* * *
Жизнь продолжалась, как и в течение последних 9 месяцев, с того дня, как Джастин бросил меня на вечеринке в честь запуска комикса «Гнев». Я ходил на работу, гулял, встречался с друзьями, трахал трюки, занимался в спортзале. Майкл в эти дни проводил больше времени с Беном. Они стали чаще оставаться дома. А Тед и Эмметт по-прежнему были увлечены друг другом. Так что ощущение старой «банды» немного пропало. Но это было нормально. Я не скучал по ней. Всегда был кто-то рядом, когда мне хотелось общения. Майкл всё ещё был рядом, и у меня появилось больше времени для Гаса и Линдси. У меня сложилось впечатление, что вначале ребята присматривали за мной, сменяя друг друга, не спуская с меня глаз. Возможно, они думали, что я наделаю глупостей. Или превращусь в одурманенного наркотиками, помешанного на сексе автомат. Как в тот раз, после того как Джастина избили. Думаю, всех немного удивило, когда я взял себя в руки и пошёл дальше. Может быть, они были разочарованы. Или, возможно, они увидели, насколько я был далёк, насколько мало у меня было мыслей. Честно говоря, что бы они ни думали, или ни говорили мне, или ни пытались сделать, чтобы спасти меня, я почти не замечал. Мне больше не нужны были наркотики. Я так уже достаточно оцепенел. И мне было всё равно, что думают по этому поводу другие. Ладно, признаю, что я не сразу пришёл к этому. Чувства были в первые часы, может быть, дни после вечеринки. Если бы я позволил себе, то мог бы вспомнить невыносимую боль, яростную злобу, горечь, предательство, потерю и поражение… Слава Богу, мне удалось всё это заглушить и позволить себе отключиться, ожидая, когда всё это пройдёт. И я неплохо спал по ночам. Без извинений, без сожалений. Сделал бы я то же самое снова все те уступки, на которые пошёл тогда ради Джастина? Конечно, нет. Но я не винил себя за то, что однажды попробовал. Но были вещи, за которые я всё же винил себя. Не за все, конечно, но за многие. Но время от времени на меня наваливалась сокрушительная стена самообвинения. Я хорошо узнал её, эту стену и сопровождающее её чувство тошноты и бессонницы. Какой-то триггер вызывал воспоминание о чём-то, что я сделал, чем не горжусь. Слово, тон, взгляд, боль, которую я причинил без всякой на то причины. И я снова оказывался поглощённым этим. Так вот что значит сожалеть. Чёрт! Никогда больше. Если я и собирался что-то сделать, так это обеспечить, чтобы мне больше никогда не приходилось испытывать подобные чувства. Я хочу, чтобы моя боль была без примесей. Если без неё никак нельзя прожить жизнь, то пусть она будет чистой, недвусмысленной. Я хочу знать, кого винить. И лучше, чтобы это был не я. Возможно, поэтому меня так поразило, что даже с этим новым тошнотворным ужасом самообвинения я всё ещё не сомневался в сделке, которую заключил с Джастином. Более того, я снова воспользовался этим.* * *
Не сразу, конечно. Это заняло несколько недель, может быть, три или целый месяц после того первого раза на парковке. И он был прав: я начал его замечать. Видел его в тех местах, где обычно бывал: в «Вавилоне», «Вуди», даже в спортзале. Но теперь это не напоминало преследование, как тогда, когда мы только познакомились. На этот раз он просто был там, тихо, ненавязчиво. Он никогда не пытался подойти ко мне, заговорить со мной или даже посмотреть на меня. Он просто появлялся в одну минуту и исчезал в другую. Возможно, он всегда был неподалёку, и я лишь время от времени это осознавал. В итоге я привык видеть его поблизости и перестал обращать внимание — ни удивлялся, если натыкался на него. Ни искал, если его не было, интуитивно ощущая, что он где-то рядом. Правда, пришлось привыкать к тому, что я вижу его так часто. Ведь с того дня, как он ушёл с Итаном, я почти не видел его. Он забрал свои вещи, у нас состоялся неловкий разговор, и я не оставил ему ни малейшей возможности поддерживать со мной связь. Я видел иногда, когда ходил в закусочную. Так что я знал, что он всё ещё там работает. Но кроме этого, я ничего не знал о его жизни и о том, чем он занимается. Возможно, пять месяцев назад кто-то — Майкл? — сказал мне, что Итан уехал из города без него, но к тому времени это уже не имело значения, и я почти не обратил внимания на эту информацию. Сейчас мне впервые пришло в голову поинтересоваться, всё ли у него в порядке с учёбой и финансами. Но эта мысль была мимолётной, я не стал на ней задерживаться. Если бы ему что-то было от меня нужно, он дал бы знать. Однажды, уходя из «Вавилона» вместе с Тедом и Эмметтом, я решил выйти на улицу, в то время как они задержались на ещё один напиток или танец. Опираясь на стену у входа в переулок, где было относительно тихо, и прикуривая сигарету, я увидел Джастина на другой стороне улицы. Он казался призрачным на фоне уличной суеты, избегая встречаться со мной взглядом. Я курил и думал. Тед и Эмметт, вероятно, задержатся ещё минут на пять. В клубе никто не привлёк моего внимания, и в заднюю комнату я не заглядывал. Наверное, у меня был смутный план поискать компанию в интернете, когда вернусь домой. Но это требовало усилий, в отличие от того, что было прямо здесь, через дорогу, готовое и желающее. С иронией закатив глаза от собственных мыслей, я, наконец, позволил своему взгляду остановиться на Джастине, который старательно смотрел в сторону. Но я не сомневался, что он увидит мой едва заметный кивок, прежде чем я направился в подворотню. И я был прав. Он оказался рядом со мной через секунду. И ему потребовался всего лишь короткий взгляд вниз от меня, чтобы снова опуститься на коленях передо мной. Как всегда он был хорош. Нет, не просто хорош, он был охренительно хорош, и к тому же быстр. К тому времени, как Тед и Эмметт вышли из клуба, он уже закончил, прошептав «спасибо» и растворился в темноте. В ту ночь я тоже хорошо спал. А несколько недель спустя, когда я трахался со своим последним трюком, я понял, что соскучился по траху с Джастином. Я раньше не думал об этом. По крайней мере, сознательно. Кто знает, что творилось там, в моём оцепеневшем разуме все эти месяцы. Но на этот раз я осознавал это. И мне пришло в голову, насколько легко я мог бы что-то с этим сделать. Я закончил с этим трюком и забыл об этом на несколько дней. В следующий раз, когда эта мысль пришла мне в голову, я был дома, заканчивал работу и думал о том, чтобы лечь спать. Я пытался решить, стоит ли прилагать усилия, чтобы найти кого-то. И я тут вспомнил о Джастине. Его номер телефона. Сохранил ли я его? Я заглянул в блокнот, и обнаружил незнакомый номер, нацарапанный на предыдущей странице. Он выглядел многообещающе. Я остановился на минуту и задумался. Что я собираюсь сказать? Это капитуляция? Обещание? Возникшее обязательство? Я слышал его голос в своей голове: «в любое время, в любом месте, на любых условиях». И слышал свой собственный голос, отвечающий ему, что от меня он ничего не получит. Какого чёрта! Если он не сможет выполнить свою часть сделки, ему нужно будет только сказать об этом. И чем скорее это произойдёт, тем быстрее он поймёт: от меня ему ничего не стоит ждать. По крайней мере, сегодня вечером я получу хороший трах. И после — крепкий сон. Я позвонил. Мне и в голову не пришло, что у него может определиться мой номер. Пока не услышал в ответ: — Брайан, — это был голос человека, не удивлённый ни малейшим образом и не нуждающийся в дополнительных разъяснениях. — Привет, — сказал я и замолчал. — Спасибо, что позвонил, — тихо сказал он. Возникла пауза. Учитывая его тон, я подумал, действительно ли мне нужно объяснять ему это. Потом я вспомнил, что он не собирается меня ни о чём просить. Так что придётся пригласить его самому. — Хочешь трахнуться? — Да. Пожалуйста. Я могу быть там через 15 минут. И он пришёл. Я понял, что не знаю, где он живёт, но это должно быть недалеко. Я открыл дверь в лофт, после чего направился в спальню, снимая одежду по пути. Я уже сидел на краю кровати, когда он вошёл. Слышно было, как он закрыл и запер дверь, снял обувь и бесшумно пересёк всю комнату к ступенькам, ведущей в спальню. Он замешкался на мгновение, наблюдая за мной. Я продолжал молчать. И тогда он, не услышав от меня ни слова, решительно направился ко мне. Он сел на кровать рядом со мной. Впервые после нашей встречи на парковке я увидел неуверенность на его лице. — Брайан, ты хочешь, чтобы я… — Раздевайся, — приказал я. И через секунду он уже был раздет. Боже. Я не мог удержаться, чтобы не рассмотреть каждую деталь. Мне вспомнилось, сколько раз мы были такими раньше. И вид его тела, к которому я так привык, что оно казалось мне второй кожей. Я вспомнил, что никогда не уставал от него. Он стоял передо мной и ждал, пока я не сдвинулся на кровати, освобождая для него место. Он был так же хорош, как я помнил. Но совсем другим. Теперь он не проявлял инициативу, просто следовал за мной, делал то, что я указывал, и только это. О, он стонал, немного — хорошо, много. Он не оставлял меня в сомнениях, насколько ему это нравится. Но вслух он ничего не сказал. И это меня вполне устраивало. Я брал его эгоистично, не задумываясь о том, чего он хочет, в чем нуждается. Или чего желает. Я не был жесток. Я убедился, что он готов, прежде чем войти в него. И, Боже, клянусь, он был готов даже раньше меня. Но это был предел моей заботы о его чувствах. Когда я закончил и рухнул на кровать рядом с ним, он не сделал ни единого движения, чтобы прикоснуться ко мне. Просто лежал там, где я его оставил, не двигаясь и не разговаривая. В конце концов, я зашевелился, начиная задумываться о том, что будет дальше. И он тут же поднялся. — Ещё раз спасибо, что позвонил мне, — сказал он, и я почувствовал, как его губы коснулись моего плеча. Я хотел на него посмотреть, но он уже встал с кровати и начал одеваться. — Я сам себя выпущу, — прошептал он, застёгивая джинсы и беря свою рубашку. Он остановился и взглянул на меня. — Увидимся. Я не ответил ему. Никаких обещаний. И вскоре он ушёл.