Разбитая надежда: Собирая по осколкам

Когда мужчина спускается на землю, перешагнув через невидимую ступеньку, Всемогущий будто выходит из оцепенения. На его лице отражается гнев, он быстро вскакивает, поднявшись на ноги. Но не приближается к человеку. Лишь цедит сквозь стиснутые зубы: — Все За Одного… что ты здесь забыл? Все За Одного разводит руками, как бы показывая на все, что его окружает. И с ледяной насмешкой в голосе отвечает: — Это я вас, героев, должен спросить, что вы забыли на моей территории. На базе Лиги Злодеев, которую я так скрупулезно строил, вложил в нее столько сил и… Я вообще-то пришел поздороваться с тобой, Всемогущий. Как с давним знакомым. А ты так недружелюбен ко мне. Как та рана, которую я нанес тебе? Должно быть, много страданий приносит? Изуку смотрит на спину Все За Одного, не улавливая смысл их разговора. Но из его слов понимает, что это как раз тот самый главный в Лиге, который даже главнее Шигараки. Именно его приказы всегда исполняла Ихиро, называла его Учителем. Неужели он… Изуку совсем иначе представлял своего отца. Нет, не так — он вообще его никак не представлял, старался о нем не думать, будто исчезновение отца из мыслей означало исчезновение в жизни. Изуку ощущает парализующий тело шок. Не моргая, продолжает смотреть на Все За Одного. А потом он собирает остатки сил и тянется к катане, что валяется в шаге от него. Сжимает рукоять и двигает ее ближе к себе. Быстро прячет катану в ножны, но страх начинает опутывать его, крепче сжимать задрожавшее тело. — Надо было тогда тебя добить. Умереть, но отправить тебя следом на тот свет, — цедит сквозь стиснутые зубы Всемогущий. Таким разъяренным Изуку его еще ни разу не видел. Всемогущий сжимает руку в кулак и бросается прямо на Все За Одного. Тот даже не реагирует на его атаку, словно не видит героя. Всемогущий должен вот-вот ударить его в металлическую маску. Но стоит костяшкам пальцев на короткое мгновение коснуться цели, как тут же его с силой отбрасывает в сторону. Всемогущий перекатывается по земле, впивается пальцами в камни, чтобы остановиться. Схватившись за грудь, Всемогущий судорожно кашляет кровью. «Что он сделал?» — не понимает Изуку. — «У него… не одна причуда? Как у Ихиро? Ну да, она же его дочь. А я…» — внезапно он усмехается про себя. — «Верно говорят, в семье не без урода». Но мысленная улыбка исчезает, уступив место жгучей обиде и болезненному чувству несправедливости. Будь у него хоть какая-нибудь причуда, хоть самая бесполезная, над ним не издевались бы в детстве, и Всемогущий не разрушил бы его мечту стать героем. Почему кому-то достается все, а ему ничего? — А теперь попрошу не мешать мне и вести себя тихо. Все За Одного даже не удостаивает поверженного врага вниманием. Поворачивается к Изуку, и по спине того пробегают мурашки. Он словно чувствует взгляд, проходящий сквозь завесу маски. И этот взгляд проникает внутрь Изуку, вызывая крайне неприятные ощущения. Где-то на периферии сознания Изуку сомневается, что Все За Одного вообще может хоть что-то видеть под этой маской. Но даже так ему становится не по себе. Он делает волнообразное движение рукой, и вверх медленно поднимается пистолет Изуку, который тот отбросило в сторону ударной волной. Оружие притягивается к его ладони, а потом оно повисает в воздухе. Эта очередная причуда внезапно напоминает мамину, точно такую же — она могла заставлять предметы подниматься к ее руке, когда она делала такие же движения. Холодок пробегает по спине Изуку, но он отбрасывает только-только зародившуюся в голове догадку. Ведь многие причуды похожи друг на друга. Все За Одного, не поворачивая головы в сторону пистолета, замечает: — Интересная у тебя игрушка. — Отдай, — произносит Изуку хриплым голосом и даже протягивает руку, но Все За Одного сжимает пальцы в кулак и заставляет пистолет отлететь в сторону и с грохотом упасть обратно на землю. — Чтобы ты опять полез на Всемогущего? Изуку прослеживает траекторию полета, нахмурившись. Он поджимает губы, чувствуя нарастающую в груди злость к этому человеку. Все За Одного опускается перед Изуку и наклоняет голову, рассматривая ногу. Изуку сглатывает и невольно отползает назад, но спиной упирается в бетонную плиту. Бежать, даже при всем желании, некуда. К тому же с вывихом и раной он даже шага сделать не сможет. Все За Одного кладет обе руки на щиколотку. Ледяное прикосновение заставляет сердце сжаться от ужаса, и Изуку невольно пытается вывернуться. Но Все За Одного крепко его держит. — Не дергайся, иначе не смогу нормально вправить вывих, — бросает Все За Одного. — Не трогай меня, — цедит Изуку, оправившись от первоначального шока. Но все равно каждое слово с трудом дается ему, язык тяжело ворочается во рту. — Как не вежливо по отношению к старшим, — качает головой Все За Одного, проводя пальцами по порядком опухшей коже. Говорит тихо, так что Всемогущий и Кацуки вряд ли его услышат. Но Изуку четко слышно каждое слово: — Тем более по отношению к своему родителю. А я ведь помню тебя, когда ты был еще вот таким, — Все За Одного убирает с ноги одну руку и опускает ее в метре над землей, словно отмеряя рост невидимого ребенка. «Да как ты смеешь…» — Ты мне никто, — Изуку стискивает зубы, чтобы не застонать, когда пальцы надавливают на припухлость. Все За Одного ощупывает ногу с таким видом, словно он что-то понимает в разного рода травмах и сможет в самом деле вправить сустав, а не нанести еще больший вред. — Так что убери ру… — Я понимаю твое отношение ко мне, — ни капли не разозлившись на его слова, отвечает Все За Одного. Изуку, только-только расслабившись, широко распахивает глаза и не успевает сдержать вырвавшийся из груди истошный крик. Одним точным и быстрым движением Все За Одного выворачивает сустав, что-то щелкает, адская боль пробирает насквозь электрическим разрядом и проходится по всем костям, по позвоночнику вверх и разрядом ударяет в мозг. Изуку жмурится и сквозь стиснутые зубы с шумом втягивает воздух. На лбу выступает ледяной пот. — Мразь, не трогай его! — слышит Изуку где-то вдалеке до боли знакомый крик и в миг вновь открывает глаза. За спиной Все За Одного сверкает вспышка, и одновременно со грохотом взорвавшегося воздуха, гремит голос Всемогущего: — Бакуго, остановись! Но становится слишком поздно — Кацуки, точно так же, как и Всемогущего, отбрасывает ударной волной. И собственная причуда отражается на него самого, обуглив геройский костюм и оставив на лице красные пятна ожогов. Довольно сильно ударившись головой, Кацуки теряет координацию и после попытки подняться заваливается на бок, словно его конечности перестали ему подчиняться. — Я же просил не мешать мне, — холодно бросает Все За Одного, даже не взглянув на него. Изуку во все глаза смотрит на безвольно лежащее тело Кацуки, как вдруг вздрагивает, услышав треск ткани. Опускает взгляд и видит, как Все За Одного отрывает лоскут от штанины и обвязывает его чуть выше раны, останавливая кровь. Изуку не понимает, что происходит и почему он помогает ему. Ни слова не говоря, Все За Одного вдруг хватает Изуку за руку и рывком поднимает, заставив встать на ноги. Изуку думает, что вновь ощутит прежнюю боль, когда сам пытался подняться. Боль остается, но не такая нестерпимая, как была до этого. Теперь он с трудом, но может пошевелить ступней, хотя вправленный сустав плохо подчиняется. Изуку смотрит вниз, на свою ногу, на умело наложенный жгут из куска ткани. И неожиданно для самого себя обнаруживает в душе зарождающееся чувство благодарности. Но опомнившись, Изуку подавляет это чувство и с раздражением вырывает из пальцев Все За Одного руку, которую тот продолжает сжимать. — Я не просил мне помогать, — шипит Изуку. На периферии сознания мелькает мысль, что если бы не он, то его уже схватили бы герои и повезли бы в автозаке вместе с другими злодеями в тюрьму. Но и ее Изуку прогоняет. Ему претит сам факт, что этот человек, его отец, которого он считает чужим, может сделать для него что-то хорошее. Изуку считал своим отцом только Чизоме, который действительно заботился о нем. Сердце болезненно сжимается, обливается горячей кровью. — Даже не пытайся заставить меня пойти с тобой. Все За Одного игнорирует его неприятные и колкие слова. — Я и не буду заставлять тебя. Через время ты сам поймешь, что лучше всего было бы послушать меня и Ихиро и не сопротивляться. Изуку морщится, и в голове мелькают воспоминания о словах Шигараки — тот тоже сказал, что Изуку пожалеет, что не послушал их. Это еще больше злит его. — Да кто ты такой, чтобы я слушал тебя? — голос невольно повышается, звучит, словно он принадлежит не ему, а кому-то другому. — Решил поиграть в заботливого родителя и поэтому помог мне? Да не нужна мне помощь, тем более твоя! Все За Одного его не перебивает, даже не останавливает. Изуку чувствует свободу, и эмоции, копившиеся внутри, выплескиваются наружу яростной речью: — Если ты такой сильный, если у тебя, как и у Ихиро не одна причуда, то почему не спас тогда маму, а? Уверен, что ты мог предотвратить ее смерть! Но ты дал ей умереть, мразь!.. Почему у вас с Ихиро столько причуд, а у меня ни одной? — Изуку замахивается кулаком, но Все За Одного перехватывает его удар, чуть сжав кулак пальцами. — За все это время ты даже не вспоминал о нас! Даже не смей о ней говорить, ты… ты… Изуку высказывает за раз все, что не мог до этого никак выразить в словесной форме. Не задумывается над тем, что если Все За Одного разозлится на него, то от него и мокрого места не останется — тот с такой легкостью отразил атаки и Всемогущего в его геройской форме, и Кацуки. Но страх отходит на второй план, уступив место болезненным чувствам. — Не верю, что мама могла полюбить такого как ты! Ты обманул ее, а потом бросил! Выкрикнув это, Изуку резко закрывает рот, плотно сжав губы. По спине пробегают мурашки, когда Все За Одного резко хватает его за лицо, с силой сжав щеки. От звука голоса, в котором звенит металл, страх пробирает его насквозь: — Не говори о том, о чем даже не имеешь и малейшего представления. Он отталкивает его от себя, расслабив пальцы. Изуку поднимает руку и трет щеки, все еще ежась от страха. Но постепенно это чувство отступает, вместо него в душе вспыхивает досада и злость на него. Изуку все равно считает, что сказал правду, хотя и в самом деле не знает, что случилось между мамой и Все За Одного и почему тот бросил их. Но инстинктивная ненависть к отцу не дает даже задаться этим вопросом и подумать над ним. — Эй, ты! Все За Одного оборачивается, услышав окрик Всемогущего, про существование которого Изуку на мгновение забывает. Тот поднимается, опершись руками в собственные колени. Глаза Всемогущего лихорадочно блестят, он переводит взгляд с Изуку на Все За Одного и обратно. Он тяжело дышит, грудная клетка поднимается и опускается, обтянутая порвавшимся в нескольких местах геройским костюмом. — Говори, что хотел. Я слушаю, — Все За Одного закладывает руки за спину, и Изуку, бросив на них взгляд, замечает, что на ладонях чернеют странные круглые дыры, проходящие насквозь. — Почему ты ему помогаешь? — Всемогущий кивает на Изуку, который невольно оказывается словно спрятавшимся за спиной Все За Одного, сам того не желая. — И откуда ты его знаешь? — А почему тебя это волнует? — как будто усмехается Все За Одного, хотя выражения его лица не видно из-за маски. Изуку не сразу замечает, что к Всемогущему прибежал тот второй герой, который стоял вместе с тем на возвышенности. Теперь этот герой вновь прикасается к руке Всемогущего. Проходит секунда, и Всемогущий отталкивается ногой и пулей летит на Все За Одного. Все За Одного одной рукой расстегивает пуговицу на пиджаке, позволив ветру подхватить его свободные края. А другой делает еле заметное движение, и Изуку в то же мгновение отбрасывает в сторону ударной волной. Он падает на спину, отлетев от Все За Одного на несколько шагов. В ушах звенит, и он зажимает ими уши, чувствует, как этот звон пробирает его насквозь. Изуку мотает головой, и звон постепенно становится все тише и тише, и вместо него в мозг ударяют окружающие его звуки. — Потому что я, как герой, должен защищать общество от таких, как вы! Всемогущий словно становится сильнее по сравнению с тем, каким он был до этого. Делает выпад вперед, но его кулак проходит мимо Все За Одного. Бетонная плита за его спиной покрывается трещинами и рассыпается на крупные осколки. По спине Изуку пробегают мурашки от мысли, что если бы его не отбросило ударной волной, то сейчас он уже лежал бы с пробитым черепом. Но он не успевает как следует подумать о том, что Все За Одного его практически спас. Всемогущий еще раз нападает на него, но Все За Одного наклоняет голову немного на бок, и земля под ним покрывается крупными и глубокими трещинами. Всемогущий поднимает руки на уровень лица, блокируя мощный поток воздуха, который ударяет в него. Изуку чувствует странную дрожь под собой, боязливо отползает подальше. Но тут он с силой сжимает кулаки, так что ногти впиваются во внутреннюю сторону ладоней. Изуку решает, что ему стоит воспользоваться тем, что Всемогущий отвлекся на Все За Одного. И у него есть шанс завершить задуманное, хотя на периферии сознания мелькает мысль, что сейчас лучшего всего — просто сбежать. Изуку вертит головой, ища пистолеты, которые разлетелись в разные стороны. Прихрамывая, он подбирается к одному из них и хватает, наклонившись. Поднимает пистолет, но его сбивает с ног очередной ударной волной. Изуку хочет встать, но тут Все За Одного протягивает в его сторону руку и звонко щелкает пальцами. И в то же мгновение изо рта Изуку появляется темная жидкость, которая быстро охватывает все его тело. Изуку в панике пытается выбраться из собирающегося кокона. Но руки лишь проходят сквозь субстанцию, совершенно не разрывая ее. Жидкость подбирается к его лицу, а потом и вовсе закрывает глаза. Изуку погружается в чернильную темноту, ничего не ощущая. Кажется, будто и воздух вокруг него исчезает, он хочет сделать вдох, но удушье сжимает на короткое мгновение его горло. Изуку дергается, затрепыхавшись, как бабочка, пойманная в сачок. Но потом в глаза ударяет свет, и легкие наполняет воздух. Изуку вскидывает голову, смотрит ошалело по сторонам, не понимая сначала, где он. Моргает несколько раз и обнаруживает, что его перенесло какой-то причудой за пределы района, который оцепили герои и полиция. И он сидит, прислонившись спиной к стеклу витрины магазина, а мимо него мелькают ноги прохожих, спешащих к оживленному перекрестку. Изуку вздрагивает, опомнившись. Он вскакивает на ноги и отчаянно вертит головой из стороны в сторону. Как ему теперь воплотить в жизнь свой план? Изуку мысленно чертыхается и проклинает Все За Одного, который практически спас его. Он понимает, что тот помог ему, но такая помощь ему вовсе не была нужна. Изуку хотел разобраться со Всемогущим, а теперь неизвестно, когда представится такая возможность. Он со всей силы топает ногой, забыв про рану. И чуть не взвывает от боли, запрыгав на здоровой ноге. Другую он сгибает в колене и прижимает к себе. В уголках глаз выступают слезы — но не боли, а обиды и злости. Из пальцев выскальзывает пистолет и с грохотом падает на асфальт. Этот звук действует как пощечина — приводит в чувства. Опомнившись, Изуку поспешно наклоняется и прячет его в карман пальто, почувствовав на себе несколько пристальных взглядов. Его внешний вид — катана в ножнах, рваная одежда, перепачканная в собственной и чужой крови, грязное лицо — все это выглядит странно. Пока никто не заинтересовался им всерьез или, что еще хуже, не узнал в нем того самого разыскиваемого Изуку Мидорию, нужно уходить отсюда. Он сглатывает, поежившись. Ледяное чувство страха за собственную жизнь в мгновение ока охватывает его. И, стиснув зубы, Изуку делает шаг. Еще один, третий. И потом, прихрамывая, спешит вдоль ярких магазинов. Надо бежать, бежать, через силу, превозмогая боль. И Изуку именно это и делает, разрезает толпу людей, ворвавшись в нее, расталкивает прохожий, временами спотыкается на ровном месте и чуть было не падает. Переходит на шаг, а потом с новыми силами принимается бежать. Из головы словно исчезают все мысли, внутри царит полная темнота. Ветер, что ударяет со всей силы в лицо во время бега, подхватывает слезы, выступающие в уголках глаз, поднимает вверх растрепавшиеся волосы. Изуку не замечает, как вообще добирается до дома. Не знает, сколько времени потратил на дорогу, но уверен, что довольно много — солнце уже склоняется к закату, окрашивает небо ярко-алыми цветами. Он замедляется, глядя на вырисовывающийся в нескольких шагах двухэтажный, покосившийся дом. Но там он не увидит Чизоме. Не увидит никого. Чувство одиночества сдавливает виски, сжимает горло. Изуку не плачет, не кричит, ощущая странную пустоту в груди, словно ему стало все равно на случившееся сегодня. Медленно, будто нехотя, он поднимается по лестнице. Открывает дверь и замирает на пороге. — Изуку-сан, вы вернулись! Изуку не двигается, глядя ничего не выражающим взглядом на Эри. — Изуку-сан? — повторяет Эри, подходя ближе. Она хватает его за край пальто без страха или отвращения — хотя вид его грязной, пропитанной кровью одежды мог бы вызвать именно такие чувства. И несколько раз несильно дергает за ткань, пытаясь привлечь внимание Изуку. Но тот не реагирует, смотрит на нее, не находя в себе силы даже пошевелиться. — У вас же рана на ноге! — замечает она пропитавшуюся кровью повязку, съехавшую вниз и открывшую вид на разорванную плоть. Эри берет Изуку за руку, жмурится, и ее рог слабо светится. Одновременно с этим рана начинает затягиваться, пока на ее месте не остается ровная поверхность целой кожи. Эри с облегчением выдыхает, открыв глаза. И поднимает взгляд на Изуку: — А где Чизоме-сан? Вы же, вроде, вместе ушли… «Чизоме-сан больше не вернется…» — хочет сказать Изуку, но слова застревают в горле. Встают болезненным комом, который ни проглотить, ни избавиться от него. Нет, Изуку все еще не один, у него осталась девочка. А у нее остался он. В голове словно что-то щелкает, и Изуку порывисто бросается к девочке, опускается на колени и обнимает ее. Крепко сжимает ее руками, чувствуя под пальцами живое существо, вздрогнувшее от неожиданности. Изуку не слышит, как кричит во весь голос, по щекам бегут сдерживаемые слезы. Он захлебывается рыданиями, пустота внутри заполняется разрывающей на мелкие кусочки болью. Изуку лишь теперь, обнимая ничего не понимающую Эри, чувствует себя проигравшим. У него не осталось больше никого, кроме девочки. Он жалок, бессилен, даже не сможет никак помочь Чизоме. И во всем виноват лишь он сам. Изуку вспоминает слова Чизоме, чтобы тот не доверял Кацуки, был с ним осторожнее. Чизоме прав, он всегда был прав, а Изуку проигнорировал его совет. Чувства притупили здравый рассудок, и теперь он ненавидит себя за это. Тело пробивает крупная, судорожная дрожь. Изуку сейчас похож на беспомощного, отчаявшегося ребенка. Он судорожно всхлипывает, ловит губами воздух, задыхаясь. Эри поднимает руки и сначала неуверенно, а потом смелее принимается гладить его по спине успокаивающе. Изуку в ответ обнимает ее сильнее. Да, он смог отомстить за Эбису, цель их нападения на Лигу Злодеев была достигнута, но какой ценой? — Изуку-сан… — шепчет Эри. — Мама… Изуку утыкается лицом в ее плечо, заливая слезами ткань тонкой кофточки. Эри одной рукой принимается гладить Изуку по голове, чтобы хоть как-то его успокоить, но ничего не помогает. Изуку продолжает рыдать, чуть ли не биться в истерике, но слезы перестают струиться по щекам, словно они высохли, закончились. Но боль все равно проникает в глубину души, разрывая ее на куски. Его мысли невольно возвращаются к Кацуки, когда он чувствует прикосновение крохотных ладошек Эри к своей макушке. В голове вспыхиваю воспоминания того, как тот также касался его, нежно и успокаивающе гладил. Приятные воспоминания жгут его изнутри, и Изуку жмурится, и из горла вырывается новый крик. Изуку все еще любит Кацуки, но каждое воспоминание, связанное с ним, бередит глубокую рану. Изуку все еще любит, как бы ни не хотел ненавидеть его. Изуку искренне верил ему, не ожидал от него такого подлого удара в спину. Весь его мир в мгновение ока разрушается, рассыпается на мелкие осколки. — Пожалуйста, Изуку-сан… мама…не плачьте… — Эри с силой поднимает лицо Изуку, положив ладони на его щеки, на которых липким слоем остается кровь, смешанная с пылью и слезами. — Чизоме-сан… не придет… — одними губами произносит Изуку, задыхаясь. Он смотрит в большие, ясные глаза девочки и видит, как удивление, недоумение и страх сменяют друг друга в одно мгновение. — П-почему?.. — Его… арестовали… — каждое слово дается с трудом, — схватили… герои… Стоит ему проговорить последнее слово, как рыдания вновь сжимают его горло. Изуку жмурится и отворачивается, чтобы Эри не видела его лицо. Эри вздрагивает всем телом и невольно опускает руки, позволив Изуку вновь опустить голову. Молча смотрит на него несколько мгновений, пока вдруг сама не всхлипывает. Потом вновь порывисто обнимает его. Вряд ли она понимает, что именно произошло с Чизоме. Но если Изуку плачет, то с ним точно случилось что-то ужасное. Линия ее тонких губ болезненно искривляется, слезы из глаз бегут по щекам, по подбородку, капают на плечи и спину Изуку. — И я теперь даже не смогу помочь ему… — бормочет Изуку. — Не смогу, потому что… потому что… герои… Нет ни Эбису, ни Чизоме-сана — никого, понимаешь?.. — А Эбису, он… — всхлипывает через слово Эри. Изуку вспоминает, что он так и не сказал Эри, что на самом деле случилось с Эбису, и рыдания вновь подступают к горлу, начинают душить. Эри как будто передаются его эмоции, и она принимается еще сильнее плакать. А Виннер, притаившийся в углу, застывает и смотрит на них большими, округлившимися глазами. Потом, прижав уши к макушке, мягко подбегает к Изуку, тычется лбом в его бок, словно пытается подбодрить по-своему. Ему, кажется, тоже передается их общая боль. Виннер начинает обеспокоенно, но тихо, почти еле слышно мяукать. Изуку теряет счет времени. Кажется, словно все вокруг застывает и перестает существовать. Но в какой-то момент у Изуку не остается сил, эмоции оказываются будто исчерпанными. Как в тумане он отстраняется от Эри. Руки опускаются вниз, кончики пальцев практически касаются пола, скользя по нему подушечками. Изуку подползает к футону и отодвигает ткань матраца. Там находит целую, еще не открытую пачку сигарет. Сжимает ее в кулаке и поднимается. — Изуку-сан… — начинает было Эри, но тот ей отвечает: — Я вернусь. Выйду ненадолго. Собственные шаги эхом отдаются в голове, кажутся ударами молота по наковальне. Изуку медленно спускается по лестнице, слышит, как скрипят ступеньки под ногами. Выходит наружу, и в лицо ударяет прохладный вечерний ветер. Сумерки сгущаются, превращая окружающие предметы в размытые силуэты, лишь отдаленно похожие на себя. Изуку садится на приступок, сдирает с пачки тонкую прозрачную пленку и швыряет ее себе под ноги. В зубах сжимает рыжевато-охристый фильтр сигареты, в полутьме его лицо освещает крохотный язычок пламени зажигалки. Вверх поднимается сизая струйка дыма, и Изуку прикрывает опухшие и покрасневшие от слез глаза. Он делает глубокий вдох, и кажется, что никотин заполняет собой образовавшуюся пустоту в груди. Оставляет после себя горькое послевкусие, от которого в уголках глаз начинает щипать. Изуку боковой стороной ладони проводит по носу и делает глубокую затяжку, словно пытается всего себя заполнить едким дымом. Изуку бросает под ноги сигарету лишь тогда, когда кончики пальцев обжигает подступающий жар. В полутьме видно, как продолжает тлеть окурок. Изуку достает следующую и повторяет с ней все то же самое. Делает все на автомате, даже не задумываясь ни над одним движением. Ему на мгновение кажется, что на улице на приступке сидит и курит не он, а кто-то другой. А он сам лишь наблюдает за происходящим, не в силах что-либо изменить. Вторая падает на асфальт следом за первой. Щелчок — и в зеленых, потускневших глазах на мгновение сверкает отразившийся язычок пламени. На губах остается горечь, но она кажется незначительной по сравнению с щемящей болью в сердце. Изуку смотрит прямо перед собой ничего не видящий взглядом, практически не моргает. Изуку без понятия, как ему быть теперь. Что делать, куда двигаться. Он все еще не один, у него осталась Эри, и это придает его жизни надежду. Иначе, быть может, он окончательно сошел бы с ума. Предательство Кацуки подействовало на него в разы сильнее, чем арест Чизоме. Изуку смотрит прямо перед собой и ничего не видит кроме лица Кацуки, такого, каким оно отпечаталось в памяти — отчаянное выражение, застывшее в широко раскрытых глазах, и губы, вновь и вновь произносящие лживые слова. Уверяющие, что он любил его, пытающиеся что-то объяснить. Изуку сглатывает. Он уже не задумывается, какую по счету сигарету он бросает под ноги. Достает из пачки следующую, следующую, не обращает внимание на то, как все начинает плыть перед глазами — все равно он ничего не видит из-за застилающих слез. Голова начинает кружиться, а к горлу подступает тошнота. Но Изуку продолжает травить себя, словно это поможет хоть немного избавиться от пустоты и боли. — Изуку-сан, вернитесь… — слышит он где-то слева от себя, но не обращает внимания на голос. Эри осторожно выходит из дома, ее шаги шорохом отдаются в тишине погруженной в полумрак улицы. Изуку не реагирует на ее голос. Продолжает смотреть прямо перед собой мутным взглядом. Горло начинает сжимать судорога, воздуха становится с каждым вдохом все меньше и меньше, но он достает из пачки следующую сигарету. Задыхаясь, Изуку затягивается. Но не успевает дым добраться до измученных легких, как его грудь сотрясает надрывный кашель, и сигарета сама падает на асфальт. Изуку кашляет, чувствуя усиливающуюся тошноту и головокружение. Но даже в таком состоянии пытается наощупь вытащить из пачки другую сигарету. Он уже не соображает, что делает. Эри подбегает к нему и хватает за руки, крепко их сжав. — Изуку-сан, вам же плохо! — кричит она. Изуку не видит ее блестящих от слез глаз, больших и умоляющих. — Мама, пожалуйста, пойдем обратно! Она замолкает, закашлявшись от дыма, будто пропитавшего воздух вокруг Изуку. — Возвращайся домой, тут холодно, — сипит Изуку, пытаясь попасть большим пальцем по кнопке. Но у него никак не получается, словно тело перестает его слушаться. — Нет, Изуку-сан! Вы же себе делаете хуже! Я не знаю, что вы делаете… Но делаете плохо! Папа… нет, Кацуки-сан был бы недоволен, он бы… — Каччан?.. — эхом повторяет за ней Изуку. Из пальцев выскальзывает зажигалка. Изо рта падает вниз сигарета. На губах, сухих и посеревших, мелькает болезненная усмешка. — Каччан? — он тихонько смеется, еле слышно. Эри замирает, во все глаза глядя на него. — Каччан? — громче произносит Изуку. Он запрокидывает голову и издает нервный, почти истеричный смешок. Но вдруг улыбка исчезает с его лица. — Даже не упоминай это имя при мне, — чеканит он ледяным голосом. Эри вся так и съеживается от его тона. Невольно расслабляет пальцы, позволив рукам безвольно упасть на колени. Она отступает назад, но продолжает смотреть на Изуку. — Изуку-сан… Изуку поворачивается к ней лицом, и ее пугает до глубины души боль, отразившаяся в всегда светлых и приветливых глазах. Около уголков губ пролегают глубокие морщины. Щеки кажутся серыми — то ли от количества выкуренных сигарет, то ли из-за все больше и больше сгущающихся сумерек. Она ни разу не видела Изуку таким. — Оставь… меня… одного… — хрипит, почти шепчет Изуку. И тут же отворачивается. Эри мотает головой и хочет сесть рядом с ним на приступок, но тут Изуку опять бросает на нее взгляд, и вместо боли в глазах сверкает ярость. — Я сказал — оставь меня! — рявкает он так, что кажется, будто в окнах вздрогнули стекла. Его крик эхом отскакивает от стоящих близко-близко домов. Эри с мгновение стоит, сжав внизу руки. Но потом разворачивается и забегает внутрь дома. В наступившей тишине слышно, как стучат ее ноги по ступенькам. Потом все затихает. Выдохнув, Изуку поднимает голову к небу, на котором миллиардами песчинок проступают огни звезд. Из расслабленных пальцев падает на асфальт под ноги на половину пустая пачка сигарет. Изуку смотрит в чернильную мглу, раскинувшуюся прямо над ним, не замечая, как по щекам бегут теплыми дорожками слезы.

***

Первое, о чем Кацуки думает после того, как прийти в себя — это Изуку. Сердце перепуганной до смерти птицей трепещет в груди, он пытается подняться на кровати, но чьи-то руки хватают его за плечи и силой опускают обратно на кровать. — Вам сейчас не стоит делать резких движений, — слышит он незнакомый мужской голос. Сбоку доносится шорох, и к нему подскакивают. Хватают за руку, что лежит поверх мягкого наощупь одеяла. Перед ним появляется лицо матери, которая взволнованно смотрит на него. — Очнулся?.. Наконец-то, — выдыхает она. Кацуки не сразу замечает, какие темные круги полегают под ее глазами, словно она не спала всю ночь. Мицуки медленно опускается, под ее весом еле слышно скрипит стул. Кацуки начинает понимать, где он находится. Он косится, глядя на свою правую руку, в вену которой вставлена игла капельницы. Видит врача в белом халате — видимо, именно его голос он и слышал. Голова как будто становится в несколько раз тяжелее, распухает. Кацуки делает несколько глубоких вдохов. Последнее, что он помнит — это появившийся будто из ниоткуда злодей. И его странная причуда, которая отразила атаку Кацуки, усилив ее в несколько раз и направив против него же самого. Он хотел защитить Изуку от этого незнакомца, который так и источал опасность. Сердце болезненно сжимается. Что с Изуку, смог ли он сбежать? Кацуки пытается вновь рывком подняться на кровати. Но в глазах мгновенно темнеет, голова кружится, и его начинает мутить. Кацуки заваливается обратно на подушку. — Я же сказал, не делать резких движений, — цокает языком врач качает неодобрительно головой. Потом подходит ближе. — Если хотел сесть, то так бы и сказал. Он наклоняется, нажимает на рычажок, и спинка кровати чуть приподнимается вместе с верхней половиной тела Кацуки. От смены положения голова немного кружится, и в глазах мутнеет. Но через некоторое время он привыкает. Косится в сторону и видит флуоресцентное табло, на котором прыгают кривые, отмечающие его пульс, светятся цифры, обозначающие давление. Рядом — капельница, лекарство по капле падает из резервуара в прозрачную трубку, тянущуюся к руке. «Хреново обстоят дела…» — только мелькает в его голове, но тут же мысли возвращаются к Изуку: — «А как же он там? Когда я ударил его… он потом не мог подняться. Лишь бы все было в порядке, лишь бы…» — Бакуго-сан, — обращается он к матери, которая вздрагивает всем телом и, отведя взгляд от Кацуки, поднимает голову. — Проследите за ним, чтобы первый день не перенапрягался. Слышатся его шаги, мелькает белый халат, и тихо закрывается дверь, ведущая в палату. Кацуки поворачивает голову, что проследить за врачом, но встречается взглядом с Мицуки. Та с силой сжимает его левую руку и пристально смотрит прямо в глаза. Лицо изможденное, будто постаревшее на несколько лет. Мицуки поднимает свободную руку и протягивает ее к лицу Кацуки. А потом резко, не дав тому даже возможности увернуться, сжимает его нос пальцами. — Если бы можно было, подзатыльник влепила бы тебе! — проговаривает она крайне раздраженным тоном. И куда только делась прежняя взволнованность? — Да за что, старуха? — гнусавит Кацуки. Тут он чувствует, как в переносицу будто ударяет адская боль. Перед глазами будто вспыхивают разноцветные звездочки. Кацуки жмурится, пытаясь высвободиться. Мицуки тут же расслабляет пальцы, охнув от неожиданности. — Прости-прости, я и забыла, что тебе нос сломали… Кацуки медленно поднимает руку и ощупывает место, которое сжимала Мицуки. Он морщится и отдергивает руку, почувствовав пробирающую насквозь боль. Но потом опять поднимает руку и обнаруживает шершавую поверхность гипса. — Совсем не бережешь себя, — ворчит Мицуки. — Каждый раз позволяешь всякой дряни избить себя. Ты себя хоть в зеркале видел? На лице живого места нет. — Ага. Он морщится, вспомнив, как Изуку избил его. А Кацуки даже и не сопротивлялся, потому что понимал, как тот зол на него. Пытался вразумить Изуку, но тот его даже слушать не стал. Кацуки тяжело выдыхает. — Что хоть произошло? Как тебя так избили? Кацуки не хочет отвечать. Он делает неопределенное движение плечом и отводит взгляд. Женщина, поняв, что тот не настроен на разговор, принимается шуршать, что-то ища в принесенной с собой сумке. Достает оттуда пакет с фруктами, на которых еще блестит не высохшая влага. Принимается аккуратно срезать шкурку с яблок, а дольки кладет на одноразовую пластиковую тарелку. Кацуки не обращает внимания на ее действия. Кацуки то сжимает, то разжимает пальцы. Постепенно он начинает все больше и больше погружаться в воспоминания, вытаскивая на поверхность все произошедшие события. Убийство Ихиро, жестокая расправа над Шигараки — все это заставляет мурашки пробежать по всему телу. Если бы Кацуки не рассказал героям о планах Изуку и Убийцы Героев, то не стал бы свидетелем всего этого. Не стал бы свидетелем того, как Изуку застрелил своего бывшего союзника, того якудза. Кацуки сглатывает. Он понимал, что у злодеев совершенно иные ценности, другое мировоззрение. Но он никогда по-настоящему не относил Изуку к ним, считал, что тот совершенно не такой. Кацуки не видел воочию, как Изуку убивает кого бы то ни было, знал об этом лишь на словах. Но теперь это, пусть и с запозданием, заставляет его понять, как же он ошибался на его счет. Изуку ничем не отличается от остальных злодеев, пусть в нем еще и осталось что-то светлое — Кацуки верит в это, он чувствует это. Ведь Изуку изначально хотел помочь тому якудза. Теперь, размышляя над всем увиденным, Кацуки удивляется, почему Изуку не убил его. Он ведь посчитал его предателем, явно хотел пристрелить. Да и сам Кацуки тогда играл с огнем, говорил, что если тот не верит ему, то пусть прикончит. Неужели Изуку все-таки ему поверил? Сердце пропускает одинокий, радостный удар, но тут же Кацуки заставляет себя вернуться в реальность. Нет, Изуку не поверил ему. Кацуки хорошо знает его, чтобы понять, что тот теперь ненавидит его. Но причина, почему Изуку оставил его в живых, остается неизвестной. А тот злодей? Как же назвал его Всемогущий? Все За Одного? Кацуки понятия не имеет, кто это, но судя по реакции Всемогущего, тот его знает. И они явно друг другу враги. Кацуки напрягает память, прокручивая в голове те события, и картинки мелькают в сознании, как в ускоренной съемке. Из странных слов Все За Одного Кацуки понял одно — он тот самый главный в Лиге Злодеев, который и управлял и Шигараки, и Ихиро как марионетками. У него несколько причуд, равно как и у Ихиро. Как и у Ному. Еще и странную маску носит на лице. И если он тот самый лидер Лиги, то… «Значит ли это… что этот стремный тип — отец Деку?» — мелькает в его мыслях. — «Сука, он реально влип, если такой монстр хочет его забрать к себе». А если уже забрал? Эта мысль заставляет все внутри похолодеть от ужаса. Кацуки потерял сознание, поэтому не знает, что произошло после этого. Кацуки нужно поскорее узнать, что с Изуку. Убедиться, что он в безопасности. Кацуки прикрывает глаза, и болезненные морщины прочерчивают его лоб. Кацуки хотел бы вернуться обратно в прошлое и не соглашаться на условия Всемогущего. К черту карьеру героя, если по итогу он лишился самого важного — доверия Изуку. Если бы он мог, если бы предугадал, как все в конце концов обернется. Если бы, если бы, если бы… Но теперь Кацуки уже ничего не изменит. Изуку ненавидит его, возможно, он теперь в опасности из-за него. Кацуки чествует боль, разливающуюся по всему телу — но не физическую, а моральную. — Будешь яблоко? — как будто где-то вдалеке слышится голос Мицуки. Кацуки на автомате мотает головой. Но тут он широко раскрывает глаза и мычит что-то нечленораздельное, когда ему резко запихивают в рот дольку яблока. — Ешь, — с нажимом говорит Мицуки. — Тебе нужны витамины. Если не будешь есть, опять за нос… — она показательно тянется рукой к его лицу. «Тогда на черта спрашивала, буду ли я?» Кацуки, памятуя о том, как ему больно от сжавших кончик носа пальцев, быстро сжимает зубами дольку. Яблочный сок, сладкий и прохладный, заполняет рот. Он откусывает кусочек и медленно жует. Двигать нижней челюстью неприятно, но терпимо. Кацуки с шумом глотает, доев дольку до конца, и ему тут же в руку суют еще одну. — Ешь-ешь, — кивает несколько раз Мицуки. — И выше нос. А то ты весь будто пришибленный. Ты жив, руки-ноги целы, и это самое главное. Кацуки сомневается в ее словах, потому что для него сейчас самое важное — это то, в каком состоянии Изуку. Но все равно на душе становится теплее от заботы старухи. Он берет еще одну дольку. — Ты, говорят, очень хорошо показал себя, — добавляет она. — Помог разобраться с одним из злодеев. Кацуки равнодушно кивает, не горя желанием обсуждать то, что произошло на базе Лиги Злодеев. — Но Всемогущему, конечно, сильно досталось. Тот странный злодей его сильно потрепал, — она издает вздох. Если бы Изуку арестовали, то об этом сообщили б в новостях. И мама тогда точно сказала бы про Изуку ему. Но, получается, она об этом ни сном ни духом не знает. Кацуки чувствует облегчение. Ведь если бы Изуку арестовали, он уже никак не смог бы ему помочь. А так есть хоть какие-то шансы того, что тот сбежал. «Но как мне найти его?» — думает Кацуки, и сердце болезненно сжимается. — «Как вернуть его доверие? Как вернуть все, как было? Найти его — это лишь половина проблемы. Черт, зная его, я уверен, он даже слушать не захочет мои оправдания. Да это реально будет звучать как оправдание». Мицуки придвигается ближе и заглядывает Кацуки в лицо, на котором будто отражаются все его внутренние переживания. Касается осторожно его ладони и спрашивает: — Слушай, ты сам не свой. Кроме этой операции что-то еще серьезное случилось? Кацуки поворачивает к ней голову, несколько недоуменно посмотрев на Мицуки. Что-то серьезное? Это настолько серьезно, что Кацуки больше ни о чем даже думать не может. Поджав губы, он отводит взгляд. — Не твое дело. Это его личное дело, его отношения с Изуку, о которых он никому и никогда не расскажет. Но Мицуки его удерживает, сжав запястье чуть сильнее: — Не веди себя, как ребенок, засранец. Я тебе помочь вообще-то хочу. — Спасибо, — цедит Кацуки, — но не надо мне помогать. — Как хочешь, — фыркает несколько обиженно Мицуки. — Так уверен, что сможешь сам разобраться с этой своей проблемой? Ты же только кулаками и умеешь решать проблемы. Кацуки хмурится, чувствуя зарождающуюся в груди злость. Но понимает, что мама отчасти права. Он сейчас на самом деле в тупике. Не знает, как ему быть и как поступить. Они некоторое время молчат, Мицуки чистит последнее принесенное с собой яблоко и протягивает дольку Кацуки. Тот, насупившись, жует ее, в палате слышен лишь тихий хруст. Проглотив кусок яблока, Кацуки все-таки решается спросить: — Это… что бы ты сделала, если бы один человек, точнее… да, этот человек считает, что ты его предала? Мицуки живо задает встречный вопрос: — Этот «один человек» твой друг? Кацуки отводит взгляд, прикусив губу. Потом через несколько мгновений отвечает: — Да, друг. Очень хороший друг. Мицуки либо делает вид, либо притворяется, что не заметила его странной заминки и той неуверенности, с какой он произнес слово «друг». — Понятно… А в каком смысле «считает, что ты предал его»? — Ну-у… я пытался сделать как лучше, наоборот помочь ему, а вышло… как всегда через жопу, — выдыхает Кацуки. — Он решил, что я специально все подстроил так, чтобы… — он не договаривает, не зная, как лучше объяснить ситуацию и при этом избежать уточнений, что здесь замешаны герои и Изуку. — …Подставить его? — догадывается Мицуки, и Кацуки неуверенно кивает. — Можно и так сказать. Мицуки вздыхает, подпирает кулаком щеку и в задумчивости смотрит прямо перед собой. Постукивает пальцами по металлическому краю кровати. — Я бы на твоем месте поговорила с ним по душам, — произносит она после продолжительного молчания. — А если он и слушать не стал объяснения? — Значит, ты выбрал не те слова для объяснений. Если бы ты выбрал верные слова, то он мог и прислушаться к тебе. — А какие еще слова мне нужно было сказать? — вспылив, дергается всем телом Кацуки. Не замечает, как краснеют кончики его ушей, стоит ему вспомнить, как он пытался доказать свою невиновность, поклявшись в любви. Он несколько остывает, подумав, что, возможно, в той ситуации это и правда были не самые подходящие слова. — Это ты уж сам думай, — пожимает плечами Мицуки. — Я же не знаю твоего друга. Да и к тому же все подобные проблемы происходят из-за того, что один постоянно что-то утаивает от другого, недоговаривает… Знаю много семей, которые именно из-за этого и распались. Один неправильно понял другого, другой не объяснил всей ситуации… Ты рассказывал о том, что хотел сделать? Или скрыл от него? «Да, она права…» — мелькает в его мыслях. — «Я же с самого начала скрыл от Деку, что пытаюсь таким образом помочь ему. Если бы я с самого начала в спокойной обстановке объяснил ему…» — Ну, есть такое… — нехотя отвечает Кацуки. — Ничего не говорил. «А может, и вообще обманывал». — Ты же всегда был таким прямолинейным. Что в голове, то и на языке, — удивляется Мицуки, подняв брови. Потом вздыхает: — Людям для этого и дан язык, чтобы разговаривать. Так что тебе стоит поговорить со своим другом по душам. Как бы это сказать… попытаться достучаться до него. Если он все еще ценит вашу дружбу, то прислушается. — А если нет? — с замиранием сердца спрашивает Кацуки. Хоть мама и говорит «дружба», он-то понимает совершенно другое под этим словом. Надеется, что, несмотря на ненависть, у Изуку в глубине души сохранились чувства к нему. — А если нет, то… — Мицуки вновь крепко задумывается, так что около уголков рта ярче проступают обычно невидимые морщинки. — То это будет тебе уроком на будущее. Доверие вообще трудно вернуть. Тебе изначально стоило быть откровеннее. — Я и сам знаю, что виноват, — закатывает глаза Кацуки. — В любом случае поговори с ним. Без всяких там недомолвок и увиливаний. Прямо и по факту. А там уже поймешь, получится ли вернуть его доверие или нет, — произносит Мицуки. Кацуки кивает. Губы сжимаются в тонкую линию. Мицуки не сказала ничего необычного, ее совет — очевидные на первый взгляд вещи. Но все равно теперь в душе появляется еще большая решительность, слова мамы вселяют в него это чувство. Кацуки выяснит, что случилось после того, как он потерял сознание, найдет Изуку, если понадобиться, поможет ему выбраться из какой бы то ни было передряги. И объяснит все как есть. Если Изуку еще что-то чувствует к нему, то прислушается. А если нет… Кацуки не хочет думать о том, что будет в таком случае. Ведь он действительно хотел тогда помочь Изуку, хотя также преследовал и свои личные цели. Испугался, что не сможет стать героем. Теперь ему эти страхи кажутся такими мелочными, глупыми, незначительными. «Докажу, что я все еще его герой». — Спасибо за совет, — произносит он, повернувшись к Мицуки. Лицо той вытягивается, а брови ползут вверх. После недолгого молчания она наконец протягивает: — Нет, ты и правда хорошо головой приложился. То от тебя ни грамма благодарности, то сам спасибо говоришь… Кацуки фыркает, поморщившись, и это движение мышц отдается ноющей болью в переносице.