Ведь мне так было удобно — ты всегда под рукой Но безропотная покорность была как немой укор
Тот вечер. Подвыпивший Фёдоров, ошарашивший его ночным приездом. Славе было плохо, но Мирон как обычно не знал. Не спросил, никогда не спрашивал. Он опёрся о стенку, скидывая обувь. Пахнет от него немного алкоголем, дурью и чужими цветочными духами. Фёдоров тянется к нему и припечатывает губами, смазано целует. Потом потирается своим носом о его — он так никогда не делал, и от этого пьяного жеста нежности что-то ёкает в сердце. Мирон вновь целует его, Слава почти не отвечает, но приоткрывает рот, впуская чужой язык. Руки Мирона путаются в его волосах, гладят по шее и спине, сжимают предплечья и, наконец, спускаются вниз. — Не хочу, — Слава отталкивает его. Фёдоров с немым вопросом проводит по его возбуждённому члену в штанах, ощупывает и сжимает: — Твоё тело так не считает. — Тело, — усмехается Гнойный и сдаётся, стягивает футболку. Мирон не останавливается, а Слава никогда не умел ему отказывать. Они перемещаются на кровать, уже голые, Мирон сам раскатывает презерватив по члену Карелина, распределяет смазку и седлает его. Когда Фёдоров скачет сверху, он двигается даже быстрее, чем если бы Слава брал его сзади. Карелину даже немного страшно, что он сделает себе больно. Да и ему самому бывает больновато, когда Мирон опускается на его таз с такой силой. Но его стоны в это время… От них Слава и правда зависим.Я разрушенный мальчик, скачи на мне, как блядь
Фёдоров упирается руками в грудь Славы и дышать словно становится тяжелее. Будто Мирон сейчас провалится руками в его грудную клетку, куда-то под ребра и наконец-то вырвет его сердце. Он оглаживает чужие ляжки, Мирона это, кажется, не радует — Карелин мешает его темпу. Но Слава не замечает, проводит пальцем по какому-то шраму. «У него до меня была целая жизнь. Да и сейчас. Ему похуй с кем ебаться» — думает Карелин, слыша чужой хриплый стон. Внутри всё невовремя сводит, Слава отрывает взгляд от Мирона и отворачивает голову, чтобы он не увидел, как через переносицу, вниз по щеке на подушку течёт слеза. После того, как они оба кончают, Слава отмазывается тем, что ему надо в душ. Он успевает включить воду, чтобы перебить звук и его рвет в унитаз. Значит, Фёдоров всё же заметил это. Может, он понял сразу, думает Слава. Просто ему было всё равно. Самое страшное, что это не изменило его отношения к Мирону. Прослушав песню, Слава использует уже знакомый шифр: — Нейросеть нуждается в теле, — вслух, а в голове «Оксимирон нуждается в теле — Оксимирон нуждается во мне». Приятно, думает Гнойный. Вот чего Окси такой робкий, хотел его тречком задобрить. А Слава его и так простил. Прав был Мирон про безропотную покорность. И всё же, он назвал его телом. — Главный герой Мирона понимает, что он просто тело. Тело для этого искусственного разума…Боюсь быть брошенным и брошусь к твоим каблукам