Минуты утекали одна за другой. Альтер Эго более не обращался к связанному мужчине. Парадоксально, но разнообразные тихие электронные звуковые сигналы, сливаясь воедино, становились «тишиной» этой комнаты, огромное количество техники повсюду делали комнату «пустой». Взгляду и слуху было сложно выцепить что-то конкретное. Таким образом Камукура остался наедине со своими мыслями.
Быть в одиночестве не являлось чем-то новым для него. Сколько всего он «существует» в этом мире? Прошло не более трёх лет с тех пор, как он впервые открыл глаза в лаборатории, где было создано сознание, которое определяется им как своё собственное — человека, ранее называвшим себя Хаджиме Хинатой, нарекли именем Изуру Камукура. С того момента мужчина находился в бесконечных механических поисках... Чего-то, что он бы мог расценить как «интересное». Раньше его существование было пустым: по-настоящему увлекавших вещей для него не было, и наличие или отсутствие людей Изуру не заботили. Когда же, словно обкатанный холодной водой, он наконец пришёл в чувства, отрекшись от пути Абсолютного Отчаяния, было ещё кое-что, что было невозможно для него обернуть в слова, — неприятное, точно свернувшееся в недрах желудка метафоричное членистоногое насекомое, ощущение. Избавление от статуса последователя идей Эношимы должно было принести ему душевный покой, однако беспокойство не исчезало. Кажется, Изуру наконец осознал, почему у него появилось желание узнать «прошлого себя». С непривычки поиск обоснования для своих собственных желаний слишком затянулся. Обернуть это в слова удалось, пока, сидя привязанным к стулу в тёмном помещении, он прогнозировал варианты предстоящего диалога с Нагито.
Эпигон — последователь, лишённый своеобразия, лишь бездумно повторяющий за оригиналом. Смог ли он избавиться от этого статуса, перестав идти по пути проложенной Абсолютным Отчаянием цели? Нет, Камукура всё ещё не нашёл ответа на важнейший вопрос. Им была забыта причина, почему он существует, — его растерянное и сонливое существование не имело мотива и подоплёки. Этот недостающий для личности фундамент он хотел найти в своём прошлом. Кем бы ни был Хаджиме Хината, ответ на экзистенциальный вопрос кроется в этом человеке. Теперь, когда Изуру смог сам полноценно понять собственный мотив, он должен быть способен к твёрдой аргументации своего решения. Только вот... Почему-то до сих пор в нём была словно бы натянута струна неких сомнений. Всё больше познавая сентиментальные переживания, он чувствовал, как это выматывает его. Одновременно с этой мыслью возникла и другая, тянущая назад, — а ведь когда он не испытывал никаких эмоций, было гораздо проще... Где-то в глубине сердца затаилась тяга к стагнации, возвращение к тёмной неге бездействия.
Из такого редкого события, как размышления о себе самом, Изуру вывел тихий грохот, раздавшийся у входа в помещение. Возможно, он бы даже обернулся, но с учётом его положения это заняло бы слишком много телодвижений. В целом, ему было достаточно звуков — некий тяжёлый объект средних размеров, скатившийся по металлической лестнице и ударившийся о стену, стал причиной этого шума. За этим, отдаваясь глухим звоном, последовали легкие звуки спешных шагов — ботинки с прорезиненной подошвой. Он сразу понял аккомпанемент возвращения какого человека именно такой. Кажется, прошла всего где-то треть часа с того, как Комаеда уходил. Что же, тогда, в обсуждении с Наеги, Изуру удалось привести их к компромиссу, сможет ли он добиться подобного в диалоге меж ними лично?
— Прошу прощения за длительное отсутствие. — голос вошедшего в помещение Нагито был с ноткой отстранённости, как при вежливом общении с неблизким «другом». Судя по звукам, он вёз за собой чемодан, — Та ещё задачка — объяснить дальнейший план действий подчинённым с моими-то ораторскими навыками...
Слух Камукуры невольно зацепился за слово «подчинённые»: оно было произнесено с неуверенной запинкой. То, кем являются люди, что помогли ему провернуть дело, не являлось важной деталью. Но интонация Комаеды была важна — он словно бы не убеждён в своём положении «главного». Либо он пытается обмануть и создать впечатление, что он важнее, чем на самом деле, либо же... Пытается заставить поверить в подобное самого себя.
Изуру пропустил всего пару его следующих слов, задумавшись, однако Нагито резко оборвал сам себя. Не как когда он начинал говорить лишнее, наоборот, словно бы недоговорив. Появившись в поле зрения мужчины, он оставил ему краткий прохладный взгляд с многозначительной полуулыбкой. Создалось впечатление, словно бы парень заметил тот момент, когда Камукура не слушал его. И это было странно — ни в одной из их бесед ранее такого чувства не возникало. Неужели фраза «я тоже начал понимать тебя лучше» была не блефом? Абсолютной Надежде прежде не доводилось испытывать дискомфорт от того, что его мимику тоже может кто-либо «читать».
Несколько секунд Комаеда ожидал, что ему что-то скажут. Молчаливость Камукуры больше не была для него помехой их общению. Он научился, что для них двоих тишина — тоже язык, и ею они тоже могут «говорить». Сейчас их тишина была тяжёлой и холодной, ведь в воздухе остался предыдущий вопрос:
«Как поступить с тобой?», и Нагито ожидал, что Изуру правильно поймёт его молчание. И пока Абсолютный Везунчик искал в чемодане папки «План Развития Надежды», словно бы специально избегая повторного зрительного контакта с мужчиной, он действительно смог понять, что к чему. До этого к Камукуре обращались как к «справочнику», посреднику к нахождения решения. Комаеда «использовал» его знания, пока он не мог справиться сам. Значит, парень уверен в своём вердикте — это Изуру сейчас должен быть в позиции «вопрошающего».
— Смею предположить, ты уже принял некое решение касательно моей «судьбы». — без особого сопротивления, мужчина принял свою роль в этом диалоге, — Могу ли я узнать его?
— Хм-м... Думаю, ты имеешь право знать. — Нагито был повёрнут к своему собеседнику спиной, занятый сканированием страниц документа. Говорил он легко и непритязательно, словно бы его следующие слова были каким-то бытовым вопросом, — Ты должен умереть, Камукура. Должен быть казнён. Ты же понимаешь, почему?
Эти легкомысленным образом оставленные слова заставили Изуру глубоко вдохнуть. Такой вариант развития их беседы он предполагал. Это не испугало его — ведь держать подобное заявление до самого конца было глупым со стороны парня.
— Да, ведь я «предатель». — голос Камукуры был непринуждённо-снисходителен, — Закономерный вердикт для меня как отступника Осколков Отчаяния... Что же, возражений не имею.
В ровном, приглашающем тоне мужчины явно скрывалась лёгкая провокация. Подобное заявление от Комаеды бессмысленно, они оба понимали — он не сможет это сделать. Пожалуй, тогда, на крыше был его единственный шанс убить Камукуру. Но с того момента между ними сплелось слишком многое — их по-настоящему разлучит только смерть, но подтолкнуть друг друга к ней они не смогут. Впав в размышления, Нагито ничего не говорил, пока не закончил сканировать бумаги. После он повернулся к Изуру, встречая его сосредоточенный взгляд на себе беглой улыбкой. Между ними было расстояние в пару метров, однако комната казалась обоим парадоксально пустой — и ничего более друг друга не привлекало их взор.
— Я сделаю это по-своему. — Комаеда наконец произнёс эти слова тихо, в странной интонации, словно некий флирт, — Не сейчас.
Диссонанс между обещанием убить его и какой-то заигрывающей интонацией оставил Изуру в недоумении. Не воспринимать эти слова всерьёз было бы ошибкой, однако что же он имел в виду?
— Камукура, могу ли я уточнить несколько деталей насчёт твоего участия в «Программе Нового Мира»? — Нагито сменил тему, приблизившись к нему, — Ты рассказывал мне, что желаешь вернуть себе сознание того человека, которым ты был раньше. Но зачем?
— Вернуть утраченные психические функции. В результате операции ряд моих когнитивных способностей был искусственно нарушен, а посредством симуляции это возможно исправить.
Повисла пауза, а улыбка Комаеды стала кривой и саркастичной. Ответ Камукуры ему прекрасно понятен, проблема была не в формулировке. Он спрашивал «зачем» не для такого прямолинейного и сухого ответа.
— Это всё ещё не объясняет,
зачем тебе это нужно. На твоём месте я бы желал прямо противоположного, Камукура.
Струна внутренних сомнений внутри Изуру натянулась сильнее. Внешне это не отразилось на его безразличном лице, но Нагито почувствовал — он смог его задеть.
— Раньше ты всегда был хладнокровен, а сентиментальность считал слабостью. Что сподвигло тебя к такому желанию? Неужели какая-то... Зависть? — видя, как Камукура внимательно слушает каждое его слово, Комаеда чувствовал странное удовольствие, — Однако те вещи, что ты хочешь якобы «вернуть» — действительно ли они тебе нужны? Даже эта «зависть» была, скорее всего, порождена тем человеком, не тобой.
Увлекаясь своей речью, Нагито разрушил расстояние между ними, сев на связанные колени Изуру. Это крайне близкий тактильный контакт, который мужчина бы не позволил в других условиях. Но сейчас это последнее, что волновало его...
— Как же так, Камукура? Как же так..? — голос Нагито сделался мягким и сочувствующим — звучал он вполне себе искренне, пусть и с неуместным трепетом, — Хаджиме Хината был рождён бесталанным и ничтожным, но ему всё ещё удаётся тянуть тебя назад. Ты уже несколько раз просчитался, и это привело тебя к настолько унизительному положению... Я просто не могу позволить тебе совершить по-настоящему роковую ошибку.
Медленно мужчина повернул лицо к парню, глаза которого смотрели на него с назойливой заботой. Очередной парадокс — отвращения не появилось. Он не мог ничего противопоставить или возразить. Слова Нагито резонировали с его собственными сомнениями, что он до сей поры желал игнорировать.
— По вине желаний, которые родились из неполноценности
того человека теперь тебе по-настоящему нет места в этом мире, Камукура. Ты предатель Осколков Отчаяния и ненадёжный союзник для Основания Будущего. А среди обычных людей ты совершенно лишний.
Ты не нужен никому, кроме меня... Понимаешь ведь?
Последние слова Комаеда произнёс шёпотом, выдыхаемый им воздух теплотой касался уха Камукуры. Правду в его словах было невозможно отрицать. Мужчина лишился принимающих его союзников, единственное, как он мог бы существовать, — это борьбой или изоляцией. Бороться просто за право существовать среди двух различных сил утомляет, а одиноким отшельником он был уже слишком долго.
— Да и с другой стороны: разве Хаджиме Хината не отдал свою жизнь добровольно ради того, чтобы переродиться в тебя? — отодвинувшись от уха Изуру, Нагито положил свою ладонь на его плечо, практически обнимая, — Такое благородное самопожертвование ради надежды достойно уважения, но только и всего. Его мотивацией отдать свою жизнь всё равно было глубокое пожирающее отчаяние. Иного я и представить не могу. Ты должен быть Абсолютной Надеждой, так зачем тебе возвращать отчаяние жалкого человека, что породило тебя?
Натянутая струна лопнула. Камукура... Ошибся? Он действительно просчитался и составил неправильное мнение? Возможно ли такое, что его поспешные выводы чуть не привели к потере собственного «я»?
— Меня не интересует... Ничего из этого. — после этих слова взгляд Изуру потерял остроту, выражая лишь одно — скуку. Былая скука, от которой он так желал избавиться, вернула свои хладные, но такие привычные объятия, — Ни отчаяние, ни надежда. Оставь эти рассуждения для кого-то другого.
Мужчина устал. Ужасно, отвратительно устал. Ему казалось, что он наконец нашёл «свой путь»... И это оказалось не так. Нагито же, видя эту реакцию, обрадовался. Причины его ликования были непонятны да и не волновали Изуру. Истина за его странным поведением скрывалась в нежелании быть одиноким.
— Вот теперь я тебя узнаю... Могу ли сказать «с возвращением»? — Комаеда прикоснулся к щеке мужчины, не встречая сопротивления. Прикосновение это было липким, хотя кожа его пальцев и была сухой, — Мы можем исправить твою оплошность, словно бы её и не было. Тебе необязательно что-то чувствовать — я могу испытывать эмоции за нас двоих. Позволь мне взять эту ношу на себя, быть твоим посредником в такой мелочи... И тогда мы будем идеальны. Идеальны
вместе.
Вновь погружаясь в свою знакомую пресыщенную усталость, Камукура смотрел прямо в ответ туманно-влюблённых глаз Комаеды. «Использовать» его мысли для нахождения себе нового пути? Звучит не так уж и скучно. Перспективы на успех низки, однако это нечто новое. Есть вероятность, что идеи о «надежде» Абсолютного Везунчика могут привести к хоть сколько-то занимательным событиям. Конечно, возник внутри него и слабый вопрос: «А не возвращение ли это к статусу эпигона, лишь с другим человеком?». Но насколько же спокойнее стало от возвращения к привычному. Это положение... Ощущалось
правильным для него.
Тревоги Изуру отступали, всё происходящее вновь стало понятным и скучным. Если кто-то и должен быть озабочен такими вещами как «надежда», «отчаяние» или «будущее», то не он. Это вполне себе может быть парень, который уже начал откровенно прижиматься к нему, всё непрерывно повторяя:
«Теперь я твой, а ты — мой, верно?». С упоением он шептал эти слова, кажется, его тело даже становилось горячее. К сожалению, мужчина не мог почувствовать ту же страсть, но он мог признать наблюдение за ней притягательным. Поэтому-то, когда Нагито скользнул ладонью к краю его подбородка, он податливо поднял его. Когда Нагито прильнул своими губами к его, он пошёл навстречу томной жадности этого поцелуя. За первым соединением их губ сразу последовало следующее — более глубокое и будто бы хмельное. Только нежности было не найти в этом процессе: Комаеда упивался сладострастием от обладания мужчиной, Камукура же старался познать чувства, что не мог испытывать полноценно сам, словно одалживая или крадя часть этого чужого вожделения себе.
Когда Нагито оторвался от губ Изуру, сперва его захлестнула волна стыда: он не сдержался, отдавшись своему порыву, и превратил этот диалог в нечто странное. Но увидев, что мужчина, в общем-то, не отвращён, парень улыбнулся вновь. Стало быть, это любовь? Стало быть, он на самом деле имеет право влиять на Абсолютную Надежду? И не только влиять — направлять, быть «частью».
— Не думаю, что кто-то целовал тебя так раньше. — Комаеда слегка рассмеялся, избавляясь от какого-либо стыда за своё поведение.
Молчание Камукуры было воспринято им как согласие. Мужчина действительно снова стал собой прежним — тем, кем Комаеда был так одержим. Любят ли его в ответ? В это всё ещё не верилось, но было уже так не важно — они ведь
вместе.
— Знаешь, мы похожи в том, что нам нужно чему-то или кому-то служить. Мы можем «служить» друг другу — я покажу тебе путь своей надежды, и мы пойдём по нему вместе. Обещаю, это будет не менее занимательно, чем путь отчаяния.
— Я уже согласился, но не ожидай, что я собираюсь сочувствовать твоим идеям. — чувство дежавю посетило Изуру, и он отвёл взгляд в сторону, — Я собираюсь посмотреть, произойдёт ли что-то достойное внимание, если помогу тебе. Меня не волнует твоя «победа».
Нагито вновь счастливо рассмеялся. Да, это
тот самый Изуру Камукура. Исключение только в том, что это отныне
его Изуру Камукура.
— Иного я от тебя и не ожидал. Что же, я постараюсь изо всех сил развлечь тебя. Но сперва... — возвращаясь к главной теме их разговора, Комаеда немного отстранился от Камукуры. С его коленей он, тем не менее, не поднялся, — Если я правильно понял тебя, то с помощью «Программы Нового Мира» ты нашёл способ «слиться» с тем человеком. А возможно ли противоположное?
— Ты имеешь ввиду до конца избавиться от моей предыдущей личности? — потратив на размышления несколько секунд, Изуру подтверждающе кивнул, — Да, это возможно.
— Отлично, тогда... Чтобы подобных инцидентов с тобой впредь не случилось, нужно будет убить всё, что осталось в тебе от этого «Хаджиме Хинаты». — тон Комаеды был добродушным и простым, хотя и создавалось впечатление, будто бы он говорит о реальном убийстве, — Ты стал отступником из-за
его влияния, так что мы с тобой «казним» за предательство именно его. Так как мнение других Осколков Отчаяния сейчас узнать невозможно, я выношу именно такой вердикт.
«Смерть не физическая, но духовная» — подумал Камукура. Пусть это и была очевидная подмена понятий и иррациональная логика, сейчас это шло ему на пользу. За эти годы он успел увидеть и не такие идеологические метаморфозы, наблюдая за различными людьми, так что такой вывод от Абсолютного Везунчика совершенно не удивлял. В конце концов, таким образом тот просто спасается от обязанности казнить его. Убить любимого человека — трудное решение, на которое ни один из них не пошёл бы.
В конечном счёте, они оба просто сломленные личности, которые нашли утешение в существовании друг друга.
***
Перед тем, как «Программа Нового Мира» была запущена, работающие вместе Комаеда и Камукура внесли в неё множество коррективов. Ради способствования «исцелению амнезии», как это должно быть с перспективы Осколков Отчаяния, были отредактированы их аватары: изначально они должны были быть в том виде, в котором были до поступления в Академию, теперь же — копии себя настоящих. Для всех, кроме Цумики и
Хинаты, моментом обрывания воспоминаний было — несколько мгновений перед тем, как они попали в комнату, где увидели гипнотическое видео и убийство Нанами. Так как Микан попала под действие «промывки мозгов» раньше, ей пришлось удалить чуть больше воспоминаний. С
Хаджиме история была совсем иной — его оставили без знания, подписал ли он договор «проекта Изуру Камукура».
Усами была удалена, как и её правила и система сбора «осколков надежды»: с точки зрения Нагито это было неким навязыванием, «промывкой» от Макото. «Наблюдатель» в виде Чиаки Нанами был...
Заменён. Из-за отсутствия «учителя» также пришлось изменить и «программу выпуска».
Для Камукуры участие в «Программе» с самого начала не было обязательно, однако по какой-то собственной причине он настоял на таком решении. Комаеда сильно этому не препятствовал: пусть он это и не озвучивал, у него было довольно банальное желание «посмотреть на Хаджиме Хинату».
В тот же самый день переписанная «Программа Нового Мира» была запущена.
