       Казалось бы, формальная поездка на тренинг МЧС сыграла с ней злую шутку. Когда она увидела, что он не один, то ощутила, как её кольнуло тонкое жало ревности. И яд любви от этого укола постепенно начал своё продвижения по её телу и мыслям. Она даже не сразу осознала свои чувства, давно позабыв их на вкус.       А авария, та самая авария, открыла ей глаза. Минуты, которые он находился в брюхе поверженного железного монстра, пытаясь спасти человека, тянулись целую вечность. Она с надеждой и страхом оборачивалась на место аварии, боясь его больше не увидеть живым. Она проклинала его, за его бесстрашие и дурость, за его обречённое спокойствие, с которым он полез в развороченную маршрутку, и умоляла, чтобы он только остался жив. А тот взрыв вывел её из равновесия окончательно: у неё задрожали руки; глаза закрыла пелена страха и неизвестно откуда взявшихся слёз; она забыла, как дышать, лёгкие перестали требовать воздух. Она не помнила, когда последний раз была в таком состоянии и вообще была ли.       И когда он появился, как античный герой из пасти дракона, она готова была броситься ему на грудь и расцеловать, а затем высказать всё что думает о его геройстве, но сдержалась. Какое она имела право на упрёки? Она ему никто. А он ей? И она поняла и осознала, что он ей - кто…       А позже, аккуратно касаясь его раны на лице и, своим прикосновением, желая излечить его от боли, она еле сдерживала слёзы от злости на него и на себя. А ей было на что злиться – влюбиться в человека, который не воспринимал серьёзно её, да и к самой жизни относился с лёгкостью. Дурак, одним словом! Она его даже словесно наградила этим эпитетом, а он и не возражал, видимо не раз уже слышал его в свой адрес.       Его, вполне себе живого и относительно здорового, увезли с места аварии, и она, взглядом проводив скорую, в которой он находился, решила всё забыть, уверяя себя, что больше его не увидит. Она надеялась, что новая работа отвлечёт её от мыслей о нём.       Когда же она пришла сюда, и увидела его лежащим на больничной койке все глубоко запрятанные чувства вновь стали беспокоить её разум. Она начала борьбу сама с собой, надеясь, что её рассудительность как всегда возьмёт верх. Но его колкие шутки и соблазняющие взгляды в её сторону подрывали и так неравную борьбу и перевешивали все доводы рассудка.       ***       Словоохотливые подчинённые рассказали ей, что он был женат и не раз, у него была внебрачная дочь, которая жила с матерью, а то, что он не пропускал ни одной юбки, было видно невооружённым глазом.       Когда она проходила несколько раз мимо его палаты, то видела, что около его койки постоянно кто-то сидел и, как не сложно было догадаться, в основном это были представительницы женского пола. И чаще всего она там замечала медсестру Нину Дубровскую – администратора в приёмном отделении больницы. Они мило болтали, беззлобно шутили и заигрывали друг с другом. Кто-то поведал ей, что у них с Брагиным роман, не смотря на мерцание на безымянном пальце левой руки женщины золотого свидетеля, говорившего о том, что администратор замужем.       Не реже чем Дубровскую в палате Брагина она замечала и медсестру Михалёву, которая постоянно таскала ему какие-то лотки с едой. Можно было подумать, что Михалёва подрабатывает его сиделкой – такого рвения помочь и накормить других пациентов за этой медсестрой Нарочинская не замечала.       Марину раздражали и уязвляли вереницы посетительниц около койки Олега, но она старалась этого не показывать и держать свои эмоции под контролем. Она что его ревнует? Этого ещё не хватало.