Неизбежно любить тебя

      — Астарион. — Тав дотронулась до плеча вампира, тормоша его. — Асти.       — Боги милосердные, — сработало безотказно. Анкунин развернулся с недовольной миной, то сжимая кулак, то выкидывая указательный палец, словно решая, чем грозить лучше. — Ещё раз...       Он не договорил. Тав заткнула его рот своим поцелуем, горячим и страстным с привкусом медовухи.       Под покровом ночи вновь разворачивалось любовное рандеву. Безмолвный месяц уже привык видеть упомянутые этюды, освещая влюблённым пространство. Звёзды мерцали наподобие бриллиантов, раскиданных по иссиня-чёрному атласу.       Сквозь приоткрытую ткань палатки виднелся костёр, около которого собрались соратники, душевно обсуждая происходящее и грядущее.       Тав пообещала показать нечто прекрасное, поэтому Астарион, подобно послушному ученику, брёл позади, сплетя прохладные пальцы с горячими девичьими.       Ему казалось, что с сюрпризами пора повременить, на сегодня хватило того, как ясли гитьянки обрушились на его белокурую голову, расплющив будто ягоду. Уж спасибо Иссохшему за исцеление. Разумеется, Астарион красочно высказал мнение о случившемся, приняв своеобразное прощение, но едва увидев блестящие слёзы, застывшие в изумрудных глазах Тав, он ощутил себя сволочью. При чём последней из оставшихся.       Тифлинг действительно переживает за него. Словами не описать как бестия перепугалась, понимая, что Астарион остался-таки под грудой кирпичей. Сердце завыло, разрывая барабанные перепонки. Паника обвязала душу шёлковой лентой, выжигающей живое место. Обретя контроль над сознанием, Тав неотложно побежала до Иссохшего, молить о спасении.       Если вы не знаете дорог ли вам человек, то представьте жизнь без него. Возможно ли продолжение безболезненно? Тифлинг в очередной раз остро почувствовала насколько ей нужен Астарион. Неудержимо, ровно вода для растений, солнце для растущих побегов. С какой-то стороны Тав смотрела на ситуацию отстранённо, теряясь в догадках о личной выгоде вампира. Будь по его правилам. Только пусть позволит любить себя, хотя бы этот чёртов отрезок времени.

***

      Они долго шли, наконец выбравшись к морю. Спокойная гладь покрылась рябью подобно коже мурашками. Месяц, нависший на небосводе встречал пару как слуга. Простор навевал призрачную свободу. Запах озона пронизывал сознание точно ткань протыкают иглами с нитями.       Тав разулась, ступила на мягкий песок, распрямляя плечи. Стреляя взглядом ровно стрелами соблазна тифлинг обнажила корпус, скидывая верхнюю одежду. Её пухлая грудь выглядела слишком манящей, горячая кожа так и шептала о том, чтобы к ней прикасались: гладили, кусали, целовали, желали. Соски напряглись, недвусмысленно намекая на скрытые мотивы, а тело всё больше напоминало натянутую струну арфы. Рельефные мышцы и выступы, характерные для тифлингов, молят сравнивать их обладательницу с неземной богиней. Тени ночи мазками кисти ложатся на миллиметры силуэта, очерчивая плоть. — Ты умеешь плавать, Астарион?       — Очень надеюсь, что не разучился. — клыки хищно сверкнули в позднем мраке, а руки принялись расшнуровывать брюки бестии, снимать нижнее бельё. Игриво улыбнувшись, Тав оставила поцелуй на шее вампира, прямо на отметинах клыков Казадора, будто надеясь стереть их, а затем, побежала вперёд, вступать во владения моря.       Анкунин застыл на берегу, любуясь реакции тифлинг. Внутри сердца бабочки выбирались из коконов, предвещая весну. В носу и глазах защипало. Он сглотнул ком, вставший в горле. Жестокая шутка или долгожданная награда после чистейшего дерьма, затянувшегося на целых двести лет? Тав задевает душу намеренно, дразнит, доводя до исступления. Опасно и нечестно. Вампир боится открыться полностью, довериться. Недомолвки разъедают изнутри сродни кислоте, оставляя кратеры и зияющие дыры. Жажда отбросить маски растёт сильнее с каждым днём, и игра спектакля собственной выгоды постепенно рушится. Трескается ровно скорлупа яйца. Текста забываются, а с потолка сцены падает побелка.       В этой партии он неизбежно останется проигравшим, однако всё же обретя приз. По крайней мере, в это хочется верить, молиться богам ради подобного.       Прохладная вода, такая же холодная, как его кожа. Море с трепетом принимало каждый участок плоти, приглашая шагнуть глубже.       Тав улыбалась, томно выгибая шею, столь часто украшенную следами от клыков, прежде чем Анкунин брызнул в неё элегантным движением руки. Само собой, она не осталась в долгу, вторив шалости. Смех Астариона - самое лучшее вино, сладкий фрукт, великолепная колыбельная, кою можно слушать вечно.       Глядя в вишнёвые радужки тифлинг ищет намёк на вознесённую любовь, отставив аспект страсти. Всё это прелюбодеяние тел никогда не сравнится с удовлетворением душ и привязанностью - это нечто необъяснимое, трепетное и сильное. Тав медленно крадётся мокрыми пальцами по мраморной щеке, второй гладит по вьющимся волосам, сравнимым с пушистым облаком и находит отголосок желаемого в ментальных раскопках.       А затем выжидает, любуясь лицом, точно тем искусством, которое даруют миру художник, так щедро оставляя шедевры для всеобщего обозрения. Если идеальных существ не бывает, то Астарион - совершенство в неправильном, грешном мире. Взгляд будто кричит и молит, дабы первый шаг сделал вампир. Тав хочется, чтобы он желал её также. Безудержно и глубоко, только речь вовсе не о теле.       Руки в воде соскальзывают на талию, прижимая ближе. Губы прислоняются к чужим, но ставшими столь привычными, словно были рядом всегда. Тав прикрывает глаза, разрешая дрожать ресницам от удовольствия, поддаваясь приторному поцелую. Пусть Анкунин не отрывается, пожалуйста. Судьба способна преподносить подарки и исполнять мечты, в таком случае тифлинг напишет одно единственное имя в записке. Астарион.       Смех затих, оставляя пару в единение с естеством природы.       Они долго обнимаются в воде, оставляя касания губ на бархатной коже шеи, ключиц, точно соблюдая псевдоцеломудрие перед тем, как тела сольются в единый силуэт.       Подхватив Тав, Астарион выносит её на берег, не отстраняясь от уст будто путешественник в пустыни, наконец нашедший бутыль для утоления дикой жажды. Добавляя напор, вампир чувствует царапающие клыки тифлинг, острые когти, извечно опасающиеся перебрать с силой из-за шрамов. Проклятье, ему не хочется ощущать себя статуэткой, только не сейчас. Сердце требует узреть весь спектр чувств Тав.       Всё происходит вспышками. Вода, походка и вот бестия уже лежит на разбросанной одежде. Зелёные глаза горят словно кто-то вот-вот расплавит изумрудные камни полностью. Грудь тяжело вздымается, выпуская судорожное дыхание, подобное огню, сжигающему всё, что попадёт под взор.       Песок неприятно врезается в кожу коленей, ладоней. Липнет как нелестные мысли.       — Ты бы смогла меня полюбить? — внезапно вырывается из груди Анкунина, невзначай, будто шутка, но чудится, что мир вокруг замер. Листья деревьев перестал качать ветер, море стало мёртвым, а окружающая живность исчезла. Жадный поцелуй бестии отклеился от ключицы.       Тав выгибается под лаской губ, оставляемой на груди, обнимая талию партнёра ногами. — Да, но я хочу, чтобы ты полюбил меня в ответ. — Вполне равноценное требование. Ногти тифлинг слегка шкрябают кожу на спине, когда вампир заходит внутрь неё, дрожа в сковывающей судороге. Тело содрогается, пропуская сквозь себя волну энергии. — Когда настанет время, и ты будешь готов... — тяжело шепчет Тав, отстраняясь от чужих губ, сжимая челюсть, опасаясь собственных желаний, сказанных вживую. — Полюби меня, Астарион.       Новый толчок заставляет тифлинг застонать, прикрывая рот рукой, а внутри вампира план разлетается на щепки, словно цель - дерево, а слова Тав - топор. В какой момент он стал отказываться от принятого решения? Уже не важно. Анкунин замирает, кладя голову на грудь. Сердце бестии учащённо бьётся, ровно адская машина, готовясь покинуть грудную клетку и взорваться. Сердце, которое так глупо и наивно действительно любит. Ему не стоило спрашивать об этом. Астарион знал ответ прежде, чем озвучил мысли.