***
Ливий быстрым шагом направлялся к конюшням, а внутри него бурлила злость. Вот так обесценить все его старания. Он привык к тому, что люди считают, будто он родился с серебряной ложкой, но такие слова от Эвы его задели. «Но она права, я действительно не рассказывал ей своей истории… Но тем более тогда, почему она такого мнения обо мне?» — негодовал он. — Господин! — вскрикнул слуга, на которого Ливий чуть не налетел. — Лошади готовы? — резко остановившись и строго посмотрев на юношу, спросил лекарь. — Да, всё готово. Пришлось подождать ещё пять минут прежде, чем пришла Эвтида. Ливий тут же заметил перемотанные руки. — Что это такое? — кивнув на руки, спросил он. — Это, чтобы не натереть мозоли, — коротко ответила она, проходя мимо мужчины, и, игнорируя помощь слуги, залезла в колесницу. — Мы едем? — Едем. Всю дорогу Ливий наблюдал за Эвой, которая стояла спиной к нему. Либо она храбрилась, либо стала привыкать к поездкам на колеснице. Мужчина видел, как периодически девушка поднимает левую руку, чтобы держаться было удобнее. Один раз Эва провела ладонью вперёд по стенке колесницы и, видимо, причинила этим сама себе боль, потому что резко дёрнула рукой. «Значит, там рана. Ушиб не было бы смысла перевязывать вот так», — подумал лекарь, а затем решил, что по приезде в поселение обязательно осмотрит её руку. Хочет она того или нет.***
Когда колесница остановилась в поселении, Эва облегчённо выдохнула. Держаться за края, когда у тебя рана на ладони, было очень неприятно, а местами даже больно. И угораздило же её разбить тот кувшин. — Ты знаешь, где он живёт? — нарушила тишину Эвтида, когда слуга повёл лошадей в конюшни. — Знаю, пойдём, — он махнул ей рукой, и они пошли вглубь поселения. Прохожих было не так много, но те, что им встречались, изучающе смотрели на путников. Хотя Эва думала, что в основном их внимание было обращено к Ливию, он и сам хорош был, и одежды носил заморские, греческие. А она что? Обычная девушка-писарь в простой одежде, да ещё и с огромной сумой через плечо. — Стой. Это здесь, — лекарь изящным жестом указал на скромное жилище. — Похоже, твоего травника дома нет, — заключила Эва, когда спустя пять минут стука в дверь и ожидания, им никто не ответил. — Можем в окно влезть или дверь выломать, чтобы забрать эту лилию. А плату на столе оставим. — Это ты такая отчаянная, а я так не смогу. — У меня нет рамок, — гордо произнесла Эвтида, улыбаясь. — Эва? — вдруг раздался откуда-то сзади знакомый голос. Лекарь и писарь обернулись и наткнулись глазами на Убэйда. — Что вы здесь делаете? — Приехали к травнику, — закатив глаза, ответил Ливий. — А ты что здесь делаешь? — Я тут живу, говорил же. А травника вашего нет, он завтра должен вернуться, поехал в Александрию торговать. — Понятно, — лекарь поджал губы и обратился к Эве: — Тогда завтра вернёмся сюда. — Подождите, сейчас уже вечереет, а пока до Мемфиса доедете уже совсем темно будет. Можете переночевать в моём доме. «И совпало же всё так, что мы приехали именно в то поселение, где живёт Убэйд», — подумалось девушке, а затем она перевела взгляд на Ливия, который стоял рядом, а на лице его играли желваки. — Не надо, спасибо, мы просто завтра сюда вернёмся, — процедил мужчина. — Ливий, — Эвтида почти невесомо коснулась его руки, — но Убэйд прав, зачем снова туда-сюда мотаться? Переночуем, с утра заберём растение и сразу назад. — Не думаю, что в его доме хватит места для двоих гостей. — Постараюсь найти, — бодро ответил юноша, — так что, идём? — Пошли, — ответила Эва и прошла мимо лекаря за охотником. Она слышала, как Ливий раздражённо рыкнул, но затем нагнал двоих.
***
Жилище охотника было богаче жилища Эвы в Сет-Маате, но беднее дома Ливия в Фивах. У охотника не было своего заднего двора, но было несколько помещений в доме. — Одна свободная комната для вас, — сказал Убэйд, — но лекарь может лечь со мной в моей комнате, он же тоже мужчина. — Как мило, лекарь и охотник разделят одно ложе, — с преувеличенно приторной интонацией пошутила Эвтида. — Эва, можно тебя… на пару слов, — кивая головой на дверь, произнёс Ливий и вышел. Девушка последовала за ним, а охотник учтиво остался в комнате, ожидать их. — Раз ты так упорно хотела остаться здесь на ночь, а не ехать в Мемфис, тогда будь любезна оставь эту комнату мне. С этим вонючим и потным охотником я спать не собираюсь. — Во-первых, он не вонючий и не потный. А во-вторых, что ты мне предлагаешь? Самой спать с ним? — Я… — Ливий стал хватать ртом воздух от возмущения. — Что?! Нет, Эва, ты не будешь спать в одной постели с каким-то незнакомцем. Это опасно. — А где мне тогда, по-твоему, спать? — всплеснув руками, спросила она. — Спи на кровати в этой отдельной комнате. — Отлично, это именно то, из-за чего ты минуту назад начал этот разговор. — Да, но я с ним спать не намереваюсь. Я останусь в комнате с тобой, расположусь… Не знаю! Где-нибудь да расположусь. Тяжело вздохнув, Эва прикрыла глаза, размышляя. Она понимала, что возвращение в Мемфис отнимет слишком много сил, они приедут ночью, толком не поспят, а потом снова дорога сюда. Это было бы глупо, но и вопрос с размещением надо было тогда как-то решать. — Ладно, оставайся в моей комнате, — ответила она, а затем оба вернулись к охотнику, чтобы сообщить о своём решении. Охотник удивился, но возражать не стал, он лишь спросил, не хочет ли лекарь в таком случае расположиться на кушетке в его комнате, на что получив отрицательный ответ, замолчал. — Тогда предлагаю вам поужинать, — приняв на себя роль гостеприимного хозяина, сказал Убэйд. — Не откажемся, правда, Ливий? — весело спросила девушка. — Правда, — подтвердил её слова мужчина. Ужин они провели в тишине. Эва так и не сняла ткань со своих рук, даже тогда, когда ополаскивала их в чаше с водой. Девушка опасалась, что рана снова начнёт кровоточить. Во время еды Эвтида заметила, что Ливий периодически бросал короткие взгляды на её руки, и понимала, что, скорее всего, разговора об этом не избежать. Поблагодарив охотника за ужин, лекарь и писарь отправились в комнату. — Ливий, что ты делаешь? — спросила Эва, когда прошла вглубь комнаты и села на кровать, опираясь на неё руками. — Проверяю надёжность щеколды, — ответил мужчина, который уже минуту копошился в полусогнутом состоянии около двери. — Надёжность щеколды? Думаешь, кто-то будет к нам ночью рваться? — скептически выгнув бровь, весело произнесла Эвтида. — Эва, откуда такое доверие этому охотнику? — пробубнил он, не оборачиваясь и продолжая проверять щеколду. — А откуда такая подозрительность? — Мы поменялись ролями? — Ты ревнуешь? — Чего? — потеряв весь интерес к щеколде, Ливий вдруг повернулся к девушке и вопросительно на неё уставился. — Ревнуешь к этому Убэйду? — Тебя? — Ну не его же ко мне. — Что за глупость пришла в твою голову. — Ты не ответил. — Эва, у меня нет проблем с самоценностью, чтобы соревноваться с кем-то за внимание другого человека. Я не собственник. — Но твоё поведение говорит об обратном, — прищурившись и пристально вглядываясь в лицо лекаря, ответила Эва. — Для того, чтобы ревновать надо что-то испытывать к предмету ревности, — ответил Ливий, поправляя рукав. Тут Эвтиде вдруг стало очень неловко из-за его слов. Можно было сказать, что он признался, что между ними ничего не происходит. «Вот значит как ты запел. Ну что ж, раз никаких чувств нет, то пусть так и будет. Всем проще», — решила девушка про себя, а затем бросила неуверенный взгляд на свои ладони. Ткань, которую она намочила во время мытья рук, всё ещё была влажной и неприятно липла к коже. Ливий же проследил за её неосторожным взглядом и произнёс: — Что у тебя с руками? — Ничего. — Почему до сих пор не сняла повязки, если это против натирания кожи? — Забыла. — Не ври, у тебя выходит скверно. Ты не сняла повязки даже тогда, когда мыла руки, а ведь это крайне неудобно, да и к тому же неприятно, мокрая ткань липнет к коже… Я думаю, всё было так. Ты поранила левую руку, перебинтовала её, но потом подумала, что если перебинтуешь две руки и придумаешь отмазку, то я не обращу на это внимания. А теперь просто ждёшь ночи, чтобы снять эти «бинты». Я прав? — С чего ты взял про левую руку? — Видел, как ты во время пути иногда отдёргивала её, будто стенка колесницы больно касается раны. Иди сюда, покажи, что там, — он подозвал её жестом руки к себе. Устало вздохнув, Эвтида поплелась к кушетке и опустилась на место рядом с Ливием. Лекарь осторожно размотал ткань на правой руке, убеждаясь, что она здорова, а затем стал снимать ткань с левой ладони. Тут Эва сквозь зубы втянула воздух, потому что кровь успела прилипнуть к ткани. — Тш-ш, — успокоил её мужчина, а потом откинул кровавый бинт в сторону, оглядывая порез, который красовался на половину ладони. — Это ж как ты так умудрилась? — Разбила глиняный кувшин, а осколком поранилась. — Ох, горюшко ты моё, сейчас, — Ливий встал и направился за своей сумой, что лежала у входа. Взяв из неё что-то, он подошёл к Эвтиде. — Что это? — Мазь, предотвращающая инфекции, давай сюда руку, — он раскрыл ладонь, и Эва вложила в неё свою. — Сейчас будет щипать, терпи, порез глубокий. — Потерп… Ай! — не успела договорить она и тут же вскрикнула, когда мужчина провёл пальцами с мазью по ране. Ладонь тут же пронзила острая боль, а затем появилось ощущение, что что-то разъедает кожу. — Незримый бог, ты мне яд туда нанёс? — Почти, но зато заживёт быстрее, — ответил он и, перевязывая руку кусочком хлопковой ткани, повернулся к Эве и заглянул в её глаза. — Сильно больно? Отвечать было и не нужно, всё было написано на лице девушки. Она сидела, сильно закусив губу, задержав дыхание и вся сжавшись. Спустя секунду острая боль снова пронзила ладонь, и Эвтида зажмурилась. Не хотелось показывать лекарю свою слабость, но боль была сильнее, поэтому она, наплевав на то, что он о ней подумает, зашипела. — Ну-ну-ну, милая госпожа, успокойся, скоро это пройдёт, — он вдруг поднял руку и стал поглаживать Эву по голове. — Зато всё заживёт намного быстрее, и инфекция не занесётся, тш-ш… Эвтида ощутила его руку на голове, но далеко не сразу ощутила его поглаживания её ладони. А между тем мужчина всё ещё держал перебинтованную руку девушки и нежно водил пальцами по тыльной части её ладони. Так они просидели минут пять, а потом Ливий нарушил тишину и спросил: — Легче? — Да, спасибо. — Пожалуйста, — он последний раз провёл рукой по её волосам, а затем встал. Прочистив горло, он произнёс: — Пора спать. Тут вдруг до Эвы дошло, что она кроме папирусов и письменных принадлежностей ничего с собой и не брала. Ладно, Исфет с ним, в чём сидит, в том и ляжет спать. — Ты чего это удумал?.. — опешив и вытаращив глаза, спросила Эвтида, когда повернула голову на лекаря и увидела, что тот начинает расстёгивать рукава. — Спать готовлюсь. — Голым что ли?! — Не совсем, штаны я оставлю, а то, боюсь, ты такой красоты не вынесешь, — усмехнулся он. Ливий выглядел таким удовлетворённым, что Эва быстро поняла, что ему доставляет удовольствие шокировать её. Не на ту только ты нарвался, лекарь из Пеллы. — А почему же? Раздеваешься, так снимай всё. Или есть чего стесняться? — с вызовом спросила Эвтида, усмехаясь. — Стесняться? Мне? — он удивлённо вскинул брови. — Боюсь просто, что ты смутишься и снова щёки алыми станут. — Не станут. Но, что-то подсказывает мне, что ты вовсе не за меня боишься, а сам стесняешься. Похоже, своим нежеланием отступать, Эва загнала лекаря в угол. Конечно она блефовала, но была уверена, что и Ливий блефует, а потому совершенно опешила, когда он вдруг потянулся к резинке своих штанов. «Всё ещё блефуешь, затягивая момент. Специально ждёшь, чтобы я поверила в правдивость твоих намерений и остановила. Не дождёшься», — размышляла Эвтида, продолжая гордо смотреть на лекаря. Когда тот так же медленно стал действительно стягивать с себя штаны, обнажая края набедренной повязки, Эва сдалась и отвернулась. — Ну и кто тут ещё стесняется? — победно спросил мужчина. — Я тебя сейчас выгоню из комнаты, извращенец! — Это я тебя сейчас выгоню, ты вообще-то сидишь на моей кровати, — выразительно обведя глазами кушетку, ответил Ливий. Девушка фыркнула в ответ, а потом подошла к своей кровати и стала залезать на неё, устраиваясь поудобнее. Спать в присутствии мужчины было непривычно, а от того неловко. Пускай даже мужчины, к которому… Нет у неё к нему чувств! — Мирной тебе ночи, Эва, — тихо произнёс Ливий с кушетки. Эвтида лишь приподнялась на локтях и осмотрела его место пристанища. Да уж, как там можно вообще разместиться, не то что выспаться? — И тебе, Ливий, — ответила она, ловя его взгляд. Они смотрели друг на друга около минуты, а затем лекарь отвёл глаза и стал ложиться. Эва же внутренне ликовала, хотя бы зрительный контакт у него выиграла, хоть что-то. Несмотря на то, что последние дни она почти не отдыхала, уснуть сейчас не могла ни в какую. Тщетно повертевшись первые полчаса, она бросила эту затею и просто легла на спину, размышляя о своём. «Ливий фактически признал, что ничего ко мне не чувствует, но его поступки говорят об обратном. Как же сложно… Может, так же как и я, просто бежит от чувств? Был бы Исман, подсказал бы, он всегда со стороны всё видел…» — лежала и думала она, а потом вдруг воспоминание, о котором она напрочь забыла, всплыло в голове. «Трое могут хранить секрет, только если двое из них мертвы. Что он имел в виду? О ком говорил? Кто эти трое? Или он не говорил про кого-то конкретного, а просто использовал поговорку, чтобы намекнуть?» — пока Эвтида терялась в догадках, тишину вдруг нарушил Ливий. — Эва, ты спишь? — шёпотом спросил он. Девушка не хотела сначала отвечать, чтобы у них не завязывался разговор, который непременно отвлёк бы её от размышлений, но потом всё-таки сказала: — Нет. — И я нет. — Я заметила. Мужчина промолчал, и девушка уже решила, что на этом их бессмысленный диалог завершён, но тут лекарь продолжил: — Ты правда считаешь, что я добился всего с чьей-то помощью? — Ли-ивий, тебя это задело? — Нет, просто интересуюсь. — Я сказала так, потому что была зла на тебя тогда. Но ты прав, я не могу судить тебя, я не знаю, что было в твоей жизни, — она вдруг замолчала, осознавая одну вещь. Она ведь ничего о нём не знала. — Что ты хочешь знать? — Расскажи, когда ты решил стать лекарем? — Когда или почему? — Я думаю это одно и то же. В ответ он ничего не сказал. Спустя какое-то время тишины, Эва решила, что он уснул или просто решил не рассказывать ей этого, и уже закрыла глаза, как вдруг Ливий подал голос: — Однажды я не смог помочь человеку, которого очень сильно любил, — голос его звучал обречённо. — Он поранился, и инфекция, что проникла с грязью в рану, стала постепенно убивать его, всё это привело к тому, что потребовалась ампутация конечности во время которой он и умер. От болевого шока, кажется. Этот человек мог бы жить, если бы я смог помочь ему вовремя с раной, но тогда я не умел. — Ты не виноват в его смерти… — Знаю, мне было всего десять лет. Но то ощущение бессилия, когда не можешь спасти жизнь… Не хочу повторения, — он замолчал, а потом осторожно спросил: — А ты, Эва? Почему стала шезму? Девушка вздохнула, это и правда было сложнее объяснить. — Понимаешь, средств, чтобы оплачивать учёбу у меня не было, а черномагии обычно учат почти бесплатно. К тому же, на заказах можно хорошо разбогатеть. — Это стоит того, чтобы рисковать своей жизнью? — А ты не рискуешь, Ливий? Когда возишься с больными, ты разве не рискуешь подхватить что-то от них? — Рискую, но я помогаю людям. — И я помогаю. — Послушай, — она вдруг услышала, как лекарь встал и направился к ней, а затем лёг рядом, продолжая: — Я переживаю, что тебя могут схватить и казнить. — Почему тебя волнует моя судьба? — поворачиваясь к нему, спросила она. Ливий же вздохнул, подпёр рукой щёку, но всё же ответил. — Я уже говорил, жаль мне тебя, по-человечески жаль. — Так жалость? Вот что ты испытываешь ко мне? — Не совсем. — А что тогда? — Эва, ты прекрасный человек, и мне хочется тебе помочь. И я, — он не успел договорить. Его прервал стук в дверь. — Не спите? — послышался голос Убэйда. — Там это, травник ваш приехал, кажется. — Ты для этого нас разбудил? — раздражённо крикнул ему Ливий. — Чтобы мы ночью пошли к нему уставшему? — Ну… Не знаю, вы же всё торопились… — Спать иди сам, и другим не мешай, — оборвал их разговор лекарь, а когда повернулся к Эве, то наткнулся на её насмешливый взгляд. — Ну и что это было? — улыбаясь во все зубы, спросила она. — Осадил надоедливого охотника. — Что он тебе сделал, а, Пеллийский господин? — Надоедал много, и вообще, Эвтида, не пора ли спать, — сказал он и встал, направляясь к своей кушетке. — Ох, как официально. Ну давай спать.***
Ливий уснул не сразу. Ещё минут двадцать он думал о совершенно справедливом вопросе Эвы — что это было? Ревность? «Боги Олимпа, да, это была она. Но это надо прекращать, я взрослый человек, а Эва не моя собственность, с кем хочет, с тем и общается. Чего я боюсь? Что она предпочтёт мне этого охотника? — от одной такой мысли стало и смешно, и грустно, — зачем мне её внимание? Почему оно стало так важно для меня и почему я стал переживать, если не получаю его, а кто-то получает? Привык быть в центре внимания? Не то, ведь я хочу быть только в центре её внимания… Нет, я просто переживаю за неё. Она сближается с охотником, это опасно. Дружески или нет, но это опасно, она ведь шезму. И потом, кто знает, что у этого, да простят меня боги, Убэйда, на уме». Закончив эти неприятные размышления, Ливий наконец смог заснуть. Сны его были сладкими, впервые за очень долгое время. Последний раз так хорошо он спал в своем Фиванском доме той самой ночью, когда они с Эвой пробрались в ибу. Может, и утро у него было бы потрясающим, но нет. Кто-то окатил его водой. Кто-то. — С ума сошла?! — взвыл мужчина и свалился с кушетки, когда рядом стоящая девушка вылила на него добрую половину воды из кувшина. — Вставай давай, сколько можно дрыхнуть, — пряча сосуд на спину, довольно произнесла она. — Ох, Эва, я тебе отомщу, — отряхиваясь от воды и поднимаясь на ноги, пригрозил он, — и месть моя будет страшной. — Боюсь, боюсь. Пошли к твоему травнику.***
— Ливий Пеллийский? — спросил старик, открывший дверь жилища. — Вы меня помните? — Конечно помню. А это?.. — мужчина учтиво спросил, ожидая, что лекарь представит девушку. — Эвтида, она моя помощница и писарь. — Красавица, и имя необычное, ни разу такого не слыхал. Ну, проходите, — он шире открыл дверь, впуская молодых людей внутрь. — Не иначе, как дело какое ко мне, раз лично пожаловали? — Да, Кэнти попросил привезти ему белую лилию. — Ах, белая лилия… на твоей родине, кажется, есть своя история, связанная с этими чудными цветами? — старик направился куда-то, а затем вернулся с кувшином и двумя чашами, жестом приглашая путников сесть на скамеечку. Он поставил чаши на стол, а затем разлил по ним что-то, отдающее цветочным ароматом. — Они, скорее, часть истории, — ответил Ливий, опускаясь на скамеечку. — Что за история? — спросила Эва, которая села рядом с лекарем. — О том, как богиня Гера оттолкнула от своей груди младенца Геркулеса, и молоко её хлынуло на небо, — ответил старик, а затем пододвинул двоим чаши и сказал: — Угощайтесь, это настойка тонизирующая, по лицам вижу, что вы устали. О чём мы говорили… Ах, да, те капли молока, что попали на землю, превратились в белоснежные лилии. — Ничего себе… — прошептала Эвтида, беря в руки чашу и нюхая содержимое. — Да… удивительные цветы… — мечтательно произнёс старик и опустился на скамеечку напротив двоих. — И истории красивые… Расскажи мне ещё ту, про Эроса и Психею… Тут Ливий, который уже отпил настойку, чуть не подавился, аккуратно вытирая тыльной стороной ладони рот. — Давай потом. — Отчего же? Ах… любовь… на какие безрассудства она порой толкает, да, Ливий? — подмигнув лекарю, спросил старик. Мужчина же замер с чашей в руках, вперев в травника подозрительный взгляд. — Любовь — это одна душа, живущая в двух телах, так говорил ваш Аристотель, учитель великого Александра? — Так, — крутя в руках чашу, задумчиво ответил лекарь. — Ну же, поговори со мной, Ливий, я знаю, ты всегда любил философствовать, а мой ум соскучился по мудрым речам, — обратился к нему старик. — Поговори со мной, и я отдам вам белую лилию. Когда Ливий поднял глаза на травника, как бы соглашаясь на это условие, старик продолжил: — Сейчас, когда я достаточно пожил, я могу сказать, что человеческие отношения — всё, что по-настоящему ценно. Любовь не купишь, несчастными бывают и богачи, а бедняки несказанно счастливыми. Согласна ли ты со мной, Эвтида? Девушка, которая всё это время рассматривала края своей чаши, вдруг подняла глаза, немного удивившись тому, что к ней обратились. — Любовь делает нас слабыми и уязвимыми, это те рычаги давления, которыми враг может воспользоваться, — Эва вздохнула. — Никого не любить — величайший дар, так ты становишься непобедим, ведь никого не любя, ты лишаешься самой страшной боли. — Но разве те ощущения, что мы получаем от любви, не настолько сильны, что ради них и страдать не страшно? — Если бы мне дали выбор — страдать из-за любви или не любить вовсе, я бы выбрала второе. — Но тогда ты лишила бы себя всех прелестей этого светлого чувства, Неферут. — И страданий. — Я понял тебя, — потирая подбородок ответил старик, а затем повернулся к Ливию: — А что ты думаешь, лекарь из Пеллы? — Я думаю, что любовь делает человека зависимым, одержимым, порабощает его. Он больше не может концентрироваться на чём-то, рассуждать здраво, а все его мысли поглощены объектом обожания. — То, что ты описал очень похоже на потерю рассудка или помешательство. То есть любовь, по-твоему, постепенное превращение в сумасшедшего, который не отвечает за свои поступки? — Любовь затуманивает разум. — А что если любовь, наоборот, помогает нам избавиться от того холодно-отстранённого взгляда, которым мы обычно смотрим на людей? Что если как раз любя, мы можем увидеть истинный образ человека? Ливий задумался, а потом произнёс: — Любовь часто толкает нас на безумства. — Но разве мы не считаем эти безумства самыми правильными в мире? Разве мы не делаем их ради нашей любви? Как-то, что делается во имя любви, может быть неправильным? — Убийство, — твёрдо сказал лекарь, а Эва тут же подняла на него испуганный взгляд. Ливий почувствовал это, заметил боковым зрением и тут же нащупал рукой левую руку Эвы под столом и ободряюще взял её за кончики пальцев. Он держал в уме, что обхватить всю её ладонь не получится — у неё рана. — Убийство ради любви? — старик хитро улыбнулся, переводя взгляд на плечо сначала лекаря, а потом Эвы, а затем его взгляд скользнул вниз по их рукам. Он медленно произнёс: — Что ж, убийству, пожалуй, оправданий нет, однако на это может пойти и человек не влюбленный. — Так согласись же, что есть поступки, оправдания которым нельзя найти даже в любви, — тут Ливий выпустил руку Эвы. — Разум затуманивается ею. — Как говорил Сократ, приобщение к разуму возможно только после смерти. Умирая, лебеди поют от радости… — тут старик мечтательно посмотрел на потолок, — лебеди… прекрасные и преданные друг другу до смерти птицы. Да… Что есть любовь? Тема это старая и вечно юная… Значит, ты, Эвтида, считаешь, что, чтобы достигнуть цели, надо быть хладнокровной? — Да. — И любовь — то, что лишает нас хладнокровия? — Да. — А была бы ты жива, если бы не чья-то любовь? — подавшись вперёд, спросил старик, но, увидев нахмурившегося Ливия, вернулся в прежнее положение: — Любовь даёт любой судьбе отпор, делает людей сильнее, потому нельзя от неё бежать, нельзя отрицать. О ней надо говорить, даже если она не взаимна. Ведь невыраженные чувства не умирают, их просто закапывают заживо. Видимо, заметив смятение на лицах молодых людей, старик добавил: — Что ж, спасибо вам за эту беседу. Я последнее время редко стал бывать во дворце фараона, теперь, может, буду бывать там чаще… Сейчас, принесу лилию… Тут он встал и направился на улицу, оставив Эву и Ливию в неловком молчании, которое, хвала небесам, уже через минуту закончилось, когда старик протянул лекарю свежесрезанный цветок. — Благодарю, — ответил мужчина и направился к выходу. У дверей он остановился и оглянулся на Эву, которая шла за ним и из-за резкой остановки Ливия чуть не врезалась в него. Старик лишь посмеялся, а затем, когда все попрощались, он закрыл дверь в дом.***
«И чего он наговорил про любовь? — думала Эва, когда они в полной тишине возвращались к дому Убэйда. — Только ещё больше своими размышлениями запутал… Может, правы были те греки, которые считали, что философия развращает умы…» На самом деле, Эвтида точно не знала, как там считали греки, она такое лишь один раз в поселении Фив читала, на папирусе, с которого переписывала. — Забрали? — бодро спросил охотник, когда они вернулись в дом. Ливий, державший растение в руке, ответил: — Как видишь. — Ваши лошади готовы, я утром ходил, проверял. — И зачем же? — выгнув бровь, спросил Ливий. — Да… так просто, помочь хотел, — почесав кудрявый затылок, ответил юноша. — Помог, спасибо, — процедил лекарь. — Тогда мы можем выдвигаться? — спросила девушка, упирая руки в боки. — Да, Эва, не будем время терять, и без того целую ночь потеряли, — ответил ей Ливий. Путь до Мемфиса прошёл спокойно. Держаться за края колесницы Эва приноровилась так, чтобы ладони не было больно. В остальном же она начинала привыкать к поездкам. Ливий снова был на другой стороне колесницы, а вёз их тот же слуга, что и в поселение. Убэйд попрощался и остался дома, не забыв кинуть на прощание, что они ещё увидятся. После того, как они приехали в столицу, каждый пошёл по своим делам. Ну, то есть Ливий пошёл по своим делам, а Эвтида направилась в покои. У неё дел пока что не было, разве что поесть. Но еду, к её удивлению, принесли слуги. Отобедав, она завалилась на кровать, которая оказалась столь удобной, что девушка мгновенно заснула. Усталость, накопившаяся за последние дни, а то и недели, вдруг навалилась, заставляя Эву проспать до самого ужина, когда её разбудил стук слуги, что снова принёс еду. — Спасибо, — поблагодарила она раба, а затем закрыла дверь. Видеть столько яств, да ещё и на серебряном подносе, было крайне удивительно. Отужинав, девушка прошлась по комнате, рассматривая предметы интерьера. Столик, на котором была золотая шкатулка и зеркальце, кресло, накрытое дорогой тканью и меха на полу… Эвтида дотронулась до шерсти, но тут вдруг в дверь раздался уже знакомый тихий стук. Расправив складки одежд, она наспех пригладила волосы, посмотрелась в зеркальце и выругалась. — Исфет, выгляжу так, будто из Дуата вышла, лохматая такая после сна… Тут снова постучали, и девушка, рыкнув, открыла гостю. — Ará, ты же знаешь, что мне тут находиться нельзя? Специально заставляешь долго ждать? — Что говоришь? — специально повышая голос, спросила Эва, придерживая дверь. — Так… я же больше тогда к тебе не приду. — Ладно-ладно, — она отошла, впуская лекаря в покои, — заходи. Пока мужчина проходил в комнату, находясь к ней спиной, она спешно старалась пригладить растрёпанные волосы. Но тут он резко обернулся, и Эвтида так же резко оторвала руки от волос, неловко проводя ими по бёдрам. — Ты что делаешь? — Да я просто спала, растрепалась. — Да? А я и не заметил, милая госпожа, — понижая голос, произнёс мужчина. — Мне ты показалась очень красивой. Египетское солнце уже садилось, поэтому в покои проникали красные лучи заката, которые сейчас падали на лицо Ливия. Этот свет вкупе с его пониженным голосом и взглядом исподлобья заставил что-то внутри Эвы заныть, моля о том, чтобы мужчина оказался рядом с ней, чтобы коснулся её тела. — Льстишь? — Льщу лишь тем, кто может быть мне полезен, тебе же очень рискую и говорю лишь правду, — он стал медленно приближаться к Эвтиде, которая стояла, внимательно наблюдая за его действиями, и с упоением ожидала, что же будет дальше. Когда мужчина оказался в метре от неё, он остановился и облизнул губы. Эва как заворожённая проследила за его языком, и Ливий явно заметил это. Он ухмыльнулся, а затем сделал шаг к ней. Она неосознанно сделала шаг назад. Эва очень хотела, чтобы Ливий прикоснулся к ней, чтобы был ближе, но продолжала отступать назад. Так она и поступала всю жизнь, панически боялась и бежала от чувств, что могли ослабить её. — Нет, Эва, бежать больше некуда, — как бы прочитав её мысли, сказал лекарь, когда Эва упёрлась ногами в стол у стены. Сердце бешено забилось, когда она остановилась, загнанная в столь приятную ей ловушку, а мужчина продолжал медленно и мучительно сокращать дистанцию между ними. Глаза её были уткнуты в пол, но она видела, что Ливий с каждым шагом всё ближе и ближе. Когда наконец они стояли в сантиметре друг от друга, Эва смело подняла глаза, и сердце её забилось пуще прежнего, она встретилась взглядом с лекарем. В его глазах было что-то безумное, а уголок рта пополз вверх, создавая соблазнительную ухмылку, которая ему так шла. Мужчина подошёл к ней вплотную и, обхватив её голые плечи, аккуратно повернул Эвтиду к себе спиной. Она покорилась, повернулась, а когда ощутила телом его тело, что вжалось в неё сзади, захотела обернуться, но Ливий не дал ей этого сделать. Он остановил её, взяв подбородок Эвы пальцами и повернув назад. — Не оборачивайся, моя госпожа, — отодвинув её волосы, шепнул лекарь на ушко, и по спине девушки пробежал рой мурашек. — Вот так, молодец… Она стояла, в предвкушении ожидая его дальнейших действий, еле дыша. Эва уже было подумала, что он ушёл, как вдруг почувствовала поцелуй на своей спине, там, где ткань от одежды создавала вырезы. Ещё один рой мурашек. Перекинув волосы на её плечо, он прикоснулся губами к плечу, стал покрывать кожу поцелуями. Под его действиями Эва вся извивалась, а когда он вдруг провёл языком вдоль её шеи вверх, а затем вниз, до выступающего позвонка, она вздрогнула. Обхватив её плечи двумя руками, лекарь не дал ей дальше дёргаться, а затем прошептал: — Не шевелись. — Я не могу… — шепнула она в ответ, и тогда Ливий одним махом развернул её к себе. Их лица оказались столь близко друг к другу. Эвтида никак не могла отвести взгляда от его пухлых губ, что так нагло ухмылялись сейчас. Рот девушки неосознанно приоткрылся, и она выдохнула. Но в полной тишине комнаты её выдох был слишком громок, чтобы мужчина не услышал его. Ещё секунда, и Ливий лёгким движением руки подтолкнул Эву назад, чтобы она села на стол, а сам порывисто обхватил её затылок и потянул голову девушки на себя. Но та и без его помощи подалась вперёд, и, когда их губы наконец соприкоснулись, оба отпустили себя. Эва, дыхание которой тут же сбилось, неистово целовала горячие губы Ливия, а он так же жарко целовал её в ответ. Сначала девушка упиралась обеими руками в стол, а потом подняла их и запустила в волосы лекаря, прижимая его голову к себе, практически вжимая его губы в свои. Он же обхватил второй рукой талию Эвы, тоже прижимая её к себе настолько, насколько возможно. Она упёрлась тяжело вздымающейся грудью в его торс, а потом глубоко вдохнула, когда поцелуи лекаря спустились на её шею. Девушка опустила одну руку на стол, опираясь локтем на его поверхность, а второй продолжила прижимать голову Ливия к своему телу. Горячие и влажные поцелуи, которые он оставлял на её коже, были всё ниже и ниже. Он целовал шею, оголённые плечи, спускаясь к рукам, щекоча кожу у сгиба локтя. Когда мужчина вернулся дорожкой из поцелуев к её губам, она сильно прогнулась, а мужчина вжался в неё, и Эва слишком отчётливо почувствовала вдруг, как он возбуждён. Она вздрогнула от такой близости их тел, но потом хищно ухмыльнулась, опуская руки и дотрагиваясь до его обнажённого торса и проводя по нему вверх. Она стала ласкать тело Ливия, скользя пальцами вверх и вниз. Пупок, затем выше твёрдый пресс, гладкая и мягкая кожа… Когда она задела его сосок, Ливий слегка укусил её за губу, а Эва через поцелуй сдавленно засмеялась, но пальцев от него не отняла. Чуть отстранившись, она обхватила его лицо руками и, тяжело дыша, стала вглядываться в глаза мужчины. — Эва, ты… ты подобна дикой кошке, — еле-еле выдавил из себя Ливий, заставив Эвтиду покраснеть. А затем она покраснела ещё больше, когда проследила за его взглядом, который вдруг опустился на её грудь. Посмотрев на своё тело, она сначала смутилась, а потом прогнулась сильнее, с вызовом взглянув на лекаря исподлобья. Она не знала, но сейчас она была похожа на шезму, как никогда ранее. Полутьма, в которую погрузилась комната после заката, почти стёрла тени с её лица, а оставшиеся сделала жёсткими и контрастными. В этой полутьме её взгляд исподлобья был не просто безумным от возбуждения, а почти зловещим. Ливий перевёл взгляд с её груди, на лицо, а затем назад. Два торчащих сквозь ткань одежд соска будто бы рвались наружу, и Эве очень нравилось, что лекарь с таким упоением следит за её телом. Ей вдруг захотелось поразить его ещё больше, и она потянулась руками к драпированной ткани. Одежды подчинились движениям пальцев, и через секунду её грудь от взгляда Ливия отгораживали только ладони, которыми Эва сжимала себя. Она заметила, что мужчина почти перестал дышать, а когда делал это, то его вдохи и выдохи были такими глубокими, будто бы они были последними в его жизни. — Ну что, милый господин, жалость, по-прежнему, единственное, что ты ко мне чувствуешь? — хитро прищурившись, томно прошептала она и опустилась спиной на стол, прикрывая грудь руками. Волосы девушки красивой россыпью волн легли на деревянную поверхность. — Я… — вырвалось у него на выдохе, и он навис над ней, упираясь руками по обе стороны от Эвы. — Не слышу, милый господин, — так же томно прошептала она. — Я… — он почти не шевелил губами, его грудь почти касалась рук Эвтиды, настолько глубоко он дышал или же настолько близко был к ней. А между ног у неё всё горело от возбуждения мужчины, что так плотно прижималось к ней. — Скажи, что ты чувствуешь ко мне, — шепнула она, чуть подавшись к его губам, а затем снова положила голову на стол и стала массировать грудь руками, сжимая её и сминая. — Чтоб тебя… я влюблен, — сдавшись, на выдохе ответил он, от чего глаза Эвтиды загорелись. Она победно усмехнулась и, не в силах больше сдерживаться самой, отняла руки от груди, обнажая два тёмных торчащих соска. Ливий тяжело сглотнул, замирая на долю секунду, а затем взял запястья Эвы и поднял её руки над головой. Ещё секунда, и он припал губами к её солнечному сплетению, втягивая ртом нежную кожу. Из девушки вырвался стон, она зажмурилась. Когда же мужчина поцелуями дошёл до груди, она сжала ноги, обхватывая ими бёдра Ливия. — Бо-оги, — вырвалось из неё, как только лекарь накрыл губами один сосок, а пальцами стал играть с другим. Это были новые, неизведанные ощущения, но такие приятные. Эва задыхалась, лёжа под мужчиной, ёрзала, в попытках потереться о него лоном. — Как ты прекрасна, Эва, — шепнул ей Ливий, и она открыла глаза, глядя на него. Мужчина тоже смотрел на неё, исподлобья, а губы его нежно обхватывали сосок. Когда он вдруг его слегка потянул зубами, Эва вздрогнула и открыла рот, чтобы вскрикнуть, но лекарь вовремя заткнул её поцелуем. В тот момент, когда они слились в поцелуе, девушка прижалась своей грудью к груди Ливия, и эта близость заставила что-то внизу ещё сильнее заныть. Было так отрадно и приятно осознавать, что она почти обнажена перед ним, но стеснения не чувствует, наоборот, полное доверие. Эва обхватила руками его спину, прижимая лекаря ещё ближе к себе, а потом потянулась руками к его штанам. — Стой-стой-стой, госпожа, — перехватывая её руку своей рукой, зашептал Ливий. — Ты такая нетерпеливая, не пожалеешь ли потом об этом? — О чём? — точно в бреду спросила она с закрытыми глазами, обнимая его шею. — Как далеко ты хочешь, чтобы мы зашли? — Я не знаю… — открыв глаза, сказала она. Казалось, будто он своим вопросом вернул её в сознание, потому что она тут же покраснела, хоть Ливий этого и не видел в темноте. Эва тут же поднялась, но не прикрылась. Она села на столе, всё так же обнимая шею мужчины. Они уставились друг на друга, а потом Ливий стал рассеянно озираться по сторонам: — Уже ночь, тебе надо отдохнуть, я, пожалуй, пойду. Не хочу быть причиной твоей усталости. И с этими словами он вынырнул из её объятий и, пожелав доброй ночи, покинул покои девушки, оставив её одну переваривать случившееся. «Ну и кто тут ещё сбегает, а, Ливий Пеллийский? » — подумала она, когда наблюдала за закрывающейся дверью.