***
Следующим утром Ливий направился в поселение. Следуя по улочкам Фив, он вдруг решил пройти через базара. Множество людей под навесами из пальмовых листьев стояли и громко кричали, призывая купить товар именно у них. Среди всего этого обилия лиц Ливий вдруг увидел одно, смутно знакомое, и решил подойти. — Прославленный лекарь, — томно произнесла низкая торговка, когда лекарь приблизился к её столу. Она аккуратными рядами раскладывала украшения. — Напомни-ка своё имя, — сказал он, беря в руки камни сердолика и рассматривая их. — Не напомни, а скажи. Это о тебе молва ходит, а меня ты знать не можешь, — едко заметила она. — Боги, просто назови своё имя, — закатил глаза лекарь, а затем вопросительно посмотрел на девушку. — Агния, — тут она вдруг случайно выронила из рук украшение и выругалась: — Ará! Ливий тут же поднял на неё глаза, а потом, взбодрившись, спросил: — Ты из Греции? — Да, из Аттики. — Вот как… — улыбнувшись сказал он, и на его лице вдруг стал читаться интерес к греческой торговке. — И как давно в Египте? — Года два приезжаю с товарами, кочую туда и обратно. — И не страшно во время разгара хвори здесь быть? В Греции всё безопаснее было бы, — наклонив голову спросил Ливий. — Лучше жить в достатке и опасности, чем в недостатке и безопасности. Лекарь в ответ лишь понимающе кивнул, а Агния, хищно прищурившись, неожиданно сказала: — Видела тебя с Эвой несколько раз, дружны? — Дружны, — усмехнулся Ливий и, положив сердолик, взял в руки золотую заколку-иглу с острым концом и узором в виде листьев лавра сверху. — Приглянулась? — вдруг задала вопрос торговка, и Ливий тут же оторвался от украшения, вопросительно поднимая бровь. — Кто? — Заколка. Она греческая, — пояснила Агния. — Интересная… — мужчина покрутил украшение в руках, а затем дотронулся до острия пальцем. — Я её возьму. — Для дамы сердца прибережёшь? Что ж, это подарок добротный, дорогой, любая будет в восторге. Заплатив за заколку, Ливий отправился к колесницам, вдыхая спёртый запах базара, кишащего людьми. Да… Будь хворь заразна, не сыскать места лучше для заражения ею, чем этот рынок. Через час мужчина стоял перед эпистатом, сдерживая зевки. Он сегодня почти не спал, его мучили то бессонница, то беспокойные сновидения, и сейчас последствия этой весёлой ночи накрыли его целиком. — Здравствуй, эпистат. Ну и о чём ты так рьяно порывался вчера поговорить? – спросил Ливий, кладя руку на бок. — Куда вы положили тело умершего лекаря? — без приветствия начал Амен, сразу переходя к делу, чем вызвал улыбку у Ливия. Суетность эпистата и это отсутствие манер очень смешили. — Исмана? Оно на первом этаже в ибу. — И сколько ещё будет там находиться? — Месяца два. — Быстрее надо. — Что быстрее? — удивлённо спросил лекарь. — Быстрее хоронить. — Это ещё зачем? — Это лекарей не касается, — промычал (иначе Ливий это назвать не мог) Амен. — Сказано — быстрее. — Быстрее нельзя, не получится. Процесс-то непростой. — Процесс меня не волнует, а если ты, лекарь Пеллийский, не можешь справиться со своими обязанностями, то мы тебе замену быстро найдём. — Вот уж сомневаюсь, — надменно усмехнулся он в ответ. — Подобного мне ты больше нигде не сыщешь, только время зря потеряешь. Эпистат лишь поджал губы, что не ускользнуло от внимания Ливия, который теперь был уверен, что все угрозы Амена в его сторону лишь пустые звуки, призванные устрашить. Но он не боялся, у него попросту не было для этого причин. Он не был шезму, чтобы опасаться казни, не был под подчинением у эпистата, чтобы тот им управлял. Больше рычагов влияния на Ливия у Амена не было. Ко всему прочему, хоть лекарь и был самоуверен, это было небезосновательно. Он учился у лучших умов, имел хорошие связи и выдающийся опыт врачевания, так что такого, как он, действительно стоило бы поискать. — Учти, узнаю, что покрываешь кого-то — дорого поплатишься за это, — угрожающим голосом сказал Амен, нагибаясь к Ливию, а потом добавил: — Можешь идти. И лекарь ушёл. Продолжать бессмысленный диалог с эпистатом, которого, честно признаться, он считал недалёким, ему не хотелось — не было ни сил, ни желания. Амен был для лекаря простым невежественным амбалом-военачальником, помешанным на своём деле, но помешанным до абсурдности. Ведь нельзя же подозревать каждого встречного, в самом деле? Но Ливия тревожила одна вещь — почему Амен спрашивал об Исмане? Поэтому-то и не захотел говорить вчера с Ливием, иначе девушка о друге мёртвом услышала бы. Или эпистат снова подозревает Эву в чём-то? И эта нелепая спешка с бальзамированием…***
Спалось Эвтиде на редкость прекрасно. Сложно было только заснуть, в голове скреблись мысли об Исмане, о том, что надо как-то к его телу пробраться, да в контакт с Ка вступить. Как именно можно было это лучше сделать, Эва не знала и думать на ночь об этом не хотела, а потому, отложив сложные мысли на следующий день, постаралась заснуть. За завтраком она встретила Реммао, с которым хотела поговорить с момента их заказа, но у неё это всё никак не выходило. — Доедай быстрее, — шепнул он ей, склонившись к уху девушки, и Эва тут же, не доев свой завтрак, подскочила и поспешила нагнать уходящего наставника. — Плату за заказ тебе передаст Рэймсс, — тихо начал он. — Жрец ибу вызван на допрос, его обвиняют в покровительстве шезму. — Он выдаст нас? — Может, и выдал бы, но я позаботился о том, чтобы он никому ничего больше никогда не сказал, — холодно ответил Реммао, и от его тона Эву обдало мурашками. Второго смысла здесь быть не могло — наставник убил жреца. — Но как?.. — Узнай это у дружка своего, лекаря, если и впрямь интересно. Теперь к делу, ты спрятала маску и накидку? — Да. — Надёжно? — Да, — ответила она и тут же, съедаемая любопытством, спросила: — А что с Дией? — Дия… О судьбе Дии мне ничего не известно, исчезла, поминай, как звали. Но оно и к лучшему, она была самой слабой из нас, из-за неё поймали бы всех очень быстро. Одно хорошо, она настолько увлеклась ибогой, что все мои запасы уничтожила, и при обыске охотники ничего не нашли. Эва была с ним согласна. Необдуманные действия Дии в последнее время ставили под удар всех их, к тому же, похоже, она рассудком тронулась. А тот шезму, что рассудком тронулся, был крайне опасным как раз из-за отсутствия осторожности. — Ближайшие дни никаких заказов, да и к Исману своему лезть не вздумай, иначе тут же поймают и убьют, — грозно посмотрел на неё наставник. — Да знаю я, — почти огрызнулась Эва. Спорить с ним не стала, хоть и была не согласна. Она, и Реммао это знал наверняка, конечно, полезет к телу друга, но наставник сделал всё, что мог, а именно — предупредил её. В конце концов, как он уже им говорил, теперь они сами за себя. Одарив Эвтиду последним недоверчивым взглядом, Реммао молча ушёл. Эва же осталась стоять, не зная, что делать дальше, а потом направилась к дому. Наставник сказал, что ближайшие несколько дней никаких заказов… Практика в храме значит. Ну и скукота. После обеда к ней зашёл Рэймсс и передал деньги за заказ. Сумма приятно порадовала девушку, риск определённо того стоил. Да… жизнь Эвтиды сильно поменялась всего за несколько недель. Потеря близкого человека, исчезновение какой-никакой, но подруги, отход от подозрений эпистата, и, наконец, лекарь, который с каждым днём занимал всё больше и больше места в её голове. Да ещё и догадался, что она шезму… А что было бы, скажи ему Эва, мол, да, я черномаг, ты прав? «Но как он догадался?» — возник в голове вопрос. «Будто это было так сложно», — тут же послышался всё такой же мысленный ответ. Да, пожалуй, она и правда была не очень осторожной. А уж сколько раз ненароком в разговорах с другими нет-нет, да пролетало случайное слово, намёк на её деятельность. «Нет, — решила Эва, — с этого дня начинаю следить за своими речами, да действиями. Даже за мыслями, иначе, как Дия, пропаду. Надо сконцентрироваться на отмщении». Но сказать, а уж тем более подумать, было куда проще, чем сделать. Надо было для начала придумать план. Этим непривычным делом Эва и решила заняться. Обычно она действовала по наитию, по ситуации решая, как поступить. Но после той ночи в Фивах стало понятно, что сейчас так не получится. Необходимо было продумать все детали, чтобы не попасться. «Итак, — начала размышлять она, — для начала я должна оказаться на практике в Фивах. Сделать это несложно, эпистат постоянно нас с Рэймссом туда отправляет. Затем каким-то образом уйти от друга, не вызвав подозрений, но так, чтобы и у эпистата их не возникло. Для этого Амена не должно быть в храме и у храма. Далее самое сложное, надо проникнуть в ибу, в котором сейчас наверняка уже куча охотников, и найти тело Исмана. Но, что, если там будут лекари? Они точно могут быть, в прошлый раз Реммао договорился со жрецом, чтобы ибу закрыли, но сейчас мне договориться не с кем… Да и слушать меня никто не стал бы». Девушка сама слабо верила в то, что её план может сработать, но иных вариантов не было, а связаться с Ка друга было жизненно необходимо. Решив выждать пару дней, чтобы как-нибудь выведать о планах охотников, она задумалась о маске и накидке. Тут заключалась самая сложная часть, ведь её всегда досматривали по пути в Фивы и обратно. В прошлый раз помог Реммао, сейчас же она одна. Да уж, тут надо было подумать. — Эва, — раздался вдруг за дверью знакомый бархатистый голос. — Впустишь меня, красавица? Оторвавшись от размышлений, она поднялась с кровати и, не задумываясь, подошла ко входу в дом. Приход лекаря порадовал её, она отчётливо чувствовала ту радость, которой наполнился её живот, когда девушка поняла, кто стоит у жилища. — А тебя разве можно прогнать? Ты разве уйдёшь? — открывая дверь, спросила Ливия девушка. — Не уйду, ты права, — и он, победно ухмыляясь, зашёл в её дом. — Чем обязана? — Да с эпистатом этим задержался, будь он неладен, — отмахнулся мужчина. — А теперь уже поздно в Фивы возвращаться, да и не дотяну я до них, всю ночь не спал. — А то жилище, где… — она чуть запнулась. Ливий быстро сообразил, что она хочет сказать, и поспешил её перебить: — Там охотники что-то выискивают, не знаю уж, что им там понадобилось. — И ты? — начала она, ожидая, что Ливий продолжит. А он и продолжил: — И я не знаю, где мне ночевать, на улице не привык спать, а у тебя я вижу две кровати. Эва встала, как вкопанная, не зная, что ответить. Он хочет ночевать здесь? С ней? Показаться напуганной Эвтида не хотела, но и ночевать с мужчиной было как-то… странно. — Позволь узнать, что именно смущает тебя, Эва? — заметив её смятение, осведомился лекарь. — Ливий, как ты себе это вообще представляешь? — Просто лягу на кровать и переночую, а ты как? — он говорил это так, будто ночевать в чужих домах было для него в порядке вещей. — А я никак! — отрезала она. — Иди к эпистату, уверена, тебе жилище для ночи быстро найдут. — А сама бы пошла к эпистату, будь на моём месте? — Нет, — честно призналась Эва и вдруг заулыбалась. — А я, кстати, выяснила, чем ты ему не угодил. — Да ты что?! — вдохновлённый новостью Ливий подался вперёд, ближе к Эвтиде, и с предвкушением попросил: — Ну же, не томи! Она хотела было уже начать рассказывать, но лекарь вдруг замахал руками, останавливая её, а потом впопыхах принялся рыться в своей суме. — Погоди, погоди, сплетничать мы с тобой будем под пиво, как и положено. — Что? У тебя и пиво с собой есть? — оживившись пуще прежнего, звонко спросила Эвтида. — Конечно, я с пустыми руками в чужой дом не привык ходить, вот, — он вынул из сумы небольшой кувшинчик, — сейчас будем лечить наши нервы. Эва, казалось, совершенно забыла про свои переживания и тут же бодро подбежала к Ливию, забирая у него кувшин и подходя с ним к дивану. — Ну, рассказывай, — устроившись поудобнее довольно протянул лекарь, а потом забрал из её рук кувшин и нахмурился: — У тебя что же, чаш нет? — Нет, конечно. Придётся пить из горла. — Не сказал бы, что это очень гигиенично, можно что-нибудь подхватить… но ты не выглядишь больной, так что ладно. — Ну спасибо, — саркастично откликнулась она, выдёргивая из его рук кувшинчик и делая большой глоток. — Вот это ты, Эва, даёшь… — поражённо глядя на неё, протянул лекарь. — С таким пристрастием к пиву тебе жить недолго, знаешь, как оно на организм влияет, если… — Пей давай, один раз можно, — перебив его, всучила Эва мужчине сосуд. Немного посмотрев на горло кувшинчика, он неуверенно прикоснулся губами к нему и сделал небольшой глоток. — Так, главное не напиваться, а то я эффект от местного пива знаю, — аккуратно вытерев указательным пальцем губы, произнёс он. Эвтида тут же поняла, о чём именно идёт речь, и слегка покраснела. Она не Феоноя, пусть и не мечтает. — Ну так и почему же меня эпистат не взлюбил? — Он считает, что ты с серебряной ложкой родился, что таких, как ты, беды других не волнуют, да и сам ты бед в жизни не знал. — Что?! — чуть не подавился Ливий, а затем то ли рассмеялся, то ли почти заплакал. — Так эпистат просто на судьбу обижен, что с ним она жёстче, чем с другими обошлась? Ну и лицемерие, не один же он в жизни страдал! — А его слова — правда? — В семье зажиточной рос, то правда, иначе бы лекарем стать не смог. Не всем доступно такое образование, но разве это причина ненавидеть меня? — Его раздражает, что ты считаешь себя выше других, выше него. — Выше эпистата? Такое сложно представить даже мне, он же ростом с пальму. Тут Эва вдруг разразилась таким безумным хохотом, что у неё выступили слёзы. Ливий же продолжил говорить об Амене, и следующие десять минут были наполнены шутками про эпистата. — А это его немногословие, — сквозь слёзы выдавил Ливий. — Говори. — Храбришься, — передразнила эпистата Эва. — Погоди, погоди, а ты знаешь, как он меня называет? — А он как-то тебя называет? — весело подняв брови, переспросил лекарь. — Ну вот, я думал, я был первым. — Был, был, милый господин, — утешающе похлопала она его по плечу. — Так вот, он вздумал называть меня непокорной неферут. — Как, как? — тут мужчина разразился очередным приступом смеха. — Непокорная неферут?! Во имя богов, я не могу! Это с чего он начал? — Да я и сама не помню, заставил как-то мыть какие-то масляные склянки, тогда и начал звать так. — Мыть склянки? — сгибаясь пополам от смеха, еле-еле спросил лекарь. — Это было моим наказанием. — А ты и такое умеешь? — удивлённо выгнув брови осведомился он. — Я вот вообще много чего умею, Ливий Пеллийский, — подмигнув сказала Эвтида. — Так это отлично, Эва, мне как раз помощник нужен, склянки мыть. Она в ответ одарила его мрачным взглядом. — Да не беспокойся ты, я шучу, непокорная неферут, — передразнил он эпистата, но Эва его шутку не оценила и потянулась, чтобы пнуть мужчину в бок, но тот вовремя перехватил руку девушки. — Да прекрати же ты пинаться, что за привычка такая? Ты сейчас точно греческая менада, — держа её за запястье, вымолвил Ливий. Эва ничего не ответила. Видимо, хмель уже ударил ей в голову, обострив всё то, что в трезвом состоянии она обычно тщательно скрывала, поэтому сейчас бесстыдно смотрела на руку лекаря, держащую её. Ливий же смотрел на её лицо, но потом, проследив за взглядом Эвы, тоже стал смотреть на слияние их рук. Оба сейчас поняли что-то новое для себя. Эва, что ей впервые в жизни так приятно мужское прикосновение. Ливий, что он впервые в жизни с таким трепетом касается девушки, и ему это прикосновение кажется более интимным, чем любые связи, когда-либо случавшиеся в его жизни. Лекарь казался внешне спокойным, в то время как Эвтида вела ожесточённую внутреннюю борьбу с собственными желаниями. Ей вдруг неимоверно захотелось совершить то, чего она в своей жизни ни разу не совершала, захотелось поцеловать мужчину. В голове вдруг возникли один за другим все их случайные и не очень прикосновения друг к другу, все разговоры. Она вспомнила, как его локоть касался её груди в той проклятой гробнице, как мужчина придерживал её за талию в колеснице, как учил пользоваться маслами… Весь этот комок мыслей лишь увеличил желание, и в следующий миг она резко подалась телом вперёд, смазанным движением касаясь его губ. Но как только Эва коснулась рта Ливия, лекарь резко отпрянул назад. Они замерли, глядя друг на друга с непониманием, а их руки всё ещё соприкасались. Первым опомнился мужчина, разжимая пальцы и выпуская из своей хватки руку девушки. А затем он посмотрел на Эву так, как никогда прежде не смотрел. В его взгляде она могла разобрать лишь удивление и сомнение, но там было что-то ещё. Сама же девушка, сильно краснея, тут же нервно впилась двумя руками в кувшин и хотела было уже отпить ещё пива, как Ливий резко одёрнул её. — Думаю, не стоит нам больше пить, — спокойно сказал он, с задумчивым выражением лица, а потом отнял у неё сосуд и поставил его куда-то за диван. Эва, ошарашенная тем, насколько сильно её сейчас тянуло к нему, лишь сконфуженно кивнула головой. — Давай спать, — неуверенно произнесла девушка. — Давай, — согласился с ней Ливий, после чего оба направились к своим кроватям. Либо на Эву пиво действовало сильнее, либо она выпила больше, но всё её тело вдруг пошатнулось. — Боги, — зашипел лекарь, тут же подлетая к ней и подхватывая её за подмышки, — держись на ногах, можешь? — Стараюсь. — Давай, вот так и до кровати, тьфу, твои эти тряпки, — проворчал он, когда чуть не запутался в тунике Эвтиды. Когда они дошли до кровати, Эва вдруг сильно поморщилась, а потом прижала руку ко рту. — Ли-ивий… — предупреждающе прошипела она, а потом скрючилась в рвотном позыве. Мужчина страдальчески завыл и стал озираться по сторонам, в поисках сосуда. Эва, которую накрыла очередная волна тошноты, отчаянно схватила Ливия за рукав и пробурчала: — Я не могу больше. — Ará! — ругнулся он, а потом схватил кувшин с остатками пива и впопыхах сунул его Эве в руки. — Сюда! И очень вовремя, потому что в следующую секунду содержимое желудка пошло наружу. Мужчина моментально собрал волосы девушки и стал держать их, чтобы она не испачкалась, а сам поспешил отвернуться. Теперь и он сдерживал рвотные позывы, морщась. Когда Эвтида закончила, она попыталась отдышаться, а мужчина, отпуская её волосы, облегчённо выдохнул. Он чуть согнулся, упираясь ладонями в колени, а затем провёл рукой по лицу и снова стал озираться по сторонам. — Где у тебя тут вода? — спросил лекарь, а Эва лишь вяло указала рукой в сторону сундука, возле которого стоял кувшин. Усадив девушку на кровать, он протянул ей сосуд, в который девушка тут же жадно впилась. — Вода смывает всё людское зло, — непонятно к чему процитировал он себе под нос Платона, одного из из греческих философов, а потом снял с ног Эвы сандалии и, откинув простыню, уложил её в кровать. Затем разделся сам, насколько это позволяли приличия, и лёг на кровать Дии. Бывшую кровать Дии. Так они и заснули. Первой проснулась Эва. Она быстро освежилась, вспоминая, что произошло ночью. Ей на секунду стало неловко, а потом она чуть не рассмеялась на весь дом. Ливий только недавно сказал, что всё может вынести, кроме тех случаев, когда кого-то рвёт, и вот она прямо при нём как раз это и сделала. А до этого чуть не поцеловала его… Исфет, вот же дела… Всё, больше точно никаких хмельных и дурманящих разум напитков. «Оба были под действием египетского пива», — решила она и посмотрела на Ливия. Тот спал на боку, чуть обнимая подушку. Сначала девушка умилилась от этого вида, а потом ужаснулась, вспомнив, чью подушку он так ревностно сейчас обнимал. Спустя несколько минут проснулся и мужчина. Он перевернулся на спину, потягиваясь, а затем бодро встал и сделал несколько наклонов влево и вправо. — Разминаешься? — сидя за столом напротив маленького зеркальца, спросила Эвтида. — Да, полезное дело, в здоровом теле — здоровый дух. Ты слышала про Олимпийские игры? — Нет. — Это греческие спортивные состязания в Олимпии, они проводятся каждые четыре года. Боги даруют победу достойнейшим, а люди дарят ему оливковую ветвь. Хоть я и из Пеллы, но бывал на Олимпийских играх, перед ними ещё философы выступали, много умного и интересного услышать можно было. Жаль только, что я не смог послушать речей Гиппократа, отца медицины, он умер до моего рождения. — И какие же там у вас состязания? — Разные, например, метание диска, бег, борьба и так далее. Обнажённые мускулистые юноши соревнуются друг с другом несколько дней, а уж сколько они к этим играм готовятся… — Обнажённые говоришь? — ехидно ухмыльнувшись, переспросила Эва и поднесла тонкую кисточку к глазу, чтобы нанести макияж. — Да, у нас идеалом мужчины считается загорелый обнажённый атлет, — внимательно наблюдая за её действиями, отозвался Ливий. — Интересно было бы посмотреть… — задумчиво протянула она, пытаясь параллельно их разговору вывести стрелку. — Готов показать, — с завидной решимостью подошёл к ней лекарь, а она лишь усмехнулась в ответ. — Я, конечно, не атлет, но тоже сложён недурно. — Твои мышцы я уже видела, Ливий Пеллийский, ты же всегда с голым торсом ходишь. — Так вот куда ты глядишь… — весело подметил он, а потом, наблюдая за её попытками нарисовать стрелку, спросил: — Я смотрю, у тебя не очень выходит? — Руки немного трясутся. — Неудивительно, после вчерашнего-то. Помочь? — вдруг прижавшись вплотную к её спине, спросил он. — Ты всё умеешь что ли? — удивлённо хмыкнула Эвтида. — Кое-что да умею, давай, горюшко моё, садись на кресло. Под смешки Эвы, Ливий пододвинул к креслу сундук и расположился на нём напротив девушки, забирая из её рук кисть. Их колени вдруг соприкоснулись, но мужчина тут же развёл ноги в стороны. Приблизившись к лицу Эвтиды, он пристально заглянул в её глаза, но она вдруг рассмеялась. — Если ты будешь и дальше хохотать, то я не макияж тебе сделаю, а глаз выколю! — Всё-всё, успокаиваюсь, — закусив губу, ответила она, сдерживая очередной смешок. Эва рассматривала его лицо, пока лекарь аккуратно выводил край стрелки. Он делал это бережно, не торопясь, и очень внимательно. Серьёзный взгляд, осторожные движения, полная сосредоточенность. У Эвтиды создалось впечатление, что он часто таким занимался. — Вот так… почти готово… Всё! — восторженно воскликнул он и дотронулся до подбородка Эвы, осторожно поворачивая её голову. Придирчиво оценив собственную работу, он наконец довольно ухмыльнулся и отодвинулся. Но рука так и осталась на подбородке Эвтиды, бережно его поглаживая. Девушка же покорно продолжала сидеть, не двигаясь. — Спасибо, — тихо поблагодарила она его и вдруг смело накрыла руку лекаря своей. Ливий сразу почувствовал, как тряслись её пальцы. — Тебе стоит прекращать пить, да и мне тоже… Зря я вчера принёс это пиво, — коря себя и поднимаясь на ноги, сказал он. — Да уж… не вини себя, — успокоила его Эвтида, беря в руки зеркальце и разглядывая макияж. — Как красиво! Ливий, когда ты научился так хорошо это делать? Насколько я знаю, у вас в Греции, в отличие от нашего Египта, мужской макияж не практикуется. — Да, права ты, но я умею, — ответил Ливий, а потом на его лице появилась грустная улыбка: — Как-нибудь тебе расскажу, где научился. Он отошёл от неё, взял свою суму с сундука и обернулся: — Что ж, спасибо тебе за место для ночлега. Если что понадобится, проси без стеснения, милая госпожа. — Обязательно воспользуюсь твоим предложением, — довольно улыбнувшись, ответила она, провожая лекаря взглядом.