Двое. Игры.

      Олег сидел за рулём своего автомобиля. И несмотря на то, что его "Опель" находился в потоке других автомашин, он не двигался с места. Полжизни в пробках. Через два часа у него начиналась смена, а он застрял ещё только на пути к дому. Дорога, хотя и не долгая, от Марининой гостиницы до его дома, проходила по оживлённым улицам с высоким автомобильным движением. Он при любой возможности мчался к Марине или наоборот привозил её к себе, но они проводили не так много времени вместе. Шейнман как будто специально составил график так, что Олег с Нарочинской практически не виделись. А ещё приходилось тратить такое драгоценное время в дороге.       Марина категорически отказывалась оставаться у него на ночь, если была вероятность прихода Куликова. Она безапелляционно заявила, что не хочет афишировать их связь. Такое пренебрежительное обозначение их отношений ему не нравилось. Они что телеграфные столбы чтобы между ними была связь? Этими циничными словами она хотела ему что-то сказать, но он не мог понять, что именно.       Единственное, что он точно понимал, так это то, что постоянно мотаться между гостиницей, работой и домом не было никакого резона. Куликов познакомился с какой-то бухгалтершей с собственной жилплощадью и практически не появляется в его доме.       "Залечил женщине перелом бедра", – хмыкнул про себя Брагин.       Дело оставалось за малым – предложить Марине совместное проживание. Он плохо себе представлял, какая Нарочинская в быту, но почему-то полагал, что они сживутся. Зная её характер нельзя быть уверенным, что она легко согласиться на его предложение, но он всё же был убеждён, что найдёт к ней подход. Просто нужно подобрать такие слова, против которых ей не чего будет возразить.       ***       Марина допивала последний глоток своего любимого напитка и смотрела в окно гостиничного номера. За стеклом растворялась лёгкая жёлто-зелёная дымка, поглощающая всё пространство, видимое глазу. Наступила весна. Марина испытывала волнующее воодушевление, как будто с пробуждающейся природой, просыпалась и она сама от долгой мучительной спячки. Солнечные зайчики играли на осколках луж на асфальте, а сам же величественный сверкающий отец этих озорных зверьков пригревал и чуть румянил незащищённую кожу лица и рук, подставленную под тёплые брызги Гелиоса. Но не только это согревало Марину, но и человек ворвавшийся или точнее прокравшийся в её жизнь. Она начала привыкать к его присутствию рядом и его манере общения.       Брагин оказался сверх тактильным. Он при любом возможном случае прикасался к ней, брал за руку или обнимал невзначай. Марина не привыкла, что так бесцеремонно нарушают её личное пространство и старалась чуть отстраниться от него. Ей вообще не нравилось, когда на людях намеренно демонстрируют свои чувства. Но спустя какое-то время стала замечать за собой, что сама, когда никто не видит, тянется к Брагину, чтобы получить свою порцию внимания и ласки, хотя по-прежнему не хотела выставлять напоказ их отношения.       Она заметила, что вкладывает свою руку в его широкую ладонь, когда они разговаривают один на один, что ненароком прикасается к нему, когда проходит мимо, что уже привычным жестом разглаживает его морщинки на лбу, когда он сосредоточенно думает о чем-то. Он же, в свою очередь, подловив её в пустом коридоре, всегда обнимает и прижимает к себе; умудряется в нужный момент принести стаканчик с кофе, когда он ей катастрофически необходим; может затянуть поплотнее на её шее шарф или застегнуть на все пуговицы верхнюю одежду, спасая от ветра. Эта его манера обращения с ней очень расслабляла, и она всё чаще теряла постоянный контроль над собой. Она даже перестала подавлять своё желание прикоснуться к нему лишний раз. И ей это как ни странно нравилось, она испытывала от этого какое-то внутреннее удовольствие.