Монстры теперь прячутся в Твоих Тенях. (Но и мы тоже, Дорогая, мы тоже.)

             В течение следующих нескольких дней ты можешь думать только о том, что «это снова происходит», и эта мысль затуманивает твой разум и вызывает панику, как статика, как странный, скулящий звук музыкальных шкатулок Смотрителей.         «Это» снова происходит, и, как и в прошлый раз, требуется непозволительно много времени, чтобы полностью осознать ситуацию.        И, как и в прошлый раз, ты паникуешь, когда тебя накрывает осознанием.        Не странная, оцепенелая паника от шока, от воспоминаний, пахнущих затхлым парфюмом…        Нет, паника, которая наполняет тебя, когда ты понимаешь, что происходит, холодная. Подобно тому, как легкие наполняются соленой водой, как голова скользит под волнами, от нее горит горло и сжимается грудь, от нее в венах пульсирует безвоздушное отчаяние, даже когда ты делаешь глубокий вдох.        Это то, что мама всегда говорила тебе делать, когда ты напугана. Но даже послушно закрыв глаза, делая глубокие вдохи и не менее глубокие выдохи, досчитав до десяти ты не исчезаешь магическим образом из новой клетки. Ты всё ещё здесь.        Всё ещё здесь, снова, с мёртвым родителем, снова без надежды на спасение, кроме подаренного меча и полузабытых игр в прятки.        (Ты чувствуешь это? Соль на языке? Вода там, где должно быть дыхание? От неизбежности этого болит грудь).        Может быть, это ощущение утопления отражается на твоем лице, потому что Хэвлок странно смотрит на тебя и спрашивает, что случилось.        Ты обнаруживаешь, что не можешь ничего делать, кроме как уставится в маленькие голубые глазки, а он кривится, хмурится и дает тебе пощечину. «Пялиться невежливо» – говорит он.        А ты...        Ты смеёшься. Ты не хочешь, но и остановиться не можешь.        Влажным, рыдающим смехом, потому что ты снова здесь, и потому что ты, в конце концов, была права насчет Хэвлока, и потому что единственное, что остается, кроме как плакать, а тебе действительно не хочется показывать слёзы этим утыркам.