жди меня

Круглая, как солнце, таблетка лечила Я тебя люблю, но забыл твоё имя С ней или с тобой моя боль уходила Но лишь когда исчезну я — исчезнет причина

Слава перестал выходить в магазин, писать тексты и читать книги. Он спал по 12 часов, а оставшиеся — бездумно лежал, прокручивая рэп-альбомы. Мирон сказал, что Слава помог ему выйти из депрессии? Ебаная ирония. Хотелось начать что-то делать, но не было сил. Постоянно хотелось спать. Проблема депрессии в самоненависти из-за невозможности что-то сделать и отсутствия энергии из-за той самой ненависти, что, в итоге, создавало замкнутый круг. Ежедневная борьба без сил. Зачем вставать? Зачем пытаться что-то делать, если ничто не принесет радости? Слава не в первый раз попадает в эту ловушку — все лучшие годы были убиты депрессией и веществами — и знает, что единственный выход — пересилить себя. Больше всего он не любил просыпаться. Открываешь глаза и очередной день не чувствуешь ничего, кроме ёбаной боли. Где-то под ребрами. Думаешь о делах, а внутри что-то сжимается. Это зависимое поведение — сначала плохо от одного человека, потом от следующего, и единственный способ забыть прошлого — влюбиться в нового. В этот раз Славе показалось, что механизм дал сбой. Он ебланил, встречался с какой-то странной девчушкой — с красивой фигурой, но крайне навязчивой. Потом разошелся с ней, она страдала. День почувствовал себя мудаком. Общался с Сашей — она была такой замечательной и понимающей, но сердце от неё не замирало. И всё же он продолжал тащить этот крест, сам не зная почему. Он был дорог ей. С Сашей ему было не больно. Саша лечила его душу. Он думал о том, что ему не стоит так поступать с ней — они столько лет знакомы, она для него — не картинка, не кукла или «девушка рэпера», она личность. Конечно, не без изъянов. (Но кто без греха?). И всё же он продолжал. Мирон, напротив, казался ему какой-то больной судьбой, кармическими отношениями — если бы Слава в них верил, это описание подошло бы больше всего — их тянуло друг к другу с неведомой силой. А как на самом деле? Микс детских травм и взрослых попыток их компенсировать. После их расставания, Слава продолжал убеждать себя, что ему всё понятно — ему не «додали» эмоций, ему сложно их проживать и искренне выражать. А Мирон — взрыв эмоций. Слава упорно не строил иллюзий — ему нравился не сам Фёдоров, а чувства, что он умел дарить. Пограничник, ёпта. Таких людей не забывают. Славе нравилось быть с ним, чувствовать особенность их связи и жить от встречи к встрече. Но он перестал замечать, что их встречи — единственное, что приносило ему радость. Эйфорию. Он понимал, что ему просто нужно научиться получать эмоции другим путём, но, каламбур, не получалось. Слава склонен рационализировать — он всё понимал. Но не знал как это исправить. А нужда в страдании — ох уж эта душа художника под семью замками — усугубляла ситуацию. В итоге, Слава лишь продолжал думать о том, как сильно он его любит. Фёдорову он подарил «половинку себя» — цитируя классиков, и сейчас, без этой части его души, он ощущал пустоту. Хотел бы он, чтобы Мирон забрал остатки. Засыпая он думает о том, как было бы здорово сейчас обнимать Мирона со спины. Как прекрасно было бы только с ним уехать в домик в лесу, чтобы никто больше не достал их. Эта идея весьма навязчива, он уже почти наяву слышит шорох еловых ветвей и ощущает тепло его тела. Тем временем, дела копятся. Хозяин просит съехать с квартиры, потому что продаёт её. У Славы есть две недели, но он ничего не делает до последнего момента. Потом бросает вещи в коробки, сгружает всё в грузовик — водитель ему помогает — и съезжает в первую попавшуюся квартиру. Она неплохая, правда из мебели в большой спальне лишь кровать, шкаф и деревянный стул. Он окидывает пустую комнату взглядом, включает плейлист чего-то зарубежного и немного попсового — устал от русского рэпа. Он скидывает часть вещей из коробок в запылившийся шкаф. В этой квартире всё не пропитано Мироном. Дышится свободнее. Легче. Он ложится на кровать и Филя запрыгивает к нему на грудь. Место, что болит - думает Слава. За окном кончается лето, идёт почти осенний дождь. Всё не так уж плохо.