***
Воображаемый Бог Демонов Рёмен Сукуна был побеждён в эпоху Хэйан, во время «золотого века магического мира». Его уважали как бога, боялись как демона. Жестокий призрак с четырьмя руками и двумя лицами. Он был человеком-колдуном. Затем после смерти он стал проклятым духом. Однако, его сила была такова, что даже смерть не могла положить конец губительному Королю Проклятий. То, что теперь осталось от Рёмена Сукуны, — это его двадцать неразрушимых пальцев, пересекающих века, как проклятые предметы, и постоянно растущих в силе. Неудивительно, что Дайсаку-сама был явно разочарован, когда Шики сказала ему, что не видит никаких линий. Разочарован, но тем не менее понял. В конце концов, общепризнанным фактом было то, что никто не мог уничтожить пальцы Рёмена Сукуны. Ничто не могло уничтожить эти пальцы — даже проклятая техника, которая, казалось, идеально подходила для разрушения. Бессмертный. Может ли что-то действительно быть бессмертным? Шики немного трудно осознать эту концепцию. Все, что живет, умирает. Так устроен мир, не так ли? Это основное понимание, на котором работают её способности. И если записи, которые она посмотрела в тот день, были правдой, Рёмен Сукуна когда-то действительно жил. В те древние времена, тысячи лет назад, он был живым, дышащим колдуном. Точно так же, как сама Шики жила и дышала в этот самый момент. А потом он умер. Колдуны того времени отдали всё, что у них было, чтобы победить Короля Проклятий. Шики помнит свои уроки. Проклятые духи рождаются из проклятой энергии, созданной людьми как естественный побочный продукт негативных эмоций. Страх, гнев, ненависть и всё, что между ними. Проклятая энергия собирается и накапливается, собирается и накапливается, и в конечном итоге сгущаясь и гноясь — и так рождается кошмарный проклятый дух. Но проклятые духи также могут рождаться непосредственно от людей. Те, кто умирает проклятой смертью и их дух испорчен, затем, в свою очередь, становятся мстительными проклятыми духами. Достаточно взглянуть на Сугавара-но Митидзанэ, от которого, по утверждениям, произошел клан Годжо. Его пришлось боготворить, чтобы подавить его мстительный дух. Вся суть в этом. Станет ли человек проклятым духом после смерти, зависит от того, как он умер, да, но помимо этого… это также зависит от уровня его проклятой энергии. А у магов больше проклятой энергии, чем у большинства. Вот почему все колдуны должны умереть проклятой смертью. Колдунов следует убивать, используя проклятые техники, иначе они после смерти превратятся в мстительных проклятых духов. Шики сильно сомневается, что уважаемые, почтенные маги Золотого Века не знали об этом факте. Если бы Рёмен Сукуна был человеком-колдуном, нет сомнений, что он был бы убит колдунами, применившими против него свои проклятые техники. И всё же после смерти он всё равно стал проклятым духом, даже не смотря на то, что был убит должным образом. Или, скорее, он стал проклятым объектом? Двадцать проклятых предметов?.. Это всё ещё считается проклятым духом? Шики чувствует, что так и должно быть. У него нет никаких линий. Отсутствие линий означает отсутствие смерти. Но нет, Рёмен Сукуна был убит, не так ли? Колдунами Золотого Века. Однако, на проклятом предмете, который она держала в тот день в руках, не было никаких линий. Вообще никаких линии. Честно говоря, Шики на самом деле немного рада наконец-то увидеть что-то, на чём нет красных линий, но… возможно, в данном конкретном случае, это не так уж и хорошо. В конце концов, пальцы Рёмена Сукуны — это проклятые предметы особого уровня. Это проклятия. И проклятия никуда не годятся. Если бы Шики родилась более двух тысяч лет назад, если бы она жила в то же время, что и Рёмен Сукуна, и смотрела бы на него этими проклятыми глазами… смогла бы она увидеть жуткие красные линии, испещрившие его тело? Или это было бы так же, как его пальцы? Могла бы она взглянуть на человека-демона-бога и вообще ничего не увидеть? Или она увидела бы только другого обычного человека? Если не считать тело с четырьмя руками и двумя лицами, поскольку это, очевидно, было чем-то особенным. Верно. Шики надувает щеки, выдыхая. Любопытство не её природа. Шики не движет неутомимое и ненасытное желание знать. Но, тем не менее, с тех пор, как она обнаружила, что существует нечто, не имеющее красных линий… разве не естественно проявлять к этому любопытство? И поэтому она поискала ещё несколько записей, которые были про Рёмена Сукуна. Колдун, который, если верить сказкам, был скорее разрушительным бедствием зла, чем человеком. Однако, она не совсем удовлетворена тем, что нашла, главным образом потому, что до сих пор не получила реальных ответов. Почему нету линии? У всего, что существует в мире, есть начало и конец. С того момента, как они впервые зародились, до момента, когда они достигают своего неизбежного завершения. Чем отличаются пальцы Сукуны? Конечно, существовала также вероятность того, что она подошла к этому с неправильной точки зрения. Шики медленно выпрямляется, тихо постукивая пальцами по столу рядом со стопкой бумаг. Возможно, дело было не в пальцах Сукуны. Возможно, проблема была в самой Шики. Либо какая-то ошибка в технике Шики, которую она до сих пор не понимает… либо из-за того простого факта, что ей не хватает силы. Сила. Если бы Шики была сильнее… — Что заставило тебя так усердно думать? Шики вздрагивает и разворачивается от неожиданного голоса позади нее. — Сатору-ониичан? Её двоюродный брат усмехается и дразняще взъерошивает ей волосы. Шики слегка пригибается, зажмуривая глаза, но это лишь рассмешило подростка, прежде чем его внимание переключилось на её чтение. — Рёмен Сукуна? — одним небрежным движением Сатору-оничан наклоняется через её плечо, тихо напевая, а его глаза скользят по свиткам, разбросанным по столу. — Зачем тебе… ах. Тебя это всё ещё беспокоит? — Немного, — признает Шики. — Хм. Ну, это не так уж и важно, — седоволосый подросток ещё раз похлопал её по голове. — Если тебя это утешит, то ни один колдун никогда не смог уничтожить ни одного пальца Сукуны. — Даже ты? — спрашивает она. — Даже я, — легко отвечает Сатору-ониичан. — Хотя, кто сказал, что так будет и в будущем? Маленькая девочка наклоняет голову, затем издает тихий понимающий звук. Сатору-ониичан, возможно, и самый сильный, но у него ещё есть возможность стать ещё сильнее в будущем. Если Шики может работать над тем, чтобы становиться сильнее день ото дня, у Сатору-ониичана нет причин оставаться неподвижным, не так ли? Он ходит в школу для тренировок, как и Кенто-оджичан, и Кенто-оджичан тоже тренируется, чтобы стать сильнее. Шики думает, что она это понимает. — И еще, — Сатору-оничан ищет что-то в сумке, которую он принёс. — Где я… ах, нашёл! Торжествующе размахивает её кузен… — Очки? — Шики моргает. — Снова? — Хм. Мастера инструментов клана придумали ещё одну пару, поэтому я взял на себя смелость взять их с собой, — Сатору-ониичан передает ей изящные оправы. — Видимо, последние несколько получились не слишком удачно? Маленькая девочка машет рукой, делая случайный жест «так себе». — Вроде того? Первые четыре пары вообще не работали, а пятая проработала целую неделю. А потом я снова начала видеть линии на всём. Пятую пару магических очков она получила через несколько дней после того, как в закрытой испытательной комнате ей подали один из пальцев Сукуны. То огромное облегчение, которое она почувствовала, когда поняла, что наконец-то может нормально видеть! Шики почти смирилась с тем, что никогда не сможет нормально видеть вещи. Это отвлекает, сводит с ума, это неправильно. Старейшины могут сколько угодно говорить о том, что техники мага естественны для их тела, но не они живут в мире, полном жутких красных линий. Ничто не может изменить мнение Шики о том, что есть что-то неправильное в этом, чтобы буквально видеть смерть вот так. Смерть естественна. Визуально воспринимать смерть в виде светящихся красных линий? Это очень не естественно. — Значит, эта пара номер шесть? — Сатору-оничан указывает на новые очки, которые он ей только что вручил. — Вообще-то семь, — поправляет Шики. — Шестая пара продержалась четыре дня. — Это звучит не очень многообещающе. — Нет, — соглашается девушка. — Но всё в порядке. На самом деле мне больше не нужны эти очки. Сатору-ониичан удивленно моргает. — Подожди, не нужны? А как насчет линий, разве от них у тебя не болит голова? Шики напрягается и вздрагивает. — Как ты… Она уверена, что никогда не говорила вслух о своих дискомфортах! И это…это было не такие уж и сильные головные боли. Ничего такого, что Шики не смогла бы вытерпеть, стиснув зубы, и справиться, ничего изнурительного… — Да ладно, тебе в самом деле надо спрашивать? — подросток многозначительно постукивает по своим глазам, спрятанным под темными очками. — Знаешь, Нанами не очень будет рад этой новости. Ах. Хм. — Пожалуйста, не говори Кенто-оджичану? — Шики пытается. Сатору-ониичан смеётся ей в лицо. — Хорошая попытка. Итак, скажи мне, почему ты это скрывала? — молодой человек многозначительно тычет в неё. — Преодолеть свои границы — это хорошо, но только если из-за этого тебя не отправят обратно в больницу. Тебе нужно быть осторожнее — твоя техника не была задокументирована в клане раньше, поэтому, если ты не определишь свои пределы, старейшины будут только продолжать настаивать. К концу своих слов голос Сатору-ониичана приобрел явно более нейтральный тон. Шики задаётся вопросом, говорит ли Сатору-ониичан о своем личном опыте общения с настойчивыми старейшинами. В конце концов, Годжо Сатору — первый за почти четыреста лет, кто родился одновременно с Безграничностью и Шестью Глазами. Ожидания, которые клан Годжо возглавил на него, давление, лежавшее на его плечах… — Хорошо? — Я просто не хотела, чтобы Кенто-оджичан волновался, — наконец, говорит Шики. — И… всё было не так уж и плохо. Головные боли не… Я всё ещё могла думать. И большую часть времени занималась своими делами нормально. Так что не было никакой необходимости придавать этому большое значение. Сатору-ониичан пристально смотрит на неё и драматически вздыхает. — Нам действительно нужно обновить твоёопределение того, что определяется как «плохое», — легкомысленно говорит он, слегка потирая подбородок. — Да, неудивительно, что Нанами всегда так беспокоится о тебе. Что это значит?! — Однако, мы отложим этот разговор на другой день! Я думаю, Нанами заслуживает того, чтобы присутствовать при этом, — Седоволосый подросток хлопает в ладоши. — И так! Очки. Весь их смысл в том, чтобы помочь тебе перестать видеть линии, когда тебе это не нужно, например, как я использую специальные солнцезащитные очки, чтобы заглушить информацию, которая обработано моими Шестью Глазами, так что это не перегружает меня постоянно. Но ты сказала, что они тебе больше не нужны? — Они мне не нужны, — подтверждает Шики. — Потому что я, наконец, поняла, как убрать линии. Сатору-ониичан молчит. — Ох? Девушка уверенно кивает. Её двоюродный брат тут же присидает перед ней, снимая тёмные солнцезащитные очки, закрывающие его глаза. Шесть глаз сияют светом и кристально, остро и безошибочно воспринимая. Такой же ярко-синий, как всегда, мерцающий калейдоскопическим блеском, который невозможен для человеческих глаз. С этой точки зрения, Шики думает, что она, наконец, могла бы понять, почему никто больше никогда не смотрит ей в глаза, если её глаза чем-то похожи на глаза Сатору-оничана. Проклятые голубые глаза. Сатору-оничан внимательно смотрит на неё сверху вниз, изучая глаза Шики, достаточно близко, чтобы они были почти лицом к лицу друг с другом. — Ты делаешь это прямо сейчас? — он спрашивает. — «Убираешь линии», как ты выразилась? — Да, — отвечает Шики. Она смотрит на своего кузена, действительно смотрит на него. Освободившись от светящихся красных линий, Шики, наконец-то, может по-настоящему взглянуть на Сатору-оничана и правильно оценить его внешний вид. Мы действительно похожи, понимает она. Это выходит за рамки голубых глаз и белых волос, хотя это, безусловно, важный фактор. В лице тоже что-то есть, только это не совсем так… Но на данный момент это немного ни здесь, ни там. — Интересно, — тихо говорит её кузен, всё ещё внимательно изучая Шики, наклонившую голову как птица. — На самом деле не похоже, что твои глаза чем-то отличаются от их обычного состояния. Маленькая девочка беспомощно пожимает плечами. Она и сама этого не совсем понимает. Но тот самый момент, когда Шики надела первую пару рабочих очков и поняла, что линии действительно могут исчезнуть, это было всё, что ей нужно, чтобы найти собственное решение. Линии могли исчезнуть. Линии могли исчезнуть! Шики сразу поняла, что ей нужно научиться это делать, прежде чем она сойдёт с ума от всего этого. Не имело значения, что клан Годжо был готов изготовить для неё эти специальные очки — очки можно было слишком легко разбить. Если вообще можно было бы убрать линии… пока Шики не могла придумать, как… — Можешь ли ты снова активировать свою технику? Заставить линии снова появиться? Шики мгновенно моргает и говорит: — Готово. — Да, если честно, оно ничем не отличается, — Сатору-оничан щурится на неё, а затем смеется. — Потрясающе! Я никогда раньше не слышал, чтобы что-то подобное было возможно для Шести Глаз. Маленькая девочка беспомощно пожимает плечами. — Потому что… это не Шесть Глаз? — Мне нужно срочно вмешаться, я думаю, ты проводишь слишком много времени со старейшинами, — честно говоря, она не может понять, шутит ли её кузен. Возможно, нет? Это Сатору-оничан. Шики принимает решение хранить молчание об этом в присутствии Киёхиры-сенсея. — Итак, как это работает? Я не вижу никаких колебаний в твоей проклятой энергии, и в потоке твоих глаз вообще ничего не изменилось. Как она это объяснит? В конце концов Шики придумала, как самостоятельно перестать видеть красные линии, используя специальные очки в качестве своего рода вспомогательного инструмента. Она начала с посещения мастеров инструментов клана и узнала, что на очках не было печатей подавления, разрушения или чего-то в этом роде. Шики не совсем поняла запутанные объяснения, но она поняла одну вещь: дело было не столько в проклятой энергии, сколько в восприятии. Так что говорить, что линии исчезли, немного неправильно, потому что на самом деле это откровенная ложь. Немного сложно правильно выразить это словами, но что-то внутри Шики всегда знало, что линии не могут по-настоящему исчезнуть. Вот почему она была так убеждена, что это будет то, с чем ей придётся научиться мириться всю оставшуюся жизнь. Она объясняет это каким-то необъяснимым аспектом «врождённых техник». При этом: линии не исчезли. Линии никогда по-настоящему не исчезнут. Но пока Шики меняет своё восприятие, пока она правильно сосредоточена… тогда можно изменить её поле зрения настолько, что она сможет не замечать определённые вещи. Например, жуткие красные линии. Это немного неудобно и требует привыкания, но это работает. И это имеет смысл, если оглянуться назад! Когда человек смотрит на что-то своими глазами, он действительно видит это только тогда, когда фокусируется на этом. Если они не сосредотачиваются на этом активно, то разум может игнорировать это. А это, по сути, то же самое, что не видеть его вообще. Как это работает? — Изменив свою точку зрения, — вероятно, лучший способ выразить это. Шики твердо кивает и уточняет, добавляя. — Я делаю это, не сосредотачивая внимания. Долгая пауза. — Извини, но я просто должен спросить, — медленно говорит Сатору-оничан, — ты случайно не получала каких-нибудь советов о том, как объяснять вещи от Сёко, когда я не смотрел? Потому что это было похоже на одну из объяснений Сёко о технике обратного проклятия. Не используй Сёко в качестве примера, кстати, она ужасный пример. — Эм… — Шики колеблется. Может быть ей следует попытаться упростить объяснение того, как она заставляет красные линии «исчезать»? — Я просто игнорирую это? Ладно, возможно, это было слишком просто. Сатору-оничан, вероятно, тоже так думает, если то, как он хлопает себе по лбу, указывает на что-то. — Хорошо. Хорошо! Тогда идём дальше. Шики вздрагивает. — Извини. — Нет, не волнуйся об этом, — отмахивается от неё кузен. — Я предполагаю, что это, вероятно, в любом случае не сработает для меня, поскольку это звучит так, как будто ты… каким-то образом намеренно органичиваешь своё собственное восприятие? А «Шесть Глаз» — это то, чтобы видеть всё постоянно, так что. — Это звучит очень утомительно. — Так и есть! Вот почему я их ношу, — Сатору-оничан поднимает свои солнцезащитные очки. — Однако, я рад, что ты нашла своё собственное решение. Итак, кто ещё знает о твоем новом прорыве? Ты уже рассказала кому-нибудь ещё? Шики открывает рот, чтобы сказать «да», но останавливается. Она кому-нибудь рассказала? В последние несколько дней она была очень озабочена тем, как перестать видеть повсюду красные линии. Помимо этого, ей также было любопытно узнать об этом пальце особого ранга, и поэтому она занялась поиском записей о Рёмене Сукуне. И это всё помимо её регулярных тренировок. Рассказала ли она Киёхире-сенсею о своем открытии? Конечно же, в какой-то момент она это сделала, правда же? — … — Ха! Мы немного рассеянные, да? — Сатору-оничан смеется над ней. Шики наклоняет голову. — Ой, ты надулась? Не волнуйся, ты всё равно останешься моей любимой двоюродной сестрой, несмотря на склонность к забывчивости и всё такое. Девушка издаёт короткое «хм» на его поддразнивания, борясь с неохотной улыбкой.***
Через неделю становится известно, что Шики способна контролировать красные линии в своём зрении («Почему я узнаю об этом самым последним? Мы буквально живём под одной крышей!» «Прости, Киёхира-сенсей».), ей, наконец-то, разрешили покинуть территорию клана Годжо. Не свобода, но и не так строго ограничено, как раньше. Шики довольна: она, наконец-то, сможет навестит Кенто-оджичана, как он навещал её! Киёхира-сенсей не так доволен. — Это все еще слишком опасно, — настаивает он. Высокий мужчина смиренно складывает раки на груди. — Если что, я это не одобряю. Постарайся быть там осторожна, хорошо? И слушай колдуна первого ранга, которого назначили для твоего присмотра. — Да, Киёхира-сенсей, — терпеливо говорит Шики. На неё смотрит прищуренный узкоглазый мужчина, о котором идет речь. — Я знаю, что ты, вероятно, не в лучших отношениях с Исао, но как колдун он достаточно приличный. Если отбросить некоторые взгляды. Он будет слушать приказы старейшин и серьёзно присматривать за тобой. Маленькая девочка моргает. — Кто такой Исао-сан? Киёхира-сенсей смотрит на неё. — Ты шутишь? «Годжо Исао». Тебе это имя ничего не говорит? Ты сломала фамильный меч его семьи. Ой. Да, Шики его помнит. Годжо Исао был человеком, который держал Шики на острие меча, когда она впервые предстала перед старейшинами ради её глаз. Ложь, заявил он. Он также пренебрежительно отзывался об её родителях. И тогда Шики сломала его меч. — Я помню его, — кивает она. — И теперь я не уверен, хорошо это или нет, — ворчит себе под нос Киёхира-сенсей. Затем вздыхает. — Беги, маленькая угроза, и держись подальше от неприятностей. Бог знает, в какое количество неприятностей попал Сатору-сама в детстве. Не следуй его примеру, пожалуйста. Шики мычит. Вероятно, за многострадательным тоном Кийхиры-сенсея скрывается множество историй, но ей придётся расспросить о них позже. — Спасибо за ваш совет и заботу, Киёхира-сенсей, — отвечает она. Но по какой-то причине цвет лица мужчины потемнел, и Киёхира-сенсей яростно посмотрел на неё. — Вон, сейчас же. Вон! Скрывая свое замешательство, Шики вежливо кланяется и начинает уходить. — Тогда я пойду. Она не может толком разобрать, каков приглушённый ответ мужчины, когда дверь за ней закрывается, хотя это звучит подозрительно похоже на «уходи». Шики не понимает, почему Киёхира-сенсей так сварлив и раздражён её прогулкой — не то, чтобы он особенно рад, что с ним живет ребёнок, верно? Разве он не должен быть рад, что Шики на день уходит из дома? В конце концов, по сути, её навязали ему старейшины, а ещё в начале произошел тот инцидент с Сатору-оничаном. Хотя, Киёхира-сенсей сейчас, конечно, мягче обращается с ней, чем был изначально, это всё равно… — Ой, сюда. Шики останавливается, услышав резкий зов, обращенный к ней. Мужчина смутно знаком, с его суженным выражением лица и светло-каштановыми волосами. Хотя Шики больше не общалась с ним после той судьбоносной встречи, его достаточно легко вспомнить, особенно учитывая недавный разговор с Киёхира-сенсеем. Однако, меч на бедре мужчины определённо отличается от того, который Шики ранее сломала. — Здравствуйте, Исао-сан, — сердечно приветствует она. Годжо Исао улыбается — или гримасничает, это немного сложно понять. Хотя выражение быстро изчезло с его лица. — Здравствуйте, благословенный ребенок. Сегодня я буду сопровождать вас во время вашей поездки за пределы комплекса. Вопреки тому, что Шики вспоминает об этом мужчине, Исао-сан не испытывает к ней активной враждебности, хотя ясно, что ему не очень комфортно в её присутствии. Тогда возник вопрос, почему он был её сопровождающим. Шики сильно сомневается, что старейшины клана Годжо не знали об этом. Что заставило их подумать, что было бы неплохо, если бы Исао-сан был номинально ответственным за Шики во время её прогулки? Начало их поездки проходит в абсолютной тишине. Шики не против. В любом случае, ей нечего сказать Исао-сану. Но сам мужчина, похоже, думает иначе: его пальцы издают сбивчивый ритм по колену, пока он, наконец, не поворачивается, чтобы нарушить тишину. — Разве ты не можешь сейчас контролировать свою технику? — Исао-сан оглядывается на Шики с пассажирского сиденья. Это длится лишь мгновение, прежде чем он поднимает взгляд и отводит его. — Так почему же твои глаза всё ещё такие? — Они такого цвета, даже когда моя техника неактивна, — вероятно, ему интересно почему цвет глаз Шики остаётся нечестивым, жутко-синим, несмотря на то, что её техника «неактивна», вместо того, чтобы вернуться к нормальному коричневому цвету, которым они когда-то были. Самый простой ответ на этот вопрос заключается в том, что изменение её точки зрения, очевидно, не влияет на состояние её глаз, поскольку это всего лишь изменение её собственного мысленного восприятия. Но обязана ли она дать такому человеку, как Исао-сан, какие-либо ответы? Колдун тяжело вздыхает, когда она упорно игнорирует его. — Послушай. Я бы предпочёл, чтобы ты не злилась на меня только за то, что я высказал своё собственное мнение. Твои глаза могли бы оказаться настоящими, но у нас были случаи, когда члены клана пытались подделать проклятые техники ради чести и уважение. Учитывая, что Тобиуме на данный момент практически в руинах, можешь ли ты винить меня за то, что я пришёл к наиболее рациональному выводу? — Тебе не нужно перед об мной объясняться, Исао-сан, — Хотя это правда что Шики не любит этого человека, она также не держит на него зла. Проще говоря, она недостаточно заботится о нём, чтобы затаить обиду. Шики буквально забыла его имя. — Нет, я думаю что надо, — продолжает он, несмотря ни на что. — Конечно, к этому моменту ты тоже охватила эту тему в своих исследованиях. Кровь и родословная важны в этом мире магов из-за проклятых техник, которые они несут. Но потенциал — это всего лишь потенциал. Если ребёнок не рождается с проклятой техникой или достаточным количеством проклятой энергии, то обидно, но с этим ничего не поделаешь. — Твоя точка зрения? — Я хочу сказать… Я прошу прощения за плохой выбор слов в тот день, если это причина твоего холодного отношения. И я признаю, что, возможно, я немного переборщил с использованием Зеркального Клинка, — Исао-сан дёргается при упоминании своего сломанного меча. Верно, разве это не была семейная реликвия или что-то в этом роде? — Но я искренно надеюсь, что ты понимаешь: клан Годжо — это клан волшебников, — он берет себя в руки и продолжает. — Маги существуют для того, чтобы бороться с проклятиями. Те, у кого нет сил и способностей, никогда не должны быть поставлены в положение, когда им когда-нибудь придется сражаться с проклятиями. Да, детей с проклятыми техниками ценят и обожают, чем тех, у кого их нет… но что хорошего в чести и уважении, если оно построено на лжи? Всё, чем это закончится — это смертельный приговор. В этот момент в голосе Исао-сана есть что-то искреннее и честное. По-своему ясно, что он делает только то, что считает правильным. Те, у кого есть способности, должны сражаться, а те, у кого нет способностей, не должны. Чётко и просто. Он не думал, что проклятые глаза Шики были настоящими, и поэтому яростно сопротивлялся мольбам Имы-сан, основываясь на этом понимании. Но даже в этом случае он всё равно в чём-то ошибается. — Исао-сан, — говорит Шики. — Мне действительно всё равно. И в этом вся правда: Шики не волнует, верит ли кто-нибудь в её проклятые глаза, правдивые или фальшивые. Её не волнует, новая ли это мощная техника или всего лишь жалкая тень драгоценного клану Шесть Глаз. Шики не волнуют никакие силовые игры или столкновения идеалов среди взрослых, которые выходят за рамки её головы. Ей просто нужны силы, чтобы иметь возможность стоять на своих ногах и не быть обузой для Кенто-оджичана. Или Сатору-оничан. Вот и все. Исао-сан какое-то время тупо смотрит на неё, прежде чем тихо рассмеяться. — Понятно, — он качает головой со слабой улыбкой. — Тогда, возможно, это даже к лучшему. Я не думаю, что ты… Внезапно мужчина обрывает себя, выпрямляясь на сиденье. Глаза Исао-сана сужаются, когда он оборачивается. — Шики… Раздаётся оглушительный грохот, весь мир трясётся вокруг них. Рефлекторно Шики закрывает глаза от ослепляющей вспышки света, поднимает руки в запоздалой тщётной попытке защитить себя, когда её тело подбрасывает в воздух, и шрапнель летит повсюду… Но боли совсем нет. Вместо этого есть только ощущение мозолистой руки, крепко сжимающей её запястье, в то время как осколки стекла и металла безвредно скользят вокруг неё. — Неужели взрыв? Никакой оригинальности, — голос Исао-сана остаётся спокойным, даже несмотря на разрушение. В его словах нет никакого шока, лишь смутное чувство досады. — Ах, ты можешь открыть глаза, всё в порядке. Не волнуйся, всё будет хорошо. Сердце колотится в груди, Шики медленно открывает глаза. Это… это беспорядок. Машина полностью потеряна, полностью разбита на части, а посреди пустой дороги даже загорелся небольшой пожар. Но каким-то образом Шики стоит среди всего этого совершенно невредимой. Должно было быть невозможно так внезапно увернуться от шрапнели в упор, но по какой-то причине на теле Шики не осталось ни единой царапины. То же самое касалось и их шофера, широко раскрывшего глаза и дрожащего… И молодой шофер спотыкается, когда Исао-сан ослабляет хватку на его плече и мягко толкает его в сторону Шики. — Моя проклятая техника называется «неустойчивость», — громко говорит Исао-сан, проецируя свой голос. Ясно, что он не обращается со своими словами к Шики, сосредоточившись на их слишком неподвижном окружении. — Это не Безграничность, но она все же позволяет мне свести на нет большинство форм физического урона. Я достигаю этого, контролируя коэффициенты трения всего, что находится в пределах моего диапазона. Связывающая клятва, понимает Шики. Исао-сан использует обязательную клятву, раскрыв свою технику врагу, что увеличит силу и эффектность его собственной проклятой техники. — Ты довольно наглый, пытаясь начать такое открытое нападение. Итак, сколько тебе платят? Я могу сказать тебе прямо сейчас, что это не… Бац. Бац. Бац. Громко звучат выстрелы: три подряд, один за другим. Шики слегка дёргается, как и незадачливый шофёр рядом с ней, который буквально подпрыгивает от звука. Но Исао-сан просто скрестил руки перед собой, стоя перед ними как неподвижная стена, несмотря на своё стройное телосложение. В воздухе перед мужчиной возникает странная рябь, сопровождаемая приливом его проклятой энергии, а затем пули просто… превращаются в ничто. Буквально. — Максимальное сопротивление воздуха, — это всё, что Исао-сан легкомысленно говорит в звенящей тишине. — Понимаешь, против меня пули и лезвия бесполезны. Это всё, что у тебя есть? Ответ на его вопрос — очередной дождь пуль. Только на этот раз это скорострельный выстрел, похожий на пулемётный. Исао-сан щёлкнул языком, и воздух перед ним снова начал светиться, превращаясь в щит, защищающий всех троих от, казалось бы, бесконечного огня. — Оставайся здесь, — коротко говорит он. Исао-сан бросает талисман на землю перед Шики и шофёром, и странные печати тут же вписываются в круглую форму вокруг них, когда бумажная печать сгорает. — Не пересекай границу, иначе моя проклятая техника больше не сможет тебя защитить. Это займёт всего мгновение. С этими словами проклятая энергия Исао-сана резко возросла, и он начал двигаться. Он быстр, нечеловечески быстр — на взгляд Шики, почти так же быстр, как Киёхира-сенсей. Мужчина без каких-либо колебаний бросается прямо к источнику стрельбы и исчезает где-то за линией деревьев сразу за обочиной. — Э… всё будет хорошо, — говорит шофёр в отсутствие Исао-сан. Голос молодого человека слегка дрожит, и он дрожащей улыбкой смотрит на Шики, даже не смотря на свой очевидный страх. — Исао-сама сильный. С нами всё будет в порядке. Он пытается её успокоить? Шики не… она, конечно, была напугана, но почему-то страх ещё не охватил её. Конечно, она всё ещё чувствует учащённое сердцебиение от того, что только что оказалась в центре взрыва. Но помимо этого, она не чувствует, что на неё особенно повлиял неожиданный поворот, который приняла поездка на машине. Потому что Исао-сан действовал быстро и защитил её. Шики не знает, что об этом думать. Несмотря на её запутанные мысли, Исао-сан сдержал своё слово и не заставил себя долго ждать, чтобы вернуться. Глаза Шики не могут не уловить то, как он небрежно щелкает своим клинком, очищая его от малиновых пятен, прежде чем вставить его обратно в ножны на бедре. Годжо Исао небрежно и неторопливо возвращается к ним. — Их было трое. Один был довольно опытным пользователем шикигами — хотя, в конце концов, для них это ничего не значило, — качает головой Исао-сан. — Теперь, когда с этим покончено… Я полагаю, что если машина полностью потеряна, то нет смысла стоять здесь вот так. Я позвоню и скажу… Внезапно мужчина останавливается и замирает всего в нескольких шагах от Шики и молодого шофёра. Странное выражение мелькает на лице Исао-сана, но трудно понять, какое именно. Необъяснимым образом предчувствие холода пробежало по спине Шики. — Исао-сан? Какое-то время мужчина смотрит прямо на неё, его рот медленно открывается и молча закрывается. Затем, без дальнейшего предупреждения и помпы, голова Исао-сана падает с его шеи эффектной вспышкой красного цвета, падает на землю кровавым месивом и подпрыгивает один, два раза, прежде чем, в конце концов, перекатиться и остановиться у ног Шики.