он вглядывался в лица, но мадонна Литта
была то облаками, то вуалью скрыта
и фрески были сумрачны, как своды
а своды, словно воля, холодны
он той одной единственной свободы
не мог принять, не чувствуя вины
♫ Йовин — Он душу к небу нес
Ее картина не обязательно должна стать шедевром, но Изабелла втайне надеялась, что это возможно — у нее был талант, и композиция, созданная ею, показалась ей очень удачной. Собор Парижской Богоматери, кусочек мартовского неба и мужчина в сутане архидиакона. Рисовать собор и Клода Фролло было одинаково восхитительно. Сложные черты, сложные линии, сложная архитектура. Больший акцент — на лицо: мужественное, с правильными чертами. Темные глаза — мрачные и суровые, но источающие неуловимый свет. Сжатые губы. Морщинка на лбу. Проседь в черных волосах. Изабелла рисовала его уже несколько дней. На второй же день он ей приснился — приснилось, что она в келье, что за окном полночь, и входит он. Садится на край ее постели, ничего не говоря, а уже в следующий миг, ибо время пролетает рывком, как обычно во снах — он уже полностью обнажен и стоит перед ней, и его тело, словно вылепленное искусным скульптором, озаряет лунный свет. Еще мгновение, и он лежит на ней, целует в губы, гладит ее высоко вздымающуюся грудь, разводит ноги… После этого Изабелла проснулась от звона колоколов в своей комнате у де Гонделорье. После этого она больше не могла отрицать, что вожделеет Клода Фролло, как мужчину. После этого она окончательно уверилась, что является плодом греха, ибо желание ее было грешно — она желала совершить величайшее прелюбодеяние, она желала мужчину, который принадлежал Церкви. Сдвинув брови, Изабелла вывела линию бровей Клода, намечая небольшой изгиб у переносицы. Он всегда был таким мрачным — ни разу не улыбался, если и видела она улыбку на его лице, то лишь тень улыбки, и то — грустной. — Мэтр Фролло, — спросила она, — о чем вы думаете? Они не разговаривали в те часы, что он позировал ранее — Изабелла не решалась и была сосредоточена на картине, Клод не смел и боялся, заговорив, что-то испортить. — Сомневаюсь, что на такой вопрос можно ответить, — хмыкнул он. — Мы думаем о множестве вещей ежесекундно. — Верно, — согласилась Изабелла. — Я просто хотела завести разговор. Будет лучше, чем стоять просто так, правда? — Но разве рисование не развлекает вас? — Развлекает, но не увлекает полностью. К тому же, вам уж точно скучно просто стоять. «Нет, потому что я смотрю на вас». Клод сдержался, чтобы не опустить глаза, что могло нарушить рисунок. Золотые кудри Изабеллы сияли на солнце, словно ангельский ореол. — О чем же вы хотели бы поговорить, мадемуазель? — О вас. Я рисую вас, и мне будет проще создать портрет, если я буду знать больше о модели, — на ходу она выдумала оправдание своему интересу. — Почему вы решили стать священником? Сколько раз он спрашивал у себя то же самое: почему?.. Почему посвятил себя Богу, хотя на самом деле желал науки? Чего искал в стенах церкви? Что видел в глазах Христа на распятиях? Если бы его спросил об этом кто угодно другой из мирян, он бы непременно сказал что-то, что должно было бы звучать поучительным: что пришел к Христу через страдания, или что пожелал служить Богу, познав все Его муки, или даже что ему было видение — ложь во благо, которая может обернуть на праведный путь впечатлительную душу… но ей он не мог лгать. — Не знаю, — честно сказал Клод. — По-моему, это тяжелая участь, — Изабелла смотрела не на него, а на холст. — Отказываться от всех мирских благ. — Чтобы после блаженствовать в Раю, — но возразил он неуверенно. Есть ли Рай, есть ли Ад, если никто не может сказать этого точно? — Разве для вечного блаженства недостаточно соблюдать десять заповедей? Не убивать, не воровать, чтить родителей? — Для священников — недостаточно. — Я слышала, — Изабелла продолжала смотреть не на него, — что кардинал Бурбонский любит хорошее вино. — Так и есть, но это не значит, что он прав. — И все же кардинала Бурбонского до сих пор не поразила молния, — Изабелла закусила губу. — Но его ждет геенна огненная, ибо он предает обеты свои. «…и не любите клясться ложно. Все это Я ненавижу, — возвещает Господь», — процитировал Клод. — Но также есть еще одна заповедь, — она упрямо нахмурилась. — «Я даю вам новую заповедь: любите друг друга. Как Я вас полюбил, так и вы любите друг друга.» Фролло растерялся, теряя нить беседы — только что они обсуждали кардинала и его пристрастие к вину, и вдруг речь зашла о любви. О любви не к Богу. Если бы он был Жеаном, то решил бы, что в мадемуазель Бартрин говорит женское кокетство, что она таким образом привлекает его внимание, но он не был Жеаном, а она… Она была молодой девушкой. Красивой и свободной, и из мужчин в ее обществе был в основном он и Квазимодо… но не могла же она?.. Даже представить смешно. Думая об Эсмеральде и сгорая от страсти к ней, Клод мог вообразить себе ее взаимность, пусть между ними и была огромная разница, но Изабелла — она не могла испытывать к нему чувства, теплее дружеского расположения. Ему просто казалось. — В Библии много говорится о любви, — глаза Изабеллы сверкнули. — О любви к Богу. — Не только. «Дорогие, будем же любить друг друга, потому что любовь от Бога, и каждый, кто любит, рожден от Бога и знает Бога.» — Это о любви к ближнему… Послушайте, мадемуазель Бартрин, о чем мы спорим? — вспыхнул Клод. — Простите, мэтр Фролло, — покаялась она. — Наверное, это потому, что пришла весна, природа расцветает, а вместе с ней — и душа человеческая. Мне кажется, — она вывела на холсте линию губ и вскинула на архидиакона горящий взгляд, — что я влюбилась. — О! — воскликнул он. Почему-то это ранило. Почему-то это цепляло за самую душу, разбивая сердце, как хрупкое стекло. Влюбилась! Его прекрасная Мадонна влюбилась, потому говорит с ним об этом, и правильно, с кем же еще, как не со своим духовником? Кому еще она изольет свои тревоги? С кем еще поделится переживаниями? Кто лучше него сможет ее утешить и подбодрить? И почему ему кажется, что он не стоит, а падает? Тонет в кромешной темноте беззвездной ночи? — Что ж, — через силу выдавил Фролло. — Смею надеяться, ваш избранник достойный человек. Впрочем, иначе быть не может. Вы не обратите свой взор на недостойного. — Вы слишком высокого мнения обо мне, — улыбнулась Изабелла, и на ее щечках проявились прелестные ямочки. — Я хорошо знаю своего друга де Леви, — нашел себе объяснение Клод. — Он исключительно благороден и полон достоинств. Несомненно, его сестра обладает теми же качествами. — Надеюсь на это, — проронила Изабелла — и замолкла. Фролло тоже не начинал разговор заново, но теперь его терзала новая боль, новый червь неусыпающий: в кого же она влюблена?***
Анна де Божё устало прикрыла глаза. На ее плечи падал невыносимо тяжелый груз всей страны — отец-король умирал, а наследником был малолетний Карл. Она еще не стала регентом, но уже управляла Францией, и одному лишь Богу известно, как это было трудно. Но Анна не согласилась бы передать эти тяготы никому другому, и пока что она справлялась. Луи Одиннадцатый жестоко страдал от болезни, но не утратил ясности ума, Карл подрастал, и, вдобавок, ее поддерживал муж. Пьер де Божё годился ей скорее в отцы, чем в супруги, когда она вышла за него замуж, принеся обеты любви и верности в церкви Монришара, ей было всего двенадцать, а ему — тридцать пять, и она предпочла бы в мужья кого-то помоложе, но он оказался добрым, умным и вовсе не некрасивым, относился к ней бережно и предупредительно, и она научилась его любить. Когда ей исполнилось пятнадцать, она разделила с ним постель по своей воле, и их сын Шарль был плодом взаимной любви. Больше детей Господь им не посылал, но Анна не оставляла надежд, что еще может стать матерью. Но не сейчас. Пока — не время. Сейчас она и без того мать и шестилетнему Шарлю, и отцу своему, и брату. Помассировав виски, Анна села в кресло, вынимая из ящика стола письмо — его передали ей утром. Служанка клялась и божилась, что не знает, от кого послание, утверждала, что некий человек, чье лицо скрывал капюшон, дал ей в руки конверт и приказал «отнести принцессе де Валуа». За этим Анна шестым чувством ощущала некую тайну, и ей не хотелось распечатывать письмо, хотелось порвать его на клочки или сжечь, но она не стала этого делать, бережно разворачивая бумагу.«Ваше Высочество!
Я не назову Вам своего имени, но раскрою вам секрет куда более важный.
Королю Луи Одиннадцатому осталось недолго, это знают все. Когда король умирает, трон наследует его старший сын — ваш брат Карл, думаете Вы?
Нет, Ваше Высочество, Вы ошибаетесь. У Луи Одиннадцатого есть другой сын. Законнорожденный сын. Ему двадцать один год от роду и он живет в Париже.
Спросите об этом у кормилицы вашей матери, и она подтвердит, что я не вру.»
Анна тихо охнула. Комната поплыла перед глазами — если это правда, если это действительно правда — что их ждет? Восстание? Война? И ни единой зацепки, ничего — только Париж. Кого искать в Париже? Видимо, он сам ее найдет, когда она приедет в апреле. Если бы хотел устроить мятеж — не посылал бы тайных писем. Единственное, что она могла — расспросить кормилицу и ждать. Она терпеть не могла неопределенности и ощущения, будто зависла в воздухе без твердой опоры под ногами — но сейчас она зависла в воздухе. — Дорогая, — сзади раздался мелодичный низкий голос мужа. Анна обернулась к нему, и на ее лице отразилась улыбка — она была рада его видеть. Возраст лишь украсил Пьера, добавил ему стати и особого шарма. Он склонился, целуя руку жены. — Смотри, — вручив ему письмо, принцесса пересказала все, что знала. Сеньор де Божё нахмурился, читая написанное. — Что ты об этом думаешь? — Анна сложила руки на коленях. — Думаю, что не возьмется за оружие тот, кто прежде в руки берет перо. Впрочем, кто может быть уверен? Я напишу брату; он сейчас в Париже и намерен там задержаться — спрошу о настроениях в городе. Не волнуйся, любовь моя, мы как-нибудь с этим справимся, — он ободряюще улыбнулся, а Анна проглотила колкое «тебе легко говорить». Он не король и никогда им не будет. Если станет регентом, то лишь номинально. На его плечах нет бремени власти и ответственности за страну. Анна усилием воли взяла себя в руки. — Тогда напиши Карлу прямо сейчас, — попросила-потребовала она. — И расспроси его, но не говори ни слова про это письмо и про написанное в нем. Спроси, как он проводит время, как прошло Рождество, что было веселого. Он ведь любит поговорить о чем-то таком? — Да, он расскажет все в подробностях… Немедленно напишу ему. Еще раз поцеловав ее руку, Пьер вышел за дверь. Анна перечитала письмо и разорвала его на мелкие клочки.