Разбитая надежда: Собирая по осколкам

Кацуки чувствует себя разбитым — он с трудом собирает остатки сил, чтобы встать с кровати и доползти до академии, отсидеть там положенное время. Сегодня у него работа в агентстве, но он понимает, что просто не сможет чем-либо там заниматься. Поэтому набирает номер Камиджи и слушает раздражающе долгие гудки, пока та не отвечает: — Взрывокиллер, что такое? — Камиджи-сан, я сегодня не приду в агентство, — произносит Кацуки. Он прикрывает глаза, чувствуя желание закончить звонок прямо сейчас и не отвечать на глупые вопросы. — Вот как… — протягивает она. — Ну что ж, ладно. Передам Старателю. А что, кстати, случилось? Кацуки морщится — как знал, что спросят об этом. — Просто не очень хорошо чувствую. — Заболел что ли? — догадывается Камиджи. — Выздоравливай тогда. Обществу нужны здоровые герои! Попрошу Старателя дать тебе небольшой отпуск до следующей недели. Кацуки хочет возразить и сказать, что не стоит это делать, но Камиджи отключается. Он тяжело вздыхает и прячет телефон в карман. Однако домой не идет. В голове настоящая каша, и мысли, переплетаясь между собой, создают невероятную путаницу. Кацуки трет кулаком припухшие от недосыпа глаза и идет по уже известному ему маршруту. Кошмар, приснившийся ему прошлой ночью, никак не выходит из головы. Кацуки не верит в вещие сны, он считает, что все сны — это плод фантазий воспаленного от дневной усталости мозга. Но почему тогда его мозг придумал мертвую Моясу, которая общалась с ним посредством телепатии? С чего он вдруг подумал, что Моясу убили, а не она сама покончила с собой? Да, Кацуки сомневается в том, что она могла совершить самоубийство. Но кому могло понадобиться убивать ее намеренно? Кацуки мотает головой, пытаясь избавиться от всех этих мыслей. Они не приносят никакого успокоения, лишь бередят только-только начинающие заживать душевные раны. Слишком странно совпало, что Изуку вернулся тогда же, когда и она покончила с собой. Слишком неправдоподобно. Но у Кацуки и мысли не возникает, что Изуку может быть как-то связан со смертью Моясу. Тут Кацуки вздрагивает, вспомнив ожоги на его лице и щиколотках. Выглядело и правда так, словно его пытали огнем. Это действие чьей-то причуды? Если да, то Кацуки точно знает, что кроме двумордого причудой огненного типа обладает еще и Моясу. Он сглатывает, чувствуя, что его горло будто сжимает невидимая рука. «Узнаю обо всем у него самого,» — решает Кацуки больше не ломать голову. Все равно он сам не сможет догадаться, что именно произошло в ту ночь. Кацуки подходит к дому Изуку и практически взбегает вверх по лестнице, ступеньки которой скрипят под каждым его шагом. Останавливается у двери и замирает как будто в нерешительности. Что он скажет Изуку? Как объяснит причину прихода? Кацуки сжимает руку в кулак, опустив голову и уставившись на собственные ботинки, покрывшиеся тонким слоем уличной пыли. Он не хочет показаться слабым, нуждающимся в поддержке, но это именно то, что сейчас ему необходимо. Душа требует хотя бы одного прикосновения, взгляда Изуку, чтобы привести в порядок взъерошенные чувства. Кацуки стискивает зубы и, взяв себя в руки, несколько раз стучит в дверь. Прислушивается, но из комнаты доносится лишь сдавленное мяуканье кота и чье-то тихое шиканье. Тогда Кацуки давит на ручку и открывает дверь, заглянув внутрь. Кацуки отскакивает в сторону, когда из-за угла на него выскакивает Эри, сжав в руке пистолет. Он широко распахивает глаза и невольно поднимает руки, ошарашенный происходящим. Эри приглядывается к Кацуки и опускает руку с пистолетом. Широко улыбается и делает шаг к замершему Кацуки. — А, это вы Кацуки-сан! — произносит она. Кацуки косится на пистолет, который она все еще держит в руке. Слишком неестественно и странно это все выглядит — маленькая шестилетняя девочка и оружие, которым можно убить. — Совсем с ума сошла? — шипит Кацуки, оправившись от шока. — А если бы ты меня пристрелила? — Не пристрелила бы. Чизоме-сан сказал, он не заряжен! — уверенно мотает головой Эри. Но, к огромному облегчению Кацуки, садится на корточки и кладет оружие на футон. — Он мне сказал, никому не открывать дверь — это после того, как вы пришли к нам… И потом взял у Изуку-сана один пистолет и дал мне, сказал припугнуть им, если кто-то придет! — она корчит будто бы страшную рожицу и спрашивает, прорычав сквозь смех: — Ну что, я страшно выгляжу? — Пиздец как страшно, — фыркает Кацуки, закатив глаза. Он обводит взглядом комнату, но никого, кроме самой девочки и кота, зашипевшего на него и изогнувшего рыжую спину, не видит. — А где Деку с Убийцей Героев? — А они ушли куда-то, — пожимает плечами Эри. — Как сказал Изуку-сан… — добавляет она шепотом, — тренироваться. Кацуки недоуменно поднимает брови. Резко разворачивается и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Эри толкает ее и выглядывает наружу, крикнув вслед: — Вы пошли искать Изуку-сана? Кацуки игнорирует ее вопрос и пулей сбегает вниз по лестнице, сам не понимая, откуда у него появились на это силы. В голове крутятся десятки вопросов, один из которых — где они с Убийцей Героев могут сейчас быть. Кацуки понимает, что Изуку давно знает Убийцу Героев, но не может ему все равно полностью доверять. Постоянно думает, что тот навредит Изуку, и от этого сердце принимается сильнее биться в груди. Кацуки прикусывает нижнюю губу до крови и выбегает на улицу, оглядываясь по сторонам. Он обходит дом по периметру, думая, что где-то там наткнется на них, как вдруг слышит странный, непривычный звук. Что-то звенит, будто ударяют металлом и металл. Кацуки сглатывает. «Этот Убийца Героев пользуется катаной…» — думает он, остановившись. — «Может…» Кацуки идет в сторону, откуда доносится металлический звон, и с каждым его шагом он становится все громче и отчетливее. К нему примешивается топот чьих-то ног и голос, который заставляет Кацуки поморщиться от неприязни: — Что ты как неживой стоишь? Тебя так в два счета убьют! — И-извините! — откликается второй голос, в котором Кацуки узнает Изуку. Он ускоряет шаг и доходит до переулка. Рядом находится бар, окна которого кажутся темными и глухими. Кацуки прячется за нагромождением коробок из-под пива, от которых несет спиртным. Он смотрит на две фигуры, замаячившие в переулке. В них он узнает тех, кого искал — Убийцу Героев и Изуку. Изуку стоит к нему спиной, края плаща при каждом движении и прыжке поднимаются вверх своеобразными черными крыльями. Кацуки внимательно разглядывает его, не в силах отвести взгляд. Обе руки сжимают катану, лезвие которой блестит, отбрасывает солнечный зайчик, проскакавший по асфальту к Кацуки. Изуку с секунду стоит ровно, тяжело дыша судя по поднимающимся плечам. Потом он делает резкий выпад, пытаясь задеть острием Убийцу Героев, но тот парирует удар, и воздух разбивает на осколки оглушительный звук металла о металл. Изуку крепче перехватывает рукоять катаны, поднимает оружие выше, не ослабляя давления на лезвие противника. Кацуки с интересом следит за каждым его движением. Он впервые видит, как того учит сражаться Убийца Героев. Кацуки вспоминает рассказ Изуку, как мужчина учил его основам своего ремесла. На губах появляется легкая улыбка — ему кажется, что он лучше понимает, чем тот занимался все прошлые три года. Изуку поднимает катану практически на уровень лица и вдруг отходит на шаг назад, ослабляя давление. Убийца Героев, однако, не спешит воспользоваться полученным преимуществом и нанести удар по незащищенной груди. Изуку в мгновение ока поднимает катану над голову и замахивается на Убийцу Героев, но тот как будто предугадывает его удар. Уворачивается от засвистевшего рядом с ним лезвия. Кацуки широко распахивает глаза, заметив, как Убийца Героев тянется к поясу, где висят его метательные ножи. Выхватывает один из них, оказавшись в мгновение ока за спиной Изуку. Кацуки стискивает зубы и сдавленно шипит, сжав край картонной коробки: — Сволочь, так же нечестно!.. Изуку оборачивается, но выражения его лица не видно из-за того, что волосы закрывают верхнюю половину вместе с глазами. Тут он делает резкий разворот, отскочив назад. И одновременно с этим достает из внутреннего кармана пальто пистолет. Убийца Героев застывает на секунду, недоуменно уставившись на направленное на него дуло пистолета. А потом запрокидывает голову, громко расхохотавшись. — На этот раз я труп, пацан. Совсем забыл, что у тебя есть пушка с собой… — А не надо было пытаться сжульничать, — усмехается Изуку. Он переводит взгляд на собственный пистолет, крутит в руке. — Да и все равно я бы не стал стрелять… Убийца Героев подходит к Изуку и похлопывает его по плечу. Тот широко улыбается, и вид этой улыбки, адресованной не Кацуки, острой иглой чувства ревности вонзается прямо в сердце. Он поджимает губы, мысленно фыркнув. Изуку тем временем прячет катану в ножны и идет рядом с Убийцей Героев, покручивая в пальцах пистолет. Кацуки выглядывает из своего «укрытия» и встает перед ними. Изуку, который смотрел до этого на Убийцу Героев, краем глаза замечает впереди фигуру и поворачивает голову. Он замирает на месте, изумленно уставившись на Кацуки. Тут и Убийца Героев обращает на него внимание. — Смотрите-ка, кто опять пришел, — с презрением в голосе произносит он, деланно удивившись. — Каччан, что ты тут делаешь?.. «Его ожоги, » — проносится в мыслях, стоит посмотреть на лицо Изуку, — «исчезли. Скорее всего это мелкая вылечила своей причудой. Ну да, конечно, кто бы еще…» Изуку делает к нему шаг и с беспокойством заглядывает в глаза. Кацуки прячет руки в карманы и нарочито равнодушным тоном, стараясь не выдать волнения в голосе, отвечает: — Разговор к тебе есть. Пошли, поговорим. Изуку колеблется с мгновение, потом поворачивается к Убийце Героев, протянув тому ножны с катаной: — Можете, пожалуйста, отнести ее домой? Мы с Каччаном поговорим немного. Убийца Героев кивает и забирает из рук Изуку катану, проходит мимо Кацуки. И бросает на него испепеляющий взгляд. Кацуки же в ответ смело посмотрит ему прямо в глаза. Когда шаги Убийцы Героев и позвякивание его металлических шипов на обуви звучит далеко за спиной, Изуку спрашивает: — Так о чем ты хотел со мной поговорить? Что-то срочное? — Очень, — хмурится Кацуки. — Но поговорим не здесь. Изуку натягивает на нос маску, опасливо посмотрев по сторонам. Они приходят в кафе, и Кацуки заказывает чай на двоих и какие-то пирожные на свой вкус. Когда официантка уходит, приняв заказ, он откидывается на мягкую спинку диванчика и скрещивает руки на груди. Внутри кафе довольно безлюдно, лишь пара столиков во всем зале занята. Играет тихая, успокаивающая мелодия, но это никак не помогает — сердце продолжает бешено стучать в груди из-за предстоящего разговора. Изуку барабанит пальцами по столу, поглядывая то в одну, то в другую сторону. Потом все-таки первым нарушает молчание: — Вчера, когда я уходил, — начинает Изуку, не глядя на Кацуки, — твоя мама о чем-то с тобой говорила. О чем, если не секрет? Кацуки нервно сжимает кулаки под столом, а мышцы шеи невольно напрягаются и струнами натягиваются под кожей. Он поводит плечами и не сразу отвечает: — О Моясу. Она покончила с собой. Кацуки внимательно следит за реакцией Изуку. Тот как будто вздрагивает, но не выглядит удивленным. Это настораживает. Изуку опять избегает зрительного контакта и протягивает: — Вот как… Но если так, ты вчера выглядел расстроенным. А я думал, что ты будешь рад, если она… — Рад? — шипит Кацуки, не сдержавшись. Изуку поднимает на него вопросительный взгляд. Что-то кардинально меняется в его поведении. — Какой нормальный человек будет радоваться смерти другого? Да, я ее ненавидел, но… — Когда кого-то ненавидишь, то желаешь смерти. По-настоящему, не на словах. Разве нет? — Изуку щурится, и от этого недоброго выражения, мелькнувшего в зеленых глазах, мурашки бегут по коже. Он чуть тише добавляет: — Тебе она до сих пор нравится? — При чем тут… — опешив, мотает головой Кацуки, но не договаривает. Подходит официантка и ставит на середину стола прозрачный чайник из стекла, на дне которого плавают чайные листья. Из тонкого носика вверх поднимается полупрозрачная струйка пара. Перед каждым ставит по чашке и тарелку с пирожными. Желает приятного аппетита и отходит. Изуку снимает маску, молча наливает себе в чашку чай и, подув на горячую жидкость, отхлебывает немного. — Вкусный чай, — замечает он и указательным пальцем проводит по краю чашки. Поднимает взгляд и вдруг произносит неожиданно веселым тоном: — А помнишь, мы однажды встретились в торговом центре, и ты тоже позвал меня в кафе? Кацуки стискивает зубы. Как он может забыть день, когда Изуку прямо отказал ему? Но сейчас именно это воспоминания волнуют его меньше всего. — Не переводи тему, — бросает Кацуки. И сам наливает себе чай. Но не пьет его, а ставит чашку на стол перед собой, трет пальцами тонкую ручку. — Ты спросил, нравится ли мне до сих пор Моясу. Так вот — она мне никогда и не нравилась. И давай закроем эту тему. — Хорошо, закроем, — пожимает плечами Изуку. — Только тогда я не понимаю, почему ты так переживаешь из-за ее смерти. Тебе же все равно, разве нет? — Все равно, — подтверждает Кацуки, говоря чистую правду. Он не признавался себе в этом, но теперь он чувствует некоторое облегчение, потому что никто не будет донимать его и угрожать, ставить странные условия и преследовать. Кацуки лишь хочет выяснить, что же произошло на самом деле в ту ночь. Как бы он ни хотел верить Изуку, ему все равно кажется, что тот недоговаривает. — Все равно, но я не верю, что она совершила самоубийство. Изуку с шумом отхлебывает, приподняв брови. И коротко спрашивает: — Почему это? — Потому что не такой она человек, — отрезает Кацуки. — Я-то ее хорошо знаю. — Хорошо знаешь, да?.. Изуку протягивает руку, берет двумя пальцами пирожное. И надкусывает его. На уголках губ остаются следы сладкого крема, который он тут же слизывает. Кладет пирожное обратно на блюдце и проводит кончиком языка по перепачкавшимся пальцам. Кацуки неотрывно следит за каждым его движением, не в силах оторвать взгляд. Он пытается мысленно вернуть себя к серьезному разговору, но не может. Изуку сводит его с ума. Он мотает головой и, обжигая горло, делает большой глоток чая. — Пускай и не могла, — произносит Изуку, еще раз проведя по губам языком. — Но какая разница? Ее больше нет, так что теперь ты можешь спокойно вздохнуть. Так? — Так, — и правда вздыхает Кацуки. Повисает неловкое молчание, слышно лишь, как в его груди стучит сердце. Изуку с громким звоном ставит чашку на стол, кладет перед собой руки и резко спрашивает: — Ты только о своей Моясу хотел поговорить? Или что-то еще? «Не только,» — мысленно отвечает Кацуки. — «Пожалуйста, расскажи правду, ничего не скрывай… Придурок, ты же сказал, что доверяешь мне!» Сердце болезненно сжимается, стоит ему подумать, что Изуку действительно рассказал не все в тот раз, что-то утаил. Кацуки продолжает это отрицать, хотя внутренний голос с уверенностью говорит обратное. Наконец, решившись и взяв себя в руки, он спрашивает: — Деку… скажи, что именно произошло той ночью, когда ты пришел ко мне? — Я тебе уже говорил, — отпивает Изуку из чашки, пряча взгляд. — Я помню. Но я хочу понять, почему умерла Моясу. Кацуки вздрагивает всем телом, увидев, как в глазах Изуку вспыхивает злость. Словно он задел его за живое. — Почему ты так зациклен на ней? — выходит из себя Изуку, и эта реакция заставляет и самого Кацуки вскипеть. — Да потому что хочу понять, что… Но ему не дают договорить, перебив. — Что, было бы лучше, если бы она осталась жива, но убила меня? — вырывается у Изуку, и при этих словах сердце Кацуки пропускает удар. — Ч-что ты сказал?.. Кацуки впивается в край стола пальцами, сжав его. Изуку застывает, невольно выпрямившись. Глаза широко распахиваются, словно до него только сейчас дошло, что он ляпнул. Они молчат, пристально глядя друг на друга и пытаясь понять происходящее. Первым нарушает тишину Кацуки, вновь спросив, но голос на этот раз подводит его: — Еще раз… Что ты сказал? Убила бы тебя?.. Щеки Изуку вспыхивают, и он отводит взгляд. Нервно кусает губы, теребя рукав. Кацуки чувствует, как боль заполняет его грудь, сдавливая изнутри тисками. Все-таки интуиция не подвела его, и Изуку что-то скрыл от него. Даже если бы это была незначительная мелочь, Кацуки было бы обидно. Но то, что сказал Изуку — это не мелочь. Далеко не мелочь. Знай он, что Моясу пыталась его убить, он так просто не оставил бы это. Кацуки не сводит взгляда с Изуку, который продолжает молчать, будто игнорируя вопрос. Он тянется вперед рукой и хватает его за запястье, крепко сжав. Изуку поднимает голову и одними губами произносит: — Да, убила бы меня. Ну, доволен, что знаешь правду? Кацуки с трудом держит себя в руках, чтобы не перевернуть со злости весь стол, чтобы чайник и чашки полетели на пол, звонко разбиваясь об пол. Он лишь скрипит зубами, стискивает их до боли в деснах. Пытается сдержать себя, не позволить схватить Изуку за шиворот и вытащить его отсюда вон, вытрясти из него или правду, или душу. Но Кацуки понимает, что этим он ничего не добьется. Но все равно не может до конца взять себя в руки, и из груди вырывается: — Почему ты мне ничего не сказал? Блять, ты же говорил, что доверяешь мне! Так какого черта… Изуку вырывает с силой руку и прислоняется спиной к спинке диванчика. Ногти Кацуки впиваются в кожу, когда он яростно сжимает кулаки. Он верил Изуку, а тот так поступил с ним. Боль, что жжется внутри, готова вырваться наружу — ладони нагреваются, на внутренней стороне появляются крохотные искорки готовящегося взрыва. Да, Кацуки и сам не говорит Изуку всей правды, голос совести напоминает об этом. Он умалчивает о том, что согласился помогать в расследовании Всемогущему, но это совершенно другое. Об этом нельзя говорить. Тем более он делает все ради спасения Изуку, а ради чего Изуку скрывает от Кацуки правду — не известно. — Ну, сказал бы я тебе все, как есть? И что? Что изменилось бы? — подает голос Изуку. — Я хотел, чтобы все считали, что Моясу покончила с собой. Вот и не говорил про нее. Это раз. Во-вторых, ты бы мне поверил, скажи я, что меня спасла Ихиро? Да я и сам бы себе не поверил, — выдыхает он. — Но это правда. И, из-за того, что эта мразь умерла слишком… слишком быстро, я решил отомстить ее родителям таким способом… Но кто бы знал, — усмехается он болезненно, — что тебя это тоже расстроит… — Меня не расстроило… — начинает ошарашенный Кацуки, чувствуя, что после слов Изуку у него в голове все перемешалось. Сначала Моясу, теперь Ихиро. Что вообще тогда произошло? — Не расстроило говоришь? — поднимает брови Изуку. — А не на тебе ли вчера лица не было после разговора с мамой? — Я просто был в шоке… — Кацуки не понимает, почему начинает оправдываться перед Изуку. От услышанного голова идет кругом. — Ты говорил про Фукувару, — продолжает Изуку, пропустив мимо ушей слова Кацуки. — Говорил, что найдешь его, чтобы отомстить. А ты знал, что он отец твоей Моясу? Ты знал, что Моясу просто сумасшедшая? Это из-за тебя она держала меня связанным, чуть не сожгла меня и не убила… Хотела убить, потому что ты выбрал меня и бросил ее! Хотел, чтобы я все это тебе рассказал? Чтобы ты потом винил себя во всем? Изуку замолкает, скрестив руки на груди. Как будто он наконец-то смог выговориться, излить все, что накопилось в его душе за все это время. И Кацуки с болью смотрит на Изуку, вспомнив ужасные ожоги, покрывавшие его лицо. И сердце сжимается, разбивается на тысячи острых осколков, которые до крови режут внутренности. Он чувствует жгучую ненависть к Моясу, которая так поступила с Изуку. Но и ненавидит и самого себя за то, что позволил себе пожалеть ее. — А с хера ли ты сейчас выставляешь меня виноватым? — Кацуки неожиданно даже для самого себя ударяет кулаком по столу, так что посуда звонко звякает, подпрыгнув. Изуку, отпрянув, недоуменно смотрит на него. — Я хочу знать правду, потому что переживаю за тебя. До тебя, идиота кусок, еще не доперло это? Отношения — это когда друг другу доверяют, а не просто сосаться и держаться за ручку, понимаешь, а? Кацуки вкладывает в эти слова всю душу, все чувства, переполняющие его сердце. Изуку сглатывает, и в его глазах отражается печаль, но Кацуки не обращает на это особого внимания. Он немного успокаивается, но боль никуда не исчезает. Загнанным в угол зверем продолжает пытаться вырваться наружу. Кацуки жмурится, подняв руки и спрятав в них лицо. Он сидит так некоторое время, пока не слышит голос Изуку, тихий и заставивший сердце забиться быстрее: — Да, ты прав… Я не должен был скрывать от тебя правду. Прости меня. Кацуки опускает руки и смотрит на него. Тот ерзает на одном месте, его явно теперь терзает совесть. Дрожащей рукой Изуку хватает чашку, но она выскальзывает из пальцев. Заваливается на бок, и горячий чай проливается на стол. Изуку ойкает, отдернув руку. Дует на обожженное место. Кацуки хватает салфетки из салфетницы, стоящей на краю стола. И принимается промачивать разлившийся чай. Изуку замирает, сжав собственную руку другой рукой. Подбегает официантка и спрашивает его, одновременно с этим вытирая стол: — Вы не обожглись? Все в порядке? Изуку мотает головой, чувствуя неловкость. Официантка кивает, и вскоре поверхность стола становится сухой. Она забирает упавшую чашку и через некоторое время приносит новую. Изуку благодарит, вцепившись в чашку так, словно это его спасательный круг. Когда официантка уходит, он произносит: — Прости еще раз… — Да хорош извиняться, раздражаешь, — закатывает глаза Кацуки. Берет чайник и предлагает жестом Изуку чай. Тот, замявшись, кивает. — Ладно, — булькнув практически в чай, отвечает Изуку. Они молча допивают чай, и Изуку съедает все пирожные, не оставив Кацуки ни одного. Тот и не против, потому что брал их по большей части для Изуку. Сам он не большой любитель сладкого. Официантка приносит счет, и Кацуки расплачивается. Изуку следит исподлобья за его движениями. Когда они выходят из кафе, он прячет лицо под маской и опускает голову. Но резко поднимает ее, стоит Кацуки взять его за руку. — Я не злюсь, — произносит Кацуки, усмехнувшись уголком рта. Он почему-то уверен, что Изуку чувствует неловкость из-за того, что на него злятся. — Но все-таки расскажи, что тогда произошло. — Хорошо, — кивает Изуку. И Кацуки весь обращается в слух.

***

Изуку понимает, что поступил неправильно, скрыв от Кацуки правду. Но тогда он не нашел в себе сил сделать это. Теперь же он решается. Возможно, слова Кацуки про отношения послужили неким толчком. И вот Изуку рассказывает все от начала до конца, стараясь вспомнить дословно даже слова Моясу. Невольно он в душе чувствует все то же самое, что испытал тогда, и горло будто сжимает чья-то невидимая рука. Изуку сглатывает и делает над собой усилие, чтобы не дать голосу опуститься. Кацуки слушает его, поджав губы. Тень неудовольствия ложится на его лицо, лоб расчерчивают полосы морщин. Кацуки не перебивает его. А Изуку доходит до момента, когда Моясу решила сжечь прямо на нем клейкую ленту, он крепче сжимает его ладонь. В его глазах вспыхивает немая ярость. — …Она пыталась перерезать мне горло, но опять почему-то не смогла, — говорит Изуку, и тут Кацуки перебивает его: — Все-таки осталось в ней хоть капля человечности… Но жалко, что она уже сдохла. Так хотелось бы врезать ей как следует за все, что она сделала с тобой, сука! «Но полиция должна была заняться расследованием этого дела…» — думает Изуку. — «Все-таки мы с Ихиро оставили много улик…» В ту ночь, будучи слишком уставшим, Изуку даже не подумал о том, что трупы охранников и кровь на полу никак не подтверждают факт самоубийства, а, напротив, опровергают его. Любой следователь, посетив место преступления, подумал бы, что произошло нападение. Но Изуку не говорит этого вслух. Ему совершенно все равно, будут ли подозревать его в убийстве или нет. За ним и так много грехов, так что такая мелочь его не волнует. Единственное, что для него важно — это чтобы не впутывали Кацуки, он же ни при чем. Возможно, это еще одна причина, почему он не хотел посвящать его в случившееся — на подсознательном уровне Изуку стремится оградить Кацуки от своего мира злодеев. Изуку продолжает рассказывать, пока они идут по тихой улице, до которой лишь доносятся шум машин с широких проспектов. Кацуки останавливается, стоит ему перейти к той части рассказа, когда появляется Ихиро. — Эта та твоя сестра, которая чуть не убила тебя в Хосю? — переспрашивает он. — Да, — кивает Изуку. — Она спрашивала меня о маме… — О маме? — поднимает он в удивлении брови. «Не заставляй меня повторять это,» — проносится в мыслях, но вслух Изуку ничего не говорит. Кацуки поднимает руку и запускает ее в волосы, почесав затылок. — Ты говорил, что она хочет тебя отвести к отцу, так? — задумчиво протягивает он. — Может, она не просто так спрашивала? Может… это все как-то связано? — Связано? — напрягается Изуку. — Но при чем тут моя мама? — Я-то откуда знаю? — хмыкает Кацуки. — Всего лишь предположил. Из твоих слов я понял, что она только и может что исполнять приказы отца. Так что вряд ли у нее была другая цель, кроме как заставить тебя пойти к отцу. «Я даже о таком и не думал…» — говорит про себя Изуку. Ему становится не по себе. Он передергивает плечами, поежившись. Откашливается и продолжает рассказ. Останавливается лишь тогда, когда доходит до описания того, как пытался с балкона перелезть в окно комнаты Кацуки. Тот цокает языком и бросает на него серьезный взгляд: — Чтобы больше такого не повторял, понял? — Я без помощи Ихиро и не смогу, — усмехается Изуку, мысленно добавив, что и не хотел бы вновь с ней встречаться ни при каких обстоятельствах. Ни как с другом, ни как с врагом. Сейчас, вспоминая все эти события, он чувствует еще больший страх, липкий и ледяной. Изуку не может понять мотив Ихиро, которая помогла ему. И такая неизвестность пугает больше, чем когда она нападет на него, чтобы силой привести к отцу. Изуку не думает, что вопросы о маме и желание отца вернуть его к себе каким-то образом связаны. Но слова Кацуки все равно оставляют неизгладимый след в его душе. Кацуки останавливается и поворачивается лицом к Изуку. И тут же крепко обнимает, прижав к себе. Изуку сначала от неожиданности теряется, но потом обнимает в ответ, чуть приподнявшись на цыпочках. — Так что не смей меня обманывать или недоговаривать мне, слышишь? — с угрожающими нотками в голосе говорит Кацуки. — Врежу так, что мало не покажется. — Не буду. Обещаю, — отвечает Изуку. — Ты и в тот раз пообещал, — фыркает ему в ухо Кацуки. — Я сейчас серьезно. Я от тебя ничего никогда не скрывал и не буду. Так что ты тоже не скрывай. Окей? — Окей, — улыбается Изуку, чувствуя облегчение, что все прояснилось. Из-за того, что пришлось скрыть правду и лгать, ему самому было неприятно. Он приподнимает голову, мазнув кончиком носа по плечу Кацуки: — Только и ты не смей пытаться найти Фукувару и отомстить ему, понял? Он же глава якудза, он от одного тебя мокрого места не оставит. — Сейчас — да, — отвечает Кацуки. И с гордостью и самоуверенностью, явно звенящими в голосе, говорит: — Но потом, когда я стану известным героем со своим агентством, я выведу его на чистую воду. И обязательно посажу за решетку. — Буду с нетерпением ждать этого дня… Изуку теряет счет времени, сколько они стоят вот так, обнявшись. Они греют друг друга собственными телами, так что даже на пронизывающий до костей зимний ветер он не обращает внимания. Но тут Изуку слышит голос Кацуки: — Эй, Деку, а на кой ты сегодня катаной махал? — Тренировался с Чизоме-саном, — мгновенно отвечает Изуку. Ему приятно, что Кацуки интересно, чем он занимается. Приятное тепло растекается по всему телу — не физическое, а душевное. — Учусь драться в ближнем бою. — А зачем тебе это? — хмыкает Кацуки. — У тебя два пистолета аж есть. Одним меня чуть мелкая не пристрелила, но не суть… — Ты заходил к нам? — удивляется Изуку. — Ага. Искал тебя. А она возьми и прыгни на меня из-за угла, — говорит Кацуки с некоторой обидой в голосе. Изуку издает корокий смешок, невольно крепче прижавшись к Кацуки. — Это Чизоме-сан ее научил. После того, как ты приходил к нам, ему не понравилось, что к нам кто угодно может зайти. А раз Эри чаще всего и сидит дома с Виннером, то ей он и поручил охранять комнату. А про пистолет я не знал, — произносит он. — А зачем мне катана… Вообще дополнительные умения лишними не бывают, но с катаной будет удобнее сражаться против Лиги Злодеев, — тут Изуку замолкает. И вдруг добавляет громче: — Кстати, помнишь я говорил о том, что мы с Чизоме-саном хотим напасть на Лигу Злодеев и отомстить за Эбису? Кацуки отстраняется и недоуменно смотрит на него, нахмурившись. И коротко кивает. — Ну, и? Изуку не хотел этого говорить, помня разговор с Чизоме. Тот сказал, что об этом лучше не распространяться. Но будто какая-то неведомая сила заставляет его открыть рот, и слова сами срываются с губ: — Мы решили, что нападем через месяц, — он называет точную дату. — Поэтому я и учусь пользоваться катаной. Кацуки наклоняет голову, прислушиваясь. Смотрит в одну точку застывшим взглядом, будто обдумывает что-то. Потом предлагает: — А давай я тебе помогу разобраться с этими злодеями. Изуку удивленно моргает, оторопев от такого предложения. Ему приятно, что Кацуки хочет помочь ему, и кончики ушей алеют под волнистыми локонами на висках. Но Изуку решительно мотает головой: — Нет, лучше не надо. Не хочу втягивать тебя в это. Да и если твои герои узнают, что ты самовольно напал с преступником Изуку Мидорией на Лигу Злодеев, тебя по головке не погладят. Кацуки морщится, фыркнув себе что-то нечленораздельное под нос. — Ну, ты тут прав. Но может, я в чем-нибудь другом смогу помочь? Например… — задумывается он. — Например, раздобуду нужную тебе информацию о героях. — Чтобы тебя посчитали предателем? — Изуку приподнимает уголок рта в подобии улыбки. — Не надо, не рискуй карьерой. Лучше стань хорошим героем, не фальшивкой. — Опять ты с этим бредом про фальшивок, — закатывает глаза Кацуки. Изуку в ответ лишь тихо смеется, прикрыв глаза. Начинает смеркаться. Кацуки поднимает голову и смотрит на темнеющее небо. Изуку берет его за руку, сжав ее в пальцах. На душе становится легко и спокойно. Он приподнимается на цыпочках и коротко целует Кацуки в щеку, шепнув в мягкость его кожи: — Ты всегда будешь для меня настоящим героем, Каччан. После сегодняшнего разговора в его сердце не остается ни малейших сомнений в Кацуки. Он полностью доверяет ему, уверенный, что тот никогда его не предаст и всегда поможет. А для Изуку это является самым главным.

***

Фукувару поворачивает ключ зажигания, и машина трогается с места. Он решает поехать без секретаря, потому что он должен встретиться с одним человеком без лишних свидетелей. Никто не должен знать, кто помог Фукувару стать тем, кем он является сейчас. Об этом не знает даже его семья. Личность того, кто теперь поможет ему найти и уничтожить убийцу дочери, лучше держать в тайне. Фукувару съезжает с главной дороги шоссе — поворачивает на кольцевом движении и едет по узкой полосе. Тикает под ухом поворотник. Фукувару хмурится, сведя брови на переносице. Он внимательно следит за дорогой, чтобы не повернуть не туда. Дорогу к тому бару он уже несколько подзабыл, давно не бывал там. Но наконец Фукувару видит знакомые дома спального района и перебирает пальцами руль. Давит ногой на тормоз, и машина останавливается. Он выходит, хлопает дверцей и щелкает по кнопке на ключах с сигнализацией. Пока идет к дверям бара, незаметного и будто спрятавшегося в серости окружающего его района, в голове крутятся сотни мыслей. В ту ночь, когда Моясу «покончила с собой» — Фукувару, что бы ни твердила жена, не верит в это — в ту ночь с ней был лишь Изуку Мидория. И охранники, которых нашли убитыми. У него есть лишь одно предположение — это Изуку убил и охранников, и Моясу. Но он же был связанным и никак не смог бы высвободиться. Фукувару поджимает губы, сжимает руки в кулаки, дойдя до двери, ведущей вниз, в подвальное помещение. Изуку мог сделать все это, если только его развязали. Но не сама же Моясу сделала это. Фукувару уверен, что его дочь была не настолько глупой, чтобы решиться освободить его. Также Изуку могли помочь, хотя он дал своим людям строгие указания, чтобы они взяли Изуку тогда, когда никого не было бы рядом. Те не ослушались бы его. И сообщить о своем местоположении Изуку тоже не смог бы. При обыске у него не обнаружили ни телефона, ни каких-либо «жучков» — только пара пушек и нож. Фукувару спускается вниз по лестнице, пока не оказывается в сумрачном помещении, которое тускло освещено светом с красноватым светом. Внутри он видит за барной стойкой одного лишь Курогири. Тот поворачивает свою, будто состоящую из одного тумана, голову и, узнав, кивает. Фукувару подходит ближе и тихо говорит: — Мне нужен Шигараки. Позовешь его? Куригори кивает и, как ни в чем не бывало, спрашивает: — Вам как обычно, Фукувару-сама? — Побольше льда только, — отвечает Фукувару. Он кладет на барную стойку купюру, и Курогири сначала наливает в стакан с прозрачным шариком льда виски, отливающего золотом. А потом будто исчезает, растворившись в воздухе. Фукувару прислоняется спиной к барной стойке, берет в руку стакан и делает небольшой глоток. Алкоголь огнем пробегает по его горлу, вызвав приятные мурашки по всему телу. Фукувару трясет рукой, и лед со звоном ударяется о стеклянные стенки. Фукувару оборачивается, услышав за спиной тихий шаг. Со стуком ставит обратно на барную стойку стакан. Из полутьмы выходит Шигараки. Недобро смотрит на него алыми глазами, сверкнувшими между пальцами руки, которая закрывает практически все лицо. — Что ты хотел? — спрашивает тот без каких-либо формальностей. — И тебе здравствуй, — едко произносит Фукувару. — Мне нужно поговорить. С ним, — на последнем слове он делает особое ударение, уверенный, что Шигараки поймет, про кого он говорит. И Шигараки понимает. — С ним, говоришь?.. Я-то, конечно, могу тебя отвести к Учителю, но не уверен, что у него будет время на тебя. — Отведи, — холодно говорит Фукувару. — А там и узнаю, есть ли у него время или нет. Шигараки на это ничего не отвечает, делает знак рукой, чтобы тот следовал за ним. Он поворачивается к Курогири и коротко, отрывисто произносит: — На базу. И в то же мгновение в воздухе перед Шигараки появляется черный, закручивающийся туман, который словно затягивает соприкасающийся с ним воздух в себя. Шигараки делает шаг к этому туману, и одна нога исчезает в нем. Оглянувшись на Фукувару, он заходит в туман и полностью растворяется в нем. Фукувару следует его примеру и через мгновение обнаруживает, что теперь находится в той самой подземной базе, где однажды встречался со Все За Одного, чтобы тот помог ему заполучить власть и стать главой «Мацубы». Он с трудом сдерживает самодовольную улыбку, уверенный в том, что и на этот раз ему не откажут в просьбе. — Пошли, — говорит Шигараки, и его шаги эхом отдаются от бетонных стен. Фукувару кивает и следует за ним. Внизу, под землей довольно тепло, хотя по темнеющим под потолком пятнам становится понятно, что здесь временами бывает довольно сыро и холодно. Фукувару внимательно смотрит на стены, стараясь запомнить их внешний вид. Всегда стоит быть осторожным — вдруг Шигараки решит водить его тут кругами, воспользовавшись тем, что он не знает планировку базы. Но Шигараки и не думает так делать. Он останавливается у одной из дверей и несколько раз стучит по ней костяшками пальцев. Из-за двери слышится голос, негромкий, но четкий: — Это ты Томура и мой давний друг Фукувару? — Фукувару невольно вздрагивает, удивившись не столько тому, что его назвали «давним другом», а тому, что о его присутствии знают. — Да, Учитель, — отвечает голосу Шигараки. — Он хочет с вами о чем-то поговорить. На секунду повисает молчание. В это время Шигараки успевает бросить молниеносный взгляд на Фукувару, в котором читается раздражение. Видимо, ему не нравится, что его оторвали от занятий собственными делами. Но Фукувару плевать на его настроение, у него разговор не с Шигараки. А с ним. — Хорошо, Фукувару, заходи, — доносится из-за двери голос. — Давно не разговаривали по душам. Фукувару сглатывает. Что-то настораживает его в интонации голоса Все За Одного. Но он не успевает задуматься над этим, Шигараки раскрывает дверь и кивком головы указывает ему на вход. Недолго думая, Фукувару переступает через порог. Он оказывается в просторном кабинете, у дальней стены он в первую очередь видит большое кресло, в котором сидит некто иной как сам Все За Одного. Как всегда в идеальном костюме, подогнанном прямо по фигуре. Его окружает аура величия, безраздельной власти, перед силой которой даже Фукувару, не боящийся никого и ничего, преклоняется. Подперев рукой голову, Все За Одного словно смотрит прямо на Фукувару, хотя его глаз из-за черной маски совершенно не видно. Как и, в общем-то, его лица. Страшно не понимать, о чем думает этот человек, какие эмоции испытывает, что за настроение у него сегодня. Но Фукувару каждой клеточкой тела чувствует его взгляд, вызывающий в нем уважение и даже некоторое восхищение. Он опускается на одно колено и сдержанно произносит: — Приветствую вас, господин. Спасибо, что приняли меня, выделили мне время. Фукувару решается поднять голову не сразу, лишь когда слышит в ответ короткий смешок. Не меняя своего положения, Все За Одного отвечает: — Как не принять давнего друга, которому я помог когда-то? И который потом помог моему мальчику Томуре уничтожить ненавистные «Восемь Заветов Смерти»? Да, и вставай, хватит формальностей. Садись лучше и поговорим как давние друзья. Что-то ледяное звучит в последних словах Все За Одного. Словно это не слова, а острый клинок, уже приставленный к горлу Фукувару. Но тот лишь с благодарностью кивает и садится на кресло, что стоит сбоку от мужчины. Кожа проминается под его весом, чуть слышно скрипнув. Только теперь у Фукувары появляется возможность беглым взглядом осмотреть кабинет. Около противоположной стены стоит, прислоненный, стол, заваленный бумагой, измерительными материалами. Между листами проглядывают корешки толстых книг. Фукувару искоса глядит на Все За Одного и неожиданно для самого себя замечает небольшой прямоугольник фотографии на стене за его спиной. Но он не успевает как следует рассмотреть, кто запечатлен на фотографии — лишь догадывается, что это женщина. Ее волосы волнами спадают на плечи, челка закрывает лоб. Фукувару быстро отводит взгляд, почувствовав нутром, что ему лучше сделать вид, что он ничего не видел — странное, нехорошее предчувствие ледяными мурашками пробегает по коже. — Я всегда готов отплатить за вашу доброту, — одними губами говорит Фукувару, не упомянув о том, что в той войне, развязавшейся между «Мацубой» и «Заветами», он преследовал по большей мере свои собственные цели. Он вновь решается посмотреть на Все За Одного и краем глаза замечает движение около его кресла. Приглядевшись, Фукувару видит светлую макушку. Крохотная фигура поворачивает голову, и свет падает на лицо девушки с огромными зелеными глазами. «Чем-то она похожа на Мидорию,» — внезапно мелькает в его мыслях, и Фукувару смутно припоминает фотографии, которые давала ему дочь, чтобы его люди нашли Изуку. Но он не заостряет на этом внимания, сказав вместо этого: — Ваша дочь тоже здесь, господин. Все За Одного чуть приподнимает голову. И коротко кивает. — Да, она всегда со мной. Ихиро и Томура мои самые верные люди. Без них я как… — он несколько раз то сгибает, то разгибает пальцы, будто разминая их. — Я как без рук, — в голосе звучит холодная усмешка, на которую Фукувару отвечает сдержанной улыбкой. — А как твоя дочь? Слышал, она учится в Юэй, в этой геройской академии… Фукувару сглатывает, крепче сжимает кулаки, пытаясь сдержать себя и ни одним дрогнувшим на лице мускулом не выдать свои истинные чувства. — Моя дочь умерла, — проговаривает он. — Я уверен, что ее убили, но выставили ее смерть, как самоубийство. — Вот как? — деланно удивляется Все За Одного. Фукувару уверен, что тот уже давно все знал, но лишь подыгрывает ему теперь, чтобы никто из его марионеток не понял, что за ним всегда следят и просчитывают каждый шаг. Хотя ведь Все За Одного не бог, может и не знает всего на свете. — Приношу свои соболезнования. К сожалению, причуды, возвращающей к жизни отошедших в мир иной, у меня нет. Иначе давно помог бы тебе. — Я понимаю, — качает головой Фукувару. — Но я здесь по другому поводу. — И по какому же? Фукувару встает с кресла и склоняется в низком поклоне. Смотрит на носы собственных лакированных туфель, крепко сжимает кулаки и на одном выдохе произносит: — Прошу вас, господин, помогите найти убийцу моей дочери и отомстить за ее смерть! Все За Одного молчит с мгновение, а потом протягивает с любопытством в голосе: — А у тебя уже есть подозреваемые? Фукувару выпрямляется и кивает. — Да. Человек, которого моя дочь ненавидела всей душой… по личным причинам, — при этих словах Все За Одного пальцами свободной руки несколько раз постукивает по ручке кресла. — Она держала его у себя в моем офисе. Хотела лично убить, но… этот человек сам убил ее. Хотя это мог быть и не он, — быстро добавляет Фукувару. — Но пока что других подозреваемых у меня нет. Однако в любом случае помогите мне найти Мидорию Изуку. Все За Одного выпрямляется в кресле, и Фукувару пробирает насквозь дрожь. Он чувствует на себе испепеляющий взгляд, хотя и не видит его глаз. И от этого становится не по себе. Все За Одного поднимает руку и резко щелкает пальцами. И в то же мгновение из-за кресла практически вылетает девушка, прятавшаяся там все это время. Фукувару прошибает ледяной пот, когда он видит, как вокруг ее рук хороводом кружатся лепестки сакуры, собираясь в нечто длинное. Он отшатывается и с ужасом понимает, что лепестки превратились в лезвие катаны, заблестевшее прямо перед его лицом. Равнодушный взгляд зеленых глаз скользит по его задрожавшему телу. «Она же прирежет меня!» — мелькает в мыслях. Ноги будто становятся чужими, не слушаются, и он не может сделать ни шага, чтобы хотя бы попытаться увернуться от смертельного удара. Фукувару жмурится, понимая, что ему сейчас перережут горло. — Ихиро, стой! — громом звучит голос, и лезвие застывает на коже шеи над дрожащей веной. Фукувару медленно открывает глаза, по спине градом течет ледяной пот. От ужаса сердце вот-вот выскочит из груди, а желудок сводит такой болью, словно его кто-то с силой скрутил. Он медленно переводит взгляд на Ихиро, которая застывает перед ним, все еще держа катану в руке. Фукувару сглатывает, и вместе с этим движением вздрагивает и острие лезвия. Ноги подкашиваются, и он медленно оседает на пол, не веря в то, что остался жив. К горлу поступает крик, который Фукувару душит, сжав шею собственными руками. Он не помнит, когда последний раз плакал — верно, было еще в школьные годы. Но теперь из его глаз ручьем, непроизвольно текут слезы. Все тело пробивает крупная дрожь неподдельного, животного ужаса. Он боится смерти больше всего, потому что тогда он потеряет все, что нажил, утратит всю власть и станет ничем — горсткой пепла после кремации. Фукувару смотрит на Все За Одного побитой собакой. Не соображая, что делает, он на коленях подползает ближе и сбивчиво шепчет: — Господин… господин… пощадите… Я же ничего не сделал… Все За Одного встает с кресла и делает шаг вперед к Фукувару. Ихиро опускает руку с катаной, и оружие рассыпается на тысячи лепестков, которые потом исчезают в воздухе. Она, опустив голову, отступает назад, пропуская отца. Все За Одного садится на корточки перед Фукувару, его черная, пугающая маска оказывается совсем близко от лица. Фукувару невольно задерживает дыхание, не сводя взгляда с трубок, которые выходят из маски. Сердце как будто бьется в самом мозгу, удары волнами расходятся от черепной коробки по всему телу. Он издает сдавленный хрип, исцарапавший горло изнутри, когда Все За Одного цепко хватает его на лицо, подняв его вверх и сжав щеки. — Не сделал, говоришь? Твоя дочь чуть не убила моего сына, кто, по-твоему, должен понести ответственность? Фукувару не верит своим ушам, ему кажется, что он ослышался, он сходит с ума. Он, не моргая, смотрит на отливающую металлическим блеском маску, а сердце словно останавливается на несколько мгновений. И эти мгновения кажутся вечностью. Медленно стекает по лбу капля пота, а во рту пересыхает. — С-сына?.. — царапая горло, вырывается хрип. — Господин… — Именно, — произносит Все За Одного, и его пальцы крепче сжимают лицо Фукувару, ногти практически впиваются в кожу щек. — Тебе повезло, что твоя дочь не убила его. Иначе ты был бы уже трупом… мой давний друг. Последние слова будто насквозь пропитаны ядом, который отравляет Фукувару, заставляет тело содрогнуться. Он судорожно ловит приоткрытым ртом воздух, со всех сторон его душит ужас, исходящий от Все За Одного. От этого чувства не скрыться, не убежать, оно убивает волю изнутри. — Но почему же я не знал об этом раньше? — Все За Одного вдруг поворачивает голову в сторону Ихиро, и та невольно бледнеет. Но больше ничем не выдает своих чувств. — Я поручил тебе следить за ним, не так ли, Ихиро? — Простите, Учитель, — опускается перед ним на колени Ихиро — Фукувару видит ее светлую голову краем глаза. — Это моя ошибка. Я… я потеряла его из виду. Видимо, тогда его и схватили люди Фукувару-самы… — Все люди склонны ошибаться. Такова их природа, они слабы и телом, — Фукувару издает сдавленное мычание, когда Все За Одного сильнее стискивает его щеки, — и духом. Однако, Ихиро, как бы мне стоило поступить с его дочерью? Она чуть было не убила твоего младшего брата. Будь она жива, как бы ты поступила? Фукувару косится на нее, и зрачки сужаются до такой степени, что практически исчезают, растворившись в темной радужке. Ихиро поднимает голову и четко отвечает бесцветным, равнодушным голосом: — Я бы… я бы убила ее, Учитель. — Ты читаешь мои мысли, Ихиро. Но как же мне поступить с ним, а? Дети не расплачиваются за грехи своих родителей, а вот родители… Из горла Фукувару вырывается отчаянный вопль. Его глаза, обезумевшие от страха, бегают из стороны в сторону, а руки начинают дрожать, как в припадке. Все За Одного расслабляет пальцы, и Фукувару практически падает лицом в пол. Но быстро поднимает голову и подползает к его ногам. Смотрит на собственное отражение в лакированных, строгих туфлях с квадратными носами. Его лицо, искаженное от ужаса, больше похоже на лицо голодных духов, которые скитаются неприкаянными душами в мире живых. Фукувару поднимает взгляд на Все За Одного, тянется к нему в умоляющем жесте руки и сбивчиво шепчет: — Господин… пожалуйста… Я сделаю ради вас, что угодно… Только оставьте в живых… Я не знал, не знал не знал! — взвывает он, теряя рассудок. — Не знал, что он ваш сын! Если бы только… знал… я бы… Моясу сам придушил бы, чтобы она и пальцем его… — Убил бы свою дочь, говоришь? — перебивает его Все За Одного. — Ты настолько сильно хочешь жить? Фукувару только теперь понимает, что именно значат его слова. Но он не будет отказываться от них, потому что ему и правда так дорога его жизнь, что он пойдет на что угодно, лишь бы выжить. Все За Одного разворачивается. Его шаги эхом отскакивают от стен и словно бич бьют Фукувару. Все За Одного садится обратно в свое кресло, заняв прежнюю позу — подпирает ладонью голову. Некоторое время он молчит, и тишину нарушает лишь жалкое всхлипывание Фукувару. Он подползает еще ближе к креслу, по-собачьи смотрит на него, как на своего хозяина, снизу вверх. — На Изуку сейчас охотятся и герои, и полиция, верно? — вдруг нарушает тишину Все За Одного. — Д-да… — мямлит Фукувару. Все За Одного пальцами отбивает короткий ритм на подлокотнике кресла, а потом всей ладонью сжимает его. — Я знаю, у тебя есть связи в полиции. Не уверен насчет героев… но полиции будет достаточно. Если сможешь отозвать расследование по делу Мидории Изуку, сделаешь так, чтобы с него сняли все обвинения и прекратили преследования — я, так и быть, сохраню твою жалкую жизнь. Ты согласен на такие условия? Фукувару приоткрывает рот, и нижняя губа непроизвольно дрожит. Он резко опускает голову вниз, ударяясь лбом о пол, потом подползает совсем близко ко Все За Одного и принимается целовать его ноги, поднимаясь выше к коленям. Губы шепчут как в лихорадке: — Конечно… конечно… я сделаю все, что угодно! Конечно, я использую все связи… все средства… все, все! Обещаю, клянусь! Мужчина брезгливо отпинывает его, и Фукувару покорно отползает. Он чувствует, словно сейчас он заново родился, и радость переполняет его, смешивается с раболепием и готовностью вновь броситься к ногам своего господина, покрыть их поцелуями, вылизать подошву. Но он усилием воли сдерживает себя. Фукувару на негнущихся ногах поднимается. — Прямо сейчас я пойду… займусь этим… сделаю все, что в моих силах, господин! Фукувару пятится спиной к двери, как вдруг упирается во что-то твердое. Оборачивается и, задрожав всем телом, видит, как между лопаток ему упирается рукоять катаны Ихиро. Он не понимает, как эта девушка так быстро оказалась за его спиной — он же только что видел ее стоящей на коленях перед Все За Одного. — Забыл сказать, — звучит пугающе громогласный голос Все За Одного. — Если в ближайшее время ты не выполнишь свое обещание, или с головы Изуку упадет хоть один волос по твоей вине… я не остановлю Ихиро, как в этот раз. Перед глазами Фукувару вновь вспыхивает воспоминание сверкнувшего лезвия катаны, которой замахивается на него Ихиро. И душа тотчас же леденеет от ужаса. — Нет-нет… конечно, я не нарушу обещания! — с горячностью выкрикивает Фукувару. — Нет… нет! Все За Одного издает короткий недобрый смешок. — Ловлю на слове. А теперь иди. И он делает усталый жест рукой, чтобы Фукувару уходил. Тот, прижав руки к груди, несколько раз кланяется, пятится к двери, наощупь ее открывает. А потом, лишь оказавшись за пределами кабинета, опрометью бросается прочь по незнакомому коридору. И чувство ужаса, змеей ползущее из-под двери кабинета Все За Одного, подгоняет его еще больше.

***

Кацуки застывает, повернув голову в сторону торгового центра. Изуку сначала смотрит на него из-под капюшона, наброшенного на голову. Потом переводит взгляд на то, к чему прикован чужой взгляд. Они стоят на перекрестке, ждут, когда переключится свет светофора с красного на голубоватый. Остальные прохожие вдруг тоже поднимают головы, с интересом уставившись на рекламный баннер, горящий на торговом центре. «Что там такое?» — хмурится Изуку и тут невольно раскрывает рот, увидев на экране Всемогущего. Но только не в геройской форме. — Разве сегодня у него пресс-конференция? — задумчиво протягивает Кацуки. Он моргает и смотрит на светофор. С тихим щелчком красный переключается на синий. — Потом дома гляну, о чем этот старпер будет болтать. Пойдем? Изуку хочет сделать шаг, но вдруг крепче сжимает руку Кацуки. Он мотает головой, оставаясь на одном месте, словно его ноги приросли к асфальту. — Давай… посмотрим сейчас, — говорит Изуку. Его сердце от невольного волнения принимается биться быстрее. Он видит живого, теперь здорового Всемогущего — за прошедшее время нанесенная рана уже зажила. Изуку не может дать себе отчет в том, что именно он ждет услышать — про уход Всемогущего в отставку или продолжение его геройской деятельности. Но его взгляд, жадный и вспыхнувший огнем, направлен прямо на своего кумира прошлого, который изменился до неузнаваемости и не в лучшую сторону. — Ох, смотрите… Люди на перекрестке перешептываются, глядя на экран. Все дела отходят на второй план, стоит им понять, что сейчас Всемогущий скажет что-то важное. — Никак, сам Всемогущий… — Совсем не похож на себя прежнего!.. — Это все из-за того боя с Убийцей Героев? Когда же посадят этого преступника? Всемогущий сидит за длинным столом, где стоит несколько микрофонов. Они направлены на него, вокруг его фигуры сверкают вспышки фотокамер. Тут Всемогущий, опершись руками о стол, встает. С мгновение смотрит прямо в камеру, словно в глаза каждого зрителя. И потом склоняется в низком поклоне. Всемогущий выпрямляется, и его губы беззвучно шевелятся. Одновременно с этим внизу бегущей строкой мелькают слова, которые он произносит. Изуку, стиснув зубы, читает их: — Здравствуйте, граждане нашей страны. Я, профессиональный герой Тошинори Яги, также известный как Всемогущий, хочу выступить с официальным выступлением касательно моего будущего, как героя.