Зенит звезд//Zenith of stars

      Проходит ещё неделя после возвращения Шики из клана Камо. Но, в конце концов, достигается консенсус относительно всего инцидента.       — За неисполнение служебных обязанностей Годжо Има больше не будет опекуншей Годжо Шики.       Слова произносятся легко, без какого-либо особого тона или интонации. Но рядом с молодой девушкой, тело Имы-сан заметно дрожит, и ясно, что женщина недовольна окончательным решением, вынесенным старейшинами клана. Она открывает рот в знак протеста, но любые возражения тут же подавляются, поскольку посланник снова говорит:       — Вы не смогли должным образом позаботиться о своём подопечном. Вы позволили ей покинуть территорию, ничего предварительно не проверив, и вы чуть не позволили новой глазной технике попасть в руку клана Камо.       — Я… осознаю свои ошибки в этом вопросе, — Има-сан гримасничает и склоняет голову, сжимая руки в кулаки по бокам. — Но пожалуйста, Шики — дочь Араты! Несмотря ни на что, я смиренно прошу пересмотреть это решение. Конечно же, ребёнка нельзя отделять от её кровных…       — Прежде всего, эта девушка — дочь клана Годжо, — бесстрастно перебивает мужчина, выглядя почти скучающим, — …и уже слишком поздно разыгрывать эту карту, Има. Если я правильно помню, ты только однажды посетила семью своего брата, после того как он женился и ушел из клана.       Има-сан краснеет и отстраняется, её щеки приобрели уродливый цвет.        — Арата добровольно решил отказаться от нашего клана. Как я могла…       — Член клана или нет, он всё ещё был твоим братом, — карие глаза холодно сужаются, глядя на дрожащую женщину почти… презрительно. Его голос становиться тише и опасно мягким. — Возможно, после его смерти ты взяла на себя заботу о его дочери, но любому, у кого есть глаза, ясно, что ты видишь в ней скорее инструмент, чем её собственную личность. Старейшины, возможно, и не придавали этому значения, пока за девочкой правильно ухаживали, но потом ты пошла и доказала свою неспособность в полной мере.       — Как ты смеешь! — в голосе Имы-сан чувствуется сильная ярость, когда она пристально смотрит на шатена. — Годжо Джихэй. Что даёт тебе право говорить мне такие вещи? Всё это время я ухаживала за девочкой и…       — И это меньшее, что ты могла сделать в первую очередь, — Джихэй-сан парирует, легко перебивая её. — Има, у тебя была только одна работа — заботиться о своей племяннице. Арата перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что ты делаешь. Клан Камо, в самом деле? О чём ты, черт возьми, думала?       Лицо Имы-сан приобрело строгое выражение.       — Кансуке-сама пришёл ко мне. Ты говоришь так, как будто у меня был выбор.       В этих словах звучит что-то явно горькое, но Джихэй-сан качает головой.       — Всегда есть выбор, Има, — устало вздыхает он, — если бы ты удосужилась проконсультироваться у кого-нибудь или просто доложить Дайсаку-саме, прежде чем отправиться с Кансуке-саном, этого разгрома можно было бы полностью избежать. Можешь ли ты действительно посмотреть мне в глаза и сказать, что в глубине души ты заботилась об интересах девушки? Или ты просто увидела для Тобиуме редкую возможность превзойти другие филиалы и решила воспользоваться этим шансом, чтобы наладить связи с кланом Камо через представления Кансуке-сана?       Молчание, последовавшее за этими острыми вопросами, было многозначительным.       — Ты слишком поторопилась. Я знаю, что Тобиуме оказались в трудном положении и что ты всегда неустанно работала над улучшением положения своей линии в клане. Но когда ты взяла на себя ответственность за ребёнка, оставленного Аратой, ты должна была знать, что лучше не смешивать свои приоритеты вот так.       Има-сан напряженно отводит взгляд.       — Мне не нужно, чтобы ты учил меня, как действовать.       — Разве? Кто-то должен напомнить тебе об этих вещах, — отвечает мужчина, — …и учитывая, как ты заставила подчиниться всю свою линию после того, как взяла к себе племянницу, я полагаю, что эта задача теперь ложится на меня. Не могу сказать, что я впечатлён, Има.       Има-сан долгое время не отвечала на его слова. Её взгляд на мгновение скользит на Шики, в её выражении лица что-то странно разрывается, прежде чем оно превращается в маску холодного, неподвижного спокойствия. Она снова поворачивается к Джихею-сану.       — …Неужели нельзя изменить мнение старейшин?       — По поводу перевода вашей племянницы в другой дом? — мужчина решительно качает головой, — боюсь, что нет. Возможно, планы Кансуке-сана в конце концов провалились, но старейшины всё ещё… недовольны тем, что дела смогли продвинуться так далеко, как изначально не планировалась. И ты сделала это возможным, Има.       Женщина хмурится.       — Я не создавала эту возможность.       — Само по себе твоё бездействие было достаточной возможностью, — бросает на неё острый взгляд Джихэй-сан, — ты должна была знать, какое внимание уделяется ребенку! Новое глазное проклятие… как ты могла подумать, что старейшины рискнут, что она покинет территорию с такой слабой защитой, учитывая её неподготовленность?       — Я не думала… — Има-сан беспомощно замолкает, заламывая руки. — Это был клан Камо.       Джихэй-сан цокает языком.       — В последнее время у клана Камо есть свои внутренние проблемы, которые нужно решить. Ты должна была понять, что что-то не так, как только увидела, что это было личное приглашение от госпожи Камо Мацухимэ, переданное Годжо Кансуке.       — Какой вообще смысл сейчас все это говорить? — женщина смеётся горьким смехом, — …старшие не разрешают мне больше держать девочку. Все эти годы, всё, что я делала для Тобиуме, и теперь это…       — … Если это всё, что ты можешь вынести из этого разговора, то для тебя действительно нет никакой надежды, — Годжо Джихэй одаривает женщину запутанным взглядом, в котором есть отчасти жалость, отчасти презрение, прежде чем прояснить выражение лица и повернуться к Шики. Мужчина достаточно вежлив в этом отношении, даже если он лишь ненадолго встретится с ней взглядом, прежде чем незаметно отвести взгляд в сторону.       — Я Годжо Джихэй, помощник Дайсаку-самы, — он делает короткий учтивый поклон, — …приятно познакомиться с тобой, хотя и сожалею, что это произошло не при лучших обстоятельствах.       Шики в ответ слегка кланяется.       — Очень приятно, Джихэй-сан.       Счастлива ли она, что покидает Иму-сан? Если она подумает об этом… да. Да, так и есть. Шики не любит Иму-сан. Но по какой-то причине это всё равно нисколько не похоже на победу, даже если во всём этом есть приятное ощущение.       — Шики, — тихо зовёт Има-сан. Маленькая девочка молча смотрит на свою тетю. — Я… навестишь меня как-нибудь, ладно?       Даже если эта просьба рождена из эгоизма, несмотря на все её недостатки… в выражении лица Имы-сан в этот момент есть что-то странно уязвимое и противоречивое. Почти с сожалением.       Однако, Шики нисколько не тронул жалобный вид её тети. Хотя она и не ненавидит эту женщину, она, конечно, не питает к ней и никаких добрых чувств, зная, что представляет собой эта женщина по своей сути. Шики не может сказать, что довольна отношением к ней Имы-сан — что Шики — всего лишь полезный объект, которым можно воспользоваться — но она полагает, что должна быть благодарна за то, что Има-сан не пыталась скрыть свои мотивы, по меньшей мере. Не то что Кансуке-сан, который скрывал всё под спокойной улыбкой.       Шики не удосужилась ответить Име-сан. Вместо этого она просто переключает своё внимание на Джихэй-сана, который терпеливо ждёт в стороне.        — На кого меня переназначили?       — Годжо Киёхира будет твоим новым опекуном, — отвечает мужчина, — он самый талантливый фехтовальщик клана и опытный колдун. Старейшины верят, что он будет для тебя прекрасным наставником.       «Годжо Киёхира» звучит как смутно знакомое имя. Шики кажется, что она, вероятно, слышала, как один из её наставников и тренеров когда-то упомянул о нём, хотя она не может точно вспомнить, что именно о нём говорили. Шики не знает, окажется ли жизнь с Киёхиро-сан лучше, чем жизнь с Имой-сан. Она, конечно, на это надеется, но маленькая девочка достаточно проницательна, чтобы уловить смысл слов Джихэй-сана. Старейшины верят, что он будет для тебя прекрасным наставником.       Значит, с этого момента она будет жить с одним из своих инструкторов. Тот, кто наверняка захочет обучить Шики, чтобы в будущем она стала сильным магом, учитывая её «потенциал». Из-за её глаз.       …Всё это возвращается к её глазам, не так ли?       — Пожалуйста, позволь мне провести тебя к твоему новому опекуну, Шики, — вежливо говорит Джихэй-сан. Но понятно, что его слова — это не столько просьба, сколько утверждение, приказ. Приказ старейшин клана Годжо, которые сочли Годжо Иму неспособной больше заботиться о своей племяннице после инцидента с кланом Камо.       (…На самом деле они не ошибаются.)       — Шики!       Маленькая девочка останавливается, услышав своё имя, на полпути к Джихэй-сану у ворот.       Има-сан…       — До свидания, — это всё, что она, наконец, говорит тёте. Она упорно отказывается оборачиваться. — …Береги себя.       Холодно ли с её стороны так реагировать?.. Возможно. Но Шики не думает, что она ошибается, реагируя таким образом. Во всяком случае, её чувства должны быть совершенно оправданы, учитывая всё, что делала Годжо Има.       До свидания, Има-сан.       Шики продолжает идти вперёд, не оглядываясь назад.

***

      Годжо Киёхира оказывается высоким, мускулистым мужчиной, на лице которого запечатлена хмурая гримаса, столь же глубокая, как и жуткие красные линии, прорезавшие его тело. Он ворчит и щурится на Шики, как ворчливый, старый медведь, когда Джихэй-сан представляет их. После немедленного ухода Джихэй-сана наступает неестественная тишина, когда они молча смотрят друг на друга. Возвышающаяся гора мужчины средних лет, стоящего над крошечной фигурой молодой девушки. Но это проходит, и Киёхира-сан в конце концов разворачивается и медленно идёт обратно в свой дом.       …Оставив Шики стоять одну в дверном проёме.       Маленькая девочка моргает.       «Ну. Это что-то новое», — думает она. Было бы преувеличением сказать, что Шики очень любят все наставники, которых нанял для неё клан Годжо, но никто из них никогда не относился к ней открыто пренебрежительно. По большей части все они вели себя в разной степени вежливо и уважительно. С другой стороны, позиция Киёхиры-сан является полной противоположностью. Если бы Шики пришлось гадать, это было бы почти так, как если бы он…       — Ну? Чего ты все еще колеблешься? Ждёшь, что кто-нибудь возьмёт тебя за руку и проведёт внутрь, как маленькую принцессу? — внезапно послышался голос Киёхиры-сан, громкий и раскатистый. Лёгкая насмешка завершает его слова в конце. — Послушай, старейшины, возможно, приказали мне взять тебя на себя, но не думай, что это что-то значит. Найди свободную комнату и расположись там. Додзё находится под землёй, твоя тренировка начинается в шесть.       Где-то в коридоре раздаётся слабый звук тяжелых шагов, быстро затихающий в тишине. Очевидно, мужчина не удосужился задержаться и дождаться ответа на свои слова.       В какой-то момент Шики задаётся вопросом, что бы произошло, если бы она просто развернулась на его пороге и ушла. Неужели никто не стал бы её винить, если бы она это сделала, учитывая, не совсем дружелюбное отношение Киёхиры-сан?       Слова Джихэй-сана снова всплывают у неё в голове. Годжо Киёхира — самый талантливый фехтовальщик клана и опытный колдун.       Шики… по правде говоря, её не особо заботит изгнание проклятий. Во-первых, она даже не решила стать магом по собственному желанию. На самом деле, у Шики вообще не было выбора в этом вопросе, особенно после того, как Годжо Има утащила её из больницы в тот момент, когда она проснулась с проклятыми голубыми глазами.       Но.       Но, похоже, у неё нет других вариантов. Клан Годжо не примет от неё ничего другого. Её техника — это буквально способность убивать, и хотя Шики может быть ребёнком, который не понимает многое из того, что происходит вокруг неё, не нужно быть гением, чтобы понять, что такая техника будет очень полезна для изгнания проклятий. У девушки есть потенциал, она не раз слышала слова многих старейшин, даже не удосужившихся скрыть от неё свои слова. Это не «Шесть глаз», но если его хорошо разработать и правильно отточить, то он сам по себе может стать мощной техникой. Потенциал есть. И, что ещё важнее…       Кенто-оджичан.       Кенто-оджичан учится на колдуна в магической школе. Он учится на колдуна. А быть волшебником — значит бороться с проклятиями, чтобы спасать людей, и это опасно. Кенто-оджичан тренируется и борется с проклятиями, и он даже не может полностью сосредоточиться на этом, потому что он также беспокоится о Шики, даже задолго до инцидента с кланом Камо. Особенно, после инцидента с кланом Камо.       Если бы Шики была сильнее, это не было бы проблемой.       Если бы Шики была сильной. Если бы она была сильной, сильной, как Сатору-оничан, тогда Кансуке-сан не осмелился бы попытаться сделать то, что он сделал. Има-сан не смогла бы контролировать ни одно из действий Шики. С самого начала её родители не были бы мертвы.       Шики не хватает силы. Теперь она это остро осознает.       …Если Шики сможет стать сильной, Кенто-оджичану больше не придётся о ней беспокоиться. И она сможет защитить Кенто-оджичана в будущем. Верно? Вот как всё работает, не так ли? Так что, если Киёхира-сан сможет помочь ей стать сильной, тогда не имеет значения, нравиться ему Шики или нет. Неважно, злой он или хороший. Если он сможет научить её стать сильной… тогда…       Шики выпрямляется. Выдыхает. Без всякого сомнения она расправляет плечи и входит в дом Киёхиры-сан.       Так начинаются её тренировки с Годжо Киёхира на совершенно другом уровне интенсивности по сравнению с тем, к которому она привыкла.       Шики быстро обнаруживает, что её первое впечатление о Киёхире-сан одновременно и верное, и нет. Этот человек кажется постоянно ворчливым, с характером, который легко раздражает. Понятно, что ему не особо приятно быть обремененным ребенком, с особыми глазами или нет, учитывая, что он никогда не сможет находиться с ней в одной комнате вне тренировок. А во время тренировок Киёхира-сан без колебаний повышает голос на Шики всякий раз, когда она допускает ошибку в использовании формы меча. Он также не боится безжалостно бить её своим деревянным клинком во время спарринговой тренировки.       В первый раз, когда это произошло, Шики была потрясена болью, охватившей её руки, и в итоге замерла и выронила собственный клинок, на что Киёхира-сан ответил, ударив её так сильно в бок, что у неё образовались ужасные синяки, которые распространилось по её грудной клетке на несколько недель после этого, а затем приступил к самому зрелищному выговору, который она когда-либо получила до сих пор.       — ТЫ! НЕ РОНЯЙ! СВОЙ! МЕЧ! — мужчина орёт на неё, покраснев от ярости. Шики может только наблюдать за этим широко раскрытыми слезящимися глазами, скрючившись от боли на половицах додзё. — Мертва, Мертва, МЕРТВА! Если ты уронишь своё оружие в бою, ты умрешь. С такими же успехом ты можешь преподнести себя проклятиям на серебряном блюде, вот так! Идиотка! Слабоумная! Сделаешь это ещё раз, и я навсегда выгоню тебя из моего дёдзе, слышишь?!       Слова жестокие и язвительные. Боль острая и реальная, но Шики, несмотря на это, сжимает зубы и снова поднимается на ноги. Тебе нужно стать сильной. Единственная свобода — в силе.       — Да, Киёхира-сан, — говорит она.       Мужчина делает паузу. Впервые в его глазах мелькает что-то оценивающее и одобряющее — но, возможно, это всего лишь плод её воображения, учитывая, что губы мужчины в одно мгновение кривятся в глубокую гримасу. — …правильно будет Киёхира-сенсей, девочка.       Все тренировки с Киёхира-сенсеем болезненны. Шики вскоре стала постоянно покрыта порезами и синяками после того, как переехала жить к Киёхира-сенсею. Большую часть своих дней она проводит в бесконечных тренировках, постоянно размахивая деревянным мечом и швыряя его по тренировочном залу своим вспыльчивым сенсеем. Её руки постоянно забинтованы и окровавлены, но Шики изо всех сил старается не обращать на это внимания и никогда не жалуется. Если тебе не нравится, как я преподаю, то можешь просто уйти и никогда не возвращаться!       Другие уроки, помимо игры на мечах, проводятся во второй половине дня. Иногда уроки проводятся по обычным предметам, таким как математика и литература, но большинство из них, как правило, немного более… эзотеричны. Как манипулировать проклятой энергией. Элементарный вызов шикигами. Медитация.       В отличие от Имы-сан, Киёхира-сенсей не держит дома слуг. Есть слуги, которые приходят каждый день, чтобы доставить еду, оставить необходимые материалы или лекарства или позаботиться о стирке, но кроме этого здесь одни Шики и Киёхира-сенсей.       …Это не так плохо. Хотя жить с Киёхира-сенсеем, конечно, не так комфортно, как с Имой-сан, Киёхира-сенсей, по крайней мере, не смотрит на Шики так, будто она скорее инструмент, чем человек, даже несмотря на его резкие черты характера.       Хотя бывают и плохие дни. Дни, когда всё болит, болит, болит, невыносимо сильно, и Шики задается вопросом, действительно ли это того стоит. Задается вопросом, действительно ли правильно молча стиснуть зубы и терпеть эту боль во имя тренировки. В такие дни её взгляд будет дольше задерживается на красных линиях, ранящих Киёхиру-сенсея. Они оба знают простую истину: если Шики когда-нибудь пойдёт по этому пути, Киёхира-сенсей больше никогда не сможет причинить ей вред.       …Шики, конечно, знает, что лучше не действовать бездумно по своим импульсам. Она обещала Кенто-оджичану, что будет осторожна со своими способностями, не так ли? Но иногда она всё ещё задается вопросом.       Однако, она никогда не действует в соответствии с этим, так что это достаточно безвредно. Вероятно.       Нельзя сказать, что Киёхира-сенсей не слишком осторожный человек: он разрешает Шики держать в руках только тупые тренировочные мечи. Ногти Шики всегда коротко подстрижены, и ей разрешено завязывать волосы только длинной полоской ткани. Она уже давно не видела шпилек или чего-то подобного.       Но даже в этом случае, не смотря на всю его осторожность в обращении со своей молодой и опасной подопечной… Киёхира-сенсей должен был опасаться не Шики.       Это становится очевидным, когда Сатору-оничан впервые заходит навестить её в доме Киёхиры-сенсея без предупреждения.       Все произошло слишком, слишком быстро. В какой-то момент её седоволосый кузен стоял в дверном проёме, веселый и улыбающийся. В следующий раз выражение его лица помрачнело, и внезапно он оказался рядом с Шики, протянув одну руку, чтобы схватить её за руку. Не говоря ни слова, он грубо закатывает длинный рукав её кимоно.       — С-Сатору-оничан?       Поражённая, Шики инстинктивно пытается вырвать свою руку из его хватки, но Сатору-оничан не позволяет ей. Он не причиняет ей вреда, его рука держится свободно, но крепко. Тем не менее, Шики нечего не может сделать, поскольку её обнаженная рука тут же оказывается под взглядом кузена. Невозможно скрыть уродливые, пёстрые жёлто-чёрные синяки, украшающие её предплечья, новые раны, разбросанные прямо поверх старых. Туго замотанные на её руках бинты всё ещё слегка покрасневшие от крови.       — …что тут происходит? — спрашивает Сатору-оничан, нарочно спокойно, и это совершенно тревожит, потому что Шики никогда раньше не слышала, чтобы её кузен говорил таким тоном.       В этот момент Киёхира-сенсей, наконец-то, завернул за угол коридора.       — Сатору-сама? Ты… Ты не должен быть здесь. Если я правильно помню, старейшины ещё никому не разрешили…       Её кузен поднимает глаза и делает быстрое движение рукой; мгновенно Киёхира-сенсей сбивается с ног какой-то невидимой силой. Крепкий мужчина врезается в стену — нет, его отбрасывает сквозь стену, — и от разрушительного удара раздается мощный грохот.       …Она впервые видела, как Сатору-оничан использует свою проклятую технику, и Шики не могла не пристально посмотреть на него открыто.       — Я спрашивал не об этом, — любезно говорит её кузен, — и что, чёрт возьми, здесь происходит?       Последние несколько слогов акцентированы ещё одним резким жестом руки. Глаза Киёхиры-сенсея расширяются, и мужчина тут же движется, ловко выпрыгивая из небольшого кратера, образовавшегося там, где он приземлился. Это не на секунду раньше, учитывая, что обломки позади него буквально скручиваются и взрываются.       Если бы Киёхира-сенсей не пошевелился в тот момент, он бы мгновенно потерял правую руку.       Его… правая рука. В этот момент Сатору-оничан всё ещё держит правую руку Шики. Шики не знает, что делать с этой связью. Плохо ли, что это каким-то образом заставляет часть её чувствовать себя тихо счастливой?       — Сатору-сама, тебе нужно успокоиться…       Киёхира-сенсей наклонился. Над его головой разбивается светильник.       — Я думал, что в прошлый раз я достаточно ясно дал понять, что Шики находится под моей защитой, — категорически говорит Сатору-оничан, — что, старейшины так отчаянно нуждаются в новом блестящем оружии, что всё, что я говорю, теперь бесполезно?       Киёхира-сенсей мечется по коридору. Мгновение спустя позади него разбивается каждое окно.       — Сатору-оничан, — Шики настойчиво дёргает кузена за рукав. Не прошло и пяти минут, а дом уже выглядит так, будто вот-вот развалится. Неужели эти синяки так уж страшны? — Сатору-оничан, всё в порядке. Это всего лишь тренировка…       — Это перебор, вот в чём дело, — Сатору-оничан раздражённо щелкает языком, всё ещё глядя на неуклюжие действия Киёхиры-сенсея. — Эй, ты действительно её тренируешь или просто используешь как свой личный мешок с песком? Потому что мне тоже не помешал бы новый мешок с песком, понимаешь, о чём я?       Это потрясающе, честно говоря. За всё это время Сатору-оничан не сделал ни шагу, но Киёхира-сенсей ранен и истекает кровью, и ему всегда приходится бежать, чтобы техника Сатору-оничана не разорвала его на куски. Безграничный. Способность манипулировать пространством и искажать его по своему желанию посредством реализации «бесконечности».       …Не то чтобы сейчас подходящее время или место для восхищения проклятой техникой её кузена! Шики тянет снова, на этот раз немного настойчивее. — Сатору-оничан, пожалуйста, не убивайте Киёхиры-сенсея. Джихэй-сан сказал, что он лучший фехтовальщик клана Годжо. Мне всё ещё нужно, чтобы он научил меня кендо.       — Твоя сдержанность потрясающая, — сухо говорит её двоюродный брат, — А ещё нет. Я понимаю, что ты ещё этого не осознала, но есть разница между тренировкой и откровенным насилием, ясно? Я найду тебе лучшего учителя, если ты хочешь продолжать изучать кендо…       — Нет боли — нет результата, Сатору-сама, — с кровавой улыбкой прерывает Киёхира-сенсей, — что, думаешь, мне нравится избивать ребёнка ради развлечения? Но чем больше она привыкнет к боли сейчас, тем меньше она будет ей мешать в будущем. Воспринимайте это как инвестицию.       — Инвестицию?! Слушай, даже когда мне было шесть…       — Она отличается от тебя, Сатору-сама, — резко перебивает мужчина, качая головой. — Я знаю, что ты сочувствуешь девушке за её глазное проклятие. Но она не ты, Сатору-сама. Ваши глаза могут быть похожими, но ваши техники принципиально различны по своей природе. И поэтому ваши тренировки также должны отличаться друг от друга, чтобы вы оба могли полностью раскрыть свой потенциал.       — Ха? — Сатору-оничан поднимает бровь, явно не впечатлённый.       Киёхира-сенсей медленно выпрямляется из своей защитной позиции теперь, когда ему предоставлена возможность говорить.       — Когда дело доходит до «бесконечности», важно владение техникой. Власть и контроль. Обучение технике имеет приоритет над любым развитием физических дисциплин. Что касается «хрупкости» Шики, то всё наоборот. Её техника основана на умении наносить удары по линиям, которые она видит. Очень важно, чтобы она тренировала своё тело, чтобы она могла эффективно использовать свою технику. — Ты серьезно? — Сатору-оничан поднимает руку Шики, которую он всё ещё держит. У маленькой девочки такое ощущение, что если бы Сатору-оничан не старался быть осторожным и не усугубить её травмы, он бы тоже тряс её, чтобы подчеркнуть. — Посмотри на неё. Небольшие травмы от физических тренировок — это нормально, а это? Это переходит черту. Вы хотите, чтобы она стала инвалидом ещё до того, как выйдет на поле? Потому что я должен сказать, что ты уже на пути к достижению этой цели.       — Вы переувеличиваете, Сатору-сама, — лицо Киёхиры-сенсея дергается, как будто он собирается нахмуриться, но, видимо, передумал, судя по мрачному выражению лица Сатору-оничана. — Она выдержит это. Я даже не слышал никаких жалоб от самой девочки…       — Потому что она, очевидно, ничего лучшего не знает! Вы серьёзно думаете, что она достаточно знакома с физической подготовкой, чтобы осознать свои пределы? Ей шесть лет, и она только начала тренироваться. Она выросла вне клана! — Сатору-оничан качает головой, явно с отвращением.       По какой-то причине это заставило Киёхиру-сенсея задуматься.       Рот мужчины открывается и закрывается беззвучно. Затем, запинаясь, как будто он был брошен в неожиданную петлю. — Она.она ребенок из клана, не обученная? Но…она… Она принадлежит клану!       — Ты серьёзно? — Сатору-оничан недоверчиво смотрит на пожилого мужчину, — отец ребёнка покинул клан после свадьбы, а тётя вернула её после того, как пробудилась её техника. Об этом говорят в клане уже несколько месяцев. Вы должны это знать! Я уже почти не нахожусь на территории, но всё ещё знаю, что происходит!       Брови мужчины глубоко нахмурены в ужасе, он хмурится и кладёт одну руку на подбородок.       — Я… Я знал только, что ребёнок с новым глазным проклятием родился из линии Тобиуме. Тобиуме уже целую вечность не видели колдунов в своём доме, поэтому я предположил, что именно поэтому ей так не хватает основ…       — Это твоё оправдание? — её двоюродный брат улыбается. Это не очень красивое выражение. — Бззт, попробуй ещё раз. Разве старейшины не объяснили тебе кое-что, когда провели сюда Шики?       Киёхира-сенсей кашляет. За все дни, что она знала этого человека, Шики впервые видела, чтобы он вёл себя так неловко. Даже во время импровизированной атаки Сатору-оничана ранее она не видела, как он барахтается и теряет равновесие.       — …возможно, я не обращал внимание на то, что говорил Джихэй, — наконец, признает Киёхира-сенсей слегка выдавленным голосом. — Я не… не собирался оказывать девушке какое-то особое обращение, есть у неё проклятые глаза или нет.       Сатору-оничан хрустит костяшками пальцев. Не угрожающе, но было бы ложью сказать, что это движение совершенно неопасно.        — Похоже, ты ещё более неспособный учитель, чем я думал.       Киёхира-сенсей вздрагивает: — Сатору-сама, я…       Подросток сгибает пальцы, обрывая слова старшего. Другая часть дома мгновенно взрывается.       Честно говоря, это чудо — и, вероятно, свидетельство его собственных навыков — что Киёхира-сенсей всё ещё жив в конце всего этого, хотя и получил серьёзные ранения. К тому времени, когда другие члены клана, наконец, прибыли на место происшествия, дом Киёхиры-сенсея в буквальном смысле превратился в руины. Дайсаку-сама тоже присутствует, и пожилой мужчина явно недоволен… хотя неясно, направлен ли его гнев на Сатору-оничана или Киёхиру-сенсея.       После этого ситуация немного изменилась.       Киёхира-сенсей никогда не извиняется, но он больше не оставляет Шики столько травм во время тренировок. Она также может видеть, как мужчина иногда заметно прикусывает язык, вместо того чтобы выплёвывать резкие слова, когда они приходят на ум.       Неожиданно, однажды, он также даёт ей свою долю сакурамоти, когда они вместе садятся обедать. Шики моргает, глядя на лишнюю рисовую лепёшку на тарелке, затем медленно поднимает взгляд.       — …я не люблю сладкое, — сообщает она ему, сбитая с толку.       — Просто ешь свою еду, — сварливо отвечает Киёхира-сенсей. Шики молча возвращает ему свою долю сакурамоти. Затем, после короткого размышления, тихо добавляет и свою порцию сакурамори в его тарелку.       Мужчина смотрит на неё косо. На мгновение она почти подумала, что он собирается ей что-то сказать, но в конце концов Киёхира-сенсей только порывисто вздыхает и продолжает полностью игнорировать её до конца еды. Однако, он ест оба куска сакурамоти.       На следующий день в многослойной коробке для бенто им доставили дополнительный гарнир с натто. Шики ест его с рисом. Солёный, острый. Она откусывает ещё один кусочек.       Даже не поднимая век, Киёхира-сенсей подталкивает к ней свою маленькую тарелку натто через стол.       На этот раз Шики не отказывается от этого.