Тут так много крови.
Красное, красное, растекающееся и растекающееся по асфальту. Багровая жидкость распространяется и распространяется, и продолжает растекаться без конца, разбрызгиваясь повсюду,
повсюду.
Края её кимоно с цветочным принтом пропитаны кровью. Её туфли обильно покрыты кровью. На её лодыжках пятна крови.
Это кровь Исао-сана.
И прямо сейчас обезглавленная голова Исао-сана всё ещё смотрит на неё, навсегда застыв с тем странным, нечитаемым выражением лица, запечатлённым на его лице.
Вдалеке Шики слышит сдавленный, рвотный звук, исходящий от молодого шофёра рядом с ней. Она не винит его, учитывая всю
кровь…
Что-то тревожно покалывает её кожу, когда она обнаруживает, что пристально смотрит на жуткую сцену, развернувшуюся перед ней. Совершенно застыла и не могла отвернуться. В груди у неё странное ощущение, что-то невыразимо тесное, но и совершенно
невесомое, и в то же время это её пугает. Это её очень сильно пугает…
Или, скорее, это
должно её напугать.
Трудно сформулировать, что именно она сейчас чувствует в этот момент, но Шики остро осознаёт, что в её пульсе явно не хватает этого определённого типа кроличьей паники, даже несмотря на то, что она чувствует, как
грохочет её сердцебиение в ушах. Но это не совсем то же самое, это…
Странно.
Нет, не странно.
«Это неправильно», — думает Шики. Понимает, с каким-то зарождающимся пониманием, когда молодой шофёр рядом с ней издаёт панический шум, который представляет собой сплошной ужас и ничего больше. Сдержанное отсутствие реакции, как у Шики, определённо
неправильно, но…но Шики ничего не может поделать со своими чувствами.
Она должна плакать. Шики
знает, что ей следует плакать и кричать. Это правильная реакция, когда кто-то умирает прямо на твоих глазах, верно?
Ей грустно? Шики… Шики сейчас скорее удивлена, чем опечалена, как бы резко это ни звучало. Но это суровая правда. Она не знает — она на самом деле не знала Исао-сана, несмотря на их краткий разговор ранее. Да, Шики чувствовала, что она поняла его немного лучше после того, как он попытался объясниться, но, очевидно, этого было недостаточно, чтобы заставить её по-настоящему
почувствовать.
Тем не менее. Шики знает, знает,
знает, что у неё сейчас должна быть истерика, как и у молодого человека рядом с ней. В горле у неё что-то тяжело стягивает, но не сжимает. Слёзы упорно отказываются приходить, хотя и должны.
Что с ней
не так?
Исао-сан боролся, чтобы защитить её! И вот Шики скорее оцепенела, чем опечалена, поскольку она буквально стоит в его крови. Кровь, которую он пролил, защищая её. Как она может оставаться настолько бесстрастной по отношению к этому?
Это «Шок»? Должно быть, да?.. Значит ли это, что тяжесть и величина всего происходящего разом настигнут её позже?
Шики вдыхает. Выдыхает. Выполняет дыхательные упражнения, которым её старательно учил Киёхира-сенсей, и чувствует, как её сердцебиение успокаивается, когда она оттачивает все свои чувства до предельной остроты.
Позже. Обо всем этом она побеспокоится… позже. Если предположить, что она ещё будет жива, чтобы сделать это.
Маленькая девочка упорно игнорирует странный запах в воздухе (запах крови), решительно очищает свой разум от шокирующей внезапной смерти Исао-сана (его глаза всё ещё смотрят на неё) и совершенно не обращает внимания на влажное тепло которыми забрызгали её теплые лодыжки (кровь Исао-сана, это кровь Исао-сана!).
Ровные вдохи и выдохи. Её глаза не начинают щипать, хотя в данный момент у неё, по общему признанию, немного кружится голова. Шики всё ещё не чувствует желания заплакать. По какой-то причине слезы упорно отказываются приходить, хотя и должны, и это, вероятно, ещё один признак того, что Шики ужасная, ужасная девушка. Напряжение в горле незаслуженно ослабевает с каждым ровным вдохом, пока не превращается во что-то почти незаметное.
Никакого страха. Нет никакого отупляющего страха, никакой паники. Каждый импульс её слишком ровного сердцебиения не сопровождается трепетом.
Там просто кровь.
Просто смерть.
Шики моргает, медленно и осознанно. А вокруг неё ясность мира растворяется в чем-то искажённом. Мерцает, когда сотни жутких красных линий снова перекрывают её реальность.
Но, несмотря на бесчисленные жуткие красные линии, вьющиеся по спирали повсюду: по асфальту, вокруг перил и даже вверх по склону скалы, окаймляющему горную дорогу… перед ней на теле Исао-сана больше не светилось красных линии. Исао-сан тёмный. Совсем, совсем тёмный.
В этом есть смысл, потому что Исао-сан мёртв.
— Какая ты бессердечная маленькая одзё-сама, Годжо Шики.
Шики поднимает взгляд.
Это женщина, которую она не узнает. Бледная кожа и темноволосая, как и многие другие люди, живущие в этой стране. Но в глазах этой странной женщины дикий свет, что-то, что светится почти ядовитым блеском, когда она выходит на асфальтированную дорогу и делает шаг вперёд, небрежно роняя на землю…
Куклу?
…безголовую куклу.
Взгляд Шики на мгновение скользнул по обезглавленной голове Исао-сан у её ног, затем снова сосредоточился на странной женщине.
— Ты меня игнорируешь? Ну, я думаю, это нормально, если ты слишком напугана, чтобы говорить, — женщина улыбается злобно и резко. — Мне же будет легче!
— Д-держись сзади!
Шики удивлённо моргает, когда молодой шофёр внезапно проталкивается перед ней с неожиданным приливом смелости. Он бледный и дрожит, явно всё ещё напуганный, но по какой-то причине он встаёт между Шики и пользователем проклятия, продвигающимся на них без колебаний. Его руки слегка разведены в стороны — откровенно защитный жест, призванный защитить девочку позади него, но это тщётное усилие, и все трое это знают.
Женщина презрительно смеется.
— Отойди в сторону, малыш. Твой драгоценный маленький охранник одзё-сама только что убил остальную часть моей команды, так что я сейчас не в настроении
прощать, если ты уловил мою мысль. Я даю тебе только один шанс убежать, поджав хвост, как бесполезная собака, которой ты и являешься.
Молодой человек напрягается от угрозы. А затем тихо говорит: — Даже собака знает, что такое верность.
Что-то в выражении лица женщины замирает и мрачнеет при этих словах, прежде чем она открыто насмехается над ним: — Тц, как будто меня это волнует. Если ты так думаешь, то ты можешь просто
умереть за своего хозяина!
В отличие от Сатору-оничана — или даже Исао-сана — проклятая техника Шики не может с лёгкостью блокировать атаки, идущие в её сторону. Это означает, что когда женщина достает пистолет и направляет его в их сторону, Шики тут же пинает шофера по коленям, прежде чем самой упасть на землю. Первый раунд пуль проходит мимо.
Затем она хватает пальто молодого человека и дёргает, проклятая энергия скатывается по всему её телу, усиливая её движения, когда она грубо переворачивает их обоих. Каким-то небольшим чудом им удаётся добраться до тлеющих обломков разбитой машины и спрятаться за ними, получив лишь несколько царапин и синяков, а не пули, пронзившие их тела.
На данный момент.
— Ш-Шики-сама, — заикается шофёр, широко раскрыв глаза. — Шики-сама, вам нужно…!
Чтобы он ни пытался сказать, оно тут же обрывается, поскольку прямо в этот самый момент в металлические обломки с противоположной стороны попадает ещё одна пуля. Молодой человек подпрыгивает, нервничая и паникуя от выстрелов. Шики сочувствует, хотя какой-то угол в её сознании настаивает, что сейчас не
время для паники: если ты не сможешь сохранить хладнокровие на плечах в разгар боя, ты умрёшь.
Этот голос в её голове подозрительно похож на Киёхиру-сенсея, если подумать.
— Пытаетесь спрятаться? Это не сработает!
Ладно, сейчас не время отвлекаться.
Шики не носит с собой никакого оружия. Она не думала, что ей понадобится что-то подобное — не говоря уже о том, что меч был длинным и громоздким, чтобы его мог носить с собой ребенок, — но очевидно, что это была оплошность с её стороны. Очень серьёзная оплошность.
Зазубренный кусок слишком горячего металла, который Шики удается вытащить из-под обломков машины, обжигает ей руки, но маленькая девочка, несмотря ни на что, крепко держит его.
— Послушай, я не в настроении играть, — снова звучит голос пользователя проклятия. Ближе, ближе,
ближе. — Так что просто избавь меня от всех неприятностей и…
Шики бросается вперёд.
«Ты талантлива», — сказал ей Киёхира-сенсей раньше, только один раз.
Но ты молода. А таланта не всегда достаточно.
Пользователь проклятия
быстр. Не так быстр, как Киёхира-сенсей или Исао-сан, но определённо намного быстрее, чем Шики, даже несмотря на то, что проклятая энергия улучшала её движения, как её учили. Перед её глазами вспыхивают красные линии, но женщина движется слишком быстро, чтобы Шики даже попыталась нанести удар своим импровизированным оружием. Вместо этого первый удар Шики попадает пользователю проклятия в голень. Женщина
шипит, и раздаётся громкий
треск…
Прицел. Направлен прямо на Шики. На неё направлен ствол, ей нужно двигаться…
Но в следующий момент Шики оказывается совершенно ошеломлённой резкой вспышкой боли, пронзившей её ребра от молниеносного удара ногой. Удар настолько силен, что её тело отлетело в воздух. Точно так же, как-то, что постоянно происходит, когда она тренируется с Киёхира-сенсеем — но вместо того, чтобы удариться о деревянные половицы тренировочного зала, Шики вместо этого скользит по открытой асфальтированной дороге.
Это больно. Её спина горит, кусочки гравия и бог знает что ещё впивается в её воспалённую, кровоточащую кожу.
— Шики-сама!
— Так
просто. Тебе нужно научиться обращать внимание не только на мой пистолет, маленькая одзё-сама! — Шики едва удалось снова выпрямиться, как пользователь проклятия в вихре движений налетела на неё. Девушка поднимает своё импровизированное оружие как раз вовремя, чтобы отразить ещё один резкий удар, но в какой-то момент оказывается обезоруженной, поскольку её безжалостно сбивают с ног.
— Хм. Да, неудивительно, что у тебя только один охранник — ты определённо не Годжо Сатору, — слова женщины звучат снисходительно, она растягивает слова, когда смотрит на Шики. — Твои «Глаза Разрыва» могут позволить тебе разрезать всё, что ты трогаешь, но если у тебя нет физической способности действительно что-либо разрезать, тогда очевидно, что это бесполезно.
Лезвие сверкает на последнем слове. Непроизвольно с губ Шики срывается тихий вздох, когда нож пронзает её правое плечо, прямо в землю перед ней.
Больно,
больно. Гораздо больнее, чем когда-либо на тренировке с Киёхира-сенсеем.
— О-откуда вы это знаете? — недоверчивый голос молодого шофёра звучит вдалеке сбоку. — До сих пор не было никаких официальных записей о способностях Шики-самы!
— О, пожалуйста, — фыркает пользователь проклятия. — Новое глазное проклятие… ты думаешь, есть хоть какой-то шанс сохранить что-то подобное в секрете? Мой клиент не особо стеснялся сообщить мне подробности, понимаешь.
— Ваш клиент?
— А-а! У дамы губы запечатаны, — говорит женщина, сжимая губы. — Есть такая вещь, как «конфиденциальность клиента», я хочу чтобы вы знали.
Бледные пальцы не слишком нежно касаются кровоточащего плеча Шики, и маленькая девочка непроизвольно вздрагивает от резкого прикосновения.
— Я бы действительно не советовала переезжать, маленькая одзё-сама, — небрежно говорит пользователь проклятия. — Или, если уж на то пошло, вытащить тот нож самому. Может быть, ты никогда больше не сможешь пошевелить рукой, понимаешь?
Женщина поднимает руку, пальцы блестят от крови Шики. Другой рукой она вытаскивает…
ещё одну куклу?
Необъяснимым образом Шики вспоминает безголовую куклу, которую женщина уронила ранее, когда впервые появилась.
Без головы.
Безголовый, как Исао-сан. Значит ли это?
— Моя проклятая техника, — заявляет женщина с видимым удовлетворением, — «Кукла Линк». Она требует крови из раны, нанесённой цели моей собственной рукой, и куклы в качестве медиума. После этого любая травма, нанесённая кукле, отражается на тело цели. Отличная техника, не правда ли?
На её глазах женщина формирует печать и крепко сжимает куклу окровавленной рукой —
кровью Шики — а затем в воздухе возникает резкий всплеск проклятой энергии, который не оставляет абсолютно никаких сомнений в том, что происходит, когда женщина завершает ритуал.
Шики не
чувствует никаких изменений, но при виде этого у неё по спине пробегает холодок.
— Мой клиент хочет, чтобы ты была жива, так что это просто для страховки, — пользовательница проклятия машет своей только что проклятой куклой перед лицом девочки. — Так что будь хорошей и оставайся там, где стоишь, ладно?
Не дожидаясь ответа, женщина поднимается с того места, где она прижала Шики к земле, и поворачивается в сторону дрожащего молодого шофера.
— Что ж, у тебя был шанс бежать. Хочешь сказать что-нибудь напоследок?
Бежать.
У неё всё болит, особенно плечо. Сердце Шики колотится в груди,
тук-тук-тук, и это… это
расстраивает. Не передать словами, это чувство, когда тебя так легко превзойти и ты совершенно беспомощна!
Шики поднимает левую руку, и её пальцы сжимают рукоять ножа. Того самого ножа, которым пользовательница проклятия полностью пронзила ей плечо — того самого, которого она не удосужилась достать.
Бежать. Бежать!
— Зачем ты это делаешь?
— Правда? Мы собираемся так играть? — женщина преувеличенно вздыхает на вопрос молодого шофера. — Ну, у всех есть важные им люди. И у меня есть,
две прелестные маленькие дочки, о которых нужно заботиться, понимаешь? Я не могу навсегда оставить их расти одних посреди этой чертовой глуши, и когда эта работа будет завершена, у меня наконец-то появятся деньги, чтобы перевезти их в город.
— Только ради этого ты думаешь… ты думаешь, что
убийство — это выход?! — голос молодого человека звучит почти истерично. — Даже убийство детей?
— Слезай со своей высокой лошади, — резко возражает пользовательница проклятия, сверкая тёмными глазами. — Какой маг не убивал раньше? «Убийца», ха. Нужно ли мне напоминать тебе, что телохранитель твоего одзё-сама только недавно
убил всю мою команду?
Молодой человек отшатывается: — Но даже так, это всё равно…!
— Ты чертовски
скучный, — закатывает глаза женщина. — Я знаю такой тип. Самоуверенные и самодовольные лицемеры.
Неважно. Я устала тратить время на разговоры с тобой, просто…
С внезапным криком молодой человек бросается на неё.
— Ты
дурак.
Нет. Не дурак.
Он видел, как Шики выпрямилась позади женщины. Он увидел её и мгновенно принял решение привлечь к себе внимание. Пуля попадает в него сбоку, и он падает с криком боли, но не раньше, чем достигает женщины. Не раньше, чем он бросается на неё и сбивает с ног.
Шики проводит присвоенным ей ножом по трясущимся конечностям, одним ударом разрезая лодыжки противницы…
Женщина
кричит.
Шофёр делает резкое движение головой снизу вверх, ударив её головой и хватая куклу у неё в руках…
Женщина сжимает руку в кулак. Шики задыхается от ощущения фантомной руки, сжимающей её тело.
Она не может двигаться. Она не может
дышать. Она не может!..
— Шики-сама! — кричит молодой человек, каким-то образом успешно уловив её шипение, плюясь в пользователя проклятий под собой в панической борьбе. Возможно, это сила отчаяния. И внезапно невидимое давление исчезает из тела Шики, и она снова может дышать. — Кукла у меня! Пожалуйста, вам нужно…
БАБАХ.
Карие глаза. Тёмно-коричневые, почти чёрные.
Это такая бессмысленная, неуместная деталь, на которой стоит сосредоточиться. Но в ту долю секунды, когда Шики поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза молодому шофёру, это всё, что она может заметить.
А затем прямо посередине его лба появляется пулевое ранение, сопровождаемое кровавыми красными брызгами.
Молодой человек падает.
Она даже не знает его
имени, а теперь он… мёртв. Мёртв, как Исао-сан. Из-за
неё.
— Ты чертовски
глуп! — рычит женщина, её лицо исказилось от ярости. Она садится, с отвращением отталкивая от себя вялый, окровавленный труп шофера. Труп. Это верно. Теперь он всего лишь
труп — хотя всего несколько секунд назад он жил, дышал и
сражался . Шики это видела. Она видела всё это так
ясно. — чёрт, чёрт,
чёрт, мои ноги, мои ноги!
В следующий удар сердца женщина поворачивается к Шики, её глаза горят пылающей яростью: — Как ты
смеешь!
Она угрожающе поднимает кулак…
Нет. Нет, женщина не просто поднимает руку.
У неё снова есть проклятая кукла.
— Порезала мне лодыжку, да? — руки пользователя проклятия злобно сжимают ноги куклы, и Шики падает на землю, как камень, когда мучительная боль без предупреждения пронзает её ноги. Перед глазами неестественно мерцают жуткие линии, яркие и пульсирующие…
— Может, мне просто оторвать тебе ноги, — злобно шипит женщина. — Или как насчёт рук? Что ты об этом думаешь, одзё-сама?
Правая рука куклы выгибается назад под невозможным углом. Соответственно, из правой руки Шики раздаётся слышимый
треск, сопровождаемый ещё одним головокружительным приступом боли, грозящим захлестнуть её чувства.
Тихий, болезненный звук сорвалась с губ Шики.
— Моему клиенту, возможно, хотелось бы, чтобы ты была жива, но он никогда не уточнял, в каком состоянии, — злобно и с ненавистью смотрит женщина. Затем
улыбается. — Так что я не оторву тебе голову, как твоему телохранителю. Но непослушным девочкам нужно преподать урок.
Агония, которая вновь вспыхивает внутри её тела, раскалена добела и обжигает. Из-за этого трудно сформулировать какие-либо связные мысли, трудно сконцентрироваться…
Но, несмотря на каждый новый импульс мучительной боли, проклинающей хрупкое тело Шики, каким-то образом она замечает что-то…
мерцающее в воздухе.
Мир Шики — мир, полный смертоносных красных линий, и сейчас мало что изменилось. Но… теперь в этом есть нечто большее. Треснутые линии покрывают всю землю, на которую она истекает кровью, но, несомненно, есть что-то
ещё в бесчисленных линиях, раскинувшихся перед ней, извивающихся и поднимающихся по спирали в открытый воздух.
Кровь стекает по её разорванному плечу, боль пронзает кости. Но почему-то теперь боль воспринимается ею лишь как далёкая запоздалая мысль, поскольку Шики обнаруживает, что её внимание полностью поглощено новыми линиями, сливающимися перед её глазами.
— Жёлтыми.
— Ха? Что это? — между тем насмешливо звучит женский голос. — Ты наконец-то не пределе? Теряешь там свой маленький разум, одзё-сама?
Правый мизинец куклы безжалостно и губительно раздавлен. Шики смутно осознает, как её собственный мизинец правой руки становится фиолетовым и покрывается пятнами с тошнотворным
щелчком, обмякшая так, как нормальный палец не смог бы.
Но она
видит это, наконец, видит это в данную секунду с кристально-идеальной ясностью…
Жёлтая линия.
Эта отчетливая жёлтая линия, кружащаяся в воздухе и ярко светящаяся, соединяет Шики с куклой в руках женщины. Она видит это так
ясно. С каждой секундой, всё яснее и яснее.
Открыть и закрыть.
Теперь она это понимает.
— Твоя техника, — говорит Шики тихим шёпотом, — жёлтая. Как подсолнухи.
— О чем ты, черт возьми?
Шики игнорирует женщину.
К этому моменту маленькая девочка уже давно потеряла счёт всем травмам, которые получило её тело. Её правая рука бесполезна. Три пальца на левой руке были сломаны так же, как и мизинец, включая большой палец, из-за чего она не могла даже правильно держать нож. Всё болит,
болит, намного хуже, чем на любой тренировке, которую она когда-либо испытывала. Но голос Киёхиры-сенсея постоянно эхом звучит в её голове, говорящий ей такие вещи, как
«Брось своё оружие и умри», и каким-то образом Шики находит в себе силы крепко сжать нож в руке, даже несмотря на ослепляющую боль.
Затем она поднимает руку и
режет.
Желтая линия мгновенно исчезает под острием её клинка без особой помпы, растворяясь в небытии.
(Возможно, это всего лишь её воображение, но на какой-то момент Шики чувствует себя такой
лёгкой. Как будто всё это время её тело сковывали невидимые кандалы, которые наконец-то исчезли.)
— И что это должно было сделать, маленькая одзё-сама? — несмотря на всю браваду женщины, в её голосе всё же слышится слабая нотка чего-то слегка тревожного. Но оно исчезает достаточно быстро, и следующие её слова звучат уверенно и высокомерно. — Просто оставайся на месте и сиди спокойно. Ты ничего не можешь сделать, все твои охранники мертвы, и достаточно скоро ко мне прибудет подкрепление. Но не волнуйся, я не планирую уничтожать свой талон на питание.
Не говоря ни слова, Шики медленно поднимается на ноги, неровно покачиваясь от боли. Что-то скрежещет с внезапной, острой агонией в её лодыжке, когда она пытается надавить на левую ногу, что чуть падает обратно на землю. Шики инстинктивно хватается за правую руку, и её рука
горит по всей длине.
Но это не мешает Шики снова встать на ноги.
— Ты жаждешь наказаний или что-то в этом роде? — пользователь проклятия, кажется, озадачена сопротивлением, которое она видит. — Какую часть фразы
«оставаться на месте и сидеть тихо» так трудно понять?
Женщина
выкручивает кукле ногу…
Но ничего не происходит.
Никакой дополнительной, необъяснимой боли нет. Нога Шики не искажается неестественно. И хотя она хромает, медленно приближаясь к пользователю проклятия, Шики не колеблется.
— Что…? — женщина хмурится. Снова сдавливает ноги куклы своими руками и шипит, когда Шики остаётся совершенно незатронутой. Её пальцы сжимают куклу всё сильнее, сильнее и сильнее — прежде чем до неё наконец доходит: Шики больше не под контролем её проклятой кукольной техники.
Её челюсть недоверчиво отвисает.
— Как, чёрт возьми, ты… т-ты можешь
нейтрализовать проклятые техники? Как?! Это ведь не твоя техника!
Действительно, проклятая техника Шики, конечно, не является отрицанием других проклятых техник. Вместо этого способности Шики вращаются вокруг восприятия
смерти, и большая часть всего, что существует в мире, имеет недостатки. Деревья, камни и цветы. Люди.
Проклятые техники, очевидно, не являются исключением.
Начало и конец. Открыть и закрыть.
Женщина ругается и отчаянно шарит за спиной, а Шики медленно приближается к ней. Она выхватывает пистолет, направляет его на ноги Шики и без колебаний стреляет…
Но ничего не происходит. В тишине раздаются пустые щелчки, и отчётливый ужас, наконец, мелькает на лице женщины при осознании этого.
У пользователя проклятия больше не было ни пуль, ни оружия, которое она могла бы использовать. Шики больше не была заложницей своей проклятой техники. А наложившая проклятие была обездвижена — сухожилия на её лодыжках ранее были перерезаны, так что у неё не было возможности даже бежать. Драка с безымянным шофером также не оставила её полностью невредимой.
Ситуация уже складывалась не в её пользу.
Но ни один уважающий себя колдун не сдаётся без боя, даже пользователь проклятия. Особенно, возможно, пользователь проклятий. Шики наклоняет голову в сторону, легко уклоняясь от брошенного в неё пустого пистолета, и бесстрастно наблюдает, как женщина решительно сопротивляется, поднимаясь на локтях и пытаясь отползти.
Это тщётное усилие, и они оба это знают.
Кровавые следы Шики останавливаются прямо перед носительницей проклятия, лишая её возможности спастись.
— Не делай этого, — торопливо говорит женщина, прежде чем Шики успевает открыть рот, чтобы что-нибудь сказать. — Ты не хочешь этого делать, поверь мне. Я сдаюсь! Я сдаюсь, ясно? У тебя наверняка есть вопросы, которые ты хочешь мне задать?
Не совсем. Когда Шики смотрит на пользовательницу проклятия сверху вниз, ей в голову не приходит ни одного вопроса. Всё, о чём она может думать, это о том, как шофёр отчаянно пытался защитить её, даже несмотря на собственный ужас. Как молодой человек упал, как марионетка с перерезанными нитями, с тёмной пулей посреди лба. Странное выражение лица, с которым Исао-сан смотрел на неё прямо перед тем, как у него отвалилась голова. И
удовлетворение, которое загорелось в глазах женщины при их смерти, маниакально ликующее и совершенно нераскаянное.
Даже сейчас Шики всё ещё не чувствует желания плакать. Но внутри её груди есть что-то… странно, непостижимо пустое.
Пользовательница проклятия вскрикивает, когда единственная реакция Шики — молча поднять нож в руке.
— Подожди, подожди, какого черта?! — она вырывается. — Слушай, мне жаль насчёт телохранителей, если ты из-за этого злишься, но это была всего лишь часть работы! Я даже не собиралась тебя убивать! А живой я тебе принесу больше пользы, не надо, ты это понимаешь?!
— Но я хочу убить тебя, — просто говорит ей Шики.
Это заявление сразу же подавляет любые дальнейшие протесты женщины, поскольку она смотрит на маленькую девочку широко раскрытыми глазами и ошеломлённо молчит.
На короткий миг между ними повисла бесконечная тишина.
— «Гражданский ребёнок из обычного происхождения» — наконец говорит женщина, тёмные глаза закрываются, а на её губах появляется горькая улыбка. — Химэ-сама, ты
дура.
Шики поднимает нож. Её рука слегка дрожит, вероятно, из-за многочисленных ушибов и сломанных пальцев.
Маленькая девочка делает паузу. Затем, задумавшись, она вспомнила, какие слова женщина ранее сказала молодому шоферу, — Есть последние слова?
— Нет, — улыбка пользователя проклятия становится шире. — Просто сделай это побыстрее, хорошо?
Острие ножа в руках Шики тут же замирает, а затем падает вниз.
***
Это… просто.
Так просто, как Шики всегда тайно и подозревала, что будет. Должно быть сопротивление, она знает. Когда лезвие режет сквозь плоть, должно быть сопротивление. Когда оно бьётся в кость, должно быть сопротивление. И лезвие ножа короткое, чересчур короткое для того, чтобы разрезать насквозь тело взрослого человека, так или иначе.
Но всё это не имеет значения, учитывая технику Шики. Её нож легко скользит в трещины этих красных линий, разрезая чисто, без всякого сопротивления, поскольку плоть и кости легко разделяются под кончиком её клинка. Чувства Шики тут же подвергаются сильнейшему воздействию тяжелого, резкого запаха крови, когда пользователь проклятия разваливается на части из-за отсутствия лучшего описания.
Тело женщины с мокрыми мясистыми брызгами аккуратно разделяется на шесть отдельных неровных частей, разбросанных по асфальту.
Это…
Это кроваво. Кровь, тут так много
крови. Это всё так кроваво, так грязно, и это… так… так
много всего. Действительно ли человеческое тело содержит столько крови? Кровь женщины красно-черная и густая, и Шики кажется, что она видит, как что-то тёмное и мясистое выливается из открытой грудной клетки женщины на землю. Она не знает, что это такое.
Шики продолжает смотреть.
Это пробирает морозом до костей, и зловеще, и
тревожно — зрелище перед ней. Зрелище человека, разрезанного на куски вот так. Но почему-то, толкаемая странным импульсом, который она не может точно назвать, Шики оказывается медленно приседающей и тянущейся одной рукой, чтобы погрузить свои пальцы в ту красно-черную кровь, растекающуюся повсюду.
Тёплая.
Кровь тёплая. Такая тёплая. И в отличие от того, как она выглядит на земле, собранная в лужи и тёмная, когда Шики отдергивает руку, ясно видно, что кровь женщины сияет на её коже ярким багрянцем.
Почти таким же ярким, как бесконечные красные линии, пульсирующие в мире вокруг неё.
Шики тупо смотрит на кровь на своих руках. Кровь, которую она пролила. Кровь, которую она
решила пролить.
— Ах, — вздрагивает она, наконец, осознав. — Я… нарушила своё обещание.
Верно, её обещание. Она ведь обещала Кенто-оджичану, не так ли? Но сегодня всё произошло так быстро, так внезапно, и Шики не… она даже не задумывалась…
«Обещай мне, что будешь осторожна», — попросил её Кенто-оджичан.
Обещай мне, что ты выживешь.
Но это было не что-то подобное. Это не было… это не была какая-то ситуация между жизнью и смертью, где для Шики стоял вопрос: убить или быть убитым. Возможно, это было для Исао-сана и безымянного шофёра, но… не для Шики. Пользовательница проклятия совершенно ясно дала понять, что не планировала убивать Шики. Да, она нанесла Шики всевозможные мучительные ранения, используя свою кукольную технику, но не пыталась её убить.
И Шики сознательно решила убить её, несмотря ни на что.
Может быть, дело в взгляде женщины, думает она про себя. То видимое удовлетворение, которое она заметила, когда женщина грациозно уронила обезглавленную куклу Исао-сана на землю и раздавила её ногой. Или, может быть, это было то, как пользовательница проклятия злобно застрелила молодого шофера, с выражением её лица, наполовину злобным и улыбающимся.
Пользовательница проклятия. Шики знает этот термин. Эта женщина была магом, которая использовала свою технику, чтобы убивать и причинять вред другим, и явно не испытывала никаких сожаление касательно моральной стороны того, что делала. Она наоборот этим
активно наслаждалась.
А может быть, может быть, это вообще не имеет к этому никакого отношения. Возможно, Шики просто пытается оправдаться. Это тоже может быть. Возможно, Шики просто пытается оправдать своё решение впоследствии. Но это не изменит правды о том, что произошло: Шики решила кого-то убить. Человека.
Простит ли ей Кенто-оджичан это? Шики знает, что Кенто-оджичан любит её, но что-то в этом роде… она не знает. Она действительно, действительно не знает. Что бы Кенто-оджичан подумал о Шики, если бы узнал, что она использовала свою способность не для того чтобы убить проклятия или защищать себя, а вместо этого пачкала свои руки кровью другого человека?
Даже в буквальном смысле этого слова.
Внезапно Шики поспешно встаёт и выпрямляется, хотя внезапное движение заставляет её неравномерно покачиваться от приступа головокружения. Откуда-то из её ног раздаётся новый приступ боли, но Шики решительно игнорирует это.
Ей нужно… ей нужно уйти. Да. Ей нужно найти помощь. Шики в настоящее время застряла на горной дороге, окружённая тремя трупами и, возможно, ещё несколькими где-то немного в стороне от дороги, и ей нужно… уйти. Разве пользовательница проклятия не упомянула что-то о том, что подкрепление уже в пути?
Шики тяжело ранена и вооружена только окровавленным ножом. Она совсем потерялась и у неё нет телефона. У шофёра, вероятно, тоже нет телефона, потому что Шики не помнит, чтобы видела его с ним, и любой в здравом уме определённо попытался бы позвать на помощь, когда оказался под атакой. Так что.
Маленькая девочка осторожно, хромая, возвращается к холодному обезглавленному телу Исао-сана. Слегка спотыкаясь, она изо всех сил хлопает в ладоши перед собой искалеченными руками, решительно игнорируя сопутствующий всплеск боли и уважительно кланяясь.
— Пожалуйста, извините меня, Исао-сан.
К счастью, у Исао-сана
есть при себе телефон. Шики открывает раскладушку и делает паузу, понимая, что… на самом деле не знает, что делать. Она никогда раньше не пользовалась телефоном, хотя в целом знает его суть? Надо вывести цифры и нажать на кнопку «вызов», верно?
Хорошо, что Кенто-оджичан заранее позаботился о том, чтобы Шики запомнила его номер…
Шики не хочет звонить Кенто-оджичану. К ней приходит жестокое осознание, быстрое и внезапное в своей парализующей интенсивности.
Тогда, есть ещё другой номер, который она знает наизусть.
Маленькая девочка медленно опускается на землю на трясущихся ногах, осторожно стараясь не усугубить свои травмы и осторожно нажимая кнопки на телефоне. Требуется несколько попыток, поскольку её руки почему-то снова необъяснимо дрожат. Вероятно, из-за сочетания боли и усталости.
Маленькая девочка смотрит в сторону, садясь. Голова Исао-сана всё ещё лежит там, вся в крови, и это…
Ей кажется не совсем правильным просто
оставлять его там вот так. Шики колеблется, но прежде, чем она успела усомниться в себе, осторожно протягивает руку и поднимает его голову.
Это кажется… странным. Шики чувствует себя странно.
Она старается не думать об этом слишком много.
(Кожа Исао-сан под синяками на кончиках пальцев холодная. По коже пробегают мурашки.)
Телефон Исао-сан звонит, звонит, звонит у неё в ухе. Статический звук, который почти гипнотичен в кровавой тишине, до такой степени, что Шики почти засыпает…
Затем на другом конце раздается тихий
щелчок.
«Если дело в том, что я забыл о занавеске, то я уже знаю, ясно? Яга-сенсей уже отругал меня за это раньше! Скрытность, тайна магического мира, и так далее, да-да-да-а…»
— Сатору-оничан, — автоматически вырывается из уст Шики при знакомом голосе её кузена, прежде чем она даже успевает что-то сказать.
На другом конце линии следует отчетливая пауза, за которой следует удивлённое:
«Шики? Что ты… подожди, почему у тебя телефон Исао?»
— Исао-сан был назначен мне, когда я покинула территорию ранее, — отвечает Шики. — Сатору-оничан, на нас… напали, когда мы ехали в машине. Сейчас всё в полном беспорядке. Я, эм, я действительно не знаю, что делать дальше.
— Напали?! — голос её кузена резко повышается. — Что за чёрт, просто… подожди, не сейчас, Сугуру, мне звонит моя милая маленькая двоюродная сестра… извини, не обращай внимания на это. Ты сказала, что на тебя напали? С тобой все в порядке?
— Да. Немного избита, но со мной всё в порядке, Сатору-оничан, — конечно, с ней всё в порядке. В конце концов, Шики — единственная оставшийся в живых человек.
— Знаешь что, думаю, мне придётся оставить свое мнение об этом при себе, — Сатору-оничан цокает языком, явно недовольный. Затем требовательно говорить. — Где Исао? Он всё ещё с тобой?
Шики рефлекторно смотрит вниз, где на её коленях сейчас лежит обезглавленная голова Исао-сан.
— Да?
— Хорошо. Можешь дать ему телефон?
— …
Шики с опозданием понимает, что ей, вероятно, следовало упомянуть об этом в самом начале их разговора.
— Исао-сан мёртв.
— Он ЧТО?
***
Ощущение времени у Шики размывается после того длительного телефонного звонка. Может быть, это несколько минут, может быть, час. Но в конце концов она поднимает взгляд и видит Сатору-оничана, присевшего перед ней, и…
И это так
глупо.
Шики не плакала, когда Исао-сану на её глазах оторвали голову. Она не плакала, когда убили безымянного шофера. Она не плакала, когда пользовательница проклятия использовала технику своей куклы, чтобы нанести всевозможные травмы её телу.
Но как только перед ней появляется Сатору-оничан, у неё внезапно начинают слезиться глаза.
Как ни странно, радостная улыбка её кузена тут же сменяется выражением ужаса.
— Почему ты плачешь?!
Шики тоже не знает! Маленькая девочка всхлипывает в тщётной попытке сдержать слезы и заикается.
— Мне очень жаль…
— Чёрт, это выглядит не очень хорошо, — позади Сатору-оничана появляется темноволосый молодой парень.
Гето Сугуру-сан, смутно вспоминает Шики. Одноклассник Сатору-оничана. — Там слишком много крови, я удивлён, что это ещё никого не привлекло. Давай, мы должны…
Лаконичный, деловой тон Гето-сана прерывается в тот момент, когда его взгляд останавливается на Шики, и он
бледнеет.
— Она
держит чью-то голову?!
Это не столько актуальный вопрос, сколько откровенное ошеломлённое восклицание. Ошеломлённое недоверие. Вопрос, который не требует настоящего ответа, особенно тогда, когда истина видна. Шики и Сатору-ониичан одновременно смотрят вниз, туда, где Шики всё ещё держит голову Исао-сан поверх своего окровавленного кимоно, и её кузен тут же строит рожу.
— Да, я думаю, что в этом вопросе я на стороне Сугуру, — говорит он ей. — Какого черта?
— Язык, — выпаливает Шики, инстинктивно обращаясь к своему внутреннему Киёхире-сенсею. — Я не знаю, я просто… мне показалось неправильным просто оставить Исао-сана вот так на земле? И я… действительно не знала, что ещё делать.
Под конец даже Шики может сказать, что её неуверенное объяснение немного тусклое. Но на самом деле она… она действительно не знает, как это объяснить или о чём она думала в тот момент. Что заставило её поднять
обезглавленную голову Исао-сана и держать её?
Но она… она тоже не могла просто так оставить его. Так что же она должна была сделать?
Сатору-оничан долго смотрит на неё, явно не впечатлённый.
— Ну, во-первых, это крайне антисанитарно…
— Сатору!
— …и, во-вторых, — продолжает её кузен, не упуская ни секунды, — Обычно не хочется оставаться рядом с трупом мага, разве что для того, чтобы избавиться от тела. Иногда проклятая энергия становится немного… хм. Неустойчивой. Это не всегда происходит, но есть причина, по которой для этих вещей существуют определённые процедуры. Мстительные духи и всё такое, понимаешь?
— Ох, — кивает Шики. — … тогда что нам нужно сделать со всеми… телами?
—
Ты ничего не будешь делать, — твёрдо говорит Сатору-оничан. — С другой стороны,
я собираюсь сделать несколько звонков, чтобы вызвать сюда команду по уборке. И выяснить, кто, чёрт возьми, подумал, что это хорошая идея позволить тебе уйти только с Исао для такой защиты.
Шики на мгновение задумалась.
— Киехёра-сенсей сказал, что Исао-сан был «первым классом».
Седовласый подросток фыркает.
— Ты шутишь? Он
едва ли первоклассник! Я мог бы побить его, связав обе свои руки за спиной…
— Неужели сейчас самое время для этого? — Гето-сан резко врывается. — Послушай, я понимаю, что ты злишься на этого парня, но он
мёртв, а твоя маленькая кузина выглядит так, будто вот-вот снова заплачет. Нам нужно двигаться, Сатору, после этого у нас ещё есть миссия. И если если мы останемся здесь, то у нас не будет достаточно времени, чтобы зайти в школу, чтобы Сёко могла как следует осмотреть её травмы.
— Да, ты прав. — Сатору-оничан ворчит. Затем наклоняется вперёд, легко подхватывая Шики на руки, но старается не слишком сильно вредить её ранам. — И голову брось уже.
Маленькая девочка смотрит на голову Исао-сана. Это любопытное выражение лица, эти невидящие глаза…
— Шики. Голова.
Брось её.
Девушка колеблется, затем осторожно протягивает окровавленную голову Гето-сану. — Эм, не могли бы вы вернуть Исао-сана обратно в его тело?
Трудно описать выражение, которое мелькнуло на лице Гето-сана в этот момент. Что-то почти… встревоженное. Жалость?
Но… но Шики не хочет
швырять голову Исао-сана, словно мяч! Шики, возможно, вообще не слишком хорошо знала Исао-сана и не любила его, но это бы выглядело просто диким неуважением.
— Ладно, дай сюда, — наконец со вздохом говорит Гето-сан и осторожно берёт голову Исао-сан из её рук. Он поворачивается и жестко кладёт голову на тело Исао-сана.
Голова, покоившаяся на животе… зрелище выглядит таким странным, таким
резким, но это лучше, чем смотреть, как голова Исао-сана вяло катается по земле.
— Спасибо, Гето-сан, — вежливо говорит Шики.
— Не упоминай об этом, — отвечает темноволосый подросток. Затем смягчает выражение лица, даря ей лёгкую, мягкую улыбку, которая, вероятно, призвана чтобы успокоить её. — Ну. Раз уж с этим покончено, давайте пойдём, ладно?
Шики прижимается ближе к кузену и пытается ответить ему лёгкой, дрожащей улыбкой. — … Хорошо.
Допольнительная часть.
— Ладно, рассказывай. Что с ней не так?
Сатору фыркает: — Извини, с моей очаровательной маленькой кузиной всё в порядке!
Гето Сугуру безучастно смотрит на своего —
к сожалению — лучшего друга. Часть его почти хочет сбросить идиота прямо со спины воздушного проклятия, на котором они летают, благодаря собственной манипуляции проклятым духом Сугуру. Но такой детский поступок был бы совершенно бесполезен против Безграничного Сатору, не говоря уже о том, что он до сих пор держит на руках маленькую племянницу Нанами.
Девушка наконец настолько устала, что уснула рядом с ним. Это было бы почти милое зрелище, видеть их двоих, прижавшихся друг к другу, вот так — если бы рассматриваемая девушка не была с головы до ног покрыта кровью и не покрыта шрамами от ужасающего количества травм.
Годжо Шики, возможно, и выглядела на первый взгляд в полном порядке, когда кратко беседовала с ними ранее, но Сугуру не нуждался в Шести Глазах, чтобы сказать, что эти травмы выглядели не очень
хорошо.
И до сих пор выглядят также.
— Твоя «очаровательная маленькая кузина» была залита кровью и держалась за обезглавленную голову мужчины, как будто когда мы её нашли, не было абсолютно ничего плохого, — категорически говорит Сугуру. — Ты называешь это
ничем неправильным?
Сатору пожимает плечами: — меня это тоже не совсем устраивает, и я не говорю, что это хорошо. Но… ей определённо предстоит увидеть худшее, когда она станет активным магом, Сугуру.
Сугуру закрывает глаза. Делает глубокий вдох и твёрдо напоминает себе, что, несмотря на маску бесконечного веселья и легкомысленного наплевательского отношения, Годжо Сатору сам не совсем «нормальный».
Вот что значит вырасти в магическом клане?
Сугуру до сих пор помнит, как впервые встретил маленькую девочку. Племянницу Нанами. Их кохай впал в необычную панику, когда обнаружил, что его единственная оставшаяся кровная родственница внезапно бесследно исчезла из больницы. Поначалу они даже подозревали, что это было наложение какого-то проклятия особого уровня, прежде чем в конце концов обнаружили, что истинным виновником был клан Годжо.
Он вспоминает, как встретил маленькую девочку, когда Сатору похитил её из больницы. Худая, хрупкая, выглядящая так, будто сильный порыв ветра унесёт её прочь, как маленький пучок одуванчика, которого она напоминала. Белые волосы, такие белоснежные, какие он раньше видел только у Сатору, и жутко-голубые глаза.
Проклятые голубые глаза.
Но даже несмотря на эти глаза, она казалась милым ребенком, совершенно не похожим на кого-то с Шестью Глазами. Застенчивой, тихой. И то, как Шики цеплялась за Нанами, привязанность между ними… всё это было искренним.
Трудно совместить то, что он помнит, с образом, который сегодня запечатлелся в его сознании: седовласая молодая девушка, безмятежно сидящая в море крови так спокойно, как можно только представить, с чёртовой
обезглавленной головой на руках.
Тело пользовательницы проклятия, которое они нашли недалеко от неё, было аккуратно разрезано на
шесть разных частей. Сугуру, возможно, не совсем понимает детали техники девушки, но он достаточно слышал от Сатору, чтобы понимать, что она вращается вокруг «разрезания линий». Видеть результат такого применения на другом человеке… это…
Если бы Сугуру, учившийся на первом году обучения в Токийской школе дзюдзюцу, увидел эту сцену, он, вероятно, сразу же лишился бы обеда, а после этого его бы мучили кошмары в течение хорошего месяца или около того.
Действительно, это было почти облегчением, когда девушка заплакала перед Сатору.
По крайней мере, она всё ещё может плакать. Но даже в этом случае что-то во всей этой ситуации всё равно заставляло Сугуру чувствовать себя неуравновешенным, предвзятым и не в себе.
Он вздыхает.
— Могу поставить, что у Нанами будет отличный день, когда он узнает об этом, — бормочет Сугуру себе под нос, поднимая одну руку и устало потирая лоб.
— Никаких ставок, — сухо замечает Сатору.
— Ну и что дальше? — Сугуру косо смотрит на другого подростка. — Я сомневаюсь, что ты справишься, просто оставив всё так, как есть.
Да, нет. Сатору не из тех людей, которые легко привязываются к другим, он ходячая катастрофа, которым он и является. Но по какой-то причине ему, честно говоря, понравилась племянница Нанами, хотя он определённо не из тех, кто любит детей. Вероятно, это будет Хайбара, но, опять же, Хайбару нравится
все.
Несмотря ни на что. Может быть, это потому, что Сатору каким-то образом относится к ней из-за того, что у неё проклятые глаза, как и у него самого. Или, может быть, это потому, что он относится к ней совершенно на каком-то другом уровне; насколько известно Сугуру, нормальные дети, выросшие в нормальной среде, обычно
плохо приспосабливаются, когда их внезапно бросают в мир колдовства.
Чёрт возьми, даже самому Сугуру пришлось немало поучиться, и он мог видеть проклятия с того дня, как родился. Не говоря уже о том, что он был взрослым подростком с изрядной долей опыта за плечами, когда впервые познакомился с миром магов.
Шики, возможно, была воспитана нормально, но, учитывая то, что он стал свидетелем сегодня, у Сугуру нет абсолютно никаких сомнений в том, что она совершенно
ненормальна. Он лениво задаётся вопросом, осознал ли Нанами это уже в отношении его юной племянницы.
Это не обязательно
плохо, если это ненормально. Просто… честно говоря, неожиданно для Шики в этом контексте. И мягко говоря, тревожно. Или просто тревожно, в зависимости от того, как на это посмотреть.
Сатору потягивается, хотя Сугуру отмечает, что он старается не переложить на себя всё ещё крепко спящую девушку.
— Ну. Прежде всего, мы собираемся заставить Сёко взглянуть на неё, — кивает Сатору. — Поскольку я ни в коем случае не могу оставить её в школе одну, а Нанами на миссии, я решил, что после этого мы могли бы просто взять её с собой на нашу миссию. Тогда я собираюсь…
— Подожди, подожди, — Сугуру поднимает руку, уже чувствуя, как в висках нарастает новая головная боль. — Ты серьёзно? Ты хочешь взять с собой шестилетнюю девочку, когда мы должны охранять
звёздный плазменный сосуд? Разве мы не должны сначала высадить её в вашем клане или что-то в этом роде?
— Нет, — быстро отвечает Сатору. — Это не первый раз, когда мой клан серьёзно облажался с защитой Шики. Если они думают, что я собираюсь так легко вернуть ее обратно, то они определённо ошибаются.
Сугуру хмурится.
— Послушай, я понимаю, что есть что-то… отрывочное в том, что сейчас происходит в твоём клане, и я понимаю, почему у тебя есть сомнения. Но я действительно не знаю, стоит ли брать с собой ребёнка на такую миссию, особенно на то, что так уж важно. Разве ты не можешь просто оставить ее с Ягой-сенсеем или что-нибудь в этом роде?
— Яги-сенсея не будет в школе, он что-то делает со своими куклами, — Сатору качает головой. — Я имею в виду, типа того. Если мы всё равно собираемся играть в телохранителей, добавление сюда Шики не повредит, верно? Или ты хочешь сказать, что не сможешь защитить даже шестилетнего ребенка?
Сугуру пристально смотрит, хотя и без особого жара. — Я знаю, что ты пытаешься сделать, и это не сработает.
Его друг сверкает ртутной улыбкой.
— Да ладно, Сугуру, всё будет хорошо! Ты правда думаешь, что кто-нибудь сможет пройти мимо нас двоих?
Он фыркает, чувствуя, как в ответ на его губах невольно поднимается ответная улыбка.
— Хорошо, хорошо, мы сделаем это по-твоему. Но именно ты будешь объяснять Нанами весь этот разгром, понял?
— Так жестоко, — сокрушается Сатору с яркой ухмылкой.
Сугуру закатывает глаза.
