ты стоишь на каминной полке
глядя в пол, как в пустой колодец
отраженье в стекла осколке
безобразно-смешной уродец
♫ Канцлер Ги — Страшная сказка
В оконных гранях блестели искры — словно сама погода, ранее сумрачная и туманная, решила сделать исключение и порадовать людей в честь рождения Бога. Застилающие небо тучи развеялись, золотые лучи солнца благословением озарили грешную землю, и будто даже стало немного теплее. Изабелла проснулась от звона колоколов. Она жила в Нотр-Даме уже неделю. Или всего неделю, ибо срок этот был совсем недолгим. Проводила время, любуясь архитектурой, делала наброски кое-каких элементов — бумагу для нее достал Фролло, в красках пока не было нужды. Посещала мессы, но молиться было сложно — казалось, что Господь не захочет ее слышать: ее появление на свет было не божьей волей, а волей похоти ее отца и матери — похоти и слабости, и кто более виновен в этом, Карл де Бурбон, поддавшийся соблазну женщины, или мадам Габриэль Бартрин, то Изабелле было неведомо. Все знали, что сосуд греха — женщина, что женский пол тянет к греху, как праматерь Еву, которая вкусила запретный плод с древа познания и соблазнила вкусить также Адама. Все знали это, но именно женщина произвела на свет Христа, и, в отличие от грешницы-Евы, дева Мария была просто образцом святости. Прекрасная Мария; Изабелла была счастлива жить под ее покровительством в стенах собора. Глядя на ее статуи, она думала, что Мадонна понимает, что Мадонна не осуждает, что Мадонна готова принять любого ребенка, каждого, кто был рожден из женского чрева. Неважно, из похоти или нет. Ее часто тянуло нарисовать прекрасное и печальное лицо пресвятой Богородицы, но рука останавливалась над бумагой: нельзя. Мадонну рисовали многие, но дочь кардинала на то права не имела. Жить под сводами ее храма уже было огромным счастьем, что ей позволили свыше. Часто по вечерам Изабелла ужинала в обществе архидиакона, который оказался приятным собеседником. Квазимодо же, неизменно прислуживающий за столом, всегда дичился, не отвечая на ее улыбки, но Изабелла стала замечать, что, когда он приносит еду, на ее тарелке все разложено аккуратнее, чем на тарелке Фролло, и что ей достаются кусочки повкуснее. Жан пока ничем не давал о себе знать — ни он, ни мама, и отчасти от этого было легче; хотя ей ничего не говорили, представить себе их планы Изабелла могла. Род де Леви был дворянским и потому не лишенным амбиций, дядюшка умер в прошлом году, оставив наследство Жану. Король мог умереть очень скоро. У короля есть наследник. Анна де Божё, принцесса — сестра Пьера де Бурбона. Если у кардинала Бурбонского хорошие отношения с братом и его женой… если молодому королю нужна защита от интриг… помолвки заключались не только между ровесниками. Это было смелое предположение — самое смелое из возможных. Лучше было не думать. Колокола звонили оглушительно.***
Завтракала Изабелла обычно одна. Квазимодо приносил ей еду и быстро уходил, не слыша, что она пытается его окликнуть (Изабелла вспоминала, что он глух, мгновением позже). Приходил забрать тарелки спустя примерно полчаса, и точно так же старался сделать это как можно быстрее и незаметнее. Его следовало бы бояться; все знакомые Изабелле девушки бы боялись такого урода, и она слышала, как парижане перешептываются, обсуждая, что Квазимодо то ли порождение дьявола, то ли сам черт, что насылает на них порчу, заглядывая в окна, и что архидиакон точно связался с нечистым, а нечистый — Квазимодо и есть, притворяется его прислужником, чтобы после забрать его душу и уже Фролло будет служить ему в геенне огненной. Во все эти россказни Изабелла бы тоже верила, но ей повезло; она обладала живым умом и любопытством, и у нее был брат, согласный это любопытство утолять. Что такое кости, Изабелла знала благодаря Жану: однажды в детстве во время конной прогулки она упала и вывихнула лодыжку. Жан вправил вывих, и, чтобы отвлечь ее от боли, рассказал, как скелет поддерживает тело человека. Позже Изабелла спрашивала сама: почему люди хромают? Почему мадам Крюшо с соседней улицы лежит и не поднимается с постели, но не умирает? Почему люди сначала маленькие, а потом растут, но некоторые так и остаются маленькими, и их показывают в цирке? Ей было очень жаль бедного Квазимодо, и очень хотелось попробовать как-то поговорить с ним — не вслух, так жестами, Фролло ведь мог с ним общаться. Сначала Изабелла надеялась, что горбун решится сам, перестав ее бояться, но, поняв, что это безнадежно, решила действовать сама. Нетронутый завтрак стоял на столе. Жареная рыба остыла, представляя собой малопривлекательное зрелище, булочка засыхала. Появившийся в дверях Квазимодо озадаченно взглянул на это, после переведя взгляд здорового глаза на сидящую за столом Изабеллу. Сделал к ней шаг; она напряглась, чувствуя себя охотником, который ждет, когда к нему приблизится зверь. Сделав еще один шаг, Квазимодо приоткрыл губы, будто припоминая, как происходит процесс разговора, и произнес: — Вам не понравилось? Его голос звучал грубо, но только звучал; тон был вежливым и немного взволнованным. Медленно Изабелла покачала головой, что можно было расценивать как положительный и отрицательный ответ одновременно. Решив, что ей не понравилось, Квазимодо печально потупил взор. — Скажите тогда, что принести, — он вновь поднял глаза, чтобы видеть ее ответ. — Только говорите медленно: я не слышу, но умею читать по губам. Мне бы только понять, чего вы хотите, и я принесу все! — последнее было сказано с неким отчаянием. — Я хочу с вами поговорить, — медленно и размеренно проговорила Изабелла. Квазимодо, пристально глядя на ее губы, окончательно растерялся. — Я вас пугаю? Тогда я буду стараться приходить, когда вы не здесь. — Нет! — воскликнула Изабелла. — Вы вовсе не пугаете меня. — Но… Было печально и немного забавно видеть, как он робеет — такой великан, которого боится весь Париж. — Сядьте, месье Квазимодо, — попросила Изабелла, кивнув на стул. Горбун повиновался, не сводя с нее глаз. — Меня зовут Изабелла, — сказала она, вспомнив, что раз Квазимодо глух, то мог не знать ее имя. — Изабелла, — повторил он, словно пробуя это имя на вкус. — Изабелла… — А вас зовут Квазимодо? Почему? — Потому что мой господин взял меня к себе на Антипасху. — Ваш господин? — Мэтр Фролло. Я обязан ему всем, что имею. Он вырастил меня, взяв из приюта по своей милости. Это приятно удивило Изабеллу, ранее считавшую, что Квазимодо — брат Фролло так же, как ей братом является Жан, либо у них один и тот же отец. — Мне казалось, мэтр Фролло не стар. — Нет, не стар. Я уродлив, вот и все. Мне двадцать лет. Когда господин взял меня, он был моложе, чем я сейчас… — помолчав, Квазимодо спросил, — Мой господин вам нравится? — Что вы! — вспыхнула Изабелла. Вспомнив, что быструю речь горбун не разбирает, она снова заговорила медленно, — Я благодарна мэтру Фролло за помощь, только и всего. Вновь повисло молчание. Что еще спросить — Изабелла не знала, а Квазимодо, неуклюже сложив огромные руки на коленях, пытался казаться незаметным. — Вы обучены грамоте? — наконец спросила она. — Да. Мой господин научил меня читать, писать и считать. Но мне это не нужно. — Это нужно всем, — возразила Изабелла, и молчание снова окутало их. Если бы она рисовала, то не испытывала бы неловкости, но стеснялась попросить Квазимодо позировать, опасаясь, что напугает его и смутит еще сильнее. — Вы знаете о Вулкане? — нарушила тишину Изабелла. — О горе, извергающей огонь? Она нежно улыбнулась. — Нет, о боге. — Боге? Но… — Нет, не о том Боге. Это древнее языческое божество. Он был сыном Юпитера и Юноны, но родился… — Изабелла печально улыбнулась. — …хромым. Юнона была недовольна, и сбросила сына с Олимпа. Он упал в море, но не погиб; его воспитали морские богини, дочери Океана. Он стал очень умелым кузнецом и искусным мастером. И покровителем огня. Он был некрасив, но умен и добр, хотя и несколько мстителен. Чтобы отплатить матери за то, что она его бросила, Вулкан создал золотое кресло и подарил его ей, но, стоило Юноне сесть в него, как кресло опутало ее цепями. Вулкан не хотел выпускать ее, но его вынудил бог войны Марс. Квазимодо увлеченно слушал, не сводя взгляда с Изабеллы, так, что ее смутило бы это, если бы горбун выглядел иначе; но он был таким, каким был, и она не могла считать его мужчиной. — Что было с Вулканом потом? — спросил он нетерпеливо, когда Изабелла замолчала. — Он женился. На Венере, богине красоты, однако Венера была столь же непостоянна, сколь и прекрасна. Она быстро охладела к мужу, и выбрала любовником Марса, тайно встречаясь с ним. Узнав об этом, Гефест решил отомстить им, выковав сеть. Набросив на них сеть, он выставил обоих на потеху всего Олимпа. — О, рассказывайте дальше! — взмолился Квазимодо, когда завершилась и эта история, но более ничего о Вулкане Изабелла не знала. И все же не смутилась. Выход нашелся быстро и легко. — Хотите, лучше я его нарисую? — предложила она, взяв листок и карандаш. Просить Квазимодо сидеть неподвижно не было нужды — он и так не двигался, застыв, как одно из каменных изваяний на крыше собора. Черта, черта, круг, штрихи… Изабелла рисовала с натуры, но добавляла элементы собственного видения: вместо одежды звонаря — римская тога, на голове — лавровый венок, в руках — огонь. Она немного подумала, не стоит ли приукрасить лицо, но решила не делать этого, изображая, как есть, из-за чего Вулкан приобрел черты циклопа. — Вот, — завершив рисунок, художница протянула листок Квазимодо. Тот принял его бережно, как самую хрупкую драгоценность, и впился глазами в картину. — Это… — он неверяще уставился на Изабеллу. — …нет, это не… Его реакция напугала ее — настолько горбун был взволнован. Не нужно было рассказывать ему сказки о богах, выругала себя Изабелла, могла даже не просить позировать, зачем она так… — Простите, я… — Простить? — он вздрогнул. — За что? Ведь вы… вы… я… О Господи! — вырвалось у него отчаянное восклицание. — Мой господин был прав! Вы Мадонна! — Что? — опешила Изабелла. — О чем вы? Квазимодо не ответил ей, прижав листок к груди и бросившись наутек.