Как снег на голову

             Жизнь — крайне непредсказуемая штука. Грейнджер поняла это ещё в детстве, когда на пороге их дома появилась незнакомая женщина в достаточно странном костюме и с серьёзным выражением лица заявила, что Гермиона — ведьма и должна учиться в специальной, предназначенной для волшебников школе. Тогда её мир перевернулся в первый, но далеко не в последний раз, только вот, к сожалению, не все повороты судьбы были счастливыми.              До вчерашнего дня Грейнджер была уверена, что самым тёмным моментом, разделившим буквально всё в её жизни на до и после, навсегда останется 24 июня 1994 года. Тогда, среди тысяч других голосов, с ликованием встречавших победителей турнира, она отчетливо услышала полный боли крик друга и поняла: ничто уже не будет как прежде. И пусть общественность долго ещё пыталась отрицать новую, окутанную тьмой реальность, Гермиона ни на секунду не усомнилась в словах Гарри. Как никогда остро она осознала, что будет война, и им троим ни за что не удастся скрыться.              С тех пор она думала, что никакая новость уже не сможет так пошатнуть её. Всё было словно в тумане. Ни смерть Дамблдора, ни бесконечные скитания, ни даже нож Беллатрисы не оставили на ней столь сильного отпечатка, и Грейнджер решила уже, что сердце её просто покрылось броней, но сейчас, глядя на желтоватый лист пергамента, она поняла, что никогда так не ошибалась.              Буквально минуту назад Гермиона была раздавлена горем. Ядовитое, жгучее, оно заполняло её полностью, и невозможно было представить, что любая другая эмоция сможет вытеснить его. Но страх, ответственность и та часть её разума, что всегда отвечала за рациональность, всё же оказались сильнее. Теперь внутри было слишком много всего, и Грейнджер не могла ни осознать, ни до конца принять это.              Джеймс. Она искренне любила этого ребёнка. Глубоко внутри Гермиона даже почувствовала что-то вроде облегчения, узнав, что сможет быть рядом, и никто теперь не решит забрать его… Но проблема заключалась в том, что даже если Грейнджер и готова была растить его как родного сына, это вовсе не значило, что она могла представить себя в роли матери. И уж точно она не видела в роли отца кого-то вроде Малфоя. Нет, это было слишком.              Словно прочитав её мысли, слизеринец немного склонил голову и, прочистив горло, нарушил наконец слишком затянувшееся молчание.              — Мы должны разделить опеку.              Не меняя позы, Кингсли постучал пальцами правой руки по костяшкам левой и медленно выдохнул.              — Вы читали завещание. Ваши друзья хотели…              — Да, я читал. Жаль, что они не захотели обсудить это с нами.              — Вы должны думать о Джеймсе.              Малфой выразительно поднял брови, хотя взгляд его каким-то образом всё ещё оставался холодным и практически безэмоциональным. Словно речь шла об очередном переданном аврорату деле.              — И ему будет лучше, если мы разделим эту грёбанную опеку, — глаза Драко недобро сощурились, но он на удивление быстро взял себя в руки, — Тысячи семей прекрасно растят детей и при этом практически не контактируют. Чем мы хуже?              — В любом случае, вы не должны решать всё прямо сейчас. — Было видно, что Бруствер меньше всего хочет ввязываться в эту дискуссию, — Это важный шаг, и у вас будет время обдумать его, но пока лучше следовать…              — Я согласна с Малфоем, — неожиданно для себя выпалила Грейнджер, от волнения смяв зажатый в руках пергамент. — Нам не обязательно заниматься этим вместе.              — И что же вы предлагаете? — в голосе Кингсли послышалась настолько осязаемая усталость, что у Гермионы невольно возникли сомнения, что министр спал хотя бы несколько минут за последние сутки.              — Думаю это очевидно, — Грейнджер пожала плечами. Уверенность, с которой прозвучал собственный голос, застала её врасплох, но сейчас действительно было не самое лучшее время, чтобы показывать слабость, — Джеймс будет жить у меня, а Малфой, если захочет конечно, сможет принимать какое-то участие.              — Это ребёнок, а не грёбанный эльф, Грейнджер. Сейчас не время, чтобы играть в спасателя.              — Я рада, что ты понимаешь это, — Гермиона одарила Малфоя убийственной улыбкой и повернулась к Кингсли. — Когда я смогу забрать его?              — Почему именно ты? Просвети меня, — Драко с вызовом скрестил на груди руки и откинулся на спинку кресла.              — Потому что Джеймс знает меня. Потому что он уже оставался со мной и не плачет, когда я хочу взять его на руки. Потому что я, в отличие от тебя, в курсе, что у него аллергия на орехи и он ненавидит кукурузную кашу. Надеюсь, что этого достаточно. Поэтому я повторяю свой вопрос: Когда я смогу забрать его?               Напряжение в комнате, казалось, достигло предела, но Бруствер был достаточно закалён за годы работы министром, чтобы научиться сдерживать как свои, так порой и чужие эмоции.              — Вы можете забрать его уже сегодня. Все бумаги были подготовлены заранее, вам осталось лишь расписаться, но, — Кингсли поднял вверх ладонь, не давая никому перебить его, — но рано или поздно вам придётся договориться.              — Что ж, отлично, — Малфой встал и резким движением поправил ворот идеально чёрной мантии, — В таком случае ждите сову от моего адвоката, думаю, он свяжется с вами на этой неделе.                     

***

                    — Не могу поверить, что Гарри назначил его опекуном, — Рон едва сдержался, чтобы не выругаться и поднял повыше тёплый шарф, пытаясь хотя бы немного защититься от промозглого ветра.              — Джеймс не только его сын.              — Да знаю я… просто…              — Понимаю. У меня тоже не укладывается это в голове. Да и не только это.              Гермиона вздохнула и немного прибавила шаг, пытаясь не отставать от друга. Погода портилась на глазах, и теперь идея пренебречь каминной сетью, чтобы рассказать Рону про завещание, уже не казалась Грейнджер такой удачной как раньше. Но, к счастью, идти оставалось недолго. Впереди уже виднелся небольшой, но вполне ухоженный дом, в который Андромеда с Тедди переселились буквально пару лет назад. Конечно, не без помощи Гарри.              — Ну, вот мы и пришли, — Рон констатировал вполне очевидный факт, но оба они замерли перед дверью, не решаясь постучать или любым другим образом обозначить своё присутствие.              — Не уверена, что готова, — голос Грейнджер прозвучал неестественно хрипло, утратив наконец любую браваду.              — Мы всегда рядом, ты же знаешь? Тебе не придётся заботиться о нём одной.              Гермиона кивнула. Она действительно не будет воспитывать Джеймса одна, но, возможно, в итоге эти слова обретут совершенно другой смысл. Не тот, что вкладывает в них друг, обещая участие и поддержку. И при одной лишь только мысли об этом девушка ощутила на языке неприятную горечь. Но сейчас точно, было не лучшее время чтобы думать об этом.              Понимая, что ожидание лишь усиливает и без того находящуюся на пределе нервозность, Гермиона заставила себя поднять руку и несколько раз настойчиво постучать по гладкой поверхности. Звук торопливых шагов раздался почти сразу, и спустя буквально несколько секунд в проёме показалась совсем молодая эльфийка в идеально-белом переднике. Грейнджер знала, что Топпи живёт здесь достаточно давно, и, хотя не могла одобрить это, молчала, понимая, как тяжело приходится Андромеде управляться с не в меру активным внуком.              — Здравствуй, Топпи.              — Доброго дня, — эльфийка склонила голову, заставив Грейнджер плотно сжать губы, и махнула маленькой ручкой в сторону длинного коридора, — Миссис Тонкс ждёт вас в гостиной.               В очередной раз наступив на горло собственным принципам, Гермиона протянула Топпи пальто и нетерпеливо взглянула на Рона, слишком долго возившегося с застёжкой. Она понимала, что друг ни в чём не виноват, и у него, как и у неё самой, просто дрожат руки, но ничего не могла поделать с растущим внутри раздражением. Любая заминка заставляла её мыслями возвращаться к случившемуся, и это было слишком болезненно, чтобы Грейнджер могла оставаться спокойной. Но, к счастью, никто и не ждал от неё чудес самообладания, и, когда Уизли справился наконец с одеждой, они молча направились в сторону нужной комнаты, неосознанно стараясь ступать как можно тише по деревянному, натёртому до блеска полу.              В просторной и обычно светлой гостиной стоял полумрак. Света, идущего от зачарованного камина, едва хватало, чтобы разглядеть силуэты находившихся в комнате людей, и Гермиона на несколько секунд замерла на входе, чтобы сориентироваться. Андромеда сидела на небольшом диване, а Джеймс спал, положив голову ей на колени. Спустя несколько секунд девушка увидела и Тедди. Всегда шумный и неугомонный ребёнок сейчас сидел в мерцавшем пузыре, который, судя по всему, должен был приглушать любые звуки, и собирал цветастый конструктор.              — Добрый день, Гермиона, Рон. Проходите, садитесь, — женщина по очереди кивнула каждому из гостей и указала на мягкие кресла. Она сохраняла удивительное самообладание, но даже в свете камина не сложно было разглядеть боль в уставшем и словно потухшем взгляде. — Простите, что не встретила. Но он только уснул, и я бы скорее взорвала Гринготтс, чем позволила кому-то разбудить его.              — Понимаю, — Грейнджер попыталась изобразить на своём лице улыбку, хотя на самом деле ни этого пресловутого понимания, ни тем более желания улыбаться не было и в помине, — Но, думаю, рано или поздно, нам всё равно придётся поднять его.              — Конечно, я получила письмо от Кингсли, — Андромеда кивнула и с материнской нежностью пригладила волосы малыша, как обычно торчавшие во все стороны, — Тебе что-нибудь нужно? Едва ли твоя квартира…              — Нет-нет, — Гермиона резко, даже слишком, покачала головой и перевела взгляд на непривычно зажатого Рона, который явно испытывал дискомфорт в этом доме, — сегодня миссис Уизли обещала передать мне самое необходимое, а после, когда немного освоюсь, я смогу купить всё что нужно. Или забрать из дома Гарри.              На последнем слове голос девушки дрогнул, и друг, неосознанно перетягивая на себя нежеланное внимание, прокашлялся.              — Да, я уже связался с мамой. Она обещала помочь. Вряд ли в этом городе найдётся кто-то, кто разбирается в детях лучше.              — Конечно, — согласилась миссис Тонкс, но выражение её лица было практически нечитаемым, и сложно было понять, что она думает на самом деле, — но если что, ты в любой момент можешь обратиться ко мне.              — Спасибо, — Гермиона сглотнула и перевела взгляд на всё ещё спавшего ребёнка. Она пыталась представить, что теперь он будет жить с ней, но пока эта картина казалась ей слишком сюрреалистичной.              Размышления прервал едва слышный хлопок, раздавшийся справа, — на небольшом столике появились три чайных пары и фарфоровое блюдце с эклерами и шоколадным печеньем. Оно выглядело вполне аппетитно, но даже мысль о том, чтобы съесть хоть что-нибудь, по-прежнему вызывала у Грейнджер отвращение. И судя потому, что десерт так и остался нетронутым, остальные ощущали себя примерно также.              — Гермиона, — голос Андромеды немного изменился, но только тот, кто знал эту ведьму достаточно давно, смог бы уловить в нём взволнованные нотки. — Ты уже связалась с Драко? Вы решили, как поступите с опекой?              Грейнджер замялась. Ей не хотелось отвечать на поставленный вопрос, оставив все мысли о проклятом блондине где-то за границей сознания, но едва ли подобное игнорирование реальности устроило бы сидевшую напротив женщину.              — Да, конечно. Я видела его у Кингсли. — Гермиона попыталась придать своему голосу уверенность, которой не чувствовала. На самом деле, всё, что так или иначе было связано с бывшим однокурсником вызывало у неё лишь ощущение неизвестности, потери контроля и, соответственно, слабости. Она переживала за Джеймса и совершенно не представляла, что может выкинуть Малфой, но пока что была не готова думать об этом. — Мы решили разделить опеку, но пока не обговаривали детали.              Сидевший неподалёку Рон никак не прокомментировал её ответ, но Грейнджер слишком хорошо знала друга, чтобы не распознать скепсис в его протяжном вздохе. И, чёрт возьми, едва ли она стала бы с ним спорить.              — Думаешь, с ним будут проблемы? — миссис Тонкс нахмурила тонкие брови. Кажется, она последний раз видела племянника на свадьбе Гарри, но, очевидно, тоже не ждала от него ничего хорошего.              — Не знаю, — искренне ответила Грейнджер, пожав плечами. — Если честно, я просто надеюсь, что он придёт домой, подумает хорошенько и решит, что ему даром не нужны все эти проблемы. По крайней мере, мне кажется, это было бы вполне в его духе.              — Возможно-возможно… — не скрывая сомнения в уставшем голосе, тихо проговорила Андромеда и неосознанно потянулась к изящной подвеске, которую практически не снимала. Это украшение было одной из немногих вещей, оставшихся ей от семьи, и, хотя она так и не смогла наладить контакт ни с кем из её членов, подобные детали для неё всё ещё слишком много значили.              Внезапный шум, идущий из угла гостиной, заставил всех обернуться, и уже спустя мгновение к ликующим крикам Тедди, который сумел наконец собрать достаточно сложный конструктор, прибавился уверенный и точно не более тихий плач Джеймса.              — Дементровы бородавки — кажется, впервые Грейнджер услышала, как ругается всегда сдержанная ведьма. — Тедди, я же просила тебя быть потише.               — Ничего-ничего, — Гермиона поспешила встать, чтобы забрать плачущего ребёнка к себе на руки, хотя совершенно не представляла, что с ним делать. — Нам всё равно пришлось бы скоро разбудить его.              Крик Джеймса, совершенно не жалевшего собственных связок, заставил Грейнджер вспомнить уроки травологии, где они когда-то пересаживали мандрагору. Сейчас она точно не отказалась бы от наушников, подобных тем, что выдавала им мадам Спраут, но, к сожалению, материнство, тем более такое внезапное, судя по всему, не предусматривало поблажек.              Совершенно не представляя, что делать, Гермиона попыталась заговорить с ребенком, объяснить ему, что всё в порядке, и бояться нет смысла, но тот в ответ лишь ещё громче заплакал, очевидно, пытаясь заставить головы присутствующих взорваться.              — Мама! Де мама? Ма-ама!              Внутри Гермионы всё сжалось. Джеймс только недавно начал учиться говорить, и до сих пор у неё редко получалось разобрать его лепет. Но сейчас не понять его было просто невозможно. Как и любой другой ребёнок, он хотел к маме. Самому родному и нужному человеку. Только ни он, ни сидевший неподалёку Тедди, уже не увидят своих родителей. Это показалось Грейнджер настолько несправедливым, что она едва не взвыла от переполнявшей её боли.              Увидев, что глаза подруги впервые за всё это время становятся влажными, Рон молча протянул руки и взял к себе Джеймса. Нашёптывая ему что-то на ухо, он сделал пару кругов по комнате, а после остановился у большого декоративного глобуса и несколько раз крутанул его, привлекая внимание малыша к движущемуся предмету. И, чёрт возьми, это сработало.              Практически упиваясь наступившей в один миг тишиной, Гермиона медленно выдохнула и вновь опустилась на кресло. Ей было страшно. До безумия страшно и тревожно. Она знала, что не готова, понимала это. Но не представляла, насколько. Те несколько раз, что Гарри просил её посидеть с Джеймсом, ребёнок был сыт, в хорошем настроении и находился у неё не более, чем пару часов. В остальное же время рядом обязательно был кто-то из его родителей. Теперь же… Теперь она была без понятия, что ей делать дальше.              К счастью, пока что Джеймс продолжал завороженно изучать новый для себя предмет, но Гермиона понимала — передышка просто не может быть долгой. Признавая абсолютное поражение, она перевела взгляд на Уизли и замерла на несколько секунд, словно зачарованная открывшейся ей картиной. Привыкший к общению с племянниками, друг не только смог переключить внимание малыша, но и, казалось, не испытывал при этом никакого дискомфорта. И Мерлин, это выглядело мило.              На секунду Грейнджер попыталась вспомнить, почему они расстались, но тут же отругала себя за подобные мысли. Это было её решение, и оба они в итоге признали, что оно было правильным. Им лучше было оставаться друзьями, потому что любовь без влюблённости никогда не смогла бы сделать их по-настоящему счастливыми. Жаль, правда, что они не успели понять это до того, как чуть всё не испортили.              Нет. Они с Роном слишком долго по кусочкам собирали их изломанную дружбу, чтобы сейчас она могла позволить себе даже мысли о чём-то подобном. Какой бы слабой Гермиона себя сейчас не чувствовала, она должна была со всем справиться. Просто обязана. В конце концов учёные давно опровергли существование материнского инстинкта, а значит, вся проблема была лишь в недостатке нужных знаний и опыта. И у неё будет ещё время разобраться и с первым, и со вторым.              А пока… Пока ей просто потребуется немного помощи.                            

***

                    Оказавшись дома, Гермиона невольно поёжилась. Кажется, только теперь она поняла, почему Гарри редко приходил к ней в гости с сыном и гораздо чаще звал подругу к себе. Сказать, что её квартира не была безопасной для ребёнка — значило не сказать ничего. Потому что это была полнейшая катастрофа. Повсюду стояли хрупкие вазы, у большей части мебели торчали острые углы, которых она не замечала раньше, а о лаборатории, где ведьма иногда варила нужные ей зелья, лучше было не думать вовсе.               Глубоко вздохнув, Грейнджер достала палочку. У неё было не так много времени, прежде чем Рону нужно будет отправиться на работу, и ей не стоило тратить его понапрасну. Первый взмах — и оставленные вчера осколки собрались вместе и спустя пару секунд оказались в корзине. Второй окружил шкафы, полки и журнальные столики едва заметными отталкивающими чарами, и последний позволил создать в гостиной что-то вроде манежа — относительно безопасную зону, за пределы которой ребёнок как бы ни старался, не смог бы выбраться самостоятельно.              — Ну, кажется всё, — Гермиона повернулась к Рону и неуверенно пожала плечами, — останешься на ужин?              — Прости, мне правда пора. Нам буквально позавчера пришла новая партия порошка для зачарованных перьев, и если мы не обработаем их к завтрашнему вечеру, его останется только выкинуть.              — Конечно, я понимаю, — Грейнджер протянула руки, чтобы забрать Джеймса, и в очередной раз удивилась: когда он успел стать таким тяжёлым? — Не переживай, я справлюсь.              — Ну, кто бы сомневался, — печально усмехнувшись, Рон наклонился, чтобы чуть неловко поцеловать Гермиону в щёку. — Но если что, присылай патронуса, я постараюсь вырваться.              — Спасибо, — попытка улыбнуться вышла настолько жалкой, что Грейнджер тут же отвернулась, сделав вид, что хочет ещё раз оценить состояние комнаты, — Я буду иметь в виду, хотя с тем списком, что мне приготовила Андромеда, едва ли у меня возникнут вопросы в ближайшие два-три года.              Конечно, она врала. Даже получив подробные инструкции о том, чем лучше кормить, и как укладывать Джеймса, Гермиона всё ещё и близко не могла представить, с чем она может столкнуться. Поэтому больше всего ей хотелось сейчас остановить Рона. Не дать ему уйти, придумав любой, даже самый нелепый повод. Но она понимала, что так нельзя. Даже если сам Уизли смотрел на неё настолько виноватым взглядом, словно, оставляя её, совершал какое-то просто немыслимое преступление.              Последняя мысль заставила Грейнджер разозлиться и взять себя в руки. Она всегда была к себе невероятно требовательной. Гораздо больше, чем ко всем окружавшим её людям. И даже сейчас ей просто невыносимо было видеть себя слабой. Тем более теперь, когда от неё зависела жизнь другого, совершенно беззащитного человека.              Поэтому, собрав оставшиеся на самом дне силы, Гермиона изобразила на своём лице уверенность и буквально вытолкнула друга из квартиры не терпящим возражения взглядом. В конце концов она знала, что будет сложно, но оттягивать неизбежное, в любом случае, не было смысла.                     

***

                    Следующие несколько дней прошли для Грейнджер словно в тумане. Раньше она не до конца понимала смысл этого выражения, теперь же из-за постоянного недосыпа вся окружавшая её реальность действительно воспринималась как через мутную плёнку, а воспоминания стали до абсурдного обрывочны. Иногда Гермионе казалось, что она просто сошла с ума, и никто вокруг почему-то не замечает этого очевидного факта.              Хотя замечать было по сути и некому. Взяв на работе небольшой отпуск, она практически не выходила из дома, пытаясь справиться с новой для себя ролью. Исключением стал внеплановый визит в маггловскую больницу и небольшие, но более-менее регулярные вылазки за продуктами в магазин, который находился поблизости.              Вся жизнь Грейнджер в один миг перевернулась с ног на голову, и она настолько потерялась во всём происходящем, что даже пропустила похороны лучшего друга.              Нет. Она, конечно, собиралась прийти. Даже в минуты самого тяжёлого отчаяния Гермиона не допускала мысли, что может быть по-другому. Но как раз в тот момент, когда до выхода оставалось чуть меньше часа, она обнаружила, что на тумбочке не хватает одной серёжки, и внутри как по щелчку начала расползаться паника. Слишком хорошо она успела запомнить привычку Джеймса тащить в рот буквально всё, до чего он мог дотянуться… И уж если его привлекали обычные ложки, то что было говорить о блестящем украшении, которое он и без того постоянно пытался сорвать с неё. С удивительной скоростью Грейнджер собрала себя и сопротивлявшегося ребёнка, а после едва удержалась, чтобы не аппарировать прямо в маггловскую больницу, где ближайшие несколько часов она провела, пытаясь не сойти с ума и проклиная себя за свою халатность.              Потому что, кажется, никогда в жизни ей не было ещё так страшно.               Да, вчера Джеймс снова просился к маме и кричал несколько часов, практически не переставая. Да, он в очередной раз отказался есть приготовленную ему еду, и она трижды очищала заклинанием стены. Да, к наступлению ночи Гермиона настолько выбилась из сил, что еле доползла до кровати и, сняв слишком неудобные украшения, просто положила их рядом, пообещав, что обязательно уберёт завтра. Да, её утро началось на несколько часов раньше и совсем не так, как планировалось, так что она едва не забыла даже собственное имя.               Да, и тысячу раз да. Но она всё равно не имела права оставлять эти грёбанные серёжки так низко.              Так что теперь, сидя у кабинета УЗИ, Грейнджер буквально ненавидела себя и молилась, чтобы все её страхи оказались ошибкой. К счастью, на этот раз ей повезло. Даже спустя несколько часов всевозможных обследований, на которых, не без помощи магии, настояла ведьма, врачи не смогли найти ничего, что бы хоть как-то угрожало жизни или здоровью ребёнка. Всё было в порядке.               Кроме расшатанных нервов самой Гермионы. Потому что, когда вечером того же дня Грейнджер увидела проклятую серёжку под кроватью, она проплакала два часа подряд. Не останавливаясь.              

***

                   Уже позже, когда Джеймс наконец хотя бы ненадолго уснул, Грейнджер вспоминала весь пережитый кошмар и пыталась ответить на один единственный вопрос: почему она не обратилась в Мунго? С одной стороны, это казалось ей естественным. Сколько бы времени Гермиона не провела в этом мире, внутри неё всё ещё жила маленькая девочка, для которой магия была чем-то величественным. И она привыкла решать маггловские проблемы маггловскими способами, и уж точно не сомневалась в их эффективности. По крайней мере, она пыталась убедить себя во всём этом.              Потому что куда сложнее было признать, что на самом деле Грейнджер боялась. Боялась, что, если кто-то в министерстве узнает о её халатности, то они просто отнимут у неё Джеймса. И тогда он останется совсем один. Как когда-то остался сам Гарри… Нет, она точно не могла допустить этого.              В очередной раз до боли прикусив губу, Гермиона посмотрела на уснувшего поперёк её кровати ребёнка. Даже сейчас он выглядел каким-то встревоженным и то и дело ворочался, так что невозможно было угадать, сколько продлится блаженное спокойствие. Хотя Грейнджер могла бы поставить свою волшебную палочку, что совсем недолго. Сегодня Джеймс опять проплакал практически всю ночь, поэтому ей пришлось забрать его к себе, хотя раньше она была уверена, что никогда не станет делать ничего подобного. Теперь же детская кроватка то и дело стояла пустой, как постоянное напоминание о бессмысленности любых обещаний и тем более планов.              Осторожно, стараясь даже не дышать, Гермиона поднялась с постели, наспех умылась и направилась на кухню. Она хотела успеть перехватить хотя бы пару бутербродов, но стоило ей взять в руки чайник, как из комнаты раздался слишком знакомый крик, заставивший девушку тихо выругаться.              Конечно. Видимо, она где-то слишком много согрешила, и теперь ни одно её утро не могло начаться спокойно.              Чтобы умыть Джеймса, переодеть его и попытаться уговорить съесть хотя бы немного каши, Грейнджер потребовалось почти полтора часа, после чего она со спокойной совестью отпустила его крушить квартиру и только тогда вновь повернулась к несчастному чайнику. К чёрту бутерброды. Ей нужен был кофе. Очень много крепкого кофе.              Заварив кружку горячего напитка, Гермиона села на диван, так, чтобы лучше видеть маленькую версию Поттера, и откинулась на мягкую спинку. С абсолютно невозмутимым выражением лица она наблюдала, как Джеймс несколько минут подряд отчаянно пытался прокусить одно из её кресел, что у него не выходило. Но он, к счастью, не сдавался и продолжал с ещё большим усердием издеваться над мебелью. Впрочем, делал он это достаточно тихо, а значит, отвлекать его было бы просто преступлением.              Только вот допить кофе девушка так и не смогла, и это уже напоминало ей какое-то проклятие. На самом деле, она уже почти привыкла, что с появлением в её жизни Джеймса даже этот простой ритуал стал для неё настоящей роскошью, но на этот раз её отвлёк настойчивый стук в дверь, и, если сдерживать злость на ребёнка Грейнджер пока что была в состоянии, то любые другие гости рисковали нарваться на что-то вроде летучемышиного сглаза.              Отлеветировав кружку на кухню, Гермиона встала и прошла в прихожую. Она действительно никого не ждала, и уж тем более не рассчитывала, что кто-то попытается попасть к ней подобным образом. Единственным, кто мог прийти без приглашения, был Рон, но он совершенно точно воспользовался бы камином.              Впрочем, защитные заклинания не показывали никакой опасности, а их на квартиру было наложено достаточно много, чтобы Грейнджер могла доверять магии. Пусть и продолжая сжимать в руке волшебную палочку.              В конце концов решив, что это кто-то с работы, и в министерстве не понимают значение слова отпуск, Гермиона практически прошипела отпирающее заклинание и резко открыла несчастную дверь, тут же замерев от неожиданности.              — Малфой?              — Рад, что тебе не отшибло память.              — Что ты тут делаешь?              — Ты вообще слышала что-нибудь о правилах приличия? — Драко закатил глаза, изобразив на лице крайнюю степень раздражения. — Может, сначала впустишь меня?              На самом деле, впускать Малфоя в свой дом Гермионе не хотелось совершенно. Вокруг царил полнейший хаос, и она не была уверена, что его аристократичная натура выдержит подобную картину. Впрочем, едва ли её должно было волновать мнение этого человека. Тем более, что он явился сюда без приглашения.              — Проходи, — Грейнджер сделала шаг в сторону, пропуская Драко, и, закрыв за ним дверь, скрестила на груди руки, — но вопрос остаётся открытым.              — Мне не пришлось бы тащиться сюда, если бы ты хоть иногда отвечала на письма, — огрызнулся Малфой. — Мой адвокат всю неделю пытался связаться с тобой, а ты не явилась даже на грёбаные похороны.              Чёрт. После нескольких разбудивших Джеймса громовещателей она действительно сделала всё, чтобы писать или связываться с ней с помощью камина могло как можно меньше людей. И она даже не подумала о том, чтобы включить в этот круг Малфоя, и тем более его адвоката.              — О, да… Точно, — Гермиона нервно заправила выбившуюся прядь за ухо и махнула рукой в сторону гостиной, — проходи, садись. Я не ждала гостей.              — Можешь не переживать. Я ненадолго.               Драко Малфой смотрелся в её гостиной так же неуместно, как блюдо французской кухни в любимой пиццерии за углом. Дорого и одновременно нелепо. Рон всегда говорил, что её квартира была слишком маггловской для волшебников и слишком волшебной для магглов, но, кажется, только теперь Грейнджер поняла, что Уизли действительно имел в виду. Потому что в любой другой ситуации она скорее всего едва ли смогла бы сдержать смех, увидев слизеринца в безупречной черной мантии на фоне телевизора или обычной микроволновки.               Правда, себя рядом с ним она чувствовала немногим лучше. С растрепанным пучком на голове, в цветастой пижаме и огромных махровых носках, без которых Гермиона не представляла себя дома даже летом, она хотела провалиться под землю, и многозначительный взгляд Малфоя лишь усугублял и без того плачевную ситуацию.              — Я так понимаю, ты по поводу опеки? Можешь не переживать, я вполне справляюсь, — не мигая, соврала Грейнджер. На самом деле, мысль о возможности разделить с кем-нибудь ответственность за ребёнка казалась ей всё более соблазнительной, но она всё ещё отказывалась видеть в этой роли бывшего однокурсника.              — Уверена? — полным сарказма голосом протянул Драко и, слегка приподняв одну бровь, посмотрел в сторону спальни.              Обернувшись, Гермиона увидела выходившего из комнаты Джеймса, который, очевидно, не терял времени даром и, пока Гермиона встречала незваных гостей, он изучал содержимое её комода и теперь расхаживал по гостиной с натянутыми на шею трусиками и кружевным лифчиком, который на прошлое рождество ей подарила Джинни.              — Боже мой, Джеймс! — подбежав к ребёнку, Грейнджер принялась стягивать с него своё бельё, молясь про себя, чтобы это не вызвало у него очередную истерику.              — Рановато для полового воспитания, не находишь?              — Как остроумно. Можешь не переживать, оно чистое.               — До этой минуты у меня и мысли не было, что может быть иначе.              — Малфой! Можно обойтись без твоих комментариев?              — Это довольно сложно.              — Ну, ты уж, пожалуйста, попробуй.              Гермиона плотно сжала губы, безуспешно пытаясь справиться со стыдом и разраставшейся внутри злостью, объект которой выглядел просто до безумия самодовольным. Кажется, он был уверен, что с ним никогда не случилось бы ничего подобного, и эта поразительная наивность заставляла её мысленно перебирать всё известные ей ругательства.              Тем временем, у неё наконец получилось не только отвоевать собственное бельё, но даже отвлечь Джеймса новой, купленной для подобного случая игрушкой. По опыту Грейнджер знала, что теперь у них есть около пяти минут для более-менее спокойного разговора.              — Так всё-таки, что ты хотел? Не думаю, что ты пришёл, чтобы просто повидать его.              — Для начала поговорить.              Впервые за сегодняшний день Грейнджер показалось, что она услышала в голосе Драко что-то похожее на усталость и даже сомнение. Судя по всему, он сам не был до конца уверен в том, что собирался сказать, но что-то всё же заставило его прийти сегодня. И Гермиона решила, что должна по крайней мере его выслушать.              — Ну, давай, но предупреждаю — у нас не так много времени, прежде чем он, — головой она кивнула в сторону пытавшегося откусить у робота ногу Джеймса, — решит, что в комнате слишком тихо, и нам пора потренировать барабанные перепонки.              — Ты говоришь о нём, будто это не ребёнок, а маленький монстр.              Грейнджер иронично хмыкнула и призвала к себе кружку с уже остывшим кофе, тут же согревая его простейшими невербальными чарами, которыми за последние несколько дней успела овладеть практически в совершенстве.              — Он не монстр, но далеко не такой ангел, каким казался на колдографиях.              — Но ты будешь и дальше утверждать, что со всем справляешься?              — Думаешь, у тебя бы получилось лучше? — Гермиона с вызовом скрестила на груди руки, но Малфой, к её удивлению, даже не собирался спорить.              — Нет.              — Тогда зачем ты здесь? Всё-таки хочешь настаивать на раздельной опеке?              Внутри Гермионы что-то дрогнуло. Тоненькая нить сомнения, заставившая на мгновение задержать дыхание. Потому что так действительно было бы легче. Она смогла бы не просто выживать, но и жить. Вернулась бы к работе… И, чёрт возьми, смогла быть хоть иногда высыпаться… Вот только тысячи крутившихсяв голове «но» даже не позволяли ей всерьёз подумать об этом.              — Хотел…              — Но?              — Но потом нашёл вот это.              С совершенно нечитаемым выражением лица Драко достал из кармана конверт и протянул его Гермионе. Странное предчувствие заставило девушку нервно сглотнуть. Она не знала, что может найти внутри, но чувствовала, что это должно быть что-то важное. Действительно важное, иначе Малфой бы просто не пришёл сюда.              Поставив на стол злополучную кружку, Грейнджер взяла конверт и достала из него тонкий, скорее всего зачарованный от каких бы то ни было повреждений лист бумаги, практически полностью исписанный незнакомым, но очень красивым почерком.              

«Драко и Гермиона!

      

Если вы читаете эти строчки, значит, ни меня, ни Гарри уже нет в живых. А ещё, что у нас так и не хватило смелости поговорить с вами.

      

Надеюсь, вы когда-нибудь сможете понять нас.

            

На самом деле, даже сейчас, сидя над грёбаным листком бумаги, я не верю, что действительно пишу эти странные строчки. Не верю, что это письмо, завещание и прочая чепуха могут понадобиться, потому что даже теоретически отказываюсь представлять, что мы можем оставить Джеймса.

      

Но, к сожалению, мы с Гарри оба знаем, что смерть, подлая сука, не считается даже с родительской любовью. И мне приходится напоминать себе это как можно чаще. Тем более, что однажды один мой друг сказал мне, что, выходя замуж за Поттера, я не надеваю кольцо на палец, а рисую на лбу мишень. И возможно, он был прав, но до появления сына меня мало волновали подобные сомнения. Теперь же…

      

Теперь у меня всё замирает внутри от одной лишь мысли, что он может быть несчастен.

      

Так что я прошу, если хотите, умоляю, что угодно, но, если вы читаете это письмо — позаботьтесь о Джеймсе. Потому что кроме вас это сделать некому. И мы искренне верим, что вы справитесь. Но только вместе.

      

Гермиона. Мы мало общались, но Гарри много о тебе рассказывал, так что я почти уверена, ты думаешь сейчас, что всё можешь сама, и тебе никто не нужен. И уж тем более мой «прекрасный» друг, который чаще всего ведёт себя как полный засранец. Но просто поверь мне, это не так. Вы разные, но возможно именно в этом и заключается весь грёбанный смысл.

            

Да, возможно, я говорю, как совершенная эгоистка, но я просто не могу поступить иначе. Не могу допустить, чтобы мой ребёнок узнал, что такое расти без любви. Потому что его родители знали. И никому не пожелали бы подобной участи.

             Последние строчки выглядели совершенно иначе, и Гермиона без труда узнала знакомый, чуть неряшливый почерк Гарри.              P.S. Если вы действительно читаете это, скажите Джеймсу, что мама и папа любят его и всегда будут любить, даже если нас больше нет рядом».              Только дочитав этот гребанный постскриптум, Грейнджер поняла, что плачет. Неловко потупив взгляд, она смахнула непрошенные слёзы и, пытаясь вернуть себе самообладание, судорожно прочистила горло.              — Чёрт.              — Да уж, — шумно выдохнув, Драко провёл ладонью по волосам, оставив их непривычно взъерошенными.              Гермиона сглотнула и перевела взгляд на Джеймса. Тому, очевидно, уже давно успела надоесть его новая игрушка, и он, отбросив её в сторону, медленно, но уверенно двигался в направлении кухни.              — И что ты думаешь? — Грейнджер сама не верила, что задала этот вопрос вслух, но в конце концов, у Малфоя точно было больше времени, чтобы хотя бы попытаться осознать происходящее.              — Думаю, — Драко на мгновение сжал губы, выдавая волнение, которое обычно привык прятать за маской. Ему явно не хотелось озвучивать мысль, которая судя по всему крутилась на языке у обоих. — Думаю, мы должны хотя бы попробовать.