Неизбежно любить тебя

      Ужасные рыдание лютни разносились слишком громко, чтобы не обращать на них внимания. Инструмент молил о пощаде, либо о смерти.       У Арабеллы дёргался глаз, девочка закрыла уши руками, морщась. — Хватит! Не видишь?! Ты делаешь не так! — своенравная малютка закричала, демонстративно протягивая руки, дескать: — «Отдай».       Астарион закатил глаза, брезгливо возвращая инструмент. — По-моему, с этой штукой, — вампир описал пальцем круг. — Что-то не то. — на его голове красовался венок из алых красных листьев, схожих с догорающим закатом зимним днём. Вероятно, Арабелла успела задобрить нового приятеля маленьким подарком.       — Астарион, достаточно, чтобы руки из правильного места росли. — недовольно буркнула девочка, дёргая струну. Из-под её ловких рук мелодия полилась точно река из молока с мёдом. — Впрочем, — перебила Арабелла, глядя как надувается грудная клетка Анкунина, запасаясь градом протеста. — Мне пора. До встречи, голубки. — тифлинг оставила лютню, подмигнула Тав и моментально ретировалась к Иссохшему вприпрыжку.       — Решил научиться играть? — бестия присела рядом на огромное бревно, поправив прядь волос Астариона, упавшую на лицо. — Я думала, что умеешь.       — И когда должен был научиться, Прекрасная? — вампир отбросил руку, встречаясь взглядом с тифлинг. Негодование сочились точно сок из клюквы. — В плену у Казадора? Я страдал двести лет, а не блядовал с лютнями в пьяном угаре.       — Вау... Впервые засквернословил.       Астарион цокнул, затем сложил ладони, прижимая те к щеке. — Какой ужас! Немыслимый поступок! — высокая интонация исчезла, а убрав замок рук он фальшиво улыбнулся. — Отругаешь меня?       — Ни единого слова про Казадора не было, Астарион! Что с тобой не так?! — Тав встрепенулась, покидая компанию вампира. Её плечи напряглись, тело превратилось в стальной трос, грозя перерубить каждого, кто посмеет дотронуться.       Но бесстрашие граничит со слабоумием, либо ссылается на уверенность во вседозволенность.       — Стоять. — Анкунин обогнал тифлинг, неожиданно выставил руку, смыкая пальцы на шее Тав, а затем грубо впился поцелуем в уста.       Пыхтя подобно дикому зверю, бестия поддалась искушению, зло сжимая ткань одежды на груди партнёра. Она прокусила его губу ненамеренно, но услышав шипение Астарион, Тав ощутила тёмное удовлетворение. Нечто глубинное и злое, точно проклятие этих земель, ликовало, поднимаясь на верхние этажи чувств.       Отстранившись, Анкунин утёр выступившую кровь. — Арабелла ещё не знает о родителях?       Тифлинг запустила пальцы в волосы, ероша их. — Если ты не рассказал, значит нет.       — Я у нас главный злодей.       — Сам сказал.       — Не отрицаешь.       Сжав кулаки, Тав промолчала, демонстративно отвернув лицо от собеседника.       — Отец учил играть её на лютне, а она предложила научить меня.       Бестия прикусила язык, не решаясь поднять глаза на вампира.       Аморфная стена между ними напоминала толстую корку льде, которую разбить не так уж и просто. Астарион ощутил груз вины, свалившийся грудой книг, случайно задетых неосторожными движениями. Он знал, что его характер достаточно заносчив, сложен, как минимум благодаря Казадору, как максимум благодарю тому, что весь спектакль - защитная маска. Ему не хотелось, чтобы Тав отвернулась, но сейчас, осознавая, что необдуманные слова, жесты, колючие реакции - основоположники разрухи, становилось горько.       — Мне снился Казадор. — тихо произнёс Анкунин, привлекая внимание бестии. И действительно получилось, как будто вампир точечно ударил ту ледяную глыбу, а та, в свою очередь, разлетелась на миллионы осколков. Оставалась вновь приблизиться, увы, в голые ступни врезались частицы льда. Но по виду Тав можно было сказать, что она готова, ей наплевать на боль, поэтому Астарион пошёл навстречу первым. — Шрамы на моей чёртовой спине, если бы только мог, то разодрал их, лишь бы убрать эти отвратительные рубцы. Чем ближе мы подбираемся к подземелью, тем громче становится голос Рафаила. Чертила нарочно играется со мной.       Он смотрел в глаза Тав, находя в потухших изумрудах жалость и боль, её душа болела за него и Астарион не способен даже сформировать собственные мысли о том, как много это значит. И невзирая на пышные оды о независимости, Анкунин остался тем самым ребёнком, которого перевоплотил Казадор, почти буквально вытащив из могилы. Маленькая звезда, Астарион так и остался с детским именем на веки веков.       Было бы славно вспомнить цвет собственных глаз, вероятно, они были голубыми, неясно почему, но ему так кажется; тепло материнских рук, детальные черты отцовского лица. Хочется, чтобы его жалели, говоря о том, как важен и нужен, чтобы в нём видели душу, а не соблазнительный голос, элегантные линии лика с возбуждающим телом. Пусть плоть останется в прошлом.       — Астарион...       От дрожащей интонации Тав защемило в груди. Ветка с хрустом сломалась, ровно как ломаются кости. Он больше не в силах отрицать насколько дорога бестия. Рано или поздно, тифлинг откроет все двери, выпотрошит сундуки с мрачными секретами, опустошит шкафы с подробностями, оставив Астариона беззащитным. Поскольку сам Анкунин позволит это сделать.