Записки Мышонка — принца и волшебника

Не знаю, каким образом я сумел сдержать искренний радостный вопль: на вокзале меня встречали миссис Томпсон и мистер Кларенс — мои гувернантка и неизменный телохранитель. Только чудом я не кинулся миссис Томпсон на шею. — Как вы выросли, ваше высочество! — заметила она, вежливо поздоровавшись. — Вас прямо не узнать! — Это лесть, миссис Томпсон, — ответил я с улыбкой. — Стану я вам льстить, вредный вы мальчик! И что это за разговорчики, где вы понабрались таких интонаций? Мы сели в машину, мистер Кларенс занял место за рулём, и мы тронулись. Я не мог рассказывать о школе и волшебстве, поэтому отмалчивался, но улыбался счастливо и расспрашивал, как дела дома. — Ваша матушка будет рада вас видеть сразу после вечернего чая. На завтра на десять утра у вас назначена встреча с мистером Дженкинсом. В одиннадцать к вам придёт учитель истории. Сидя ровно на кожаном сидении, я слушал свой распорядок на неделю и кивал в нужных местах, но радость от встречи с телохранителем и гувернанткой слишком быстро испарилась. В школе я тосковал по дому, а теперь, едва вернулся, начал скучать по Хогвартсу. Если честно — я скучал по друзьям. Я не буду расписывать подробно встречу с мамой и первый день в Кенсингтонском дворце. Упомяну только, что был рад оказаться в своей старой спальне, хотя и совершенно не мог вспомнить, зачем мне столько игрушек. Изучив их, аккуратно расставленные по местам, я попросил миссис Томпсон всё убрать. Что-то — отложить для следующих маленьких принцев, а остальное раздать на какой-нибудь благотворительной ярмарке. О чём действительно важно рассказать, так это о нашей встрече с мистером Дженкинсом. За прошедшее с января время я не начал относиться лучше к этому человеку, а он не стал ни на йоту приятнее. Обменявшись приветствиями, мы сели подальше друг от друга. Мистер Дженкинс раскрыл синюю кожаную папку, опустил в неё глаза и заговорил: — Как я вижу, Ваше Высочество, вы пренебрегли советом прекратить общение с мистером Гарри Поттером. Первое время я был недоволен, но недавно наши аналитики пришли к выводу, что это неплохо. Вы можете продолжать общение. — Благодарю, — ответил я, постаравшись вложить в одно слово побольше сарказма, как сделал бы Блейз. — Мисс Гермиона Грейнджер, судя по всему, положительная ученица, принадлежит к среднему классу. Её родители — не волшебники, для вас это благоприятное знакомство. Мистер Рональд Уизли тоже может быть полезен. Уизли — обедневшая старая аристократия, которая в прошлом не раз становилась опорой для королевской семьи. Однако, — мистер Дженкинс поднял на меня холодные пустые глаза, — общение с мистером Блейзом Забини категорически недопустимо. Он может оказать на вас дурное влияние. Я уже не говорю о том, что у него итальянское гражданство, поэтому… Я встал — меня будто подкинуло с дивана. Мистер Дженкинс замолчал. — Вы не будете указывать мне, с кем дружить! — сказал я резко. — В противном случае я попрошу вас удалиться. — Ваше Высочество, — начал он, но я прервал его одним жестом: — Решение за вами, сэр. — Ваша бабушка… — Скажет мне в лицо, что я должен выбирать друзей по вашей указке. А до тех пор я не желаю этого слышать. Оставалось только надеяться, что Дженкинс не видит, как дрожат у меня колени. Я выдерживал его взгляд, повторяя про себя как заклинание: «Я смогу, я смогу!» И будто наяву услышал насмешливое: «Не вешай нос, Мышонок!» Я не мог сдаться. — Вы не понимаете, — нарочито мягким тоном произнёс Дженкинс, тоже вставая, потому что, конечно, сидеть ему было бы теперь совершенно неприлично, — о чём говорите, насколько важна ваша миссия. — Может, вы мне о ней расскажете в таком случае? — Боюсь, ваше высочество, пока говорить об этом рано. Вы хорошо освоились в школе и получили достойные отметки. В следующем году вам стоит больше общаться с педагогами и учениками разных факультетов, в первую очередь, конечно, магглорождёнными. Также я хотел бы, чтобы вы постарались повлиять положительно на мистера Драко Малфоя. Или же удалить его из своего круга общения. Я думал долго, прокручивая в голове эти слова, и решился: — Я буду учитывать ваши рекомендации, мистер Дженкинс, но при одном условии. — Слушаю, Ваше Высочество. — Вы не станете указывать мне, с кем дружить, а с кем враждовать. Это только моё решение. Надеюсь, я выразился ясно? — Предельно, Ваше Высочество. — Вы можете быть свободны, мистер Дженкинс. Достоверности ради должен признаться, что проплакал до самого начала урока истории, но после мне стало немного легче. *** На то, чтобы пересказать дедушке основные события последнего семестра, у меня ушло два часа. Я слегка охрип, а от быстрой ходьбы гудели ноги. Мы бродили по уединённой части Ридженс-парка, и, если постараться, можно было не замечать ни охраны, ни людей, которые показывали на нас пальцами и пытались сфотографировать. Во всяком случае, я не сомневался, что нас никто не слышит. Дедушка выглядел строго. — Я допустил ошибку, сэр? — спросил я, опуская глаза и принимаясь разглядывать траву газона. — Когда не попытался забрать камень? — Я не хотел бы называть своим внуком человека, — ответил дедушка, — который так легко рискнул бы жизнями друзей за безделушку. Мы желаем долгих лет жизни королеве, это правда. Но монархия Британии куда старше Её Величества и не зависит от неё исключительно. И он мне улыбнулся. Я не сомневался, что упаду от усталости, едва окажусь в своих комнатах, но не спешил расставаться с дедушкой. Его одобрение согрело меня, развязало в груди небольшой, но тугой узелок. — Сэр, у меня есть проблема, которую я не в состоянии решить сам. Могу я попросить вашего совета? — Попробуй, — махнул рукой дедушка, и я, быстро прикинув, что именно хочу сказать, изложил суть дела: — Я упоминал своего друга Гарри Поттера. С самого начала лета никто не может с ним связаться. Я сам несколько раз звонил ему, но его родственники требуют их не беспокоить, едва речь заходит о Гарри. М… магические способы связи тоже не работают, все письма, которые ему отправляли, не получили ответа. Я беспокоюсь, но не знаю, как поступить. Что бы вы посоветовали, сэр? Договорив, я тихо выдохнул. Чего дедушка не переносил на дух, так это всяческого бормотания, повторов и несвязностей — требовал докладывать «по уставу и по форме». Кажется, я справился — вышло понятно. — Дай-ка подумать. Ты знаешь его адрес? — Я нет, но... — я задумался, — есть люди, которые могут его добыть. — В таком случае, почему бы тебе не навестить своего друга? Только для начала, конечно, согласуй с его родными визит. И без всяких там магических штучек, а королевской почтой. — Навестить? — охнул я. — Но… Сэр, я никогда не был в гостях ни у кого. Как его родные это воспримут? — О, вот это, — дедушка подмигнул, — как раз верный вопрос. Как же воспримут визит Его Высочества принца Альберта провинциальные родственники твоего друга? Что ты о них знаешь? — Гарри говорил, что они терпеть не могут магию, зато постоянно беспокоятся о мнении соседей. И… Сэр! Вы пре-предлагаете… — я даже начал заикаться от изумления и не смог договорить. Это звучало как-то совершенно неприлично и недопустимо. — Мы с тобой, Берти, — дедушка положил мне на плечо тяжёлую твёрдую ладонь, — цирковые обезьянки. Но в глазах обывателей эти обезьянки озарены волшебным светом. Думаю, твоему другу пойдёт на пользу небольшое заступничество принца. Возможно, его даже начнут звать к телефону… — он сдержанно рассмеялся. Я подумал, что не переживу этого, умру от стыда. Вот только кроме меня вызволять Гарри было некому. *** Мистер Дженкинс сообщил, что дом Гарри надёжно защищён, но только от тех, кто намерен причинить ему вред. Поэтому не было сомнений в том, что меня чары пропустят. Немного помучившись сомнениями и стеснением, я доверил организацию визита отцовскому пресс-секретарю. Тот покачал головой, недовольно поджал губы (он всегда поджимал губы, когда меня видел — такой уж человек), но пообещал всё устроить. Мистер и миссис Дурсль жили в городке Литтл-Уингинг, в графстве Суррей. Пока мы ехали, я крутил головой по сторонам — мне нечасто доводилось оказываться в жилых районах. В Литтл-Уингинге была одна церковь, три паба и бесчисленное множество одинаковых домиков. Честное слово, совсем одинаковых: два этажа, отделка светлым камнем, тёмные жестяные почти плоские крыши и маленькие палисадники под окнами. На нашу машину смотрели во все глаза — люди отрывались от прополки цветов, переставали поливать газоны и одинаково щурились. Когда мы проехали мимо какой-то женщины, я прочитал в её глазах вопрос: «Что происходит?» Как именно мистер Кларенс определил правильный дом, я не знаю. Номеров я не заметил, а других отличительных признаков найти так и не сумел. Но мы остановились, мистер Кларенс открыл мне дверцу, дошёл со мной до аккуратного крыльца и сам позвонил. Раздался мелодичный звонок, и тут же дверь распахнулась. Я оказался лицом к лицу с высокой женщиной с длинным лицом и каштановыми волосами, волнистыми и очень опрятными. Она была одета в зелёное платье, поверх которого накинула жакет в мелкий цветочек. Мне на ум пришло слово «благопристойная». Но, может, потому что я уже знал о ней из обрывочных рассказов Гарри, она показалась мне на редкость неприятной. Женщина изучала меня, и её глаза распахивались всё шире. Кажется, она не до конца верила тому, что это происходит на самом деле. — Ваше Высочество… — пролепетала она голосом, который скорее подошёл бы одиннадцатилетней девочке. — Миссис Дурсль, — я улыбнулся, — мы заочно знакомы. Надеюсь, мой визит не доставил вам хлопот? Вообще-то, я полагал, что доставил. Но после того, как по телефону на меня три раза накричал мистер Дурсль, не желающий «разговаривать со всякими уродами из школы для уродов», совесть меня не мучила. — Что вы, конечно, нет! Мы счастливы! Такая честь! Прошу вас, — она отступила в сторону, давая мне пройти, а сама выглянула за дверь. До сих пор я не бывал в обычных домах, но, конечно, видел их на картинках. Дом семьи Дурсль был куда больше хижины Хагрида и значительно меньше Большого зала. Из маленького квадратного коридора хозяйка провела меня в гостиную, где уже ждали остальные члены семьи. Но не все. Мистер Дурсль и кузен Гарри, Дадли, выглядели так, словно младший отпочковался от старшего. Оба были одеты в одинаковые смокинги, и никаких различий между ними не было — разве что младший пока не обзавёлся морщинами и усами. Оба толстые, оплывшие, с маленькими глазами, они невольно напомнили мне хэллоуинского тролля. Я поздоровался с каждым, но пожимать им руки не стал. Кинул взгляд на столик, накрытый к чаю, и спросил: — Где мистер Поттер? Миссис Дурсль взглянула на мужа; тот кивнул и улыбнулся с таким видом, словно задействовал непривычные лицевые мышцы: — Кажется, возится у себя в комнате. Дадли, позови кузена! Они появились спустя очень напряжённую минуту. Я стоял, поэтому мистер и миссис Дурсль тоже были вынуждены стоять, и всем нам было некомфортно в обществе друг друга. Гарри выскочил, лохматый и красный, в костюме слегка не по размеру, и охнул: — Правда? Ты?! — Гарри! До сих пор я не осознавал, как тосковал по школьным друзьям, и крепко обнял его — вытянувшегося меньше, чем за месяц, но отощавшего. — А говорят, по этикету нельзя обнимать членов королевской семьи! — заметил Гарри, счастливо улыбаясь. — Нельзя, если только они не делают этого первыми, — серьёзно подтвердил я. — Не желаете чаю, Ваше Высочество? — тем же странным высоким голосом предложила миссис Дурсль, и я, конечно, согласился. Чувствуя себя, по меткому дедушкиному определению, цирковой обезьянкой, я тем не менее пил невкусный чай, с трудом жевал отличное печенье и расспрашивал миссис Дурсль о её саде, мистера Дурсля — о его бизнесе, а Дадли — об успехах в школе. Гарри пил чай молча, похоже, куда больше интересуясь печеньем и наблюдением, чем участием в разговоре. А я ждал подходящего момента, чтобы сделать то, что репетировал перед зеркалом три вечера подряд. Убедившись, что все члены семьи поставили чашки, я заметил: — Кстати, я пытался до тебя дозвониться, Гарри, но как будто ошибся номером. Во всяком случае, мне сказали, что не знают ни про какую «уродскую школу и ни про какого Гарри Поттера». Представляешь? Гарри очень неприлично, но очень искренне хрюкнул, кашлянул и воскликнул наигранным тоном: — Ничего себе! Надеюсь, тебя это не сильно задело? — Скорее уж удивило. Я попросил найти номер в справочнике, но мне снова не повезло. И мне настойчиво велели никогда больше не звонить по этому адресу. — О, кхм... — завозилась миссис Дурсль. — Да, э… — протянул мистер Дурсль. — Вероятно, это какая-то ошибка. Я немедленно вызову телефонного мастера. Безобразие! Кто-то пользуется нашим номером, только представь, дорогая! Наверняка это ошибка на станции или, эм, в проводах. — Уверен, что всё наладится, мистер Дурсль, — улыбнулся я, хотя сердце стучало оглушительно, а руки дрожали. — Вообще, этим летом со связью какие-то проблемы. Ребята утверждают, что к ним ни разу не прилетала твоя сова. Она в порядке? Гарри энергично закивал: — Да, да, конечно! Видишь ли, тётя очень боится сов, поэтому я был вынужден закрыть её в клетке. — В клетке? На целое лето?! — тут мне даже притворяться не пришлось. Любой ребёнок знает, что сова — активный хищник, которому нужно много свободы и простора. Что за варварство?! — Миссис Дурсль, — я обернулся к ней, — прошу вас, проявите сострадание! Птица мучается взаперти. Уверен, вы просто не знали этого, когда попросили Гарри её закрыть. — Да, но… Ваше Высочество, у нас порядочный дом. А совы, которые летают днём… — Гарри может выпускать её ночью, правда? И волшебные совы — достаточно разумные птицы, так что она отлично поймёт объяснения и не станет прилетать в светлое время суток. — Это, конечно, возможно… — мелко покивала миссис Дурсль. — Но она будет вылетать из нашего окна! Что, если соседи спросят? — Скажете, что это питомец вашего племянника. Так и есть, верно? Допустим, он подобрал её возле школы, вылечил, и теперь она не желает улетать. Гарри даже сумел убедить руководство школы оставить птицу. — Его, кхм, школы… В заминке мистера Дурсль мне послышалось что-то неправильное, так что я наугад спросил: — Кстати, по легенде, в какую школу ты ходишь, Гарри? Я видел сигналы, которые подавали ему родственники. А вот Гарри сделал вид, что не заметил их, откинулся на спинку стула и чуть ли не по слогам выговорил: — В школу святого Брутуса для трудных подростков. Верно, дядя? Я медленно поднял брови и спросил: — И именно в этой школе, судя по всему, ты познакомился со мной. Лестно. Сначала я злился. Потом боялся. А теперь испытал приступ жесточайшего отвращения, куда более сильный, чем от необходимости копаться в драконьем навозе. Эти люди жили в чистом доме, под навесом у них стояла машина. Хозяйка пекла отличное печенье, а хозяин содержал дом в полном порядке. Они растили круглолицего сына, может, не самого одарённого подданного Её Величества, но и не худшего. Они были обычной семьёй, наверное, даже счастливой. Но в них хватало яда и ненависти, чтобы даже в таких мелочах отравить жизнь другому ребёнку, их кровному родственнику. — По легенде, я учусь в школе Гордонстаун, в Шотландии. Это учебное заведение со строгой дисциплиной и прекрасной программой. Его оканчивали мой дед, мой дядя и мой отец. Полагаю, не составит труда сказать, что Гарри попал в эту школу благодаря талантам в учёбе и связям его покойных родителей. Все трое Дурслей покивали, как китайские болванчики. Гарри вышел меня проводить — затягивать визит было бы недопустимо. На пороге он снова крепко обнял меня и прошептал со смешком в голосе: — Даже если они меня потом убьют, клянусь, это было лучшее представление в моей жизни! Он разжал руки, а я взглянул ему в глаза сквозь стёкла очков и строго сказал: — Не убьют. Не посмеют, — а потом добавил громко: — Позвоню тебе на днях! Надеюсь, вы почините телефон! Спустя три дня мы уже болтали с Гарри как ни в чём не бывало, обсуждали учебную программу и домашние задания. Не знаю, что именно там было с его учебниками, но Гарри рассказывал об эссе по трансфигурации с энтузиазмом, который пугал даже меня — человека, обречённого учиться всё лето. Правда, в одном проблема связи сохранялась: письма до Гарри по-прежнему не доходили. И его собственные пропадали, а один раз белоснежная сова Хэдвиг вернулась к хозяину сильно потрёпанной. После долгих размышлений Гермиона пришла к выводу, что дом Гарри может охраняться так же, как и дома членов королевской семьи, поэтому совиная почта и не работает. А в прошлом году этот запрет сняли, чтобы прислать Гарри приглашение в Хогвартс. Так мы и думали, пока тридцать первого июля, аккурат в день рождения Гарри, не произошло нечто очень странное.