Неизбежно любить тебя

      Разговоры не всегда заводят туда, куда стремится душа.       Астариона тревожил привидевшийся кошмар, сердце требовало поделиться именно с Тав, позволить испить горького напитка из одной чаши, но... Тифлинг попыталась прикоснуться, воссоздать тактильный контакт, показать, что он не один и... Астарион оттолкнул её, не буквально, однако грубого тона, наполненного презрением и раздражительного взгляда, хватило сполна.       — «Нет! Мне не нужна твоя жалость. Мне ничего от тебя не нужно. Возвращайся в свои влажные сны и оставь меня одного».       Больше они не разговаривали.       Когда Тав выдвинулась из лагеря, Астарион по привычке экипировался, готовясь к новым приключениям и разведке локаций. Какого было удавление при виде того, как тифлинг покинула пристанище с Карлах, Лаэзель и Уиллом. Как правило Тав двигается маленькой группой из четверых персон. Сегодня для него не осталось места, его даже никто не позвал!       Астарион лишь пренебрежительно фыркнул, задрав голову. Ну и пожалуйста. Ни единая душа не увидела детской обиды, только в одиночестве почему-то перед глазами всё равно всплывал растерянный вид Тав.       Тифлинг пару раз открыла рот, подбирая фразы точно отмочки к замку сердца, а потом выдавила: — «Хорошо». — ровно, не глядя в алые радужки.       Загвоздка в том, что Астарион не желал корить себя за резкую реакцию. Почему же так грустно? Будто кто-то добавил в чай соль, а не сахар.       Охотился, читал, донимал Шэдоухарт, Хальсина, даже Иссохшему досталось, правда, беседы с последним Астарион не выдержал сам. Накормил Медвесыча, поиграл с Шкрябом в мяч.       Исчерпав фантазии о занятости, вампир покинул территорию обители. Он пробрался вглубь леса, забрался на самое высокое дерево и просто смотрел на заходящее солнце. Двести лет без солнечного света... Катастрофическая мерзость. Подставляя лицо юрким лучам, будто самой жизни, Анкунин вдыхал чистый воздух полной грудью. Страшно представить, как придётся жить дальше, когда личинки извлекут. Тогда возможность купаться в блаженном пожаре закатов исчезнет. Останется ли с ним Тав, если придётся извечно скрываться в тени подобно канализационной крысе?       Раскрыв глаза, вампир сощурился, вытягивая руку вперёд, играя с воздухом, прошитым магической теплотой утекающего дня. Тифлинг напоминает солнце, Астарион злится на сознание за то, что так часто думает о партнёрше. Он давно сам по себе, сам за себя и с чего бы выходить из зоны комфорта? Но как бы то ни было, жизнь уже перевернулась с ног на голову, раз сейчас Анкунин не скулит в тёмном подземелье Казадора.       Спустя какое-то время вампир вернулся обратно. Небо уже истлело, исчерпав последние яркие краски любви к естеству мирскому. Сумерки стремительно наползали точно шляпа, съехавшая сильнее, чем надо, перекрывая обзор. Насекомые приступали к тихому аутентичному пению, светлячки просыпались около побережья.       Тав сидела на бревне, любуясь танцующим огнём в костре. Лисьи глаза быстро скользнули по Астариону, возвращаясь обратно, как будто кожу из-за этого ошпарили, заставляя поддерживать игру в игнорирование.       Истинных победителей здесь не будет.       Они серьёзно походили на идиотов. Астарион, вставший точно безмолвно наблюдающая статуя, молчаливый судья и Тав, то и дело поглядывавшая на Анкунина. Гляделки продолжались недолго, пока тифлинг не достала из-за уха пряди волос, закрывая лицо локонами, окончательно оканчивая шоу.       — Эй, модный мальчик. — специально обошла весь лагерь по внешней стороне, чтобы поздороваться?       — Если ты хотела напугать меня, у тебя не получилось, Карлах.       — Больно нужен ты мне со своим ледяным сердцем.       — Хотя бы не железным.       Тифлинг хлопком, будто убивая комара, расположила мощную ладонь на шее. Благо, что теперь она способна трогать всех без последствий, иначе бы на нежной коже образовался ожог. — Завидовать плохо.       — Не трогай меня. — поморщился вампир, выскальзывая из хватки. — Что ты хочешь?       — Пиздуй к Тав, поговори с ней, иначе я буду очень деликатно расхваливать все достоинства Гейла, либо Уилла. Смекаешь?       Анкунин возмущённо втянул воздух, вскинув палец вверх как указку, добавляющую недовольству более насыщенную окраску. — Карлах, ты не посмеешь!       Усмехнувшись, тифлинг схватила указательный палец, дёргая тот вперёд, по направлению к костру. Сустав хрустнул. — Давай, давай.       Ему чудилось, будто он юноша, ни разу не имевший опыта с женским полом, шествующий приглашать приглянувшуюся особу на вальс. Каждый шаг приковывал к земле, невидимые ангелы вбивали точно гвозди молотком.       Хальсин, приметив приближение белокурого, потрепал Тав по плечу, пожелав доброй ночи и удалился.       — На счёт... — Астарион присел рядом, неслышно, точно неосязаемый ветер. — Я был неправ. — неуклюжая манера изречения фраз унижала.       Тифлинг зашевелилась, поёрзав на месте. — Понимаю.       Треск костра заменял слова, щёлкая механизмы в груди. Напряжение завязывалось узлом в животе, подобно скрежету лезвия о стекло.       Из транса Анкунин вышел в миг, когда Тав встала, направляясь невесть куда. Вампир стремительно вскочил с места, хватая тифлинг за запястье.       Развернувшись, бестия сверкнула изумрудами глаз точно пантера, замахнувшись. — Только тронь. — предостерегающий тон и хмурый взор показывали, что Тав действительно готова обороняться.       Неверный шаг и звонкая оплеуха ошпарит будто касание Карлах до визита к механику.       Изловчившись, Анкунин резко потянул тифлинг на себя.       Шумно вздохнув, бестия прильнула к широкой груди, стукнув ладонью по области сердца, можно подумать, что удар способен завести мотор организма точно машину. — Астарион. — отчаянно прошептала она, сжимая ткань рубашки.       Ничего. Больно не стало, лишь звук, похожий на промёрзлую пустоту, отозвался во всём теле, точно внутри вовсе не осталось никаких органов. И души. Тряпичная кукла. Анкунин настороженно положил руку на талию Тав, хрупкую, тонкую, вторую на затылок, гладя по голове, успокаивая.       В свою очередь тифлинг обвила как плющ. Ладони оказались на спине, помогая вжиматься в грудь Астариона подобно тому, если бы Тав пыталась слиться с ним воедино тотально, стирая границы собственной персональности.       Слова оказались непригодными.